Сделай мне больно

                Тот, кто ранит тебя, благословляет тебя,
                отправляя в путешествие, на которое сам бы ты не решился.
                Суфийская мудрость

1

Я проснулась перед восходом солнца от какого-то толчка: то ли сон добрый приснился, то ли что-то приятное сегодня произойдёт.
Неожиданно в предрассветной тишине отчётливо прозвучал давно позабытый родной голос:
-Теперь ты понимаешь, что не можешь влиять на другие души? Они меняются только по собственному желанию. Так я задумал. Так было. Есть. И будет. Смотри.
И картинки-воспоминания понеслись перед моим мысленным взором.

2

Я наблюдаю за жизнью на Земле. Могу мгновенно перемещаться в любое место. Всё понимаю без слов. У меня нет тела. Я - Душа. Мне интересно следить за мальчиком и девочкой на Земле. Я видела их Предназначение в Книге Судеб. Теперь наблюдаю: они отклоняются от своего Пути. Меня захватывает история их жизни.

Девочка – хрупкая, нескладная, с острыми коленками и локтями. Свои русые тяжёлые косы она красивым движением тонкой руки откидывает назад и мне нравится любоваться ею. Она пуглива и смешно верещит при виде пауков, мух, слепней и других насекомых. Её мама, потерявшая в войну всех своих близких, слишком оберегает девочку от жизненных трудностей, и я волнуюсь, что это не пойдёт ей на пользу. Девочка должна восполнить потери, вернуть своему Роду былую мощь. Ей надо научиться быть сильной и самостоятельной. Я наблюдаю, справится ли она, и шепчу иногда в её ушко: «Не бойся, пробуй, ты справишься!», или «Ты можешь делать выбор сама, не будь трусишкой!». Девочка же, смеясь, поправляет выбившуюся над ухом прядку и отмахивается от надоедливого ветерка. Тогда я улетаю посмотреть на мальчика.

Мальчик – деревенский белобрысый драчун. Больше всего на свете он боится, что эта девочка узнает, как бедна и нестабильна его семья. Родительский дом выстроен в долг, каждый месяц нужно выплачивать государству ссуду. Отец пьёт и в любой день может пропить всё. Тогда мать ходит по знакомым и просит денег. Мать – деревенская учительница, ей дают, верят и она возвращает, конечно. Только так унизительно быть их сыном. Это детство дано ему не просто так. Он станет писателем или художником. Как сам решит. Я подсмотрела его Предназначение в Книге Судеб. Теперь всё зависит только от него. Как справится он со своими горестями, данными для обретения силы и материала для творчества? Мне очень интересно, потому что у меня такой же урок, мы записаны в одну книгу Пути.
Он убегает от побоев отца в лес и тайком плачет от боли и обиды, от невозможности помочь матери и вразумить отца. Он думает, что его никто не видит сейчас. И правда, здесь только я. Я шепчу ему прямо в ухо: «Всё пройдёт, ты справишься, ты вырастешь и сможешь стать сильным, потерпи немного». А он чувствует лишь дуновение ветерка и совсем не понимает меня.

Я парю в пространстве без времени, свободная от воплощений. Холодно. Пусто. Одиноко. Только эти тайные наблюдения скрашивают существование.
Мои подопечные взрослеют, становятся старше, я продолжаю следить. Они не научились быть сильными и самостоятельными, но решают, что вдвоём справятся лучше, и я вижу их бессмысленную свадьбу. Первые попытки самостоятельной жизни в доме родителей девочки. Первые скандалы. Первые ошибки и неверные выводы.

Я слишком долго наблюдаю за ними. Я знаю, как им жить. Я смогу сделать их счастливыми. Я решаюсь.
-Господи, отпусти меня к ним. Я хочу им помочь!
Я знаю, Он всегда слышит меня.
-Ты не можешь изменить Душу другого человека, – получаю немедленный ответ.
-Господи, но ты ведь помогаешь людям, поддерживаешь и направляешь их?
-Я да. Но ты не я. Ты можешь менять только себя, проходить свои уроки. Делать счастливой – себя. Менять судьбу других ты не в силах.
-Господи, мне невыносимо смотреть на их страдания! – молю я в уверенности, что справлюсь.
-Я отпущу, они растерзают и измучают тебя, и тогда ты поймёшь главное. Лети, ты сама хотела этого…

 3

Больно. Невыносимая боль рвёт на части. Что-то ритмично сжимает меня, и я слышу крик, но это не мой крик. Он пугает ещё больше, от него то место, где я нахожусь сжимается сильнее, и я теряю сознание. Уже не чувствую, как акушерские щипцы обхватывают моё обмякшее тельце и выдёргивают. Теперь я наблюдаю снаружи.
-В рубашке родилась. Повезло, – грубо похлопывая бездыханное тельце, покрытое меконием и плодным пузырём, говорит бывалая старушка-акушерка.

Сознание болью врывается назад в это тельце, и я ору, заметив на столике окровавленные щипцы:
-Вы что? Как вы могли? Нельзя щипцами, теперь у меня парез глазодвигательного нерва, а я хотела здоровый организм и красивые глаза.
Только на Земле получается:
-Уа, уа, уа!!!
-Ишь, раскричалась как возмущённо, только родилась уже что-то требует! Вот и помогай после этого людям, – беззлобно ворчит акушерка и показывает меня маме:
-Смотри, мамаша, девочка у тебя. Такая же горластая, как и ты.
-Какая грязная… я вообще-то мальчика хотела… – в изумлении смотрит на меня измученная женщина.
-Хотела, не хотела. Другие решают. Там.., - акушерка многозначительно показывает корявым пальцем наверх,- Там за нас всё решают. А тут пока не изобрели таких приборов, чтоб пол определять. И слава богу, а то наделаете делов, глупые бабы, – акушерка быстро крестится и уносит меня мыть и пеленать.
Холодно. Снова ору. Меня ловко скручивают. Едва дышу, больше не могу шевелиться и кричать. Проваливаюсь в спасительный сон.

4

Просыпаюсь от чувства нестерпимой боли в животе, его сводит судорогой, и я зову на помощь. Это всё, что я пока могу. Никто не подходит, лишь соседние свёртки присоединяются ко мне. Я в ужасе смотрю по сторонам и вижу своих несчастных соседей, похожих на меня как две капли воды. Теперь понимаю, что комната наполнена такими же брошенными и голодными коконами. От отчаяния проваливаюсь в сон-небытие.

Меня тормошат, пихают что-то в рот. От обиды не могу и не хочу есть. Похоже на Земле кормят не тогда, когда хочу я, а когда решит кто-то другой. Очень неприятное открытие повергает меня в сон снова.
-Странно, не берёт грудь и уснула так быстро, это нормально? – спрашивает женщина.
-Нормально. Нормально. Не волнуйтесь, мамаша, – равнодушно отвечает уставшая медсестра.
Я снова наблюдаю этот разговор снаружи своего тела. Похоже у меня есть способности покидать его и возвращаться. Удобно.

5

Вижу потолок крыльца заведения, где появилась на свет. Я представляю собой какой-то кулёк на руках незнакомой женщины в белом халате. Моё лицо чувствует прохладу осеннего дня. Как же давно я не была на Земле! Знакомые лёгкие касания ветерка, солнечный лучик узнаёт меня, скользит, согревая щёчку последним теплом, тихонько шепчет: «Привет, тебя давно не было здесь...»

Приближается мужчина, у него огромный букет жёлтых цветов. Вспоминаю, это хризантемы. Чужая равнодушная женщина, что держит меня на руках, оживляется, трясётся всем телом от глупого смеха и собственных слов:

-Поздравляю, папаша! Вот ваша дочка!
-Спасибо, - он суёт женщине что-то в карман, потом протягивает букет и пакет с подарком.
Происходит суета обмена меня на цветы.
-Ой ну что вы, мы же бескорыстно малышей вам выдаём, - жеманно говорит женщина и торопится уйти и унести подарки.
Мы остаёмся втроём: мама, папа и я. Папа приближается к маме и шипит:
-Ничего не можешь сделать нормально: ни суп сварить, ни рубашки постирать. Даже сына родить не можешь, – пытается вернуть меня маме, но мама глазами делает знаки, чтоб донёс меня до машины.

Папа понимает. Я остаюсь у него на руках и внимательно рассматриваю злое лицо. Недоумеваю: куда делся добрый мальчик, всегда такой справедливый, защищающий слабых и вдруг это искажённое неподдельной яростью лицо. Почему? Что со мной не так?

Искоса смотрю на маму: она вымучивает улыбку, но ей стыдно и за меня, и за себя. Она съёживается и, кажется, хочет исчезнуть. Мы не оправдали чужих надежд. Я вижу: мама сдерживает слёзы и злость. Скоро, скоро этот поток польётся на меня, я чувствую это и пугаюсь своих догадок.
Меня равнодушно грузят в машину и везут домой.

6

Добрые лица бабушки и дедушки. Глаза светятся любовью. Её так много, что я физически чувствую тепло этих людей, склонившихся над кроваткой.
-Вика…Викуля… Викуша, - мурлычет бабушка нараспев, пробуя имя для меня.
-Такая милая, не зря я с целины сбежал, - шепчет дедушка и по-мальчишески хихикает.
-Зря, теперь тебя уволят из армии за такие дела, – бабушка будто сердится и смеётся одновременно.
-А и пусть, я с Викой буду сидеть дома, мне уже пятьдесят, хватит служить.
-Ещё чего удумал! Служи.
И бабушка запела: «Баю, баюшки-баю, не ложися на краю…» Я сразу уснула.
 
7

Сосредоточенные лица мамы и папы над кроваткой.
-Что-то Марина плохо ест? – встревоженный голос мамы.
-Нормально ест, – равнодушный ответ папы.
Марина? Я же была Викой, как я стала Мариной?
-Почему ты решил назвать её Мариной?
 О, мама читает мои мысли.
-Не знаю. Ехал в машине регистрировать рождение, песню хорошую услышал. А что ваша Вика? Мой папа сказал: вика полевая – название травы. Зачем нам трава?
-Моя мама очень хотела так назвать…
Папа раздражённо фыркает и исчезает из поля зрения. По звукам догадываюсь, что лёг спать. У мамы грустные глаза. Так хочется ей помочь, но я не знаю, как. Надо скорее выучить их язык. Мои сигналы они не понимают.

8

Раздражённые крики врываются в мой сон. Кричит бабушка, где-то далеко, похоже на кухне. Ругает дедушку. Дедушкин голос тихий, слов не разобрать. Так хочется, чтобы они не ругались. Кричу:

-Не ругайтесь, не надо, ведь я вас всех люблю!
И снова получается:
-Уа - Уа - Уа!!!

Да что ж это такое! Почему так искажаются звуки на Земле? Надо срочно научиться говорить, а пока придумать что-то другое. Стучу ладошкой по решётке деревянной кровати – рука маленькая и мягкая. Больно, и никакого толку– не слышат.

Я смотрю по сторонам: нужно скорее придумать, чем можно получить громкий звук. В кроватке стеклянная бутылочка с остатками жидкой манной каши – грудное молоко у мамы так и не появилось. Стучу по деревянным перилам кроватки. Нет, не слышат, надо стучать сильнее.
 
Бутылочка рассыпается множеством осколков. Они звенят и падают на пол. Какой интересный новый звук! Теперь я вспомнила, что стеклянные предметы бьются. Внезапно чувствую боль в руке. С удивлением рассматриваю что-то красное, вытекающее из того места, где больно. Вспоминаю – это кровь. И ору теперь во всю мощь – мне очень больно и страшно. Всё это получается достаточно громко, я слышу приближающийся топот и встревоженные крики.

Сплочённо, как единая команда, дедушка и бабушка с ещё красными от скандала лицами, бросаются вытаскивать меня из клетки кровати, убирают грязное бельё и осколки. Обрабатывают руку. Больше не ругаются. А я молодец - справилась!
Бабушка шепчет:

-Ну, что ты, Викуша, наделала, мама нас теперь ругать будет, бутылочку-то новую где достать? Дефицит ведь.
Хочу сказать:
-Бабуля, я же Марина теперь, а не Вика.
Получается:
-Угу!
-Дед, смотри она что-то понимает, – радуется бабушка.
-Конечно, понимает. Она больше нас понимает! – с гордостью говорит дедушка.
-Чего говоришь, старый дурак. Да, что они, несмышлёныши, понимают? – ласково журит деда бабушка.
-Всё понимают, - не сдаётся дед.
Мне становится обидно за дедушку, я говорю:
-Я всё понимаю! Дедушка прав!
А выходит:
-Угу!
-Вот видишь, - победно смотрит на бабушку дед, - она подтвердила!
-Да ну тебя, фантазёр…, - бабушка уносит бельё в стирку, а мы с дедом заговорщицки переглядываемся. Нет, дед точно владеет телепатией, а иначе откуда он знает?

9

А дед правда уволился и стал со мной сидеть. Мама вышла на работу.

Какие же это счастливые деньки! Мы много гуляем, смеёмся. Я делаю первые шаги, пытаюсь побежать, чтобы подольше сохранить равновесие, и всё же шлёпаюсь в тёплую мягкую траву. Дедушка заботливо отряхивает штанишки, и мы снова смеёмся. А потом он приносит мне вкусные душистые ягоды земляники.

Вечерами мы смотрим на Луну. Она завораживает своим загадочным светом и тенями на поверхности.

Бабушка всегда старается сунуть мне что-нибудь вкусненькое: то ягод принесёт, то сладкий сухарик.

Иногда с работы приходят родители. Обычно злые и раздражённые. Я уже знаю, что нельзя тянуть к ним руки и пробовать заигрывать. От этого они раздражаются и говорят:

-Неужели ты не понимаешь, как мы устаём?
Я-то понимаю. Только вот не знаю, как помочь. Страшное открытие всё чаще появляется в голове: да ведь это я дополнительный источник их усталости. Они были несчастны раньше, но я думала, что смогу стать их радостью. А стала обузой. Что-то пошло не так. Как же мне теперь всё исправить?

10

Вдалеке на кухне гремят кастрюли, значит бабушка чем-то недовольна. Тихое бормотание ужина медленно переходит в скандал. Я наблюдаю за изменениями звуков из дальней комнаты огромной четырёхкомнатной квартиры. Ситуация становится угрожающей. Я пробираюсь по тёмному коридору поближе. Хочу узнать, что там у них опять.

Нет, темноты я не боюсь. Глупости про неё выдумывают те, кому хорошо живётся. Страшно - когда ругаются и ненавидят друг друга любимые люди. Темнота – мой друг. В ней ничего угрожающего нет, лишь покой. Так хочется покоя…
Прячусь за углом и слушаю.

-Не лезьте не в своё дело! – в голосе папы я чувствую еле сдерживаемую ярость и пугаюсь. Папу я давно уже боюсь.
-Воспитание внучки - моё дело тоже, – негромко говорит бабушка.
 Она не злится, она переживает, хочет нам с мамой помочь.
-Не ваше дело! – папа злится сильнее.
-Мама, не надо... – всхлипывает моя мама.
-Я всё решил, мы будем жить отдельно, – резко говорит папа, глядя в тарелку с бабушкиным супом.
-Где вы будете жить? – грустно спрашивает бабушка.
-Мне от работы квартиру дадут.
-Да какую ж тебе квартиру-то дадут в деревне? Без отопления и воды. Станете печки топить, да воду носить. Моя дочка не привычная к этому. А Марина? Кто с девочкой будет сидеть. Мы ж к вам не наездимся…
-Зато ваша изнеженная дочка наконец-то научится жить, а Марину - в садик, – папа подвёл черту и победно посмотрел на бабушку.
-Какой садик? - бабушка встревожилась, - ей же годик недавно исполнился? В ясли что ли сдадите ребёнка? Так до города далеко из твоей деревни. Как возить станете?
-Разберёмся. Ясли есть круглосуточные, а на выходные будем забирать.

Мама плачет, бабушка отворачивается и продолжает греметь кастрюлями. А папа победно ставит тарелку в раковину, похоже собирается уходить, я, пока не попалась, бегу в комнату, где меня оставили. Через несколько минут громкий стук хлопнувшей двери подтверждает мою догадку – папа ушёл. Что же теперь с нами будет?

11

В комнате темно. Я сижу в уголке нашей новой квартиры с печкой и без воды - всё как говорила бабушка. Сегодня суббота и меня забрали из круглосуточных яслей. Мама уехала к своим родителям, оставив меня на папу.

Я не понимаю, как такое могло случится? Как я могла в один миг оказаться в новом, совершенно чужом, мире одна? Как так вышло, что у меня отобрали дедушку и бабушку? Почему они не могут меня забрать? Как спастись?

Я знаю - чтобы выжить, надо каждый день перебирать бусинки драгоценных воспоминаний. И воспоминаний-то у меня немного, но там светит солнце, там есть запахи, есть цвет, есть любящие лица. Здесь больше ничего нет - темнота, страх, тоска и отчаяние.
 
Перебирать бусинки нужно каждый день, чтобы не забыть, что по ту сторону у меня была жизнь, была нормальная человеческая жизнь, а значит, даст Бог, будет ещё. Просто нужно не забыть, как было там.

Каждый день перебирать и рассматривать бусинки-воспоминания:
Вот светит солнце, и я на руках у бабушки, а дедушка смеётся.
Вот ярко-зелёная трава, и я держусь за скамеечку, делая первые шаги.
Свежий запах выстиранного белья, которое сушится в сторонке от детской площадки, где я, визжа от восторга, бегаю. Дедушка смеётся и хлопает в ладоши.
Огромная луна, и мы с дедушкой вдвоём на неё смотрим.

Запах старенького подъезда, такой сырой и прохладный, а потом терпкий и знойный, когда выйдешь на улицу. Тополиный пух вокруг и огромные деревья, но совсем не страшно, когда маленькая ладошка в дедушкиной руке.

Это нельзя забыть, иначе можно потерять навсегда. Каждый день вспоминать и перебирать. Тогда по этим бусинкам я смогу найти дорогу назад к дедушке и бабушке.

Жить прошлым, не смотреть на ужас настоящего и помнить, чтобы потом найти.
Ярко-красная горка земляники в раскрытой дедушкиной ладошке, а я бегаю и громко смеюсь. Дедушка ласково говорит: «Шкода, ты моя шкода…»

Вот бабушка моет посуду, а мы с дедушкой уплетаем жаренные макароны. Макароны забавно падают из маленьких и неумелых рук.

Не забыть, это нельзя забыть, а помнить больше нет сил…
Нет сил понимать, что я потеряла…

С каждым днём больнее перебирать бусинки, с каждым днём очевиднее, что назад не вернуться, и бусинки как осколки разбитого мира колют всё сильнее.

Нет, не так. Нужно терпеть и перебирать, иначе я навсегда останусь здесь, я забуду дорогу домой. Перебирать бусинки каждый день, как бы ни было плохо. Это последняя ниточка в тот мир, моя последняя надежда не забыть, кого я люблю по-настоящему.

Вот бабушка даёт что-то вкусное, а уже не разглядеть что…Тускнеет бабушкино лицо, я больше не могу услышать дедушкин смех... Бусинки не переливаются. Их нужно перебирать, иначе смерть.

Так плохо. Я вся горю. Нет сил, бусинки разрастаются до невероятных размеров и их невозможно разглядеть. Гаснет свет. Я потеряла их, свои воспоминания.

-Подозрение на воспаление лёгких, надо в больницу, – продирается голос чудовищ сквозь пелену огромных шаров.

О чём они? Так плохо. Я потеряла все бусинки. Это было самое важное, а значит и жить незачем. Свет погас.


12

Сегодня мне пять лет.
Я стала послушной девочкой. Никогда не плачу, слушаюсь родителей. Мы только что переехали из той страшной квартиры в ветхий деревянный дом на две семьи. Его дали маме на работе. Меня перевели в уже не круглосуточный, а обычный садик. Каждый вечер мама забирает меня домой, потому что воспитательницы не отпускают одну. А по утрам я хожу в садик сама. Мама отпускает.

Мама большой начальник. А папа нет. Он злится, но пытается это скрыть. Только я всё равно вижу. Вижу, но молчу.

Вчера бабушка подарила мне железную заводную курочку. Сбоку у неё ключик, заведёшь, поставишь на пол, и она будто зёрнышки клюёт. А бабушка и правда нашла какой-то крупы, на пол насыпала, завела курочку, и мы вместе её «покормили». Потом я ушла гулять, положив курочку в дедушкину шапку, будто в гнёздышко, отдохнуть, а когда вернулась - курочка снесла яйцо. Огромное, больше самой курочки, и сразу варёное. Ну так курочка-то волшебная. В сказках всякое бывает. А яйцо вкусное. Говорят, я плохо кушаю, а целое яйцо съела.

Вечером папа забрал меня от бабушки вместе с подарком. Мы молча доехали до дома, молча вошли. Мама была на работе, и я сама легла спать. Я ж большая девочка. Курочку положила рядом.

Проснувшись утром, решаю курочку покормить. На кухне папа, я его боюсь. Потому зёрнышек-крупы достать не получается. Я скребу клювом о деревянную ручку раскладного кресла, на котором сплю и вот диковинка: по бороздкам на ручке я понимаю – курочка поела. Нахожу свою шапку и устраиваю птичку в неё, снести мне на завтрак яичко. А сама иду умываться и чистить зубы. Когда возвращаюсь в комнату за яйцом, на мои тихие передвижения по дому реагирует папа и приходит тоже:

-Проснулась? Иди…- безразличие на папином лице мгновенно сменяется яростью.
Я наблюдаю, будто со стороны: папа кричит, брызгает слюной, топает ногами, замахивается…

А я не пойму, как безразличие может так быстро сменяться яростью?
Он замечает курочку, которая сидит в гнезде. И … бросает на пол, топчет ногами, металл покорно сминается под его ногами…

Курочка умерла, так и не успев снести мне яичко на завтрак…
Я не плачу…
Я очень плохая девочка…
Да, я испортила кресло…
Да, я не зарабатываю… ни на новое кресло..,, ни себе на еду…
Да, я дармоедка и тунеядка…
Да, я всё поняла…
Да, теперь я наказана…
Да, меня лишат праздника и подарков…

Папа уходит. Мёртвая курочка лежит на полу. Я не плачу. Я тихонько убираю её в коробку с игрушками.

Это ничего, что меня лишат праздника. Я заслуживаю наказания, ведь я испортила дорогую вещь, на которую не заработала. Мне хочется как-то научиться зарабатывать, распоряжаться собственными вещами и не быть дармоедкой. Я ем, мне приходится покупать одежду, оплачивать садик, водить к врачу. Да, я и правда большая обуза… Как же я не догадалась раньше? Радость? Какая же от меня радость? Одно горе.

Вечером я лежу в постели и смотрю на лампочку. Если прищурить глаза, то получается увидеть множество лучиков света. Такие раньше исходили от бабушки и дедушки. И ещё от кого-то очень доброго и огромного, но я забыла от кого.

13

Вечер. Чужие родители уже давно забрали своих детей из садика, я осталась одна. Воспитательница волнуется, хочет домой и недовольно поглядывает на меня. Я всё понимаю, но ничего не могу сделать. Мама не приходит, мне стыдно. Я мешаю и деться мне некуда. Воспитательница пишет записку, я молча наблюдаю за ней, а сердце сжимается от страха и стыда. Потом мы выходим, она закрывает дверь, суёт в неё злой клочок бумаги, и я тихо плетусь сзади. Мы идём к ней домой.

Дома она разрешает мне посидеть в комнате, а сама возится на кухне. По запахам понимаю - готовит ужин: скоро соберётся её семья. Мне хочется в туалет, но я не решаюсь причинить дополнительные хлопоты: жмусь и терплю. Это так унизительно - быть живой: доставлять кучу проблем, хотеть есть, ходить в туалет, нуждаться в тепле и любви. А ведь это так трудно получить. Я хотела бы быть неживой, не досаждать, не мучить… Но это невозможно. Я терплю и молюсь, чтобы мама поскорее пришла, смотрю на входную дверь в надежде незаметно ускользнуть, но понимаю – так нельзя.

Мама приходит, извиняется и забирает меня. По дороге домой ругает за мокрые колготки, от облегчения я не стерпела. Я чувствую себя виноватой – одни проблемы от меня.

14

Сегодня в садик пришёл фотограф. Это необычное событие – получить собственное цветное изображение и потом гордо вклеить в альбом. Меня нарядили в красное платье и даже изловчились привязать к моим коротко стриженым волосам красный бант на самую макушку.

-Дурак красненькому рад! – сказал папа, когда увидел меня такую красивую.
Я не понимаю: то ли я дурочка, то ли кто носит красное – дурак. В любом случае я в красном, значит дура. Становится немного грустно. Но бант и свежий воздух по дороге в садик примиряют меня со всем. Мне бы хотелось длинные волосы как у других девочек, но маме некогда со мной возиться, а сама я могу справляться только с короткими: мыть и причёсывать.

В садике уже суета: каждого по очереди усаживают на стульчик, дают в руки красивого плюшевого мишку и заставляют улыбнуться. В радостном предвкушении я улыбаюсь без приказа. «Смех без причины – признак дурачины», - снова вспоминаются папины слова. Но они не могут заглушить радостное волнение.
Моя очередь сидеть на стульчике и держать восхитительного мишку. Мне не говорят улыбаться, от счастья я и так вся свечусь…

Ну вот и всё… мишка переходит к следующему. Я с сожалением выпускаю его из рук, но успокаиваю себя тем, что он навсегда останется со мной на фотографии.
Через неделю воспитательница меняет у родителей заветные фото на деньги.
Мама обещает показать их только дома, я жду.

За столом мама, папа и я. Мама бережно разворачивает бумажку с фото. Там я – улыбаюсь всем своим существом.

-Фу, улыбка как у Буратино! Ты что даже улыбнуться нормально не можешь? – папа злится, я съеживаюсь.
-Да, правда, такая некрасивая улыбка! – подтверждает мама и укоризненно смотрит на меня. «Опять подвела, опять мне стыдно за тебя», - означает её взгляд.
-Ну я же говорил – дурак красненькому рад! – подводит итог папа.

Я тихонько ухожу к себе в комнату. Я не понимаю. Мне нравится девочка на фотографии – она такая счастливая! У неё большие синие глаза, маленький носик и улыбка, когда улыбаются даже носик и глаза. Только бы ещё длинные волосы… Но это дело поправимое. Вырасту и отращу… А свой не поворачивающийся влево глаз я скрываю лёгким наклоном головы. Такая красивая и радостная девочка. Почему «Буратино»?

Я долго размышляю, а потом никогда не улыбаюсь на фотографиях и меня называют «букой». Я больше не люблю фотографироваться.

15

Мама собирается в больницу. Внутренне я кричу во весь голос:

-Мама не убивай этого мальчика! Пожалуйста! Он рвётся ко мне, не к тебе. Его душа хочет помочь и поддержать меня. Мама, мне так плохо здесь на Земле одной! Не убивай мальчика…
А получается негромко:
-Мама, не уезжай. Останься с нами. Я буду очень хорошей и послушной. Не уезжай.
-Глупая, я недолго. У меня животик болит. Полечат, и я вернусь.
-Мама, не уезжай, животик завтра пройдёт, я знаю, – тихо, но твёрдо говорю я.
-Нет, не пройдёт. Ты, что, эгоистка, не понимаешь. Маме плохо. Ты хочешь, чтобы мне было больно, злая девчонка? – внезапно она раздражается и уже почти кричит на меня.
-Хорошо, я не хочу, чтоб у тебя болел животик, – испуганно соглашаюсь я.
-Ну вот и славно, - мама прячет от меня глаза.
Она думает, что я ничего не понимаю.
Приехал папа, я сразу узнаю звук его машины и съёживаюсь. Мама молча выходит из дома со спортивной сумкой. Я сижу на скамеечке в палисаднике нашего деревянного домика.
-Ну будь умницей. Папа меня отвезёт и сразу вернётся, – примирительно говорит мама на прощанье.
-Хорошо.

Машина уезжает. Я сижу и не могу встать. Что-то очень тяжёлое внутри, будто придавило меня.

-Извини, я не смогла тебе помочь… спасибо, что хотел меня поддержать… прости не отстояла тебя, - шепчу кому-то в пустоту и слёзы капают из глаз сами.

Нет, нельзя расслабляться и жалеть себя. Я должна убрать дома, приготовить обед для папы, сегодня я хозяйка. И ничего, что хозяйке шесть лет. Я уже большая. Справлюсь.

16

Папа исчез. И я не знаю куда. Вот был, приходил изредка домой: когда трезвый – орал, бросал вещи и топал ногами, а ещё стучал кулаком по столу, утверждая свою правду, а когда пьяный – добрый и весёлый. Мог пошутить и поговорить со мной. Правда с разговорами всё равно как-то коряво выходило. Ну так, что ж я - маленькая и глупая, хоть и стараюсь много читать. Вот, например, так строились наши попытки бесед:

-Что читаешь? - спрашивает меня весёлый папа.
-Мэри Поппинс, - честно и наивно отвечаю я.
-Ну и что там пишут умного? – в голосе папы мелькает ирония или мне кажется?
-О! Там так интересно! Там настоящее весёлое детство. Представляешь, так бывает: няня добрая и строгая одновременно. И она любит детей. Укладывает спать, даёт весёлые таблетки и вкусную микстуру, читает сказки, водит в зоопарк и в гости! – я так увлекаюсь пересказом и редкой, но такой желанной возможностью пообщаться, что не обращаю внимания как изменяется папино лицо.
-Дура ты! И книжки читаешь дурацкие… – зло бросает мне в лицо отец, будто плюёт ядом, я задыхаюсь и замолкаю.

Темы бывали разные, а итог всегда один. Так что беседы у нас не получались.
Что-то я ещё не улавливаю в выражении человеческих чувств и не могу порадовать своих родителей.

А теперь папа не приходит домой уже почти месяц. Я давно не задаю лишних вопросов. И сама пытаюсь понять, что произошло.

Мама сильно устаёт, почти не разговаривает со мной, но так было и раньше. Иногда я бываю у бабушки и дедушки, но и они молчат. Впрочем, о папе мы с ними никогда не говорим. Ничего не изменилось, кроме того, что папа перестал приходить домой и стало немного спокойнее.

-Я на месяц уезжаю к папе, а ты поживёшь у бабушки с дедушкой, - однажды утром сообщает мама.
-А где папа? – я решаюсь на вопрос.
-Как где? Уехал учиться. Вот дура, ты что прикидываешься, будто не знала? - раздражается мама.
-Нет, - я пугаюсь.

Мне никто не говорил, тогда откуда я могла знать? И почему учиться? Я хожу в школу, учусь, но папа-то взрослый. «Лучше не задавать глупых вопросов! Молчи!!!» – вопит об опасности внутренний голос.

-Вот эгоистка-то растёт! Только о себе и думаешь! – мама распаляет себя для скандала.
-Да, – я стараюсь казаться спокойной, чтобы не навлекать на себя беду.
-Что да? – последняя попытка провокации на скандал.
-Эгоистка, – примирительно соглашаюсь я.

Мама в раздражении хлопает дверью, уходя на работу. Теперь я знаю: папа уехал учится. На несколько дней я превращаюсь в сыщика и мне удаётся прояснить ситуацию: папа переживает, что мама большой начальник и тоже не хочет отставать. Поэтому он решил получить образование, стать милиционером со звёздочками на погонах, вместо палочек. Он надеется, что это уравняет их с мамой, улучшит самооценку и климат в семье.

И кто же тут глупый: я или они? Неужели они не замечают, что причина их проблем не в самооценке и званиях. Причина в том, что они делают то, что не любят и не хотят. Разве может это приносить радость и повышать самооценку?
И как им объяснить?

Два года мы почти не видим папу. Впрочем, с его отъездом мало что меняется в нашей жизни. Только мама становится злее, теперь за двоих.

17

Мне десять лет. Морозный январский полдень. Я только пришла из школы домой. Отменили сразу два урока физкультуры и распустили по домам. Радость.

Звонит телефон. Блестящий красный телефон противно дребезжит на тумбочке в коридоре. Я дома одна. Подхожу.

-Алло.
-Здравствуйте, это у вас бабушка умерла? - деловито спрашивает мужской голос.
-Нет… У нас никто… не умер…, - я растерялась.
-Это номер 52-113? – настораживается деловитый голос.
-Да, номер правильный…но я не знаю…бабушка…позвоните маме на работу по номеру ... - машинально диктую мамин номер и бросив трубку, быстро набираю его сама.
-Мама, мама, звонил какой-то дядька… бабушка… - я не могу произнести страшных слов, которые, наконец, дошли до сознания.
-Нет, всё в порядке. У нас всё в порядке. Мне некогда. – с нажимом говорит мама и кладёт трубку.

От облегчения я даже не замечаю, что мама ответила на не законченную мной фразу. Знала? Догадалась?
Я вздыхаю. Дядька что-то перепутал.

У меня сегодня гимнастика. Собираю вещи и тащусь на тренировку.
В раздевалке ко мне подбегает девочка, дочка бабушкиных и дедушкиных соседей, с вопросом:
-У тебя кто-то умер? – её глаза блестят нескрываемым любопытством.
-Не знаю, – я и правда перестаю понимать.
-Я видела, когда шла на тренировку, как из квартиры твоих бабушки и дедушки выносили тело, прикрытое белой простынёй, – как будто фильм ужасов рассказывает мне она и снова вопросительно смотрит в жажде интересных подробностей.
-Извини, мне пора, – я хватаю вещи, хорошо хоть не успела переодеться. Куртку и шапку надеваю на морозе и бегу подальше от людей. В лес. Нет, я не плачу. Я не могу понять чего-то важного про жизнь на Земле. Просто брожу по вечереющему лесу, потом возвращаюсь домой. Родители уже пришли. Мы делаем вид, что ничего не произошло. Как будто, если не назвать события, они исчезнут.

Мне десять лет, и я не умею горевать. Я ещё не знаю, как они это делают здесь на Земле. Как выразить боль расставания с любимым человеком? Внутри что-то ломается и замирает. Они молчат, я тоже молчу.

18

Я не видела дедушку таким никогда. Он стал пить.

Вот мы сидим с одноклассниками на холодной скамеечке в сумерках. Морозит, хоть и март уже. Через лесок идёт мужчина, он шатается и потом, поскользнувшись, падает, встаёт, история повторяется, одноклассники смеются. Я узнаю: это мой дедушка и трусливо убегаю домой, чтобы не видеть этого.

Такой любимый и страдающий дедушка. Я не знаю, как ему помочь. Никто не говорит о бабушке, о том, как нам не хватает её. Может, всем нормально? Может, только я ненормальная и тоскую? Надо как-то отморозить эту часть себя, где так много любящей и недостающей бабушки. Как-то надо помочь дедушке. А как?

На следующий день я прихожу к нему домой. Дома стало грязно и неуютно. Прибираюсь. Достаю баночку с супом, мама просила покормить дедушку. Разогреваю. Сидим на кухне молча. Мы всегда понимали друг друга без слов, понимаем и теперь: оба не знаем, что делать и как пережить.

Я знаю – он не справится и уйдёт вслед за ней. Он тоже это знает. О чём нам говорить? Могу ли я его удержать? Удержать и оставить грустить или отпустить к ней? Трудный выбор. Я и сама хочу туда. Но мне не время, а им пора быть вместе. Дедушке так будет лучше. Я отпускаю. Он чувствует это и смотрит на меня с благодарностью.

Как же я буду жить без них?
Ничего, я справлюсь…

19

Ещё тёплый осенний день. Я иду из школы и размышляю о том, что через неделю мой день рождения и может быть снова, как тогда, тёплый осенний лучик вспомнит, скользнёт по щеке и поговорит со мной…

У подъезда вижу соседку. Она сочувственно смотрит на меня и что-то говорит. Я понимаю без слов, и только одна фраза врезается в память навсегда:

-Он умер во сне. Ему не было больно. Соболезную.
 
Я молчу. Похорон дедушки не помню. Я вообще перестаю понимать и помнить. И перестаю отмечать свои Дни рождения.

20

Я заканчиваю школу с золотой медалью. Мама и папа гордятся собой. Такой родительский успех!
До выпускного осталось две недели, почти все экзамены сданы и мама вкрадчиво начинает разговор:

-Ты скоро сдашь экзамены в школе и уже досрочно поступила в институт, в который хотела…
-Ты… - машинально поправляю я.
-Что «ты»? – не понимающе переспрашивает мама.
-Ты хотела в тот институт, не я. Поступила я, а хотела ты.
-Что плохого в приличном образовании? Разве я зла тебе хотела? – искренне удивляется мама.
-Нет, – соглашаюсь я.
-Ну вот и славно! Я подумала… зачем тебе идти на выпускной? Что там тебе надо? В институте будут другие ребята, новые знакомства, всё равно вы сейчас расстанетесь и разъедетесь навсегда.
-Да, разъедемся, – подтверждаю я.
-Ну вот, может заберём деньги, что сдали на выпускной? – осторожно смотрит на меня мама.
-Заберём деньги? Так можно? – я удивлённо поднимаю на неё глаза.
-Я уже с твоей классной поговорила – она не против. И что там тебе делать? Скучно.
-Наверное, скучно, – я чувствую, что мой отказ почему-то важен для мамы.
-Вот видишь! – радуется она, – Не пойдёшь?
-Не пойду, – соглашаюсь я.
-А папа как раз машину новую хотел, порадуем его… - мама будто размышляет вслух, и я понимаю: опять папины желания оказались важнее моих, на машину давно копили, видимо крохи с моего впускного помогут её купить.

Ведь я этого хотела? Я сделала их счастливыми. Почему же мне так плохо самой?

21

Через месяц мне исполнится восемнадцать лет. Кажется, я разучилась радоваться. И печалится будто тоже разучилась. Когда-то что-то случилось со мной и теперь я почти ничего не чувствую. Живу как автомат для исполнения родительских желаний. И не понятно: счастливы они от этого или нет. Вроде счастливыми они не выглядят. Хотя... что я понимаю? Я уже давно сама ничего не чувствую. Только любовь к чтению позволяет мне жить пусть и ненастоящую, хотя бы книжную, чужую жизнь. Это моя отдушина. Читаю запоями.

Мама влетает домой, нарушив поток моих мыслей, и я вижу ярость на её лице, адресованную мне. Лихорадочно соображаю, что натворила и не могу вспомнить никаких проступков.

-Ты целовалась с ним? – орёт мама, угрожающе приближаясь ко мне.
-С кем?
-С парнем со своим? – мама в сантиметре от моего испуганного лица. Я вижу, как в ярости раздуваются её ноздри.
«Она похожа на ведьму» - так не кстати приходит в голову мысль.
-Да, - мне становится стыдно и страшно одновременно. И в тот момент я получаю пощёчину. Я недоумеваю и машинально продолжаю слушать.
-Позор-то какой. Соседка сказала… Что вы… Прямо на глазах у всех… На перроне у электрички… А соседка тоже ехать собиралась… Заметила вас, - мама запыхалась, видимо в ярости неслась домой.

Хорошо, что основной запал она, кажется, по дороге потратила. Пощёчина её удивительным образом успокоила и скандал обещает быть недолгим.

Я молчу. Что сказать? Целовалась. Да. Мне восемнадцать, стыдно признаться, мне давно хочется целоваться… и не только… Знаю, что родителям это не понравится, но похоже против человеческой природы никак не пойти, хоть я и стараюсь. Вот... прокололась…

-Теперь, что от тебя ждать? В подоле принесёшь? А институт? А стыд какой? Вон соседка уже вас видела? А если она всем расскажет?
-Мама, мы же только целовались. Соседке-то что до тебя и меня? – ох, зря я это говорю.
-Значит так. Никаких мальчиков, – подводит итог мама.
-Совсем что ли? Никогда?
-Нет, пока замуж не выйдешь.
-А если выйду, с мужем можно целоваться? – несёт меня со злости.
-С мужем можно… и только с мужем, – мама успокаивается от моей неожиданной сговорчивости.

Через месяц мы с тем мальчиком подали заявление в ЗАГС, и я напомнила маме этот диалог. Она некоторое время металась и советовалась со всеми родственниками, даже с той соседкой. И … смирилась, посчитав, что лучше я буду целоваться с мужем, чем ударюсь во все тяжкие. Правда я не собиралась во все тяжкие, но мама думала иначе.

Так я легализовала право на поцелуи и не только… Надо ли мне это, люблю ли я? Нет. Не надо и я не знаю, что значит любить. Но мне так хочется, чтобы любили меня. Ненужная свадьба, поцелуи и близость – не такая уж и большая плата за любовь. Мне так хочется покоя и тепла. А ещё, чтобы рядом кто-то был, близко-близко, и держал за руку - тогда ничего не страшно, как было когда-то давно, только я не помню, когда и с кем… Быть может, во сне?

Родители снова счастливы. В подоле я не принесла. Папа напился на свадьбе, и я впервые видела его таким радостным и одобряющим. Может он просто хотел сына? Значит я снова исполнила их желание. С меня взяли слово: закончить институт и никаких детей. Мама унизительно сводила меня к врачу, и сама купила противозачаточные средства.

22

При ближайшем рассмотрении, а мы поселились вместе с родителями, мой муж не понравился маме. Я продолжала учиться. Муж работал. Мама начала жаловаться.
-Ты знаешь, сегодня утром твой муж швырнул в меня чашку с кофе…- грустно начала она как-то вечером разговор.

-Как это швырнул? – зная маму и мужа, я чувствую подвох.
-Вот так взял и вылил в раковину кофе, который я ему утром приготовила, – победоносно изрекает мама, устраиваясь поудобнее в кресле перед началом попивания моей крови.
-Мама, швырнул в тебя – это не то же самое, что вылил в раковину, – начинаю я нашу любимую игру.
-Ну, да это я образно так выразилась. Но ведь швырнул? С такой злостью в раковину плеснул! Понимаешь, будто в душу плюнул! – продолжает распалять себя мама.
-Мама, может ему не понравился кофе, может он чай хотел или воды. Зачем ты налила моему мужу кофе? Он тебя просил об этом? – я чувствую себя горе-психологом, неспособным убедить клиента в реальности происходящего.
-Я всего лишь хотела проявить заботу и любовь, – мама проникается к себе такой жалостью, что уже первая слезинка готова потечь по морщинистой щеке одинокой старушки.
-Значит всё-таки не просил, – устало поднимаюсь с табуретки, понимая, что спокойно поужинать не выйдет.
-Не просил.
-И не швырял в тебя чашкой? – на всякий случай уточняю на пороге кухни.
-Швырял, – мама обиженно поджимает губы и покачивается в своём кресле, как маленький ребёнок.
Я тихонько ухожу в комнату к мужу, где сердито шиплю:
-Ты что не мог потерпеть и вылить кофе незаметно?
-Кофе был холодный, я не люблю такой и сам мог сделать вполне, – спокойно отвечает он.
-Но она обиделась.
-Пусть. Я её не обижал.

Выйдя из комнаты, я обнаруживаю маму «случайно» проходящую мимо с очень довольным видом.
Моё напряжение достигает критической точки, когда мама снова затягивает свою песню:

-Твой муж не убрал инструменты. Я споткнулась и поранила ногу. Смотри, – мама с гордостью демонстрирует мне совершенно здоровую ногу.
-Сейчас я его попрошу убрать, – раздражаясь на мужа, я снова иду в нашу комнату.
-Немедленно убери инструменты, ты целый день обижаешь мою маму! – начинаю я орать прямо с порога.

Муж тоже на взводе, и мы орём друг на друга, не помня и не понимая себя. Мама довольна.

Это именно то, чего я хотела? Я хотела, чтобы родители были счастливы. Такой ценой?

22

На следующий день, перед тем как уйти в институт, я получаю от мамы совет:

-Ты знаешь, у вас очень нестабильная семья, скандальная. И ты, и муж – вы скандалисты. Вот наша родственница, тётя Лена, дала телефон очень хорошего психолога. Он помог её детям и всем знакомым. Тебе обязательно надо сходить. Ты очень нервная, и муж у тебя настоящий агрессор. Вон вы как вчера орали, я всю ночь не спала, пила валерианку и думала, как вам помочь, – мама радостно тараторит, я замечаю на лице у неё свежий румянец и аккуратно наманикюренными пальчиками она протягивает мне телефон чудо-психолога.

Я рассеяно беру листочек, прячу в сумку, благодарю и убегаю на улицу, вдохнуть свежего воздуха. Начинается мигрень и я, чувствуя приближение тошноты и пульсации в левом виске, спешу в аптеку, хотя давно знаю, что ни одно лекарство не помогает от долбёжки этого дятла, давно поселившегося у меня в голове.
Я пью таблетки, они будто на время приглушают этот невыносимый стук в поисках моего мозга. Смутная догадка тяжело шевелится в голове – надо избавится от дятла, который стучит и стучит ко мне в жизнь. И я пугаюсь – я обещала себе, что мои родители будут счастливы. Я всегда исполняю свои обещания. А к психологу, может, и надо сходить, пусть подскажет как сделать родителей хотя бы довольными, пусть не счастливыми.

23

Через неделю я сижу в кабинете психолога. Всё происходящее напоминает мне кино. Небольшой уютный кабинет, лёгкий полумрак, видимо, чтобы комфортнее было жаловаться на жизнь. Удобные кресла, точно такое же есть у мамы. В нём она жалуется на жизнь мне. На столике между креслами замечаю большую пачку бумажных носовых платков. Ага, здесь положено плакать и вытирать сопли. Нет, психолог, меня так просто не возьмёшь. Я с детства ни разу не плакала. Даже, когда умерли бабушка и дедушка. Я очень сильная или… бесчувственная?
В кабинет входит психолог: высокий худощавый мужчина с добрыми глазами, улыбается и представляется мне, располагаясь поудобнее в своём кресле. Спокойный ласковый голос, интонации которого кажутся мне смутно знакомыми. Я начинаю свой рассказ с самого главного:

-Мой муж не нравится моей маме.
-А вам?
-Мне? – вопрос застаёт меня врасплох. Я и не думала нравится ли муж мне.
-Не знаю, но я хотела бы, чтобы муж уважал мою маму и делал так, чтобы ей было хорошо.
-Расскажите мне о своих родителях, – смирившись, предлагает мне психолог.
-Мама – чудесный человек. Она очень меня любит и всем пожертвовала ради меня. Она не смогла родить больше детей, потому что мне было бы плохо с братьями и сёстрами, она не захотела плодить нищету, так она говорила. Мама хотела, чтобы всё-всё досталось мне. Мне дали приличное образование. Всё делали для меня и только для меня. Теперь она считает меня злой и неблагодарной. А я ещё и агрессивного мужа повесила на её хрупкую шею. И я не знаю, что мне делать. Как стать хорошей и приятной, чтобы мама была счастлива.
-А папа?
-Папа… - у меня почему-то предательски перехватывает дыхание, и я со злостью смотрю на стопку носовых платков, молчу, собирая волю в кулак. – Папа… он… меня… очень…любит, так мама говорит, – эти слова даются мне с трудом.
 
Психолог, кажется, понимает моё состояние. Он внимательно смотрит на меня и молчит. Я собираюсь с силами и перевожу разговор в безопасное русло.

-Понимаете, я неблагодарная и злая, я так хотела, чтобы родители были счастливы, но не знаю, как всё это сделать. Я хочу, чтобы вы научили меня или объяснили как… Как всего этого добиться?
-Зачем вам, чтобы родители были счастливы?
-Я не знаю… Я дала себе слово, что им будет хорошо. Что я не буду обузой и дармоедкой. И никак-никак не могу справиться!
-Вы хотите изменить другого человека и сделать счастливым насильно? Зачем вам это?
-Я хочу, чтобы им было хорошо.
-Им хорошо, а ВАМ это зачем?
-Мне тогда тоже будет хорошо, если им хорошо.
-А без них вам не может быть хорошо?
-Нет.
-Почему?
-Я буду чувствовать себя виноватой, что не справилась.
-Не справилась с чем?
-Со своей задачей. Сделать их счастливыми.
-Вы можете сделать другого счастливым против его воли?
-Да… не знаю… Но они же хотят быть счастливыми?
-Почему вы так думаете? Они вам сказали об этом?
-Нет… Но ведь все хотят быть счастливыми…
-Все. И все по-разному это понимают. Ваши родители вполне могут быть счастливыми так, как они это понимают. А вы понимаете по-своему. Сделать счастливым можно только себя, другого, увы, нельзя.

Я молчу и перевариваю новую информацию. Сеанс закончен. В задумчивости выхожу из кабинета. Иду в парк. Сажусь на скамейку, плачу, потом злюсь: так старалась, жертвовала всем, а мне всё хуже и хуже. И я снова то плачу, то злюсь…
Инстинкт самосохранения кричит: «Выбери себя, живи свою жизнь.»
«Ты обещала сделать их счастливыми…» - шепчет внутренний голос.

24

Я окончила университет с «красным» дипломом. И снова оглушительный родительский успех! Конечно, это мамина заслуга, сама-то я не справилась бы. На выпускной я, разумеется, не пошла. А что там делать? Мы все разъедемся и больше никогда не увидим друг друга. Всё! Этап пройден и можно обрубать канаты.

Я тихо забрала свой диплом, будто украла что-то и, не имея никаких оснований гордиться собой, вернулась домой.

В тот жаркий июньский день ярко светило солнце и радоваться бы молодости, открывшимся возможностям и началу нового пути… Но я не думала, что имею право на всё это. Я ждала указаний от родителей. Праздновать не приказывали, я сделала вид, что ничего особенного не произошло.

Теперь меня раздражают чужие выпускные, «Алые паруса», красивые платья, глупый смех, счастье в глазах… Я осталась на обочине счастливой жизни и грустно смотрю на пролетающие мимо яркие машины. Но ведь я выше этой пустой мишуры.

Лето промелькнуло незаметно. Осенью я вошла в класс в качестве учителя. Муж решил учиться и получить звёздочки на погоны, вместо палочек. Работал он, конечно, в милиции. Начались сборы на учёбу. Когда все сумки были упакованы, и машина с новым студентом отбыла, мама вздохнула с облегчением и тихо сказала:

-Как же хорошо и спокойно стало без него.
-Да, - подтвердила я.
На следующий день мама снова отмечает:
-Какой покой и тишина в нашем доме теперь…
-Да, - соглашаюсь я, и внутри шевелится догадка – ко мне меньше стали приставать с претензиями. Но обдумывать нет времени. Горы непроверенных ученических тетрадей высятся на моём столе. Я погружаюсь в работу. Мелькают дни, уроки, подготовка к ним и проверка тетрадей. Дома покой.

Однажды, я возвращаюсь домой с работы в хорошем настроении, предвкушая возможность отдохнуть в тишине. Но у нас гости. Мама пригласила друзей. Они пьют на кухне чай, смеются и я присоединяюсь к общему веселью. В какой-то момент звучит фраза:

-Как же хорошо стало у вас дома без того неприятного типа! Куда он делся?
-Уехал учиться, - смущённо комментирую я и съёживаюсь от стыда. Оказывается, я привела домой неприятного типа, всю гнусность которого, подметили даже редко бывающие у нас друзья родителей.
-Ой, правда! Очень спокойно теперь живём, - подтверждает радостно мама, - Делаем что хотим и не пресмыкаемся больше перед этим чучелом. С ужасом представляю, как жить, когда он снова вернётся.
Вот это открытие! – думаю я. Как же трудно моим родителям и всё опять из-за меня.

К сожалению, довольно скоро муж возвращается и напряжение дома снова нарастает.

-Я разбирала его сумки, - начинает мама, как только я прихожу с работы.
-Ну зачем, я бы сама, - запоздало возражаю я.
-Сама ты бы не заметила! – победно смотрит на меня она.
-Что не заметила? – напрягаюсь я, понимая, что сейчас опять прозвучит гадость.
-Он не пользовался электрической плиткой!
-Ну и что? В общежитии вполне могла быть общая кухня, недоумеваю я и стараюсь ускользнуть к себе в комнату и погрузиться в спасительную проверку тетрадей.
-Могла быть и кухня. Но он не разворачивал баночку с солью.
-Да откуда ты знаешь? – устало смотрю в радостное лицо мамы. Её ноздри аж раздуваются от интереснейшего детективного расследования.
-Я особым образом свернула и завязала пакет. Он так и остался завязан.
-И что это значит, - так и не понимаю я к чему мама клонит.
-Это значит, что ему там готовила женщина!
-Какая женщина?
-У которой он жил.
-Но почему!
-Потому что он жил у женщины или путался там с девками, пока ты тут свои тетради проверяла.
-Этот вывод ты сделала из-за пакетика с солью, завязанного не так, как надо? – на всякий случай уточняю я.
-Да. Это ты, наивная, ничего вокруг не видишь. А я чую, что он там по бабам шлялся, мамины ноздри продолжают восхищённо раздуваться и я понимаю – она чует.
Я тоже чую - спокойная жизнь закончилась.
-Хорошо, я приму к сведению.
И скорее сбегаю к тетрадям.

25

-Твой муж сегодня спал до одиннадцати, потом долго прихорашивался и куда-то ушёл, - докладывает мне мама, как только я возвращаюсь с работы.

Я устало опускаю на пол пакет с тетрадями и с облегчением избавляюсь от туфлей на каблуке. (Школа от дома далеко и около часа я иду пешком в каждую сторону) Долго мою руки и с облегчением присаживаюсь на табуретку в кухне. Мама продолжает, наливая мне суп.

-Выспался, значит, нарядился в костюм, надушился и ушёл.
-Он собирался к своей маме сходить. А спал до одиннадцати – так он же с ночи. Даже мало очень спал. Ты тут, наверное, кастрюлями гремела.
-Ну а что же я у себя дома ещё и прятаться должна от принца этого твоего.
Я стараюсь поскорее доесть суп и исчезнуть, прекрасно понимая, от чего сбежал муж. Я и сама бы домой как можно реже приходила. Но тогда опытный «детектив» совершенно меня бы растерзал. Так что лучше никаких тайн не заводить.
-Конечно, нет. Суп вкусный, - делаю я отчаянную попытку сменить тему.
-Да, я старалась, старалась, а он даже не попробовал. К своей маме ушёл обедать. А может и не к маме…
-Я помою посуду, - направляюсь к раковине.
-Нет, ни в коем случае. Ты весь жир оставишь. А мне потом перемывать!

Я не припоминаю, чтобы плохо когда-нибудь что-то делала. Тем более мыть я люблю, но на всякий случай не спорю. Тем более мама уже вырывает у меня из рук тарелку и злится, что я хочу сделать по-своему.
Я скорее ухожу к себе.

26

Сегодня я собираю вещи мужа в его чемодан. Спокойно и методично вынимаю вешалки из шкафа и аккуратно складываю одежду в сумку. Вот его свадебный костюм. Я снимаю со своей руки обручальное кольцо и тихо опускаю его в карман. Костюм тоже сворачиваю и кладу в чемодан. Внимательно осматриваю нашу комнату и собираю в сумку все мелочи. Потом я выношу сумку и чемодан на крыльцо и приступаю к тщательной уборке. Ничто не должно напоминать нам об этом человеке. Чтобы духу его даже не было здесь.


 27

Я посещаю психолога раз в неделю уже давно.
-Они никогда не изменятся. Это надо принять, смириться, – звучит на каждой нашей встрече на разный лад одна и та же мысль
-Смириться, – я соглашаюсь с разумными доводами.
А дома лезу на стенку: смириться с чем?
Я плохая или мне плохо?

28

Я стою в ставшем чужим родном подъезде. Сколько лет я не была здесь? Лет десять, наверное.

После смерти дедушки родители спешно продали ненавистную им квартиру. Я всегда стороной обходила этот дом и эту детскую площадку в его дворе. Теперь я вернулась сюда. В моё детство.

Запах старенького подъезда, такой сырой и прохладный, а потом терпкий и знойный, когда выйдешь на улицу. Спилили старые тополя на детской площадке, лишь огромные пни напоминают о том, что детство было, оно не приснилось мне. И маленькая ладошка когда-то надёжно лежала в дедушкиной руке.

Большие каменные ступени, вдруг такие крошечные теперь. Приступок справа, на который я с трудом влезала, чтобы самой достать дедушкину любимую газету из почтового ящика. Почтовый ящик теперь на уровне моей груди. Такой огромный подъезд оказывается был совсем небольшим. Это я была маленькой.

Знакомые деревянные перила, покрытые пылью. Я глажу их и поднимаюсь наверх. Мне хочется увидеть ту оранжевую дверь с неумело вставленным дедушкой глазком.

Третий этаж, сердце замирает, я не в силах поднять взгляд от ступеней, я боюсь узнать, что двери больше нет, что за дверью больше не гремит кастрюлями бабушка, а дедушка больше не уплетает свои любимые жареные макароны. Десять лет я старалась не думать о том, что этого мира больше нет.

Я резко поднимаю глаза. Дверь другая: новая, железная. И я бреду выше до последнего четвёртого этажа. Сажусь, как когда-то в детстве на подоконник, смотрю в огромное окно вниз…

Я плохая или мне плохо?
А что если…
Я всё равно не справилась…
Какой смысл…
Они не изменятся…
Я не могу смириться…
Они никогда не поймут, как я старалась….

Вдруг чувствую чьё-то присутствие: дедушка смотрит ласково, а бабушка укоризненно качает головой. Лучики света, как тогда в детстве исходят от них. От дедушки лучиков больше, и я почти не вижу дорогого лица, а бабушку вижу чётко, лучиков вокруг неё меньше.

Я понимаю, я буду жить… По-другому…
Я не плохая, это мне плохо…

Бусинки воспоминаний разорванным ожерельем падают к моим ногам.
Вот горсточка ярко красной земляники – дедушка меня любит.
Вот булочка, что бабушка принесла с работы – бабушка меня любит.
Они радуются мне, своей долгожданной внучке. Я буду жить. Жить по-другому. Теперь я вспомнила всё!

Разноцветные стёклышки моего детства разбились, но можно собрать осколки и сделать мозаику. Мозаику моей новой жизни. Пусть из осколков, зато разноцветную, яркую и красивую, как лоскутное одеяло…

Я тихо спускаюсь вниз и осторожно прикрываю дверь подъезда. Наверное, я больше никогда сюда не вернусь. Но этот мир останется внутри меня. Всё тот же огромный мир, когда детская ладошка надёжно спрятана в крепкой дедушкиной руке.

29

Мамино и папино недовольство зреет. Скоро, скоро плотина прорвётся. Я готовлюсь, отстраиваю своё внутреннее убежище.
И вот момент настал.

-Ты такая надменная. Деньги, которые ты зарабатываешь, испортили тебя. Это грязные деньги, – начинает мама свой мистический сеанс.
-Разговариваешь свысока. Оперилась!? – прищурив глаза, начинает артподготовку папа.
-Ты никогда не понимала, как нам тяжело жилось, - увлажняются мамины глаза.
-Ты всегда была злой и эгоистичной, – добавляет папа.
-Ты не видела, как наши родители умерли у нас на руках. Не проронила ни слезинки, бесчувственная тварь, – злится мама.
-Вы ничего не знаете про меня, – пытаюсь унять боль от воспоминаний я.
-Да мы знаем тебя как облупленную! Это муж не разглядел твою чёрную душу! – мама довольна производимым эффектом.
«Господи, она же ведьма, она упивается моим страданием», - уже второй раз эта мысль приходит мне в голову.
-Разве моя душа чёрная? – стараясь казаться спокойной, спрашиваю я.
-Ты всё всегда делала для себя! – уверенно говорит мама, покачиваясь в любимом кресле.
-Я отказалась от выпускного, училась на одни пятёрки, поступила в институт и получила диплом с отличием. Я это делала для вас, а не для себя. Для себя я выбрала бы выпускной, поступила бы на другой факультет, уделила бы больше внимания своим интересам, а не зарабатыванию пятёрок по всем предметам. А ещё я хотела рисовать и играть на каком-нибудь музыкальном инструменте. Или хотя бы что-то одно.
-Да как ты можешь? От выпускного ты отказалась сама. И у нас не было денег на художественную или музыкальную школу.
-В моём классе были дети из семей и победнее, однако родители нашли возможность, и они рисовали и играли на музыкальных инструментах. От выпускного я отказалась сама под натиском твоих уговоров – это правда.
-Если бы ты хотела, ты бы всё это выпросила у нас. Значит так хотела. – легко выворачивается мама.
«Пустой разговор. Ты никогда им ничего не докажешь! Остановись и уходи!» - кричит инстинкт самосохранения.
«Как же хотелось им помочь и порадовать… Как хотелось любить и быть любимой …» - скулит глупая доверчивая душа.
-Ты не любишь никого кроме себя, ты эгоистка, за что ты ненавидишь нас? - мама упивается собственным страданием.

Я молчу. Душа где-то в середине груди сжимается и разрывается тысячью горьких иголок, они колют горло, подступают слёзы, чтобы выплеснуть эту боль и яд. Но плакать я не хочу. И не буду.

Мне больше нечего им сказать. Я выбегаю на улицу. Плотина прорвалась. Море слёз топит меня, мою футболку, траву в парке. Я оплакиваю так и не оплаканных бабушку и дедушку, свою несостоявшуюся до сих пор жизнь, свою беспомощность и бессилие: я так хотела помочь, порадовать и не смогла. Я признаю это. Я смиряюсь…

30

Вернувшись домой поздно вечером, я собираю вещи.
 
«Скорее, только поскорее собрать и бежать» Мне страшно, сейчас они заметят и снова нападут на меня. Я отобьюсь, конечно. Но мне так не хочется делать им больно. Я понимаю - выбор у меня один: или я, или они. Пожалуй, впервые в жизни я выбираю себя и свои интересы. Они никогда не простят меня. Я не сдержала своё слово. Я не сделала их счастливыми. Похоже, психолог прав, это невозможно. Я слышу тихие шаги… Начинается.

-Что ты делаешь? – пока миролюбиво спрашивает мама.
-Собираю вещи, - я продолжаю торопливо засовывать вещи в сумку, стараюсь собраться с мыслями и выбрать только самое необходимое.
-Куда это ты собралась на ночь глядя? – мама спокойна: она ещё не знает всё правду и не верит, что я могу настоять на своём.
-Я ухожу, я уже взрослая и могу жить самостоятельно.
-Ты что спятила? – мама смеётся, и я снова вижу ведьму с растрёпанными от сна волосами и дикий хохот пугает меня.
-Ты никуда не пойдёшь! Отец!!! – мать несётся в спальню, понимая, что всё на самом деле серьёзнее, чем она думала.
Я понимаю: или сейчас, или никогда. Хватаю сумку, немного тёплых вещей в коридоре в шкафу и вылетаю на улицу. Слышу последние крики вдогонку:
-Мы умрём, и ты ещё пожалеешь, что бросила нас!

Я бегу быстрее, чтобы не слышать их колючих слов. Всё. Я не справилась. Я не смогла им помочь…

31

Прошли годы. Я снова вышла замуж и уехала из родных мест за две с половиной тысячи километров. Я лежу в удобной постели в доме, который мы построили вместе с мужем, светает. Я нахожусь на хрупкой грани сна и яви. Вся моя недолгая жизнь пронеслась перед мысленным взором.

-Теперь ты понимаешь, что не можешь влиять на чужую судьбу? Не можешь менять души других людей? Не можешь заставить их быть счастливыми? Но можешь всё это делать со своей жизнью и своей душой, – я снова слышу этот знакомый голос в предрассветной тишине.

Комната наполняется ярким, но не обжигающим глаза светом любви. Я вспомнила: такой свет излучали бабушка и дедушка и ещё кто-то бесконечно любящий, теперь я знаю кто это.

-Я поняла, я всё поняла. Я попробую, - радостно шепчу первому лучику восходящего солнца.
-Это не так просто, как ты думаешь. Свою жизнь поменять нелегко. Разобраться в том, что хочешь именно ты и стать счастливой – это большой труд.
-Я смогу!
Я слышу или чувствую тяжёлый вздох. Он будто жалеет меня. Конечно, Он знает всё, а я нет. Ничего, я справлюсь.
-Это будет твоим следующим уроком, взрослеющая душа.
-Спасибо! – шепчу я в ответ.

Громкий крик соседского петуха, возвещает о начале нового дня. Воспоминания испаряются. Я, наконец, понимаю главное - я могу жить собственную жизнь, я не виновата, что другим плохо.

Я встаю в хорошем настроении впервые за долгие месяцы тоски. С удовольствием готовлю себе ароматный кофе и устраиваюсь в удобном кресле на балконе с видом на горы. У меня давно уже не болит голова, длинные волосы приятно щекочут шею, в этом году я обязательно отмечу свой День рождения и ещё научусь улыбаться на фотографиях.

Из-за горы встаёт солнце, привычно освещая и согревая своими лучами этот мир. Один лучик скользит по моей щеке: «Привет! Я рад видеть тебя счастливой!»

                2015 год Новороссийск