Волшебный зоопарк

Светка рассеянно дёргала сорняки, которые вольготно расположились среди сочных листьев свёклы. Она обдумывала гневное письмо известному писателю, профессору и руководителю литературных курсов, где она училась уже целую неделю.

Новоиспечённая почти пятидесятилетняя студентка изучила лекцию и всю литературу, указанную в списке, за семь дней сотворения своего собственного литературного мира. Свёкла, да и остальные грядки, ждали, засыхая и моля о прополке и поливе. Куры ели один только комбикорм. Прежняя заботливая хозяйка куда-то исчезла, а вместе с ней пропала свежая трава, тёртые сочные кабачки, ароматные старые огурцы, вкусная мешанка, гравий и ракушка. Гусеницы в теплице осмелели, радостно пожрали рассаду капусты и, как ни странно, душистого шалфея. Голые палки торчали из земли, упрекая теперь хозяйку в нерасторопности.

Сегодня Светка спешила всё исправить. Целая неделя простоя. Подъёмы задолго до петуха, чтение, конспектирование, поиск в интернете, гонка и ... результат. Сначала, прочитав ответ преподавателя, она ничего не поняла, прилегла на диван и стала думать.

Да, прошло тридцать лет, как она окончила университет. С отличием, между прочим, и по специальности «филология». Ей ли не знать, как конспектировать лекции, отвечать на вопросы преподавателя, читать критические статьи, изучать учебники. Однако программа дала сбой. Острая шпилька глубоко вошла в так и не огрубевшую за прожитую жизнь душу. «Благодарю за «незакавыченные» цитаты из моей лекции» Такой изящный и ядовитый упрёк в плагиате. Да разве ей лично нужны были мысли профессора? Разве она хотела их украсть, умыкнуть, присвоить? Ведь она разобрала не слишком понятную лекцию, нашла в ней размытую и утерянную логику, написала конспект аккуратным школьным почерком на десяти страницах альбомного формата, пересказала не раз, с гордостью убедилась, что память её пока не подводит, может даже лучше стала со времён студенческой и немного взбалмошной юности. Теперь-то она умела сосредоточиться.

Потом она сделала то, чего не делала, будучи студенткой, никогда – просмотрела список литературы после лекции, отыскала в интернете и на своих книжных полках всё, что было указано. День за днём изучила, законспектировала, выучила. Теперь был Интернет, стало легче. В её времена книги приходилось разыскивать в библиотеках, тратя кучу времени и не всегда успешно. А тут – простор – учись, не хочу.

Светка очень хотела учиться. Она стирала пыль со своих стареньких учебников, находила в них тонкие карандашные отметки давней подготовки к экзаменам и смеялась над собой прежней. Выделено было лишнее, а главное упущено. Теперь-то она мудрее, всё понимает.

К концу недели она была готова к ответу на вопросы преподавателя. Как настоящая студентка на экзамене, она убрала в шкаф все учебники, тетрадь с конспектами, будто кто-то мог видеть, что она не списывает. Села за компьютер и стала писать свои ответы на вопросы. Трудилась долго, кропотливо, перечитывала, исправляла, припоминала. Как будто можно было снова стать той восемнадцатилетней студенткой и переписать жизнь заново. Завершила и отправила. На душе стало легко. Так она не работала над темой никогда. Прилегла на диван и задремала на несколько минут - сказались тревога и бессонные ночи.

Вдруг кольнуло где-то в середине груди больно-пребольно. Она проснулась, вскочила, прижала ледяные ладони к лицу: нестерпимо горели щёки и уши, будто пока она спала, кто-то надавал оплеух и оттаскал за уши. Стало отчего-то мучительно стыдно. Светка прислушалась к своим ощущениям и подумала: может, перегнула она палку, может попроще надо было написать. Рванула к компьютеру. В рабочей тетради, в которой она отвечала, была функция – отредактировать. Надо что-то исправить или вообще скорее стереть. Дрожащие руки не удержали мышку, она упала. Светка шарила по пушистому ярко-зелёному ковру, а в глазах стояли слёзы стыда. Почему?

Наконец, она прорвалась сквозь череду окошек браузера в свою онлайн тетрадь. Поздно. Работа была проверена. «Благодарю за «незакавыченные» цитаты… впредь не повторять…»  Слёзы брызнули из глаз. В Светкины времена лекции можно и нужно было учить. Что случилось в мире за эти тридцать лет?

Она вернулась на диван, прилегла, сна больше не было, перед глазами стояла «не закавыченная» своя-чужая жизнь. Наверное, она всегда «присваивала чужие мысли». И ведь успешно. Никто не заставлял её жить собственную жизнь, скорее даже запрещали.

Помнится, в школе она любила жарко и хлёстко выражать собственное мнение. Поднимала руку, говорить без спроса она бы не стала, выскакивала из-за парты такая девочка-отличница: коричневое платьице, чёрный фартук – сама отпаривала, тщательно отглаженный галстук и белоснежный кружевной воротничок с манжетами, толстые русые косы по плечам. Она горячо и уверенно рассуждала о справедливости: о том, что мальчики класса тоже должны писать стенгазету; о том, что тот, кто хорошо поработал на общественно полезном труде после уроков, должен идти домой, а не помогать тем, кто не работал. Она много чего говорила, почти каждый день в школьной жизни находилось, о чём, ей казалось, нельзя было молчать. Учительница не любила её за это, вызывала выскочку лишний раз к доске, хотела подловить на не выученных уроках, невыполненной работе. Светка была трудолюбива - уличить её было невозможно.

Спустя много лет мама призналась, что однажды, когда Светка уже давно окончила школу, она встретила ту учительницу и в разговоре о дочкиных успехах  учительница призналась, что так и не смогла подловить Светку на не сделанной работе. Значит, ей не казалось тогда в школе. А она-то думала, что взрослые не могут быть мстительны и мелочны.

А Светкины школьные сочинения! Что это была за потеха для учительницы, правда недолго. Поначалу глупышка писала свои собственные мысли о прочитанном. После нескольких громких разборов её несуразностей и прекрасных работ учеников, которые списали свои сочинения со вступительных статей и критики, Светка поняла: тут напрямик не пройти и быстро научилась ловко списывать тоже. Позорные тройки за сочинение сменились на пятёрки. Светка поступила на филфак.

Там всё было честно - преподаватели сразу, на первой лекции говорили, что своих мыслей высказывать не надо. Надо изучить мастеров. Они старше, умнее, больше понимают. В общем, Светка, уже изрядно поднаторевшая в деле усвоения чужих мыслей, училась успешно. В университете она уже руку не поднимала, там был другой формат обучения.

Потом вышла замуж, потому что семья – это ячейка общества. Работала, родила детей и вдруг надумала учиться писательскому мастерству. Почему? Да потому что, живя свою «не закавыченную» жизнь, она всё также поднимала руку в школе жизни и говорила, говорила… Правда сама с собой - тихо писала рассказы, статьи, письма дочери, романы… Аккуратно дорабатывала по своей привычке к порядку и складывала. Нет, не в стол, на флешку. Зачем она это делала, не знала. Просто если хотя бы день не писала, страдала, переполнялась какой-то горькой печалью. Это была её личная и бесплатная психотерапия. Написала, разобрала проблему, отыгралась на плохих героях - вышла из комнаты другим человеком: любящей мамой и заботливой женой.

Однажды подумала: а что если поучиться писательскому мастерству, сделать это профессией? Столько сюжетов и, быть может, кому-то интересных книг пропадали.
 
Нет, сначала было вот что. За год до этого судьбоносного решения в одной из соцсетей к Светке «постучалась» в друзья какая-то Марина. Сначала она хотела забанить незнакомку, но с чужой фотографии на неё смотрели знакомые глаза. Она порылась в памяти, перебирая всех Марин, каких знала. И отыскала-таки подходящую в своём студенческом прошлом. Всмотрелась внимательнее, да – она. Изменилась, похорошела, совсем не похожа на прежнюю соседку по комнате в общежитии, с которой за пять лет было прожито и переговорено по ночам многое, но это была она.

Светка тогда порывисто рванула в личные сообщения - писать, рассказывать, расспрашивать подругу, куда она пропала тогда после института, что было, как жила. Они ведь разъехались и потерялись тогда – соцсетей и интернета не было.
Личные сообщения Марины были закрыты. Светка растеряно смотрела на экран – написать подруге она не могла. Марина специально закрыла сообщения и, конечно, знала об этом. Тогда зачем постучалась к ней? Свои фотографии Света не выставляла, такая открытость жизни в соцсетях её смущала. Однако, она несколько раз внимательно, стараясь прочитать жизнь подруги между счастливых фотографий, рассмотрела все детали. Фотографий было много. Со всех смотрела её Марина: смеялась, обнимала троих детей и мужа.

До вечера Светка размышляла, а потом рванула на чердак. С трудом передвигая большие коробки, полные хлама, разыскала старый студенческий фотоальбом, нашла нужную, теперь уже старинную бумажную фотографию. Первые учебные недели на втором курсе. Вот она с Мариной на скамейке в Екатерининском парке в Царском Селе. Они полны надежд и планов. Ещё тёплое сентябрьское солнце светит прямо в лицо, они немного щурятся, но открыто смотрят в объектив. У Светки пушистые русые волосы, словно облако вокруг головы, у Марины длинные рыжеватые, распущены по плечам и в закатных лучах отливают медью. Одинаковые серые серьёзные глаза и полуулыбки на лице. Носы вот разные: у Марины вздёрнут немного, а у Светки прямой. Ресницы одинаковые – длинные, чёрные – потому что накрашенные. У Марины, по правде говоря, ресницы рыжие, как и волосы, а у Светки черные-пречёрные от природы.

Она помнила и разговор, который они вели в тот вечер: обсуждали роман Леона Фейхтвангера «Гойя» и сошлись во взглядах, довольные друг другом. Потом они купили один большой пакет апельсинового сока на двоих и нажарили в общежитии картошки.

Света взяла мобильный телефон, долго подбирала удобный ракурс, перефотографировала прошлое, поставила на аватар. Первыми отозвались одноклассники, отметив, что фотка из прошлого прекрасна. Но Света ждала не этого. Ждала целую неделю, а потом удалила и фотографию, и Марину из друзей.

Она долго не могла успокоиться, несколько месяцев ходила грустная и вспоминала студенческие годы. Зачем судьба подкинула ей этот странный эпизод перед самым Новым годом. Светка размышляла, даже всплакнула немного. Ей казалось, что нужно сделать что-то важное, изменить жизнь. Потом решила, что всё поняла и записалась на эти злополучные курсы.

Женщина завершила прополку, сняла мокрые и грязные перчатки, положила их на старое ведро, из которого в разные стороны торчали корни вырванных сорняков, вернулась в прохладу дома, тщательно умылась ледяной водой, села за письменный стол и написала короткое письмо-ответ этому профессору.

«Добрый день! К сожалению, продолжать обучение я не смогу. Извините за доставленные неудобства»

Сухие канцелярские фразы, пустота в душе. Сначала казалось, где-то вдалеке загорелся свет, затеплился в душе лучик надежды, нашёлся тот, кто протянет руку и проведёт её по труднопроходимой дороге, укажет путь. Взамен она была готова много работать, читать, писать, править. Она ждала поддержку, немного тепла. Разве она могла рассчитывать на это от совершенно постороннего человека? Но почему люди не могли бы стать немного добрее и протянуть руку заблудшему путнику? Нет. На оба вопроса ответ нет. Она давно знала это. И всё равно не могла привыкнуть к жизни в этом странном мире.

 Она-то отлично знала на каждого человека здесь всего отмерено в достатке, каждому дан свой ресурс и свои победы. Но нет же, люди почему-то редко были с ней добры. Она делилась щедро и охотно. А вот с ней.... Не хотели учить и помогать даже учителя, а ведь это их профессия. Что уж про простых людей говорить. Жадность? Она почему-то вдруг вспомнила мальчика из своего детства. Он был удивительно похож на этого профессора, только тот мальчик не мог им быть по возрасту.

Юный сосед был младше её на пару лет. Они оба были детьми военных, а потому жили в закрытом военном городке. Родители мальчика, наверное, успешнее продвигались по карьерной лестнице – недавно вернулись из Германии. В советское время служить в ГДР  значило иметь одежду, мебель, технику и игрушки, которых не было у остальных.

У соседского мальчишки был настоящий взрослый дипломат с замочком (это тоже диковинка), а в нём целый мир игрушек. Сам хозяин дипломата был неказист, невысок, худощав, даже костляв. Светлые, почти белые, давно не стриженые волосы всегда взъерошены и торчали во все стороны будто перья. Он был похож на потрёпанного воробья: нахохлившийся, всегда настороже, готовый вступить в бой. Имени его никто никогда не знал, потому что мальчик ни с кем не общался. Он приходил со своей драгоценной ношей на большую детскую площадку, расположенную между двумя пятиэтажками, раскрывал свой ларец и самозабвенно играл, не подпуская никого близко.

Светка была скромной девочкой, но любопытной, конечно – старалась издалека рассмотреть содержимое заветной шкатулки. Потом забывалась и играла с другими детьми в прятки, догонялки и пятнашки. Пятнашки она особенно любила. А ещё была игра «Выше ноги от земли», похожая на пятнашки. Дети носились, визжали, повисали на разных предметах, но для соседского мальчика они будто не существовали – он ко всей этой беготне оставался равнодушным.

Однажды они с мальчиком оказались на площадке одни. Как так вышло, и почему другие дети не вышли гулять, она не знала. Наверное, то утро после обильного ночного дождя другие родители посчитали прохладным и мокрым для прогулки. Сначала девочка покачалась на качели, потом повисела на влажном канате, и, не сумев забраться наверх, нерешительно подошла к песочнице, в которой со своим дипломатом расположился мальчик. Светка не вступала на запретную территорию, помня с какими криками, он мог броситься на нарушителя. Мальчик бережно доставал маленькие предметы и расставлял их в песке. Вдруг он повернулся и подозвал её. Она всё ещё недоверчиво забралась внутрь деревянной конструкции, присела с краю, разглядела, наконец, неизвестные вещи и позабыла всё на свете.

Это были копии зверей и птиц: крошечные, удивительно похожие, почти живые. Мальчик рассказал, что строит зоопарк и ему потребуется помощь,  его животным нужны вольеры. Она согласно закивала головой и принялась за работу. Юный тиран ругал её за нерасторопность, плохо выстроенные загоны, некрасивые и недостаточно высокие горы для коз и ланей, отчитывал за несвоевременную доставку корма в виде травы из-под лавочки у песочницы. К рукам лип мокрый песок, забивался под ногти, ладошки и босые ноги в сандалиях замёрзли, но девочка не обращала на это внимания, потому что мальчик позволял ей подержать и поставить в загон некоторые фигурки. Она с трепетом смотрела в чёрные бусинки глаз оленя, нерешительно трогала его крошечные ветвистые рога, удивляясь как вообще можно было сделать такую маленькую фигурку, гладила прохладные пластмассовые бока.

Всё это счастье длилось недолго. Мальчик быстро заметил, что грязными руками она может испачкать его зверей. С того момента Светка стала уборщицей в загонах. Незаметно пролетело время до обеда. Детей позвали домой. Девочка с тоской смотрела, как фигурки исчезают в дипломате. Недавний друг внимательно оглядел песочницу, с подозрением посмотрел на Светкины пустые и грязные руки, окинул взглядом её простое лёгкое платьице без карманов, облегчённо вздохнул и ушёл, не прощаясь. Светка стояла, опустив испачканные ладошки, стараясь не дотрагиваться ими до одежды. Как быстро опустел её зоопарк.

После обеда она поскорее вернулась в песочницу. Осиротевшие загончики были на месте. Припекало солнце, терпко пахли тополя, окружавшие площадку, влажный песок, подсыхая, осыпался, стирая рельеф зоопарка. Девочка немного посидела в песочнице, поиграла с палочками, представлявшими зверей, и ушла на канат.
Потом налетели другие дети, будто мир сначала опустел, открыв дверь специальному волшебству для одной только Светки, а затем снова наполнился криками играющих детей. В песочнице быстро исчез выстроенный утром зоопарк, будто и не было той сказочной игры.

На следующее утро она увидела мальчика с дипломатом в окно. Он снова располагался в песочнице. Светка мчалась, задыхалась, раскраснелась и вспотела. Разгорячённая, с разбегу она налетела на холодный взгляд и руку, преграждавшую путь в песочницу. Теперь здесь был «закавыченный мир» мальчика. Сегодня она не получила права войти в него. Мгновенно оценив ситуацию, благо росла на улице и быстро понимала правила, она ушла, сделав беспечный вид. Присела на сиденье карусели, оттолкнулась ногой и легонько закружилась.

Мир волшебства исчез. Она больше никогда не играла с тем мальчиком. Он вырос, конечно, во взрослого мужчину. Светка знала, что он женился, разводился и как-то где-то жил. Она редко встречала его и мало интересовалась чужой жизнью, по-прежнему не знала его имени.

У Светки уже была маленькая дочь, когда на постсоветское пространство хлынуло множество китайских игрушек. Женщина покупала и покупала эти дешёвенькие наборы пластмассовых зверюшек и играла с дочкой в зоопарк, громко имитируя разные звуки, которые обычно издают звери. Строила загончики из палок. Дочка равнодушно смотрела на играющую мать, робко ставила зверюшек и спешила к своему любимому Лего. У Светкиной дочки были все популярные наборы известного конструктора. Потом, когда дочка подросла, женщина бережно сложила зверей в специально купленный для них контейнер и убрала на чердак.

Профессор почему-то напомнил ей ту историю. Этот писательский мир манил, как закрытый чемодан с волшебством. Вот, однажды её даже приняли поиграть по неизвестным правилам, а она нарушила их и больше не могла переступить черту.
Для входа в закрытый мир избранных нужна свобода мысли, так сказал профессор, требуя, чтобы она придумала сама «неумирающие элементы жанра» или разъяснила, почему реализм отличается от прочих «свободных» жанров. Ей было стыдно признаться, что она не могла придумать «элементы жанра», а в лекции о них не было ни слова. Что такое «прочие свободные жанры» Светка тоже не знала. Она трижды перечитала путанную и непонятную лекцию профессора, которую ни в коем случае нельзя было пересказывать, и ничего не поняла. Она думала, что на литературных курсах объяснят и научат. Наверное, всё можно было рассказать простыми и понятными словами, но путь в этот мир был закодирован пустыми, ничего не значащими,  напыщенными и многословными конструкциями, из которых нельзя было выжать ни капли смысла и пользы.

Потом она прочитала рассказ своего сокурсника по литературной мастерской. Там страшные орки и великие икары, имея множество жизней, карабкались в горы и учились летать. Текст был плох, коряв и переполнен стилистическими ошибками. Она принялась было править, потом осознала, что лучше было бы вообще его удалить и переписать, бросила это занятие. Надо было написать рецензию, а писать нечего - у текста ни темы, ни идеи, ни одного портрета или описания, только ошибки. Что тут напишешь? Она растерянно смотрела на витиеватый текст лекции и бестолковый рассказа. Из двух бессмысленных субстанций она должна была извлечь рецепт эликсира писательского успеха.

Вдруг возникло ощущение, что профессор сидит в её комнате на диване и ухмыляется. Он знает, что не дал никаких ориентиров, правил и объяснений. Он бросил их в воду как новорождённых котят и смотрел, сумеют ли они выплыть. Нет, она бы выплыла – она всегда была сильной. Но почему-то от этого издевательства ей стало так гадко на душе. Она не хотела извиваться от боли или делать вид, что ничего не чувствует, когда литературный маньяк вместо обучения мучает их, делая вид, что это только на пользу. Она давно и твердо знала человеку нужно добро и любовь.  Она бы протянула руку.

Начало пульсировать в висках. Тогда она пошла в запущенный огород, прополола грядки, накормила кур свежей травой и, вернувшись в дом, написала это короткое письмо. Потом она тщательно собрала на рабочем столе все документы, относящиеся к недельному её пребыванию в чарующем мире литературных курсов и удалила. Очистила корзину, чтобы возможности вернуться в прошлое не было и закружилась в бытовых хлопотах.

Новороссийск
25.09.20