Зачётка

        Всякой вещи есть свой срок и приговор
        Экклезиаст

       С младых ногтей уважая историю, географию и литературу, не имея ни малейшей склонности к пониманию точных наук, мне, тем не менее, удалось получить высшее образование в Уральском Политехническом Институте. Многочисленные экзамены по аналитической геометрии, физике и прочей теории машин и механизмов, с присутствующими интегралами, матрицами и рядами, были завалены - пересданы, вымолены у истомившихся преподавателей и все без исключения списаны. От досрочного прекращения обучения меня удерживали две вещи: развесёлая студенческая жизнь и нежелание отдавать двухлетний священный долг Советской Армии. 

       Как и всем моим однокурсникам, в ту пору мне казалось, что пять лет обучения — это необыкновенно длительный промежуток времени, завершающийся в непосредственной близости от выхода на пенсию. Однако в июне 1986 года мы совершенно неожиданно закончили институт, осознав сколь скоротечны дни – месяцы - годы, в особенности те, которые так хочется продлить. Мой весьма далёкий от готовности дипломный проект как-то удовлетворил кандидатов и докторов нашей кафедры, и выслушав напутствие о необходимости применения полученных знаний в деле укрепления отечественной экономики, я узнал о присвоении почётного звания инженер – конструктор. К счастью для упомянутой отечественной экономики, я ни одного дня не отработал по приобретённой специальности, посему тяжёлое, среднее или лёгкое машиностроение не содрогнулось от применённых мною знаний.

       Для документального подтверждения присвоенной категории и дальнейшего трудоустройства, необходимо было получить заветные синие корочки с надписью «Диплом», а также прилагаемый к нему реестр моих поголовно удовлетворительных оценок. И вот с этой, окончательно завершающей обучение процедурой, я признаться затянул. Сначала, как и положено выпускникам механико-машиностроительного факультета, мы активно отмечали вступление в ряды советской интеллигенции. Празднование растянулось на пять дней, перетекая из различных корпусов студенческих общежитий в квартиры городских соучеников, кафе - рестораны, на скамейки близлежащего лесопарка и сопровождалось мордобитиями, нецензурными песнопениями, случайными связями и всё более скверным состоянием в момент пробуждения. Поэтому, утром шестого дня опосля защиты диплома, осознав, что самостоятельно утихомирить нахлынувшую радость от полученного высшего образования будет весьма непросто, я на морально волевых качествах побросал личные вещи в рюкзак и убыл трудиться в студенческий строительный отряд. За пару месяцев непрерывных физических упражнений на свежем воздухе, при тотальном «сухом законе», ко мне вернулся здоровый сон, утих ручной тремор, а выдыхаемый воздух покинул категорию «взрывоопасная смесь». Но как известно всё в нашем мире развивается по спирали, посему, стремительно пропив на черноморских берегах Грузинской ССР средства, заработанные на прокладке трамвайных путей, я вернул привычную красноту глазных белков…. Словом, время выхода на постоянную работу всё-таки наступило.

       
       В соответствии с «Трудовым Кодексом СССР» приступать к производственной деятельности по окончании ВУЗа необходимо было не позднее первого августа. На дворе как раз присутствовала вторая половина сентября, большинство моих законопослушных соучеников уже трудились в указанных распределением местах, поэтому узнать каким образом собственно получают дипломы не составило никакого труда. Всё было до чрезвычайности рутинно, без каких-либо чёрных мантий, квадратных шляп и распевания «Гаудеамуса», практикуемых ныне. Явившись в канцелярию осиротевшего без нас института, сдав зачётную книжку, студенческий билет и расписавшись в каком-то журнале, ты получал взамен «синекожуюдипломину». 

       Студенческий билет легко нашёлся во внутреннем кармане пиджака, ни разу не одетого со дня защиты. А вот процесс поиска зачётки существенно растянулся во времени.  Перевернув на несколько раз личный гардероб и дотошно осмотрев мебель, включая сервант с посудой, я совсем было уверовал, что справедливость всё-таки существует, что полученные мною знания никак не соответствуют словосочетанию высшее образование и мне, увы, не придётся подержать в руках диплом об окончании института. К счастью, количество переросло в качество и после очередного исследования учебного инвентаря зачётная книжка обнаружилась в тубусе. Не смотря на значительные усилия, моя память отказалась ответить на вопрос каким образом она попала в ёмкость для переноски чертежей. Радостно ухватив искомое, я машинально начал просматривать страницы, начиная с самой первой зачётной недели, с декабря одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года… Лучше мне было этого не делать.

       В одном из предыдущих повествований я уже докладывал, как непросто жить на свете впечатлительным людям. Начинающим переживать, сердиться или напротив – радоваться, услышав какую-нибудь международную новость, став свидетелем уличного инцидента, вспомнив происшествие из личной биографии. Эмоции захлестывают, чувства переполняют, и ты напрочь забываешь о текущих, порой очень важных, проблемах или собеседниках, с которыми только что интенсивно поддерживал разговор. Резонные доводы о том, что некстати припомнившееся событие приключилось в невообразимо давнюю пору, а политический инцидент, произошедший на ином континенте, никак не отразится на твоём статусе, не могут повлиять на свихнувшиеся мысли. Ныне, изрядно повзрослев, я научился притормаживать душевные порывы, но к двадцати годам данного навыка ещё не приобрёл.

       Перелистывая страницы зачётной книжки я всё глубже погружался в атмосферу недавно завершившейся учёбы. В периоды зачётных недель и экзаменационных сессий. Каждая строчка, вписанная преподавательской рукой со стандартным «уд.» в столбце «оценка», моментально обрастала массой всплывающих в памяти подробностей.

       Перед этим экзаменом я заранее, в течение нескольких дней, заполнял поверхность парты недоступными мне формулами, строго настрого запретив всему коллективу учебной группы садиться на подготовленное место. Каков был мой ужас, когда выяснилось, что номер экзаменационной аудитории был изменён. К счастью, мне обычно не спалось в ночь перед сдачей, и я имел привычку приходить на экзамен заранее. Данная предусмотрительность, а также былая молодецкая удаль, помогли перетащить увесистую и объёмную шпаргалку на нужное место. Здесь, уговорив школьного товарища позвонить на кафедру и вызвать к телефону преподавателя во время консультации накануне зачёта, я выудил из профессорского портфеля заветные билеты и оторвал уголок на одном из них. Перед сдачей английского языка исписал всю доску интегралами, дифференциалами и иными математическими символами, не забыв вставить между ними неправильные формы иностранных глаголов. Наша преподавательница придавала их знанию чрезвычайное значение, постоянно повторяя, что пятьдесят выученных: go–went, make - made, forget – forgotгарантируют удовлетворительную оценку. Было приятно узнать, что она презирает точные науки, брезгливо отворачиваясь от доски с написанной математической белибердой и держит слово насчёт гарантированной тройки.   

      Здесь, здесь, здесь. Пять курсов, девять зачётных недель и сессий плюс защита диплома. Мне таки было чего вспомнить. Возможно, при всей моей гуманитарности, я мог бы приложив определённые усилия, освоить технические дисциплины. Но начатая, и давшая свои плоды ещё на первой сессии игра «Сделай препода», позволяла чувствовать себя полноценным студентом, особо не напрягаясь в деле постижения азов предполагаемой специальности. Походы и поездки, стройотряды и халтуры, женские общежития и мужские застолья, совершенно не оставляли времени на какую-то там учёбу. Необходимо было лишь творчески и индивидуально подходить к сдаче каждого экзамена, не ограничиваясь банальным писанием шпаргалок.

       Словом, отдавать столь памятную вещь в равнодушные канцелярские руки мне решительно расхотелось. Но в процессе раздумья над тем, как мне получить диплом без его обмена на зачётную книжку, до меня внезапно дошло, что именно сегодня, через самый непродолжительный промежуток времени, я последний раз пойду в институт. Конечно же я мог посетить almamater и позже. В юбилейную дату завершения обучения, либо просто «пройтись по тихим школьным этажам» под воздействием упомянутой впечатлительности. В будущем так и произошло, причём неоднократно. Но это были уже искусственные, не вызванные необходимостью посещения. Так все мы порой приходим во двор своего детства, отмечая спиленное дерево или появившуюся детскую горку. Но несмотря на знание каждого уголка в некогда родных придомовых территориях и сердечные рукопожатия с бывшими соседями, ты всё равно являешься чуждым элементом в покинутом социуме. Всё тоже самое: место, люди и слова. И всё же мысли о том, что ты не полностью вовлечён в процесс разговора – перекура на скамейке, похода в магазин за алкоголем – закуской, и особенно расставание после употребления (они завтра – послезавтра увидятся вновь, а ты зайдёшь сюда в лучшем случае через годик), гнетут и не позволяют от души радоваться встрече с друзьями юности.

        По несчастью, или к счастью
        Истина проста
        Никогда не возвращайтесь
        В детские места…

       Так было и сейчас. Поступление в институт предполагало его посещения для подачи документов и ознакомления с расписанием вступительных экзаменов. После зачисления ты шёл на лекции, практики и лабораторные работы, а затем отчитывался о полученных знаниях на экзаменах и зачётах. Переходил на следующий курс, получал направление на производственные практики, познавал армейскую жизнь на военной кафедре, брал и сдавал учебные пособия в библиотеках…. Все вышеперечисленные визиты в храм науки были необходимы и входили в утверждённую процедуру обучения. Также, как и предстоящее получение диплома. Последнее из посещений, завершающее переход по пятилетнему маршруту: студент – инженерно-технический работник. В дальнейшем никакой необходимости пребывания в стенах Уральского Политехнического Института не предполагалось.

       Меня продолжало накрывать всё глубже от нахлынувшего осознания происходящего. Я не хотел выходить на работу! Даже нет, не так. Я не хотел заканчивать обучение!!! Понимание того, что именно сегодня завершается возможно самый счастливый период моей жизни, приводило в отчаяние от невозможности как-либо исправить ситуацию. Услужливое воображение красочно напоминало об уходящих безвозвратно возможностях, которые совсем недавно, казались совершенно обыденными. Поздний приход на лекции, либо их раннее покидание, а в случае острой необходимости и пропуск целого учебного дня, представлялись абсолютно нереальными деяниями во время трудовой деятельности. Равно как и коллективные ночные купания в озере Шарташ, без оглядки на необходимость раннего утреннего подъёма, отчаянные футбольные ристалища в дневное время рабочих дней, домино или шахматы в дальнем углу читального зала вместо унылого пребывания в лекционных аудиториях….Растерянность, смятение, заламывание рук и метание из угла в угол двигались по кругу попеременно сменяя друг друга, а внутренний голос надрываясь вопил о необходимости немедленно что-либо предпринять с целью разворачивания вспять сибирских рек.

       Давным-давно, в одном из романов Герберта Уэллса, я вычитал правило жизни главного героя. Звучит оно примерно так: «Если вы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хотите достичь какой-то цели, пусть даже кажущейся невыполнимой на первый взгляд, то не паникуйте сразу. Разбейте задачу на части и выполняйте их одну за другой. И даже если вы не добьётесь конечного результата, то всё равно, через некоторое время сами удивитесь сколь многого вы достигли». Совет весьма дельный, Герберт Уэллс дураком не был, и когда мне ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, надо чего-то достичь, то данное правило действует безотказно. За исключением описываемой ситуации.

       Измельчение попытки исполнения заветной мечты на самые мизерные частицы не принесло ни малейшего результата. Да, при желании я мог вновь поступить в институт, на какую-нибудь иную кафедру. При моей любви к техническим устройствам и точным наукам выбор предполагаемой профессии решительно не имел никакого значения. Я бы вновь ничегошеньки не понимал, просиживая штаны на лекциях по технологии плавки стали или конструированию аппаратов для химического производства. Вся беда заключалась в том, что повторное студенчество отнюдь не гарантировало развесёлой лихости во внеучебное время. Скорее наоборот. На память незамедлительно пришло большинство ученических групп нашего курса, внутреннее общение которых ограничивалось совместным сидением за партами. И не сказать, что учились там исключительно замкнутые интроверты или непьющие женоненавистники. Совсем даже нет, и со многими из них мы вполне себе приятельствовали. Но точно также, как граф Калиостро расписался в полном бессилии, выводя «Формулу любви», так никакой иной маркиз или барон не смог бы определить причину, по которой наша славная группа спаялась и споилась в первый месяц знакомства на абитуриентской картошке.

       Получалось, что для продления удовольствия на предстоящую пятилетку, мне необходимо было уговорить хотя бы с десяток своих одногруппников совместно со мной попробовать развернуть колесо истории. Богатое воображение с лёгкостью нарисовало вытянувшиеся лица и отпавшие челюсти соучеников, а высказанные мнения о моих умственных способностях нецензурно очернили светлые фантазии. К тому же, после некоторого усмирения эмоций, я понял, что и сам никогда не попрошу их о подобном шаге. Да, мы не раз и не два выручали друг друга в трудные времена. Но та поддержка была действительна необходима в сложившихся ситуациях, чего никак нельзя было сказать о диком нежелании взрослого человека собственно повзрослеть. В общем-то я хотел попросить их в корне изменить планы на собственную жизнь. Которая одна, которую не перемотать обратно, и которая предоставляется один – единственный раз. Ежели, конечно, отвергнуть теорию реинкарнации.

       От зачётки необходимо было избавляться, причём немедленно. Разумеется, она была лишь символом, как полковое или дивизионное знамя. И также как воинское подразделение, при наличии личного состава и бронетехники, вполне себе остаётся боеспособным даже без куска красной материи, так и я вполне мог заново поступать в высшее учебное заведение, не сохраняя при этом документальную память о былых победах над преподавательским составом. Но точно также, как несмотря на боеспособность, расформировываются воинские части при утрате закреплённого за ними штандарта, так и мне необходимо было уничтожить личную ипостась студента дневного отделения Уральского Политехнического Института. Срочность была вызвана всё той же повышенной впечатлительностью. Начав сомневаться и отложив поход за дипломом на более поздний период, я вполне мог остаться без подтверждающего образование документа. Напомню, что срок выхода на работу давненько скрылся за самым дальним горизонтом, статья за тунеядство в одна тысяча девятьсот восемьдесят шестом году была вполне работоспособной и предусматривала уголовное преследование с реальным сроком для лиц, уклоняющихся от трудовой деятельности. К тому же, проживая в ту пору в родительской квартире, я осознавал необходимость вливания заработанных мною средств в семейный бюджет. На память немедленно пришёл любимый Рэдрик Шухарт, который: «Приняв решение начал действовать быстро, ловко и продуманно, словно работал в Зоне».

       Не давая себе времени на продолжение душевных метаний, я торопливо оделся и прихватил с собой вечного спутника студентов того времени – пластмассовый портфель системы «дипломат». Приобретённый ещё на втором курсе у спекулянтов на знаменитой барахолке в поселении Шувакиш, он вполне мог вместить в себя пять бутылок портвейна объёмом по 0,8 литра либо иной немудрёный ученический скарб. Ныне, никаких предметов кроме зачётки и студенческого билета в «дипломате» не было и можно было вполне обойтись без него. Но представив ощущения от лежащих в кармане документов, следовавших к вечному забвению во глубину институтской канцелярии, я решил максимально ограничить тактильные контакты, могущие вновь привести к мыслям о рвущейся нити.

       Обычно я следовал до института пешим порядком. Маршрут занимал около пятидесяти минут и мне нравились как утренние, так и вечерние променады. Под скрип снега, шуршание листьев либо шлёпанья по лужам неспешно текли мысли и множество важных решений были приняты мною именно на пути в храм науки или во время возвращения из оного. Сейчас же, опасаясь возобновления воплей внутреннего голоса, я удачно отловил таксомотор (лица, не пожившие в СССР, не поймут, чего это была за лотерея на социалистических улицах), который за один, честно заработанный в стройотряде рубль, доставил меня к институтским дверям. Тут моё везение закончилось. В ту пору допуск в учебные корпуса был совершенно свободен, и не требовал предъявления никакого документального подтверждения принадлежности к учащемуся сообществу. Но порой, с непредсказуемой периодичностью, на входе выставлялись контролёры, желающие увидеть развёрнутые пропуска. У дверей незамедлительно образовывались внушительные очереди из хлопающих себя по карманам лиц, непреклонная охрана пресекала попытки проникнуть внутрь забывчивых особей, а количество опозданий на лекции возрастало неимоверно.

       Пристроившись в хвост колонны учебно-преподавательского состава, я невольно отпустил мысли в свободное плавание, чем не замедлил воспользоваться очухавшийся внутренний голос. «Лёня!», завопил он, «Сейчас ты ПОСЛЕДНИЙ РАЗ В ЖИЗНИ предъявишь студенческий билет! Не спеши, вспомни, что ты умный, и лишь прикидываешься балбесом. Помысли ещё раз, а лучше помысли два или три раза, о том, как тебе можно вернуться в столь чудесное место». Не сумев усмирить вновь нахлынувшие эмоции, я выскочил из очереди. К счастью (вот уж действительно парадокс) в ту пору я ещё употреблял никотин посредством курения. Надо сказать, что более меня привлекал не сам факт попадания вредных веществ в лёгкие, а именно процесс. Извлечение сигареты из пачки, её разминание между пальцами (советские табачные изделия однозначно требовали данного действия), синий дымок и концентрация взгляда на огоньке, отвлекали, успокаивали и уводили в мир философских размышлений. Так случилось и в этот раз. Две сигареты, выкуренные подряд без какой-либо паузы, помогли разуму одержать победу над разбушевавшимися чувствами.

       Торопливо ввинтившись во входные двери, и бормоча привычные извинения: «Экзамен, пересдача, опаздываю, отчислят» я проник в фойе главного учебного корпуса. Надо сказать, что тогда это был именно «храм науки». Мрамор, лепнина, широкие лестницы с дубовыми перилами и высоченные потолки, конечно не дотягивали до махины МГУ на Воробьёвых Горах, но таки впечатляли. Обычно, не смотря на длительное пятилетнее обучение и отсутствие изменений во внутренних интерьерах в течение всего указанного срока, я старался неспешно следовать по almamater, разглядывая детали «сталинского ампира». Но только не в тот последний день, проведённый в студенческой ипостаси. Быстрым шагом - лёгким бегом преодолевая высокие лестничные марши и длиннющие коридоры я на ходу сообразил, что не знаю расписание работы институтской канцелярии. Внутренний голос немедленно начал репетировать пламенную речь на случай обеденного перерыва, но к счастью дверь оказалась открытой. В кабинете с бесчисленными шкафами, отделёнными от меня широким деревянным «прилавком», сидела девушка системы «типичный архивный работник». Унылый взгляд, тёмное платье, пучок волос на затылке и большие очки делали минимальными её шансы на встречу с красавцем –принцем, имеющем в личном пользовании персонального белого коня. 

       Положив на «прилавок» зачётку и сообщив равнодушной работнице о цели своего визита, я торопливо отошёл в сторону, на дистанцию намного превышающую длину вытянутой руки, опасаясь дать слабину в самый последний момент. Очень кстати на стене кабинета присутствовал плакат из цикла «Гражданская оборона», наглядно демонстрировавший предполагаемые действия в критических ситуациях. Не позволяя себе бросить прощальный взгляд на свои студенческие регалии, я упрямо разглядывал картинки с надетыми на головы длиннохоботными противогазами и наложенными на израненные конечности ватно-марлевыми повязками. Наконец скучный голос попросил меня расписаться. Зачётка отсутствовала, а выстраданные синие корочки лежали на прилавке, не вызывая ни малейших положительных эмоций и соответствующих мыслей на тему «Ай да Бессонов!».

       Шагая к выходу, я вновь заставлял себя спешить. Очень хотелось зайти на уже не родной факультет. За годы обучения я познакомился со множеством студентов младших курсов, и без сомнения мог встретить кучу знакомых. Меня бы хлопали по плечу и искренне радовались встрече. Но я не пошёл, по причине того, что очень - очень не хотел услышать вопросы на тему «Ты чего здесь?». Скорее всего звучали бы даже не вопросы, а шутки насчёт второгодника, насчёт того, что вчера усугубил и с утра забыл, что уже закончил институт, что меня по привычке вызвали в деканат на предмет отличной учёбы и примерного поведения…С каким удовольствием я променял бы тогда эту искреннею радость от встречи на дежурные рукопожатия или равнодушные кивки головами. За приветствия равного с равными, студента со студентами.

       Время действительно неумолимо и ход его невозможно остановить. Избитая истина, периодически вгоняющая нас в хандру и сплин. В такие минуты мы неспешно грустим и философствуем на тему бренности всего живущего. Но бывают моменты, когда ты физически, как некие аллегории, ощущаешь стремительно истекающие минуты. Так было и тогда. Торопливо сбегая по лестницам, я практически наяву увидел последний вагон уходящего поезда. Поезда, в котором путешествовали в большинстве своём приятные люди, в котором всегда было весело и интересно, и в котором мне было так комфортно ехать на протяжении долгих пяти лет. К сожалению, я не имел ни малейшей возможности, подобно актёру Василию Лановому в фильме «Офицеры», помчаться вослед и успеть вспрыгнуть на подножку, размахивая при этом букетом цветов. Я скакал вниз через две мраморные ступени, а уходящий от меня состав прибавлял скорость и вскоре красные хвостовые огни безвозвратно исчезли за горизонтом. Если быть более объективным, то вскоре высоченная, широченная и тяжеленая дверь Уральского Политехнического Института захлопнулась за спиной дипломированного инженера – механика.