Теофраст Бомбаст

     - Ну ты, умник, вылетишь у меня с работы, аж гай зашумыть! – сказал директор Тютюннык.
     Пётр Ильич сгорбился на унитазе, подпер голову рукой и задумался, что же означали эти слова Михайла Степаныча. «Аж гай зашумыть» - это по-украински значит быстро, в два счета. Но почему? Кажется, он всегда старался скрывать на работе свое интеллектуальное превосходство над всеми.
     Пётр Ильич служил вахтёром на проходной одного маленького заводика и мечтал поскорее дожить до пенсии.
     Поёрзав на унитазе, Пётр Ильич раскрыл «Философский словарь» и погрузился в чтение.
     Пётр Ильич был озабочен. Уже который месяц не мог он отыскать в «Словаре» нужного места.
     Один философ, из новых и, сколько он помнил, русский, написал, что вся философия есть надувательство, шарлатанство, одно пустозвонство, «парад темпераментов» .
     Спустя короткое время Петру Ильичу захотелось перечитать это ужасное место, но он его не нашёл. Он помнил, что это где-то слева, вверху страницы, но проклятый русский как в воду канул.
     С тех пор Пётр Ильич искал это место.
     Сначала он раскрывал «Философский словарь» наудачу, надеясь, что нужная страница найдётся сама собой. Но страница не находилась.
     Тогда он принялся методически перечитывать весь фолиант.
     Через три месяца он его дочитал. Русского философа не было.
     Тогда он прочёл «Словарь» сзади наперёд – от «Ямперса Карла, нем. Экзистенционалиста», до «Абеляра Пьера, фр. Философа и теолога 12 века».
     Русского нигде не было.
     Пётр Ильич не опустил рук и теперь перечитывал «Философский словарь» по третьему разу, надеясь, что проклятое место всё же найдется. Ведь деваться ему было некуда.
     - Парацельс, Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, - прочёл Пётр Ильич вслух. – Чернокнижник, маг, алхимик Эпохи Возрождения. Годы жизни…
     Он всегда с особенным вниманием прочитывал о годах жизни и смерти выдающихся людей, подсчитывая про себя, кто сколько прожил.
     - А Парацельс-то – сорок восемь годков! – сказал Пётр Ильич и усмехнулся.
Самому ему было уже 58.
     Ощутив, что ноги совсем затекли, Пётр Ильич заложил «Философский словарь» закладкой из конфетного фантика, положил его на изгиб трубы, с кряхтением поднялся, спустил воду в унитазе и пошёл на кухню.
     «А может и не было никакого русского философа, - подумал он, - а это я сам придумал во сне, как Дмитрий Иванович Менделеев? «Парад темпераментов» - чёрт, хорошо! – наверное, это моё…»
     Он попил чаю с бубликами, сел в бабушкино кресло-качалку, похожее на венский стул на салазках и, качаясь, стал читать «Разговоры с гетерами» Лукиана Самосатского…
     Утром Пётр Ильич замерзал на остановке. Было так холодно, что в носу слипалось. Пётр Ильич глядел на звезды и представлял, что бы было, если бы межзвёздное пространство заполнял тёплый воздух.
     Подошла маршрутка и Пётр Ильич сел у окна.
     На одной остановке вошёл пассажир, сел позади Петра Ильича и дохнул таким, что Пётр Ильич достал свои вязанные перчатки и стал дышать через них. Пассажир деликатно сдерживал дыхание, дышал носом, но это мало чему помогало.
     Тем временем Пётр Ильич согрелся и повеселел.
     Он сошёл на конечной, засвистал «Болеро» и пошёл между сугробов на работу.­


         2020 г.