Дело в шляпе

     Разноликая,  многоголовая  очередь  кипуче   суетилась,  длинной   змеёй  подползая  к   кассе  продуктового   супермаркета  «Мухомор».  Отоваривающийся  люд   шебутился,  рылся   в   своих  проволочных  корзинах,   проверяя,   всё  ли   куплено,  выуживал   из    бумажников    пошарканные   дисконтные   карты  и   судорожно    рыскал   взглядом  по   ярким   плакатикам,   извещающим   о   новых   скидках  и  свежих  акциях.

     Среди  всего  скопления  покупателей  смиренно  ожидал   своей   очереди  и   беспросветный  интеллигент  Михаил  Фёдорович   Глобусов – сухой,   седоусый,  с  растрескавшимся   сетью   мелких   морщин    лицом,   спокойным   и  невозмутимым. Его   многоумное  чело   было  увенчано выцветшей  фетровой   шляпой,   треугольные   язычки   ворота  подпирал тугой узел по-академически  строгого  галстука,  а  сама  тощая  фигура  заключена  в  несколько  увядшие   доспехи  поношенного  пиджака   с  приколотым  ромбиком значка, символизирующего наличие высшего образования у своего   почтенного    носителя.

      Наконец   очередь   дошла   и   до  Глобусова.

      Толстая,   как   бегемотиха,  кассирша  в   фирменном  переднике,   взглянув   на   шляпу   и   значок  Михаила  Фёдоровича,  сей  же   миг  нацепила  на   физию   дежурно-приторную  улыбку  и   прочирикала:
   –   Здравствуйте!  Вам   пакет   нужен?
   –   У  меня  свой,  спасибо.
   –  Обратите   внимание,   у   нас   сегодня   акция   на  колготки  «Мадемуазель  Хрю-хрю»   с   микрофиброй.  При   покупке    двух   упаковок   третья   в   подарок…
   –   Спасибо.   Я   как-то   колготки   не   ношу, – сдержанно  ответствовал  Глобусов.
   –   Ещё   у   нас   действуют  скидки  на   мармелад   «Облепиха»   с   пектином,   на   мармелад   «Монстры»  с  витамином  и   драже  «Тачки»  со   вкусом   выхлопных   газов.  Если  вы   покупаете…
   –   Спасибо!   Не   нужно.

    Бегемотиха   в   переднике,   проскользив   внимательным лучом красноглазого  сканера   по  покупкам  Глобусова,  с  театральной   дружелюбностью   озвучила:
   –   С   вас   пятьсот  сорок  восемь   рублей!
   –   Пожалуйста. – Михаил  Фёдорович  выудил  из  древнего   дерматинового  кошелька   купюры   и   протянул   их   кассирше.
   –  Спасибо   за  покупку!   Приходите   ещё!

    Осчастливленный  своими   продуктовыми  приобретениями  Глобусов   со  вспученным   пакетом   помаршировал   из    супермаркета.

    Дома,  когда  наш  приятель,  уже  расставшись  со  своими  атрибутами  солидности – со  шляпой,  галстуком  и  пиджаком,   мирно  смотрел  новости   по  второй   программе,   вдруг   пронеслась   ураганная    весть:   завтра привозят    их   горячо   любимых   внучков,   а  дома   нет  творожка   и   вафель.  Всё  новостное   обозрение   тут   же    было   прервано,   и  Михаил  Фёдорович  экстренно  командирован  в  «Мухомор»   за   вафлями.  Возиться  с  галстуками,  шляпами  и  значками  было   некогда,  ибо «Мухомор»  запирался  через  пятнадцать   минут,   поэтому   Глобусов,  надёрнув  на   плечи  спортивную   курточку,   с   угловатой  грацией   престарелого   сайгака  вынесся    за   порог.  Секундное  промедление  грозило  преступным  оставленьем  внучков  без  столь  высоко ценимых  вафель   и   творожка.

     Пролетев  запыхавшейся   ракетой  по  супермаркету,  Михаил  Фёдорович  примчался   к   кассе   с   творожком  и  вафлями  в  объятьях.

     Кассовая бегемотиха,   бегло  взглянув   на   спортивный  наряд   Глобусова   и   не   распознав   в  нём  прежнего   обладателя  значков   и   шляп,   сухо   бросила:
   –   Тебе,  дед,    пакет  нужен?
   –  Да-да, да,  давайте, – закивал наш друг. – Я торопился, пакет дома забыл. Отбивайте  ваш.

    Но  дальше   у  кассового  сканера  приключилась  какая-то  внеплановая   забастовка,   он  препротивно пищал и всем своим  электронным   существом  отказывался   воспринять    покупки Михаила  Фёдоровича.

     Проводя   вдоль  вафель  сканером   в   семьдесят   третий   раз,   бегемотиха   упёрлась  в   Глобусова  свирепым   взором:
   –   Дед,   ты   где    эти   вафли   взял?  Чё   за   хрень?

    Михаил  Фёдорович   мгновенно  окаменел,  серебристая   щётка  усов  безжизненно   обвисла.

   –  У в-вас… где же  ещё?  Т-там  ещё  написано… что  акция  на  пряники  «Самокат»…  Т-там   и   вафли    лежали…
   –   Не  «Самокат»,   а   «Самовар»!  Унеси   эти   вафли,  где   взял,   и   не   морочь   мне   голову!  Магазин   закрывается,  уже   надо   кассу  снимать, так  что   не  до  тебя,  дед.
   –   А   творог?
   –   Всё!   Магазин   закрывается.   Или   я   неясно   сказала?

   Глобусов,  ввергнутый  в  чрезвычайную  кручину  сногсшибательным  хамством  кассирши,  печально  расстался  с  недостижимыми  теперь   товарами  и  в  совершенно   подавленном  виде  повлачился   домой.  Без  вафель   и   творожка.

   На  следующее  утро,  смурной  и  смятенный,   он   появился   во   дворе  и,   дабы  совершить  традиционные   приветствия  с  дворовыми  завсегдатаями,  подплыл   к   лавочке,  на   которой   важно  восседали  соседи   под   председательством  неугомонного  Серёги  Тарарамова.

    На  весь   дом  Тарарамов   славился   своим   беспокойным   характером,   сдобренным   ураганной  напористостью,  безудержной   лихостью  и небывалой  претенциозностью.  Когда-то,   до  пенсии  он  работал  на   каком-то  заводе  завхозом,  отчего  обладал  неимоверным  запасом  самых  немыслимых   баек  и  побасёнок.  Свою  персону   он   носил   по   планете  с   неописуемой   важностью,  всем   раздавал   бесчисленные  советы  и   рекомендации,   хотя   сам   без   помощи  внучек   не   мог  постичь,  каким  образом   из   пылесоса  вынимается  наполненный   сором  мешок.  Самой  примечательной  частью   всей  Тарарамовской  личности,  несомненно,   были   его   кустистые,  мохнатые   брови.  Казалось,   что   господь   бог (если,  конечно,   таковой   имеется   на   белом  свете),  конструируя  Тарарамова,   сначала   создал  сии  колоссальные   брови,   а   уж  потом  приделал  к   ним   и  прочие  части  организма,  из   коих   теперь   и  состоял  Серёга.

   –  Ты  чё   такой   кислый,  старина  Михайло? – глядя  на   исполненную   печали  физию  Глобусова,   поинтересовался  всеведущий  сосед.
   –  Да-а!.. – многозначительно  вздохнул Михаил Фёдорович и  сокрушённо  махнул  рукой. Он незамедлительно поведал всю  душещипательную  историю  о  безрезультатном  вечернем  посещении  супермаркета.
   –   Я  знаю,  Фёдорыч,   в   чём   беда! – деловито  заявил  Тарарамов. – Суть   в   том,   что  ты  был без  шляпы.  Ей-богу! Шляпа, она  человеку солидности  придаёт,  весомости.  Кто   попало   при   шляпе   не   ходит.
   –  Да  ну…  что  уж!.. – усомнился   в  речах  соседа   Глобусов.
   –  Ей-богу,  Фёдорыч!  Вот   я – истинный    пролетарий,   шляпу  в  жисть   не   носил,   всю  дорогу   в   кепке,   и   ко   мне   сейчас   какое  отношение?   Самое   собачье!
   –   Да  ну,   скажешь   тоже!
   –  И скажу!   Скажу,   Фёдорыч! – Тарарамов  взвился  с   лавочки. – Ни   почёта,   ни    уваженья.   В   поликлинике   грубят,   в   соцзащите   рычат,   в   магазинах   тоже…  А   был   бы   я   при   шляпе,  везде   было   бы  гарантировано   сплошное   почтенье.   Вот   мне   завтра   в   поликлинику  идти,   а   я   уверен  –  мне   там  нахамят.   А   почему? – Он  испытующе   воззрился   на   Глобусова.
   –   Почему?
   –   Да   потому  что   я   без   шляпы!  А   был   бы   в   шляпе!.. – Серёга  мечтательно   закатил очи и тут  же   по-приятельски  обнял  Михаила  Фёдоровича. – Слушай,  старина,  пожертвуй   мне  на   денёк   свою   шляпу,   мне   надо   завтра   в  ней   в   поликлинику   сходить.  За  одним  я  тебе  докажу  на  собственном  примере,   какой   почёт   мне   будет   обеспечен   благодаря   шляпе.  Дашь?
   –   Ну…  на.  Мне  что  –  жалко?
   –   Вот    спасибо,  Фёдорыч!..

                *      *     *

    На   следующий   день,   лишь  только   жизнерадостное    солнце  улыбнулось   из-за   серых  громад   девятиэтажек,   подъездные   двери   распахнулись,  и  во   двор   выплыл  довольнёхонький Тарарамов – в соседской шляпе,  в  помазеевой  рубахе  и  мешковатых   джинсах.  Его   буйной   головушке   было  чрезвычайно    тесно  в  Глобусовской   шляпе,  отчего шляпа  постоянно  всползала  на  макушку,   и   Серёге   приходилось  ежеминутно   возвращать  её   на   исходные   позиции.

     Не   скидывая  с   физиономии   ни   грамма  важности,  Тарарамов  влез   в   автобус  и   угнездился  на   пустом  сиденье.  С   надоедливой  регулярностью  взбирающаяся  на   макушку   шляпа  лишила  Серёгу  всяческого  спокойствия,   и   он,  сдёрнув  её   с   головушки,   положил   на   соседнее   кресло.

     На  очередной  остановке,  когда  автобусные  двери  с  диким  шипением  отворились  и  в  транспорт  повалили  странствующий люд, рядом  с Тарарамовым  плюхнулась  какая-то  неимоверно   пухлая  старуха   с   костылём.  Глобусовская  шляпа  с   трагичным  стоном   сгинула   под   её  обширным  задом.

   –  А-а! – взревел  подпрыгнувший  на  сиденье  Серёга. – Ты,  бабка,  куда  прёшься?!  Не  видишь,  здесь  люди  шляпы  везут?!  Встань   щас   же!   Встань! – Разъярившийся   Тарарамов  начал  ожесточённо  шпиговать  пальцем   перепуганную  старуху  в  пухлую    ягодицу…

      На  остановке  около  поликлиники  наш  знакомый  вылез  разгневанный  и  хмурый,   в  деформированной,   как  водопроводная   гофра,  шляпе.  Брови   его   ходили   ходуном,  олицетворяя таким своим движением верх неистовства, воцарившегося в Тарарамовской   душе.

      В  холл  поликлиники он  вломился, как  бронетранспортёр,  распихал  толкающийся   у регистратуры  страждущий  люд  и  втолкнул  свою  увенчанную  изжульканной  шляпой  голову в окошечко. Вслед  за  дьявольски   измятым  головным   убором  в  регистратуру   вторглись  его  громадные   брови,  неудержимое   шевеление   которых  тотчас   ужаснуло  встрепенувшуюся   девушку   в   белом   халате.

   –  Милая   барышня! – отбрыкиваясь   от  возмущённых   пациентов  за   плечами,  начал   Тарарамов. – Я   вас   как   телигент  телигентшу  прошу:  нельзя   ли  мне   сразу   талон  к   окулисту? Знаете ли,  некогда  мне  по  всяким  терапевтам   шляться  попусту.  В   моём   случае   и    так   всё    ясно,   мне   ещё    давно   сказали:   надо   зрачок    менять,   старый   замутнился. Тут всё  понятно – прямой  путь к  окулисту,  к  чему  терапевты? Я  заместо   терапевта лучше в  театр  схожу, там  сегодня, понимаете, ансамбль  симфонию  танцевать    будет, билет кое-как достал, через  знакомого  дирижёра.  Мы  ж,  телигенты  без  театров   никак – жисть  нам  не  мила!  Так  что  вы,  милая  барышня,  мне,   пожалуйста,   талон   к  окулисту!

     Опешившая  девушка-регистратор  тряхнула   белокурой    чёлкой  и,   через   секунду  посерьёзнев,  атаковала  наглого   Серёгу:
    –   Вы,  гражданин,  совесть   имейте!   Влезли    без   очереди,   фамильярничаете  здесь,   хамите.  Не  хорошо – стыдно,  гражданин!  Приготовьте   паспорт,   полис    и  СНИЛС   и   ждите   своей   очереди!
   –  Полюс? Ещё и  полюс  нужен? – бестолково  лупая   глазами,  вопрошал  Тарарамов. – А  без  полюса   никак?  Я   вас  как   телигент   телигента…
   – Мне на  массаж! – какой-то  юркий  дедок  отпихнул мощным костылём  оцепеневшего   Серёгу  от  регистратуры  и всунул в окошечко  свою  ветхую  документацию. – Массаж   прострел  даёт  спине! И   ноги  сразу  сгибаются! На  массаж  мне!..

                *     *     *

    –   Понимаешь,  старина,  одной  шляпы,  видать,   мало! – насупив  свои   исполинские   брови,  сосредоточенно  размышлял  Тарарамов,   сидя  на   лавочке   по   соседству   с   Глобусовым. – Не   создаёт  она  облика  полновесного  телигента.  Солидности  не   хватает.  Послали  меня  в  поликлинике   как   самого   захудалого   пролетарьишку.   Ты   мне,  старина,  пожертвуй-ка  ещё  свой   пиджак.  Мне   завтра   надо  в   соцзащиту   ехать, субсидию оформлять. Там  нужно  обеспечить  себе   почтенье.  Дашь   пиджачок?
  –   Ну   на…  Жалко    мне,   что  ли?
  –   Благодарствую,   старина!..

                *     *     *

     В вытянутый кабинет заведующей  отделом  социальной  защиты   засунулся  Тарарамов,  с  лучащейся  деланной  приветливостью  физиономией.

     На нём  была многострадальная, жутко  гофрированная  шляпа,  плечистый, клетчатый   пиджак  с  приколотым  ромбиком  университетского   значка   и   взятый    у   Глобусова   для    пущей   важности  галстук.

   –  Мои  добрые  приветствия  многоуважаемой   мадам! – воскликнул  с  порога   Серёга,  вваливаясь   в   кабинет.
–   Здравствуйте! Что вы  хотели? – Заведующая  недоумённо  поглядела  на  сплющенную  шляпу   восторженного  посетителя.
–   Желанье  моё, в общем-то понятно, – начал вещание   Тарарамов. – Я  к   вам   как   телигент  к   телигентше…  Нам  бы  субсидию  желательно,   а   то,   понимаете,  финансы   какие-то недостаточные. А  я как-никак человек  телигентный, опускаться до  пещеры  не  могу. Я столько, понимаете, науке служил,  культуре  там  всякой… Грамоты  имею, медали  разные! – Тарарамов  вдруг  вспомнил, что  на  его  груди  красуется  значок  Глобусова. – Во!  Видите  орден?  Это  я   в  «горячей    точке»  служил,  на    танке!  В   одном    бою   шесть   танков  неприятеля   разбабахал.  И   одну   эту…  как  её?  Гаубицу!   Как   стрелил   по   ней!   Сразу   орден    дали!
   –   Это   значок    о   высшем   образовании! – напомнила   Серёге  заведующая,  поглядев  на   Тарарамовскую  грудь   поверх  роговых   очков.
   –   Ах  да!  У  меня  оно как  раз  высшее!  Образование-то, –  спохватился   хвастливый    визитёр. – У   меня   их   всяких,  образований,  полно:   и   высших,   и   низших – каких   хотите.   Всех    и   не    упомнишь!  Только,  поймите,   с   финансами   трудно.
   –  Что  вы,  собственно,  от  меня  хотите? –  вопросительно  посмотрела  на  Тарарамова  заведующая,   держась   за   оправу    очков.
   –  Я  к  вам  как  телигент  к  телигенту.  Нам бы  тыщ  семь-восемь  докинуть  к  пенсии. За подвиги,  имеется  в  виду,  за   разную   доблесть,   за   образование.  Нам,   телигентам,  в  театры   ходить   полагается,  всякий    там    «Танец  маленьких   лебедят»   любопытно   поглядеть. Поэтому  я  бы  вас  попросил,  как  телигент   телигента,  оформить  мне   дополнительно  тыщ   восемь-десять…  ну,   двенадцать   максимум.   И   мне   на   оперы   хватит.  А?  Сделаете?  Как   телигент   телигенту.
   –  Вы,  гражданин  в своём  уме? Как  вы  себе это представляете?  Мы  что,  за  хорошие   глаза  вам  должны  доплаты  оформлять?  Вы   соберите   все   документы   по   перечню – он  у  нас   на   сайте  есть, – приносите   их,   мы   рассмотрим  ваш  запрос,  и,   если   всё   соответствует   законодательству,  назначим   субсидию.
   –    А   по-другому  никак?  Как   телигент  телигенту?  А?
   –   Нет.  Никак.
   – Ясно, – заключил Тарарамов и, поглубже напялив шляпу, покинул  чиновничью  обитель.

                *     *     *

    –   И   не   в  пиджаке   дело,  Фёдорыч! – митинговал  перед   Глобусовым  Серёга. –  Не   в пиджаке! И не в шляпе! И не в орденах! Я  ей  толкую,  мол,  как  телигент  телигенту,   а  она  упёрлась:  «Не  положено!»,  и   всё.  Не   достаёт   мне   чего-то   для   солидности…  Не достаёт…  Может,   меня   выдают   мои   пролетарские   носки?  А,  старина?  Как    ты    думаешь?  Может,  мне  для   довершения   образа   нужно  твои  носки   надеть?
   –  Я  не  знаю… Мне не жалко, если  что… – конфузливо пожимал  плечами  смущённый   Михаил  Фёдорович.
   –  Знаю  я,  Сергей,  чего   тебе   не   достаёт! – громко  заключил   доселе  молчавший   дед  Вася,   сидящий   по  соседству   на   лавочке.
   –    Чего? – умоляюще   воззрился   на   него  Тарарамов.
   –   Вот   чего! – Дед   Вася  постучал   себя   сухим  пальцем   по   лбу   и  поднялся   со   скамейки,   двинувшись  прочь.
   –   Не  пойму… – развёл  руками  в  отчаянном   недоумении  Серёга. – Шляпа  же  на   мне  всегда   была…   Чего  ещё   надо-то?!

                8  октября  2022 г.,               
                г. Барнаул.