Руиной и изменой ч. 5. Помирился с ляхами и Ордой

Написано по актам Южной и Западной России. Все события и персонажи подлинные

автор Александр Иваненко

Весна 1658 года от Рождества Христова

Москву захлестнула Масленица. Дни выдались погожие - и по улицам шли и ехали в гости к друг другу на блины, московские люди в обновках. Город превратился в одно большое гульбище. Всякий день опустошались погреба - православные спешили налакомиться перед Великим Постом. Дюжие молодцы бились стенками на льду, пьяные метелили друг друга у кабаков. Ветром принесло нищих, погорельцев, сирот и убогих, что молили милостыню при каждом храме. В Черной Палате Разбойного приказа допрашивали свежепойманных татей, приехавших с кистенями на заработки. По ночам шастали скоморохи с харями, не глядя на строгие указы Патриарха. Впрочем по Белокаменной уже шептались с оглядкой, что государь смотрит на Никона без прежней милости. В церквях духовные торжественно провозглашали молитвы за победы православного воинства над люторами, папежниками и басурманами.
Было, было за что благодарить Господа - войска Русского царства стояли по всей Малой России, от Киева до Вильно все подчинилось двуглавому орлу. Ныне и гордая шляхта в Белой Руси и лихие черкасы признали власть царя православного. Можно ли было представить подобное, когда горела Москва от польской руки, и враги Православия в Кремле терзали Святейшего Патриарха Гермогена? А теперь Войско Запорожское верно служит Государю, и стоит заодно с Великой Россией против недругов Божьих и царских. Да что запороги, сами ляхи готовы возвести Алексея Михайловича на свой престол. От тех новостей в кабаках и хоромах Третьего Рима поднимались и осушались чары и ковши для веселья православным христианам.
Не веселился только думный дьяк и глава Посольского приказа Алмаз Иванов. Даже лебединое мясо на царских пирах и милость государева не могли развеять его дурных предчувствий. Не бабьи сплетни и злое гаданье было тому виной - тайные вести, которые мчали с черкасских городов. Это тебе не сказки сибирские о покорении новых землиц, не грамоты от князя Хованского о победе над именитым Делагарди. Такие известия царь Алексей Михайлович и думные бояре любят слушать и громко обсуждать. Но иное дело, когда государь думает одно, а с дальних окраин пишут другое. Здесь горько будет тому, кто правителю правду расскажет. Верно сказано в святом Писании, у Екклезиаста - "«Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь».
Дьяк неспешно расхаживал по Задней палате Посольского приказа. Взгляд его скользил по аглицкому сукну, которым были обиты стены. Но мыслями Алмаз Иванович был далеко отсюда - в Малой России. Оттуда все чаще в эту комнату, скрытую от чужих глаз, приезжали измученные быстрой скачкой вестники. Не доверяя никому, думный дьяк самолично читал недобрые грамоты. Уж кому кому, а ему ведомо, сколь тяжела и опасна тайная служба государева. В молодости, торгуя в Турции и Персии, не раз рисковал головой для Русской Земли в темных закоулках и караван - сараях. Пьешь горькую кафу турецкую, улыбаешься приветливо басурману в чалме и не ведаешь - то ли нож тебе в спину ткнет хозяин любезный, то ли янычары ворвутся и потащат кожу живьем снимать. Господь сохранил и возвысил, но читая тайнопись грамот, думный дьяк Вот пишет киевский воевода Бутурлин, как послал он капитана Андриана Чернышева на Корсунскую раду. Через две недели капитан вернулся, весь измученный и рассказал, про то как на раде отказывался гетман Выговский от булавы, и как полковники его упрашивали, как обещали все вместе быть против неведомой государевой грамоты, где обещалось вольности казачьи забрать и козаков в драгуны отправить. Еще узнал Чернышев, что шведские послы обещали Выговскому в том бунте помощь, и руку к этому приложил любимец гетмана Немирич, что царство Московское злыми словами хулит. Да там же был при Выговском и польский посол Беневский, а о чем они говорили - неведомо.
По украинным городам у Алмаза Ивановича везде свои люди. Не так давно возвели на Изюмском шляхе стрельцы крепость Яблонов, а там уже дело государево правит в Съезжей избе дьяк Григорий Башмаков. Через два месяца после рады, прискакал к нему донской казак Григорий по прозвищу Зять. Не успев перекреститься на икону, стал рассказывать. В прошлом году вместе с донской станицей атамана Самаринова был послан на Сечь. С запорожскими козаками ходил в Крымские улусы добывать языков, и от них узнал, что гетман Выговский и полковники решили Алексею Михайловичу изменить. Один только полковник полтавский Мартын Пушкарь в Чигирин не поехал и раду созвал, чтобы измене той противостоять. За это Выговский велел не пускать в Полтаву купцов с порохом и свинцом, везде расставил крепкие сторожи по рекам и городам, чтобы Пушкарю никто помощи подать не смог.
А дальше Зять сказал такое, что дьяк Григорий перо изломал в пальцах. Сказали черкасы, что посылал Выговский изменные листы крымскому хану, с приглашением прийти и ударить на государевы города. И тех гонцов запорожцы поймали и поедут на Москву. А хан Крымский переходил Днепр с ордой, на помощь Выговскому, да запорожцы сбили его и отогнали обратно. Он же Зять, как узнал все в подробностях, тут же поскакал рассказать про ту измену людям государевым.
Дошли до Москвы и грамоты Пушкаря. Писал казацкий полковник путивльскому воеводе Григорию Зюзину то же, что говорил Зять: "пан Выговский изменил царскому величеству, помирился с Ляхами и Ордой, и идет против Войска нашего, хочет огнем разорить всю Украину, а потом на рать его царского величества" "Вот только в Думе поверили не казаку гуляке и капитану безродному. И уж тем более не мятежному полковнику" - горько усмехнулся дьяк. "Гетман Выговский из рода православного старинного, а то что бунтовщиков давит - так то для государя и воспитателя его боярина Бориса Ивановича Морозова дело нужное. Давно ли самого мужики московские едва не за грудки брали, Плещеева и Траханиотова рвали на куски прилюдно, того же Морозова едва смог отмолить у толпы. С тех пор царь Алексей Михайлович на любой бунт против власти смотрит как на дело дьявольское. Выговский о том знает прекрасно. И ведь как пишет красиво государю - "лучше нам, всей Малой России верным подданным, вашего царского величества, нежели десяти бунтовникам, верить изволь". А самому Морозову еще краше - "Покойный Богдан Хмельницкий ни о чем ином войну начал, только за православную веру, за церкви Божии и из за поругания иноверцами Российского православного народа. Также и мы, ни за что больше, но только за достоинство великого государя умирать должны всегда". И далее: "Просим твоей милости, изволь ходатаем быть, чтобы царское величество своевольникам не верил.". Борис Иванович и рад стараться.
Да и послы гетманские пели соловьями - мол у Пушкаря одни гультяи и своевольники собрались, а больше ни один полк не бунтует. Алмаз Иванович сам присутствовал при беседе с ними. Те, не дрогнув лицом, крестились и божились, что гетман мечтает только о верной службе. За такие добрые речи послы, и старшина казацкая были пожалованы царскими дарами. Более всего даров досталось гетману - одних лучших соболей на триста рублей. И отца его не забыли. А тем кто доносил про измену - шиш в нос. И на том спасибо пусть скажут, что каты на дыбу не вздернули, за клевету на верного слугу царского.
Трудней всего думному дьяку было ответить на вопрос царский - вот ты, Алмаз Иванович людишкам разным веришь, а зачем бунтовать гетману и его черкасам? Дары им шлются, войско царское защищает, никто из бояр государевых земли на Украине не захватывает себе, в реестр записано столько, сколько они при поляках и мечтать не могли. За верность Православию в Москве хвалят Малую Россию и одаривают, сами себя судят, сами налоги на себя собирают, гетман послов иноземных принимает - какому московскому боярину такое позволено? Когда им такое ляхи позволяли? Или может крымчаки и султан позволят? И нашлись доброжелатели, шепнувшие государю, мол дьяк через чернь всякую клевещет на человека благородного рода, потому сам из черни вышел. Так глядишь дойдет и до аглицкого бунта, когда торговые мужики короля Карлуса на плаху кинули.
Все же думный дьяк кое что смог. Уговорил государя бунт Пушкаря не давить ратью Ромодановского, а отправить грамоту примирительную, ради спасения крови православной. Самому же князю Григорию написал, чтобы на уговоры гетмана не шел, и держался в стороне. Ромодановский спорить не стал - он новоявленного гетмана невзлюбил сразу, когда тот войско царское без припасов оставил. По уговору пришедшую рать из Белгорода черкасы должны были кормить, а еды вдруг не оказалось. Многие стрельцы и драгуны из за того поразбежались. Гетман же с видом простодушным при встрече разводил руками, обещал виновных наказать, и еду доставить. Князь едва удержался, чтобы по зубам не приложить за такую простоту. И уж помощи от него в рубке бунтарей Выговский не дождется.
Однако дьяк хорошо понимал, что все это измену не отвратит и последствия ее будут страшны. Польется кровь единоверная по двум Россиям, на радость стервятникам польским и волкам крымским. "От междоусобные брани сохрани Господи." - подумал он с горечью. Припомнилось ему как всего пять лет назад на Земском Соборе он объявлял о принятии Войска Запорожского под государеву руку. Верилось тогда что навсегда. Ныне же все стало зыбко, а впереди поджидала и скалилась междоусобица..."От междоусобные брани сбереги" - истово перекрестился на икону Спаса Алмаз Иванович. За стеной продолжала догуливать Москва, не зная что гроза уже на пороге.
Р./S. Автору требуется много времени, для написания статьи в художественном стиле, с обработкой документов того времени. Уважаемые читатели могут поддержать лонгрид отзывом. Корректная дискуссия также приветствуется. Благородные меценаты могут поддержать идею, пожертвовав средства. Когда наберется 3000 - статья выйдет. Реквизиты карты - 2202 2011 4078 5110