Противостояние. Битва при Унже

                ПРОТИВОСТОЯНИЕ

     —А чё ты?! А чё ты?!
     —Пошёл отседа! Поэл? Пошёл отседа, поэл?
     —А чё ты?! А чё ты, а чё ты, а чё ты, а чё ты?!
     —Пошёл отсэда! Пашшёл отсссэда, поэл?!
     —А ччёты а ччёты а ччёты?!
     —Пшшшёл отсссэда, поэл? Пшшшёл отссссэда, пшшшёл отсссэда, пшшшёл отсссэда, пшшшёл отсссэда, поэл?!!

     Это мы приехали в хорошо знакомую деревню во исполнение повеления партии и правительства хоть что-нибудь свершить в пользу продовольственной программы. Но сейчас я веду речь не о таком государственно важном и всенародно масштабном, а о поистине пустяковом. С распределением на работу что-то медлили.  А мы в окно избы наблюдали, как двое местных мальчишек (оба Анатолии), приняв боевую позу, ссорились. Николай сказал мне:
     —Как бы не разодрались. Пойдём разнимать, Андрей!
     —Не стОит, Коля. Сейчас разойдутся, не беспокойся.
     Время шло к полудню, палило солнце, быстро нарастала жара и вместе с нею разливалось нежелание какой бы то ни было активности. Да, я не ошибся, мирно разошлись.
     —Ну, Андрюха, ты у нас прямо научный прогнозист!
     —Элементарно, Ватсон.

     Я вспомнил, как орали друг на друга два кота. Дело было погожим летним утром на антенном поле ведомственной радиостанции, где мы трудились. Рядом располагался небольшой пригородный жилой массивчик. Образ жизни его обитателей был почти деревенский, с козами, кошками и собаками. Козы щипали, что бог послал, томясь на привязи, а кошки и собаки пользовались широкой свободой. Вороватых народных представителей на казённую территорию не пускала вахта, кошки же и небольшие собачонки легко проникали через прорехи под забором. И вот однажды, помню: в тени технического здания стоят два кота, пялятся друг на друга, размахивают хвостами и с напряжённой ненавистью по очереди выпевают что-то оскорбительное. Заниматься этим они могли долго. Ни один не считал достойным уступить, но и доводить дело до драки не хотелось. Время шло, солнышко показалось из-за угла здания, и один из дуэлянтов оказался на солнцепёке.  Стало жарко невыносимо, и кот прилёг, продолжая орать и делать хвостом угрожающие жесты. Другой тотчас воспользовался слабиной и тоже лёг на пузо. Ссора продолжалась всё так же темпераментно, но не столь утомительно. Тень между тем  отступала, скоро оба оказались на солнце, и ещё через некоторое время вопли утихли. Оба мирно спали.



                БИТВА  ПРИ  УНЖЕ
                (ВОЙНА  НА  ДВА  ФРОНТА)

                в итоге игоревой сечи
                в моторе погорели свечи
                кончак вылазит из авто
                и видит сцену из ватто

                Алексей Цветков


     «Унжа» — это разборная стальная радиомачта, названная почему-то в честь реки. В демонтированном виде она представляет собой штабель стальных решётчатых конструкций. На антенном поле нашей  радиостанции такой штабель громоздился вблизи входа в техническое здание, где одни осуществляли приём и передачу информации, другие шуровали паяльниками в ходе борьбы за звание ударников коммунистического труда, а кое-кто втихаря грешил дегустацией гидролизного спирта. Но об этом нужен отдельный рассказ. К нашей истории спирт не имеет отношения.

     Место было приятное, одно плохо: до ближайшей столовки было далековато, две автобусные остановки. Обычно лень было туда таскаться, и каждый приносил свой ланч с собой. Объедки помещались в мисочку, которую в хорошую погоду радистки выносили на травку и угощали собачонку нашей уборщицы. Она деликатно кушала, стоя у этой миски и хвостом выражая благодарность (хвостовые сигналы у собак означают ведь совсем не то, что у кошек). Если же попадалась кость или ещё что-нибудь крупное, собачка изымала лакомый предмет из миски и обрабатывала лёжа, придерживая передними лапами. При этом почему-то относила ценное лакомство в сторону. И чем ценнее, тем дальше.

     Теперь надо рассказать а) про ворону и б) про Базилио, корпулентного соседского котищу.

     Вороны отличаются не только незаурядным умом. Некоторым не чуждо и чувства юмора. Одна из них, вы не поверите, подражала девичьему хохоту и взвизгиванию. Видимо, эти звуки, погожим вечерком исходившие из уютных окрестных зарослей, сильно впечатлили её. Была и такая ворона, что иногда шалила. Однажды она на наших глазах сорвала с верёвки выстиранную уборщицей какую-то салфетку и воздушным путём переместила к проходной. Зачем? Явно из хулиганских побуждений.

      И вот «Унжа». В состоянии штабеля никаких каверз типа немотивированного падения от этого железа не ожидалось. Внутри же штабеля любил возлежать Базилио. Прекрасно видимый в шаговой доступности, в лабиринте стальных конструкций он был недосягаем для собаки. Она лишь бессильно прыгала и тявкала, а кот молча взирал на это с презрением. Нервные только забавляют спокойных.

     Однажды в собачьей миске оказался целый бифштекс, лишь слегка подтухший. Редкая удача! Собачка схватила его, переместила подальше, заняла позицию «лёжа с костью» и принялась смаковать. Но тут совершила посадку ворона, прыжками приблизилась к миске и стала демонстративно клевать. Или делала вид, что клюёт. Собака яростно бросилась к ней, а та не спешила со взлётом, а бочком-бочком отпрыгивала, издевательски не давая собаке приблизиться на опасную дистанцию. В этот момент кот спокойно вылез из убежища, взял бифштекс и унёс к себе в «Унжу». Собака бросилась к нему, но было поздно. Оставалось только прыгать и материться по-собачьи. Ворона тем временем вернулась к миске и отвлекла собаку. Та отогнала коварную птицу; оставалось горестно доедать, что там осталось.

     Базилио был упитанный домашний кот. Тухлятина ему была совершенно не нужна. Предмет военных посягательств валялся в железной клетке, подвергся действию солнца и осадков, провалился до земли, и когда зимой «Унжу» погрузили и увезли, никакого бифштекса и следов не осталось. Будь я писателем, присочинил бы дальнейшие издевательства над простодушной собачкой. Но я же не писатель, а лишь бытописатель.