Путешествие принца Людвига - 18

Самоубийство почетного академика Гросса 

Итак, Брауншвейгское семейство было увезено из Санкт-Петербурга в неизвестном для секретаря Хеникена направлении. Из цитированной выше записи следует, что Дневник был отредактирован секретарем принца Людвига, т.к. в нем в качестве даты «освобождения» принца указано 2-е февраля следующего 1742 года.
Императрице Елизавете, наверное, было неприятно, что в суматохе переворота так невежливо обошлись с Людвигом Брауншвейгским, с которым она так весело проводила время на балах и свадьбах, и которого даже хотели навязать ей в мужья. Чтобы загладить эту неловкость к нему был послан один из Пушкиных, может быть даже родственник еще не родившегося поэта.
Та поспешность, с которой Брауншвейгское семейство было вывезено из столицы, и та секретность, с которой это было сделано, ещё раз свидетельствуют о случайности елизаветинского переворота и о неуверенности лиц, его совершивших, в легитимности «революции». Впрочем, секретность в обращении с её недоброжелателями будет характерна для всего царствования Елизаветы Петровны. Поначалу, как известно, Елизавета намеривалась выслать Брауншвейгское семейство туда, откуда оно появилось – в родные им германские земли. Затем, правда, планы изменились…

Из Дневника:
«29 декабря был день рождения императрицы Елизаветы. Полки гвардии выстроились замкнутым четырехугольником перед Зимним дворцом, предварительно изрядно напившись. Принц Гессен-Гомбургский выехал перед ними верхом на лошади и побуждал к радостным крикам, на что пьяные тотчас откликались. Под пушечную пальбу они трижды отсалютовали из ружей, причем ужасно и беспрерывно орали и бросали вверх шляпы. Вечером был фейерверк и иллюминация крепости и сего города. 30-го и 31-го вечером город был иллюминирован».

1741 год, с которым у принца Людвига были связаны такие радужные надежды, закончился для него фактическим - правда, домашним, - арестом в холодном и недоброжелательном Санкт-Петербурге. Уже не было речи о короне герцога Курляндии и Семигалии, о перспективном браке с русской цесаревной, да и с возвращением на родину пришлось повременить. Даже новогоднею иллюминацию принцу, видимо, посмотреть не пришлось.

Между тем в Дневнике названо имя того персонажа, которого мы цитировали в предисловии. В первой записи за новый, 1742 год, секретарь Хеникен указывает: 
«1742 г. 12 января пришло сообщение, что вчера застрелился советник брауншвейг-люнебургского  посольства Гросс, аккредитованный как представитель правящего герцога и, несмотря на это, 6 декабря арестованный; один выстрел попал ему в сердце, второй – в голову. Сегодня по русскому стилю первый день нового года. Утром был пушечный салют, вечером был зажжен фейерверк и иллюминирован город и крепость».

Такая странная смерть брауншвейгского дипломата, казалось, должна была повергнуть автора записи в смятение, но секретаря, видимо, уже трудно было чем-либо удивить.
Однако отмеченный Хеникеным способ самоубийства – двумя выстрелами – заставляет задуматься и разобраться с этим эпизодом подробнее.

Вообще-то Христиан Фридрих Гросс не был заурядным советником посольства герцогства Брауншвейг-Вольфенбюттель  в России. Гросс, родившийся в 1680 году в Вюртемберге, что на юге Германии, получил там же философское образование. В Россию он попал еще в 1725 году в качестве адьюнкта своего научного руководителя, подписавшего контракт на академическую службу в России с послом Головкиным – отцом известного нам графа Михаила Головкина. В Петербургской Академии наук Гросс стал профессором по кафедре нравоучительной  философии – модной в эпоху Просвещения дисциплины.
Пообжившись в России, Гросс оказался своим человеком в среде образованного сообщества: сошелся с влиятельным церковником Феофаном Прокоповичем, занимался изданием «Санкт-Петербургских ведомостей», вел обширную научную переписку. Отметился Гросс и на ниве российской истории – составлял хронологические таблицы на основе древнерусских источников.
Благодаря своим связям, Гросс был приглашен в качестве домашнего учителя к графу Остерману и стал близким к нему человеком.
Дипломатическая карьера Гросса началась в правление Анны Иоанновны – он был взят на службу в брауншвейгское посольство. Как сотрудник посольства Гросс, конечно же, имел признаваемую в стране пребывания дипломатической миссии неприкосновенность. Кроме того, в качестве признания его научных заслуг, Гросс получил звание иностранного почетного члена Санкт-Петербургской академии наук.
Вот такой незаурядный господин вдруг взял и застрелился через несколько дней после елизаветинского переворота, причем стрелял в себя, судя по записи в Дневнике, сразу с двух рук, т.е., так сказать, по-ковбойски.
Судя по тексту «Размышлений о преимуществах …», процитированному в предисловии к нашему исследованию, Гросс был «глубоко в теме» целей и задач бракосочетания брауншвейгца Антона Ульриха с принцессой Анной Леопольдовной.  Да и фактическое проживание его в доме вице-канцлера Остермана способствовало тому, что он был в курсе интриг, сопровождавших последние месяцы правления Брауншвейгского семейства.

Между тем, не только секретарь принца Людвига отметил неожиданную смерть советника Гросса. Его коллега по академии, Георг Вольфганг Крафт, сообщая об этом событии крупнейшему математику восемнадцатого века и также почетному академику Леонарду Эйлеру, писал 7 января 1742 г., что «такому отчаянному поступку, вероятно, была причиною у Гросса густота крови, потому что, по всем признакам, он был бы скоро освобожден…».

С другой стороны, т.е. со стороны пособников елизаветинской «революции», академик Христиан Гросс был обременен такими знаниями в области российской тайной политики, что оставлять его в живых было никак нельзя.