Тарзан спасает Луну

(последняя глава книги)
    Луна сияла на безоблачном небе — огромная, раздувшаяся луна, которая, казалось, была так близко к земле, что можно было удивиться, почему она не задевает верхушки деревьев. Была ночь, и Тарзан бродил по джунглям — Тарзан, человек-обезьяна, могучий боец, могучий охотник. Почему он
В тёмных тенях мрачного леса он не смог бы вам этого сказать. Дело было не в том, что он был голоден — в этот день он хорошо поел, и в надёжном тайнике лежали остатки его добычи, готовые к появлению нового аппетита. Возможно, сама радость жизни побуждала его покинуть своё ложе на дереве, чтобы испытать свои мускулы и чувства в ночи джунглей, и к тому же Тарзана всегда подстёгивало сильное желание узнать.

Джунгли, которыми правит Куду, Солнце, сильно отличаются от джунглей, которыми правит Горо, Луна. Дневные джунгли имеют свою собственную
Свой собственный свет и тени, свои собственные птицы, свои собственные цветы, свои собственные звери; свои собственные звуки — это звуки дня. Свет и тени ночных джунглей отличаются от дневных так же, как свет и тени другого мира отличаются от света и теней нашего мира; его звери, его цветы и его птицы — это не те звери, цветы и птицы, что в джунглях Куду, на солнце.

 Из-за этих различий Тарзан любил исследовать джунгли ночью. Это была не просто другая жизнь, она была богаче событиями
и романтикой, а также опасностями, и для Тарзана из
Опасность была изюминкой жизни обезьян. И звуки ночи в джунглях — рык льва, вой леопарда, отвратительный
смех гиены Данго — были музыкой для ушей человека-обезьяны.

Мягкое постукивание невидимых ног, шорох листьев и травы под
шагами свирепых зверей, блеск опаловых глаз, горящих в темноте,
миллионы звуков, возвещающих о кишащей жизни, которую можно было
услышать и почувствовать, но редко увидеть, — всё это составляло
притягательность ночных джунглей для Тарзана.

Сегодня вечером он сделал широкий круг — сначала на восток, а затем
Он направлялся на юг, а теперь снова поворачивал на север.
Его глаза, уши и чуткие ноздри всегда были начеку.
Вперемешку с привычными звуками доносились странные звуки —
звуки, которых он никогда не слышал до тех пор, пока Куду не нашёл своё логово у дальнего края большой воды, —
звуки, которые принадлежали Горо, луне, и таинственному периоду господства Горо. Эти звуки часто заставляли
Тарзана глубоко размышлять. Они сбивали его с толку, потому что он думал, что
знает свои джунгли так хорошо, что в них не может быть ничего такого
Незнакомые ему. Иногда он думал, что, как цвета и формы
ночью отличаются от привычных дневных, так и звуки меняются с приходом Куду и Горо, и
эти мысли пробуждали в его сознании смутное предположение, что, возможно,
Горо и Куду влияют на эти изменения. И что может быть естественнее того, что
со временем он стал приписывать солнцу и луне такие же реальные личности, как и он сам? Солнце было живым существом и управляло днём.
Луна, наделённая разумом и чудесными способностями, правила ночью.

Так функционировал необученный человеческий разум, нащупывая в тёмной ночи невежества объяснение тому, чего он не мог ни потрогать, ни понюхать, ни услышать, а также великим, неведомым силам природы, которых он не мог видеть.

 Когда Тарзан снова повернул на север, описывая широкий круг, в его ноздри ударил запах Гомангани, смешанный с едким запахом древесного дыма. Человек-обезьяна быстро двинулся в ту сторону, откуда доносился
до него слабый ночной ветерок. Вскоре сквозь листву впереди
он увидел красноватый отблеск большого костра.
Когда Тарзан остановился на деревьях неподалёку от него, он увидел, что с полдюжины чернокожих воинов сбились в кучу у костра. Очевидно, это была охотничья группа из деревни Мбонги, вождя, застигнутая в джунглях после наступления темноты. Они соорудили вокруг себя грубую бому из колючих веток, которая, как они, очевидно, надеялись, с помощью огня отпугнёт крупных хищников.

О том, что эта надежда не была убедительна, свидетельствовал тот ощутимый ужас,
в котором они сидели, широко раскрыв глаза и дрожа, потому что Нума и
Сабор со стонами пробирался через джунгли к ним. В тенях за пределами освещённого огнём пространства были и другие существа. Тарзан видел, как там сверкали их жёлтые глаза. Чернокожие увидели их и задрожали. Затем один из них встал и, схватив горящую ветку из костра, бросил её в глаза, которые тут же исчезли. Чернокожий снова сел. Тарзан наблюдал и видел, что прошло несколько минут, прежде чем глаза начали появляться снова по двое и по четверо.

Затем появились Нума, лев, и Сабор, его подруга. Остальные звери разбежались
вправо и влево, услышав угрожающее рычание огромных кошек, и
затем огромные шары людоедов одиноко вспыхнули из темноты.
Некоторые из негров бросались на лица свои и застонал; но он
раньше швырнул горящую ветку теперь метнул еще один прямой в
лица голодным львам, и они тоже исчезли, как и
меньше света перед ними. Тарзан был очень заинтересован. Он увидел новую причину, по которой чернокожие разводили костры по ночам, — причину, помимо тех, что были связаны с теплом, светом и приготовлением пищи. Звери в джунглях боялись огня, и поэтому огонь в какой-то мере был
защита от них. Тарзан и сам испытывал благоговейный страх перед огнём. Однажды, исследуя заброшенный костёр в деревне чернокожих, он взял в руки раскалённый уголёк. С тех пор он держался на почтительном расстоянии от таких костров, какие видел. Одного раза было достаточно.

 В течение нескольких минут после того, как чернокожий бросил горящую головню, никто не появлялся, хотя Тарзан слышал, как вокруг него мягко ступают ноги. Затем снова вспыхнули два огненных пятна, ознаменовавшие возвращение
повелителя джунглей, а через мгновение чуть ниже появились пятна Сабора, его супруга.

Какое-то время они оставались неподвижными и непоколебимыми — созвездие
ярких звёзд в ночи джунглей, — затем лев медленно двинулся к боме, где все, кроме одного чёрного, всё ещё корчились в
трепетном ужасе. Когда этот одинокий страж увидел, что Нума снова приближается, он бросил ещё один горящий факел, и, как и прежде, Нума отступил, а вместе с ним и львица Сабор, но на этот раз не так далеко и не на такое
время. Почти сразу же они развернулись и начали кружить вокруг дома,
не сводя глаз с огня и издавая низкое гортанное рычание
свидетельствовало об их растущем недовольстве. За спинами львов сверкали
пламенные глаза меньших спутников, пока чёрные джунгли вокруг лагеря
чернокожих людей не озарились маленькими огненными точками.

Снова и снова чернокожий воин бросал свои жалкие факелы в двух больших
кошек, но Тарзан заметил, что после первых нескольких отступлений Нума
почти не обращал на них внимания. По голосу Нумы человек-обезьяна понял, что
лев голоден, и предположил, что он решил полакомиться
гомангани, но осмелится ли он подойти ближе к страшному пламени?

Как только эта мысль промелькнула в голове Тарзана, Нума перестал беспокойно расхаживать взад-вперёд и повернулся лицом к боме. Мгновение он стоял неподвижно, если не считать того, что его хвост нервно подёргивался, затем он решительно пошёл вперёд, а Сабор беспокойно металась туда-сюда на том месте, где он её оставил. Чернокожий мужчина крикнул своим товарищам, что лев приближается, но они были слишком напуганы, чтобы сделать что-то, кроме как теснее прижаться друг к другу и стонать громче, чем прежде.

Схватив горящую ветку, мужчина бросил её прямо в морду льва. Раздался гневный рёв, за которым последовала стремительная атака. С
Одним прыжком дикий зверь перемахнул через стену бомы, и почти с такой же ловкостью воин перепрыгнул через неё с противоположной стороны и, не обращая внимания на опасности, подстерегающие в темноте, бросился к ближайшему дереву.

Нума выбрался из бомы почти сразу же, как только вошёл в неё, но, перелезая обратно через низкую стену из колючих веток, он прихватил с собой кричащего негра.
Волоча свою жертву по земле, он направился обратно к Сабор,
львице, которая присоединилась к нему, и они вдвоём продолжили путь в темноте,
их свирепое рычание смешивалось с пронзительными криками обречённого
и напуганного человека.

Немного поодаль от костра львы остановились, и последовала
короткая череда необычайно злобного рычания и рёва, во время которых
крики и стоны чернокожего человека прекратились — навсегда.

Вскоре Нума снова появился в свете костра.  Он совершил вторую
походку в бома, и прежняя ужасная трагедия повторилась с
другой воющей жертвой.

Тарзан встал и лениво потянулся.  Зрелище начинало его утомлять. Он зевнул и направился к поляне, где племя должно было спать под сенью деревьев.

Но даже когда он нашёл своё привычное место и свернулся калачиком, чтобы
уснуть, он не чувствовал желания спать. Долгое время он лежал без сна,
размышляя и мечтая. Он смотрел в небо и наблюдал за луной и звёздами. Он
задавался вопросом, что это такое и какая сила удерживает их от падения. У него
был пытливый ум. Он всегда задавался вопросами обо всём, что
происходило вокруг него, но никогда не было того, кто мог бы ответить на
его вопросы. В детстве он хотел ЗНАТЬ,
и, отказываясь почти от всех знаний, он и во взрослом возрасте был полон
великое, неудовлетворённое любопытство ребёнка.

Он никогда не довольствовался тем, что просто осознавал, что что-то происходит, — он
хотел знать, ПОЧЕМУ это происходит.  Он хотел знать, что заставляет
что-то происходить.  Тайна жизни чрезвычайно интересовала его.  Он
не мог до конца постичь чудо смерти.  Бесчисленное количество раз он
исследовал внутренний механизм своих жертв, и пару раз он вскрывал грудную
клетку жертв, чтобы увидеть, как ещё бьётся сердце.

Он по опыту знал , что нож пронзает этот орган насквозь
приносил немедленную смерть в девяти случаях из десяти, в то время как он мог нанести удар ножом
противнику бесчисленное количество раз в другие места, даже не выведя его из строя
. И так он пришел к мысли о сердце, или, как он его называл,
“красном существе, которое дышит”, как о средоточии и источнике жизни.

Мозг и его функционирование он вообще не понимал. То, что его
чувственные восприятия были переданы в его мозг и там переведены,
классифицированы и помечены, было чем-то совершенно непостижимым для него. Он думал, что
его пальцы знают, когда они к чему-то прикасаются, что его глаза знают, когда
они видели, его уши, когда они слышали, его нос, когда он обонял.

 Он считал, что его горло, кожа и волосы на голове — это три основных источника эмоций. Когда Кала был убит, его горло охватило странное удушающее чувство; прикосновение к Гисте, змее, вызвало неприятное ощущение на коже.тело;
в то время как приближение врага заставляло волосы на его голове вставать дыбом.

Представьте, если можете, ребёнка, переполненного чудесами природы,
изнывающего от любопытства и окружённого только дикими зверями, для
которых его вопросы были так же странны, как санскрит. Если бы он спросил Гунто, почему идёт дождь, старая большая обезьяна лишь на мгновение уставилась бы на него в немом изумлении, а затем вернулась бы к своему интересному и полезному занятию — поиску блох. А когда он спросил Мумгы, которая была очень старой и должна была быть очень мудрой, но не была, почему идёт дождь,
Тарзан удивился, обнаружив, что Мунга никогда не замечала этих интересных фактов, хотя она могла с точностью до дюйма сказать, где прячется самый толстый дождевой червь.

 Для Тарзана это было чудом.  Это будоражило его разум и воображение. Он видел, как цветы закрываются и открываются; он видел, как некоторые
цветы всегда поворачиваются к солнцу; он видел листья, которые двигались, когда не было ветра; он видел, как виноградные лозы ползли, как живые
существа взбирались по стволам и ветвям огромных деревьев; и для Тарзана
из племени обезьян цветы, виноградные лозы и деревья были живыми
существами. Он часто разговаривал с ними, как он разговаривал с Горо, луной, и
Куду, солнцем, и всегда был разочарован тем, что они не отвечали.
Он задавал им вопросы, но они не могли ответить, хотя он знал, что
шепот листьев был языком листьев — они разговаривали
друг с другом.

Ветер он приписывал деревьям и травам. Он думал, что они
колышутся туда-сюда, создавая ветер. По-другому и быть не могло
он объяснил это явление. Дождь он в конце концов объяснил звёздами, луной и солнцем; но его гипотеза была совершенно неромантичной и не поэтичной.

  Сегодня вечером, когда Тарзан лежал и размышлял, его богатое воображение подсказало ему объяснение, связанное со звёздами и луной. Он очень обрадовался этому. Тауг спал неподалёку. Тарзан подполз к нему.

  — Тауг! — воскликнул он. Огромный бык мгновенно проснулся и ощетинился,
почувствовав опасность от ночного зова. — Смотри, Тауг! — воскликнул
Тарзан, указывая на звёзды. — Видишь глаза Нумы и Сабора,
Сита и Данго. Они ждут, вокруг Горо, чтобы прыгнуть на него для своих
убить. Видеть глаза и нос и рот Горо. И свет
, который сияет на его лице, - это свет большого костра, который он развел
чтобы отпугнуть Нуму, Сабор, Данго и Шиту.

“ Все в нем - это глаза, Тог, ты можешь их видеть! Но они не подходят слишком близко к огню.
У Горо мало глаз. Они боятся
огня! Именно огонь спасает Горо от Нумы. Ты видишь их,
Тауг? Однажды ночью Нума будет очень голоден и очень зол — тогда он
перепрыгнем через колючие кусты, которые окружают Горо, и у нас больше не будет
света после того, как Куду отправится в своё логово — ночь будет
чёрной, как та, что наступает, когда Горо ленится и спит допоздна,
или когда он днём бродит по небу, забывая о джунглях и их обитателях».

Тауг тупо посмотрел на небо, а затем на Тарзана. С неба упал метеор,
оставляя за собой огненный след.

“Смотри!” - закричал Тарзан. “Горо бросил в Нума горящую ветку”.

Тог проворчал. “Нума внизу”, - сказал он. “Нума не охотится наверху
деревья». Но он с любопытством и лёгким испугом смотрел на
яркие звёзды над головой, словно видел их впервые, и,
несомненно, Тауг впервые в жизни увидел звёзды,
хотя они были в небе над ним каждую ночь его жизни. Для
Тауга они были как великолепные цветы в джунглях — он не мог их есть,
поэтому не обращал на них внимания.

 Тауг ёрзал и нервничал. Долгое время он лежал без сна,
наблюдая за звёздами — горящими глазами хищных зверей, окружавших
Горо, луну — Горо, при свете которой обезьяны танцевали под стук
Их земляные барабаны. Если Нума съест Горо, то больше не будет
Дум-Думсов. Тауг был потрясён этой мыслью. Он с опаской взглянул на
Тарзана. Почему его друг так отличается от остальных членов племени? Ни у кого из знакомых Тауга не было таких странных мыслей, как у Тарзана. Обезьяна почесала голову и смутно задумалась, можно ли
Тарзану доверять, а затем медленно, с трудом, вспомнила, что
Тарзан служил ей лучше, чем кто-либо другой из обезьян, даже сильные и мудрые самцы племени.

Именно Тарзан освободил его от чернокожих в то самое время, когда
Тауг думал, что Тарзан хочет заполучить Тику. Именно Тарзан спас
маленького балу Тауга от смерти. Именно Тарзан придумал и
осуществил план по преследованию похитителя Тики и спасению украденной
девушки. Тарзан столько раз сражался и проливал кровь на службе у Тауга, что
Тауг, хоть и был всего лишь жестокой обезьяной, вбил себе в голову
непреклонную преданность, от которой теперь ничто не могло его отвлечь. Его дружба с Тарзаном
стала привычкой, почти традицией, которая сохранится до тех пор, пока Тауг жив
Он терпел. Он никогда не проявлял никаких внешних признаков привязанности — он рычал на Тарзана, как рычал на других быков, которые подходили слишком близко, пока он кормился, — но он бы умер за Тарзана. Он знал это, и Тарзан знал это, но о таких вещах обезьяны не говорят — их словарный запас, предназначенный для более тонких инстинктов, состоит скорее из действий, чем из слов. Но теперь Тауг был обеспокоен и снова заснул, всё ещё размышляя о странных словах своего товарища.

На следующий день он снова подумал о них и, не желая проявлять нелояльность, рассказал Ганто о том, что Тарзан предложил
глаза, окружавшие Горо, и вероятность того, что рано или поздно Нума
нападёт на Луну и поглотит его. Для обезьян все крупные объекты в
природе — самцы, и поэтому Горо, будучи самым большим ночным небесным
существом, был для них быком.

 Гунто откусил кусочек от мозолистого пальца и вспомнил, что
Тарзан однажды сказал, что деревья разговаривают друг с другом, и Гозан
рассказывал, что видел, как человек-обезьяна танцевал в лунном свете с
пантерой Шитой. Они не знали, что Тарзан связал дикого зверя верёвкой и привязал к дереву, прежде чем тот спустился на землю и запрыгал вокруг
перед вставшим на дыбы котом, чтобы подразнить его.

Другие рассказывали о том, как видели Тарзана верхом на спине Тантора,
слона; о том, как он привел черного мальчика Тибо в племя, и о
таинственных вещах, с которыми он общался в странном логове у
море. Они никогда не понимали его книг, и после того, как он показал их
одному или двум членам племени и обнаружил, что даже картинки
не производят никакого впечатления на их мозг, он отказался.

— Тарзан не обезьяна, — сказал Гунто. — Он приведёт Нуму, чтобы тот съел нас, как
он приводит его, чтобы тот съел Горо. Мы должны убить его.

Тог немедленно ощетинился. Убей Тарзана! “Сначала ты убьешь Тога”, - сказал он
и побрел на поиски еды.

Но к заговорщикам присоединились другие. Они думали о многих вещах, которые делал
Тарзан, — вещах, которых обезьяны не делали и не могли понять.
Ганто снова высказал мнение, что Тармангани, белую обезьяну,
следует убить, и остальные, охваченные ужасом из-за услышанных историй
и думая, что Тарзан собирается убить Горо, одобрительно зарычали.

 Среди них была Тика, которая слушала во все уши, но её голос был
не поднялась, чтобы помочь в осуществлении плана. Вместо этого она ощетинилась, показав клыки, а потом ушла на поиски Тарзана, но не смогла его найти, так как он бродил далеко от лагеря в поисках мяса. Однако она нашла Тауга и рассказала ему о планах остальных, и огромный бык топнул копытом и зарычал. Его налитые кровью глаза
пылали гневом, верхняя губа приподнялась, обнажив боевые
клыки, а шерсть на загривке встала дыбом. Затем по земле
пробежал грызун, и Тауг прыгнул, чтобы схватить его. В мгновение ока он
Казалось, он забыл о своей ярости по отношению к врагам своего друга;
но таковы обезьяньи мозги.

 В нескольких милях от них Тарзан, сын обезьяны, лежал на широкой спине
слона Тантора. Он чесал его под большими ушами острой палкой и
рассказывал огромному толстокожему слону обо всём, что приходило в его
чёрную косматую голову. Тантор мало что понял из того, что он сказал, но Тантор — хороший слушатель.
Покачиваясь из стороны в сторону, он стоял, наслаждаясь обществом своего друга, друга, которого он любил, и впитывая восхитительные ощущения
из-за царапанья.

Нума, лев, учуял запах человека и осторожно крался за ним, пока не оказался в пределах видимости своей добычи на голове могучего бивнястого слона; затем он развернулся и, рыча и ворча, ушёл в поисках более благоприятного места для охоты.

Слон учуял запах льва, донёсшийся до него с лёгким ветерком, и, подняв хобот, громко затрубил. Тарзан блаженно потянулся, вытянувшись во весь рост на грубой шкуре. Мухи роились вокруг его лица, но он лениво смахнул их с лица веткой с листьями, сорванной с дерева.

— Тантор, — сказал он, — хорошо быть живым. Хорошо лежать в прохладной тени. Хорошо смотреть на зелёные деревья и яркие цветы — на всё, что Буламутумумо создал для нас. Он очень добр к нам, Тантор; Он дал тебе нежные листья и кору, а также сочную траву, чтобы ты мог есть; мне Он дал Бару, Хорту и Пису, плоды, орехи и корни. Он даёт каждому то, что ему больше всего нравится. Всё, о чём Он просит, — это чтобы мы были достаточно сильны или хитры, чтобы пойти и взять это. Да, Тантор, жить хорошо. Я бы не хотел умирать».

Тантор издал тихий горловой звук и вытянул хобот вверх, чтобы
погладить человека-обезьяну по щеке кончиком хобота.

«Тантор, — сказал Тарзан, — повернись и иди в сторону племени Керчака,
великой обезьяны, чтобы Тарзан мог вернуться домой на твоей голове,
не ходя пешком».

Бизон развернулся и медленно побрел по широкой, поросшей деревьями
тропе, время от времени останавливаясь, чтобы сорвать нежную ветку или
снять съедобную кору с соседнего дерева. Тарзан растянулся лицом вниз на
голове и спине животного, свесив ноги по обе стороны, а голову
Он опирался на раскрытые ладони, а локти его покоились на широком черепе.
И так они неторопливо направились к месту сбора племени.

Как раз перед тем, как они подошли к поляне с севера, с юга к ней приблизилась другая фигура — крепкого телосложения чернокожий воин, который осторожно пробирался через джунгли, настороженно высматривая многочисленные опасности, которые могли подстерегать его на пути. И всё же он прошёл мимо самого южного часового, который стоял на большом дереве, наблюдая за тропой с юга. Обезьяна позволила
Гомангани прошёл мимо, не причинив вреда, потому что увидел, что он один; но в тот момент, когда воин вышел на поляну, позади него раздался громкий крик «Криг-а!»
, за которым сразу же последовал хор голосов с разных сторон, когда огромные быки пронеслись сквозь деревья в ответ на призыв своего товарища.

 Чернокожий остановился при первом крике и огляделся. Он ничего не видел, но узнал голос волосатых людей-деревьев, которых он и его соплеменники боялись не только из-за их силы и свирепости.
дикари, но также из-за суеверного страха, вызванного человекоподобным видом обезьян.

Но Булабанту не был трусом.  Он слышал, как обезьяны кружили вокруг него; он знал, что, скорее всего, спастись невозможно, поэтому он стоял на своём, с копьём наготове и боевым кличем на устах.  Он дорого продаст свою жизнь, Булабанту, заместитель вождя деревни Мбонга, вождя.

Тарзан и Тантор были совсем рядом, когда в тихих джунглях раздался первый крик
часового. Человек-обезьяна мгновенно исчез.
Тарзан спрыгнул со спины слона на ближайшее дерево и быстро заскользил по нему в сторону поляны, прежде чем затихло эхо первого
«Криг-а». Добравшись до места, он увидел дюжину быков, круживших вокруг одного гомангани. С леденящим кровь криком Тарзан бросился в атаку. Он ненавидел чернокожих даже больше, чем обезьян, и вот ему представилась возможность убить их на открытом пространстве. Что сделал Гомангани? Убил ли он кого-то из племени?

 — спросил Тарзан у ближайшей обезьяны. Нет, Гомангани никому не причинил вреда. Гозан,
находясь на страже, увидел, как он идёт по лесу, и предупредил
племя — вот и всё. Человек-обезьяна протиснулся сквозь круг быков,
ни один из которых ещё не пришёл в достаточно неистовство, чтобы броситься в атаку,
и подошёл к чёрному так, чтобы видеть его в полный рост. Он сразу узнал
этого человека. Всего прошлой ночью он видел его в темноте,
когда его соплеменники ползали в грязи у его ног, слишком напуганные, чтобы защищаться. Это был храбрый
человек, и Тарзан глубоко восхищался храбростью. Даже его ненависть к
чернокожим не была такой сильной, как его любовь к отваге. Он бы
он был бы рад сразиться с чёрным воином почти в любое время; но
этого он не хотел убивать — он смутно чувствовал, что этот человек
заслужил свою жизнь, храбро защищаясь прошлой ночью, и ему не
нравилось, что против одинокого воина были выставлены такие силы.

Он повернулся к обезьянам. — Возвращайтесь к своей еде, — сказал он, — и дайте
этому гомангани спокойно уйти. Он не причинил нам вреда, и прошлой ночью я видел, как он сражался с Нумой и Сабором с помощью огня, один в джунглях.
Он храбрый. Зачем нам убивать того, кто храбр и не нападал на нас? Отпустим его.

Обезьяны зарычали. Они были недовольны. «Убей Гомангани!» — закричал
один из них.

 «Да, — взревел другой, — убей Гомангани и Тармангани тоже».

 «Убей белую обезьяну!» — закричал Гозан, — «он вовсе не обезьяна, а
Гомангани без кожи».

 «Убей Тарзана!» — взревел Гунто. «Убей! Убей!» Убей!»

 Быки действительно пришли в неистовство, но не из-за Тарзана, а из-за
негра. Лохматая фигура пронеслась сквозь них, отбрасывая тех, с кем
сталкивалась, в сторону, как сильный мужчина отбрасывает детей. Это был Тауг — великий, дикий Тауг.

“ Кто сказал ‘убей Тарзана’? - требовательно спросил он. “Тот, кто убьет Тарзана, должен убить и Тога.
Кто может убить Тога?" - спросил он. "Кто убьет Тарзана, должен убить и Тога". Тог вырвет из тебя внутренности и
скормит их Данго.

“Мы можем убить вас всех”, - ответил Гунто. “Нас много и мало
вы,” и он был прав. Тарзан знал, что он был прав. Тауг знал его;
однако это не означает, допускают такую возможность. Это не в обычаях человекообразных обезьян.

«Я Тарзан, — закричал человек-обезьяна. — Я Тарзан. Могущественный охотник, могучий
боец. Во всех джунглях нет никого сильнее Тарзана».

Затем один за другим противники Тарзана перечислили свои достоинства и
доблесть. И все это время воины подходили все ближе и ближе к одному
другой. Таким образом, "быки" работают сами на правильное поле перед
вступая в бой.

Gunto пришел, на негнущихся ногах, близко к Тарзану и обнюхивал его, с
оскаленные клыки. Тарзан грохотали д. низкое, угрожающее рычание. Они могли бы
повторять эту тактику по дюжине раз, но рано или поздно один бык
сблизился бы с другим, и тогда вся эта отвратительная стая
набросилась бы на свою жертву.

 Булабанту, чернокожий мужчина, стоял с широко раскрытыми от удивления глазами с того самого момента, как
он видел, как Тарзан приближался к обезьянам. Он много слышал об этом дьяволе-боге, который бродил среди волосатых людей-обезьян, но никогда прежде не видел его при дневном свете. Он хорошо знал его по описаниям тех, кто его видел, и по тем мельком, которые он видел, когда человек-обезьяна несколько раз ночью проникал в деревню Мбонги, вождя, чтобы разыграть одну из своих многочисленных жутких шуток.

Булабанту, конечно, не мог понять, что происходит между Тарзаном и обезьянами,
но он видел, что человек-обезьяна и одна из обезьян
Более крупные быки спорили с остальными. Он увидел, что эти двое
стояли спиной к нему, между ним и остальным племенем, и догадался,
хотя это казалось невероятным, что они могут защищать его. Он знал, что Тарзан однажды спас жизнь Мбонге, вождю, и что он помог Тибо и матери Тибо, Момайе. Так что было вполне возможно, что он поможет Булабанту;
но как он мог это сделать, Булабанту не мог догадаться, как, впрочем, и
Тарзан, потому что шансы были слишком малы.

Гунто и остальные медленно оттесняли Тарзана и Тауга назад, к
Булабанту. Человек-обезьяна вспомнил свои слова, сказанные Тантору незадолго до этого:
«Да, Тантор, жить хорошо. Я бы не хотел умирать».
 И теперь он знал, что ему предстоит умереть, потому что ярость огромных
быков быстро нарастала. Многие из них всегда ненавидели его и относились к нему с подозрением. Они знали, что он другой. Тарзан
тоже знал это, но он был рад, что он — мужчина, что он
узнал об этом из своих книг с картинками и очень гордился этим
различие. Однако вскоре он был бы мертв.

Гунто готовился к атаке. Тарзан знал признаки. Он знал, что
остаток быков пойдет в атаку с Гунто. Значит, скоро все закончится
. Что-то двигалось среди зелени на противоположной стороне поляны
. Тарзан увидел это так, Gunto, ужасный крик
сложные обезьяна, бросился вперед. Тарзан издал странный возглас и присел, готовясь к нападению. Тауг тоже присел, и Булабанту,
убедившись, что эти двое сражаются на его стороне, тоже присел.
копьем и прыгнул между ними, чтобы принять первый натиск врага.

Одновременно огромная масса ворвалась на поляну из джунглей
позади атакующих быков. Пронзительный рев обезумевшего бивня поднялся над криками антропоидов
когда Тантор, слон, бросился
быстро через поляну на помощь своему другу.

Гунто ни разу не приблизился к человеку-обезьяне, и ни один клык не вошел в плоть с обеих сторон
. От ужасающего грохота, вызванного вызовом Тантора,
быки бросились к деревьям, мыча и бранясь. Тауг помчался прочь
с ними. Остались только Тарзан и Булабанту. Последний не сдвинулся с места, потому что видел, что бог-дьявол не убегает, и потому что у чернокожего хватило смелости встретить верную и ужасную смерть рядом с тем, кто, очевидно, рисковал жизнью ради него.

 Но Гомангани был удивлён, когда увидел, как могучий слон внезапно остановился перед человеком-обезьяной и погладил его длинным гибким хоботом.

Тарзан повернулся к чернокожему. «Иди!» — сказал он на языке обезьян и указал в сторону деревни Мбонга.
Булабанту понял этот жест, если не слово, и не терял времени даром
повиновавшись. Тарзан стоял и смотрел ему вслед, пока он не исчез. Он знал
, что обезьяны не последуют за ним. Затем он сказал слону: “Подними меня
!” и бивень легко ударил его по голове.

“Тарзан едет в свое логово большой воды”, - крикнул человек-обезьяна до
обезьяны на деревьях. «Все вы глупее Ману, кроме Тауга и Тики. Тауг и Тика могут прийти к Тарзану, но остальные должны держаться подальше. Тарзан покончил с племенем Керчака».

Он ткнул Тантор с мозолистых ног и большой зверь, проскочивший
через поляну, обезьяны, наблюдая за ними, пока они не проглотили
на джунгли.

Перед наступлением ночи Тог убил Гунто, затеяв с ним ссору
из-за его нападения на Тарзана.

Целую луну племя не видело Тарзана из племени обезьян. Многие из них
вероятно, никогда не вспоминали о нем; но были и те, кто скучал по нему
больше, чем Тарзан мог себе представить. Тауг и Тика часто мечтали о том, чтобы он вернулся, и Тауг
десятки раз собирался навестить Тарзана в его прибрежном логове, но то одно, то другое мешало ему.

Однажды ночью, когда Тауг лежал без сна, глядя на звёздное небо, он
вспомнил о странных вещах, которые Тарзан когда-то рассказал ему: что
яркие точки — это глаза пожирателей плоти, которые ждут в темноте
джунглей, чтобы прыгнуть на Горо, Луну, и сожрать его. Чем больше он
думал об этом, тем больше беспокоился.

 И тут случилось нечто странное. Когда Тауг посмотрел на Горо, он увидел, что
часть одного из его краёв исчезла, как будто что-то
его прогрызло. Дыра в боку Горо становилась всё больше и больше.
С криком Тог вскочил на ноги. Его неистовое “Криг-а!”
привлекло к нему перепуганное племя, кричащее и галдящее.

“ Смотрите! ” воскликнул Тог, указывая на луну. “ Смотрите! Все так, как сказал Тарзан.
Нума проскочил сквозь огонь и пожирает Горо. Вы позвали
Тарзан назвал его по имени и изгнал из племени; теперь видите, каким мудрым он был. Пусть
один из вас, кто ненавидел Тарзана, придёт на помощь Горо. Посмотрите на глаза в тёмных
джунглях вокруг Горо. Он в опасности, и никто не может ему помочь — никто, кроме Тарзана. Скоро Нума съест Горо, и у нас не будет
после того, как Куду найдёт своё логово. Как мы будем танцевать «Дум-Дум»
без света Горо?»

 Обезьяны дрожали и скулили. Любое проявление сил
природы всегда наполняло их ужасом, потому что они не могли этого понять.

 «Иди и приведи Тарзана», — закричал один из них, и все подхватили:
«Тарзан!» «Приведи Тарзана!» «Он спасёт Горо». Но кто же должен был отправиться
ночью в тёмные джунгли, чтобы привести его?

«Я пойду», — вызвался Тауг, и через мгновение он уже бежал сквозь
стигийскую тьму к маленькой гавани у моря.

И пока племя ждало, они наблюдали за медленным поглощением луны.
Нума уже откусил большой полукруглый кусок. При такой скорости
Горо полностью исчезнет до того, как Куду вернётся. Обезьяны дрожали
при мысли о вечной ночной тьме. Они не могли уснуть.
Они беспокойно бродили туда-сюда среди ветвей деревьев,
наблюдая за Нумой, пирующим в небесах, и прислушиваясь к
приближению Тауга с Тарзаном.

Горо почти исчез, когда обезьяны услышали
приближение тех, кого они ждали, и вскоре Тарзан,
Тауг последовал за ним и забрался на ближайшее дерево.

 Человек-обезьяна не тратил времени на пустые разговоры.  В его руке был длинный лук, а за спиной висел колчан, полный стрел, отравленных стрел, которые он украл в деревне чернокожих, как и лук.  Он взбирался на огромное дерево, всё выше и выше, пока не остановился, покачиваясь на тонкой ветке, которая прогнулась под его весом. Отсюда
ему открывался ясный и беспрепятственный вид на небеса. Он увидел Горо и
следы, которые голодный Нума оставил на его блестящей шкуре.

  Подняв лицо к луне, Тарзан издал свой ужасный крик.
вызов. Издалека донёсся слабый рёв льва в ответ.
 Обезьяны задрожали. Нума с небес ответил Тарзану.

 Тогда человек-обезьяна приложил стрелу к луку и, натянув тетиву, прицелился в сердце Нумы, который лежал на небесах, пожирая Горо. Раздался громкий свист, и стрела улетела в тёмное небо. Снова и снова Тарзан бросал свои
стрелы в Нуму, и всё это время обезьяны из племени Керчака
в ужасе жались друг к другу.

Наконец Тауг закричал: «Смотрите! Смотрите! — кричал он. — Нума
убит. Тарзан убил Нума. Смотри! Горо появляется из чрева Нумы», — и, конечно же, луна постепенно появлялась из того, что её поглотило, будь то Нума, лев или тень земли. Но если бы вы попытались убедить обезьяну из племени Керчака, что в ту ночь Горо чуть не поглотил кто-то другой, а не Нума, или что кто-то другой, а не Тарзан, спас блестящего бога их диких и таинственных обрядов от ужасной смерти, у вас возникли бы трудности и вам пришлось бы сражаться.

И вот Тарзан вернулся в племя Керчака, и в его
приближаясь, он сделал длинный шаг к королевскому трону, который в конечном итоге завоевал, ибо теперь обезьяны смотрели на него как на высшее существо.

Во всём племени был только один человек, который сомневался в
правдоподобности удивительного спасения Тарзаном Горо, и этим человеком, как ни странно, был Тарзан из племени обезьян.

*** КОНЕЦ ЭЛЕКТРОННОЙ КНИГИ ПРОЕКТА «ГУТЕНБЕРГ» «СКАЗКИ О ДЖУНГЛЯХ ТАРЗАНА» ***


Рецензии
Животный мир приручили повсюду. Даже на Южном Полюсе.

Алла Булаева   27.10.2024 12:33     Заявить о нарушении