За печкой. Глава 2. Меблировка

На протяжении лет кое-что естественно изменялось. Но совсем не так активно, как это может показаться непросвещённому.
Семья наша отнюдь не была бедной.
Нет, нет и еще тысячу раз нет!!
Бедной наша семья никогда не была.
Наша семья была нищей.
Абсолютно нищей.
На самом дне нищеты.
Мама непрерывно брала деньги в долг, занимала и перезанимала.
Сколько я нас помню, не было ни дня, когда бы мы не были должны больше чем может заработать за год нормальный инженер.
У мамы была зарплата инженера-геофизика. Это было сто двадцать рублей в месяц в лучшие годы. В шестидесятые гораздо меньше.
При Роне долг семьи колебался от трехсот до пятисот рублей.
Бабушка получала тридцать три рубля пенсии. Рона получала двадцать восемь рублей пенсии. Никаких других источников доходов у семьи не было.
На финансах и романсах надеюсь подробно остановиться позже. Пока важно понять: долг у семьи постоянно был просто астрономический и ни малейшего шанса выйти из долговой ямы у нас не было.
Поэтому мебель была одним из самых постоянных элементов в доме.
Буфет прослужил семье век без малого. А был явно старше века.
Дубовый стол прослужил семье век без малого, а был ровесником деда то есть 1880 года выпуска. Старые стулья прослужили по полвека минимум. При мне стулья не менялись. То что на схеме именуется «диван» на самом деле были кушетками полуистлевшими но заменить их было абсолютно нечем да и мыслей таких ни у кого не было. Старый сундучок был 1910 года изготовления и прослужил семье больше века и перебрался как и стол дубовый и шифонер, и буфет на Шаронова 33 кв.9. На нём было удобно одевать обувь перед выходом на улицу и он стоял у входа. Относительно новой была простая вешалка  - где-то пятидесятых годов. Миша ее прикрепил намертво и она просто ломилась от всех наших одежд, впрочем это была одежда всех членов семьи. Я лично проходил в школу несколько лет в одном трико и в одном костюме который шили и перешивали несколько раз. Сережа был упакован не лучше. Впрочем одеждой я лично да и Сергей никогда не грузились. Мама умирала имея одно триста раз перешитое пальтишко, две блузки и одну юбку. Но до последнего дня писала стихи.
Большим приобретением стал оставленный нам  «в наследство» двутумбовый черный стол Горшковых, когда их не стало. К нам он перекочевал без меня (мы работали не то в Светлом, не то в Артях) и вот это было единственное крупное приобретение причем абсолютно безоплатное. И за ним я с удовольствием писал свои труды и чертил свои чертежи. Особо меня восхищало зелёное сукно столешницы и роскошные выдвижные ящички в тумбах. Этим столом я очень гордился.
Между шифоньером и простенком между окнами располагалась этажерочка Роны которая дожила до эвакуации на Шаронова. И была еще ширмочка, с которой для меня лично всё и начиналось. За ней спали мама и папа пока рождался Серёжа. Спали на полу. Потом папа исчез а ширмочка осталась и дожила до этого века. Вот вкратце как была в целом меблирована наша комната десятки лет. Имелись в ней еще и две раскладушки, которые на день уносились в кладовку. Постепенно надобность в них отпала. Моя кушетка за печкой стала моим постоянным прибежищем еще в 1958-ом году. А после смерти Роны даже при самых больших перенаселенностях в иных случаях меня уже никто там не трогал. Так что мне этот угол прослужил верой и правдой ровно сорок лет. И потому его необходимо представить как можно более подробно отдельной главой.
Для чего всё это моему Читателю?
Охотно поясню.
Я пишу воспоминания в первую очередь своим дочкам и внучкам.
И я пытаюсь подробно раскрыть для них вопрос о том, в каких условиях созревал мозг, совершивший крупнейший интеллектуальный прорыв человечества в двадцатом веке. Мозг, совершивший открытие именно «на кончике пера» и продемонстрировавший наглядно всему миру несостоятельность англосаксов и моря других претендентов на интеллектуальное превосходство над другими в этом мире. И в этом вопросе нет мелочей. И ничего не должно быть упущено.