Интернат

Интернат № 4 для детей дипломатических сотрудников, отъехавших за рубеж с углублённым изучением китайского языка, располагался на улице Усачёва, в двух шагах от метро «Спортивная», от выхода ближе к центру, унылое школьное здание в окружении пышных кустов сирени и вековых деревьев, однако была какая-то основательность в посыпанных битым кирпичом дорожках, аккуратно подстриженной траве газонов, в монументальных беседках вокруг основного корпуса. Дисциплина здесь была строгой. Воспитанники находились в этом здании шесть дней в неделю, тех, у кого были родственники в Москве, в субботу после обеда отпускали домой помыться, постричься, переодеться, а в понедельник рано утром, до завтрака, все должны быть на месте, в интернате. Содержались они на полном пансионе, были полностью обеспечены одеждой и обувью, школьная форма для занятий, костюмы для отдыха, пальто для гуляния, даже носовые платки, бельё и носки входили в этот добротный комплект. А в субботу они переодевались в «гражданскую» одежду и уезжали домой. Однако, как потом выяснилось, более половины класса были в интернате постоянно и этот контингент был чрезвычайно разнороден, но об этом чуть позднее.
Ну и главное, что Вову жутко унизило, это то, что мальчики должны быть пострижены «под машинку», то есть наголо. Первый раз в жизни, в зеркале парикмахера, Вова увидел это ушастое, довольно упитанное существо с огромными растерянными глазами полными слёз с новой причёской и он действительно расплакался. За доставку воспитанника в школу взялся дедушка Гриша, а внуку с ним было спокойно и весело, было такое впечатление, что дедушку все знали и улыбались ему, Вова это хорошо запомнил ещё с того момента, как дедушка их провожал на поезд в Новосибирск. Дорога в интернат в понедельник была интересной и быстрой. Прямо у дома № 7/10 была остановка троллейбусов № 1 и № 8. Вова здесь впервые увидел троллейбусы и они ему очень понравились, особенно, двухэтажные, которые ходили по Большой Якиманке. Первая остановка на улице Серафимовича, у Репинского сквера, больше известного в народе как Болотный сквер, потому, что располагался на берегу обводного канала, на Болотной набережной, рядом с Болотной площадью, а затем через Большой Каменный мост, с великолепным видом на Кремль, Вова  во все глаза смотрел на кремлёвские башни с алыми звёздами, на величественные соборы Кремля, на Большой Кремлёвский Дворец и, что удивительно, каждый раз он видел что-то новое. Остановка троллейбуса находилась рядом с особняком личной резиденции М. И. Калинина, где когда-то работала его бабушка, как раз напротив входа в метро, на станцию «Библиотека имени В. И. Ленина». Они садились в последний вагон поезда из Центра и через три остановки выходили на станции «Спортивная». Таким образом, вся дорога занимала около получаса, другое дело обратная дорога. Обычно, в субботу, часа в четыре, поскольку суббота была рабочим днём, дедушка ждал Вову у проходной, куда его приводил воспитатель, и они отправлялись в маленькое путешествие. Выйдя из метро они пешком проходили Большой Каменный мост, спускались в подземный переход у моста, выходили к скверу и проходили мимо фонтана, затем через Малый Каменный Мост спускались на Кадашевскую набережную и по Большой Полянке подходили к их дому, но дедушка не любил общаться с бабушкой, поэтому он доводил внука до подъезда. За время этой маленькой прогулки, чего они только с дедом не обсуждали, и Вовины оценки и другие проблемы в школе, как и что Вова кушал, какие новые китайские слова он выучил, дедушка рассказывал о встрече с его учителем и как его хвалили за успехи в классе. Но вот иногда дедушку «заносило» и тогда Вова был свидетелем многих «подвигов» своего предка. На Кадашевской набережной или по-московски, на Кадашах, на углу при пересечении с Большой Ордынкой было небольшое питейное заведение, а именно, зал винных автоматов, где всего за двадцать копеек можно было получить небольшой стаканчик портвейна. Конечно, это было заведение для своих, здесь все друг друга знали и Вове всегда перепадало, то шоколадка, то конфетка и однажды он здесь попробовал настоящую жевательную резинку, правда, по незнанию он её чуть не проглотил, как-то поперхнулся, в общем она ему не понравилась. Но нравилось другое, долгие и забавные разговоры чуть подвыпивших мужчин, именно здесь он узнал «кондитерскую» историю своего деда, о деятельности его «кремлёвского» цеха, о чудесах, которые делали его мастера. Ну, а потом, они дружно топали домой, но чаще всего они заходили домой к деду. Он жил на улице Островского, известного театрального литератора, где находился его дом-музей в маленьком деревянном доме, а дедушкин большой красивый дом с уютным сквером в глубине двора был рядом со школой будущих кондитеров. Его семья тоже обитала в коммунальной квартире, но она была поменьше и поуютней, чем на Большой Полянке. Впрочем, часто Вову провожала домой его тетя Люда, сводная сестра его мамы, студентка, хотя этот маршрут Вова знал как свои пять пальцев, так до конца улицы Островского в сторону Центра, затем у Церкви Святого Климента налево по Климентовскому переулку, через Большую Ордынку у Толмачёвского переулка, потом мимо Третьяковской галереи на Старомонетный переулок и дворами на Большую Полянку, как раз под арку, куда выходили окна их комнаты. В доме № 7/10 был один подъезд с замечательным очень красивым лифтом и хотя Вова жил на втором этаже, он обязательно заходил в лифт покататься. Это было просто здорово.
Их с бабушкой быт был неприхотливым и очень скромным. По утрам в воскресенье Вове выдавался рубль из семейного бюджета, небольшая сумка с пустой бутылкой из-под молока и он смело отправлялся в поход за провиантом. Сначала его путь лежал вдоль Большой Полянки в направлении Малого Каменного моста, который возвышался над обводным каналом и именно по этому каналу в то время бегали нарядные речные «трамвайчики» с пристанью у Болотного сквера, перед мостом была небольшая площадь всегда заставленная машинами и вот на эту площадь выходил замечательный магазин, бывшая булочная, по-московски, «булошная», Филиппова со своей пекарней. Её все так и называли Филипповская и всем было ясно, куда ты собрался. Булочная располагалась в огромном доме между Большой Полянкой и Старомонетным переулком, в Москве его называли «Дом с пингвинами», потому что на его крыше были установлены фигурки пяти пингвинов с мороженным и, конечно, самый большой из них гордо нёс знаменитое московское эскимо. Вова, честно говоря, ничего вкуснее и не пробовал никогда. Но главные чудеса ожидали посетителей внутри магазина, где завораживающий запах свежевыпеченного хлеба вызывал нестерпимое желание тут же что-то попробовать, но Вове было не до изысков, он уверенно направлялся в кассу и выбивал две городские булочки по семь копеек и маленький коржик за пять копеек, а затем гордо получал ещё теплые булочки и коржик у продавщицы, которая его уже знала и обязательно говорила какие-то шутливые слова, а Вова был всегда рад такому общению. После ароматного хлебного духа он направлялся в гастроном, который находился в их же доме, а там молочное царство. Снова касса, да нет, это не просто касса, а какой-то чудомонстр с серебряной ручкой, а кассир как его укротитель, что-то щёлкнуло, повернулось и вот он чек, пятнадцать копеек за бутылку молока с учётом сданной посуды, тридцать шесть копеек за сто граммов сливочного масла и двадцать девять копеек за сто граммов любительской колбасы. Чудо техники и три разных чека в отделы гастронома. И вот в сумке аккуратно уложены небольшой кусочек масла в пергаментной бумаге рядом с мягкими булочками, свёрток с тщательно порезанной колбасой и только бутылка с молоком выскочила наружу своей серебряной крышкой. А дома его ждала бабушка. Холодильника у них не было, поэтому бабушка укладывала кусочек масла в маленькую баночку и заливала холодной водой, чтобы масло не контактировало с воздухом, колбасы было только на завтрак в воскресенье и понедельник, провожая внука в интернат. Хлеб она заворачивала у чистую тряпочку и он не черствел два дня. Когда все приготовления были закончены,  они садились завтракать. Вова очень любил бабушкин чай с добавлением разных душистых трав, а самое интересное было добавлять в чай сахар или пить чай вприкуску, потому что сахар был необычный, от огромного твёрдого куска нужно было откалывать маленькие специальными щипцами. Итак, после пробуждения у Вовы был целый день до завтрака, потом целый день до обеда, а после небольшого отдыха, целый день до ужина. После завтрака они с бабушкой часто ходили в Репинский парк, москвичи его называли Болотный парк, как мы уже упоминали, кстати, он так и назывался до того, как в центре парка возвели внушительную фигуру художника Репина и он смотрел прямо на Лаврушинский переулок, на комплекс зданий Третьяковской галереи. Парк был известен в Москве громадным фонтаном, который у местных мальчишек пользовался неизменным интересом, поскольку там всегда можно было найти копеек двадцать-тридцать на мороженное и кино, а знаменитый кинотеатр «Ударник» был как раз напротив входа в парк, через широкую площадь между Большим и Малым Каменными мостами, а площадь носила название «Улица Серафимовича», и сколько здесь было счастья от детских утренних сеансов в кино, а самый любимый «Белый клык». Вова смотрел его раз пять или шесть, и не переставал радоваться и удивляться благородству смелого зверя. Ну, что это были за счастливые выходные, а с утра в понедельник начиналась суровая жизнь!
Итак, в понедельник, рано утром, дедушка забирал внука из дома на Большой Полянке и по уже известному маршруту доставлял его в интернат. До сих пор, когда я слышу это слово, у меня возникает какое-то чувство тревоги , как Вова выжил в этом мире, наполненным равнодушием, ненавистью, болью и страданием, а может всё это не было так плохо, однако, всё по порядку. Вову встречали воспитатели их класса, осматривали внешний вид, стрижку, чистоту и добротность одежды и забирали его у дедушки, напомнив, что в субботу, после обеда, то есть после двух часов дня Вову можно забирать или оставить на выходной, предварительно согласовав этот вопрос. Вова отправлялся в гардероб, где у него в шкафчике находились все его вещи, здесь он переодевался в «досуговый» комплект одежды, менял ботинки на тапочки  и следовал на завтрак в столовую, где у него было своё место и его там уже ждали. Готовили здесь достаточно хорошо и вкусно, но однообразно, так  один раз утверждённое меню на неделю было непререкаемым на весь учебный год. Надо остановиться на гардеробе воспитанника интерната особо. Например, «досуговый» комплект включал в себя, курточку и брюки из темно-коричневого вельвета, их дополняли светлая рубашка, гольфы и тапочки, маечка и трусики тоже входили в комплект, но они были принадлежностью и «школьного» комплекта, в который входили пиджак и брюки темно-серого цвета из сурового материала, а также ботинки. Так вот, после завтрака дети опять возвращались в гардероб, где снова переодевались в «школьный» комплект. Надо заметить, что здесь Вове опять «повезло», поскольку мальчик он был достаточно крупный, ему не сумели подобрать вельветовые брючки и выдали модные бриджи с застежками ниже колен. Вове этот наряд очень понравился, но, как потом оказалось, последствия были весьма печальные. После переодевания ученики в «деловых» костюмах попадали в комнату, которая была закреплена за каждым классом, где были расставлены парты на двоих и здесь же находились их рабочие принадлежности: учебники, тетради, ручки, карандаши, портфелей, как таковых не было, и здесь же они проводили время после уроков, делали домашнюю работу, читали книги, осваивали различные игры, стояли в углу за шалости, но отдельной темой для Вовы были шахматы. Вовин папа увлекался шахматами и даже имел какой-то разряд по этому виду спорта, он и рассказал сына о многих чудесах на шахматной доске, научил правильно передвигать фигуры и Вова сумел запомнить многое из того, что ему показал папа. И, как оказалось, стал одним из лучших шахматистов в школе и это в восемь лет, но всё это быстро закончилось, когда какой-то старшеклассник пришёл к ним в комнату поиграть в шахматы, быстро проиграл свою партию и отвесил Вове такой смачный подзатыльник, что тому сразу расхотелось демонстрировать своё «мастерство» со старшими и больше он к шахматам старался  не прикасаться, ну если только очень просили. Гуляли они обычно в парке у школы, но иногда отправлялись с воспитателями на прогулку по городу, бывали на детских сеансах в Доме культуры «Каучук», но больше всего Вове нравились походы в парк у Ново-девичьего монастыря с огромным прудом  с лебедями. Вова впервые увидел настоящих лебедей  и они ему напомнили его любимую сказку о гадком утёнке, он так и представлял себе этих благородных и красивых птиц, которые, правда, обладали скверным характером, дрались из-за корма, который ребят приносили с собой и так страшно шипели, что нужно было держаться от них подальше. Наверное, очень забавно было смотреть со стороны на эту стайку озорных, подвижных ребятишек в одинаковых пальтишках и шапочках, но Вове было всё равно, так интересно было бродить около старинных башен и слушать разные истории про монастырь и его обитателей, но вот на Ново-девичье кладбище они так и не попали, видно мёртвые строго хранили свою территорию. И всё-таки, кто из этих гадких утят станет настоящим лебедем? Судьба пока хранила эту тайну.
Учился Вова легко. Он быстро усваивал материал, у него была хорошая память и адекватная реакция на вопросы, в общем, он был единственным отличником в классе, и всё бы хорошо, но стал проявляться его скверный характер, а точнее его невоздержанный язык. Такой мальчик с острым язычком, которому, конечно, доставалось за это и от учителей, и от воспитателей, и от их воспитанников, а доставаться было от кого. Их класс был сформирован весьма своеобразно, так с полгода назад, рядом, за Воробьевыми горами, а Раменском, закрыли на ремонт детский дом и часть его воспитанников попала в интернат, например, во втором классе таких было пятеро, причём один из них был второгодником, то есть это казалось невозможным, но было – второгодник во втором классе. Хотя потом выяснилось, что на второй год его оставили, потому что он сбежал из детдома и его искали несколько месяцев и поэтому он просто много пропустил и надо было наверстывать упущенное, но ребёнку в восемь лет всё это понять было сложно.  Казалось бы, пятеро вроде немного, но это была стая и вожак тоже был. Совсем незаметный парень с ласковым именем Саша, но они слушались его, что называется, на раз. Пожалуй, единственное что его выделяло – это светло серые глаза и когда он злился , они становились почти прозрачными со страшной чёрной точкой посередине. Впрочем, что у них там было в детдоме никто не рассказывал, да это было никому неинтересно. Они практически ни с кем не общались, правда, потом всё стало теплее, но это потом. А пока, тихо и незаметно атмосфера в классе сгущалась и вот однажды  в спальне, после отбоя, Вову вдруг накрыла чёрная волна, в виде жесткого душного одеяла и посыпались удары по голове, по телу, по ногам. Это было не больно, но стало очень страшно, Вова ничего не понимал, он просто задыхался и, наконец, сообразил, что ещё чуть-чуть и ему конец. Наверное, сработало чувство самосохранения, но откуда-то взялась жуткая сила и злоба, его рука нащупала вешалку, на которой висел его костюмчик рядом с кроватью, и он начал крушить всё вокруг, не разбирая, он стиснул зубы и бил наотмашь, всё равно кого или что, но быстро понял, что уже бьёт по пустой кровати, по одеялу и рядом никого не было. Он вылез из-под одеяла, рука никак не могла отпустить вешалку, он весь дрожал от испуга, даже скорее от ужаса произошедшего, ему было страшно и обидно, и вдруг он заплакал такими злыми слезами, каких у него никогда не было. Странно, когда его били он не плакал, а тут слёзы текли сами собой. И тут он обратил внимание на то, что его рука и вешалка были все в крови, нет сам он не поранился, это была чужая кровь, кровь врагов. И он опять ощутил буквально звериную ненависть к тем, кто его бил, но сил уже не было и он свалился на свою истерзанную постель и забылся крепким мальчишеским сном. Вот так, за одну ночь, Вова стал совсем взрослым, нет, конечно, он по прежнему оставался ранимым, слабым существом, но впервые всю ответственность за свою жизнь он взял на себя и вдруг понял, как бессердечно его предали самые близкие люди, мама и папа, как бросили его в этот кипящий жизненный котёл. И, надо сказать, с этого дня характер Вовы изменился и не в лучшую сторону, он стал злопамятным  и мстительным, не умеющим ничего прощать, и именно тогда, отношение его к родителям изменилось тоже. Утром, около умывальников, Вова сразу сообразил по ссадинам на физиономиях и руках некоторых ребят, кто на него напал ночью, а у него самого не было ни синяков, ни царапин, вообще ничего. Воспитатели, как опытные люди, быстро разобрались в произошедшем, спустили всё на тормозах, правда, провели беседы со всеми участниками инцидента, а Вове объяснили, что это «стая» устроила ему «тёмную», что для обитателей детских домов является профилактической мерой, через которую проходят обычно все, однако учитель пения, который был внештатным психологом в интернате, побеседовал с ним отдельно и посоветовал поскорее забыть это ночное событие и вести себя поосторожнее. Вот только по заплаканным глазам Сашки стало понятно, что с ним поговорили более конкретно и это тоже было в порядке вещей. Уже много позже, когда Вове поручили взять шефство над упомянутым второгодником и подтянуть того по арифметике, он рассказал Вове, что больше всего «стае» не понравилось то, что он выделяется из всех своей необычной повседневной одеждой, таким образом, «тёмная» была платой за бриджи. Больше таких случаев не было и более того Вова подружился с этими мальчишками и даже играл вместе с ними и в школе, и во дворе, а иногда они заступались за него перед старшими, ведь среди них тоже были воспитанники детского дома и держались они вместе, словом «стая». Однако психика детская столь хрупка, что с ним каждый раз была истерика, когда кто-то в шутку или случайно накрывал его одеялом с головой.
Но, какая бы не была сложной и запутанной жизнь – она продолжается. Надо было забыть все превратности судьбы и учиться, к тому же, иностранный язык, который предложили изучать в интернате был китайский и как раз начиналось его изучение во втором классе. Слова учились произносить ориентируясь на английскую транскрипцию. Особых успехов у Вовы на этом поприще не было, но когда в конце учебного года к ним приехала представительная китайская делегация, именно ему от их класса учителя предложили продекламировать стихи известного китайского поэта, наверное ещё потому, что у Вовы был абсолютный слух, а для китайского языка очень важно скорее напевать, чем выговаривать слова по-китайски. Однако, это событие стало знаковым для школы, были приглашены родственники учеников, а встреча проходила в парке, среди цветущей сирени в конце мая, и здесь же состоялось подведение итогов года и вручение дневников с итоговым табелем за второй класс. Каково же было удивление бабушки, прибывшей на это мероприятие, что у Вовы в дневнике со всеми пятерками по предметам была всё же одна четверка – по поведению. Всё-таки среда приложила свою зловещую  руку к процессу воспитания. Надо честно признать, что за всю последующую жизнь Вова даже не вспоминал интернат добрым словом, хотя какие-то знания китайского остались, но уже через несколько лет он мог вспомнить только, что по-китайски «мао» - это кошка, «гоу» - собака, ну и посчитать до десяти, однако всё проходит, всё забывается.
Мама пару раз навещала Вову дома, по воскресеньям и даже показывала ему Университет на Ленинских горах, новый корпус, где было преподавательского общежитие, и особо обидно то, что находится он всего в одной остановке метро от их интерната, поскольку поезда на станции «Воробьёвы горы» в то время не останавливались. Однако, у мамы были другие важные дела и, как Вова понял позднее, она разочаровалась в новосибирском вузе и очень хотела вернуться в Москву, но отсутствие в Москве достойного жилья здорово сдерживало её порывы. Действительно контакты с коллегами в Новосибирске у неё не сложились, а встречи с однокашниками в Москве воочию показали ей, где её место. Конечно, Сибирь полна экзотики, да и Новосибирск становился всё более современным и интересным городом, но оставался периферией, со всеми вытекающими из этого понятия и не стал их домом, а хотелось домой, в столицу. С таким настроением она вернулась в Новосибирск и, как оказалось, ненадолго.
Да, всё проходит, правда это прошедшее, иногда, совсем не весело вспоминать. Папа и мама приехали в Москву собрали Вову в очередное путешествие и сказали, что теперь они поедут к морю. Впервые в жизни  в Вовин словарь вошло это незнакомое слово, но звучала оно так торжественно и строго, а оказалось… Впрочем обо всём по порядку.