Уроки Ай Вэйвэя

С тех пор, как я вернулся из туристической поездки по Китаю, эта страна не выходит у меня из головы, и поэтому, когда на книжной ярмарке мне снова попались на глаза мемуары самого известного современного китайского художника Ай Вэйвэя (1957 г. рождения) -  «1000 лет радостей и печалей», то, в отличие от равнодушной реакции на ее выход в 2023 году, теперь я ее приобрел и быстро прочел.
Книга грубо делится на две части; в первой из их автор  детально описывает историю жизни своего отца – выдающегося поэта Ай Цина (1910 -1996); вторая часть посвящена собственной жизни от юности до 2015 года.
Такое построение мемуаров связано с тем, что Ай Вэйвэй считает свою жизнь продолжением жизни своего отца, а главный смысл первой видит в будущем своего сына Ай Лао. В результате в книге  изложена история Китая с 1910 года (с установления республиканского строя), до настоящего времени, что  однако, исполнено с односторонней и, я бы даже сказал, - с дилетантской позиции.
Ай Вэйвэй – человек крайних леволиберальных взглядов, но они у него до конца  не продуманы, приводя к крайней непоследовательности,   для него весьма выгодной, так как позволяет выступать «за все хорошее против всего плохого».
Впрочем, описание исторического периода с 1910 по 1949 годы выглядит в книге вполне адекватным – жестокость японского колониализма, цинизм Западного империализма, лицемерие и несправедливость националистического правительства Чан Кайши, освободительный порыв коммунистического движения  - со стороны читателя нареканий не вызывают. Но, как только автор приступает к изложению истории КНР (она началась в 1949 году), нечеткость социологических позиций Ай Вэйвэя проявляется во все возрастающей степени, и это совершенно понятно.
Дело в том, что коммунистическое руководство Китая, после короткого периода всеобщей эйфории,  последовавшего за  взятием власти,  как и руководство СССР, развернуло гонения на талантливых и свободомыслящих людей, не взирая на их убеждения, поскольку они народу – как кость в горле. В соответствии с этой тенденцией отец Ай Вэйвэя был признан «правым» только на том основании, что писал не на посконном народном новоязе, а на языке высокого эстетического и интеллектуального уровня. В связи с этим его на двадцать лет отправили на «перевоспитание»  - сначала в лесничество на северо-востоке Китая, а во время «Пролетарской культурной революции» - на крайний Северо-запад страны в сельскую коммуну в провинции Синьцзян. В ссылке Ай Цин жил вместе со своим малолетним сыном, и Ай Вэйвэй в полной мере прочувствовал на своей шкуре жизнь «нежелательных элементов» при коммунистическом строе.  Он описал эту жизнь с негодованием, приписывая вину за нее «произволу диктатуры», в силу левых взглядов не желая признавать, что при «социализме» отношение власти к подлинной культуре и ее носителям разделяется абсолютным большинством народа.
Со смертью в 1976 Мао Цзедуна «Культурная революция» закончилась, и начались реформы Дэн Сяопина. Ай Цину разрешили вернуться в Пекин, а Ай Вэйвэй поступил на учебу в Пекинскую киноакадемию, где сразу начал проявляться его бунтарский характер. Опасаясь преследований со стороны властей, в 1981 году Ай Вэйвэй эмигрирован в США, где смог прижиться в Нью-Йорке и продолжить художественное образование. В 1993 году Ай Вэйвэй вернулся в Китай из-за ухудшения здоровья отца, и начался самый плодотворный период его творческой жизни; он обрел статус самого крупного китайского художника, приобретя мировую известность.
Самым грандиозным из его проектов стали «Семечки подсолнуха», в процессе выполнения которого 1600 мастеров изготовили из фарфора 100000000 семечек, которые были высыпаны на пол Турбинного зала лондонской галереи Тэйт Модерн.
Однако достигнутого ему было мало; как и другие художники левых взглядов, он рассматривал свою роль  расширительно, - как человека, призванного «улучшить» мир; главным препятствием для достижения всеобщего счастья он считал общественный и государственный порядок, и решил с ним бороться средствами искусства. Постепенно из художника он стал превращаться в социального активиста. А поскольку он жил в Китае, его врагом стало китайское руководство. Ай Вэйвэй не мог не заметить, как велика была разница между его положением, и положением его отца при «социализме», а эта разница была обусловлена прошедшей сменой идеологий – плебейской коммунистической на господскую буржуазную. Но, как истинный художник, он ставил пред собой утопические цели, требуя полной свободы самовыражения, причем, не только для себя, но и для всех. Отстаивая безграничную личную свободу, он примкнул к сторонникам либеральной утопии и глобализма, не отказываясь от радикально левых взглядов, что служить еще одним доказательством их глубинного родства. На этом пути он не мог не придти в столкновение с китайской традицией сильной государственной власти и жесткого общественного контроля, которые, возможно, абсолютно неизбежны в густо населенной азиатской стране. Власть приняла вызов;  в 2010 году Ай Вэйвэй  был заключив под стражу по подозрению в экономических преступлениях. Под влиянием протестов, прокатившихся по всему миру, через два месяца он был освобожден под домашний арест, и еще через четыре года, - в 2015 году - его выпустили за рубеж.
Ай Вэйвэй поселился с семьей в Берлине, где для него заранее была построена студия, однако пять лет спустя, в 2020 году покинул Германию на том основании, что в ней не обеспечена та степень открытости общества, какая необходима художнику. Он переехал в Великобританию, в Кембридж.
Сейчас Ай Вэйвэй живет в Португалии, сохраняя за собой студию в Кембридже.
За время жизни на Западе Ай Вэйвэй продолжал свою деятельность художника, куратора, и социального активиста; например, он много занимался проблемой трансграничной миграции из Третьего мира в Первый, но пик его популярности был пройден в конце нулевых, что может быть связано как с отрывом от национальной почвы, так и с закатом направлений в искусстве, в которых он преуспел, -  концептуализма и политического активизма; все преходяще в этом мире. Однако место в истории  искусства для Ай Вэйвэя гарантировано.

Теперь, ознакомившись с филиппиками Ай Вэйвэя против китайских порядков, я посмотрел по-другому на некоторые эпизоды недавней китайской поездки.
Когда наш шанхайский гид Саша пытался  воспрепятствовать моей поездке из гостиницы в центр города, он, возможно, выполнял директивы органов госбезопасности.
Когда никто из  десятка шанхайских таксистов не согласился меня отвезти во Французскую Концессию, они, возможно, тоже выполняли директиву, касающуюся иностранцев, и позвонили Куда Надо, и оттуда прислали таксиста – агента, который согласился меня обслужить,  за мною проследив.
Когда я сообщил нашей пекинскому гиду Ане, что собираюсь посетить Арт-зону 798, она сказала, что свободное такси мне будет найти нелегко, и она попросит своего знакомого мне в этом помочь. Она позвонила, и «знакомый» появился неожиданно скоро; он отвел меня на ближайшую стоянку, где такси уж меня поджидало. Так этот «знакомый», наверняка, был агентом  госбезопасности.
Таким образом, выходит, что наша туристическая группа постоянно находилась «под колпаком» спецслужб. Этому не приходится удивляться, если вспомнить, как мы входили в «Запретный город» Пекина. По бокам дороги, служащей для входа, стоят каменные балюстрады, на которых, как птицы на жердочке, с равными интервалами сидят молодые мужчины, пристально всматриваясь в  проходящий мимо них поток посетителей.
                Июль 2024 г.