И жизнь, и любовь, и полёты. Гл. 10. Черняховск

   Только, только немного обстановка с полетами и воинской дисциплиной в частях дивизии стала улучшаться, как поползли слухи о том, что вся дивизия будет перебазирована в Прибалтику.

   Мне в это не верилось. Сколько средств и сил было вложено нами в обустройство аэродромов с первоклассными ВПП, всеми коммуникациями, командными пунктами, стоянками и парками. Сколько построено различных сооружений, складов для ГСМ и боеприпасов. Сколько построено благоустроенных домов в военных городках - раньше только мечтать обо всем этом можно было!

     И все это бросать и ехать в неподготовленное к приему дивизии место? А куда же девать семьи и имущество офицеров, нажитое с таким трудом?  Мне не верилось в то, что в министерстве обороны могут придумать такую безответственную акцию. Но оказалось, что нашлись такие генералы, которые посчитали необходимым  перебазировать дивизию на аэродромы Прибалтики до проведения мероприятий по подготовке её размещения там.

    В мае 1968 года нас с комдивом пригласили на военный совет 16 ВА, где командующий генерал Катрич А.Н. зачитал нам директиву Генштаба о перебазировании дивизии. В директиве указывалось перебазировать управление дивизии, 63-й и 277-й БАП в Черняховск, а 668-й БАП в Тукумс. Личные вещи офицеров предлагалось отправлять в те гарнизоны, откуда они прибыли по замене. При этом 4 гв. БАП включили в состав дивизии. Срок исполнения – июль 1968 года.

   Мы были в шоке. Из Вюнсдорфа возвращались в подавленном состоянии, не проронив ни слова. Нам предстояли немыслимые трудности. Хорошо отлаженная боевая подготовка подрывалась, боеготовность дивизии падала до самого низкого уровня.

   Отличная учебная база, на создание которой было положено столько сил, разрушалась. Многие наши планы и задумки по совершенствованию боевой подготовки отодвигались на неопределенный срок. Нас ожидала неизвестность и тяжелейшие испытания. Но мы еще не представляли масштабы этих трудностей.

   Они начались сразу после ознакомления офицеров дивизии с директивой по перебазированию. На следующий же день к нам пошли рапорта от офицеров с просьбой перевести их из дивизии в любую воинскую часть, не покидающую пределов ГСВГ. Многие предпринимали многоходовые комбинации, чтобы остаться и некоторым удалось продлить свое пребывание в ГСВГ еще на 2 – 3 года. Было оставлено 7 экипажей летного состава.

   Через месяц, например, в политотделе дивизии остался только я и сержант Витя Коломиец  -  инструктор по комсомольской работе.

   Нетрудно представить, что творилось в семьях офицеров и как реагировали на это сообщение жены офицеров. В гарнизоне Бранд в этой связи произошла вспышка недовольства. Только открыто выражали свое недовольство не офицеры -  они не могли выступить открыто, а их жены. Об этом тут же доложили наверх.

   В один из дней ко мне поступило указание члена Военного Совета 16 ВА генерала Н.Миронова,-  завтра к 10 часам прибыть в гарнизон Бранд.  Цель вызова не указывалась. Всю ночь не мог уснуть, - зачем это нужно? Позвонил в Бранд, - ответили, что происшествий не случилось, все нормально.

   Приезжаю в Бранд и узнаю, что здесь женщины, узнав, что в Черняховске не только для них квартир нет, но и вообще разместиться негде, что ни офицеров, ни их семьи там никто не ждет, отказываются ехать в никуда. На встречу с ними командующий послал генерала Н.Миронова.

   Мы собрали всех женщин в клубе. Клуб гарнизона был переполнен. Женщины высказывали свое возмущение члену Военного Совета. Генерал Миронов выслушал всех выступивших женщин и стал их увещевать. Однако его выступление не имело ни малейшего успеха. Тогда он объявил перерыв. Мы обсуждали всевозможные подходы. Еще в зале мне показалось, что руководит всеми женщинами жена инженера полка.
Мы пригласили на беседу ее мужа. Генерал поговорил с ним, и инженер пообещал попросить жену утихомирить женщин и больше не допускать открытых выступлений. Он знал, какое влияние имеет его жена на женщин гарнизона, и знал, как ее поставить на место.

   После перерыва гневный напор в выступлениях женщин несколько остыл. Затем генерал сам взял слово. Он подробно разъяснил всю ситуацию, обещал сделать все, что в силах командования армии. Напоследок он пообещал прислать ящики для упаковки личных вещей семей офицеров.  (Впоследствии ящики действительно поступили со складов ГСВГ, и с этим проблем не было). Обстановка немного разрядилась и женщины несколько успокоились.

   Генерал уехал, а я еще сутки находился в этом гарнизоне, пока не убедился, что обстановка немного разрядилась. Об этом инциденте стало известно высоким инстанциям и, вероятно, поэтому они решили отправить этот полк не в Прибалтику, а на Дальний Восток, в Хурбу. В других гарнизонах открытых выступлений женщин не было.
     В мае нам предложили слетать в Ригу, чтобы познакомиться с командованием 15 ВА. После этой встречи мы поняли всю глубину ситуации. Нас здесь никто не ждет. Квартир нет, строительство домов не планируется. Аэродромы будут освобождаться постепенно. Кроме всего этого в дивизии не было по штату начальника тыла. Кто же должен решать все проблемы, которые возникнут при перебазировании?

   Я принял решение взять на себя все заботы по подготовке гарнизонов к приему частей дивизии. В связи с этим мне нужно было вылететь в Прибалтику за месяц до перелета летного эшелона. По возвращении из Риги началась более интенсивная подготовка к перебазированию.

   Через некоторое время нам стало известно, что из Черняховска убывает в Монголию полк истребителей-бомбардировщиков и забирает в свои эшелоны всё, что только можно, вплоть до окон, дверей и досок полов.

   Мы сложили в контейнер все документы политотдела, погрузили в Ли-2 и, добавив к ним свои пожитки, вместе с женой и детьми вылетели в Союз. В Черняховск прилетели в середине дня. Разместились в профилактории. Я тут же поехал смотреть все объекты гарнизона. Даже беглый осмотр привел меня в уныние. Старые хозяева объектов уже убыли в другие места, и они находились без охраны.

   Когда мы вошли в здание, которое предназначалось для штаба дивизии, нас охватило глубокое разочарование. На полах не было ни одной доски, в помещениях не было дверей, а кое-где и окон. Мы очень сильно опоздали. Принимать было нечего. Убывшие прихватили почти все, что только можно было оторвать. За несколько дней все, что не было увезено нашими предшественниками, было варварски разграблено местным населением. Тащили двери, оконные рамы, электропроводку и вообще все, что можно было унести.

   Со мной, в другом самолете, перелетели 15 солдат, и мы выставили вооруженные караулы на важнейших объектах. Так удалось прекратить грабеж. Мы начали по мере сил все восстанавливать и приводить в порядок. Через несколько дней начали прибывать эшелоны с нашим имуществом. За месяц пришло 16 эшелонов с имуществом частей дивизии и личными вещами офицеров. Каждый нужно было встретить, разгрузить, погрузить имущество в машины, перевезти его на аэродром и там где-то разместить.

   Никаких складов нам предоставлено не было. В одном из эшелонов пришел вагон с парашютами. Командование 4гв.БАП не дало разрешение сложить их в свою парашютную комнату.  Пришлось выставлять караул для их охраны под окнами штаба. Я вышел на командующего 16 ВА, после чего он дал указание принять парашюты.

   С каждым эшелоном прибывали люди. Их тоже нужно было где-то размещать. В один из дней мы получили телеграмму от комдива генерала Кривощапова М.П.: «Завтра выходит поезд с семьями офицеров. Обеспечьте размещение». А где же их размещать, если нам еще не выделили ни одной квартиры?

   В августе 1968 года некоторые наземные части из Черняховска были переведены в Чехословакию, и после них осталось много пустых помещений и квартир. Но командование округа наотрез отказалось что-либо из них передать нам, даже временно.

   Командование оставшихся наземных частей нам сочувствовало, и после настойчивых просьб в течение месяца выделило нам 95 комнат, в том числе в полуразрушенных еще с войны, брошенных зданиях. Их пришлось очищать от мусора и грязи, вставлять стекла в рамы окон, проводить электричество, делать косметический ремонт. Но этого количества комнат далеко не хватало даже для размещения первого эшелона с семьями офицеров, в котором было 250 семей.

   На улице Победы была офицерская гостиница, в которой жили холостые офицеры 4 гв.БАП. Жил там и недавно назначенный начальник штаба этого полка. Я обратился к командиру полка с просьбой освободить гостиницу ко дню прибытия эшелона с семьями офицеров.

   В день прибытия эшелона я с утра заехал в общежитие и увидел, что все комнаты еще заняты. Молодые офицеры смотрели на начальника штаба, который наотрез отказался освободить свою комнату.

   Тогда я категорически ему заявил:

   - Если вы через 2 часа не освободите комнату, то ваши вещи будут выброшены на улицу!

   А сам поехал в наземную дивизию просить автобусы для перевозки семей с вокзала.
Есть хорошие люди и среди командиров. Командование наземной дивизии понимало наше положение. Нам дали автобусы и солдат для оказания помощи при перевозке семей. Встречали этот эшелон все ранее прибывшие наши солдаты и офицеры.
 
    В тот день поднялся ураганный ветер. Он был такой силы, что трудно было устоять на ногах. Когда мы подъехали к рампе, то увидели, что двери всех вагонов закрыты. Ураган продолжал бушевать, никто не мог выйти из вагонов на перрон. Но железнодорожники угрожали большим штрафом за задержку вагонов.

   Ждать больше было нельзя, нужно было срочно освобождать вагоны. Женщины с детьми имели, кроме того, много вещей и не могли самостоятельно перетащить их из вагонов в автобусы. Дети плакали, женщины метались в поиске своих вещей. Одно это зрелище вызывало у меня неописуемую ярость на тех, кто придумал это перебазирование, не решив сначала проблем с размещением людей.

   Солдаты нам здорово помогли. Медленно, с большим трудом, первую партию мы погрузили в автобусы. Мои помощники повезли многодетные семьи по заранее приготовленным комнатам, а я повез семьи с одним ребенком в холостяцкое общежитие.

   Когда мы подъехали к общежитию, я увидел, что большинство комнат на всех четырех этажах еще не освобождены. Пример неповиновения подавал всем начальник штаба полка, закрывшись в своей комнате.

   Я обратился к офицерам с просьбой освободить комнаты.

   - Посмотрите на автобусы, в них полно детей и женщин. На улице ураган. Куда их везти?

   Но все смотрели на начальника штаба полка, который отказывался освобождать свою комнату. Да, я не имел права выгонять офицеров из общежития. Мне сейчас как-то стыдно за тот миг. Я повел себя неправильно, отдав такой приказ, но мое сознание клокотало, сердце вырывалось из груди после того, что я увидел на рампе. Беспомощность и истеричные крики женщин, плач детей, продолжавший бушевать ураган, -  все это перевернуло мое сознание.

   Я открыл окно в комнате начальника штаба и крикнул:

   -Подгоните к окну грузовик, сейчас будем выбрасывать вещи!

   Может, это подействовало, а может майор все же понял безвыходность нашего положения, но он быстренько освободил свою комнату. Еще остававшиеся в комнатах офицеры, видя эту картину и толпу женщин с детьми на руках у подъезда общежития, быстро освободили свои комнаты. Некоторые из них даже  помогли перенести детей и вещи из автобусов.

   Я думаю, что меня никто не осудит за такое поведение. У меня просто не было другого выхода из создавшегося положения. Во всем этом виноваты начальники, которые, не создав предварительно условий на новом месте, приказали начать перебазирование.

   Мы поселили в каждую комнату по три - четыре семьи. Каждой досталось только по одной койке, но зато никто не остался под открытым небом. К вечеру эшелон был освобожден, и все 250 семей были размещены под крышей.

   Домой я пришел весь разбитый и подавленный своим бессилием. Теперь передо мной непосредственно встала острейшая проблема – куда расселять семьи? Об этом я начал думать сразу же после поездки с командиром в Черняховск, когда мы увидели, что офицеров с семьями размещать негде.

   И вот уже женщины с детьми приехали, а дома еще даже не заложили. Куда селить летный состав и других офицеров, которые должны были в ближайшие дни прибыть в Черняховск?

   После прибытия контейнеров с вещами офицеров встал вопрос, куда девать эти вещи? Ведь жилья ни у кого еще не было и вещи девать было некуда. Я поехал по гарнизону искать помещение. На складе ГСМ я нашел громадный сарай, и мы разместили вещи там. Для их охраны пришлось организовать офицерский караул, который днем и ночью бдительно выполнял свои обязанности. Я очень боялся пожара, но все вещи были сохранены.

  Я написал командиру дивизии записку, чтобы закупили в ГДР фары-противотуманки, которые были в большом дефиците в то время в Союзе. Их можно было бы давать в качестве презентов начальникам, от которых зависело выделение нам жилья. С первым же рейсом нашего самолета из ГДР мне привезли ящик таких фар. Это мне здорово помогло в дальнейшем решать проблему расселения семей офицеров.

   Когда прибыл летный и последний наземный эшелоны с офицерами, мы временно поместили летный состав в санчасть, а всех остальных в спортзал. Но временное тянулось очень долго. Тому, кто не переживал эти проблемы, очень трудно представить их сложность.

   Теперь жилищная проблема обострилась до предела. Я решил поискать жилье в ближайших к нам гарнизонах Калининградской области и в Литве. Мне дали вертолет, и я все их облетел. Но тщетно, везде все было занято, а нового строили мало.
Иногда на наш аэродром садился самолет командующего ПрибВО генерала армии Хетагурова Г.И. Мы с комдивом решили просить его выделить нам пустующие помещения, а также дать несколько квартир в новом, еще не заселенном доме. В Черняховске уже был готов 90-квартирный дом для офицеров наземной дивизии.  Но командующий ПрибВО генерал Хетагуров Г.И. запретил давать нам квартиры, несмотря на то, что наземная дивизия уже ушла в Чехословакию.

   При очередном моем настойчивом обращении к нему он сказал своей свите:

   - Уберите от меня этого мужика, чтобы я его больше не видел.

   Я начал искать начальника, который мог бы решить вопрос распределения квартир этого дома в нашу пользу. Решил лететь в Москву и обращаться ко всем начальникам, вплоть до министра обороны. Некоторые товарищи считали это глупостью.

   По прибытии в Главный штаб ВВС я сразу обратился к заместителю главкома ВВС генерал-полковнику Пстыго Ивану Ивановичу, под началом которого наша дивизия была в ГСВГ. Он принял меня тепло, внимательно выслушал и сказал:

   - Мы примем все возможные меры, чтобы ускорить обустройство и расквартирование дивизии.

    Тут же он позвонил замминистра обороны по расквартированию войск генерал-полковнику Комаровскому Александру Николаевичу и попросил принять меня. Тот предложил прибыть к нему утром следующего дня.

   В принципе, этот вопрос через того же генерала Комаровского А.Н.  должны были решать генералы, принявшие решение на перебазирование. Но этого сделано не было.
Когда я утром попал в приемную генерала Комаровского А.Н., там уже было много генералов и офицеров, ожидающих приема. В большом зале не было свободных мест. Здесь ждали приема представители многих округов и групп войск. Но меня приняли первым.

   Точно в 9.00 из кабинета генерала Комаровского А.Н. вышел подполковник и назвал мою фамилию. Я вскочил и подошел к нему. Подполковник, видя мое волнение, только сказал: «Спокойнее!» и пригласил зайти в кабинет. Я зашел в кабинет, представился и выпалил:

  - Дивизия прибыла из Германии, квартир нет, 400 семей живут в неприспособленных для жилья помещениях, жилье не строится, а 90-квартирный дом пустует!
За столом сидел немолодой генерал-полковник и внимательно на меня смотрел. Потом он очень спокойно, по отечески, пригласил меня сесть и все подробно рассказать. Александр Николаевич меня внимательно выслушал, задал несколько уточняющих вопросов, все записал и вызвал своего помощника.

   Дело осложнялось еще и тем, что, в соответствии с заведенным порядком, жилье распределялось по видам Вооруженных Сил. Этот дом в Черняховске был предназначен для сухопутных войск, а мы ВВС.

   Выслушав предложение генерала помочь нам квартирами из готового дома, его помощник сказал, что вряд ли главком сухопутных войск генерал Павловский Н.О. на это согласится. Тогда Александр Николаевич сам позвонил Павловскому, попросил его разрешение на выделение нам квартир, пообещав их компенсировать из следующего дома. Вероятно, Павловский согласился. Александр Николаевич положил трубку и сказал мне:

   - Тебе, сынок, повезло. Получено согласие на выделение вам в новом доме 25 квартир. Кроме того, мы ускорим начало строительства жилья в обоих ваших гарнизонах, - Черняховске и Тукумсе. Вы удовлетворены этим решением?

   Он поднялся, пожал мне руку и пожелал нам успехов. От радости и нахлынувших чувств я едва удержался, чтобы не обнять генерала. Выскочил из кабинета и сразу на вокзал. Ближайшим поездом я вернулся в Черняховск.

   Утром с ликованием в голосе доложил о результатах поездки командующему ВА генералу Федору Ивановичу Шинкаренко. Он сразу не поверил мне и сказал:

   - Не спеши радоваться, такого еще не было, чтобы сухопутчики отдавали нам свои квартиры.

   У меня в голове тоже возникли сомнения. А вдруг это решение кто-нибудь отменит? Прошли сутки. Наконец, звонит Федор Иванович.

   - Поздравляю, принято решение выделить вашей дивизии в новом доме 25 квартир. Решайте сами, кого туда заселить.

   У меня уже были свои соображения на этот счет. Я решил отдать эти квартиры летному составу 63-го полка.

   Командир дивизии генерал Кривощапов М.П. настаивал на том, чтобы эти квартиры отдать офицерам управления дивизии, а я твердо стоял на своем, -  отдать только летному составу полка. Мы долго спорили по этому вопросу и не пришли к единому мнению.

   Тогда я предложил собрать партийное собрание управления дивизии и на нем поставить этот вопрос. Как оно решит, так и будет. Я был уверен в авторитете партии. Генерал быстро согласился с моим предложением, рассчитывая на то, что офицеры, конечно же, решат в свою пользу.

   В воскресенье собрались коммунисты управления дивизии. Собрание длилось три часа. Во дворе штаба дивизии под нашими окнами собралась большая группа офицеров 63-го полка, ожидая нашего решения. Выступили все. Мне пришлось выступать несколько раз.

   Половина выступающих считали, что поселить нужно летный состав, а другая половина, - что офицеров управления дивизии. Чашу весов перевесил в пользу летного состава Владимир Никодимович Юргелянец. В конце он попросил выделить хоть одну квартиру техникам. В итоге офицеры поддержали мое предложение.

   После голосования я выступил еще раз и сказал, что коммунисты управления нашей славной Краснознаменной Севастопольской дивизии, отбросив личные интересы, показали свою политическую зрелость и человеческую порядочность. Сами остались жить еще на много месяцев в спортзале, а квартиры отдали летному составу.

   Я попросил наших коммунистов подойти к окнам и посмотреть вниз во двор на ожидающих нашего решения офицеров полка. Кто-то открыл окно и сообщил им, что решение принято в их пользу. Внизу разразилось невиданное ликование.
Впоследствии на собрании офицеров ИАС было принято решение выделенную техникам квартиру отдать тому технику, чей самолет имеет самую высокую оценку за техническое состояние. Кажется, это был самолет техника Владимира Петровича Зайцева.

   Еще долго в офицерской среде обсуждался этот эпизод. Все понимали, что это решение для коммунистов управления было не легким. Оно значительно повысило авторитет офицеров управления в частях дивизии.

   Через некоторое время власти Черняховска выделили нам три квартиры. Мой друг, начальник Калининградского ВАТУ генерал Стоцкий Валерий Андреевич, предложил нам 5 квартир в новом доме в Калининграде.

   Мы выбрали 5 семей отставников, проживавших в 3-х комнатных квартирах, и предложили им переехать на постоянное место жительство в Калининград. Они согласились. А мы поселили в эти квартиры по три семьи.

   Через некоторое время мы увидели, как началось осуществляться обещание генерал-полковника Комаровского А.Н.  У нас было создано специальное строительное управление под руководством талантливого строителя полковника Шора.

   Они быстро организовали строительство сначала одного, а потом нескольких домов на улице Победы. К новому, 1969 году, был закончен дом специально для нас, к весне приняли еще два и все офицеры получили квартиры. В Тукумсе также быстро шло строительство жилья.

   После перебазирования штаб ПрибВО назначил нашего комдива генерала Кривощапова М.П. начальником  Черняховского гарнизона. При этом, однако, КЭЧ гарнизона ему в подчинение не передали, опасаясь, что мы будем забирать себе все освобождающиеся квартиры убывающих из гарнизона офицеров наземных частей.

   Вскоре командующим ПрибВО назначили генерал-полковника Говорова Леонида Александровича. Он восстановил справедливость и своим решением передал в подчинение начальнику гарнизона и КЭЧ гарнизона. Это сразу ускорило решение жилищной проблемы в нашей дивизии.

   На одном из военных советов округа обсуждались наши проблемы. Мы с комдивом были приглашены и внимательно выслушаны. На этом совете были приняты решения ускорить строительные работы в Черняховске и Тукумсе, построить бетонное ограждение вокруг аэродрома в Черняховске, пробурить скважину и наладить водоснабжение на другой стороне аэродрома и построить магазин в авиагарнизоне на улице Победы.

   Мы были безмерно рады такой помощи от командования округа. Через год с лишним после перебазирования квартирный вопрос был вообще снят с повестки дня. Таким образом, потребовалось больше года, чтобы офицерам дивизии войти в нормальный образ жизни. Их семьи стоически перенесли все тяготы и лишения неустроенности.

   От имени всех севастопольцев выражаю свою искреннюю признательность и благодарность всем, кто помогал нам и ускорял разрешение многочисленных проблем, возникших в связи с перебазированием.

   Не менее важно доброе слово благодарности и нашим военнослужащим срочной службы, на плечи которых легла вся работа по погрузке в Вернойхене и разгрузке 15 эшелонов в Черняховске и 10 эшелонов в Тукумсе. Они перетащили на своих руках много тонн грузов имущества дивизии со всех ее объектов в сложное время перебазирования.

   Китайцы желают своим недругам пожить в период перемен. Я участвовал в 4-х перебазированиях и 12 раз переезжал к новому месту службы и тоже невзлюбил и перебазирования и последовавшую в конце 80-х перестройку. Все они дали нам невосполнимые материальные и моральные потери.

   В январе 1970 года меня вызвали на парткомиссию ВВС. Ее секретарь сообщил мне, что в ЦК КПСС поступила на меня жалоба, что я раздаю офицерам квартиры,  не требуя предъявления справок о сданной ими жилплощади по предыдущему месту  службы.

  Это была правда. Да, действительно даже и в мыслях не допускал спросить у офицера такую справку. Во-первых, квартиры раздавал не я сам, а жилищная комиссия дивизии. Во-вторых, эту справку они предъявляли в КЭЧ при получении ордера. Я считал и считаю сейчас офицеров Советской армии самыми честными, самыми благородными людьми на свете. По жалобе была организована проверка. Никаких нарушений обнаружено не было.

   В первое время нашего пребывания в Черняховске у нас возник конфликт с местными властями. До нашего перебазирования многие годы три раза в день через аэродром проезжали молоковозы из совхоза, который находился за аэродромом, в город сдавать продукцию и обратно. Кроме того, в двух домах, расположенных непосредственно на стоянке 4 гв.БАП, жили гражданские люди. Все это нарушало инструкции и приказы по охране военных объектов и могло привести к ЧП.

   Чтобы устранить свободный проход и проезд через аэродром, мы обратились к секретарю Черняховского райкома КПСС. Но никакие меры им приняты не были. Пришлось его предупредить о том, что если свободное передвижение через аэродром не будет устранено, то мы перекроем все въезды и выезды вокруг аэродрома бетонными плитами.

   В ответ секретарь райкома обозвал нас «черными полковниками» и пожаловался секретарю Калининградского обкома КПСС. Тот, в свою очередь, пожаловался на нас командующему ПрибВО.

   Через день мне было приказано прибыть к командующему 15 ВА. Когда я доложил генерал-полковнику Шинкаренко Ф.И. о своем прибытии, он сказал:

   - От Калининградского обкома поступило утверждение, что командование дивизии не умеет строить нормальные взаимоотношения с местными партийными органами. Доложите подробно!

   Федор Иванович спокойно выслушал все мои объяснения о сложившейся ситуации, тут же позвонил секретарю Калининградского обкома и в более чем жесткой форме объяснил, что партийному руководству нужно думать не только об интересах совхоза, но и об интересах Вооруженных Сил. А мне сказал:

   - Командование дивизии поступает правильно. Аэродром – это важный военный объект и вы должны принимать все меры к тому, чтобы исключить доступ на него посторонних.

   Через несколько дней секретарь Черняховского райкома КПСС пригласил командование дивизии на какое-то празднование. Мы поняли, что конфликт исчерпан и в дальнейшем у нас с ним сложились хорошие отношения.

  Перебазирование значительно подорвало воинскую дисциплину и боевую готовность дивизии. Поднимала голову гидра дедовщины, с которой командиры и политработники не знали как бороться.

   Я уже имел некоторый опыт борьбы с ней и начал усиленно изучать состояние взаимоотношений между солдатами. У меня сложилось четкое представление о причинах этого позорного явления. А если известны причины, то все яснее и яснее вырисовывались пути, средства и методы решения этой сложной проблемы. Они были мною выстраданы на практической работе в полках, где мне пришлось до этого служить.

   Постепенно, на специальных семинарах политработников дивизии, мне удалось их убедить, что это зло можно победить и показать как, каким путем добиваться этого. Работы, конечно, прибавлялось, и  многие политработники долго колебались, принимать ли на вооружение эти методы. Но после того, как убедились в эффективности моих рекомендаций, они стали работать более активно.

   Результаты не замедлили сказаться. Мне потребовалось около двух лет, чтобы надежно внедрить систему мероприятий, которая эффективно обеспечивала бы нормальные, уставные взаимоотношения в солдатских коллективах.

   Описывать всю систему здесь не место, но ее стержнем было выявление неформальных лидеров среди солдат, направление их на обучение в школу сержантов и назначение их младшими командирами, а также жесткое закрепление молодых солдат за старослужащими, более опытными солдатами. Это давало возможность ускорить ввод в строй молодых солдат и парализовало дедовщину, т.к. ни один старослужащий солдат никогда не позволит обижать своего подопечного молодого солдата.

   После двух лет использования этих методов я имел большую практику и документально подтвержденные цифры снижения нарушений воинской дисциплины в дивизии.

   Систематизировав всю информацию, я хотел предложить ее вышестоящему командованию ВВС для внедрения этого метода в других частях.

   Меня пригласили в Политуправление ВВС и внимательно выслушали. Но принимавшие решение генералы в своих уютных кабинетах в то время еще не ощущали приближения этого грозного и чрезвычайно опасного явления и не поняли всей ценности предлагаемого им метода борьбы с дедовщиной.

   Единственным человеком, который заинтересовался моим опытом, был начальник отдела кадров Политуправления ВВС полковник Ф.Ф. Носов. Он тут же организовал мое выступление перед командирами полков ВВС, которые как раз в это время были на сборах в ВВА им. Ю.Гагарина в Монино.

   Весь зал с интересом слушал мой доклад, потом было много вопросов. Были высказаны пожелания издать мой доклад в виде брошюры и разослать по всем частям  ВВС. Но дальше этого дело не продвинулось. В то время дедовщина еще не взяла за горло больших начальников Вооруженных Сил.

   Если с дисциплиной в частях дивизии положение постепенно выправлялось, то с безопасностью полетов дела шли плохо. Самолетный парк устарел. Двигатели ставили на самолеты после неоднократных капитальных ремонтов. В полки постоянно приходило много молодых пилотов и штурманов. Все это наложило свой роковой отпечаток на безопасность полетов.

   В июле 1969 года генерал-майор Кривощапов М.П. убыл к новому месту службы. На должность командира дивизии был назначен полковник Емельянов Александр Никитич.
Полковник Емельянов А. Н. был исключительно талантливым, умным и смелым командиром. Высокообразован, интеллигентен, всегда и везде корректен. Очень высоко подготовлен как летчик, с безукоризненной техникой пилотирования. Вдумчивый, инициативный, требовательный, заботливый командир.

  Эти его качества мне стали известны еще с тех времен, когда мы с ним служили и летали в 10-м ОРАП.

   Отличился он и будучи командиром 668-го БАП, когда его полк, единственный от дивизии, участвовал в учениях «Зима-79», проводимых министром обороны. Для участия в них полк перебазировался на аэродром Остров. Участвовавшим в этих учениях запомнилась высочайшая напряженность боевой работы, многократные вылеты с боевым применением, жесткий контроль действий личного состава полка по всевозможным вводным различными посредниками и наблюдателями.

   За правильностью и своевременностью принятых решений и действий командира и штаба полка тогда наблюдал замглавкома ВВС генерал-полковник Пстыго И.И. На подведении итогов учений полк по всем критериям получил оценки «отлично».

   Его знали и ценили в Главном штабе ВВС, выдвинув на должность командира дивизии прямо с должности командира полка, минуя должность заместителя командира дивизии. Положительные качества полковника А.Н. Емельянова проявились и после назначения его на должность командира дивизии.

   Мы давно знали друг друга, поэтому работать с ним было легко и интересно. У нас было полное взаимопонимание.

  В апреле 1972 г. он был зачислен на учебу в академию Генерального штаба и после майских праздников  и отпуска должен был уже прибыть в Москву в эту академию. Вечером 24 апреля, накануне его трагического полета, у меня было нехорошее предчувствие, и я предлагал ему вообще в тот день не летать. Но он все же решил лететь.

   В 10 часов утра того дня у нас был партактив дивизии, на котором с докладом о решениях апрельского пленума ЦК КПСС выступал командующий 15 ВА генерал-полковник Шинкаренко Ф.И. На этом партактиве присутствовал 1-й секретарь Тукумского райкома КПСС Арбайтер, который пригласил командующего и комдива посетить Тукумский розарий. Но генерал Шинкаренко отказался, о чем потом сожалел:

   - Если бы мы с Александром Никитичем поехали бы в розарий, то уже в ночных полетах он бы не участвовал,- сказал он потом.

   На ужине перед ночными полетами штурман дивизии подполковник Строев высказал сожаление, что не сможет сам лететь с командиром дивизии в связи с тем, что он руководит сборами штурманов дивизии.

   - А с командиром дивизии полетит мой заместитель майор Кулагин В.Н., - сказал он.

   Мы с Александром Никитичем зашли в комнату, где временно в лагерных условиях был его кабинет. Между нами начался разговор о полетах этой ночью. Комдив запланировал себе три ночных вылета на самолете Як-28И. А утром он уже должен был отбыть в отпуск до начала занятий в академии Генштаба.

   Я долго уговаривал Александра Никитича отказаться от полетов этой ночью. Но все мои доводы не были приняты во внимание. Комдив решил отказаться только от третьего вылета. О своем решении он позвонил командиру полка полковнику Ивченко С.П. Я проводил его до самого самолета.  Пожелал счастливого полета и с тяжелым грузом на душе уехал домой.

   А через час руководитель полетов сообщил мне, что командир не отвечает на запрос по радио. Я тут же приехал на аэродром. Уже было известно, что произошло непоправимое несчастье: самолет упал на полигоне Рудникай южнее Вильнюса и экипаж погиб.

   Вместе с врачем дивизии мы поехали на его квартиру, чтобы сообщить о случившемся. Жанна Петровна не спала, ее сердце чувствовало беду. Она открыла дверь, и мы вошли в коридор. Мы еще не сказали ни единого слова, а она бросилась к моим ногам, обхватила их руками и, рыдая, повторяла:

  - Привези мне Сашеньку, хоть без рук, хоть без ног, но привези …

   Нам не нужно было больше ничего говорить.

   Утром с группой офицеров под командованием генерала Шинкаренко Ф.И. мы прилетели в Вильнюс и на автобусе поехали на полигон. Нашему взору предстала картина страшной трагедии.

   Комиссией, расследовавшей эту катастрофу, было установлено, что экипаж с первого захода бомбы не сбросил, т.к. у них отказал радиолокационный прицел. Облачность на полигоне в то время была ниже 100 м. Они решили уйти на второй заход и бомбить с использованием оптического прицела, но на втором заходе столкнулись со стаей птиц, поднявшихся с озер от шума самолета на первом заходе. От удара по кабине пилота полковник Емельянов А.Н., вероятно, потерял сознание.

   Самолет пошел на пологое снижение, задевая вершины деревьев и мелкого кустарника, ударился о землю, загорелся. Взорвались топливные баки. Пилот и штурман были буквально разорваны на мелкие кусочки.

   Мы собрали останки и прилетели в Тукумс. 29 апреля в доме офицеров Тукумса прошла панихида и прощание личного состава с погибшими. После этого мы с Анатолием Петровичем Тельным и несколькими офицерами полетели на специальном самолете, сопровождая жену и сына командира к месту захоронения в Запорожье. Родственники штурмана майора Кулагина Владимира Никитовича пожелали похоронить его в Киеве.
 
   После посадки нашего самолета в Запорожье я вышел и увидел группу встречавших нас во главе с отцом Жанны. Я подробно рассказал им все, что произошло. Отец Жанны сказал, что организацией похорон будет руководить первый секретарь Шевченковского райкома партии. Мы с ним поехали во дворец культуры, где на следующий день намечалось проводить прощание.

   Когда мы вошли в зал, там гремела музыка, люди смеялись и веселились накануне майских праздников. Как только до моего сознания дошло, что здесь происходит, а нам придется завтра хоронить моего друга,  -  лучшего командира дивизии Военно-Воздушных Сил страны, у меня что-то надорвалось в груди. Я почувствовал адскую боль в сердце. Как в тумане мы доехали до квартиры, где жили мои родители.
Наутро мы уже были во дворце, где проходило прощание с Александром Никитичем.

   Похоронная процессия шла от дворца культуры им.Шевченко по проспекту им.Шевченко. Гроб несли 8 полковников, друзей Александра Никитича, включая меня и Анатолия Петровича Тельного. По обеим сторонам скорбного последнего пути нашего комдива стояли девушки в белых одеяниях и клали розы нам под ноги.
Нас сопровождали два оркестра, поэтому траурная музыка лилась без перерывов до самого последнего момента погребения. Похоронили его на Капустянском кладбище. Через год на  могиле нашего незабвенного комдива Александра Никитича Емельянова мы установили памятник.

   Вечером отец Жанны пригласил к себе на квартиру ближайших друзей. Гости несколько раз просили меня рассказать подробности жизни и последнего полета Саши. Мне было невыносимо трудно и больно все это говорить, но это было нужно. Не могу все это вспоминать без волнения. Очень тяжело описывать все, что происходило тогда.

   Хочу сказать несколько слов о супруге Александра Никитича  -  Жанне. Эта удивительная женщина своим любящим сердцем почувствовала страшную трагедию еще до нашего прихода. За все дни похорон она не произнесла ни единого слова, - как окаменела. Так переживали все жены погибших летчиков, самых мужественных из людей. Мы, все севастопольцы, разделяем скорбь жен летчиков, погибших при выполнении своего воинского долга. Память в наших сердцах о них незабвенна.

   На следующий день мы выехали в Черняховск. Двое суток пути до дома у меня были галлюцинации от страшных болей в сердце. С вокзала мы сразу поехали домой, но боли усиливались.

   Поехал на обследование в госпиталь. Оказалось, что у меня инфаркт миокарда. В госпитале мне пришлось пробыть около двух месяцев. Проведя почти все это время в постели, я разучился ходить. Моя милая, моя верная подруга и единственная любовь приложила все свои душевные качества и глубочайшую заботу,  чтобы поставить меня на ноги.

   Через три недели после выписки из госпиталя я смог снова окунуться в повседневные дела и заботы, проблемы и происшествия в нашей дивизии.
 
   В том же году штурман дивизии подполковник Строев был назначен заместителем штурмана ВВС ГСВГ. В одном из ночных полетов для подтверждения класса одного молодого штурмана, остановились двигатели самолета Ил-28, на котором они летели. Командир экипажа скомандовал покинуть самолет. В эти роковые секунды подполковник Строев приказал молодому штурману пересесть с переднего сиденья на катапультируемое, а сам перешел на его сиденье. Молодой штурман катапультировался, а подполковник Строев погиб.

   На должность командира дивизии был назначен полковник Кошелев Ефим Гаврилович. Боевая учеба постепенно входила в нормальную колею. Ефим Гаврилович умело руководил частями, глубоко анализировал все недостатки в очень сложной летной работе и не покладая рук учил, учил молодых летчиков летному мастерству.

   Мы работали всегда согласованно, душа радовалась взаимопониманию и нашей дружбе. Хотелось думать, что полоса катастроф в нашей дивизии закончилась. Но, как оказалось, это была иллюзия благополучия.

   В июле 1972 года в 668-м БАП произошла очередная катастрофа. При полетах в зоне на спарке самолет вдруг резко, под большим углом, упал в лес и взорвался. Погибли два капитана. От взрыва осколком в голову был убит лесоруб с Украины, работавший неподалеку.

   Осенью 1972 года в 63-м БАП произошла катастрофа севернее Черняховска. Погибли лётчик и штурман.

   В обеих катастрофах комиссии, работавшие по их расследованию, причин не установили. Претензий к командованию полков и дивизии не было.

   И вот наступил 1973 год. Это был самый тяжелый и трагичный год в истории дивизии. Мне этот год принес очень суровые испытания и тяжелые потери.

   В феврале разбился экипаж старшего лейтенанта Выхристенко. Комиссия установила причину: не убрался один закрылок после взлета.

   За этот год в дивизии произошло три катастрофы и две аварии, а также несколько тяжелых наземных происшествий с гибелью людей. В общей сложности погибло десять человек.

   Главком ВВС генерал-полковник Кутахов П.С. и до этого очень часто бывал в нашей дивизии, вникая во все стороны жизни деятельности личного состава. А в 1973 году буквально каждую неделю работал у нас. Очень много помогал, быстро и эффективно решал все возникавшие проблемы. Много беседовал с летным и техническим составом, с командирами эскадрилий и полков. Комиссии Главкома ВВС приезжали в дивизию одна за другой.

   Всех нас от техника самолета до главкома ВВС волновал один вопрос: почему происходят катастрофы? Но ответа на него не мог дать никто.

   В таких случаях высшее командование традиционно принимало давно проверенное, обкатанное решение: заменить  командование  дивизии. Такое решение было принято и по нашей дивизии. Начал работать механизм по нашей замене. На военном совете 15 ВА было принято решение освободить от занимаемых должностей командира и начальника ПО дивизии.

   В апреле нас с комдивом снова вызвали в Ригу и поставили задачу срочно подготовиться и достойно встретить министра обороны маршала Советского Союза Гречко А.А. По возвращении в Черняховск мы развернули бурную деятельность. На следующий день маршал ГречкоА.А. прибыл к нам. По тревоге была поднята вся дивизия. Полки вышли на заданные цели в заданное время и поразили их на «отлично».

   Затем все три полка прошли над аэродромом Черняховск. Все восхищались летным мастерством наших летчиков. А я прощался навсегда с дивизией и больше никогда не видел такую могучую силу. Сердце рвалось в боевые порядки и рыдало. А в мозгу билась мысль: «Меня гонят, но я с вами, я с вами, я с вами. Счастья вам, счастья вам, счастья вам, богатыри страны!»

  После прохождения дивизии маршал Гречко А.А. сказал:

  - Я хочу, чтобы на обеде присутствовали все командиры полков и эскадрилий!

   Там он поблагодарил всех собравшихся и поднял тост за их здоровье. У меня даже закралась крамольная мысль: «А может не снимут нас с комдивом?» Но все уже было предрешено. Через некоторое время пришел приказ о переводе нас к другим местам службы.

   Прочитал воспоминания офицеров нашей легендарной дивизии на форуме в интернете. Перед глазами проходят одно за другим события, лица офицеров и солдат, служивших в те далекие, трудные, но самые счастливые годы нашей жизни.

   Читаю ваши воспоминания, и у меня возникает такое чувство, как будто мне пришли долгожданные письма от моих самых дорогих, самых любимых родных братьев. Это, наверное, потому, что боевое братство во много крат сильнее, прочнее и благороднее, чем кровное.

   Какие замечательные люди вышли из нашей дивизии и стали выдающимися руководителями в авиации.

   Генерал-майор Кривощапов Михаил Петрович после командования дивизией стал начальником Липецкого центра  ВВС.

   Герой Советского Союза полковник Мосиенко Сергей Иванович был назначен начальником штаба ВВС СибВО.

   Штурман дивизии полковник Ковтун Владимир Николаевич был назначен заместителем главного штурмана ВВС.

   Заместитель командира дивизии полковник Симахин  Юрий Васильевич стал начальником Оренбургского ВВАУЛ. В свое время мне посчастливилось вручать Юрию Васильевичу портрет Героя Советского Союза Полбина, имя которого было присвоено этому училищу. Этот портрет написал старшина Чумачек,- выдающийся мастер кисти, служивший у нас и сделавший очень много при создании музея дивизии.

   После Оренбургского училища он был назначен начальником управления кадров ВВС. Несколько лет назад он ушел из жизни. Юрий Васильевич был замечательный, интеллигентный человек с добрым, благородным сердцем. Высокообразованный, умелый организатор, прекрасный командир. Мы все выражаем глубочайшее соболезнование его родным и близким.

   Полковник Тельный Анатолий Петрович. Об Анатолии Петровиче мне хочется сказать особо. Мне выпало счастье полетать с ним в периоды его летных стажировок в 10-м ОРАП. Так пилотировать самолет Ил-28,  как пилотировал его Анатолий Петрович, мог только командир полка в те годы Герой Советского Союза полковник Михаил Максимович Глебов, с которым я тогда очень много летал.
 
   Я восхищался действиями Анатолия Петровича от взлета до посадки, - идеальное, ювелирное выполнение любых маневров! А какое спокойствие и уверенность в каждом полете!  Я глубоко уверен в том, что Анатолий Петрович  настоящий ас. Недаром ему было присвоено почетное звание Заслуженный военный летчик СССР. Службу он закончил в ЦИБП ВС СССР.

   Анатолий Петрович отдал все свое здоровье авиации, как бомбардировочной, так и разведывательной. Его знают все авиаторы, его помнят ветераны, ему подражают молодые летчики.

   Запомнившийся мне на всю жизнь полет с Анатолием Петровичем на воздушную разведку в период больших учений западных военных округов подробно описан в главе, посвященной моей службе в 10-м ОРАП.

   Полковник Муфазалов Шамиль Шигабович – прекрасный летчик, - мастер пилотирования, энергичный, инициативный офицер, добрейшей души человек поднялся от командира звена в 277-м БАП до заместителя начальника боевой подготовки воздушной армии. К сожалению, в 2005 году он рано ушел из жизни.

   Заместитель командира 63-го БАП по политчасти подполковник Трофимов стал командиром 4-го гв.БАП, а затем командующим ВВС Приволжского ВО. Следующий заместитель командира этого полка по политчасти подполковник Павел Бирсан был назначен начальником ЗКП 15 ВА.

   Заместитель командира 277-го БАП по политчасти подполковник Касаткин стал начальником отдела кадров ВВС Ленинградского ВО.

   Заместитель командира 4-го гв.БАП  по политчасти подполковник Крылов был назначен преподавателем в ВВА им.Ю.Гагарина.

   А теперь о молодых (на то время), самых талантливых офицерах нашей дивизии, достигших высоких командных постов в авиации, в вооруженных силах страны. Они стали генералами и, безусловно, являются гордостью не только всех нас, севастопольцев, но и всего народа нашей страны.

   Генерал-лейтенант  Козлов Виктор Петрович  -  прошел путь от командира экипажа в 668-м БАП через все командные должности в дивизии. Он командовал крупнейшими объединениями, а затем был начальником ВВА им.Ю.Гагарина. На эту должность назначают только выдающихся командиров. Например, в свое время, этой академией командовал дважды Герой Советского Союза маршал авиации Скоморохов Николай Михайлович.

   Виктор Петрович безусловно показал себя талантливым командиром, прекрасным летчиком, благородным человеком, настоящим патриотом и является гордостью не только нашей дивизии, но и всех Вооруженных Сил России.

   Генерал Огнев Валерий Евдокимович стоит в одном ряду с Козловым Виктором Петровичем. С Валерием Евдокимовичем мы прибыли в дивизию одновременно, - в январе 1967 года. Он, как и Виктор Петрович, прошел все должности вплоть до командира нашей дивизии, а затем стал первым заместителем командующего 4 ВА ВГК (ОН). Его боевой путь – это путь талантливого летчика и командира, исключительно благородного человека, настоящего боевого товарища.

   Генерал Солнцев Сергей Николаевич. К сожалению, до меня дошло слишком мало информации о нём. Но я уверен в том, что достигнуть должности командира дивизии, генерала, дано не каждому желающему, которых в такой большой дивизии было много. Безусловно, он также талантлив, как и Виктор Петрович Козлов и Валерий Евдокимович Огнев. Он тоже вложил многое в повышение боевой готовности дивизии.
 
   Думаю, что Валерию Евдокимовичу без него было бы трудно создать Огненно-Солнечную дивизию. Какое удачное и красивое название благодаря молодым комдивам получила наша дивизия почти в конце своей легендарной жизни!

   Все прошедшие годы эти имена вызывали в моем сознании какое-то чувство не просто братства по службе, а как будто это мои сыны: Огнев В.А., Солнцев С.Н. и другие летчики одного выпуска ХВВАУЛ, - Зуев А., Маглыш Д., Шелудько Б., Беляев В., Ризун Г.

   Генерал Цимбалов Александр Георгиевич.  Дорогой Александр Георгиевич! Если бы вы знали, как мне хотелось узнать, как же тогда, 8 ноября 1975 г., летчики дивизии смогли остановить в море военный корабль, который хотели угнать из Риги в Швецию. Прошло более 30 лет и вдруг 20 августа 2004 года появляется ваша статья в «Независимом военном обозрении». Информация изложена так талантливо, профессионально, квалифицированно, подробно и, самое главное, с болью в сердце за летный состав 668-го БАП, который был ввергнут в такие немыслимо труднейшие условия.

   Вы своей статьей передали всю трагичность ситуации, которая чуть не привела к тяжелым потерям. Такие неимоверно сложные условия организации вылетов на земле, неразбериха, сложнейшие метеоусловия. Но задача выполнена, - мятежный корабль увести не удалось. А кто же это сделал? Не сам же корабль остановился. Его остановили летчики 668-го полка – настоящие герои!

   Скажите, а смогли бы моряки это сделать? Нет, они не смогли его остановить. Это хорошо показано в документальном фильме, показанном недавно по телевидению. Но в этом фильме ни слова не сказано о тех, кто на самом деле остановил корабль. Показаны взятые откуда-то кадры полета самолета Ту-16 и диктором сказано, что этот самолет подбил корабль. Да, с самолета Ту-16 морской авиации хотели запустить ракету по кораблю, но после того как корабль был обездвижен и командир восстановил свою власть на нем, морским летчикам дали отбой.

   Летчики и штурманы 668-го БАП его остановили, не дали западным СМИ издеваться над авторитетом нашей страны и её Вооруженных Сил! При этом они не допустили никаких потерь. Этого забывать нельзя. Дорогой Александр Георгиевич! Большое спасибо вам за такую важную и интересную информацию. Она должна войти в историю нашей дивизии как выдающийся подвиг личного состава полка. Не успех, а именно подвиг. И ещё, Александр Георгиевич! Может быть, я и ошибаюсь, но мне почему-то кажется, что вы были на КП 668-го полка в ту трагическую ночь, когда погиб экипаж полковника Емельянова А.Н.?

   Мне хочется назвать имена и других офицеров, дорогих моему сердцу, служивших в дивизии: Гриценко, Лисин Б.Н., Грибков, Хашимов, Лысенко В.Н., Потапенко, Лятиев В.Н., Сураев Н.П., Андрианов Г., Лобов Н.М., Кужельный Г.Ф.  С Георгием Федотовичем Кужельным мы на несколько лет позже успешно работали в 280-м летном отряде Латвийского управления ГА.

  А также Кузнецов В.Ф., Столбов П.Г., Болтинский Ю.Н., Ширинян А., Семибратский А., Датиев А., Гробенко И.П., Морозов В., Щеткин А., Грачев В., Саломатов В., Хабибулин М., Булацев Р.Р., Поротиков А., Красовский Г., Гургинидзе Г., Пашинин, Кустов Ю., Митин Е., Астахов Н., Якорев А., Троцко Б.А., Неучев В.С., Марфунин А.А., Прилепский А., Долгушев Г.К., Рубан Ю.С., Ефременков А.А., Казаков В.Н., Тихомиров Г.В., Зайцев В.П., - Владимира Петровича даже помню лицо и его симпатичный голос, манеры высокоинтеллигентного человека и очень исполнительного офицера.

   Савельев М.И., Сапегин М., Успенский, Золочевский А.И., Мамаенко В.И., Литинский П.Н.  Петя Литинский – выдающийся художник, ценитель изобразительного искусства, глубоко порядочный офицер.

   Несколько слов о Володе Османове. Это же тот Володя Османов, который вместе со своим пилотом катапультировался при возвращении с полигона во время инспекторской проверки дивизии. В тот год в Черняховске ремонтировалась ВПП,  и 63-й БАП летал с аэродрома Шауляй, а управление дивизии было в Тукумсе. И вот при подходе к Тукумсу у них остановились двигатели. Они четко выполнили катапультирование над карьером. Но при этом оба повредили ноги выше колен. В санчасти Тукумса, куда их привезли, я у них спросил:

   - Ну, как вы, ребята?

  Пилот (двухгодичник) ответил: - Да ну вас с вашей авиацией!

   А Володя сказал: - А я буду летать! Вот молодец! Мужественный человек.

   К сожалению, о судьбах всех этих офицеров мне ничего не известно. Я не стремился описать заслуги всех офицеров, добившихся больших успехов в службе, в летной работе, показавших подлинное мастерство, свой талант в руководстве подразделениями и частями дивизии, проявивших свои личные благородные качества настоящих патриотов. Да и не по силам мне это сделать сейчас.

   В наше время про дивизию говорили, что она является кузницей кадров ВВС. Мне это выражение не очень нравится. В кузнице куют и упрочняют металл, а у офицеров, служивших в дивизии, моральные качества всегда оказывались прочнее самого прочного металла, закаленного в любой кузнице.

   Сейчас все восхищаются летным мастерством «Стрижей» и «Витязей». Это заслуженно. Их мастерство восхитительно и поражает воображение даже бывалых авиаторов.  Молодцы. Наша гордость, наш престиж. Они наши национальные герои, настоящие герои.

   Дорогие севастопольцы! Мы много раз видели с земли, как над нами проходила дивизия всем своим составом. Наши сердца замирали, переполненные радостью, любовью, гордостью за тех, кто вел самолеты, звенья, эскадрильи, полки, дивизию.
Каждый думал, что там, - в боевых порядках и моя частица, - частица моего сердца, моей энергии. О своем здоровье и необходимости приложения титанических усилий, чтобы подготовить самолет, вылететь на нем и выполнить задание вы не думали.

   Скажите, вникните, какой труд вкладывали командиры, чтобы подготовить молодого лейтенанта к тому, чтобы он мог лететь в строгом боевом порядке, чтобы он умел взлетать в составе звена, эскадрильи, полка.  Какое мужество, воля терпение, да мало ли чего еще нужно иметь летчикам и штурманам, чтобы уметь не только взлетать звеньями, а еще и построиться в боевые порядки эскадрильи, полка, дивизии. Неужели это легче, чем «Стрижам» и «Витязям»?

   Да еще нужно выйти на цель и поразить её на «отлично». А если цель не обозначена, нет вспомогательных ориентиров, как на море, например. А цель нужно поразить во что бы то ни стало. Снижаемся под облака, а там моросит, дымка. И много кораблей. А нам приказано поразить только один.

   Нужно идти на риск -  снизиться на предельно малую высоту, чтобы прочитать номер или название корабля. Да еще нужно зайти, прицелиться, сбросить бомбы. А корабль маневрирует и может ответить ЗУРом.

   Скажите, что должен испытать и пережить экипаж самолета в эти секунды? Поставим себя на их место. Ясно, что не каждый сможет эту задачу выполнить. А они, экипажи 668-го полка, выполнили. Так кто же они? Разве их вина в плохой организации, бестолковщине?

   Поэтому необходим новый подход в оценке бомбометания с самолета. Летчик-снайпер – высшая оценка квалификации летчика, но снайпер-пехотинец и снайпер-летчик или штурман -  это далеко не одно и то же. Поэтому звание снайпер-авиатор далеко не полностью отражает уровень подготовки многих экипажей.

   Боевую готовность создавали и поддерживали все, кто служил в нашей дивизии: командиры, летчики, штурманы, инженеры, техники, механики, офицеры штабов и всех подразделений дивизии. Их вклад никто не может приуменьшить, забыть или не учитывать в нашей боевой истории. Счастья, счастья и только счастья вам, дорогие севастопольцы, -  тоже витязи и не меньше и не хуже современных «Витязей».

   Но разве можно забыть о наших женщинах. Я имею ввиду не только тех женщин, которые воевали в составе нашей дивизии в 46-м авиаполку. Немалая заслуга в поддержании боевой готовности принадлежит нашим боевым подругам, нашим женам. Провожая нас на службу, на полеты, они постоянно думали, как там у нас идут дела, а особенно сильно переживали, когда мужья уходили на полеты.

   Ночью, не смыкая глаз, они прислушивались: гудят или не гудят самолеты. А как не вовремя все затихло, готовы на крыльях лететь на аэродром, чтобы узнать в чем дело. И были случаи, когда женщины всего авиагородка прибегали на аэродром, услышав взрыв при падении самолета. У каждой мелькала молнией одна мысль: «Не мой ли упал?» Поэтому правильно сказано в фильме «Офицеры», - «Половина моих наград  - её!», указывая на жену, сказал главный герой. Да и в самом деле половина успехов офицеров по службе принадлежит женам.

   Вдумайтесь, пришел офицер домой, а там никого нет. Если есть о чем рассказать хорошего, порадовать сердце подруги, или что-то огорчает, беспокоит, кто кроме жены отогреет душу? Поможет советом, успокоит, подбодрит, а утром проводит на полеты ласковым, любящим взглядом и ты спокойно взлетаешь и выполняешь неимоверно, подчас немыслимо трудные задачи.

   Друзья севастопольцы! Давайте низко поклонимся и скажем большое, большое спасибо нашим боевым подругам за то счастье, которое они нам дали и пожелаем им здоровья и благополучия, любви и радости в жизни! Дорогие севастопольцы! Желаю вам здоровья, счастья и полного благополучия в ваших семьях. Счастья, счастья и только счастья вам, дорогие севастопольцы, -  тоже витязи и не меньше и не хуже современных «Витязей».
                Об аварийности в авиации.
В годы последующей службы меня не покидали мысли о причинах высокой аварийности в авиации. Мне приходилось видеть лица летчиков и штурманов перед вылетами, на другой или третий день после похорон погибших в авиакатастрофах.

   Вы только вдумайтесь, что же могло происходить в душах этих мужественных, беспредельно благородных людей. Но я не знаю ни одного случая отказа от полетов или преждевременной просьбы об увольнении с летной работы.

   Мысли о повышении безопасности полетов не покидали никого. Принимались все возможные меры: анализ летных происшествий, многократные экзамены и зачеты по всевозможным руководящим документам, проверки по знанию матчасти и технике пилотирования, замене командования, - но все тщетно, самолеты падают и падают, летчики гибнут и гибнут. Никто даже не мог объяснить, в том числе и все комиссии по расследованию, причины авиакатастроф.

   Я об этом думал все время последующей службы и сейчас продолжаю думать. Изучил всю доступную литературу по этому вопросу. Вот результат этих поисков. Живет и работает в России человек, который на год вперед знает дни, в которые вероятность всевозможных катастроф повышена по сравнению с другими днями. Это академик Академии прогнозирования Фокин Анатолий Николаевич.

   Однажды я случайно увидел его прогнозы в журнале «Наука и религия» и начал сопоставлять с поступающей периодически информацией об авиакатастрофах, происходящих в мире. Оказалось, что некоторые из них предсказаны точно.

   Дорогие севастопольцы! Если кто из вас располагает более полной информацией об авиакатастрофах за какой-то период времени, то, вероятно, можно было бы договориться с Анатолием Николаевичем, чтобы он указал дни за этот период, в которые вероятность авиакатастроф была бы наивысшей.  Сравнив два этих массива информации, можно было бы более полно судить о достоинствах учения академика Фокина А.Н. Я уверен, что его прогнозы необходимо применять в практической деятельности военной и гражданской авиации.

   Его учение подскажет, почему нельзя обходить грозу сверху, а нужно обходить слева или справа, в какие дни лучше воздержаться от полетов, а если это невозможно, то над какими регионами нельзя лететь. Будет известна геокосмическая обстановка на каждый день и её необходимо учитывать при планировании полетов так же, как сейчас учитывают метеопрогнозы. Я уверен, что учение академика Фокина А.Н. со временем ляжет в основу планирования полетов и поможет авиаторам избежать многих трагедий и потерь, сохранит жизнь многим людям на земле.