Альтруистка Часть 1 Глава 18
Что-то подобное почувствовала Оля после нескольких недель путешествия, - и ей стало страшно. Если она хочет связать жизнь с медициной, ей не подобает бояться людей и бежать от их общества. Долгое время девушка пыталась понять, что более нагоняет на неё тоску: путь, которому не видно ни конца ни края, или же нужда постоянно находиться под наблюдением попутчиков, не иметь возможности остаться наедине с собой, - и, в конце концов, осознала, что не пейзажи, а именно люди вызывают в ней желание незаметно заплутать где-нибудь во время следующей остановки и не вернуться.
Оля, привыкшая к госпитальной чистоте, плохо переносила скудость гигиены в пути, как свою собственную, так и людей, с которыми вынуждена была день за днём трястись в дилижансе. Каждая остановка была глотком свежего воздуха, но со временем и эти лёгкие передышки перестали радовать. На постоялых дворах быт был устроен далеко не так, как в семейном гнездышке Лушниковых: никаких тебе рукомойников на каждом шагу, никаких хрустящих льняных рушников, пахнувших морозной свежестью, никаких белоснежных рубах и сорочек, никакого мыла и парфюма, коими хозяева щедро одаривали своих гостей. Запасы мыла и у Оли, и у маменьки подходили к концу, их расходовали по крошечке. Здесь же «мылись» золой, мазали волосы сырым яйцом и чистили зубы березовым дёгтем.
Баню специально для странников не топили, существовали определенные банные дни, и было величайшим счастьем попасть в это расписание. Сибиряки, несмотря на свои несметные природные богатства, были бережливыми до скаредности. Порядков заведённых не меняли, тем более для «чужестранцев», даже если те были в состоянии щедро заплатить за гостеприимство. Тогда-то и пришлось путешественникам привыкать мыться в тёмной баньке да в студёной воде. Но на стол, нужно отдать им должное, местные накрывали с изобилием.
Алексей Петрович был от всего в восторге, как большинство джентельменов, он легко адаптировался к тяготам пути. Оля завидовала его ровному настроению, спокойствию и невозмутимости, и хотела чувствовать так же, как папА; но с разочарованием обнаружила, что её ещё такая недавняя детская готовность бежать на приключения, не причесавшись и не одевшись, как следует, куда-то словно испарилась.
Начало этому, несомненно, было положено ещё в Китае, когда, чувствуя, как крепко и настойчиво сжимает Филипп её руку, Оля размышляла о своей независимости. В тот момент она не понимала, что важным, возможно, самым главным в жизни и было это рукопожатие, но Оля тогда грезила о другом: юность дарила ощущение полёта и всесилия, ей, казалось, не нужно никакой опоры и крепкого плеча, на которое можно опереться. Красавицей Оля себя никогда не считала, но именно это обстоятельство заставляло думать, что в жизни ей придётся брать другим, нежели внешностью. Не верила она ни единому слову Филиппа, который шептал ей в самое ушко, какая она красивая. Конечно, он был ослеплён своим чувством, а Оля сохраняла рассудок холодным, поэтому и не относилась серьезно ко всем сказочкам про привлекательность. Она своими руками создавала свою харизму.
Именно эта харизма, была она уверена, покорила и Иннокентия. Сев однажды утром в простывший дилижанс, Оля уперлась лбом в покрытое испариной стекло, грустными глазами глянула наружу, поняла, что ничего не видит сквозь туман, и медленно пальчиком вывела на окне «O+F». Ирина Фёдоровна, подсаживаясь к дочери, взяла её за руку, понимающе посмотрела на инициалы, которые Оля стёрла быстрым движением.
- Устала, доченька? Ничего, мы скоро доберёмся до Байкала, - это замечательнейшая красота! Картинка сменится. К тому же папа обещает нам добротный банный день!
- Скорей бы!
- От станции Мысовая до порта Лиственничный наш путь лежит по воде! - подоспел Алексей Петрович. - Поплывем на пароходе, который, как мне передали, носит гордое название «Иннокентий»!
Олимпиада вздрогнула и побледнела; кровь отхлынула от головы в ноги. Но этого, по счастью, никто не заметил, а отец, между тем, жестикулируя рукой в такт словам, продолжал рассказ.
Над своей историей с Иннокентием Оля не единожды задумывалась во время путешествия. Вообще, вспоминала она юного сибиряка слишком часто для особы, которая резким манером отвергла его ухаживания, подчеркнув, что может обойтись без него. И чем чаще Оля его вспоминала, тем более ей казалось, что повела она себя в тот момент просто вульгарно. Надо было, может быть, отдать письмо мальчику и посмотреть, что будет. В конце концов, это ещё не свадьба, а иметь в арсенале такого поклонника всегда приятно. Он не глуп, богат и чрезвычайно хорош собой! Порой Оля не понимала, что нашло на неё в ту минуту, какой козел её тогда боднул, - и сожалела, сожалела вплоть даже до мук совести. Какой образ оставила она в душе Иннокентия после подобного расставания? Возможно, показалась ему жестокой, ледяной, - но ведь она такой не была! Но, как это обычно бывает, доказывать обратное было слишком поздно.
Оля, конечно, порвала письмо, но ведь и отдала его обратно мальчику! Нужно было правильно разгадать загадку: смотреть не на первое, но на второе! Она кокетничала и почти призналась, что Иннокентию, наконец, удалось привлечь её внимание, возбудить в ней любопытство, - но, увы, в своём признании она была неуклюжа, нелепа и непрозрачна. Надо было, возможно, вести себя поласковее, поприветливее, поснисходительнее и, если и говорить «нет», многообещающе при этом улыбаться… А теперь уже поздно, слишком поздно…
- Впрочем, это не первый «Иннокентий», - продолжал отец как ни в чем не бывало. - Первый, увы, нашёл свою гибель ещё в 1870 году, во время невиданной бури. Вы представляете такой шторм на Байкале, когда на побережье деревья валятся, как солома? Мне лично тяжело в это поверить, ведь, при всех своих громадных размерах, Байкал все-таки остаётся озером! Ан-нет, бывают, бывают шторма на Байкале, и будем очень надеяться, что нам не придётся стать свидетелями одного из них! Хотя это стало бы незабываемым впечатлением!
- Боже упаси, - тихо ответила мама.
В этот самый момент в дилижанс поднялся незнакомец, новый пассажир, появление которого не осталось незамеченным, как и все новое среди приевшегося, что сопровождало путников в дороге. Он был неопределённого возраста, с гладким, без единой морщины лицом, с восточными глазами и среднего телосложения. Весь такой средний и неопределённый. Оля тоже мгновение рассматривала его и смогла заключить лишь одно: он, похоже, был немного младше её родителей. Новичок опустился на скамью рядом с Алексеем Петровичем, который с того момента вещал уже новому соседу.
- Теперь же мы отправимся на другом теплоходе, но тоже «Иннокентии», дочернем судне первого. Будем надеяться, что этот усовершенствованный, колесный корабль окажется куда более счастливым! Можно было бы, конечно, подобрать другое название, но, видно, любят сибиряки имя Иннокентий…
- Это имя пришлое, - ответил незнакомец. - В Иркутске служило три епископа с этим именем, все они были нездешние, присланные. Но, видимо, люди были добропорядочные, и в народе о них шла хорошая молва.
Отец не без удовольствия воззрился на соседа.
- Алексей Петрович Шишкин, к вашим услугам, - представился он и протянул руку.
- Дагба Гунчен, - ответил новый попутчик и осторожно ответил на рукопожатие.
Фото: пароход "Иннокентий" на Байкале.
Продолжить чтение http://proza.ru/2024/12/22/1504
Свидетельство о публикации №224102801918