Доброе

   Снег и дождь шли, перебивая друг друга. Каждый норовил высказаться и стоять на своём во что бы то ни стало. Каждый считал собственную правоту единственно верной, и требовал, чтобы прочие думали также, как он.
Небо глядело вниз, впрочем, не снисходя до них, улыбаясь кротко и просто.  Кому, как не ему приходилось быть свидетелем многих подобных разногласий, и ведь именно в сей разноголосице заключалась прелесть бытия, о которой твердили небеса во все века. Да только... кто и когда прислушивается к очевидному?

   По всё время, покуда шагали по-над лесом спорщики, в тот же самый лес направлялся и я. Моему псу полюбились прогулки среди писанных самой природой  декораций и оврагов, драпированных марлей снега. Так отчего бы я отказал ему в сей малости? Удовольствий, что мы умеем распознать, в жизни не великое множество, а уж на недлинном собачьем веку их и того меньше.

   Не более, чем в пяти саженях от кромки леса, молодой порослью трепетало на виду семейство косуль. С их, словно вросших в сугробы крутобоких тел, будто бы с горок, скатывался снег и роняли себя в снег ручьи воды.
Мой пёс был широк, но невысок, в отличие от меня он смотрел не по сторонам, а себе под ноги, так что ему было не разглядеть лесных козочек, я же стоял, любовался ими, сердечно смеясь, так милы и ладны были они.

   Косули, нисколько не торопясь, даже слегка кокетничая, удалились в чащу леса. Пёс, продолжая распахивать носом сугроб междупутья, двинулся по тропинке, я, как верный оруженосец, следовал за ним, и тут... Из-за орешника показалась стройная ножка юной косули. Замешкавшись, она отстала от своих, и теперь не решалась выдать себя, но лишь следила с тоской за тем, как  сливаясь с изгибами ветвей, тают вдали тени её родных.

   Несмотря на глухоту, у моего пса имелся славный нюх, и устремившись к малышке, он не нарочно мог напугать её, из-за чего бедняжка потеряла бы из виду свою маму и заблудилась.

   Я присел к собаке, обнял за шею, и развернул в сторону дома:

- Пойдём-ка, мой милый, ты я вижу замёрз. - Сказал я, по обыкновению, больше себе, чем ему. Пёс, что уже уловил запах страха юной косули, был до неприличия добр, и простив мне невольное лукавство, вильнул хвостом, да послушно пошёл рядом, нарочно задевая мою ногу своей., а за нашими спинами малышка косуля мчалась во весь дух, догоняя своих.

   К тому времени, снег с дождём то ли вовсе рассорились, то ли, напротив, договорились, но их обоих не было видно. В небе царила одна луна. Она прятала довольную улыбку за веером прозрачной ткани тумана, растянутом пятернёй кроны дуба, ровно на китовом усе. Так и мы, скрываем добрые дела от себя самих. А малы они или велики, - какая, собственно разница? Никакой!