После космической катастрофы. Фантастический роман

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

«В лето 6360 (от Сотворения мира), индикта 15, когда начал царствовать Михаил, стала прозываться Русская земля. Узнали мы об этом потому, что при этом царе приходила Русь на Царьград, как пишется об этом в летописании греческом. Вот почему с этой поры начнем и числа положим. От Адама и до потопа 2242 год, а от потопа до Авраама 1000 и 82 года, а от Авраама и до исхода Моисеева 430 лет, а от исхода Моисеева и до Давида 600 и 1 год, а от Давида и от начала царствования Соломона до пленения Иерусалима 448 лет, а от пленения до Александра Македонского 318 лет, а от Александра до рождества Христова 333 года, а от Христова рождества до Константина 318 лет. От Константин же до Михаила сего 542 года. А от первого года царствования Михаила до первого года княжения Олега, русского князя, 29 лет, а от первого года княжения Олега, потому что он сел в Киеве, до первого года княжения Игоря 31 год, а от первого года княжения Игоря до первого года Святослава 33 года, а от первого года княжения Святослава до первого года Ярополкова 28 лет; а княжил Ярополк 8 лет, а Владимир княжил 37 лет, а Ярослав княжил 40 лет. Таким образом, от смерти Святослава до смерти Ярослава 85 лет; от смерти же Ярослава до смерти Святополка 60 лет… – так сообщает «Повесть временных лет» и о времени Сотворения мира на планете Земля, и о появлении Руси – первого централизованного государства наших далеких предках, русичах, росах, русских. Нам же, их далеким потомкам, остается принимать на веру все, сказанное «Повестью временных лет», или же считать вымыслом, фантазией предшественников мниха Нестора и его самого. Выбор невелик, но каждый вправе быть при своем мнении и при своих убеждениях, ибо реальность сама по себе не только многогранна и многоцветна, но и фантастична по сути.





НЕЖДАННЫЙ ГОСТЬ.

Огромный межпланетный корабль землян, точнее, его большая часть: некогда  серебристый, а теперь темно-серый тор и таких же тонов и оттенков стреловидный нос осевой составляющей, напоминающий контурами и узловыми утолщениями Останкинскую телебашню столицы России,– судьба-то едина, – тихо покачивалась на бескрайней водной глади то ли океана, то ли моря неизвестной планеты. А еще несколько минут назад космический пришелец был выплюнут морской пучиной из своей бездонной утробы, и, словно, пробка, запрыгал вверх-вниз на гигантских волнах.
Выплюнув инородный предмет, океан гулко и облегченно вздохнул, да так, что волны-круги высотой с трехэтажное земное здание покатились во все стороны. Но с каждым разом центробежные круги становились все ниже и ниже, реже и реже, пока совсем не растворились в обычном фоне морского штилевого дыхания. Океан притих, а межпланетный корабль со звучным названием «Уран» все тем же огромным поплавком продолжал покачиваться на водной глади.
Корма и размещенная в ней главная силовая термоядерная установка с радиатором охлаждения и главной энергосистемой были своевременно отстрелены умным, всезнающим, все предвидящим и предупреждающим Навигатором – искусственным разумом корабля. Таким же многолетним плодом кропотливого труда неуемных, вечно ищущих и вечно недовольных своими достижениями землян, как и сам гигантский по земным представлениям космический корабль.
Отстрел кормы произошел в тот момент, когда невидимая и невиданная по своей силе и мощи жестокая рука космического смерча, выхватив тысячетонный «Уран», направлявшийся к окраине Солнечной системы в области афелия, то есть самой удаленной точки орбиты Плутона от Солнца, выбросила его, как щепку, как невесомое перышко в атмосферу неизвестной планеты. За сотни и сотни световых лет от родной Земли и Солнечной планетарной системы. И плевать ей было на заданную на Земле траектории полета и тысячу раз проверенные и перепроверенные расчеты ученых мужей и суперкомпьютеров. И никакого внимания на гигантскую по земным меркам мощь фотонного двигателя, способного развивать фантастические скорости – пусть и не равные скорости распространения света, но весьма существенные, – и преодолевать притяжение планет солнечной системы. Словно это был не сверхмощный космический корабль, до отказа напичканный электроникой и энергосистемами, а всего лишь детская жужжащая моторчиком игрушка в руках взрослого дяди. Или же муха, случайно залетевшая в стеклянную банку с захлопнувшейся крышкой и бессильно бившаяся о ее стенки.
Космический корабль «Уран», названный так по имени бога неба из древнегреческой мифологии, супруга Геи (Земли), являлся одной из последних разработок землян – в основном россиян, индийцев и китайцев – и предназначался для исследования окраин солнечной системы. О большем, время от времени видя в небесах родной Земли так называемые НЛО – неизвестные летающие объекты или, проще говоря, чудеса неземной техники, владельцы которой не желали вступать в контакт с землянами, – пока лишь мечталось.
Тем не менее, внутренние отсеки корабля были нафаршированы не только всевозможной энергосистемой, электронной аппаратурой, автоматикой, ракетами-зондами, расположенными в «спицах» – соединительных системах между несущей частью – «стрелой» – и тором – основным объектом жизни и деятельности космонавтов. Кроме тог, внутренности корабля были нашпигованы датчиками, счетчиками, видеокамерами, мониторами, электромторами, системами генерации воздуха и воды, системам жизнедеятельности, а также блоками, предназначенными для отдыха, для занятий физкультурой и спортивными упражнениями. В них, помимо спортивных тренажеров имелись, причем в приличном количестве, всевозможные тканевые материалы, нитки, иголки, вязальные спицы для рукоделия.
Естественно, в торе находились блоки, в которых хранились запасы продуктов питания на все время полета, запасные части к действующей аппаратуре, бытовые и санитарные принадлежности. В отдельных секторах размещались биолаборатория, санитарно-врачебный кабинет, инструментально-техническая мастерская с разными инструментами, станками, механическими тележками для перемещения грузов, аппаратами и приборами, необходимыми для проведения экстренных ремонтных работ как внутри корабля, так и на внешней стороне, вплоть до сварочных. 
По замыслу землян «Уран» должен был достичь карликовой планеты Плутон, лечь в «дрейф» на ее «высокой» орбите и провести ряд исследований как самой планеты, так ее спутников и «ближайшей округи» на границе Солнечной системы. В том числе с помочью специальных автоматических ракет-зондов, размещенных в «спицах». О высадке людей на планету или на ее спутники даже речи не велось. Хотя размеры и конструкция «Урана» позволяли иметь на его борту специальные посадочные модули. Но это – задел на будущее. А пока приходилось довольствоваться малым – автоматическими зонтами, возвращение которых на борт корабля не предполагалось. И не только по техническим причинам – с этим земляне могли уже справиться без особых затрат, – а по вопросам безопасности: мало ли каких микроорганизмов можно было «прихватить» с планеты или ее спутников. Это в начале двадцатого века, когда о космических полетах писали только фантасты, считалось, что космические тела чисты и безвинны, как новорожденные младенцы. В двадцать первом земляне, поднабравшиеся знаний и опыта в околоземных полетах, так уже не мыслили, потому и предостерегались. К тому же технические возможности развились настолько, что и на большом расстоянии провести качественный анализ газожидкостных структур и большого спектра почв проблемой не являлось.
Почему выбор пал на карликовую планету Плутон, находящуюся на расстоянии около 5,9 миллиардов километров, открытую Клайдо Томбо в 1930 году и до конца ХХ века считавшуюся планетой, объяснить не трудно. «Виной» всему извечная тяга человека к познанию мира, особенно неизвестного. В детстве – заглянуть за пределы своей комнаты, квартиры, двора; в отрочестве – отправиться за пределы села, реки, поля, города; в юности и зрелом возрасте – за пределы Родины, в большой мир. Ведь интересно: а что там за поворотом, за горизонтом, за границей известного. Так уж устроен неуемная душа человека. Вот эта неуемность человека в познании мира и подтолкнула Международный центр космических полетов Свободного Союза Суверенных Республик, или, если кратно, то СССР к осуществлению полета.  При этом данная аббревиатура хоть и напоминала аббревиатуру некогда существовавшего Союза Советских Социалистических Республик или Советского Союза, но никакого отношения к этому, канувшему в Лету государству, не имела. Дело в том, что основу Свободного Союза Суверенных Республик составили страны БРИКС – сообщества независимых государств Азии, Америки, Африки и Европы, в том числе его основатели – Бразилия, Россия, Индия, Китай и ЮАР (Южно-Африканская Республика). Новый СССР, хотя и критиковался, и безжалостно обругивался недоброжелателями из англосакского мира, но упорно шел своим путем в деле многополярного мироустройства и прогресса земной цивилизации.
Во второй половине ХХ века такие важные вопросы решала ООН – Организация Объединенных Наций, – детище победителей во Второй мировой войне Советского Союза, Китая, Англии и США, а также искусственно притянутой в стан победителей Францией. Но в конце все того же века эта организация подпала под влияние англосаксов, враждебно настроенных к СССР, а затем и его преемнице России, и весь свой прежний авторитет утратила. Она продолжала существовать, однако в реальной жизни землян из-за коварства и фарисейства стран Коллективного Запада, где тон задавали финансовые заправилы США, значила все меньше и меньше. Коррозировалась. Девальвировалась. Поэтому в первой половине XXI  века политический вес все больше и больше отходил к странам БРИКС и их союзникам, заинтересовавших мир своей взвешенной политикой во внешних делах.
Да, девятая планета Солнечной системы Плутон была открыта в 1930 году, хотя о ее существование астрономы и ученые высказывали догадки  середины XIX века. А в 1915 году ученый астроном П. Лоуэлл даже попытался определить массу планеты. По его подсчетам масса Плутона равнялась 6,6 массы Земли. Но уже в 1931 году считалось, что масса Плутона близка к массе земли, а позже (с 1950 года) массу этой планеты стали сравнивать с массой Марса.
Что же касается возникновения названия планеты, то его предложила одиннадцатилетняя школьница из Оксфорда Венеция Берни, увлекавшаяся мифологией античных стран Европы. Плутон (он же Аид) – в древнегреческой и древнеримской мифологии бог подземного царства, старший сын Сатурна и Опы, брат Юпитера, Нептуна, Весты, Цереры м Юноны, дядя и супруг богини Прозерпины. После победы богов над титанами и гигантами братья Сатурнович поделили Вселенную, и Плутону в удел досталось подземное царство.
У древних греков и римлян Плутон считался гостеприимным, но неумолимым богом, охотно принимавшим всех людей в свое царство, но никого не отпускавшим обратно. А еще он считался владельцем несметных подземных богатств и тайн. Название Плутона в китайском, японском и корейском языках означает «звезда подземного царя». Во вьетнамском – «звезда Ямы». А в некоторых индийских используется имя бога Яма – стража ада в буддизме и индуизме. 
Если же слово Плутон в русском написании (транскрипции) разбить на слоги, то появится интересное значение этого слова – «плут он».
Сразу же после открытия Плутон именовался планетой, не имевшей собственных лун, но в 1978 у него был обнаружен крупный спутник  Харос, в 2005 году – Никта и Гидра, в 2011 – Кербер и в 2012 – Стикс. При этом Харон вращается синхронно с Плутоном, а остальные – нет.
В 2006 году, после принятой ученым миром или, точнее, Международным астрономическим союзом (МАС) доктрины о трех признаков статуса планеты, Плутон был переквалифицирован из планеты в карликовую планету. Впрочем, многие астрономы по-прежнему предпочитают считать его планетой.
В ходе проведения визуальных земных, а после начала освоения космического пространства (во второй половине ХХ века) с помощью искусственных спутников землян, орбитальных околоземных станций и, наконец, автоматических станций, посланных непосредственно к планете, были установлены основные параметры Плутона. Стало известно, что он, как и большинство космических тел пояса Койпера, например, Хаумеа, Макемаке и Эрида, состоит в основном из камня и льда, а также метана и аммиака. Его масса меньше массы Луны в шесть раз, а объем – в три раза. Площадь – 17,7 млн. квадратных километров.
Большой интерес у ученых вызвала орбита Плутона, имеющая эксцентриситет и большой наклон к плоскости эклиптики, что значительно отличает ее от орбит Земли и других больших планет Солнечной системы. Большая полуось орбиты составляет 5,9 млрд. километров, однако из-за большого эксцентриситета расстояние Плутона от Солнца меняется от 4,4 млрд. километров в перигелии до 7,4 млрд. километров в афелии. И когда Плутон находится в перигелии, то солнечный свет доходит до него за 4 часа и 7 минут, а в афелии – немногим менее 7 часов. Большой эксцентриситет орбиты приводит к тому, что часть ее проходит ближе к Солнцу, чем Нептун, то есть дважды пересекает орбиту Нептуна – при входе и выходе. При этом период обращения Плутона вокруг Солнца равен 247,9 земного года, и на три оборота Нептуна приходится только 2 оборота Плутона. А весь такой цикл, как установили ученые, занимает 495 лет. Важной особенностью орбиты Плутона является то, что она из-за большого наклона к плоскости эклиптики никогда не пересекается с плоскостью орбиты Нептуна, в противном случае Плутон мог бы стать спутником Нептуна.
Не меньший интерес, чем орбита Плутона, у ученых вызвало и его вращение вокруг своей оси. Во-первых, оно, как у Венеры и Урана, обратное, то есть противоположное направлению обращения большинства планет вокруг Солнца. Во-вторых, сутки на Плутоне длятся чуть меньше 6,4 земных суток. В-третьих, ось вращения направлена на созвездие Гидры, а ее наклон около 120 градусов, поэтому времена года здесь выражены сильнее, чем на Земле. И в 2016 году северный полюс Плутона был повернут к Солнцу и Земле.
На Плутоне имеется атмосфера, но она очень разрежена и состоит из азота, метана и углерода, испаряющихся с поверхности льда. А под действием жестокого излучения из этих газов образуются более сложные химические соединения – этан, этилен и ацетилен, – постепенно выпадающие на поверхность карликовой планеты. Давление атмосферы небольшое и сильно меняется из-за местонахождения Плутона в космическом пространстве. При этом средняя температура поверхности – минус 223 градуса, а атмосферы – на 40 градусов больше. Сказывается парниковый эффект, вызванный метаном.
Да, это и многое другое из физических свойств Плутона и его спутников стали известны ученым Земли задолго до полета «Урана», но жадность человека к познанию не имеет границ. Ему всегда хочется узнать что-то новенькое или же уточнить некоторые моменты из прежних знаний. Ему желательно увидеть все своими глазами и потрогать своими рукам. В ХХ веке у россиян было расхожим выражение: «Движение – это жизнь», что, впрочем, равносильно и обратному: жизнь – это движение. Но в одном из провинциальных городов России в начале XXI века нашелся один публицист, историк поэт и краевед, который однажды публично заявил, что «жизнь – это постоянный поиск». Правда, речь шла о литературе и литераторах. Однако с выдвинутым им постулатом не поспоришь: ибо ко всему остальному, связанному с творческой деятельностью человека с неугомонной душой он подходит, как нельзя верно. Поэтому для поиска и исследования нового, ранее неизвестного на границе дальней точки орбиты Плутона и был снаряжен «Уран».
А из-за обстоятельств, оговоренных выше, весь космический экипаж «Урана» формировался в основном из представителей России, Индии, Китая и других стран БРИКС хорошо владевшими русским, английским и китайским языками. Делился же он на две смены – вахты, по пять человек в каждой. Одиннадцатым членом экипажа был командир корабля. Умышленно это было сделано, или само собой произошло, но одна из вахт сформировалась в основном из космонавтов китайкой национальности, а вторая – из россиян, поэтому первую группу негласно называли китайской, а вторую – российской. Русским был и командир «Урана»  Игорь Павлович Солнцев.
Если одна группа несла дежурство и в облегченных скафандрах оранжевого цвета постоянно находилась в центре управления полетом, привычно для землян кратко называемого ЦУПом, то другая, облаченная в светлые единообразные легкие одежды, либо отдыхала, либо занималась научными изысканиями в жилом отсеке. В обязанности первой входили обход всех секторов корабля и контроль за работой его аппаратуры, энергосистем, ЭВМ, в том числе и главного электронного мозга корабля, расположенного в носовой части стрелы. А члены «отдыхающей» группы могли заниматься личными делами – читать книги, в том числе электронные, музицировать, потеть в спортсекторе, что-то вытачивать на токарном станке в мастерской. Но чаще всего они трудились на космических биофермах и искусственных микрополях, распределенных в отдельных секторах и фрагментах огромного тора корабля, где поддерживалось искусственное притяжение за счет вращения тора вокруг оси корабля и создаваемой этим вращением центробежной силы тяжести.
Трудились, как правило, парами, чтобы не усугублять чувство космического одиночества. Да и в целях безопасности тоже: вдруг кому-то станет плохо по какой-либо причине – сердечко прихватит, давление подскочит или, наоборот, резко упадет. Люди, хотя их к полету готовили многие месяцы и о психофизической подготовке заботились по первому разряду, – существа, по сути, слабые, не из металла отлитые… Хотя, если подумать, то  и металлы свои пределы живучести имеют… А в малом коллективе и работать веселее, и время незаметнее, и пользы больше: две руки – хорошо, а когда их четыре – еще лучше. 
 
Дежурный экипаж, условно названный коллегами «русским», хотя в нем, если не принимать в расчет командира корабля Игоря Солнцева, главного начальника над обоими вахтами, кроме трех российских космонавтов, были еще индианка Гита Ганди и бразилец Хосе Кастро, неоднократно проэкзаменованный сотнями полетов, возможных и невозможных нештатных ситуаций, был бессилен перед лицом межгалактического катаклизма. И ему ничего не оставалось делать, как смиренно уповать на милость судьбы и случая. Примерно так же, как и их далеким предкам, пытавшимся бороздить моря и океаны родной, но еще не изученной планеты Земля, когда эти предки сталкивались с земными катаклизмами и стихиями и ничего не могли им противопоставить.
Вот в таких коллизиях и становится особенно заметно, как слаб, как мал человек, как хил и беспомощен он со всеми своими знаниями и машинами пред силам космических масштабов! Как когда-то был слаб и мал его далекий предок перед земными стихиями тысячи лет назад.
И если люди бездействовали, то придуманные и построенные ими автоматы отреагировали немедленно, борясь за спасение корабля. Это они, а не люди, мгновенно вырубившиеся от чудовищных перегрузок, в последний миг развернули «Уран» кормой к стремительно надвигавшейся планете, ударив в ее сторону фотонными факелами, гасящими энергию непостижимого человеческому разуму броска космической «пращи». Это они, а не люди во избежание ядерных взрывов или простой утечки радиации мгновенно отключили и законсервировали обе малые атомные энергоустановки, располагавшиеся в двух противоположных от оси «спицах», соединявших «ступицу» с тором.
Что творилось в ионосфере планеты, не поддавалось описанию. Впрочем, замурованный внутри корабля экипаж, огражденный от внешнего мира многослойной броневой и электромагнитной защитой, действовавшей до последнего вздоха Навигатора, ничего этого не видел и не слышал, ибо находился в обморочном состоянии.
Не так ли было и на Земле 30 июня 1908 года во время так называемой Тунгусской катастрофы или падения Тунгусского метеорита?.. Возможно, что и так. Только кто об этом полузабытом факте что-то конкретное скажет?.. Все в области догадок да предположений, фантазий и сказок…
Ведущая силовая установка, размещенная в кормовой части осевой или стержневой части корабля, несколько ниже гигантской «ступицы», к которой при помощи четырех «спиц», в поперечном сечении немногим уступающим диаметру тора, крепился сам тор, работала на запредельной мощности, в результате чего вот-вот должен был произойти чудовищный взрыв. Поэтому, автоматы, отвечающие за жизнедеятельность людей, корабля и их безопасность, немедленно отреагировали и отстрелили корму вместе с основной силовой установкой, обеспечивающей функционирование всех приборов и самого Навигатора, складом термоядерного топлива, радиатора. Земные инженеры и конструкторы, создавшие этот корабль, предусмотрели и такой вариант развития событий. И замечательно, что предусмотрели! Иначе в бескрайних просторах Вселенной вновь бы повторился Тунгусский феномен…
Впрочем, он и повторился, ибо термоядерного взрыва избежать не удалось, но он бабахнул за доброй парой десятков километров от основного тела корабля, стремительно сближающегося с неизвестным космическим телом огромного размера – планетой чужого мира.
Чудовищной мощи взрывная волна побежала вокруг планеты, возвещая ей не только о катаклизме космического масштаба, но и о нежданных гостях, волею проведения заброшенных на ее поверхность. И в это же мгновение огромный тор и стреловидный нос «Урана», в котором располагался суперкомпьютер, объятые пламенем, рухнули в океан, как бы ища спасения в водных толщах планеты от радиоактивного излучения.
Термоядерный взрыв главной силовой установки «Урана» лишь вскользь лизнул его остатки радиоактивной языком искусственного солнца. Лизнул, но не испепелил… И экипаж должен был остаться в живых, надежно защищенный броней корабля и его внутренними системами безопасности, предусмотренными для подобных случаев и густо напичканными в торе и «спицах».

– Ты видел… огненное копье? – дрожащим голосом спросил Молодой Охотник Мудрого Охотника, стараясь заглянуть в его всегда хмурые и сумрачные глаза, а в это мгновение ставшие совсем черными.
Мудрый Охотник пошевелил губами, но промолчал.
– Ты слышал стон большого зверя? – не унимался Молодой Охотник.
– Так всегда стонет море, когда невидимый бог неба бросает в него огненные копья, – наконец соизволил отозваться Мудрый. – Я это уже замечал…
– Давно?
– Давно, – качнул лохматой головой Мудрый Охотник. – Ты тогда совсем малышом был, – почесал он древком короткого копья с острым каменным наконечником собственное подбрюшье, скрывавшееся под полой измызганной шкуры морского животного, некогда добытого им, – материнским молоком насыщался.
– А… – попытался задать новый вопрос Молодой Охотник.
– А по загривку!.. – одернул его старший напарник, сердито засопев приплюснутым носом и зло сверкнув черными глазищами. – Пошли. Нас свой путь ждет. Нечего попусту о делах богов сказы сказывать. Не про нас это…
И грузно, с наклоном туловища вперед, чуть косолапя, двинулся по высокотравью холмистого редколесья в сторону едва различимого в предутренней тишине морского прибоя и занимающейся на востоке зори. Молодой Охотник увесистого тумака не возжелал. Поеживаясь от морской прохлады, поспешил следом. Предстояло добывать одежду и еду не только для себя, но и для сородичей…


РОДИН

Родин пошевелился, открыл глаза. Полнейший мрак и тишина. Испуганно вздрогнул: «Неужели ослеп!»
Поморгал. Веки подчинялись команде. Но мрак, по-прежнему, не рассеивался, хотя никакой боли в глазах не ощущалось. Высвободил из-под себя правую руку, аккуратно потрогал кончиками пальцев веки, ресницы. Сухо. Крови, по-видимому, не было.
«Глаза, вроде бы в порядке, – подумал, преодолевая боль и шум в голове, – значит, по всей видимости, нахожусь в темноте, а не ослеп».
От удара, а может, и от множества ударов, – память как-то не зафиксировала последние моменты бытия, – ныло все тело, саднили сбитые локти рук и колени, к тому же в спину, на которой он лежал, упиралось что-то острое и неровное. Во рту чувствовался солоноватый привкус крови. В голове шумело. В виски покалывали сотни микроскопических иголочек!..
Силой воли – не зря же на Земле, в Центре космических полетов имени первого космонавта Юрия Алексеевича Гагарина, столько лет тренировали и готовили – подавил шум и боль. В голове прояснилось. Боль не ушла, не покинула избитое тело, но отошла на задний план, спряталась на время, затаилась. И вдруг отчетливо, до мельчайших подробностей, вспомнил последние минуты и секунды полета вплоть до неотвратимого падения на неизвестную планету в неизвестной Галактике.
«Жив, курилка, – приободрил он себя. – А раз жив, то еще повоюем, как говорили наши предки в подобных передрягах… Космические рыцари просто так не сдаются…».
Пошевелил руками, ногами. Действовали.
«Уже хорошо, – отметил без особого оптимизма. – Проверяемся дальше».
Ощупал все тело сквозь ткань легкого костюма-комбинезона, неотъемлемого атрибута дежурного экипажа.
«Однако цел и невредим, – констатировал мысленно, – а ушибы и ссадины не в счет – заживут, как на собаке, если верить старой земной пословице… Лежу, кажется, не на полу, как во время полета, при искусственной гравитации, создаваемой за счет вращения тора вокруг своей оси, а на одной из стен-перегородок, возможно на той, что была со стороны кормы корабля. Теперь она стала полом… Но ничего, потом все исправим…»
Пока размышлял, анализируя факт происходящего и целости своего тела, руки не переставая, прощупывали пространство вокруг.
«Вот и сканеры мои, – с горечью подумал о руках и малых возможностях, оставшихся ему в данной ситуации. – Теперь бы их ненароком не повредить, ткнув, куда не следует…»
В обычных условиях никакой опасности от соприкосновения с окружающей поверхностью внутреннего устройства корабля и быть не могло – все настолько просчитано и продумано, что ой-ей-её! Но после случившегося гарантий уже не существовало… всякое могло произойти.
Стена-панель рубки корабля, по ощущениям Родина, неожиданно превратившаяся в пол, была нашпигована различными приборами и механизмами из металла, пластика и оргстекла, под большим и малым напряжением. И что тут после встряски от столкновения с планетой могло оголиться да «прохудиться», или, наоборот, выдвинуться и «обостриться», одному Господу Богу известно.
Не успел Родин подумать о необходимых предостережениях для рук-сканеров, как уколол средний палец левой руки о какой-то осколок то ли стекла, то ли пластика, а, может, и металла.
«Есть контакт… нежелательный», – иронично усмехнулся он про себя, интуитивно отдернув руку и поднося раненый палец к губам, то ли, чтобы на него подуть, то ли, чтобы его лизнуть языком в соответствии с древнейшим инстинктом для удаления боли и крови.
Однако удержался от первого инстинктивного действия – сказались тренировки.
Пока занимался анализом, в кромешной темноте послышались чьи-то тихие постанывания.
«Значит, есть еще живые, – обрадовался Родин. – А, может, и вообще, все живы!» – И позвал:
–  Кто живой, отзовись! Это я – Родин!
Но в ответ лишь тихий стон и тишина, да первозданная темень.
«Нужно оказать помощь товарищам, – пронеслась мысль, – и как можно быстрее! Но прежде надо добраться до пульта управления и включить аварийное освещение, если его можно включить…Свет, свет нужен…»
Мысль о свете все настойчивее и настойчивее стучала в мозгу Родина. И он вспомнил, что маленький индивидуальный электрический фонарик лежит в одном из многочисленных кармашков его комбинезона – на всякий аварийный случай. Аварийных случаев не было, и о фонарике он ни разу, как, впрочем, и его коллеги, за все время полета не вспоминал, и тот, невостребованный, тихо покоился на своем месте.
«Ба, знать, память действительно отшибло или почти отшибло, – с долей самоиронии и внутреннего успокоения отреагировал Родин на положительный эффект проснувшейся памяти, – раз сразу не мог о фонарике подумать»! 
Он на ощупь отыскал на левом рукаве костюма-комбинезона кармашек с фонариком. Секунды потребовались на то, чтобы отстегнуть клапан-застежку кармашка и вынуть пластмассовый цилиндрик длиной около десяти и диаметром не более полутора сантиметров с небольшим утолщением на одном из концов, являющимся одновременно и фарой и выключателем.
«Теперь важно, чтобы он работал, а не разбился, как все остальное, – настороженно подумал Родин и повернул фару фонарика по часовой стрелке.
Тоненький лучик серебристым скальпелем рассек мрак и, подрагивая, побежал по стенам, по потолку и полу, на доли секунды выхватывая из плотной темноты какие-то предметы, приборы, фантастические в своих очертаниях и предназначениях.
«Живем! – мысленно поздравил себя Родин с важным достижением и стал потихоньку подниматься с пола, чтобы ненароком вновь не ушибиться, а то и того хуже – пораниться о какой-либо острый выступ.
Несмотря на подсветку, ориентироваться в темном перевернувшемся пространстве было трудно. Координаты помещения ЦУПа, такого привычного и родного до катастрофы, изменились кардинально, и психика Родина с этими изменениями еще не справлялась, не «догоняла».
Пульт управления Родин  «отыскал» лучиком фонарика на стене между потолком и полом – в теперешнем понятии этих частей помещения. В трех из шести кресел, пологой дугой охватывающих пульт управления, находились члены экипажа. Причем, в ближнем к нему кресле, добраться до которого не представляло никакой трудности, никого не было, как и в двух средних креслах, одно из которых «принадлежало» в соответствии с полетно-вахтенным расписанием Родину. Их обитатели, по примеру самого Александра Ивановича, неуклюже и безжизненно лежали на перегородке, ставшей полом, среди всякой аппаратуры и ее обломков. В остальных трех креслах их обитатели, пристегнутые фиксирующими ремнями, как-то нелепо, почти безжизненно, провисали правыми боками в черном мраке, разрубаемом тонким лучиком фонарика.
Постанывала врач-биолог Ангелина Романовна Соловьева или, для краткости, Соль, тридцатилетняя золотоволосая коротко стриженная, как, впрочем,  все девушки экипажа корабля, блондинка с неправдоподобно огромными зеленоватыми, словно у кошки, глазами и по-кошачьи грациозной фигурой, находившаяся во втором от пола кресле.
Эластичные ремни безопасности, которыми по инструкции все члены дежурного экипажа были обязаны пристегнуться во время несения дежурства в ЦУПе, уцелели, не порвались, выдержали чудовищную встряску. И теперь удерживали ее тело, упакованное в легкий и светлый, стандартный для всего экипажа комбинезон в полувисящем положении, не давая ему возможности выпасть, как случилось с самим Родиным, командиром корабля Солнцевым Игорем Павловичем и их добрым другом по космонавтовскому братству, бортинженером бразильцем Хосе Хуаросом де Кастро. Оба соседа Родина по креслу оказались на перегородке, вдруг ставшей полом.
Остальные члены экипажа: двадцативосьмилетняя жгучая брюнетка-индианка и бортинженер-энергетик по профессии Гита Зури Ганди, обладательница больших черных, словно речные омуты, гипнотически притягательных глаз и стройной фигуры, и тридцатилетний космопилот и физик-ядерщик Лунин Григорий Матвеевич, как и Соль, притороченные ремнями безопасности, свисали в своих креслах под самым вновь образованным потолком. И подобраться к ним, чтобы освободить из вынужденного плена, мыслилось делом пока что не совсем простым.
«Ладно, включим аварийку, – решил Родин, – и при свете посмотрим, что к чему…  А прекрасной, холодной и непреступной придется некоторое время подождать… главное, что жива».
Последняя мысль относилась к Соловьевой, к которой Родин, как и многие представители мужского пола из подготовительного отряда космонавтов, проявлял интерес, далекий от платонического. Но в данный момент было не до сердечных переживаний. Предстояла борьба за жизнь всего корабля и всех его членов, а не только Соловьевой или Соль, получившей свое прозвище Соль после того, как она мягко, но, тем не менее, категорично, отвергла ухаживания нескольких космических Дон Жуанов.
«Не сыпь мне соль на рану…» – шутили несостоявшиеся ухажеры, беззлобно подшучивая и посмеиваясь друг над другом после очередной неудачи. Отсюда и пошло прозвище, заменившее фамилию Ангелины. Вскоре все, в том числе и сама Ангелина, к нему привыкли. Соль да Соль! Коротко, ласково и… с подтекстом.
Впрочем, ухаживания и романы могли быть только на земле во время предстартовой подготовки. Но, войдя в основной состав экипажа и отправляясь в полет, все члены космического корабля давали подписку о том, что сексом и прочими амурными делами до возвращения на землю заниматься не будут. По мнению организаторов полета любовные связи могли отдельных представителей экипажа могли вызвать нездоровую психологическую атмосферу в коллективе – зависть, ревность, ссоры и раздоры – и в конечном счете помешать выполнению задания. И что примечательно. Все члены экипажа – и мужчины, и женщины – стоически и неуклонно соблюдали взятые на себя обязательства.
Кнопка вынужденного аварийного включения освещения, так необходимая в данный момент, находилась в середине пульта управления, примерно перед его креслом. Дотянуться с пола до нее было невозможно.
«Ничего, – рассудил Родин, – придется по креслам, как по ступеням лестницы карабкаться… в подтверждении теории Дарвина, что человек произошел от обезьяны и что наши далекие предки когда-то слезли с деревьев на землю».
И полез на остов кресла, «упустившего» во время падения своего хозяина – Хосе.
«Потерпи, дружище, – обратился он мысленно к отсутствующему в кресле Хосе де Кастро, – дай добраться до кнопки. Я уж, видит Бог, постараюсь твой «трон» ненароком не раздавить… и не узурпировать… лишь бы он не провернулся, и я с него повторно кубарем не загремел вниз».
Даже в самые отчаянные моменты жизни, даже скользя по лезвию судьбы, которая в любое мгновение может оборваться, человек не может обойтись без шутки над собой. Правда, шутки становятся короткими с привкусом иронии и сарказма, но они помогают человеку оставаться человеком – существом разумным, мыслящим, трезво оценивающим сложившуюся ситуацию, а не уподобляться трусливому насекомому.
Вот и шутил сам с собой командир первой оперативной группы космонавтов, пилот и навигатор Родин Александр Иванович, тридцатидвухлетний брюнет со спортивной фигурой атлета-борца, с железными мускулами, крепкими нервами и веселым нравом русского рубахи-парня.

Из анкетных данных космонавта А.И. Родина
Родился в 2027 году в городе Москве в семье военного инженера. Служил  в Российской армии. Затем окончил физмат МГУ. Был зачислен в школу космонавтов. С отличием окончил Российский и Международный центры подготовки космонавтов. Разведен. Детей не имеет. Рост – 174  см, вес – 73 кг. Брюнет. Цвет глаз – светло-голубые. Группа крови – вторая, резус – положительный. Темперамент холерический. Спортсмен. Увлекается плаванием и единоборствами. Коммуникабельный. Имеет задатки лидера.

Кресла пилотов были вращающиеся, но и стопорились как по желанию своего седока, так и автоматически, в случае каких-либо осложнений в полетной ситуации. И, вообще, это были не просто кресла в общепринятом значении этого слова, а целый комплекс, состоящий из кожи, синтетики, пластика и металла, нашпигованный кнопочками и датчиками, пультиками и экранчиками, системами подогрева и охлаждения, отдыха и автотренинга.
Кресло Хосе не провернулось – автоматика успела заблокировать механизм вращения – и Родин, встав на него и придерживаясь левой рукой за свое кресло, правой, в которой находился фонарик, дотянулся до кнопки включения аварийного освещения.
«Да будет свет!» –  сказал электрик, а сам в карман за спичками полез», – вновь пошутил он мысленно, вжимая кнопку в крышку панели.
Надежды не обманули – помещение ЦУПа матово выплыло из мрака. В потолке, ставшем теперь стеной, загорелись несколько лампочек, и их свет, шедший не привычно, сверху, а сбоку, неяркий, с желтоватым оттенком, заполнил помещение, отбросив на противоположную стену причудливые, расплывчатые очертания теней самого Родина, кресел его товарищей и иных предметов. Скорее всего, не все аппараты аварийного освещения, запитанные на небольшие, но энергоемкие литиевые аккумуляторы, сработали – какая-то их часть вышла из строя. Впрочем, после такого столкновения другого и ожидать не стоило. Однако света было достаточно. И с ним из виртуального пространства в реальный мир возвращалась жизнь.
Игорь Солнцев и Хосе де Кастро лежали в нескольких метрах среди каких-то непонятных и непонятно откуда взявшихся предметов и мелких осколков. Как ни рассчитывали земляне различные нагрузки, коэффициенты сопротивлений материалов, как ни предусматривали многократное превышение пределов излома, порчи материалов, приборов, всевозможных соединений при конструировании и сборке космического корабля, этого оказалось недостаточно. Отдельные детали и узлы перегородки деформировались. Находившиеся в них приборы и аппараты или разбились, или вывалились и сиротливо висели на проводах-жилах. И только пульт управления внешне казался цел. Но и он был безжизнен: не светились экраны, не мигали таинственным подмигиванием тысячи разноцветных лампочек и индикаторов.
И это при всем том, что помещение ЦУПа не просто вмонтировалось металлическо-пластиковым кубом с электронной начинкой в один из секторов тора, жестко крепясь к его внутренней поверхности, а как бы плавало в нем, окруженная системой амортизаторов и компенсаторов. Такая конструкция по замыслу землян позволяла устранить резкие толчки при экстренном торможении или при возможных столкновениях с иными космическими объектами, в том числе и с небольшим астероидом, равным по массе кораблю. Конечно, это были теоретические выкладки, практической проверкой этих выкладок не занимались, модулируя их только на макетах и компьютерных программах. Аналогичная система применялась и в жилых блоках корабля. В нежилых – все было проще и жестче.
«Раз ЦУП, хоть и поврежден, но цел, как единица корабля, то должны быть целы и жилые блоки, – подумал Родин, приступая к оказанию помощи коллегам. – И товарищи живы! Так что, поспешим…»
 Ближе всех к нему находилась, как мы уже знаем, красавица Соль. Она, по-прежнему, слабо постанывала. Приглядевшись к ней, Родин видимых следов ранений и травм не обнаружил. По-видимому, Соловьева потеряла сознание от гигантской перегрузки во время столкновения корабля с планетой.
«Сейчас мы тебя, Ангел мой неземной, воскресим, приведем в подобающий космической красавице вид, – решил Родин. Он с прятал в чехол рукава ненужный теперь фонарик, выполнивший свою службу, и вынул из другого кармашка пенал индивидуальной аптечки. – Одну минутку, дорогая недотрога…»
Он раскрыл пенал и вынул оттуда одноразовый шприц со светлой жидкостью. Оголил плечо и сделал противошоковый укол. После чего пощелкал металлическими карабинами фиксирующих ремней, освобождая их из гнезд, вынул тело Соль из кресла и опустил на пол.
Пока он производил эти манипуляции, бледность, покрывавшее лицо Ангелины, стала проходить, уступая место розово-матовым оттенкам жизни. В большей помощи Соль пока не нуждалась, и Родин поспешил к другим, а точнее, к командиру корабля Солнцеву и бортинженеру Хосе, по-прежнему,  лежавшим на полу без движенья и признаков жизни. Нагнулся над Солнцевым, щупая пульс. Пульс прослушивался, хоть редкий, но стабильный. Потрогал руки, ноги. Явных переломов не определялось. Из носа сочилась кровь. На посиневших губах также были следы сукровицы.
«Живой, – обрадовался Родин, – остальное дело времени и техники». – И вновь потянулся к пеналу аптечки, но тут же передумал и стал ладонями крепко натирать командиру ушные раковины и щеки, массировать виски.
Солнцев тихо застонал и открыл глаза. Увидел расплывчатый силуэт Родина и попытался встать. Но ноги не слушались. Сознание хоть и возвратилось, но было зыбким-зыбким, как утренний туман над рекой,  в любой момент готовое смениться черным провалом забытья. Родин понял состояние командира и мягко, но настойчиво попросил его полежать без движения, справедливо полагая, что тренированное тело и организм Солнцева в скором времени справятся с последствиями болевого шока:
– Лежи, лежи, Игорь Павлович. Все нормально… Еще чуток – и будешь на ногах… Лучше прежнего…
– Что с кораблем? – спросил-простонал Солнцев.
Спросил и вновь «поплыл» в черноту, теряя сознание.
– Лежи, лежи… С кораблем… нормально, – скороговоркой произнес Родин и принялся опять массировать виски командиру. – Сначала оклемайся, а с кораблем все будет нормально… Куда ему деться… от нас.


СОЛНЦЕВ

Солнцеву недавно исполнилось пятьдесят четыре года – перед самым стартом с Земли шумно отмечали его день рождения. Игорь Павлович тогда собрал на своей даче под Москвой чуть ли не весь экипаж «Урана». Присутствовал и Родин, который был почти на двадцать лет моложе. Но отношения между членами экипажа сложились такими, что разница в возрасте почти не замечалась. Над всеми чувствами доминировали дружба и общность целей и задач предстоявшего полета к спутнику Нептуна – Тритону, почти к самой границе солнечной системы, куда еще человек лично не добирался, довольствуясь лишь автоматическими космическими аппаратами.

Из анкетных данных космонавта И.П. Солнцева
Родился в 1995 году в городе Владивостоке в семье инженеров. После школы окончил факультет иностранных языков Дальневосточного государственного университета и физико-математический факультет МГУ. Прошел службу в Российской армии в качестве военного переводчика. С отличием окончил Российский центр подготовки космонавтов. Подполковник. Вдовец. (Жена погибла в ДТП.) Имеет двух взрослых детей: дочь Викторию и сына Виктора. (Дети живут и работают в Москве.) Рост – 173 см, вес – 71 кг. Шатен с аккуратной бородкой и усами. Цвет глаз – карие. Группа крови – вторая, резус – положительный. Флегматик. Спортсмен. Увлекается боксом и вольной борьбой. Коммуникабельный и уживчивый в коллективе. Имеет задатки лидера.

Солнцев не обладал богатырской фигурой – всего лишь среднего роста и телосложения. Однако его мускулистому телосложению мог бы позавидовать любой атлет, чему способствовали как матушка-природа, так и годы спортивных тренировок. Впрочем, объективности ради следует отметить, что на «Уране» хиляков не было. Даже женщины – эти воздушно-нежные создания – были физически крепки и не в одном виде спортивных состязаний могли составить достойную конкуренцию прославленным олимпийцам Земли.
Родину было неприятно видеть беспомощность командира, хотя и самому было не сладко. Боль в теле притихла, но не прошла. К тому же все сильней и сильней ощущалась тяжесть, то ли сказывались условия космического полета с малой силой гравитации (ведь на космическом корабле полной аналогии с земным притяжением не достичь), то ли масса планеты, куда упал корабль,  была схожа с земной. Как-то не укладывалось в сознании видеть Солнцева, всегда такого спокойного, рассудительного, в меру жизнерадостного, крепкого телом и духом, и вдруг – слабого до беспомощности.
Но вот Солнцев вновь пошевелился. Силой воли – на высоком бледном лбу выступили крупные капельки пота, а челюсти сжались до зубного скрежета – заставил себя вернуться из тьмы в реальность.
–  Помоги, Саша, встать, – тихо, без прежней командной нотки в голосе, произнес Солнцев, спустя несколько секунд. – Мои ходули что-то мне не очень подчиняются… Да доложи обстановку, а то командир, как ни стыдно это признавать, обстановкой не владеет. А это – грех великий… или командира пора списывать на покой».
По-видимому, как понял Родин, это явилось попыткой командира пошутить над собой, как совсем недавно, правда, про себя, иронизировал он сам.
Едва окончив фразу, Игорь Павлович сделал усилие, чтобы встать.
Родин запротестовал. Но Солнцев был настойчив, и навигатору пришлось подчиниться. Он помог командиру встать и облокотиться о кресло Соловьевой.
– Рад бы вас порадовать, товарищ командир, – кисло скаламбурив, стал докладывать Родин, – да нечем.
– А все же?..
– Очнулся в кромешной тьме. Включил аварийный свет. Увидел ту же самую картину, что и вы теперь видите. Из нашей смены пока живы вы, я и Соль. Ангелине сделал укол, и она вот-вот должна выйти из шока. Остальных еще не смотрел.
– Что с кораблем? – перебил Солнцев.
– А что с кораблем? – вопросом на вопрос ответил Родин. – По-видимому, лежит на том космическом теле, скорее всего, планете, куда нас выплюнул коварный космос. Конечно, это не аксиома, а лишь предположение. Но, замечу, что довольно твердое предположение, если исходить из того, что корабль, как летательный аппарат, мертв, а сила притяжения, примерно равная земной, имеется, как сами видите… – указал жестом руки на кресла и стену под ногами, ставшую полом.
– По всей вероятности, так оно и есть, – вынужден был согласиться с навигатором командир. – Впрочем, с этим делом потом разберемся, а пока давай посмотрим, что с коллегами? Я займусь Хосе, а ты – Гитой Ганди и Луниным… Как никак, помоложе, и оклемался первым… – кратко прокомментировал принятое решение. – Только чуть-чуть себя в божеский вид приведу, чтобы коллег из одного шока в другой не отправить.
С этими словами он достал из своего комбинезона салфетку и принялся удалять кровь с лица, посматривая в маленькое зеркальце, укрепленное на левом рукаве. Изобретатели скафандра все старались предусмотреть и предвидеть, любую малую деталь космического быта.


СОЛОВЬЕВА

Не успели Александр Родин и Игорь Солнцев приступить к исполнению распределенных обязанностей, как услышали голосок Соль:
– Где это мы? На этом или на том свете?..
– Затруднительно однозначно ответить, – кисловато-иронично улыбнулся командир. – Если бы мы находились на Земле, то я бы сказал, что на этом, а так... будем считать, что в мире живых...
– Уже хорошо, – преодолевая головную боль и подкатывающую к горлу тошноту, промолвила Ангелина.
– Ты, врач-биолог, пока полежи, поднакопи силенок, – продолжил обходительно, словно с ребенком, Соколов. – А мы со штурманом, – так он в шутку иногда по-старинному величал навигатора Родина, – постараемся остальных коллег в норму привести.
– Хорошо вам говорить «лежи», когда сами на ногах. Сразу видно: мужчины. Все бы им женщину слабую… на обе лопатки уложить! – пошутила Соль, делая попытки встать самостоятельно на ноги.
– Раз шутит, значит, действительно ожила! – прокомментировал командир.
– Ясное дело, оклемалась, – согласился навигатор из своего угла. – Ожила – не отжила! Разница в словах в одну единственную букву, но смысл, смысл-то каков! Верно, Игорь Павлович?!
– Верно, – согласился командир, но тут же потребовал: – Достаточно в филологических и морфологических изысках практиковать, практикуй, старшой, в жизнеобеспечении экипажа.
– Практикую, – тотчас отозвался Родин, добравшись до кресла Ганди и пытаясь визуально определись ее состояние. – Дышит… – порадовал себя и командира. – Попробую вынуть ее из кресла.
– Не торопись, – посоветовал Солнцев. – Сначала постарайся привести ее в чувства. Тогда проще будет спускаться с ней к нам.
– Правильно, Игорь Павлович, что дали ему по рукам, – вновь подала голосок Соловьева. – Все норовит своими шаловливыми ручонками полапать девичий стан, пользуясь беспомощным состоянием девушки, – вновь попробовала шуткой морально поддержать коллег она.
– Точно, ожила, – отреагировал Родин. – Не только юмор источает нежными устами, но и уязвить обидными словами своего спасителя хочет. Вот и жди благодарности от таких особ… Век не дождешься, – шуткой на шутку отозвался он, легонько похлопывая ладошкой по щекам Гиты Ганди, чтобы вывести ее из тьмы беспамятства и шокового состояния.
– Это от избытка чувств, – отозвался Солнцев, не уточняя, каких именно чувств. – Стремится стимулировать нас к более активным действиям.   
– Куда же еще активней, – хмыкнул Родин. И, переходя на иную тему и вынимая из нарукавного кармашка комбинезона Гиты антишоковый шприц, вполне серьезно поинтересовался: – А с твоим пациентом как дела обстоят?
– Главное – живой. А с остальным разберемся…
Вскоре и Родину, проведшему целый комплекс реабилитационных антишоковых манипуляций с лицом и телом Гиты Ганди, и Солнцеву, проделавшему то же самое, удалось привести в чувства энергетика Гиту и бортинженера Хосе.
Приглушенно постанывая, те принялись озираться по сторонам и задавать вопросы. Солнцев что-то отвечал Хосе, а Родин, бросив краткое «потом!», начал освобождать Гиту Зури Ганди из плена ремня безопасности:
– Помогай, если можешь, спускаться вниз… Видишь, команда уже заждалась.
Действительно, под ними с протянутыми вверх руками уже стояли Солнцев и Соль, готовые помочь обессиленной индианке опуститься на твердь стены-пола. Бортинженер, хотя и был приведен командиром в чувства, но сидел на полу, потирая руками ушибы на вялом еще теле.
Доставив по-щенячьи тихо скулящую и постанывающую Гиту на твердь стены-пола, Родин передал ее в руки Соловьевой.
– Держи, врачуй! А меня снова Джомолунгма ждет…
И стал взбираться к креслу с обмякшим телом космопилота и физика-ядерщика Григория Матвеевича Лунина.
– Шпарит по креслам, что альпинист на скалодроме по отвесной стене, – пошутила, имея в виду Родина, Соловьева, чтобы поддержать боевой дух в товарищах. – Не правда ли, Игорь Павлович?
– И не говори, – поддержал шутку Солнцев. – Он у нас такой! Хоть к звездам лететь, хоть по скалам ползать… Поговорка: «Рожденный ползать – летать не может», – явно не про него.
– Позавидуйте, позавидуйте! – добравшись до Лунина и обнаружив в нем признаки жизни, отозвался Родин и вновь стал проводить необходимый комплекс мероприятий по выводу коллеги из обморочного состояния.
И хотя у Лунина, такого же поджарого, как остальные члены экипажа, не было переломов, повозиться с ним при «спуске с небес на землю» пришлось довольно долго.
Когда, наконец, весь дежурный экипаж «Урана» собрался в одном месте и немного оклемался. Все устремили взоры на Солнцева: что, мол, командир, случилось и что нам дальше делать? Солнцев, конечно, и сам ничего не понимал, но действовать был обязан, ибо бездействие командира – смерти подобно.
– Голубчик, – тихо и совсем не по уставу обратился он к Родину, – так уж вышло, что ты крепче других оказался в данной ситуации… и многим товарищам уже помог… Поэтому прошу тебя: доберись до жилого отсека и выясни, что с нашими коллегами из второго экипажа. Возможно, им нужна наша помощь…
– Хорошо, – ответил Родин. – Я попробую…
– Я – с тобой,  – тут же заявила Соловьева, не спрашивая разрешения у командира корабля. – Как-никак я – врач… – все же постаралась сгладить она углы своей субординационной оплошности.
– Как скажет командир… – подстраховал Ангелину Соловьеву Александр Родин. – Вдвоем веселей… И вообще, – улыбнулся он, – я с тобой, Ангелина, свет Романовна, хоть на край света… Даже в ЗАГС не побоюсь…
– ЗАГС подождет, а товарищи – нет! – заявила, как отрубила, Соловьева.
– Если чувствуете в себе силы, Ангелина Романовна, то идите, – не стал возражать Игорь Павлович. – Только будьте осторожны: переходы теперь совсем иные и аварийное освещение не функционирует. И пусть удача сопутствует вам в пути.
– Мы постараемся, – за обоих ответил Александр Родин, внутренне довольный, что пару ему составила Соловьева, обожаемая им Соль. 
Вооружившись фонариком, он направился к перевернутому входу в коридор, соединяющий ЦУП с жилым сектором.
– Лишь бы двери не оказались заблокированными…
Ангелина Соловьева молча и сосредоточенно последовала за ним.

Из анкетных данных космонавта А.Р. Соловьевой
Родилась в 2029  году в городе Санкт-Петербурге в семье врачей. После школы окончила Санкт-Петербургский государственный медицинский университет. Затем с отличием окончила Российский центр подготовки космонавтов по специальности врач-биолог. Состояла в браке, но в настоящее время разведена. Детей не имеет. Рост – 167 см, вес – 65 кг. Блондинка. Цвет глаз – зеленые. Группа крови – вторая, резус – положительный. Темперамент флегматический. Спортсменка. Увлекается волейболом и художественной гимнастикой. Любит балет. Коммуникабельная. Отзывчивая.

Первый поперечный дверной проем, нижним своим краем оказавшийся на уровне груди Руднева, приободрил отсутствием дверного полотна, сползшего по своим направляющим внутрь перегородки. Поэтому его преодолели достаточно легко. Родин, первым перебравшийся через ровный край дверного проема в темное зево коридора, лишь немного помог Соловьевой сделать то же самое.
– Включай свой фонарик – и в путь! – почему-то полушепотом сказал он напарнице. – Да под ноги почаще посматривай, чтобы в какую-нибудь щель не грохнуться и копыт не сломать.
Шутка вышла не ахти…
– В путь, так в путь, – также негромко отозвалась Соловьева и, включив свой фонарик, пошла следом за Родиным, тихонько напевая себе под нос жизнеутверждающие строки из полузабытой детской песенки: «С другом весело шагать по просторам…». 


ЗАДАЧА СО МНОГИМИ НЕИЗВЕСТНЫМИ

– Полагаю, что случилась космическая катастрофа, – проводив взглядом уходящих в темноту Родина и Соловьеву, начал отвечать на немые вопросы оставшихся членов экипажа Солнцев, – жертвой которой стал наш корабль и мы – его экипаж… Ушедший Родин сделал предположение, что находимся на какой-то планете, раз имеется притяжение, примерно равное земному. Энергосистема не действует, да и аварийная едва теплится. Вот такой расклад на данный момент.
– И что же делать? – прервала затянувшееся молчание Гита Ганди, плеснув на коллег бесконечной тоской черных бездонных глаз.

Из анкетных данных космонавта Г.З. Ганди
Родилась в 2028  году в городе Бомбее в семье врачей, учившихся в России, в городе Курске. Окончила Бамбейский институт культуры и Московский университет дружбы народов имени П. Лумумбы. С отличием окончила Международный центр подготовки космонавтов по специальности инженера-энергетика. Незамужняя. Рост – 165 см, вес – 67 кг. Брюнетка. Глаза черные. Группа крови – вторая, резус – положительный. Темперамент флегматический. Спортсменка. Увлекается футболом и художественной гимнастикой. Любит балет. Коммуникабельная.

– Жить, – без паузы, словно ждал подобный вопрос, ответил Солнцев. – Жить и бороться за живучесть корабля, нашего единственного и надежного дома в… неизвестном нам мире, – довольно жестко добавил он. – Иного пути, уважаемые коллеги, у нас  нет.
– А стоит ли… жить, когда ни друзей, ни товарищей, ни родителей? Когда ничего из привычной земной жизни…
– Стоит. Представьте, что вы продолжаете космический полет, к которому готовились много-много лет, и он… затянулся во времени. Однако мы – исследователи…
– К затяжному полету мы готовились, – прервала Гита Соколова. – Знали, что он будет долгим. Но также знали и то, что сколь бы ни был долог наш полет, мы обязательно возвратимся на Землю, обнимемся с друзьями и родными, поделимся данными с коллегами-космонавтами, с учеными, обзаведемся семьями, родим детей. Будем, в конце концов, жить в большой человеческой цивилизации… А теперь ничего этого не будет. Так стоит ли держаться за жизнь?..
– Конечно, стоит, – ответил Игорь Павлович. – Кто знает, может нам судьбой уготовано дать начало новой человеческой цивилизации… Цивилизации, в которой не будет войн и жестокости, а будут любовь да дружба.
– Утопия, – обронил хмуро физик-ядерщик Григорий Лунин. – Человек без войн и бед жить не может. Он по природе – борец, боец. Ему подавай борьбу. С себе подобными, с природой, с космосом – без разницы. Однако, уважаемая Гита Ганди, Игорь Павлович прав: жить все равно надо, – добавил тут же он. – Жизнь человека на Земле ведь тоже конечна. Но только единицы спешат ее укоротить, а большинство все же хочет прожить ее до самого конца. Во всех земных религиях считалось, да и сейчас еще считается большим грехом укоротить жизни самоубийством. Знаешь ли ты, что на Руси самоубийц в церкви не отпевали, на кладбище не хоронили, а закапывали в стороне от кладбища.

Из анкетных данных космонавта Г.М. Лунина
Родился в 2024 году в городе Курске  в семье ученых. После средней школы окончил физмат ЮЗГУ. Отслужил год в рядах Российской армии. Проявив интерес к космонавтике, поступил в Российский центр космонавтов, который с отличием окончил. Основная специальность – физик-ядерщик космических кораблей. Холост. Рост – 172  см, вес – 73 кг. Шатен. Цвет глаз – светло-карие. Группа крови – вторая, резус – положительный. Темперамент меланхолический. В юности увлекался штангой. Позже – шахматами. Коммуникабельный, но предпочитает индивидуальный творческий труд коллективному. Любит классическую музыку и книги о природе, науке, жизни ученых.

– Знаю, – сумрачно отозвалась Гита. – Я изучала культуру не только родной мне Индии и древних ариев, но и русской цивилизации, у которой также арийские корни. Недаром же пять лет проучилась в России… И вообще я высказалась в риторическом плане, без какой-либо конкретики.
– Ну, если это так, то куда ни шло… – подвел итог беседы Лунин, а Солнцев счел нужным добавить, что космонавтам в любой ситуации пессимизм противопоказан, что они по своей профессии, несмотря на всякие трудности, должны быть оптимистами.
– Кажется, нас немного покачивает, – глуховато-то обмолвился Хосе Хуарос де Кастро, до сей поры то внимательно, то вполуха слушавший беседу своих коллег. – Или мне это чудится?..
– После беспамятства и шока от случившегося всякое может мерещиться, – зачем-то покрутив по сторонам головой, словно желая окончательно уйти от непростого разговора с Луниным и Солнцевым, обронила Гита. – Хотя… – тут же насторожилась она.
– А Хосе прав: «Уран» на самом деле покачивает, словно на волнах… – с неким сомнением в голосе констатировал Солнцев.
– Значит, мы на поверхности какого-то моря или океана, раз качка не галлюцинация, а реальность, – резонно заметил Хосе. – И дай Бог, чтобы это была вода, а не какая-либо кислота… Тогда – всем крышка.
– Типун тебе на язык, – оборвала его Гита, совсем недавно мрачно рассуждавшая о том, стоит ли жить в чужом мире без привычных человеческих бытовых благ.
– И в самом деле… – смутился Солнцев. – Ляпнешь тоже…
А примолкший после диалога с Гитой Ганди физик-ядерщик Григорий Лунин со вздохом произнес:
– Чего гадать, надо либо на поверхность тора выбраться да все глазами увидеть и руками пощупать, либо за ремонт энергосистемы и прочего оборудования приниматься, чтобы по приборам все определить. Я предлагаю начать все-таки с ремонта. А там видно будет… Приказывай, товарищ командир!
– Да, да, приказывай, капитан, – Поддержал Лунина Кастро. – Довольно бездельничать! Будем считать, что полет продолжается!

Из анкетных данных космонавта Х.Х Кастро
Родился в 2025 году в городе Савльвадоре в семье военного летчика, учившегося в России. Окончил университет в Рио-де-Жанейро. Проявив интерес к космонавтике, поступил в Российский центр космонавтов, который с отличием окончил. Холост. Рост – 175  см, вес – 75 кг. Брюнет. Цвет глаз – темно-коричневые. Группа крови – вторая, резус – положительный. По темпераменту сангвиник. В юности увлекался футболом, вольной борьбой, дзюдо, самбо и карате. Коммуникабельный. Знает несколько иностранных языков. Любит русский фольклор.

– К большому обследованию кораблю и необходимому ремонту приступим, когда вся команда «Урана» соберется, – отреагировал на обращение коллеги Солнцев. – А пока займемся обследованием ЦУПа. Попробуем наладить аварийную систему и включить хотя бы некоторые приборы. Григорий, Хосе, вскройте пенал с инструментами и вооружайтесь всем, чем сочтете нужным.
– Есть, капитан! – едва ли не в один голос ответили бортинженер Хосе Хуарос де Кастро и космопилот Григорий Матвеевич Лунин.
Но легко было сказать «Есть!», куда труднее оказалось добраться до заветного пенала при измененном расположении стен, пола и потолка помещения ЦУПа. Однако добрались, открыли крышку пенала, начали доставать требующиеся инструменты, находившиеся в специальных ячейках.
Когда инструменты и приборы были вынуты из своих гнездышек и распределены между всеми четырьмя «ремонтниками», Солнцев, взмахнув отверткой, словно маршальским жезлом, распорядился:
– За работу, друзья! Только о технике безопасности забывать никому не следует. Спички – детям не игрушки.


НОВЫЕ ПЕЧАЛИ

Космонавты, помогая друг другу, стали методически вскрывать панели коммутационных систем, чтобы отыскать и устранить неполадки или же, убедившись в исправности данного блока, тут же все аккуратно закрыть.
Время – одна из форм существования бесконечно развивающейся материи, оказывающая влияние на последовательную смену ее явлений и состояний – ни цвета, ни запаха, ни осязаемости не имеет. Да и его ход из-за бесконечности не видим и не ощутим. Чтобы как-то ориентироваться во временном пространстве, люди договорились между собой искусственно делить его на времена года, часы, минуты, секунды, мгновения. Но, разделив время на секунды, минуты и часы, люди стали замечать, что оно даже в эти промежутки может тянуться медленно и долго, или же – незаметно ускоряться и пролетать мгновенно. Одно дело, когда человек чего-то ждет, то время, как назло ему, медленно тянется, и совсем другое, когда человек куда-то спешит, боится опоздать, либо занят срочной и важной работой, оно ускоряется, летит незаметно быстро.
Вот и наши «ремонтники» не успели и глазом моргнуть, как пролетели земные полчаса, а они успели только убедиться в исправности аккумуляторных батарей и устранить неисправности в небольшой цепочке соединений и коммуникаций. Правда, после этого напряжение в сети выросло, освещение в помещении  значительно усилилось, даже некоторые экраны мониторов на пульте управления робко засветились дрожащим голубоватым светом.
– Кажется, дело ладится, – тихо порадовалась успехам Гита Ганди.
Она как бортинженер и главный энергетик в первую очередь отвечала за энергообеспечение корабля – одну из основных составляющих его деятельности, живучести и безопасности.
– Когда кажется, то по русской пословице, креститься надо, – недовольным тоном буркнул Хосе, боясь спугнуть удачу. – Верно, командир?
– Верно, – ответил Солнцев и тут же с озабоченностью в голосе добавил: – Что-то Александр Родин и Ангелина Соловьева не возвращаются… Как там?..
– Если там аварийка уцелела и в рабочем состоянии, то можно попробовать связаться по внутрикорабельной связи, – используя жаргонное обозначение аварийное системы, предложил Лунин. – Попытаемся?..
Вопрос предназначался командиру корабля, но первым на него среагировал Хосе:
– Попытайся. К тому же, как русские говорят, попытка не пытка, – блеснул он знанием русского фольклора.
– Действительно, попробуйте, Григорий Матвеевич, – поддержал знатока русских пословиц Солнцев.
Лунин добрался до пульта управления, оказавшегося теперь, как и кресла на стене, а не на полу, и стал щелкать какими-то тумблерами, манипулировать кнопками, пытаясь установить связь с жилым отсеком. И пока Лунин колдовал на пульте управления, Солнцев подумал: «Хорошо, что ребята шутят. Значит, боевой дух у них не иссяк. Еще повоюем…»
А между тем, сколько Лунин ни пытался установить связь, ничего не получилось.
– Ладно, оставь, – распорядился Солнцев, видя бесплодность затеи связаться с Родиным по внутренней связи. – Подождем возвращения наших коллег и их доклада. А пока продолжил проверку блоков. Жизнедеятельность корабля нам все равно придется налаживать. Иначе…
– Иначе в продуктах собственной жизнедеятельности или, проще говоря, в дерьме через неделю потонем, – съязвил Хосе.
– Ну, зачем же так, – интеллигентно одернул его Солнцев. – Вот все соберемся и во всем сообща разберемся.
– Разберемся, если будет силовая установка в исправном состоянии, – вставил свою пессимистическую реплику Лунин. – Только после того, что с нами случилось, я очень сомневаюсь в ее исправности, несмотря на колоссальные меры защиты… Как бы наш друг Хосе тут не оказался прав…
– Ладно вам, – шикнула на Хосе и Григория Гита, – раньше срока заупокойную петь да траурный марш Шопена заказывать. Командир прав: мы еще поборемся. Отставить пессимизм, включить оптимизм!
– Правильно, – поддержал девушку Солнцев, – скепсисом и нытьем делу не поможешь. Вот делом – да. А потому продолжим, коллеги, работу.
Обитатели ЦУПа после слов командира вновь молчаливо вклюнулись в проверку блоков связи и энергопитания
– А вот и наши посланцы возвращаются, – первой заметила в дверном проеме Соловьеву оптимистка Гита. – Сейчас узнаем, что и как…
Все приостановили работу и поспешили к дверному проему, чтобы помощь возвращающимся коллегам быстрее перебраться в зал ЦУПа.
– А остальные? – спросил Солнцев Родина, когда в ЦУПе вслед за Соловьевой оказались бортинженер и биолог в одном лице миниатюрная, похожая на девочку-подростка китаянка Ли Вань Сан, смуглоликая и по-мужски крепкотелая агрохимик Сюзанна Вильсон Тобис и Родин, замыкавший группу. – Жилой отсек остались восстанавливать?
– Остальные мертвы, – глухим и несколько хрипловатым голосом отозвался на вопрос командира Родин. – И старший их группы, навигатор Лао Пинь Сан, и бортинженер Ден Сяо Пин, и физик-ядерщик Чин Кай Мин. Все мертвы, к сожалению. Такие вот дела, командир.
– Как?! – непроизвольно вырвалось из уст Гиты при скорбном молчании Солнцева, Лунина и Кастро. – Как ?!
– Вскрытие покажет, как… – опережая Родина, мрачно заметила Соловьева. – Предварительно могу сказать, что от множественных телесных повреждений. Они, в отличие от нас, не были привязаны ремнями безопасности к креслам. Вот их и бросало, словно мяч, по всему помещению и било о стены, пол, мебель…
– А?.. – по-видимому, хотел спросить о выживших девушках Хосе Кастро, но, осознав бестактность вопроса, оборвал себя на полуслове.
– А Ли и Сюзанна в своих спальных капсулах находились в тот момент, вот и уцелели. Шоком отделались, как и мы, – ответила на незаданный вопрос Кастро Ангелина Романовна Соловьева.
Родин согласно с ее словам кивнул головой. Затем счел нужным пояснить:
– Их тела мы, – указал взглядом на Ангелину, Ли и Сюзанну, – положили рядом. До принятия решения…
– Аварийное освещение не пробовали включить? – поспешил перевести тему разговора в иное русло Солнцев, чтобы хоть как-то разрядить мрачную ситуацию.
– Пробовали, – отрицательный жест правой руки лучше слов передал эмоциональное состояние души Родина, – да, к сожалению, безрезультатно. Видно, коммуникация нарушена…
– Скорее всего, – согласился Солнцев. – А нам кое-что удалось починить… Как говорится, сложа руки тоже не сидели…
– Заметил, – отреагировал Александр Иванович. – Это, конечно, хорошо, но мало. На местных «батарейках», – иронично назвал он блоки аварийного питания, – долго не протянем. Надо о включении глобальной энергетической системы в одной из «спиц» думать… Впрочем, и о другой забывать не стоит… В инструкциях сказано, что и одна, и другая без подпитки извне могут год функционировать… в экономичном режиме. Однако – это в теории, а как на практике – проверим и воочию убедимся…
Пока Солнцев и Родин обменивались вопросами и ответами, Гита с увлажнившими глазами от чувств скорби и печали, нахлынувших на нее, по очереди молча обнимала Сюзанну и Ли. Мужчины – Лунин и Кастро, – проявив сдержанность в эмоциях, как и положено настоящим представителям сильного пола, лишь больше прежнего хмурились да головы долу опускали. Подобным образом вела себя и Соловьева, возможно, до этого успев и острый приступ печали по погибшим товарищам испытать, и слезу украдкой со щеки смахнуть…
– Коллеги, – прерывая грустные впечатления, обратился к космонавтам Солнцев, – дела не ждут. Предстоит поход к энергосиловым установкам, что в «спицах» номер один и три. В номере три после проверки сохранности системы, герметичности отдельных аккумуляторных блоков, надежности их крепления и функционирования, оставить ее в покое до лучших времен. Точнее, до полной проверки коммуникационной составляющей. А в номере один, что к нам ближе, после тщательной проверки всех важных моментов системы запустить ее на половину проектной мощности. Дальше – посмотрим…
Передохнув и обведя присутствующих взглядом, продолжил:
– Здесь хорошо то, что обе силовые установки не перевернуты с ног на левый бок, как этот зал. Там, спасибо проектировщикам и инженерам, все на месте и выглядит «по-людски». А главное: защита от любых сотрясений – будь здоров!
– Да, тут проектировщики «Урана» позаботились, – вставил негромкую реплику Родин.
Но никто из коллег, потрясенных случившейся бедой с кораблем и экипажем на нее не отреагировал, а Солнцев продолжил свое распоряжение:
– Надо налаживать энергосистему. На «аварийке», как уже было сказано, долго не протянем… Так что – в поход к «спицам». А потому, – подчеркнул он со вздохом, – всем энергетикам и инженерам предстоит облачиться в защитные скафандры, вооружиться всевозможными инструментами, имеющимися в ЦУПе, и отправляться к установке.
– Может, выберемся на поверхность тора и заглянем в тот мир, куда нас занесло? – предложил нетерпеливый Хосе Кастро.
– Это – потом,– коротко, но твердо пресек ненужную инициативу Солнцев. – А пока – энергообеспечение! Кстати, без электричества о выходе во внешний мир и думать не стоит – люки не откроются, – как бы напомнил он, но тут же внес поправку: – Правда, есть и ручной механический способ их открытия, но это на крайний случай. Впрочем, ныне, по-видимому, тот самый крайний случай… – добавил тихо, словно самому себе, а не присутствующим.
– Извините, поторопился, – несмотря на последнюю фразу командира, смутился Хосе.
Все понимающе промолчали, а Солнцев, продолжая исполнять обязанности командира корабля, распорядился:
– Итак, облачаются в защитные скафандры с индивидуальным аппаратом дыхания и запасом воздуха на несколько часов и идут к энергосиловой установке Григорий Лунин, Гита Ганди и Хосе де Кастро. Старший группы – Лунин.
– Есть!
– Разрешите и мне с ними, – обратилась к Солнцеву Ли Вань Сан. – Я ведь не только биолог, но и бортинженер.
– Ты еще слаба, – запротестовал Лунин, давно и тайно испытывавший к миниатюрной китаянке сердечные симпатии. – Игорь Павлович, скажите ей, – обратился он за поддержкой к командиру «Урана».
Гита и Хосе поспешили поддержать Лунина краткими репликами типа «отдохни и наберись сил».
– Можно подумать, что вы в полной силе, – заупрямилась Ли, недовольно прищурив свои и так узкие от природы черные глаза.
– Отставить! – приказал Солнцев.
– Командир, разреши мне… – попытался пойти с группой Лунина Родин.
– И мне, – не дав договорить Родину, поспешила встрять Соловьева.
– Отставить! – вновь по-военному кратко и строго обрубил и эти попытки Солнцев. – Вы уже в поиске побывали и многое для нас сделали, – смягчил он тон. – Да и здесь нужны. Тут тоже не курорт – как цирковым, чудеса эквилибристики приходится демонстрировать, чтобы добраться до нужного прибора или тумблера и клавиши. К тому же тебе, Соловьева, как врачу следует понаблюдать за Ли и Сюзанной в их стрессовой ситуации.
– Да мы в норме, – запротестовали обе девушки.
– Вот и славно, – сбавил обороты Солнцев. – Значит, здесь нам поможете. И вообще, друзья, не будем спорить и препираться, – по-отечески, отставив командирский тон, продолжил он. – Работы всем хватит. И тебе, Ли, в том числе, –непосредственно обратился он к еще возмущающейся коллеге. – Ты как специалист нужна здесь – предстоит дальнейшая проверка исправности коммутаций сетей, приборов. Время не ждет! Да и к выходу за пределы корабля готовиться стоит: интересно знать, на каких волнах покачивается наш гигант «Уран» или то, что от него осталось. А пока поможем группе Лунина достать скафандры и облачиться в них. И инструменты им понадобятся, а не только фонарики. Так что – за дело, друзья!
Защитные от радиации скафандры с вмонтированными в их тыльную сторону баллонами воздуха, как, впрочем, и прочие, находились в помещении, располагающемся за ЦПУ, и в это помещение-кладовку предстояло еще попасть. А еще надо было вооружиться необходимыми инструментами и приборами, находившимися не только в ЦУПе, но и в инструментально ремонтной мастерской, расположенной через пару прочих секторов от ЦУПа, до которой также требовалось добраться, преодолевая всевозможные заторы. И после этого действовать, не теряя ни секунды. Все понимали, что в их ситуации промедление смерти подобно.


ЭНЕРГИИ БЫТЬ

Прошли не менее полутора часов, когда от группы Лунина поступили первые сигналы. Сначала ожил экран монитора, радостно засияв голубоватым мерцанием. Следом на нем появилась картинка небольшого помещения с расположенными в нем секциями компактных аккумуляторных батарей. Затем на нем и одновременно на большой плазменном экране ЦУПа побежали неровными рядами строки цифр, обозначающие процесс работы как отдельных блоков, так и целых секций аккумуляторных батарей, их энергетическую емкость, количество  выдаваемой ими энергии. И еще десяток других параметров. Но вот бег строк прекратился, зато отобразились окончательные параметры силовой нагрузки всей системы на данный момент. Они, к общей радости землян, четко указывали на то, что работоспособность всей энергосиловой установки в «спице» номер один в полном порядке, что неожиданных сюрпризов с этой стороны не предвидится.
Не успели Солнцев и его коллеги, находившиеся в ЦУПе, тихо порадоваться данному обстоятельству, как на малом экране монитора, а следом и на большом плазменном возникли уставшие, но довольные лица Гиты, Хосе и Григория. Причем, не только довольные, но и радостно светившиеся через прозрачные шлемы скафандров удачей исполнения профессионального долга и доверия товарищей.
– ЦУП, ЦУП, вы слышите нас? – раздался голос Лунина из невидимого динамика, вмонтированного в панель монитора.
– И слышим, и видим, – поспешно отозвался Солнцев. – Доложите обстановку, – тут же потребовал он, исполняя свои обязанности командира корабля.
– Обстановка удовлетворительная. Система безопасности на обеих энергосиловых установках сработала отлично. Мелких, незначительных разрушений, не говоря уже о критических, и в «спице» номер один, и в «спице» номер три нами не выявлено. Судя по внешнему осмотру и показанию приборов, каждая аккумуляторная батарея, каждый блок батарей, каждая секция – в исправном рабочем состоянии. Механических повреждений корпусов и тем более разгерметизацией и протечек не обнаружено. В целом – все системы в порядке и надежны в эксплуатации. Радиационный и химический фон в пределах нормы. В «спице» номер три энергоустановка после ее проверки, согласно ранее полученных указаний, полностью отключена. Однако в любой момент может быть включена…
– Почему сразу по ней не доложили? – перебил Лунина Солнцев.
– Чтобы не терять время на исправление системы связи, – кратко, по-деловому, пояснил Григорий Матвеевич.
– Хорошо. Продолжайте доклад по установке в «спице» номер один.
– В принципе – все уже сказано. Все блоки в норме. В норме и система соединения как блоков, так и электроцепей. Надежно функционирует блок преобразования постоянного тока в переменный. Словом, все соответствует проектному режиму работы. Электрический ток, как сами видели  на табло монитора, вырабатывается в достаточном количестве.
– Понятно, – вновь прервал доклад Солнцев. – Теперь поясните, на какую мощность включили установку?
– Энергосиловая система включена на три четверти мощности, – по-прежнему кратко, по-военному, доложил Лунин.
– Это в сложившихся обстоятельствах не опасно?
– Мы считаем, что данный режим не опасен, – переглянувшись с товарищами, заверил командира корабля Лунин. И тут же задал вопрос, по-видимому, интересовавший его товарищей: – А как дела идут у вас?
– Сложа руки не сидим. Чиним, настраиваем, готовимся к обследованию других ближайших отсеков корабля, – так же коротко ответил командир. – Ждем вашего возвращении.
– Триумфального возвращения, – вклинившись в диалог, пошутил Родин. – Заслужили.
– Нормального, – поправил его Солнцев. – Нормального, рабочего, – повторил он с нажимом.
 – Есть, капитан! – отозвался Лунин на предложение нормального возвращения всей группы в ЦУП. – Но немного, если не возражаете, задержимся…
– Это почему? – насторожился Солнцев. – Какие причины?
– А для того, чтобы на месте убедиться в нормальном функционировании силовой установки.
– Есть сомнения?
– Нет, сомнений не имеем.
– Тогда что?
– Раньше все силовые системы для их нормального функционирования в большей мере на космический холод были рассчитаны, а теперь, как понимаем, этого фактора нет, – пояснил Лунин, – поэтому хотим некоторое время понаблюдать…
– Да, проблема… – раздумчиво согласился Солнцев. – Действительно, более пристальные наблюдения не помешают.
– А еще, как говорят коллеги, – жестом правой руки указал Лунин в сторону Гиты и Хосе, – нам необходимо довести мощность установки хотя бы до девяноста процентов ее прежней нормы работы.
Гита и Хосе в знак согласия со своим руководителем кивнули головами: мол, все так и есть, а он продолжил:
– Иначе, приборы контроля и внешнего наблюдения не включатся. Мощности не хватит. Так что не обессудь, капитан за задержку…
– Хорошо, – не стал возражать Солнцев, понимая важность момента, – но будьте предельно осторожны. Помните: спички – детям не игрушка, а реактор тем более… Не выше девяноста процентов!
– Понимаем.
– Тогда действуйте.

По мере того, как группа Лунина осторожно увеличивала мощность работы силовой установки, в ЦУПе все больше и больше оживало количество приборов контроля за обстановкой внутри сегментов корабля. Естественно, поднималось и настроение обитателей ЦУПа.
– Ой, сколько предстоит дел по наведению порядка в биологическом секторе», – увидев на экране перевернутые и сдвинувшиеся со своих мест клетки с кроликами и двумя щенками – Дозором и Пальмой – любимицами космонавтов, – воскликнула Ли. – Но слава Всевышнему, – тут же добавила она, – кажется, живы все, хотя не боковушках клеток, а не на их днищах стоят и лежат…

Из анкетных данных космонавта Ли Вань Сан
Родилась в 2029  году в городе Пекине в семье предпринимателей, имевших бизнес в России. Окончила Пекинский государственный университет и Московский университет дружбы народов имени П.Лумумбы. С отличием окончила Китайский национальный и Российский центры подготовки космонавтов по специальностям биоэнергетика и бортинженера. Незамужняя. Рост – 160 см, вес – 61 кг. Шатенка. Глаза черные. Группа крови – вторая, резус – положительный. Темперамент флегматический. Спортсменка. Увлекается художественной гимнастикой. Коммуникабельная.

– Уже хорошо, – констатировал Игорь Павлович. – Есть кому плодиться и размножаться. А с расположением клеток обязательно разберемся…
– И в секторе флоры и микрополей дела не лучше, – заметив непорядок, посетовала Сюзанна Тобис, отвечавшая как биолог и агротехник за состояние этого сектора, обеспечивающего естественный баланс овощей и витаминов в питательном рационе космонавтов. – Целые микрополя на дыбки встали да смялись. Полагаю, не быть хорошему урожаю…

Из анкетных данных космонавта С.В. Тобис
Родилась в 2032  году в городе Йоханнесбурге в семье госчиновника. После завершения учебы в местной школе была направлена на учебу в Россию. Здесь успешно прошла обучение в Московском университете дружбы народов имени П. Лумумбы. Затем с отличием окончила Международный центр подготовки космонавтов по специальности космической агроинженерии. Незамужняя. Рост – 167 см, вес – 68 кг. Брюнетка. Глаза черные. Группа крови – вторая, резус – положительный. Темперамент меланхолический. Спортсменка. Увлекается гандболом. Коммуникабельная.

– А вот это – плохо, – прокомментировал слова агробиолога Солнцев. – Впрочем, будем надеяться, что что-то уцелело…
– Хорошо бы, чтобы среди уцелевших растений оказались экспериментальные образцы пшеницы, – заметил Родин, следя за картинками мониторов и разговорами коллег. – Через несколько лет мы бы были с собственным пшеничным хлебом с полей.
– Каких таких полей? – удивилась Ли. – Что за бред…
Если Ли тайно симпатизировал Лунин, то сама Ли испытывала некий интерес к пилоту-навигатору Родину, красавцу со спортивной фигурой и балагуру, а потому не упускала случая задеть его, подпустить шпильку. Вот и на этот раз не удержалась от острого вопроса.
– С наших полей, которые мы заведем на этой планете.
– Точно, бред, – поддержала подругу Соловьева. – Какие поля, когда наш «Уран», возможно, на волнах какого-то бескрайнего океана болтается, как собачье дерьмо в проруби, если верить русской поговорке. К тому же состав жидкости океана неизвестен… Возможно, это не вода, а что-то иное, землянам неведомое, страшное и агрессивное…
– А я считаю, что под нами вода, мало чем отличающаяся от земной Н 2О, – упрямо гнул свою линию Родин, не собираясь уступать натиску коллеги. – И сколь бы не был огромен океан, но и он имеет берега, к тому же в нем могут быть острова. Причем большие острова. Следовательно, мы добреемся до суши и заведем там поля.
– И фермы, – иронично хихикнула Сюзанна.
– А что? – не стал обижаться Родин на данный выпад девушки. – Заведем и фермы. По крайней мере, одну, кроличью. Условия для этого имеются. И будем всегда с диетическим мясом. Не так ли, шеф?
– Не будем, друзья, спорить да гадать, – пресек беспочвенные разглагольствования «шеф» Солнцев. – Лучше постарайтесь подключить и вывести на мониторы видеокамеры внешнего обзора и датчики приборов. Тогда, будем надеяться, многое прояснится.
Родин и девушки прекратили пикировку и сосредоточились на кнопках и тумблерах пульта. Но сколько они и подключившийся к ним Солнцев не изощрялись в элементах эквилибристики, добираясь до самых отдаленных приборов и кнопок управления ими, сколько не мудрили, датчики и камеры внешнего обзора молчали.
– То ли мощности еще недостаточно, то ли все внешние приборы накрылись разом медным тазом, – первым с небольшим оттенком досады и раздражения отреагировал на данный факт Родин. – Но ничего, у нас на первое время есть и собственное солнце и своя луна, – пошутил, намекая на фамилии коллег. – Пока будем обходиться этим, но пробиваться во внешний мир нам все равно придется, – завершил он вполне серьезным тоном свою реплику.
– Вот возвратится группа Лунина, тогда и решим, что делать дальше, – сказал Солнцев. – А пока, девушки, – обратился он к Солнцевой, Ли и Сюзанне, – подумайте о перекусе. Похлопочите, пожалуйста, до прихода наших товарищей. Они, наверно, проголодались…
– А мы разве нет? – подсунул шпильку командиру Родин.
– Мы – тоже, – не обиделся на шпильку занозистого коллеги Солнцев. – Потому, Александр Иванович, поможем в этом нашим красавицам.
– С большим удовольствием, – улыбнулся Родин. – Война войной, а обед – по расписанию, как гласит наша пословица.
– Почему – обед, а не завтрак или ужин? – хмыкнула Соловьева.
– А потому, что перед этой космической катавасией, если память мне не изменяет, а она, надеюсь, не изменяет, завтрак уже имел место, – нашелся пилот-навигатор. – Теперь очередь обеду. Логично?
– Логично, – отреагировали грустными улыбками все девушки.
– Тогда приступаем. Только, чур, командовать парадом буду я, как любил говаривать незабвенный Остап Ибрагимович Бендер, он же турецкоподданный Остап-Сулейман-Берта-Бедер-бей, а также  Бендер Задунайский.
– Ладно, балагур ты наш бесценный, так и быть, командуй, – проявила снисхождение Соловьева.
И первый раз за все это кошмарное время улыбнулась тепло, с долей очаровательной лукавинки молодой женщины, знающей себе цену в мире мужчин. Выдавили улыбки и ее подруги, но какие-то скорбно-жалкие, бесчувственные, не женские.
Профессионального повара в экипаже «Урана» не было, поэтому завтраки, обеды и ужины, как правило, справляли космонавты-девушки, подогревая готовые полуфабрикаты, запасенные на все время полета. Свежие овощи с «огорода»  – томаты, огурцы, лук, редиску, укроп и прочие травы, – а также клубнику к праздничному столу поставляла Сюзанна Тобис. А мужчины вмешивались в этот процесс, когда готовили праздничное жаркое из кролика, так как дамский персонал наотрез отказался лишать жизни милых ушастых созданий.




ВЫНУЖДЕННЫЙ ТАНЕЦ

Не успел Родин приступить к командованию обеденным парадом, как Солнцев, воскликнув: «Ой! Голова ты моя бестолковая, совсем забыл», – попросил коллегу открыть дверцу одного малоприметного пенала и нажать на кнопку открывшейся панели:
– Полагаю, что энергии достаточно, чтобы механизм вращения нашей капсулы сработал.
– Что еще за механизм? – добравшись до нужного пенала и открывая дверцу, поинтересовался Родин. – Сам же любишь повторять, что спички детям не игрушки. А тут, кроме кнопки, есть какой-то переключатель…
– Не дрейфь, поверни переключатель в обратную сторону и нажми на кнопку.
Девушки, заинтригованные происходящим, забыв о том, что надо готовить обед, молча наблюдали за развитием событий.
Родин, наконец, выполнил приказ командира «Урана», и все невольно ойкнули – за стенками ЦУПа тихо загудели какие-то электромоторы и пол под ногами космонавтов дернулся и стал медленно превращаться вновь в стенку, а стенка с пультом управления и креслами дежурной группы – в пол.
– Всем – на границу стены и пола! – скомандовал Солнцев.
Но и без его команды и девушки, и Родин поспешил занять более удобную позицию на стыке стены и пола.
– Ура! – радостно воскликнули друг за другом Сюзанна и Ли, когда настоящему полу с его пультом управления кораблем и креслами космонавтов осталось опуститься на какие-то 30 градусов.
Но тут моторы, до этого тихо певшие свою трудовую песнь, стали сбоить, похрипывать, поскрипывать. Пол нервно, словно больной лихорадкой, подрагивал, но до конца опускаться не желал. Все недоуменно переглянулись и уставились вопросительными взглядами на Солнцева.
– По-видимому, мощности не хватает… – пожал плечами Солнцев. – Слышите, моторы работают, проворачивают шестеренки передач, но валики, обязанные продвигать капсулу по рельсам, пробуксовывают. Так, кажется…
– И что делать? – последовал тихий вопрос из уст Соловьевой.
– А то, что нам надо перебраться на противоположный край пола и попытаться своим весом помочь технике, пока она не вышла из строя или, того хуже, не устроила пожар, – скороговоркой произнес Родин.
Девушки, услышав такое предложение, но будучи дисциплинированными, посмотрели на командира, как, мол, он среагирует.
– Выполняйте, – был краток Соколов и первым двинулся в нужном направлении.
За ним поспешили Родин и девушки, придерживаясь руками, кто за край пульта управления, кто за кресла. Но моторы по-прежнему похрипывали, валики поскрипывали, пол под ногами мелко подрагивал, но опускаться до нормального состояния упорно не желал.
– А не попрыгать ли нам дружненько? – предложил полувопросом Родин. – Не станцевать ли танец космических дикарей? Как мыслишь, командир?
– Попытка – не пытка, – тут же согласился Солнцев. – Только прыгаем не дикарями – кому как вздумается, – а дружно, по команде на счет «три», – уточнил он. – Раз, два, три!
На счет «три» все одновременно подпрыгнули вверх и затем опустились на пол, гулко стукнув каблуками обуви. И чудо произошло: пол стал медленно опускаться вниз, моторы запели ровнее.
– Танец удался! – не скрывая радости и облегчения от доброго разрешения ситуации, сверкнула белизной зуб Сюзанна. – Давайте еще разок!
– Раз, два… – повел отчет Солнцев.
В это время в дверном проеме ЦУПа появились Хосе, Гита и Лунин.
– Чем вы тут занимаетесь? – с открытым заранее шлемом, чтобы проще было дышать, даже не думал скрывать удивление Хосе от происходящего в ЦУПе.
– Разве не видите, танцуем, – первой белозубо отозвалась Сюзанна.
– Присоединяйтесь, – с театральным поклоном и понятным жестом правой руки шутливо пригласила Ангелина Соловьева.
– Да, да, – поддержал ее Соколов. – Присоединяйтесь. Так быстрее дело пойдет до водворения пола в естественное для него положение. А то что-то забуксовал…
Лунин и его товарищи, поняв, в чем дело, больше не стали ждать нового приглашения и дружно присоединились к «танцорам».
– Раз, два, три! – скомандовал Солнцев.
Дружный прыжок всего экипажа  сделал свое дело.  Пол опустился на требуемый уровень. Моторы автоматически отключились.
– Да, так куда лучше, – снимая шлем, улыбнулся мягкой улыбкой Лунин. – Привычней, по крайней мере.
А Родин подумал, что теперь можно и в сортир по-человечески сходить, но девушки его обогнали, заняв очередь перед кабиной туалета, расположенного справа от пульта управления, в углу.
«Как в коммунальной квартире в «лучшие» советские времена, – усмехнулся про себя Родин. – И девушки, как всегда, впереди».
– Кто крайний? – пошутил он, занимая очередь за смущенно улыбнувшейся Сюзанной.
Но шутку не приняли.


ДЕЛА И ПЛАНЫ
    
После короткого перекуса, организованного Сюзанной, Ли и Ангелиной из запасов дежурного экипажа, находившихся в специальном термическом контейнере, с регулируемой температурой, и расположенного в нише одной из стен ЦУПа, быстрой уборки упаковочного материала в специальный мусоропровод, приступили к совещанию. Вопрос, что делать дальше по-прежнему был актуален.
– Надо бедным зверюшкам помочь, – решительно начала Ли. – Не по-человечески это… на боковушках клеток…
Услышав из уст Ли о животных, оказавшихся в нечеловеческих условиях, Родионов улыбнулся, а Сюзанна предложила начать со спасения микрополей:
– Как мыслите жить без зелени? В первую очередь надо микрополя с их хрупкой малообъемной гидропонной оросительной системой спасать. Животные, как и мы, потерпят, а растения нет.
– Может, попробовать привести в порядок жилой спортивно-оздоровительный модули, – как-то неуверенно предложил Лунин. – Отдых тоже потребуется…
– С отдыхом и спортом успеется, – едва не в один глосс возразили Ангелина, Хосе и Родин. – Сначала спасем микрополя, потом зверюшек.
– …Совхозные поля и совхозных зверюшек, – шутливо уточнил Родин.
– Тебе, Алекс, все бы языком молоть, – попрекнула космопилота и навигатора Соловьева. – Речь о деле, а ты все байки да байки, шутки да шутки. Никакой серьезности. А нам всем ведь не до шуток и баек… Ли и Сюзанна верно говорят: надо начинать с полей и биоблока.
– С флоры и фауны? – усмехнулся Родин.
– Вот именно: с флоры и фауны, – не сбавила градус запальчивости Соль.
– А я бы подумал о выходе из корабля в чужой мир, – обронил Хосе. – Интересно ведь…
– Друзья, оставим споры, – вмешался молчавший до этой минуты командир корабля. – Ли и Сюзанна правильно говорят: начинать надо с наведения порядка в секторах микрополей и животных. Потом – в жилом блоке. И только после этого думать о выходе из корабля. Возражений нет?
Возражений не последовало.
– Так и решим, – поставил точку Солнцев.

Легко сказать «наведем порядок», куда сложнее это сделать – одних коммуникационных точек энергообеспечения и связи предстояло проверить десятки, не говоря уже о сотнях и сотнях метров всевозможных проводов и проводочков. Нельзя было исключать и того обстоятельства, что в ходе ремонтно-восстановительных работ, возможно, предстояло, причем не один раз, перенаправлять потоки электроэнергии в каждый новый сектор, чтобы хватило мощности для нормального функционирования электромоторов при необходимом развороте помещения. Словом, быстро сказка сказывается, да медленно дело делается…
Но воля и упорство космонавтов во главе с Родиным – командир корабля Игорь Солнцев и врач Ангелина Соловьева остались в ЦУПе для координации действий, – сделали свое дело: секторы тора, в которых размещались микрополя и биоблок, были приведены в порядок к нескрываемой радости Ли Вань Сан и Сюзанны Тобис. Сказывался добросовестный труд земных инженеров и ракетостроителей, до мелочей продумавших надежность созданных ими конструкций всех секций тысячетонного корабля.
Позже, после небольшой передышки в ЦУПе, был наведен порядок и в жилищно-бытовом секторе, и в спортзале, расположенном за жилым сектором, и в биохимической лаборатории – вотчине Ли Вань Сан и Ангелины Соловьевой, а в санчасти, и в инструментально-ремонтной мастерской, которую любили посещать в часы досуга Солнцев и Лунин. А как ни посещать, когда в ней компактные, легко переносимые с места на место чемоданчики с инструментами, компактные токарно-фрезеровочный станок, точильный станок с набором небольших абразивных камней, «болгарки» с набором фрез и дисковых пил, и, наконец, пара компактных, если не сказать портативных сварочных агрегатов. Один – электродуговой сварки, второй – лазерной. Весьма нужные в хозяйстве аппараты. Есть и механическая тележка, если понадобится что-то куда-то отвезти или переместить с одного места на другое.
– Теперь – на выход и иной мир! – на волне положительных успехов предложил Хосе Хуарос де Кастро, едва группа Родина возвратилась в ЦУП.
– На выход с вещами, как в фильмах про зэков и тюрьму, – пошутил неугомонный Родин. – Наш «Уран» в теперешнем его положении очень на дом заключения смахивает. Заперты, заброшены и в полном неведении живем. Ничегошеньки не ведаем, что там… за кормой.
– Узнаем, – взглянув на часы, заметил Солнцев без восторга и энтузиазма Хосе и Родина, – но сначала всем выспаться и отдохнуть, как следует. И так земные сутки, считай, без отдыха на ногах и в поте лиц… А спички – детям не игрушки, – ввернул он любимую поговорку.
– Верно, командир, – поддержала Солнцева Гита и приложила изящный кулачок к губам, прикрывая невольный позыв зевоты. – Сперва – отдых, потом – выход. И обязательно с вещами, – улыбнулась она Родину, давая понять, что шутку его приняла. – С датчиками, дозиметрами, прочими приборами и прибамбасами.    

На «Уране» во время его полета, естественно, привычных для землян времен суток – утренних часов, часов дня, вечера и ночи ¬ – не было. Все определялось искусственно: три часа – на утро, столько же – на вечер, а остальные 18 часов суток делились так: 10 – на «солнечный» рабочий день, 8 – на «ночной» отдых.
Ночная пора отличалась от дневной тем, что в помещении отдыхающей смены отключался «дневной» свет и включался «ночной» – голубовато-матовый, создающий ощущение ночного мрака. К тому же для каждого отдыхающего существовала индивидуальная спальная капсула с искусственным микроклиматом и успокаивающей музыкой.
Но после катастрофы сбой во времени стал неизбежен, приходилось действовать по обстоятельствам.
В ЦУПе решили остаться «ночевать» в пилотских креслах девушки и Солнцев, а Родин, Лунев и Хосе де Кастро отправились в жилой сектор, где продолжали находиться давно остывшие трупы их несчастных товарищей.
– Приятных снов вам с солнцем, – покидая ЦУП, не удержался от шутки Родин, намекая, что девушки-космонавтки остаются с Солнцевым.
– А вам – с луной, – не осталась в долгу Гита.
– Отставить треп, – вмешался командир «Урана», – гасим свет и отбой.
Вскоре в ЦУПе, погрузившемся во мрак ночного освещения, раздавалось дружное тихое посапывание уставших за многочасовое бодрствование в трудах праведных космонавтов.
Примерно то же самое происходило и в жилищно-бытовом секторе, куда перебрались «ночевать» мужчины. Впрочем, надо признать, что здесь храп был погуще и побасовитей.

«Утром» раньше всех проснулся Хосе, который тут же принялся будить товарищей – не терпелось приступить к подготовке выхода за пределы корабля.
– Вставайте, сони, – включив утреннее освещение, начал он тормошить коллег. – Работа ждет.
– Работа не волк, в лес не убежит, – позевывая спросонья и потягиваясь всем телом, отозвался Родин. – И вообще к чему спешка в наших условиях. Тут, если и поспешишь, то людей не насмешишь, ибо их, людей, кроме нас несчастных, нет, – хмыкнул без особой радости по поводу наступления нового трудового дня. – Как, кстати, и нет блох, которых, согласно пословице, надо спешно ловить… Или ты, любитель русского фольклора, подобных народных мудростей о дне и труде не слыхивал? – Однако выбрался из спальника и направился в сторону душевой комнаты.
– Не раз слыхивал, – подыграл Хосе и тут же добавил с сожалением: – А душ не функционирует. Вчера в спешке не догадались проверить.
– Ладно, умоемся в ЦУПе, – остановился Родин в шаге от душевой кабины. – Верно, Григорий, свет Матвеевич.
– Верно, – согласился Лунин, также успевший покинуть свою постель и теперь разминавший тело незамысловатыми физическими упражнениями. – Впрочем, полагаю, что неумытыми и без завтрака не останемся, ибо не той закалки мы, космонавты.
– Кто о чем, а курочка о просе, – шутливо заметил Родин. – Да и какие, к черту, мы теперь космонавты, – добавил с горечью. – Мы теперь ближе к той категории людей, которые потерпели кораблекрушение…
Едва он окончил фразу, как засветился экран внутренней связи и появившаяся на нем Соловьева проворковала нарочито веселым голоском:
– Подъём, мальчики! Солнце встало, пора и вам вставать, чтобы новые подвиги совершать.
– А мы давно встали, – тут же включился в игру Хосе, – только ждали, когда соловушка запоет.
– Считайте, что пропел, – улыбнулась Ангелина и отключила связь.
– Пошли что ли… – то ли предложил, то ли спросил Лунин, направляясь к выходу.
– Пошли, – отозвался Хосе и вместе с молчащим и задумчивым Родиным, что было совсем несвойствен его характеру балагура и весельчака, двинулся вслед за Луниным.
В ЦУПе, когда туда пришли Родин, Лунин и Кастро,  царило тихое оживление, предшествующее, как правило, какому-нибудь важному мероприятию.
Обменявшись краткими приветствиями и умывшись по очереди в санкомнате, Родин, Хосе и Лунин вместе с Солнцевым и девушками, приготовившими легкий завтрак, приступили к трапезе. Откушав, приняли решение, что сначала Лунин, Родин и Хосе в легких повседневных комбинезонах проверяют весь путь от ЦУПа до выходного люка, убеждаются в исправности всей системы вплоть до последнего переходного узла и люка, после чего возвращаются в ЦУП.
– Здесь, – развивал план действий экипажа Солнцев, –  Александр и Хосе вместе с двумя коллегами… – он обвел взглядом товарищей, размышляя на ком остановить выбор,  – …Ли и Ангелиной переоблачаются в скафандры для выхода в открытый космос и в таком снаряжении добираются до шлюзовой камеры.
– Почему девушки, а не я? – скорее поинтересовался, чем запротестовал Лунин.  – Я – мужчина, и мне положено быть в первых рядах.
Но Солнцев, оставив этот вопрос без внимания, продолжал инструктаж:
– Первыми в шлюзовую камеру входят Александр и Хосе, а Ли и Лина Соль, извините, Соловьева, – тут же поправился себя он, – остаются перед ней. Войдя в переходную камеру, Александр и Хосе запирают за собой переходной люк и, подстраховывая друг друга, открывают внешний люк. В случае малейшей опасности, внешний люк немедленно закрывают, покидают шлюзовой переход, задраивают вход в него и вместе с остальными членами поисково-исследовательской группы возвращаются в ЦУП. Понятно?
– Понятно, – хором ответила четверка, а Родин, опережая товарищей, задал встречный вопрос:
– А если опасности не обнаружим?..
– Если же, приоткрыв внешний люк, вы убеждаетесь, что видимой опасности нет, – последовал ответ командира корабля, – то поднимаетесь на поверхность тора и осуществляете первое наблюдение за внешней средой, фиксируя увиденное и услышанное телекамерами, укрепленными на шлемофонах…
– А мы? – перебив размеренную речь командира «Урана», спросила нетерпеливая Соловьева.
– Да-да, – поддержала ее Ли Вань Сан. – Что делаем мы?
– Не тележьте перед лошадью, – сглаживая неловкость , пошутил Родин. – Вас не забудем… Так что не стоит рвать на груди тельняшки раньше времени…
Солнцев, взглянув с легким укором сначала на девушек, затем на Родина за его неуместную шутку, продолжил развивать план действий:
– После того, как первая пара убеждается в безопасности, вторая пара – Ангелина Соловьева и Ли Вань Сан, – специально официальным тоном подчеркнул он состав второй группы, – проделывают тот же путь с теми же предосторожностями. Проводят экспресс-анализ проб окружающего пространства и жидкости.
– Спасибо, что не забыли, – буркнула себе под нос острая на язычок Соловьева.
Но никто не обратил на это внимания. А Солнцев продолжил:
– Сделав первые наблюдения и проведя экспресс-анализы окружающей среды и жидкости, возвращаетесь в ЦУП. Здесь решим, что делать дальше… Всем все понятно? – ставя точку, спросил он команду будущих поисковиков. – Или есть вопросы?
– У матросов нет вопросов, – пошутил Родин.
Впрочем, вопросов, действительно, не поступило. Они, как не трудно догадаться, иссякли во время оглашения Солнцевым плана действий.
– Тогда, как говорится, в добрый путь!
– Есть, в добрый путь! – дружно отозвались Александр, Хосе и Григорий.
Сделав успокоительно победный жест, они покинули ЦУП, направляясь к ближайшему выходному люку.


ПЕРВЫЙ ВЫХОД

Давно известно, что нет ничего хуже, как ждать и догонять. Время ползло по-черепашьи медленно. И только краткие доклады Родина о продвижении его группы по очередному этапу пути в непростой посткатастрофической обстановке, когда каждый метр мог грозить неожиданными сюрпризами, в некоторой мере сглаживали эту тягость. Наконец поступило сообщение, что они добрались до переходного отсека и даже заглянули в него. Тихое «ура» пробежало по залу ЦУПа.
– Начало положено доброе, – прокомментировал сообщение Солнцев.
– Будем надеяться, что и остальное пройдет по плану, – тут же добавила Соловьева.
– Будем надеяться…

Возвратившиеся из разведывательного похода Родин и его товарищи обстоятельно доложили командиру корабля и коллегам о проделанной ими работе по устранению обнаруженных препятствий на пути к выходному люку.
– Можно смело отправляться в главный поход, – подвел черту Александр Иванович.
– Хорошо, – согласился Солнцев. – Только перед тем как вам, Александр Иванович, вам, Хосе Хуарос, вам, Ли Вань Сан и вам, Ангелина Романовна, начать облачаться в противорадиационные скафандры, подумаем о вооружении на случай неожиданных встреч.
– Кухонными ножами и вилками?.. – скептически усмехнулся Родин. – У нас даже простого топора нет… Правда, где-то есть молотки…
– Зачем же ножами и вилками, – на полном серьезе возразил Соколов. – Секретным распоряжением Центра космических полетов на подобный случай предусмотрено более внушительные средства защиты.
– Уж не портативная ли лазерная установка для резки и сварки металла, что находится в инструментально-ремонтной мастерской?.. – схохмил Родин.
– Нет, не это, – снисходительно ухмыльнулся Солнцев. – Кое-что иное, впрочем, всем вам знакомое…
– Что-то слышал о чем-то подобном, – оживился Хосе де Кастро, – но считал это байками космонавтов. При подготовке к полету ни руководители, ни инструкторы о вооружении на борту космического корабля ничего не говорили.
– Секретные инструкции на то и секретные, чтобы о них никто не знал, – усмехнулся Солнцев и направился к своему командирскому уголку, расположенному за его креслом.
Все члены команды «Урана» с нескрываемым интересом стали наблюдать за действиями Игоря Павловича. А Солнцев, подойдя к командирскому уголку, открыл внешнюю дверцу вмонтированного в стенку шкафчика, затем сорвал пломбы с одного из трех командирских секретных шкафчиков и, поманипулировав что-то со своими универсальными наручными часами, открыл дверцу и вынул оттуда два пистолета в пластмассовых кобурах.
– Держите, – передал один Родину, а второй – де Кастро. – Как пользоваться ими, надеюсь, знаете. А вот и патроны, – словно фокусник, вынул он из шкафчика две пластмассовые коробочки с матово поблескивающими в плотно расположенных, словно созревшие семечки в шляпке подсолнуха, ячейках шляпками гильз патронов.
– Кажется «Стечкин», – высказал предположение Родин о типе пистолета.
– Если это «Стечкин», то, считай, это маленький автомат, – продемонстрировал коллегам свои познания в российском стрелковом оружии Кастро. – Стреляет одиночными выстрелами и очередями. В магазине 20 патронов калибра 9 мм. Вес при полном снаряжении – полтора килограмма. 
– Выньте обоймы и снарядите их патронами, – не обращая внимания на реплики, продолжил Солнцев. – Или вам в этом помочь?..
– Справимся сами, – дружно заверили Родин и Кастро. И, взяв у Солнцева по коробочке, принялись снаряжать уже изъятые из рукояток пистолетов обоймы.
– А нам? – увидев, что Солнцев стал закрывать дверцу чудо-шкафчика, претензионно спохватилась Соловьева.
– Да, да… – поддержала ее Ли. – И нам.
Не успел Солнцев ответить на претензии девушек, как Родин весело отбарабанил:
– На что вам пистолеты, когда вы прекрасно умеете стрелять глазками. Любого сразите наповал. И вообще оружие – не женское дело. «Спички – детям не игрушки», как любит повторять поговорку наш капитан.
Но лучше бы он последней фразы не говорил, ибо Соловьева так взглянула на него, что шутник сразу прикусил свой шустрый язычок.
– Товарищ командир, это дискриминация по половому признаку, – ухватившись за последние слова Родина, официальным тоном заявила Ли Вань Сан. – Прошу вас выдать и нам оружие.
– Коллеги, зачем вам лишняя тяжесть? – попытался отговорить девушек Солнцев. – И проходили ли вы начальную военную подготовку?
Но тем, как породистым кобылицам, шлея попала под хвост.
– Проходили! Сами знаете. Требуем выдачи оружия, – твердили обе как заводные.
– Хорошо, – не стал больше противиться Солнцев и, открыв вновь шкафчик, вынул оттуда автомат Калашникова – АКМС-74 со складным прикладом под патрон калибра 5,45 мм. – Вооружайся, – передал его Соловьевой.
– А мне? – поторопилась с вопросом Ли.
– Вот и тебе, – достал командир второй автомат той же самой модификации. – Держи.
– Спасибо, – принимая АКМС, растерянно поблагодарила Ли. – И извините за тон. Как-то глупо получилось…
– Извинения принимаются, – улыбнулся Солнцев. – И… стесняюсь спросить: магазины и патроны давать? Или вы, как древние воительницы, автоматами, взяв их за ствол, словно палицам будете орудовать?
 – Игорь Павлович, не серчайте, – повинилась и Соловьева. – Конечно, давайте магазины и патроны. Мальчики, – кивнула она на Родина и Лунина, – как настоящие мужчины и рыцари помогут снарядить.
– И я не откажусь, – прервал затянувшееся молчание Хосе.
– Не возражаю, – согласился вслед за товарищем Лунин.
Минуты не прошло, как магазины были снаряжены и примкнуты к автоматам.
– Только по нам не стреляйте с перепугу, – предупредил Родин. – Из автоматов, – уточнил улыбчиво. – А вот глазками – так ради бога!
Однако шутку не оценили. Ибо Солнцев уже распорядился приступить к облачению в скафандры, и все тронулись в сектор, где в индивидуальных шкафах находились скафандры.
Когда облачение в скафандры было закончено, герметичность и работа аппарата воздухообмена проверены, приборы и колбы для забора проб газа и жидкости были распределены по многочисленным карманчикам с клапанами, скатки страховочных канатов приторочены, видеокамеры прикреплены к шлемам, оружие распределено, командир «Урана» в очередной раз задал сакраментальный вопрос:
– Готовы?
– Да, капитан.
– Тогда – в путь.
– Есть! 
 – Удачи вам! – пожелали остающиеся в ЦУПе, а Сюзанна еще и перекрестила на всякий случай. «Хоть и чужой мир, да Бог-то везде один, – подумала она в эти мгновения. – По-иному и быть не может».
Маленький отряд Александра Родина в эластичных, но горбатых из-за  баллонов с воздухом скафандрах, размеренным шагом двинулся в путь, и в ЦУПе начались томительные минуты ожидания

До переходного узла исследователи, переговариваясь между собой по радиосвязи, добрались без приключений. Без особого труда открыли крышку люка в переходной узел.
– Удачи, парни! – напутствовали девушки Родина и Хосе Хуареса.
– Не скучайте, – посоветовал в ответ Хосе. – И до скорой встречи на торе.
Люк закрылся, и девушки остались в тревожном ожидании перед ним.
Оказавшись в переходном узле, Александр и Хосе в первую очередь проверили освещение. Оно оказалось в удовлетворительном состоянии. Затем приступили к проверке приборов санитарного обеспечения и дезинфекции. Как показывали датчики, все было в норме. Видимых деформаций выходного люка также не наблюдалось.
– Ну что, приступаем? – спросил коллегу Александр после того, как оба карабины страхующих фалов набросили на специальную скобу.
– Приступаем, – последовал ответ Хосе.
Родин нажал красную кнопку на пульте управления люком, где-то невидимо для космонавтов тихо заработал электромотор, и выпуклый диск тяжеленного люка одним своим краем стал медленно опускаться вниз. В образовавшуюся серпообразную прорезь пролился, смешиваясь с матово-бледной освещенностью переходного шлюза голубовато-розовый свет нового мира. Но вот диск люка полностью вошел в нишу стенки шлюза, и в круглый проем можно было увидеть кусочек небесной лазури.
– Пошли что ли, – прервал завороженное молчание Александр, берясь за перила небольшой металлической лестницы, ведущей к выходу на поверхность тора и в открытое пространство.
– Пошли, – был краток и решителен Хосе. – Нечего время зря терять.
Когда Хосе следом за Родиным выбрался из люка на поверхность тора и огляделся по сторонам, то увидел бескрайнюю водную гладь и такой же бескрайний купол неба с гаснущими искорками звезд. На одном из краев неба, надо полагать – восточном, в розовой дымке всходило, поигрывая лучами, светило, а на другом спешила убраться за горизонт бледная в своем смущении луна. И в этом огромном мире маленькой чужеродной щепкой-точкой покоился «Уран».
– С добрым утром, Александр! – поприветствовал Хосе товарища. – Посмотри, как «горит восток зарею новой», – продемонстрировал он знание русской классики.
– Да, это все-таки утро, восход, а не вечер и закат светила, – согласился с коллегой Родин. – Только в процитированной тобой  чудесной строке есть, если помнишь, продолжение. И оно, сам понимаешь, не о мирной идиллии говорит… Так что держи ушки на макушке, а глаза открытыми.
– Будь спокоен, держу…
И сколь долго бы продолжился диалог Александра и Хосе, неизвестно, если бы его не прервал голос Солнцева:
– Родин, о чем речь?
– О погоде, командир. Еще о возможной здешней фауне.
– Все шутишь? Лучше обстановку доложи.
– А что докладывать. Сами, по-видимому, на мониторе все видите: камеры на шлемах ведь включены.
– Камеры включены, только изображение неважное, – посетовал Солнцев. – Вы так головами во все стороны вращаете, что на экранах одна рябь. Так что – докладывай!
– Докладываю: водная гладь – бескрайняя, небо – высокое, лазоревое и безоблачное. Но на востоке, где над горизонтом входит здешнее светило, нежно-розовое. Видели луну. Если по земным меркам, то нарождающуюся. Но она уже скрылась за горизонтом.  Словом, совсем земная обстановка, командир. Да, утреннюю зорьку мы проморгали, зато восход застали. День, если судить земными категориями, обещает быть ясным и солнечным. К взятию проб окружающей среды еще не приступали и целостность поверхности тора не обследовали, но то, что видно, вроде бы без повреждений. Стоим прифаленные у люка. Но стоим крепко, так как на море штиль и качка отсутствует. Доклад окончен.
– Доклад принят, – не почувствовав шутки в конце речи Родина, по-официальному сухо и сдержанно отозвался командир «Урана». – Если нет опасности, выводите на тор Лину и Ли. Девушки, полагаю, замаялись в ожидании своего выхода.
– Сейчас приступим.
– Только о мерах безопасности не забывайте.
– Это само собой.
Окончив беседу с Родиным, Солнцев, переключился на Соловьеву и Ли Вань Сан:
– Слышали?
– Слышали, – ответили в один голос девушки.
– Тогда приготовьтесь…
– Всегда готовы! – по-пионерски отчеканили обе и тихо хихикнули, по-видимому, подумав о чем-то своем, девичьем.
Хосе спустился в переходной шлюз и, задраив за собой внешний люк, включил систему откачки забортного воздуха и дезинфекции. Когда система отработала, на стене засветилось табло, информируя, что опасности нет, Хосе открыл переходной люк:
– Прошу, леди.
Девушки, соблюдая очередность, вошли в переходной шлюз. Стало тесновато, но никого данное обстоятельство не смущало. Впрочем, Соловьева все же ободряюще произнесла:
– В тесноте – не в обиде…
Задраив переходной люк, Хосе проследил, чтобы его спутницы не забыли закрепить карабины страховочных фалов за скобу и только после этого приступил к открытию внешнего, весело нашептывая заветные слова из фильма-сказки: «Сим-Сим, отворись!». Диск люка вновь медленно начал открываться, наполняя шлюзовую камеру светом нового мира.
На поверхности тора юные исследовательницы первым делом осмотрелись.
– Небо, как у нас на Земле, – констатировала Ли. – Возможно, несколько светлее.
– И солнце восходит над горизонтом похоже, – добавила Ангелина.
– И море ничем не отличается, – продолжила Ли.
– Или океан… – высказала предположение Соколова.
– Возможно, – не стала спорить Ли. – Все равно, похоже. Правда, волна мелковата…
– И птиц не видать.
 – Ладно, русалки в скафандрах, – вмешался в девичьи рассуждения Родин, достаточно любоваться красотами чужого мира, пора за работу приниматься. Приступайте к проведению экспресс-анализа окружающего пространства, а мы с Хосе поближе к воде спустимся да пару пробирок наберем. Потом поколдуете и над жидкостью. Потом все вместе по всей длине тора пройдем, посмотрим, что с видеокамерами наружного обзора случилось…
– Хорошо, – согласились девушки.
А Соловьева добавила:
– Только, пожалуйста, соблюдайте меры предосторожности, когда на край тора выйдете и брать жидкость в пробирки станете. Смотрите, чтобы вас морские бесы на утащили в пучину морскую.
– Не беспокойтесь, – отозвался Родин, – мы, как пушкинский Балда, станем «веревкой воду морщить и всех бесов корчить». Сами пощады запросят…
И, улыбнувшись, продемонстрировал конец линька с уже привязанной пробиркой для забора жидкости.
– И это на что?! ¬– поддерживая товарища, вмешался Хосе и погладил крышку кобуры пистолета. – Так приласкаем, что всем чертям морским тошно станет. – Лучше сами по сторонам больше озирайтесь, чтобы здешние гарпии не подкрались и в свои гнезда вас не утащили.
– Не утащат, – отозвалась Ли и тонко намекнула на наличие у девушек оружия: – У нас тоже есть чем воздушным пиратам охоту к охоте отбить.
  – Коллеги, меньше языками чешите, больше руками делайте, – вклинился в болтовню исследовательской группы Солнцев, внимательно следивший за действиями Родина и его команды. – Пора уже экспресс-анализ воздушной среды провести и атмосферное давление зафиксировать. Ждем, не дождемся…
– Не волнуйтесь, Игорь Павлович, все делаем как надо, – ответила Соловьева и стала докладывать первые данные.


С ОКЕАНОМ ШУТКИ ПЛОХИ

Внешний диаметр тора составлял не менее ста метров, а его поперечное своем сечении – пять метров. При таком размере сечения в нем бы запросто поместился приличный одноэтажный дом сельского жителя, причем с крышей. Естественно, никаких подобий ступенек на опаленной пламенем  гладкой поверхности, ни во внешнюю сторону, ни во внутреннюю не было, поэтому  отходить далеко от люка Александру и Хосе не пришлось. Иначе, сделав лишний шаг, можно было и впрямь соскользнуть в океанскую пучину – и тогда забот не оберешься…
Осадку тора с внешней стороны в мелковолнистую, искрящуюся в лучах встающего солнца всеми цветами радуги поверхность океана определить было невозможно. Зато это легко визуально определялось наблюдением за его внутренней стороной, в видимых частях секторов между сорокаметровых «спиц»,  где морская гладь  смотрелась без единой морщинки и не поигрывала красками дробящихся в волнах солнечных лучей. Выходило, что тор едва ли не до половины находился в цепких объятиях этой зеленовато-голубоватой глади.
«Хорошая осадка, – подумал Родин. – Если заштормит, то нас не должно перевернуть вверх ногами».
И переместился ближе к внешней стороне тора, чтобы набрать в пробирку морской жидкости.
– Ну что, друг Хосе, приступаем воду морщить? – пошутил, обращаясь к напарнику.
– Приступаем, – ответно улыбнулся Кастро и в очередной раз продемонстрировал знание русского фольклора: – Ловись рыбка большая и маленькая, – забросил в морскую пучину конец линя с крепко-накрепко привязанной к нему пробиркой.
Через некоторое время Александр, осторожно выбирая и складывая перед собой кольцами в импровизированную бухту линь, благополучно дотянул наполненную морской жидкостью пробирку.
– Держи, – закрыв пробкой горлышко, передал ее ближайшей к нему девушке. – Химичь. И попробуй сказать, что это не Н2О…
– А то что? – ответила с некоторым игривым вызовом Ли, принимая пробирку. – Пить заставишь?
– Нет. Здесь оставлю. На весь день этой планеты, чтобы в самый лютый зной о воде вдоволь помечтала…
– Алекс, ну и шуточки у тебя, – вступилась за подругу Соловьева, умышленно, на дворянский сленговый манер XIX века, сократив имя Родина.
Но не успел Родин собраться с мыслями, чтобы достойно ответить на занозистый выпад обожаемой им Ангелины-Лины, как раздался удивленно-встревоженный голос Хосе:
– Ребята, кажется, я что-то поймал… Причем довольно крупное… Заглотило пробирку и из воды выбираться не хочет…
– Шутишь, что ли? – не поверил Родин.
– Да какие, к бесу, шутки! Лучше – помоги. Одному не вытянуть…
– Девчонки, будьте начеку, – предупредил Александр спутниц и стал помогать Хосе вытаскивать натянутый как струна линь.
– Ребята, да там целый крокодил! – воскликнула Ли, увидев над кромкой тора огромную голову какого-то морского чудища.
– Вот так «ловись рыбка большая и маленькая»… – был изумлен не менее Ли Родин. – Ну, брат Хосе, ты и наворожил…
– Что у вас вновь происходит? – услышав тревожные реплики исследователей, вмешался Солнцев.
– Так это Хосе, беря пробы океанской жидкости, на пробирку, словно на блесну, какое-то местное чудо-юдо поймал. А оно так упирается, что вдвоем еле тащим, – вполне серьезно постарался объяснить происходящее Александр Иванович. ¬ – Ли говорит, что на крокодила похоже.
– Точно, Игорь Павлович, похоже, – подтвердила Ли, – только ног мерзостных за плавниками пока не видать…
– Коллеги, постарайтесь показать этого представителя местной морской фауны почетче, – попросил Солнцев. И тут же предупредил: – Да ради Бога смотрите, чтобы он вас не слопал.
– Пусть только попробует, – заявила Соловьева, отставляя в сторонку пробирки с пробами воздуха и жидкости и перехватывая ладнее автомат. – Враз башку размозжу!
– Ты поаккуратнее с оружием, своих не порань… – предупредил воинственно настроенную девушку Солнцев. – Помни: спички – детям не игрушки!
– Да-да, – поддержал капитана корабля Хосе. – Поаккуратнее, пожалуйста. Чудо-рыбина, лишившись родной стихии, начинает сдаваться.
Двухметровое  серебристо-серое мелкочешуйчатое морское существо с огромной пастью, крепко сомкнувшейся на натянутом в струнку лине, жадным мутными безресничными глазами, с большими грудными и хвостовыми плавниками, похожими на ласты земного моржа, с мощным спинным шипастым плавником, отчаянно било V-образным акульим хвостом по поверхности тора.
– Еще немного подтянем, заякорим и оставим подвяливаться на солнце, – предложил Родин. – Зачем силы тратить на ненужную борьбу. Пусть солнце и ветер за нас это сделают.
Яркое светило тем временем давно выбралось из-за горизонта и теперь раскаленным диском зависало на небосклоне, держа путь к зениту, на который указывал остроконечный и пока что безжизненный нос «Урана».
Едва Александр и Хосе «заякорили» океанского хищника и перевели дух после борьбы с ним, как из океанских глубин вынырнуло еще большее чудище, похожее на земных ящуров с длинной шеей,  огромной головой и широченной зубастой пастью. И не успели исследователи даже короткого звука восклицания и удивления издать, как оно одним махом сглотнуло их добычу, оставив только голову, и вновь скрылось в океанской глубине.
– Что это было? – первым вышел из оцепенения Хосе.
– Кадр из американских ужастиков конца двадцатого века, друг мой Хосе, – отозвался Родин и с явным облегчением добавил: – Хорошо, что мы линь уже не держали, а то, как пить дать, смахнуло бы это чудовище нас в океан да и сглотнуло прямо живьем. Бр-р! – мысленно представил он страшную картину.
– Точно бы сглотнуло, – без раздумий согласился Хосе. – А Соль и Ли не успели бы в него из автоматов пальнуть. Вон как скрылось быстро и почти бесшумно: фонтана брызг при такой туше я не заметил. Пора ноги, друзья, уносить, пока кто-либо прожорливый из океана полакомиться нами не захотел. Оранжевый свет наших скафандров привлекает внимание, его далеко видать…
– А с головой первого чудища что делать? – задала вопрос Ли, в корой после недолгого шока проснулся биолог, вечно жадный до всяких поисков и открытий. – Жалко бросать, не проведя исследований и анализа… Взять хотя бы клочок кожи…
– Мясца, костей, зубов… – в тон ей, но с долей иронии произнес Родин. ¬ – А о бактериальной опасности не подумала? Ко всему прочему нам не хватает какую-нибудь местную чуму прихватить… То-то будет радости…
– Родин прав, – в пикировку исследователей вклинился Солнцев. – Ничего не трогать и не брать. Экспресс-анализов воздуха и воды пока достаточно. Остальное потом… Установите возле люка одну видеокамеру – там для этого случая приспособление имеется – и возвращайтесь в ЦУП. Это приказ.
– Да ладно вам, космические рыцари, – вступилась за Ли Соловьева. – После того, что случилось с «Ураном», нам ли трусить?.. Давайте подтянем голову поближе и как следует рассмотрим да на видео крупным планом запишем. Потом можно вражью голову – в океан, а нам – в ЦУП.
Испокон веков считается, что женщины слабы и трусоваты – чуть что, сразу в обморок! Но это только считается. На самом деле они, заинтересовавшись чем-либо, о трусости забывали, в обморок не падали, становились смелыми до безрассудства. Вот и Ли с Ангелиной, подавав в себе минутный страх, готовы были к черту на рога лезть, лишь бы все выяснить да понять…   
– Хорошо, – счел доводы Соловьевой вполне допустимыми Игорь Павлович. – Делайте, что нужно, только осторожность соблюдайте.
Голова чудища была подтянута поближе к люку. Затем в сопровождении негромких, но ясных восклицательных междометий рассмотрена со всех ракурсов, снята на видео и вместе с частью линя, перерезанного Родиным, сброшена в океан.
После того, как бортинженер Хосе Хуарос закрепил видеокамеру на торе, исследователи, прихватив с собой пробирки с пробами воздуха и жидкости, приступили к эвакуации. Первыми в переходной узел ушли девушки. Закрыв крышку верхнего люка, они прошли дезинфекцию в переходной камере и только после этого воспользовались внутренним люком.
Получив от них сообщение о благополучном переходе в «предбанник», к эвакуации приступили Александр и Хосе. Они вновь вскрыли крышку внешнего люка и опустились в переходной узел. Потом проделали все те же манипуляции, что до них совершили девушки. Встретившись с боевыми подругами в «предбаннике, неспешно, с чувством честно выполненного долга, оправились в ЦУП к товарищам.

Возвращение исследователей в ЦУПе было встречено радостными возгласами и градом вопросов, особенно много было о морских чудищах. Каждому хотелось услышать что-то новой и страшное в своих подробностях и красках. Такова человеческая натура: знать как можно больше и цветастее… Но Солнцев попросил коллег с вопросами и ответами пока повременить, а, забрав пробирки с пробами воздуха и океанской жидкости, помочь первопроходцам переоблачиться в рабочие комбинезоны.
– Чего зря париться в скафандрах, – официальным тоном заявил он. – Да и оружие сдать надо – нечего ему по рукам болтаться. Оружие, как спички детям, – не игрушка! Оно небрежения и баловства не терпит…
После того, как Родин и его команда переоделись, отдохнули  и ответили на все вопросы, то выяснилось главное: на новой планете давление на уровне океана мало чем отличается от земного, в воздухе содержится больше кислорода и меньше углерода, а жидкость – практически земная морская вода, только более пресная.
– Остальное – покажут лабораторные исследования, – подвел итог Солнцев.
Данные, полученные первооткрывателями планеты, приободряли, давали надежду на то, что в новом мире людям, если их род разрастется, жить можно. По крайней мере, природные предпосылки к этому имелись. Остальное зависело от самих людей…


В ЧУЖОМ МИРЕ

Когда страсти по итогам первого похода землян в иной мир, приоткрывший им лишь малую толику сведений о себе и обозначивший не только бескрайний океан, но и океан проблем, улеглись, Солнцев предложил команде перейти к решению других насущных вопросов.
– В чужой мир краешком глаза мы заглянули, теперь бы во все глаза заглянуть в мир нашего искусственного разума – попробовать починить большой бортовой квантовый компьютер, – предложил он. – Мы без него и без глаз, и без ушей, и без уст, и без рук.
– Верно, верно, верно, – согласилось большинство бывших космонавтов, а теперь вынужденных мореплавателей. – Без Навигатора, что и говорить, нам трудненько придется… Без него – мы как без рук…
– Словно дети малые…
– Что верно, то верно: без Навигатора нам не в кайф, – диссонансом прозвучал в общем хоре голос Родина. – Но и о покойниках пора подумать. Не резон мертвым быть рядом с живыми…
– И что ты предлагаешь? – переглянувшись с остальными членами команды, спросил Солнцев.
– Если мы в данный момент имеем морской, а не космический корабль, и находимся в неизвестном океане, то тела наших павших товарищей по старинному морскому обычаю стоит погрести в океане, – пояснил кратко свой пассаж Родин. Однако тут же счел нужным добавить: – Естественно, со всеми воинскими почестями, под троекратный залп из пистолетов автоматов. Думаю, возражений не будет…
– Я не возражаю, а вот как Ли Вань Сан?.. Это же ее соотечественники, – ответил Солнцев, устремив взор на Ли.
– Если с воинскими почестями, то я не возражаю, – после минутного раздумывания последовало тихое согласие девушки. – Действительно, не дело мертвым быть рядом с живыми…
– Раз возражений нет, то продумаем процедуру погребения, – не теряя времени, произнес капитан корабля. – Какие будут предложения?..
Сошлись на том, что предавать тела покойных товарищей морской пучине будут в легких скафандрах под троекратные залпы. Доставка тел покойников на поверхность тора – дело сложное и ответственное, – возлагалась на крепкие плечи и спины мужчин, причем в самом что ни наесть прямом смысле слова, а воспроизведение салюта – на трех женщин. В ЦУПе должна была остаться только Соловьева.   
 
Предание тел коллег морской пучине хотя и затянулось во времени – не так-то просто их было доставлять на поверхность тора команде в скафандрах и со страховочными файлами, –  но прошло без эксцессов: океан был спокоен, морские монстры  из него не выныривали, на абордаж «Урана» идти не спешили. Даже после того, как троекратный залп автоматов – девушки не подвели – нарушил гулкую тишину океанского простора.
День, разгораясь, подходил к своему апогею, а солнце лучезарным колобком медленно, но уверенно поднималось к зениту. Огромное безоблачное небо приветливо ласкало взоры людей нежной лазурью, словно стараясь развеять их невеселые думы. В согласии с небом был и бескрайний океан, в своем величавом миролюбии и спокойствии поигрывая мелкими зеленовато-золотыми волнами в лучах яркого солнца, совсем похожего на земное светило в ясную летнюю пору.
– А погодка-то ничего, словно по заказу, – посмотрев на датчик температуры, закрепленный на левом рукаве скафандра, произнес Родин, первым нарушая тягостную тишину похоронного действа. – Даже температура воздуха, и та как бы в норме… Около восемнадцати градусов. Хоть снимай скафандр – и загорай…
– Да, – тут же поддержал его Хосе, – погодка чудная. При иных обстоятельствах – стой да любуйся…
– Не рвите душу, – попросила обоих Гита. – Пожалейте Ли. Ей ныне тяжелее всех.
– Извини, Ли, – покаянно пробормотал Родин. – Видит здешний бог, не хотел доставлять тебе новой печали. Само собой как-то случилось…
– Понимаю и принимаю, – последовал тихий ответ Ли. – Самой погодка нравится. И жизнь, какая ни есть, продолжается…
– Что верно, то верно, – отозвался Солнцев, – жизнь продолжается. А потому на некоторое время оставим думки о безмятежном отдыхе и принятии солнечных ванн для загара, возвратимся в ЦУП, помянем наших товарищей чашкой крепкого чая да подумаем о дальнейших делах. Соловьева, надо полагать, чай уже приготовила. Верно, Ангелина Романовна?
– Верно, – тут же услышали все голос Соловьевой. – Чай готов, парит и пахнет мятой. Жду вашего возвращения.
– Что ж, не будем испытывать терпения Ангелины Романовны, – пошутил Солнцев. – Возвращаемся в ЦУП. Сначала девушки, затем мужчины. Я, как и положено капитану корабля, – замыкающий.

Посткосмические поминки, в отличие от земных, часто длившихся часами, прошли быстро. Несколько добрых слов о покойниках сказал Солнцев, немного больше, так как знала их дольше, произнесла Ли. По паре фраз добавили Лунин и Хосе. Выпили по чашке ароматного чая, закусили бутербродами, на скорую руку приготовленными Соловьевой. Поминки завершились. Впереди ждал непочатый край дел.

– Итак, друзья, что мы имеем на данный момент и что предлагаю сделать в ближайшее время, – начал совещание Солнцев.
– Известно что, – не удержался от иронической реплики Родин, – мертвый космический корабль, в одночасье ставший неуправляемым морским, и океан проблем.
Но на него тут же дружно зашикали коллеги: мол, не мешай со своим выпендрежем, когда речь о серьезных делах. И Родин, соорудив на лице кислую мину незаслуженно обиженного человека, примолк.
– А имеем мы неизвестную планету, судя по первым результатам проведенных биологами анализов и общих наблюдений, пригодную к жизни людей, – продолжил Солнцев. – Более полную картину об окружающей среде нам доложат Соловьева и Ли Вань Сан. Они проводили анализы. Кто начнет? – посмотрел по очереди на обоих девушек.
– Не возражаете, если я начну, – не вставая с кресла, сказала Ангелина. – А Ли дополнит или поправит, если в чем-то ошибусь.
– Не возражаем, – заверили дружно.
– Так вот, – поправив зачем-то прическу изящной ладошкой, продолжила Ангелина, – анализы воздушной смеси показали, что, в отличие от земного, здесь несколько меньше азота. Если в земной атмосфере присутствие азота исчисляется в 78,09 процента, то здесь – в 77,99 процента. Также меньше углекислоты. Если в земной воздушной смеси углекислота составляет 0,03 процента, то на этой планете – 0,02 процента.
– А чего же больше? – последовала реплика Родина.
– Больше все же кислорода, – «одарив» торопыгу недовольным взглядом, продолжила доклад Ангелина. – Если в земной атмосфере, естественно, на уровне моря, а не в горах его имеется 20,95 процента, то здесь – 21,06 процента. Инертные газы на уровне земных – 0. 94 процента. Таким образом, дышаться нам будет не хуже, чем на нашей родной Земле. Верно, Ли?
– Верно, – без паузы на раздумья согласилась Ли Вань Сан. И добавила: – Здесь дышать нам будет лучше.
– Хорошо, – как бы подвел итог этой части доклада Солнцев. – А как обстоят дела с силой притяжения, атмосферным давлением, микробами и вирусами?
– Сила притяжения, на мой взгляд, в рамках земных условий, – не заставила себя ждать Соловьева. – Это видно по всем нам: в воздухе не парим, к полу не клонимся, передвигаемся без ощущения какого-либо некомфорта. Следовательно, тут все в норме. Что же касается атмосферного давления, то здесь оно примерно такое же, как и на Земле на уровне океана – 760 мм ртутного столбика или 1013,25 гПа. Что же касается вредоносных для человека микробов, бактерий и вирусов, то их пока не обнаружено. А дальше – кто знает… Микробы и вирусы – это такая дрянь, что не сразу проявляется…
– Спасибо за обстоятельный доклад, – поблагодарил командир «Урана» биолога. – Теперь несколько слов о морской жидкости.
– Об этом пусть сообщит Ли. Она проводила исследования, – отказалась от второй части доклада Соловьева, передавая эстафету своей подруге, которая действительно занималась анализом пробы океанской жидкости, доставленной в лабораторию корабля еще при первом выходе в чужой мир.
– Не возражаю, – согласился Солнцев. – Докладывайте, Ли, – обратился он непосредственно к Вань Сан. – А мы внимательно послушаем, ибо без воды мы «ни туды и не сюды», согласно русской поговорке. Каждый из нас, как говорили ученые на Земле, состоит на 65 процентов из этой самой жидкости. Впрочем, извините,– повинился он, – за ненужное пустословие. – И, обращаясь в Ли Сань Ван, попросил: – Рассказывайте, Ли, о ваших исследованиях.
– Проведенные мною исследования показали, что жидкость, добытая из океана, является обыкновенной земной водой – Н2О. Как и в земной воде, в ней присутствуют соли и элементы местных минералов и множество всевозможных бактерий. А вот вредоносны они для нас или нет, сказать не могу. Надо провести опыты…
– На нас что ли? – встрял Родин. – Я не согласен. – Вот если это был спирт-ректификат, то куда ни шло, а так я не согласен.
– Вот же балагур, – подал голос Лунин, до сей поры, как и остальные, молча слушавший сообщения коллег. – Все ему неймется… Понятно, что опыты будут проводиться на животных, например, на кроликах. Если не окочурятся, то и нам сия жидкость не представляет опасности. Я так понимаю, уважаемая Ли Вань Сан?
– Вы, уважаемый Григорий Матвеевич, понимаете все правильно, – улыбнулась Ли. – Серию опытов проведем на кроликах.
– И не стыдно вам, коллеги, издеваться над беззащитными животными, – вмешалась Сюзанна Тобис. – Может, как-то иначе… опыты ваши. Мне жаль бедных крольчат.
– Да ничего с ними не станется, – прервал собственное молчание Хосе де Кастро. – Те великие силы, которые нас забросили сюда, думаю, позаботились о нашей безопасности…
– Особенно, когда морскими чудищами нас пугали, чуть не скормив, – съязвил Родин.
– Коллеги, отставить пустые разговоры, – словно вспомнив о своих обязанностях начальника, потребовал Солнцев, прерывая ненужный треп. – Будьте серьезней. Лучше подумайте, что нам еще известно об этой планете. Кстати, как ее назовем?..
– А давайте назовем ее Геей, как сказано в древних мифах греков о богине земли, – предложила Гита.
– Может, Нептунией?.. – не совсем уверенно предложил Родин. – Все же в океан упали мы… Прямо к Нептуну или греческому Посейдону на колени, – попробовал шуткой завершить свое предложение.
Но все девушки едва ли не хором потребовали назвать планету Геей.
– Так нежнее и ласковее, – мотивировали они. – К тому же, согласно мифологии, очень мудрой.
– А еще спала со своими сыновьями, – съязвил Родин, за что сразу же получил неодобрительный взгляды всего женского пола.
– Хорошо, хорошо! – сдался Родин, даже шутливо вверх обе руки задрал. – Гея – так Гея! Возражений не имею.
– Вот и замечательно, – подвел итог выбора названия планеты Солнцев. – Теперь стоит подумать о некоторых физических свойствах Геи. Например, о количестве часов в ее сутках, о ее размерах, наклоне оси по отношению к орбите, наличию спутников и соседних планет этой солнечной системы…
– Командир, у нас слишком мало исходных данных, чтобы что-то говорить конкретно, кроме того, что здесь, как и на земле, четыре стороны света – восток, откуда появляется над горизонтом светило,  запад, где светило скрывается. Нахождение солнца в зените указывает южное направление, а ночной мрак – северное, – без прежнего шутливого тона, вполне серьезно поделился своими соображениями Александр Родин. – Мы даже не можем определить координат собственного местонахождения, как и того, движемся ли мы куда-либо, или на одном месте, как дерьмо в проруби, стоим… Что нам доподлинно известно, так это то, что день сменяется ночью – зафиксировано наружной видеокамерой, установленной по вашему, командир, распоряжению в первый наш выход на поверхность тора. Причем смена времен суток происходит быстро, без длительных утренних зорь и вечерних закатов.
– Это присутствие фактора океана сказывается, – вставил словечко Хосе. – На Земле, когда находишься на корабле в океанских просторах, то же самое происходит. Собственными глазами видел.
– Все понятно, Александр Иванович, прерывая Хосе, обратился Солнцев к бывшему космическому навигатору Родину. – Спору нет, надо время и систематические наблюдения. Это так. Но продолжительность суток вы нам пока не назвали…
– Из тех данных, которыми сейчас располагаем, это, как ни удивительно, около 24 земных часов.
– И что нам дают такие данные, извините за тавтологию…
– Полагаю, что немного, – ответил без лишних раздумий Родин. – Либо то, что Гея всего лишь небольшая планета с массой, равной земной, которая медленнее вращается вокруг своей оси, либо то, что она по свои физическим габаритам больше Земли, но с меньшей плотностью, хотя и вращается вокруг своей оси близко к земным нормам. Как вы понимаете, все зависит от угловой скорости вращения планеты. Например, угол поворота Земли на любой точке ее поверхности – хоть на экваторе, хоть у полюсов – за час земного времени  это 15 градусов. А вот линейная скорость вращения везде различна: на экваторе она 465 метров в секунду, а у полюсов – вообще ноль целых, ноль десятых и за час…
– Это применимо и к Гее? – простодушно поинтересовалась Сюзанна. – И мы сможем узнать размеры планеты?
– Конечно, – усмехнулся Хосе, – только сначала надо вычислить угловую скорость вращения, да знать некоторые расстояния. Или запустить ракету в космос, и с ее помощью вычислить диаметр Геи. Кстати, парочка ракет у нас имеется, только они, ракеты наши, предназначались для запуска в космическом пространстве. Из шахты их выстреливают за счет сжатого воздуха, и только потом включаются стартовые двигатели. В планетарных условиях, сами понимаете, их запуск невозможен. К тому же еще неизвестно, в каком состоянии сейчас. До них мы еще не добрались.
Разговор начал уходить в иную сторону, и командиру корабля пришлось вернуть его в прежнее русло:
– А не расскажите ли нам, Александр Иванович, как земляне измеряли длину окружности земли? Интересно послушать.
– Можно и рассказать, – не замедлил с ответом Родин, – если, конечно, это интересно.
– Интересно, интересно, – загомонили все.
– Если интересно, то слушайте. О том, что Земля имеет форму шара, люди догадывались уже в начале третьего века до новой эры. Вспомним хотя бы Аристотеля или Аристарха Самосского. А древнегреческий математик, астроном и географ Эратосфен Киренский, живший в период с 276 по 194 год до новой эры, зная, что в день летнего солнцестояния солнце в городе Сиене, расположенного южнее Александрии египетской, освещало дно глубоких колодцев, а в Александрии оно в такой же день отстояло от зенита на 7 градусов и 12 минут, пришел к выводу, что разница составляет 1/50 долю окружности. И это соответствовало расстоянию между названными городами в 5000 греческих стадий. Таким образом, путем несложных умножений он пришел к выводу, что вся окружность земли равняется 250 000 стадий. Принимая во внимание, что греческая стадия равнялась 160 метрам, то в нашей метрической системе длина окружности земли равнялась 40 000 километров. К этому времени уже была известна формула вычисления длины окружности через применение радиуса и числа пи – 2пR. Применив формулу, Эратосфен мог бы вычислить и радиус Земли – 6370 километров… 
– Что-то подобное предстоит и нам, – раздумчиво сказал Лунин, едва Родин окончил свое повествование в историю измерения окружности земного шара.
– И сделаем, – поставил точку на данном вопросе Солнцев. – Просто придется немного потерпеть, ибо спички детям – не игрушка. А сейчас поговорим о других наших проблемах и делах.
– Например, о создании супружеских пар, если мы собираемся распространить человеческую жизнь на Гее, а не уйти тихо в безвестность, – вновь поспешил со своим предложением Родин. – Адам и Ева вдвоем дали огромную земную цивилизацию,  а нас – четыре пары, значит, мы создадим цивилизацию в четыре раза быстрее. Если, конечно, наши женщины, – взглянул он на Соловьеву, – лениться не будут.
Соловьева по-девчоночьи показала ему язык. Другие девушки скромненько опустили долу взоры, но возражений не последовало. Всем осточертели вынужденный монашеский образ жизни и половое воздержание.
– А что? – оживился, ухватившись за слова Родина, Хосе. – Алекс верно говорит: надо жить не только сегодняшним часом и днем, но и будущим. Иначе и жизнь пустую цепляться не стоит, если она продолжения не имеет…
– А как же антиамурная подписка? – напомнил Солнцев о некоторых полетных условиях, категорически запрещавших любовные дела и отношения на борту «Урана».
– Так то, уважаемый командир, предписывалось на время полета, – тут же отреагировал Хосе. – И мы ее соблюдали, причем неукоснительно и во вред нашему здоровью. Но полет, к сожалению, окончен, и подписка, следовательно, уже не действует. Я так мыслю…
– Верно, – поддержал коллегу Родин с молчаливого согласия остального экипажа.
– Хорошо, – не стал больше возражать Солнцев, но ту же задал каверзный, по его мнению, вопрос: – А как вы видите сам процесс создания семейных пар? Может, предложите поведаться, кто кому достанется? Или все же по любви?.. Я, например, пока что не вижу приемлемого и достойного для всех нас решения. Уж извините, уважаемые коллеги, за прямоту и откровенность… – Сделав небольшую паузу, продолжил: – Но одно я хочу сказать твердо: никакой полигамии в сексуальных отношениях, никаких адюльтеров. Это, во-первых, может привести к конфликтам в нашем небольшом коллективе, а во-вторых, прямой путь к кровосмешению и, следовательно, к болезням и вымиранию, как случилось это с египетскими фараонами часто женившимися на собственных сестрах.
– А также европейскими королевскими и царскими династиями, – в тон ему добавил Григорий Лунин.
– Еще с китайскими династиями и многими восточными, – поделилась знаниями Гита.
– Верно, – согласился Солнцев и, завершая назидательную речь, произнес: – Если наши дети и внуки еще смогут не допускать родственных браков, то в правнуках уже начнется, к сожаление, смешивание всех наших восьми кровей. И как это обернется на продолжение потомства, ответить затрудняюсь, – вздохнул тяжело. – Впрочем, этого на не увидеть и не узнать… Зато о том, как поступить сегодня, создавая семьи, придется решать нам. Какие будут предложения?
– А пусть это решат сами девушки, они у нас все прекрасные и мудрые, как древнегреческие богини, – предложил Григорий Лунин. – Думаю, они со своей женской интуицией и природной сметкой не ошибутся.
– Матриархатом попахивает, – хмыкнул Родин, но поддержки у коллег не нашел и развивать мысль в данном направлении не стал.
– Возражений нет? – обвел взором присутствующих командир «Урана». – Вижу, что нет, – констатировал он через несколько секунд, руководствуясь молчаливым согласием мужчин и женщин. – Тогда, мужики, идем в жилой блок да покумекаем, как нам преобразовать его в коммунальную квартиру.
– А что это за зверь – коммунальная квартира? – поинтересовался Хосе.
– Так это из истории Советской России, – опережая Солнцева, стал пояснять Родин. – Коммунальная квартира – это когда несколько семей живут в одной квартире, но в разных комнатушках. Усек, знаток русского фольклора?
– Усек.
– Тогда в путь.


ЖИЗНЬ ЕСТЬ ЖИЗНЬ

Пока мужчины добирались до жилого блока, а, добравшись, «кумекали», как выразился командир «Урана», над перепланировкой отсеков, чтобы было и не тесно, и изолированно от соседей, пока ломали голову из каких подручных материалов соорудить перегородки между комнатами, девушки тоже не бездельничали. Оставшись в ЦУПе одни, они решали куда более важную проблему: кому с кем составить пару на всю оставшуюся жизнь.
Если кратко, то за время отсутствия мужчин, в помещении ЦУПа немало слышалось чувственных слов и эмоциональных выплесков, достаточно пролилось слез и прозвучало искренних поцелуев. Было многое, но слов о свободной любви и полигамных отношениях не прозвучало ни разу. Поэтому, когда мужчины обсудив свои проблемы по переоборудованию жилого блока в квартиры, возвратились, то девушки молча подошли к ним, и каждая, не произнося ни единого слова, взяла за руку своего суженого.
– Как так?.. – растерянно пробормотал Родин, руку которого в своей изящной ручонке держала китаянка Ли Вань Сан, в своей миниатюрности похожая на подростка, а не на зрелую женщину как в то же самое время обожаемая им Ангелина Соловьева, или красавица Соль, смиренно держала руку Игоря Солнцева. Александр Иванович рассчитывал, что Соль изберет в мужья его. Он так надеялся! И вдруг такой облом…
Эмоциональный вопрос Родина прозвучал глупо, но никто на него не отреагировал. Даже Ли и Соль сделали вид, что ничего не услышали. Родин, поняв свою бестактность, покраснел.
– Теперь, командир, как капитан корабля, ты должен задокументировать факт нашего бракосочетания, – тихо произнес Григорий Лунин, нежно пожимая руку смуглоликой мулатке Сюзанны Тобис. Конечно, он хотел бы видеть своей супругой Ли, но раз судьба распорядилась по-иному, то спорить с ней бессмысленно. И Григорий Матвеевич спорить не стал, а благожелательно улыбнулся Сюзанне.
– Да, да, – поддержали его Хосе и Гита. – Чтобы все было честь по чести и по закону.
– Стоит ли? – был несколько обескуражен Солнцев. – Нам не перед кем отчитываться, кроме, разве что, собственного коллектива…
– Стоит, стоит, – стали настаивать девушки. – Хотя бы перед нашей совестью и перед будущими поколениями. Так что, будьте добры, документируйте.
– И что я должен написать? – сдался Солнцев перед дружным женским натиском.
– А напиши, капитан, то, что на третий или четвертый день после сотворения мира на планете Гее, находясь на остатках космического корабля посреди неизвестного океана, ты своим распоряжением объявляешь мужем и женой таких-то и таких-то, – полушутя, полусерьезно предложил Родин. – И себя с Ангелиной не забудь.
– Точно, точно! – с энтузиазмом поддержали Родина остальные.
– А как девушкам с фамилиями быть: по мужу их записать или прежние оставить?
– Оставьте девичьи. – махнул рукой Родин. – К чему ненужный формализм.
– Верно, верно, – отреагировали на это девушки. – Обойдемся без лишнего формализма.
Солнцеву ничего не оставалось, как взять в руки авторучку и написать приказ по кораблю в бортовой журнал «Урана», который он вел всегда с момента начала полета, независимо от любых событий и обстоятельств.
Так был положен зачин документирования истории человеческой цивилизации на планете Гея.      

Двое геевских суток с небольшими перерывами на сон и прием пищи  ушли у бывших космонавтов, а после катастрофы – незадачливых мореплавателей – на оборудование комнат в жилом блоке «Урана». С помощью двух небольших, но мощных «болгарок» и компактного лазерного режуще-сварочного аппарата, не требующего газа и электродов, мужчины в одних местах убирали металлические и пластиковые переборки, а в других – ставили и сваривали. В результате напряженной и созидательной деятельности мужчин в секторе отдыха и частично в секторе спортзала были сооружены отдельные малогабаритные комнаты. Они, конечно, домашний уют и звукоизоляции не гарантировали, но от посторонних глаз все же надежно оберегали.
На дверных проемах во всех вновь образованных комнатах из-за отсутствия дверных блоков повесили шторы-занавески – придумку женщин, начавших сразу же прихорашивать семейные гнездышки. Для штор использовалась споротая верхняя обшивка индивидуальных спальников, а для супружеских постелей – прежние спальные места, расширенные за счет соединения двух в единое целое. Как известно, голь на выдумки богата, а новобрачные, которых подгоняет скорейшее познание друг друга, – и того богаче, тороватей и расторопней. Впрочем, стоит подчеркнуть целомудренность пар: пока шло строительство, от публичного проявления супружеских ласк новобрачные, по-прежнему коротавшие ночь в помещении ЦУПа, благоразумно воздерживались. А в ЦУПе, кстати говоря, были установлены дополнительные кресла, чтобы во время заседаний и обсуждений все находились в равных условиях. Стоит также заметить, что на женщин, кроме дел по облагораживанию малогабориток, возлагались обязанности по уходу за щенками, кроликами и микрополями, а также приготовление пищи.
Но вот наступила первая долгожданная ночь после обустройства коммунальной квартиры – это выражение очень понравилось Хосе, – и пары, оставив ЦУП без пригляда, разошлись по своим комнатам.
Утро следующего дня, кстати, совпавшее с утром Геи, привычно началось общим сбором в ЦУПе. Правда, теперь не только советом экипажа, но и общесемейным советом о планах деятельности на ближайшее время. На повестке дня, как это обнародовал присутствующим Солнцев, стоял вопрос о проведении общей инвентаризации остатков «Урана». Ранее до этого все как-то руки не доходили. Теперь вот дошли.
Что отличало нынешний производственный совет от предыдущих, так это женщины. Они были в тех же самых одеждах космических исследователей – легких повседневных комбинезонах отдыхающего состава, – с теми же самыми прическами коротко-стриженных волос, но выглядели как-то иначе, по-особому что ли…
Уже в самом начале совещания они, быстро и почти незаметно для мужчин переглянувшись между собой, озарились легкой, едва заметной улыбкой блаженства и радости.
«Радуются клуши, что были изрядно помяты ночной порой, – догадался Родин. – Не нам, мужикам, чета. Мы сделали свое дело – и забыли. А эти вон как радуются друг перед дружкой и друг за дружку. Павами ходят! Бабы – они и есть бабы, хоть в России, хоть в Африке, хоть на Гее».   
Хотя Родин и критикнул мысленно «клуш», радовавшихся ночному соитию со своими избранниками, хотя и прошелся по ним в ироническом ключе, хотя и подумал о представителях сильного пола, что они забыли ночные приключения, сам-то он своего сладострастия с жадно и жарко целовавшей его Ли, творившей в брачном ложе такие акробатические выкрутасы, забыть не мог. Постоянно возвращался к ним в мыслях снова и снова, в пол-уха слушая коллег, и даже на Ли украдкой поглядывал, надеясь увидеть ответную реакцию. Но та словно не замечала его взглядов. Не баба, а холодная мумия. Зато подружкам сигналила ясно и понятно.
«Вот же Евино племя!», – чертыхнулся про себя в очередной раз Родин и перевел взгляд на Соловьеву, однако биолог и врач делала вид, что внимательно слушает своего супруга. «Неужели и она, как моя Ли, вытворяла подобное с Игорем? – острой занозой кольнула в темечко мысль, от которой Александру стало льдисто на душе. – Ну, нет! Куда ей, чопорной и холодной славянке, до жаркой в ласках китаянки Ли», – постарался успокоить он разыгравшиеся фантазии. Но те не унимались и подбрасывали новые идеи: «Вот бы попробовать Соль в постели да сравнить ее с Ли на практике…»
 Чтобы отделаться от ненужных и к тому же грешных мыслей, Родин силой воли заставил себя вникнуть в процесс обсуждения ближайших действий экипажа «Урана». И даже внес несколько практических предложений по использованию ракет для определения местонахождения «Урана» на планете. 


НОВЫЕ ПЛАНЫ И ДЕЛА

Когда внутренние помещения тора, имевшего длину окружности не менее 360 метров, и всех его четырех «спиц» до втулки на стреловидной полуоси – по 45 метров длиной каждая – были обследованы, все агрегаты проверены и учтены, а неисправности определены, подошла очередь инвентаризации самой стреловидной части – «стрелы», если кратко. В ней размещались суперкомпьютер, уважительно называемый Навигатором, и мощная носовая антенна, прощупывавшая путь корабля по заданной траектории полета на сотни километров по курсу.
Чтобы оживить суперкомпьютер, предлагалось обе энергосиловые установки в «спицах» тора довести до плановой мощности. Требовалась тотальная переделка коммутационной системы, на что по самым оптимистическим подсчетам понадобится земной год, а то и два при самом интенсивном труде всего экипажа и спокойных условиях труда.
Впрочем, это было делом далекого, туманного и мало предсказуемого будущего, схожего с рисунком на прибрежном влажном песке после отката одной волны и прибытием другой. А в ближайшее время предлагалось добраться до верхушки стрелы и установить там видеокамеры, чтобы иметь круглосуточный обзор окружающего мира – небесной сферы в ночное и дневное время, видимой части океана, да и самого тора. Планировалось вокруг всех выходов на поверхность тора сварить ограждения из металлических прутьев, а также придумать способ установления одного или нескольких гребных винтов, работающих от электромоторов, позаимствованных для этой цели где-нибудь в недрах тора, и рулевого устройства. Оставаться и дальше в воле и непредсказуемой приходи океана и ждать, когда океанские течения, если таковые имеются, вынесут «Уран» к какому-нибудь берегу, не хотелось. Это не в характере людей. Борьба, действие – это норма, пассивность и бездействие – отклонение от нормы.
Словом, планов у экипажа «Урана» было громадье – один интересней другого. Приступили же к исполнению самого простого – полного обследования внутренностей тора, его «спиц» и «втулки», а также всего имущества, находящегося во всех этих отсеках. Так как с данным объемом работы, где пока не требовалась большая физическая сила, могли справиться двое-трое членов экипажа, то на общем совете это дело было поручено командиру корабля и двум женщинам – Гите и Ли.
Родин, Кастро и Лунин, облаченные в легкие скафандры, занимались изготовлением защитной решетки на уже апробированном выходе из тора. Для этого пришлось использовать некоторые стальные трубы и прутья из нежилых блоков тора, что, естественно, ограничивало их функциональные возможности как космических объектов, но на безопасность морского корабля, которым стал «Уран» после катастрофы, не влияло. Когда встал вопрос, каким сварочным аппаратом пользоваться, то все сошлись во мнении, что электродуговым, более компактным и мобильным, а, следовательно, более пригодным для работы на внешней стороне тора.
Соловьева и Тобис, скооперировавшись, занимались уходом за животными, что, однако, не мешало Ангелине проводить опыты с этими милыми ушастиками по их адаптации к местной воздушной среде и на наличие опасных бактерий в водной жидкости. Естественно, не со всеми, а только с отдельно взятыми особями, надежно изолированными в биолаборатории от людей, в целях их безопасности. Наступала пора выходить в окружающее пространство без средств космической защиты, в своем естественном виде. Все понимали, что новая людская цивилизация в ограниченном пространстве не возникнет. Зачахнет и исчезнет уже на втором или третьем  поколении. Тогда  – к чему весь сыр-бор… Для развития цивилизации требовался простор, свобода действий людей в окружающей среде и активное использование ими этой среды для собственной жизни и жизни потомков. Только при таких условиях можно было говорить о развитии человеческой цивилизации на Гее. Поэтому все трудились в поте лица и не покладая рук на своих участках деятельности.
 И хотя спали теперь семейными парами в индивидуальных комнатах, где, кстати, кроме кроватей, небольших столиков, пары стульев-раскладушек и шкафчиков для белья ничего другого не имелось, но на завтрак в столовой жилого сектора собирались все вместе. Завтрак, как и ужин, теперь готовили только женщины. Причем не вчетвером, а парами, предварительно договариваясь между собой, кому с кем дежурить по кухне. Дежурная пара после приема пищи прибирала и мыла посуду, наводила порядок в столовой. Потом все шли в ЦУП, просматривали видеозаписи наружной камеры, пока что единственной и малообзорной, проверяли показатели датчиков в уже «отремонтированных» блоках тора, особенно внимательно изучали данные работы энергосиловой установки: все ли функционирует нормально, нет ли повышения радиационного и химического фона. И только после этого приступали к короткому совещанию по планам работы на текущие сутки. Председательствующим на «пятиминутках» по-прежнему оставался Игорь Павлович Солнцев – уважали его возраст и опыт руководителя.
От обеденного приема пищи с общего согласия и в целях экономии продуктов питания отказались.
Вечером вновь все собирались у ЦУПе, делились итогом выполненных работ, вновь убеждались в исправности всех датчиков и отправлялись на общий ужин в столовую. После чего разбившись на семейные пары, отправлялись на ночной отдых и сон. И тут – кому как повезет… 


ШТОРМ

Так в делах и заботах, в планах и их реализациях прошли две неделя – четырнадцать геевских дней и ночей – с момента обретения нового мира землянами после катастрофы космического корабля «Уран». За это время удалось выяснить, что вокруг Геи вращаются две луны. Одна – совсем крохотная и медленно ползущая по звездному небосклону, другая – побольше, сильно напоминавшая земную Силену или Луну. Почему-то всех хотелось думать, что карликовая луна – это какой-то искусственный спутник Геи, а вот большая по своим физическим свойствам и параметрам близка к размерам земной Луны. И если это так, то она должна иметь удаленность от планеты около 385 тысяч километров, наклон орбиты к плоскости эклиптики – около 6 градусов, диаметр – около 3400 километров, период обращения вокруг Геи – около 30 суток.
Впрочем, все это были фантазии, связанные со знаниями землян об их родном мире в Солнечной системе космических координат. Реальность же, исходя из данных, полученных за наблюдением за вечерним, ночным и утренним звездным небом, недвусмысленно указывала на то, что бедные обитатели остатков «Урана» попали в иную Галактику, весьма далекую от Млечного пути. И из этой Галактики Млечный путь мог наблюдаться какой-нибудь далекой туманностью.
– Как такое могло случиться? – в который раз задавал Хосе Кастро вопрос коллегам. – Ну, как?!
– Возможно, виной этому факту проклятая черная дыра, – высказывал фантастическое предположение Александр Родин, не очень уверенный в собственных словах. – Или же какой-то межгалактический смерч шутку с нами сыграл.
– Земные ученые время от времени что-то невнятно толковали про так называемые «кротовые норы», якобы существующие между солнечными и галактическими системами во Вселенной, – подбрасывал свой вариант Григорий Лунин. Может, одна из этих нор тому виной.
Но и в словах обстоятельного физика-ядерщика никакой уверенности не наблюдалось. Так, легкий флёр…
На этом, как правило, дискуссии заканчивались, чтобы через какое-то время, оттолкнувшись от какого-нибудь слова, случайно оброненного кем-то из бывших космонавтов, начаться вновь и вновь погаснуть после трех-четырех реплик.      
Когда на пятнадцатые сутки все члены экипажа в очередной раз собрались в ЦУПе, то Игорь Соколов  кратко доложил о проделанной его командой инвентаризации всех блоков и отсеков, среди которых наиболее важными и в то же время наиболее опасными были вторая ядерная энергоустановка и ракеты-зонды в «спицах» «Урана». В каждой «спице» по пять штук – диаметром по полметра, длиной по три. Это позволяло им надежно «прятаться» в четырехметровом диаметре «спицы» одной цепочкой, располагаясь по две от средней, уже находящейся в пусковой шахте. Во время полета «Урана» ракета-зонд, находящаяся в шахте, пневматикой выталкивалась из шахты, а когда находилась в космическом пространстве на безопасном расстоянии от корабля, у нее включался маршрутный двигатель на твердом топливе, и она неслась в запланированном направлении. Но это в нормальном полете…
К общей радости экипажа инспектируемый агрегаты находились в законсервированном состоянии и опасности не предвещали.
И только Соколов хотел сказать о начале обследования внутренностей начинки стрелы, как Гита, взглянув на монитор, транслирующий изображение внешней видеокамеры, воскликнула:
– А с океаном что-то делается!.. Да и с небом тоже…
Все разом устремили взоры на монитор. Было заметно, что небесная высь явно утеряла свою прежнюю лазурную чистоту, потемнела, отяжелела и прижалась к океану, Куда-то исчезло солнце. А по водной глади тревожно забегали волны с белыми пенистыми барашками на вершинах.
– Друзья, а это ведь начало шторма, – высказал догадку Хосе. – В какой-то из книг я об этом читал. Про пенные барашки по макушкам волн, – пояснил на всякий случай для остальных
– Если Хосе прав, и надвигается шторм, то нам стоит приготовиться, – произнес с прежним командирским акцентом Солнцев. – Лунин и Родин отправляются к энергоустановке и обеспечивают ее полное отключение.
– Есть! – по-военному ответили Лунин и Родин и, не теряя ни минуты, поспешили к энергоустановке, чтобы на месте провести ее безопасное отключение. Полагаться на «авось» им, как и всем осальным, не хотелось.
А Солнцев тем временем продолжал наставления:
– Мы переходим на аварийное освещение и держимся все вместе в помещении ЦУПа, чтобы быть на виду друг у друга и при необходимости оказать помощь. Женщинам предлагаю при сильном шторме занять кресла и использовать ремни безопасности. Но сначала Ангелина Романовна готовит своей врачебный чемоданчик для неотложной помощи. Действуйте, Ангелина Романовна, не теряйте время.
Услышав приказ, Соловьева поспешила в лабораторию за тревожным чемоданчиком.
– Тем временем, друзья, нам необходимо все, что можно, укрепить и прикантовать, так что пока есть время, укрепляйте и прикантовывайте. Действуйте, не теряйте времени. Каждая секунда дорога. Со штормом шутки опасны. Спички – детям не игрушка!
– Игорь Павлович, может шторм и не так опасен, как мы его заранее представляем, – попытался смягчить обстановку Хосе. – Может, пронесет…
– Нынче «может» не поможет, – оборвал коллегу Солнцев. – Не тот случай. Тут лучше перебдеть, как говорится, чем недобдеть!
Больше разговоров на эту тему не поднималось. Все молча принялись за работу.
Сигналом того, что Лунин и Родин отключили энергоустановку, стало отсутствие центрального освещения и черные экраны мониторов, в том числе и того, к которому была подключена наружная видеокамера. И лишь аварийное освещение, работавшее от аккумуляторных батарей, не позволяло мраку царствовать в ЦУПе
Едва успели Родин и Лунин, добиравшиеся до ЦУПа при свете индивидуальных карманных фонариков, возвратиться, как «Уран» начало раскачивать из стороны в сторону на невидимых огромных волнах.
– Началось, - констатировал Родин.
– Боже, спаси и сохрани, – мелко перекрестилась Сюзанна, находясь пристегнутой ремнем безопасности в одном из кресел. – Боже, не оставь нас, несчастных, без своего попечения и своих забот…
Ее примеру молча последовали другие женщины, также находившиеся в спасательных креслах. И только мужчины, вставшие возле кресел, рядом со своими супругами, хотя и хмурились больше прежнего, но воздерживались от публичного осенения себя крестным знаменем.      

…Большой род Старого Охотника, собранный на лесной поляне Мудрым Охотником, явно волновался. А как не заволнуешься, когда Мудрый Охотник предлагает немедленно покинуть обжитую поляну недалеко от рыбной реки и бежать как можно быстрее к Дальним горам. А все потому, что Мудрому Охотнику во время сна привиделось нападение на лес большой воды.
Ни взрослым, в том числе и седовласым старикам и старухам, ни суетливой молодой поросли покидать большие и теплые землянки и идти через лесные чащи, полные опасных зверей, к далеким горам, взвалив на плечи запасы еды и шкуры животных, совсем не хотелось. А еще ведь надо было спасать Огонь. Не тот, что, обглаживая невидимыми зубами валежины, сучья деревьев и ветки, взвивался малиновыми языками и яркими искрами над кострами, а тот, что хранился в слепленной из речного ила и глины жаровне. Этот священный домашний огонь тихо дремал в углях, но стоили его потревожить, подув на угли, он тут же просыпался, ярясь красным жаром. Подсунь ему сухое полено – и оно мигом займется веселым пламенем. За жизнь и силу домашнего огня отвечали Хранители – четыре молодых и сильных женщины рода. Они, спасая огонь,  должны были нести его в жаровне так, чтобы не дать ему ни вспыхнуть ярким костром, ни умереть без подкормки. Задача сложная, но посильная умелым Хранителям, никогда не дремавшим в одно и то же время, а только по очереди и державшим наготове сухую подкормку Огню – веточки и сучки. Так как Хранители собственной жизнь отвечали за сохранность Огня, то они, боясь большой воды, были на стороне Мудрого Охотника, в отличие от других женщин и мужчин рода
Но Мудрый Охотник не только настаивал на скорейшем походе, но и приказывал. Конечно, мог вмешаться глава рода Старый Охотник, но он из-за своей дряхлости никакого веса в роду уже не имел и сам жил лишь по милости Мудрого Охотника.
– Может, останемся тут и переждем большую воду на деревьях, – заикнулся было Молодой Охотник. – Ранее так переживали любую опасность.
– Так то была малая опасность, а теперь будет большая беда, – злясь на соплеменников за их непонятливость и упрямство, с раздражением ответил Мудрый Охотник. – Разве не видишь, глупый сын глупого отца, что все звери покинули лес. Даже мыши малые норки свои оставили. И птиц давно не слышно.
Птиц, действительно, слышно не было, словно все разом вымерли. Да и лес, всегда такой живой и многоголосый, притих в мрачном ожидании чего-то страшного и смертельно опасного.
Молодой Охотник хотел еще что-то сказать, но Мудрый прервал своим коротким:
– А по загривку!..
Получить увесистого тумака по загривку не хотелось – рука у Мудрого Охотника была тяжелой. Молодому Охотнику, обруганному  «глупым сыном глупого отца», пришлось прикусить язычок и вместе с другими, прихватив боевую дубину и взвалив на плечи плетеную из трав рогожку с едой, идти к Дальним Горам, где могли быть чужие роды, не желающие делиться обжитым местом с пришельцами. И тогда придется сражаться с ними, а кто победит – неизвестно…


В НОВЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ

Шторм длился семь суток. И все это время тысячетонный «Уран», а точнее, то, что от него осталось, словно птичье перышко, крутило и вертело, то сбрасывая в какие-то бездонные провалы, то поднимая так, что пол ЦУПа, густо сдобренный рвотной массой, уходил из-под ног мужчин, изо всех сил державшихся за кресла.
Порой казалось, что  и ЦУП, и сам тор, того и гляди, перевернется вверх дном, а то и того хуже – разломится на части. Он то и дело вздрагивал мелкой дрожью, когда в него самого или же в выпячивающуюся далеко вперед стрелу осевой части, по-видимому, ударяли молнии; он скрипел и стонал жутким железным жалобным стоном, словно жаловался людям на свое незавидное положение и свою судьбу. Возможно, просил даже помощь у беспомощных и обессиленных людей…
Семь суток измотанные штормом обитатели «Урана», едва держась на ногах, не притрагивались к пище. Да и есть, если честно сказать в таком кошмаре, не хотелось.  И так часто мутило до рвотных позывов и выворота души наизнанку. Что хотелось в этом бесконечном ужасе, так это пить воду. И тогда мужчины, проявляя чудеса акробатики и эквилибристики, добирались до автомата с водой, утоляли жажду сами и приносили пластиковую бутылочку с живительной жидкостью женщинам, обессилено сидевшим в креслах.
Когда, наконец, все стихло, и экипаж «Урана» перевел дух, встал вопрос о приведение корабля в прежнее состояние, о чем напомнил Солнцев, не забывая о своем статусе командира этого судна.
– Извини, командир, но сначала надо привести в божеский вид себя, – заявил Солнцеву Родин. – Хотя бы зубы почистить да умыться. А потом уже и за осмотр и ремонт корабля приниматься…
– Верно, верно! – наперебой поддержали Родина все женщины. – И умыться надо, и еще кое-что сделать надо: такого страху натерпелись, что трусики влажными стали. Уж извините, мужчины, за интимные подробности.
Мужчины – Кастро и Лунин – не только  понимали женщин и приняли их извинения, но и проявили полную солидарность с Родиным. Поэтому Солнцев не стал настаивать на немедленном обследовании корабля и согласился с предложением коллег. Взглянув на часы, он распорядился:
– Полагаю, что часа времени вам хватит на проведение себя в порядок. Потом женщины драят пол в ЦУПе до прежней стерильной чистоты, а мужчины вновь проверяют целостность электросети, состояние энергосистемы в «спице» номер три и, не менее важное в сложившихся обстоятельствах, и, естественно, обследуют и доводят энергоустановку в «спице» номер один до прежней функциональной мощность.
– Может, не рисковать и довольствоваться меньшей мощностью? – вставил словечко главный специалист в области ядерной физики и энергетики Григорий Лунин. – Кто знает, что могло случиться за неделю жестокой тряски с блоками. Позже, если все будет нормально, мощность можно и добавить…
– Хорошо, можно и на меньшую, – не стал возражать Солнцев, отчетливо понимая опасения главного энергетика. – На месте сориентируетесь по обстановке. Не маленькие. Только помните: спички – детям не игрушки.
– Помним, помним – не маленькие, – усмехнулся Родин, но Солнцев и бровью не повел и, обращаясь уже к остальным, продолжил:
– Когда все тут будет налажено, осуществляем новый выход на поверхность тора. А дальше – либо по принятому ранее плану действуем, либо по сложившейся обстановке. Словом, время покажет…
Едва Солнцев окончил распоряжение, как все женщины поспешили сначала в свои комнатушки, чтобы взять свежее нижнее белье, а затем – к душевой кабине. Что же касается мужчин, то они образовали очередь к санузлу, в котором находился и туалет, и умывальник.
Приведя себя в порядок, мужчины – Родин, Кастро и Лунев, – облачившись в тяжелые скафандры и вооружившись необходимым инструментом, отправились к энергоустановке в «спице» номер три,  по пути проверяя исправность электросети и прочих коммуникаций.
Хотя шторм и помотал изрядно тор «Урана», но металл внешней оболочки, судя по отсутствию воды, выдержал и трещин не дал. Убедившись, что  консервация установки не нарушена и этот сектор никакой опасности для экипажа не представляет, группа Лунина возвратилась в ЦУП. Кратко доложив Солнцеву и коллегам о результатах разведки, она направилась в «спицу» номер один, чтобы реанимировать работу силовой установки. Проверяя по пути надежность системы связи и электросети, убедилась, что все уцелело и находится в рабочем состоянии. Поэтому, когда приступили к реанимации энергоблока, особых хлопот не случилось. Все прошло в плановом штатном режиме. Через несколько часов электрический свет вновь засиял в ЦУПе, чисто вымытом и прибранном женщинами. Ожили мониторы внутреннего наблюдения. А вот видеокамера внешнего обозрения, установленная возле люка выхода на поверхность тора, не подавала признаков жизни.
– По-видимому, придется новую камеру ставить, – не скрывал сожаления по утрате важного прибора Солнцев, когда в ЦУПе остались одни мужчины, так как женщины отправились в столовую готовить праздничный обед в честь победы над штормом и выживания экипажа. – А запасов у нас, к сожалению, не так уж и много.
– Ладно, командир, не прибедняйся, как старый снабженец времен Второй мировой войны, – заметил на это Родин. – Ты лучше скажи: не замечаешь ли каких изменений в поведении нашего многострадального корабля?
– Каких таких изменений?.. – не поняв вопроса, переспросил Солнцев.
Да и другие члены экипажа «Урана», услышав слова Родина, воззрились вопрошающе на него.
– А таких, что не чувствуется прежней легкой качки, – пояснил Родин. – Словно мы находимся не на могущественной груди океана с его неспокойной волнистой поверхностью, а на мели, на суше…
После этих слов Александра Родина и Солнцев, и все остальные космическо-океанские робинзоны невольно примолкли и прислушались то ли к себе самим, то ли к окружающей тишине.
– А Алекс прав, – первым нарушил молчание Хосе Кастро. – Прежнего монотонного покачивания что-то не замечается. Или это мне после страшного шторма лишь кажется?.. Поправьте, если что-то не так.
– Да нет, не кажется, – подал свой голос самый спокойный член экипажа Григорий Лунин. –Что-то и впрямь изменилось… В этом Александр Иванович, как мне думается, абсолютно прав.
– А я всегда прав, – с показным бахвальством заметил Александр.
– Шутишь, или самомнению дал волю? – улыбнулся иронично Лунин.
Родин собирался что-то ответить, но его опередил, прерывая ненужный разговор, Солнцев:
 – Спорить и дискуссировать не будем. Чуток отдохнем, подкрепимся – и в поход во внешний мир! Тогда все  определится и решится.
– Верно сказано, – заискрился улыбкой черных глаз Кастро. – Семидневное воздержание в еде уже остро сказывается на моем утонченном и изнеженном космической диетической пищей желудке. Пора его приободрить чем-нибудь вкусненьким.

…«Как хорошо, что мы послушались Мудрого Охотника, – вновь и вновь думал Молодой Охотник, наблюдая из-под навеса скалы над пещерой, в которой собрался род Старого Охотника, за тем, как черное небо, заполненное шквальным ветром и ливневым дождем, безостановочно ярилось змееподобными молниями и страшно гудело громами. – Не послушайся его, большая вода точно бы проглотила нас вместе с лесом, с землянками и добрым домашним Огнем».
В лохматой голове Молодого Охотника ясно нарисовалась картина того, как они бегут по лесу все дальше и дальше в горы, как, едва успели добраться до пещеры, ранее обнаруженной Мудрым Охотником во время своих странствий, началась страшная буря. Ветер ревел большим раненым зверем, черное небо,  разрываемое на части огромными молниями и несмолкаемыми громами богов, обрушилось водой.
«А послушались, – размышлял Молодой Охотник, – и до пещеры без потерь добрались, и Огонь спасли, и костер развели, и теперь все в тепле пребываем. Надо всегда держаться Мудрого Охотника – с ним не пропадешь».
Такие или подобные им мыли вертелись не только в голое Молодого Охотника, но и в головах многих его сородичей, возвеличивая Мудрого Охотника над собой и позволяя ему делать то, что для других табу. Поэтому никто даже возражать не подумал, когда Мудрый Охотник увел с собой в дальний угол пещеры молодую девушку для совокупления. С девки не убудет, а роду и прибыль может быть, коли родит здорового да умного мальчишку.   


НОВЫЙ ПОХОД ВО ВНЕШНИЙ МИР

В поход во внешний мир пожелали идти все члены экипажа. Пришлось остановиться на том, что сначала идут Родин, Кастро, Ли и Гита, а следом – Солнцев, Лунин, Ангелина и Сюзанна.
– Что ж, неплохие семейные прогулки получатся, – не мог не оценить такое решение Родин. – И мужья – под приглядом, и жены – не забалуют.
– Мели, Емеля, твоя неделя, – одернула супруга Ли, как и Хосе, старавшаяся знать как можно больше русских поговорок, часто бьющих, как в земной жизни отмечали многие иностранцы, не в бровь, а в глаз.
Родину пришлось поубавить прыть. Хотя бы на какое-то время.
Солнцев предлагал всем идти в тяжелых космических антирадиационных скафандрах, как при первом выходе на поверхность тора. Но Родин и Кастро при активной поддержке жен заявили, что достаточно будет и облегченных скафандров, с дыхательными масками вместо тяжелых гермошлемов.
«Ведь когда-то все равно надо адаптироваться, – мотивировали они свое решение, – так почему не сейчас, когда после шторма и урагана, после непременной ярости тысяч молний воздух должен быть наичистейший, хотя и сильно наэлектризованный».
Такой же точки зрения придерживались и остальные женщины. Особенно рьяна в этом плане была Ангелина, супруга Солнцева, выступавшая в данном случае и как врач-эксперт.
– Воздух Геи нам не страшен. Можно идти вообще без масок.
– Нет-нет! Это уж слишком, – придержал ее рассудительный Лунин. – Не стоит гнать лошадей, особенно, если они хромают и не подкованы…
И Солнцев сдался. Хоть и не хотел, но согласился на комбинезоны и маски. Лишь напомнил, чтобы при возвращении в ЦУП не забыли пройти санобработку в переходном отсеке.
– Это мы – за милую душу, – заверили его участники первой группы и приступили к сборам в поход.    
 – Оружие прихватите, хотя бы пистолеты, – посоветовал Солнцев. – Да и ножи, пусть и складные, тоже не помешают… Мало ли что осталось после шторма на поверхности тора… И будьте, пожалуйста, постоянно на связи с нами, чтобы мы все видели и слышали.
– За оружие – спасибо! – поблагодарил Родин. – А за напоминание о постоянной связи – отдельное, еще большее спасибо, – не удержался он от очередной ироничной язвительности. – Без связи, как без воды – ни туды и ни сюды.
Так уж вышло, что с момента космической катастрофы Родин постоянно задирал командира, но тот, человек более взрослый и опытный, старался на «шпильки» и «занозы» младшего коллеги не обращать внимания. Мол, со временем все преобразуется, а конфликты да ссоры до добра никогда никого не доводили. Вот и в этот раз он сделал вид, что ничего не понял.

До переходного отсека первая группа добралась без лишних хлопот. Путь-то был известен и не раз опробован. Задраив за собой люк переходного узла и закрепив баранчики страховочных фалов за скобу, приступили к отпиранию наружного люка. Хотя и не сразу, и не с первой попытки, но люк, к душевному облегчению всего экипажа, открыть удалось. В образовавшийся проем пролился промозглый тусклый свет смены ночи на утро.
Если предыдущие выходы, как правило, проводились в дневное время, то на этот раз было выбрано ранее утреннее, когда небесная сфера должна была ярко сверкать мириадами звезд, а солнце, еще не показываясь над горизонтом, уже обозначить на востоке свое присутствие бледно-розоватой акварелью по темно-синей гуаши Ойкумены. По крайней мере, так мыслили обитатели «Урана».
– За мной по одному на выход, – распорядился не без доли юмора Родин. – Не спешить и не толкаться, места под небом Геи всем хватит.
И стал выбираться на поверхность тора.
За Родиным последовали Ли и Гита. Хосе Кастро замыкал эту десантно-штурмовую группу исследователей Геи.
Естественно, что взор каждого из участников вылазки сначала торопился пробежаться по небесной выси, пусть чужой и холодной, но все-таки звездной и, возможно, лунной, но наталкивался на мрачную серую промозглость и унылую хмарь без единой звездной искорки.
«Таковы тяжелые последствия шторма, – мысленно констатировал печальную действительность Родин. – Впрочем, это только, по-видимому, цветочки, а ягодки еще ждут впереди…»
Но вот погрустневший взор людей инстинктивно обратился вниз в поисках океанской глади, но океана, к нескрываемому удивлению исследователей, за бортом тора не было. Сбежал куда-то… Сам же тор двумя своими мощными кругло-покатыми боками и частью «спиц», в которых размещались ракеты-зонды, опирался на впалые из-за обширной ложбины берега то ли небольшой морской лагуны, то ли устья местной речушки. Остальная честь тора и «спицы» с электросиловыми установками – эксплуатируемой и неэксплуатируемой – зависали в воздухе над водой. И лишь остаток кормы «Урана» касался водной поверхности, заставляя верхние струи воды недовольно морщиться из-за неожиданной преграды и огибать ее с двух сторон.
«Что ни говори, а мы удачно сели на отмель, – вновь мысленно отметил увиденное Александр Иванович. – Надежно заякорились».
– А где же океан?! – воскликнула, не скрывая своего удивления, что не совсем свойственно восточным женщинам, Ли Вань Сан. – Куда он делся?
– Кажется, отбежал подальше от нас и прячется за стрелой «Урана» и за противоположной стороной тора… – не совсем уверенно ответила подруге Гита, не менее ее удивленная кардиальными изменениями, произошедшими с местонахождением корабля за время шторма. – Если не ошибаюсь, – взмахом руки указала предполагаемое направление, – с той стороны  шум прибоя доносится…
Родин и Кастро молча озирались по сторонам, мысленно оценивая новую явь. В отличие от своих эмоциональных подруг, невесть каким образом сумевших через гермошлемы услышать шум прибоя, они не спешили ввязываться в диалог,.
– Александр Иванович, что молчите? Доложите обстановку, – потребовал по радиотелефону Солнцев.
– А по видео разве не видно?
– Если бы было видно, то не спрашивал бы! Одна темь. Ничего не разобрать…
– Коли так, то слушайте и внимайте, – заюморил Родин. – Обстановка, как обновка: и удивляет, и радует, и печалит, и интерес вызывает. Океан, судя по всему, поярившись семь суток, выбросил нас на какую-то береговую кромку материка или острова. В результате – «Уран» или то, что от него осталось, опирается двумя сторонами тора на пологие берега либо прибрежной лагуны, либо устья какой-то местной речонки. Лично мне предпочтительно второе: в реке можно рыбу удить, не покидая нашего звездолета, но тут как карта ляжет… Едва видимый в промозглом утреннем мареве лесной массив, начинающийся метрах в трехстах от нас на взгорке, как и мы, стал жертвой океанского шторма: видны поваленные деревья по ближней к нам кромке. Вдали вроде бы очертания гор угадываются, но досталось ли им от океана и шторма, пока сказать не могу, не располагаю такими данными…
– Что со «спицей», в которой рабочая энергоустановка? – думая о безопасности корабля и прерывая треп коллеги, задал уточняющий вопрос Игорь Павлович.
– К сожалению, этот стратегический объект зависает в воздухе над водой, и прежнего океанского водяного охлаждения уже не будет. Как бы ни пришлось нам не подумать о значительной снижении мощности, а то и вынужденной полной консервации… Впрочем, Лунину как главному физику-ядерщику и энергетику виднее…
– Плохо, – не сдержал эмоций Солнцев. – Без электричества мы, как ты любишь повторять, «ни туды и ни сюды».
– Ничего, командир, что-нибудь придумаем… – попытался успокоить коллегу по несчастью да и себя самого Родин. – Бывало и хуже.
– Но это вряд ли… – не согласился Солнцев. – Впрочем, что еще наблюдаете?
– Из того, что удается различить в утренней хмурой мути и зыби, – земная твердь, судя по обстановке, не очень-то радуется нашему прибытию, – это лесной массив по берегам лагуны или реки. О нем я уже говорил ранее. Но насколько далеко простирается лес, пока не понять. Еще видна стрела нашего несчастного «Урана». Она, как мне представляется, изрядно пострадала во время шторма от бешеных удара молний…
– Представляется или наблюдается? – потребовал более детального уточнения Солнцев.
– Ажурная маршевая антенна на острие стрелы превратилась в какую-то бесформенную массу из произведений сюрреалистов, и на ней какие-то твари шевелятся…
– Птицы что ли?
– Да кто их знает. Может, и птицы местные… А может, и рептилии гадкие… Ли уже пистолет достает…
– Ни в коем случае не стреляйте! – потребовал Солнцев. – Не провоцируйте нападения.
– Ли, – обратился Родин к супруге, – командир приказывает оружие не применять.
– Скажи ему, что это для защиты.
– Слышь, командир, – возвратился Родин к разговору с Солнцевым. – Ли говорит, что ствол она обнажила только для защиты.
– Хорошо. Будьте осторожны и бдительны. И помните: спички – детям не игрушки! А пока до связи.
– Постараемся, – вполне серьезно и без привычной бравады или ерничества пообещал Родин и также прекратил радиообмен.
Зашевелившиеся на остатках маршевой антенны твари оказались большими птицами, а не летающими динозаврами или и того хуже – морскими рептилиями. Видимо в ночной тьме уставшие пернатые путешественники приняли стреловидную часть «Урана» за одинокую скалу и решили на ней прикорнуть до утра. Возможно, ради безопасности. И прикорнули. Но когда их биологические часы обозначили утро, то и начали шевеление да движение, заставившее землян вспомнить об оружии.
– Интересно, куда они полетят: в море или же в лес? – последовал вопрос Гиты.
– Если это морские птицы, то должны полететь в море для кормления, – ответил Хосе, наблюдая за действиями пернатых. – Если это лесные обитатели, то отправиться обязаны в лес… или вон к тем горам, которые все отчетливее начинают прорисовываться в утреннем свете.
– Ты, друг Хосе, чисто древний мудрец Соломон, – так хитроумно разрешил трудный вопрос, – усмехнулся Родин. – А вот меня больше интересует и волнует вопрос: нападут они на нас, приняв за законную добычу, или все же мы вне их кулинарных пристрастий.
– А давай заключим пари: я за то, что не нападут, – предложил Хосе, несколько задетый усмешливым сравнением себя с мудрецом древности.
– Согласен. Только что на кон ставим? На что спорим?
– Кто проиграет, тот маску снимает.
– Свою или чужую? – пошутил Родин.
– Свою, конечно. Идет?
– Идет.
Ли и Гита, до сей поры с нескрываемым интересом следившие за нежданными гостями и слушавшие вполуха своих супругов, услышав условия пари, попытались образумить свои сильные половины:
– Не дурите, мужики! И так проблем хватает. А тут еще и вы со своим безрассудством… Право, как дети малые, а не космонавты бывалые!
– Были космонавты, да все вышли, – вздохнул с сожалением Хосе. – Теперь только жалкие пришельцы в чужой мир. И неизвестно: найдется ли нам в этом мире местечко или не найдется…
– Уже нашлось, – был более оптимистичным Александр Родин. – Корабль наш заякорился тут накрепко. И, надо полагать, теперь уже на веки вечные. Здесь нам жить, детей растить, внуков нянчить да о правнуках мечтать. Под этим вот низким и хмурым небом.
– Не гони волну печали, Алекс, – не согласился с последним словами Родина оптимистически настроенный Хосе. – Светлое и высокое небо мы здесь видели, видели и солнце. День-другой – и от этой мрачной картины и следа не останется.
– Верно, – добавила и Ли, не забывая посматривать на вершину стрелы. – Возможно, на Гее есть места и поприличнее, но и это намного лучше скитаний по волнам океана. Пляж, река, лес, за лесом, кажется, горы. Кастро прав: появится солнце, разгонит жаркими лучами нынешнюю хмарь – и жизнь заиграет светлыми красками. Словом, сто земных удовольствий ждет нас впереди.
«Твоими бы устами, дорогая, да мед пить», подумал Родин, но вслух ничего не сказал. Понимал, что при любом благоприятном погодном и природном раскладе трудностей у обитателей «Урана» вагон и малая тележка.
– Смотрите, смотрите! – воскликнула Гита, прерывая размышления Александра Ивановича о будущем землян. – Это все-таки река, а не лагуна, – течение на то указывает, – и по ней в мутных водах какое-то здоровенное бревно плывет в сторону океана. Жаль, бинокля нет: не рассмотреть, как следует…
– Хорошо, коли бревно, а не крокодил местный, – хмыкнул Родин, с прищуром вглядываясь в нечто темное, медленно плывущее в сторону океана. – Или какое-нибудь чудище морское, выброшенное штормом в эти края, да и околевшее от пресной воды.
– От пресной воды вряд ли можно околеть, – не согласился Хосе.
– Тогда павшее от ударов молний или чего иного, – выдвинул новую версию Александр Иванович.
– Возможно, – не стал спорить Кастро. – Такой варрант вполне допустим.
Тем временем «бревно» «поднырнуло» под днище тора и показалось уже между ним и ступицей «Урана», приведя в неистовство пернатых гостей, заклокотавших на разные лады. Сорвавшись разом со стрелы, птицы, а их было не менее десятка, метнулись к «бревну», начав когтить и клевать его в стремительном полете. Они летели так стремительно, что Ли не успевала сопровождать их полет стволом пистолета, а только отмечала взглядом. Так как «бревно» не огрызалось, то наиболее отважные воздушные пираты начали совершать посадки на него и жадно клевать.
– Вот вам, друзья-товарищи, и «бревно», – первым нарушил молчание Родин после того, как орущие птицы и их добыча скрылись за дальней стороной тора. – Вот вам и местные агрессивные птицы, похожие на земных орлов… Совсем не голуби мира…
– На американских грифов они похожи, – уточнил Кастро. – На кондоров. И такие же агрессивные… И такие же не голуби мира…
– Ты прав, Хосе, эти пернатые и по виду и по характеру похожи на агрессивных американских грифов. Тем не менее, я проиграл пари. Поэтому снимаю маску, – произнес Александр и, не давая друзьям что-то сказать или сделать, быстрым движением правой руки снял с лица защитную маску.
– Алекс, ты совсем обалдел, – расстроилась Ли. – Ну, разве можно вот так, без проведения исследований?..
– Можно, – улыбнулся Родин. – Дышу геевским послештормовым воздухом – и ничего, ребята. К тому же родители учили: не дал слово – крепись, а дал – держи! А родители, как известно, плохому не научат…
Однако маску вновь водрузил на свое лицо.


ПРОДОЛЖЕНИЕ НОВОГО ПОХОДА

Промозгло-хмурое утро, победив ночь, спешило передать свои права начинающемуся дню – бессолнечному, неясному, умеренно ветреному и несколько прохладному из-за близкого дыхания моря или океана. Спешили все это увидеть и почувствовать воочию не только члены группы Родина, но и их коллеги, остававшиеся пока что внутри ЦУПа, о чем напомни настойчивый сигнал радиотелефона. Включив его, Александр услышал:
– Александр Иванович, пора и честь знать: мы тоже хотим насладиться красками нового мира, а не только видеть их кусками на экране монитора.
Это взывал Солнцев. Но явно не только по собственной инициативе, а большей частью – по жаркому коллективному желанию своей группы.
– Все, Игорь Павлович, закругляемся и возвращаемся, – заверил командира «Урана» Родин. – Готовьтесь к выходу.
Выход на поверхность тора группы Игоря Солнцева ознаменовался не только их сдержанными восторгами по поводу увиденного, но и заменой видеокамеры  у люка. Без лишних хлопот ее установили Солнцев и Лунин. Предыдущая была лишена жизнедеятельности бесновавшимся ураганом.
– Хорошо бы нам, друзья, определиться, хотя бы предварительно и приблизительно, с местонахождением «Урана», – поделился своими мыслями с товарищами по несчастью Солнцев, утолив первоначальный интерес окружающими видами: небольшой рекой, плавно катившей свои темные воды к океану, пологими берегами, лесным темно-зеленым массивом по обеим берегам, уходящим в дальнюю даль, очертаниями еще более дальних гор, неясным шумом морского прибоя, хмурым небом. – Какая-никакая, а все же конкретика…
– И что она, конкретика, нам дает?.. – то ли спросил, то ли  поделился своими сомнениями вслух Лунин. – Чужая планета, какую точку ее не возьми, всегда будет, как мне кажется, чужой и мало предсказуемой. На что Земля миллионами лет осваивалась человечеством, но и она в двадцатые годы этого века так взбрыкивала и такие фортели выдавала, что у всех землян голова кругом шла… Землетрясения, бесконечные наводнения с сотнями жертв, пожары… А тут – все чужое… – вздохнул глубоко.
– Но нам тут жить, – не согласилась с доводами Лунина Ангелина, – а стало быть, надо знать как можно больше о новом мире.
– Да кто спорит? Просто все придет со временем… Но к тому моменту, хоть с конкретикой, хоть без оной, методом проб и ошибок и локти, и колени, и носы не раз расшибем. Вот в чем дело.
– Больше оптимизма, дорогой, – приобняла мужа за плечи Сюзанна. – Вот обживемся, детей родим – некогда будет в грустные рассуждения пускаться. Смотри, какой мир перед нами раскрывается, – указала она на темный лес. – Там, надо полагать, есть животные и птицы, на которых вы, мужчины, охотиться будете, а мы, женщины, поля и фермы заведем. Будем жить, как в раю.
Простодушная Сюзанна в своем радостном порыве забыла о страшном шторме и взбесившейся морской пучине, пронесшихся над этим краем и, возможно, уничтоживших большинство животных и птиц.
– Охотиться – это хорошо, – усмехнулся наивным рассуждениям жены Лунин. – Только и на охотников тут могут тоже охотиться. Не забывай. Каждый шаг по освоению этого мира нам, с грудного возраста привыкшим к прелестям урбанизации, тут придется делать с огромным трудом. Вот ты говоришь: детей родим, фермы заведем, поля… А во что одевать детей? Из чего строить фермы? Чем вспахивать поля?  Вот то-то… У нас даже простого топора нет, не говоря о пилах, стамесках, молотках, плугах, тракторах… Непросто, очень непросто придется нам и нашим потомкам до появления большого количества народа, который, пройдя путь от лука и простого ножа до горна и плуга, добьется каких-то результатов.
Сюзанна, поняв неуместность своего оптимизма, смущенно помалкивала. Неловко чувствовала себя и Ангелина. И чтобы как-то разрядить утяжеленную пессимизмом Лунина обстановку, Солнцев решил возвратиться к волнующей его теме:   
– А все-таки, интересно, в какой части планеты мы? – Мне думается, что где-то в северном полушарии, где еще лето…
– Вполне возможно, – согласился Григорий Матвеевич, поняв, что переборщил с пессимизмом. – Вполне возможно… Только все же и не так далеко от экватора. По крайней мере, у меня такие ощущения…
– Ну, это только долгие наблюдения да дни летнего и зимнего солнцестояния могут подтвердить или опровергнуть, – вполне буднично заметил Солнцев, внутренне радуясь, что  психологическая атмосфера внутри его небольшого коллектива повеселела. – А пока снимем на видео группу вон тех птах, похожих на земных чаек, да и отправимся в ЦУП. Время обедать подходит. Подзаправимся ладком, сядем рядком и подумаем, что делать в новых условиях… А дел, как мне видится, предстоит много.
– Это уж точно, – вставил словцо в монолог коллеги Лунин.
– Но больше всего меня беспокоит состояние нашей энергетической системы, – продолжал Солнцев развивать свою мысль. – Прежняя централизованная система, как мы выяснили, канула в Лету. Аварийная, благами которой мы сейчас пользуемся, такого ресурса, как прежняя, не имеет и сколько протянет, неизвестно. Век ее короткий, как у земной бабочки… Вот тут и думай…
– Разберемся, – заверил командира и коллегу Лунин. – Все в наших руках. Зря что ли светлые головы, с детских лет наполняемые разными знаниями и навыками, на широких плечах носим
– Хорошо, коли так, – заметил без особого оптимизма Солнцев и продолжил делиться своими раздумьями: – Беспокоит и целость внутренней начинки стрелы: вон как молнии ее исхлестали и изгрызли. Как бы внутри от всей аппаратуры  подгорелой каши не обнаружить… Словом, дел предстоит вагон и малая тележка, как иногда говорит Родин.
– Не страдай раньше времени, – вновь заметил Лунин. – Разберемся… Верно, девушки?
– Верно, верно, – подтвердили, кисловато улыбнувшись, супружницы. – Раз в катастрофе выжили, в лютом шторме не погибли, и на земной тверди со всеми проблемами разберемся. Ведь мы – коллектив, а коллектив – сила. Это землянам давно известно.


НАСУЩНЫЕ ЗАБОТЫ И ПЛАНЫ

Собравшись в ЦУПе после обеда, на скорую руку приготовленного Ли и Гитой, бывшие исследователи космоса, а в данный момент вынужденные обитатели Геи поделились своими впечатлениями от увиденного с огороженной площадке на поверхности тора.
– Могло быть и хуже, – философски заметил Родин. – Представьте, забросил бы нас шторм между двух мрачных грязно-серых холодных  оскал – и виси, как хочешь, любуйся серой, скучной скальной породой… А так – ровненько, опористо, крепенько, надежно. К тому же – в ложбинке, из которой наш геевский сухопутный звездолет ни одному морскому приливу и ни одному речному паводку не выдрать, не вытолкать. Опять же речка рядом – можно рыбку ловить, если, конечно, она водится. По хорошей погоде можно и в лес прогуляться, цветы понюхать, птичек райских послушать, грибов и ягод в лукошко набрать, опять же, если они имеются. И вообще: травка зеленеет, песочек желтеет, вода журчит – благодать! Впереди, если зрение не подводит, в туманной дымке горная цепь угадывается, позади океан шорохом прибоя о себе напоминает, чтобы помнили и не расслаблялись… Не житье-бытье, а сказка. Прозябать не будем.
– Алекс, да ты у нас поэт, – пошутила Солнцева. – вон как лирично природу описал и будущее показал. Такое и Фету не снилось.
– А то… – хмыкнул Родин.
– Верно: неплохо устроились, – пропустив слова Ангелины мимо ушей, согласился с Родиным Хосе. – А то планировали моторы разные да рули к корпусу приваривать… Их еще поищи да приделай, попробуй… Тут же без руля и ветрил, – в очередной раз блеснул знанием русской классики, – к земле пристали. Да так удачно, считай, на халяву, пристали, что лучше и не придумать.
– Ни в сказке сказать, ни пером описать, – в тон ему пошутила Ангелина.
– Вот-вот, – принял шутку Хосе, – ни в сказке сказать, ни пером описать. И солнце вновь засияет и одарит ярким светом, и небо над головой прояснится и залазурится, и река под боком, и до земли – один шаг.
– Ничего себе шаг! – усмехнулся скептически Лунин. – С трехэтажный дом.
Он имел в виду толщину тора, оставив без внимания другие выходы, расположенные на нижней части, о чем тут же напомнил Солнцев:
– Надеюсь, найдем такой лаз, что будет в шаге от поверхности земли. Надо по схеме корабля, особенно тора, разок-другой с карандашиком пройтись, посчитать да прикинуть…
– Вот-вот, – ухватился за подсказку Кастро, но Солнцев его остановил:
– Выход на землю – дело важное, коллеги. Спорить не стоит. Однако на данный момент, как мне видится проблема, куда важнее окончательно и кардинально решить вопрос с энергоустановкой, точнее, ее долговременным и бесперебойным функционированием.
– Да мы, вроде бы, с этим разобрались… – неуверенно отреагировал Хосе. – Еще в прошлый раз, когда проверяли исправность систем…
– Одно дело – проверка функциональной пригодности, другое – длительное эксплуатирование, – остался верен себе Солнцев. – К тому же не стоит забывать, что ранее обе системы подпитывались от главной силовой установки, которой больше нет… А потому послушаем, что нам поведает по данному факту Григорий Матвеевич. 
Едва Игорь Павлович завершил речь, как все обратили взоры на Лунина: пора, мол, и тебе, товарищ физик-ядерщик, веское слово сказать. И Григорий Матвеевич не заставил коллег долго ждать.
– Наши оставшиеся силовые установки, действительно, устроены так, что автоматически подзаряжались от главной энергоустановки, но и без нее, несмотря на свой короткий век, они могут какое-то время нормально функционировать. За счет собственных ресурсов при экономном использовании их на малой мощности, – уточнил кратко. – Я тут покопался в расчетах и схемах, – кивнул на свой персональный компьютер, – и пришел к выводу, что год-другой продержатся. Это все-таки не батарейки от карманного фонарика… Правда, нам придется сильно поужаться в использовании электроэнергии во многих отсеках тора и «спиц».
– Поужмемся, – согласился Солнцев. – Тут, как говорится, не до жиру, быть бы живу…
– В дальнейшем же, если мы хотим пользоваться электроэнергией и другими благами человеческих достижений в области электроники, – продолжил Лунин все тем же размеренным по силе и частоте звучания голосом, – нам придется что-то делать… Но это – не завтра и не послезавтра. Время пока имеется…
 – Фу, – облегченно выдохнул Солнцев и вытер носовым платком вспотевший лоб. – Ты, уважаемый Григорий Матвеевич, с моих плеч, честно сказать, гору снял. На электроэнергии вся система жизнеобеспечения корабля и беспрерывной генерации жизнедеятельности  поострена. Впрочем, что я вам об этом говорю, сами не хуже меня знаете.
Все, в том числе и Родин, дружно кивнули головами.
– Придется от чего-то, конечно, отказаться, где-то ужаться, чем-то поступиться, – продолжил Солнцев, – но силовую установку довести до ума и беречь, как око. Без нее нам, друзья-товарищи, не выжить. Будь мы дикарями времен Миклухо-Маклая, возможно, и справились бы, а когда без электричества и шагу не ступить, то, ясное дело, сразу кранты, извините за жаргон…
– Игорь Павлович, можете чем угодно поступаться, только не оборудованием блоков искусственных полей и биофермы, – воспользовавшись паузой в монологе Солнцева, заявила Сюзанна Тобис. – Верно, подруги? – обратилась она за поддержкой к подругам.
– Верно! Верно! – единодушно поддержали те.
– Никто и не думал посягать на данные объекты, – поспешил успокоить женщин Солнцев. – Другие найдутся.
– Найдутся, найдутся, – подтвердили слова Солнцева Лунин и Кастро при молчаливом согласии Родина.
– А теперь, коллеги, по-видимому, стоит поговорить о носовой части «Урана», так называемой в нашем обиходе «стреле», где находился основной электронный мозг корабля. Ранее все недосуг был ее обследовать, а теперь, полагаю, пора. Незачем больше откладывать.
– А как же с «одним шагом» на землю? – напомнил Родин. – Вроде бы собирались на землю обетованную спуститься да ближайшие окрестности обследовать, а теперь хотим уже вверх по стреле подняться…
– Сначала предлагаю со «стрелой» разобраться, – в противовес другу заявил Хосе, до этого момента молча слушавший других. – Это нам куда привычнее. Как-никак, а часть нашего корабля. Земля подождет. Больше ждала… К тому же почва после океанского наката, надо полагать, еще влажная и скользкая. Следовательно, будет затруднять наше движение. Да и грязь месить нет удовольствия…
– Это верно, – согласился с ним Лунин.
А Хосе, воспользовавшись поддержкой Григория Матвеевича, продолжил в том же напористом духе:
– Кто за мое предложение, прошу проголосовать!
Сам Хосе, все женщины и Солнцев, следуя призыву коллеги, подняли руки. Родин, улыбнувшись снисходительно, и Лунин, оставаясь серьезным, воздержались от голосования.
– Большинством голосов мое предложение принимается, – прокомментировал результат голосования Хосе. – Начнем штурм стрелы.
– Снаружи или изнутри? – последовал вопрос от Родина.
– Конечно, изнутри, – не замечая подвоха ответил Хосе. – Если взбираться снаружи, то, оступившись, разбиться можно.
– Тогда это не штурм, а подъем с яруса на ярус, – заметил Александр Иванович.
– Пусть – подъем, – не стал спорить Хосе. – Главное, сначала стрела, а затем земля, лес, вода… 
Солнцев, слыша эту легкую пикировку коллег, с горечью подумал, что бывшая на космическом корабле субординация, к большому его сожалению, приказала долго жить. «Ничего, брат, не поделаешь, в сложившихся обстоятельствах мы все равны, – успокоил он себя. – Прежней командирской должности пришел конец. Следовательно, завершилось и прежнее лидерство. Теперь в лидерах и командирах быть тому, кто проявит лучше других качества вожака стаи. И это точно не я со своими пятьюдесятью четырьмя годами. Теперь время молодых, Родина, например, или Кастро… У них сила, некая сумма знаний, а главное – огромная тяга к жизни. А опыт?.. – шевельнулось в мозгах. – Опыт – дело наживное, – тут же последовал ответ. – К тому же на чужой планете земной опыт не в счет. Тут у всех он нулевой. Главное, чтобы нам не перессориться, оставаться единым коллективом. На первых порах и коллективное принятие решений сойдет… Но только на первых порах, а дальше без толкового лидера, как показывает земная история, никак».


НА СТРЕЛЕ

На обследование внутренностей стрелы и установки на ее внешнем контуре видеокамер после недолгих дискуссий – стоит это делать или не стоит – отправились все мужчины, облачившись в легкие скафандры и вооружившись необходимыми приборами, инструментами, страховочными фалами. А их слабые, но прекрасные половины планировали совершить коллективный поход в ту часть тора, в которой располагались микрополя и биоферма с кроликами и щенятами.
– Надо навести порядок, – кратко пояснили они свое решение. – С момента начала шторма туда не заглядывали…
– Бог вам в помощь, – пошутил Родин, в отличие от Хосе, вряд ли веривший в наличие божественной силы.
– И вам удачи! – отозвались женщины.
 
Пройдя с включенными индивидуальными фонариками и редкими, ничего не значащими репликами по внутренним лабиринтам тора, одной из «спиц» с бесполезным теперь комплектом ракет-зонтов до массивной двери в ступице перед входом в полую ось стрелы, исследователи остановились.
– Хорошо бы, чтобы выход из ступицы совпал с входом в ось, – произнес Солнцев. – В противном случае весь этот поход бесполезен… Сваркой и «болгаркой» титановую преграду не взять.
– Это мы узнаем, если сможем механическим способом открыть герметически запертую дверцу ступицы, – не добавил оптимизма Родин. – Но попытка – не пытка. Приступим что ли?
Он вынул из ниши в стенке ступицы предмет, чем-то напоминающий «ручной стартер» для завода мотора древних автомобилей за счет физической силы и сноровки шоферов, но с более утонченной формой.
– Вот и ключ, – прокомментировал он свои действия. – Вставим-ка его малый конец в это вот отверстие и попробуем провернуть по часовой стрелке. Надеюсь, что все получится…
Сопровождая слова действиями, Родин сделал пол-оборота.
– Что? Не идет?.. – проявил беспокойство более эмоциональный Хосе.
– Вроде бы поддается… – ответил Родин. – Но надо дух перевести, чтобы не спугнуть удачу.
– Ты переводи дух, друг Алекс, а я поработаю с ключом, – сунулся поближе к дверце Хосе. – Я удачливый.
– Э-э, нет! – остановил его Родин. – На переправе лошадей не меняют. Я начал, я и завершу.
– И это правильно, – поддержал его Григорий Лунин при молчаливом согласии Солнцева.
– Ну, как хотите, – отпрянул от дверцы Хосе. – Думал, как лучшее… – немного смутился он за проявленную несдержанность и порывистость.
Поплевав по традиции на ладони, Родин продолжил работу с ключом. Дверца медленно стала отпираться. Когда она открылась настолько, что стал виден проход во внутренности оси, все облегченно вздохнули: выход совпал с входом. Но радость длилась недолго: изнутри резко пахнуло запахом горелой изоляции.
– Кажется, наши худшие ожидания подтвердились, – первым отреагировал на запах Родин. – Страшные молнии свое черное дело сделали. Электронный мозг корабля нам не возродить.
– К сожалению, это так, – согласился с ним Григорий Лунин.
– Возможно, что-то и сохранилось, – не был столь пессимистичен Солнцев. – В наших условиях любой здоровый  чип, любой проводок важен и нужен. Поэтому не будем терять времени. Вперед, друзья!
Хотя в космическом пространстве в условиях невесомости лестничные марши вроде бы и не нужны, но земные инженеры их все же предусмотрели, что значительно облегчило продвижение исследователей вверх, от яруса к ярусу, почти полностью занимаемым трубами и электрогенерирующими установками, металлическими стеллажами с силовыми агрегатами, трансформаторами, а также блоками и частями бывшего суперкомпьютера. Точнее, бывшего суперкомпьютера, ибо даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять. Что он, если не полностью, то значительно поврежден титаническими разрядами молний.
До предпоследнего яруса добрались хотя и медленно – все же на высоту девятиэтажного дома поднимались, ¬ – но без особых происшествий. Отсюда на «чердак», где находился выход, нужно было подняться по лестнице и открыть переходной люк, расположенный в самом «потолке». А все остальное пространство яруса, как и ЦУП, было под завязку заполнено стеллажами с блоками, мониторами, электронной аппаратурой, явно убитой разрядами молний. Убиты были и мониторы, взиравшие на людей черными глазницами дисплеев. А вот кресел, в отличие от ЦУПа, в нем не было. Парящим в невесомости космонавтам кресла, что попу гармошка, совсем ни к чему…
– Предлагаю перевести дух перед предпоследним броском, – предложил коллегам Солнцев. – Не знаю, как вы, но я запарился чуток. Видать, возраст сказывается…
Родин, Кастро и Лунин промолчали, но было видно, что против передышки и краткого отдыха никто из них не возражал.
– Давненько я сюда не заглядывал, – малость отдышавшись и оглядевшись, резюмировал Солнцев. – Как-то поводов и причин для частого посещения не было. Электроника работала как часы.         
– Да, как минимум месяц никто сюда не заглядывал, – согласился с Солнцевым Родин. – Впрочем, что об этом, лучше посмотрим, нет ли где в запасниках запасных блоков питания, видеокамер, прочих полезных вещей. Земляне, как известно, народ запасливый, – пошутил для поднятия настроения.
– Может, попробуем аварийное освещение включить, – предложил Солнцев, – чтобы понапрасну не сажать батарейки наших фонариков. Теперь экономить всегда и на всем, к сожалению, надо…
– Попробуем, – согласился Лунин.
– Действуй, – не стал отбирать инициативу у коллеги Родин.
Григорий Матвеевич взглянул на Солнцева и, получив его утвердительный кивок головы, начал неспешно и обстоятельно, как поступал всегда, работать с кнопками на панели рядом с входом в отсек. Достал отвертку и вскрыл панель. Присмотревшись, покопался в ее внутренностях. Что-то соединил, что-то подкрутил – и аварийное освещение включилось
– Проводки отошли, – пояснил коллегам. – Пришлось соединить. А аккумулятор, к счастью, уцелел и послужит еще некоторое время при экономном использовании. Но мониторы, запитанные на центральную электросистему, он бы, к сожалению, уже не потянул…
– А нам и не надо. Верно, Игорь Павлович? – вновь взял инициативу в свои руки Родин.
– Верно, – не стал возражать против истины Солнцев. – Нам теперь надо взобраться на «чердак», а оттуда – к выходу.
– Тогда, прежде чем лезть на «чердак»,  поищем запасные видеокамеры в наших старых заначках. Вы не против, друг Кастро?
– Не против, – веселым голосом отозвался никогда не теряющий бодрости духа Хосе. И тут же добавил: – По амбарам пометем, по сусекам поскребем – что-нибудь да найдем.
Поиски оказались успешными: общими усилиями исследователи отыскали две запасные видеокамеры и несколько других нужных в хозяйстве электронных мелочей.
– Только зря свои видеокамеры из ЦУПа тащили, – отреагировал на находки Хосе.
– Пригодятся для запаса, – то ли возразил коллеге, то ли констатировал факт Родин. – Запас…
– Знаю-знаю, – перебил его Хосе. – Запас карман не тянет и спину не гнет!
Родин лишь театрально развел руками:
– Друг Кастро, слов нет: ты настоящий кладезь русской народной мудрости.
– А то! – заискрился улыбкой Хосе.
– Однако пора и о выходе на поверхность стрелы подумать, – напомнил коллегам суть визита Солнцев. – Добровольцы есть? – пошутил кратко.
– Есть! Есть! – тут же отозвались Кастро и Родин.
– Тогда вперед!
Родин, первым добравшись до ключа, открыл переходной люк.
– Готово! – объявил он. – Все за мной!
Подсвечивая себе фонариками, исследователи один за другим забрались на узкий чердак. Родин попытался включить аварийное освещение и здесь, но попытка успехом не увенчалась.
– Ничего, – констатировал он, – главное, виден люк и ключ к нему. Справимся.
– Конечно, справимся, – подтвердил Солнцев. – Иначе стоило ли нам затевать весь этот сыр-бор… И, обращаясь конкретно к Родину и Кастро, добавил: – Крепите страховочные фалы, проверьте оружие, чтобы от американских грифов отбиваться, открывайте люк – и в добрый путь!  Правда, прежде не забудьте люк открыть, – не удержался от шутки в стиле Родина.
– Кто люк будет открывать: ты или я? – закрепив конец фала за предусмотренную для подобного случая скобу на внутреннем конусе стрелы, спросил Родин Кастро.
– Я! – тут же отозвался Хосе. – Ты уже открывал…
– Доставай ключ – и действуй! – не стал спорить Родин. – У меня получилось; посмотрим, получится ли у тебя…
– Получится, – заявил без доли сомнения Хосе.
Достав из ниши ключ, вложил его в отверстие, расположенное рядом с люком, и начал вращать по часовой стрелке. Не сразу, но после приложения новых физических усилий, люк поддался и стал медленно отваливаться на наружную сторону стальной стенки стрелы, образуя площадку для выходящих космонавтов или, в данном случае, исследователей. А в образовавшийся проем хлынул поток дневного света, свежего ветра и морской прохлады – дыхание океана не забыло напомнить о себе.
Пока Хосе осторожно выбирался через открывшееся зево люка наружу, Солнцев успел подумать: «В этих ребятах, Александре и Хосе, тяга к жизни есть. Большая тяга. И это замечательно! Роду землян на Гее не угаснуть. Видимо, самой судьбой начертано нам пустить здесь корни…»
Став крепко на крышке люка, превратившейся в надежную площадку и опору, Кастро доложил, что никаких птиц поблизости нет, что опасности с этой стороны не наблюдается, зато обзор чудесный.
– «Высоко сижу, далеко гляжу», – процитировал он слова героини широко известной русской сказки. – А еще – океан, лес, горы…
– Это хорошо, – прервал его Солнцев, – а решетку антенны видишь?
– Вижу, – поспешил с ответом Хосе. – Один из ее ажурных лепестков прямо над верхней кромкой люка нависает. Правда, он изрядно покорежен разрядами молний, местами сварился в металлические куски, словно побывал в доменной печи…
– Это не важно, – заметил Солнцев. – Важно, крепко ли он держится за корпус? Надежен ли? Не оторвется ли под вашим весом?
– Надежен, – доложил Хосе, попробовав рукой подергать лепесток антенны. – Так приварен молниями к корпусу, что ни пошатнуть, ни сдвинуть. Зато по этому и другим соседним лепесткам антенны можно передвигаться вокруг всего острия стрелы.
– Это хорошо. Теперь понадежней закрепи страховочный фал да Родину местечко приготовь. И меньше в русском фольклоре упражняйся. Не тот момент… – предупредил Солнцев.
– А вы мне, товарищ Солнцев, не указ, тут настоящее солнце должно иметься, – отшутился Хосе, – Впрочем, я его что-то не вижу, вокруг сплошная серость и промозглость.
Несмотря на шутливый тон, Кастро все же меры предосторожности соблюдал безукоризненно: с огромной высотой на которой ясно ощущался даже малый порыв ветра, глупые игры в геройство были недопустимы.
Следом за Кастро на поверхность стрелы выбрался и Родин. Подстраховывая друг друга, действуя как альпинисты, передвигаясь по решетке антенны, они в течение полутора часов установили пять небольших видеокамер с индивидуальным энергопитанием и дистанционным управлением, подаваемые им Луниным. Четыре для кругового обзора окрестностей и части неба у горизонта, пятую – для наблюдения за небесной сферой. В планах землян уже было составление карты ночного небосвода Геи.   
Когда работа была завершена, и монтажники-высотники Родин и Кастро возвратились на «чердак», Соколов связался по радиотелефону с Гитой Ганди.
– Где находитесь? – задал он краткий вопрос, требующий такого же краткого и ясного ответа.
– На биоферме. Порядок наводим. Тут столько дел, Игорь Павлович, что…
– Оставьте все дела подругам, – прервал ее Солнцев тоном, не терпящим возражений, – и отправляйтесь-ка в ЦУП да проверьте там на мониторе, как функционируют установленные нами видеокамеры. Задание понятно?
– Понятно.
– Тогда исполняйте.
– А может…
– Никаких «может», – сгустил привычный тенор до басового звучания Игорь Павлович. – Исполняйте.
– И это правильно, – усмехнулся, сидя на корточках, Родин. – Совсем разболтались в замужестве. Никакого чувства субординации.
Солнцев промолчал, а Лунин и Кастро, отдыхавшие подобно Родину на корточках возле стеллажей с «убитой» аппаратурой, улыбнулись. Понимали, что прежних официальных отношений уже не будет.
Наружный люк оставался открытым, и свежий воздух, наполненный морским привкусом, бодрил.
Прошло несколько длинных, тягучих минут, прежде чем Гита отрапортовала о нормальной работе всех видеокамер.
– Какие будут приказания, товарищ командир? – не удержалась она от «шпильки» в адрес Солнцева в конце своего доклада.
– Отдыхайте, – распорядился Солнцев тихим глухим голосом. Затем, обращаясь уже к коллегам, добавил: – Задраиваем люк и отправляемся в ЦУП. Работа сделана. Всем спасибо!
Возвращаясь в ЦУП, исследователи старались присмотреть все материалы, в том числе и трубы, пригодные для будущего строительства, но все воздуховоды, электрогенераторы и прочие энергосистемы надежно прятались за внутренней обшивкой бывшего космического корабля. Поэтому после короткого обмена репликами и мнениями было принято решение: сначала внимательно изучить схемы каждого блока или яруса стрелы с целью выявления этих самых труб, а потом уже думать об их изъятии и доставлении к месту сборки.


ПЕРЕД ПОХОДОМ ПО ЗЕМНОЙ ТВЕРДИ

Прибыв в ЦУП, мужчины и женщины первым делом обменялись своими впечатлениями от походов. Если у женщин они, по большому счету, имели положительный результат, то у мужчин, несмотря на установление ими видеокамер внешнего наблюдения, отрицательный: главный бортовой компьютер или Навигатор восстановлению не подлежал.
– Так и запишем в бортовой журнал, – подвел итог Соколов, продолжая исполнять обязанности командира корабля. – И давайте решим: сегодня или же завтра совершать поход на землю? Если сегодня, то надо немного подкрепиться да и отправляться. Если же поход отложим на завтра, то приступим к нему прямо с утра пораньше после завтрака.
Хосе и Родин предлагали не откладывать «хорошее дело» до следующего дня, а приступать немедленно.
– Надо ковать железо, пока оно горячо, – блеснул очередной русской мудростью Хосе. – Нечего кота тянуть за хвост – поцарапать может. Верно, Алекс?
– Верно.
Но Лунин и все женщины склонялись к тому, что новый поход и до утра подождет, ибо не волк и в лес не убежит. К тому же любое важное дело лучше начинать утром, так как «утро вечера мудренее», а голова у людей светлее.
– Итак, в поле идем утром, – подвел черту Солнцев. – Теперь остается решить, кто идет, а кто остается на корабле.
Назвать остатки космического корабля домом у Игоря Павловича язык не поворачивался. Хотя он отлично понимал, что никакого корабля уже нет, а есть все-таки довольно обустроенный дом. Правда, как консервная банка, – без окон. Зато с электрическим светом и крепкими стенами, которым не страшны ни дожди, ни снега, ни жара, ни холода. Да и огонь внешний, пожалуй, не страшен.
– Почему в поле? – не поняла Ли. – Тут, как можно судить по нашим наблюдениям, полей нет, но есть река, лес и далекие горы.
– Да-да, – поддержал ее Хосе. – Почему в поле?
– Полем, – опережая Солнцева, стал пояснять Родин, – в древности русские воины называли местность перед городом. На поле им приходилось сражаться…
– Точно. Вспомнил! – хлопнув себя ладонью по лбу, обрадовано воскликнул Хосе. – Пословица такая есть: «Один в поле не воин».
– Друзья, может, оставим экскурсы в историю и филологические изыски, а все-таки поговорим о походе? – выразила свое недовольство Ангелина. – Игорь Павлович, – обратилась она к мужу по имени-отчеству, подчеркивая официальность тона, – взялись вести совещание, так ведите. Не давайте уводить его от конкретики.
– Ничего, ничего, – несколько смутившись резким тоном супруги, ответил Солнцев. – Коллеги вправе отвлечься – люди-то живые, эмоциональные. Да я и не набивался в председатели собрания. Так… к слову пришлось. Предлагайте кандидатуры, аргументируйте… Лично я готов остаться на «Уране», нашей главной базе на всю оставшуюся жизнь. Желательно, чтобы еще кто-то остался… Решайте.
– Я иду, – твердо заявил Хосе. – Как-никак родился в стране, где дремучие леса и дикие животные не в диковинку. Справлюсь, если что… А ты, Гита, со мной или на базе остаешься? – обратился он к супруге.
– С тобой. В моей родной Индии джунглей и диких обезьян тоже хватало…
– Отлично! – расплылся в довольной улыбке Хосе
– И я иду, – был категоричен Родин. – Пусть я родился далеко от дремучих лесов и непроходимых джунглей, пусть я кондовый житель городских трущоб, но страсть к путешествиям и приключениям имею с детства. К тому же я – компанейский парень, шутник и балагур – следовательно, в походе всегда пригожусь, – окончил он краткую, но эмоциональную речь на шутливом тоне.
– Думаю, что и я не буду лишней в этой экспедиции, – произнесла с улыбкой, немного смущенной, но в то же время несколько вызывающей, мол, и я не пальцем делана, Сюзанна. – Надеюсь, что мои агрономические познания пригодятся коллективу…
– Где нитка, там и иголочка, – слегка скомкав поговорку, озвучил свое решение Лунин. – Где жена – там и муж. Я тоже иду в поле. И далее: в лес, в горы… Надеюсь, что мои обстоятельность и неспешность в принятии решений обузой в походе не станут, а в трудном деле всегда помогут.
«Не сомневаюсь», – подумал Солнцев, но вслух ничего не сказал, ждал, когда все выговорятся.
– А уж биолог и врач просто обязана быть в отряде исследователей, – спокойно, как о деле, само собой разумеющемся и не допускающем возражений, произнесла Ангелина Романовна. – Соберу чемоданчик экстренной медицинской помощи – и готова.
– Я бы тоже в поход пойти не прочь, но кто тогда за Игорем Павловичем присмотрит? – прищурив и без того узкий разрез глаз, пошутила Ли. – К тому же команда у вас подобралась отличная, – добавила вполне серьезно.
– Вот и славненько, – подвел итог Родин, – походная команда определилась. Теперь надо определиться с руководителем. Без этого в походе нельзя, иначе, как в басне Крылова: рак пятится назад, а щука тянет в воду…
– Тебе и быть руководителем, – прервал молчание Соколов. Однако на всякий случай задал дежурный вопрос коллегам: – Возражений нет?
Возражений не последовало.
– Вот и хорошо, – одобрил Солнцев решение коллег. – А пока есть время, проверим-ка, друзья, предполагаемый путь до выходного люка, находящегося от нас слева, то есть над правым берегом реки, – предложил он. – Одно дело – схема на бумаге, где все гладко и четко, другое – на практике. Тут могут быть любые неожиданности, препоны, затруднения или, как говорили в старину, овраги.
Исследовать путь до выхода из тора отправились одни мужчины, заранее изучив и обсудив все ходы и выходы во внутренних лабиринтах по схеме, перенесенной на бумагу с электронного каталога. Женщины, оставшись в ЦУПе, приступили к подготовке к завтрашнему выходу в поле.
Как и предположил Солнцев, после катастрофы, а затем и штормовых игрищ океана многие проходы пришлось восстанавливать вручную, заниматься реанимацией аварийного освещения. Времени на это ушло столько, что даже Родин вынужден был признать, что с выходом в «поле» спешить не стоило. Когда же, наконец, добрались до переходного отсека, то обнаружили, что система дезинфекции из-за отсутствия электричества здесь не работает.
– Что будем делать? – спросил коллег Солнцев. – Может, какую-нибудь электролинию от ЦУПа исправим или же вновь проложим, используя стратегические запасы? Но хватит ли мощности, Григорий  Матвеевич?
– Если ЦУП и жилой блок на время отключить, а сюда перенаправить электроэнергию, то возможно, и хватило бы… Но не уверен, – ответил Лунин. – Да и сложно все это. Не на одни сутки работа предстоит.
– Не надо ничего отключать и переключать, – заявил безапелляционно Родин. – Я уже маску снимал, местным воздухом дышал – и не умер. Обойдемся без очистительного душа. Касательно обуви, к которой может прилипнуть какая-нибудь пакость, скажу следующее: после похода ее можно в местной речке помыть, а перед подъемом на борт – для дезинфекции  в какой-нибудь ванне ополоснуть…
– А в ванну надо хлорки добавить, – дополнил мысль Родина Кастро. – Вот и будет дезинфекция.
«Господи, что ни шаг, то сплошные трудности, – подумал Солнцев. – И это – только начало. Дальше – больше». Однако вслух произнес другое:
– Небольшую ванну или емкость наподобие деревенского корыта сварим из кусков перегородки, а хлорки поищем в запасах нашего врача Ангелины Романовны. Теперь же посмотрим, как высоко над поверхностью почвы находится выход. Берите, Александр Иванович, ключ в нише – у вас это очень хорошо получается – и отпирайте люк.
– Есть, командир, – отчеканил Родин и, не теряя время даром, приступил к процедуре открытия люка, расположенного, как уже говорилось выше, над левым берегов пока что безымянной реки.
Замеры показали, что до песчаной почвы, прикрытой местами проплешинами грязно-зеленой, стелящейся по поверхности земли травы, от зева этого люка было около полутора метров.
– Придется сварить лестницу, – констатировал Родин.
– И обязательно с перилами для рук, – добавил Кастро, – чтобы нашим дамам комфортабельнее было по порожкам подниматься.
– Принимается, – согласился Александр.
А Солнцев, продолжая думать о безопасности коллег, предложил установить возле люка видеокамеру с дистанционным управлением, чтобы не было сюрпризов.
– Береженого бог бережет… – подчеркнул он суть инструктажа.
– Лишним не будет, – одобрил данное действо Родин.
И сразу же предложил возвращаться в ЦУП, чтобы приступать к изготовлению трапа и посудины для дезинфекции обуви.


ПЕРВЫЕ ШАГИ ПО ЗЕМНОЙ ТВЕРДИ

Утро следующего дня традиционно началось с гигиенических процедур всех членов экипажа, короткого завтрака и коллективного просмотра записей видеокамер, установленных на «стреле».
 – А грифы, по-видимому, не прижились на «стреле»… – заметила Сюзанна, когда просматривали кадры, в которых была видна часть заостренного носа корабля с остатками антенны без птиц. – Покинули временное пристанище…
– Вот и хорошо, теперь не загадят ни «стрелу», ни «ступицу», ни тор, – был явно удовлетворен таким поведением нежелательных гостей Родин. – У них ведь нет санузлов и системы генерации дерьма в полезные вещества. Загадили бы все.
– Алекс, хватит ерничать, – сделала замечание Ангелина, – будь посерьезнее, пожалуйста.
– А разве я не серьезно заметил? – театрально сделал удивленное выражение лица Родин. – Мне кажется, вполне серьезно.
 – Коллеги, не стоит пикироваться по поводу птиц, – постарался сгладить ненужный спор Солнцев, – тем более что они покинули нас. Лучше на природные особенности утра обратите внимание. На мой взгляд, нынешний день обещает быть не столь хмурым, как вчерашний. И это куда приятнее для предстоящего выхода в поле и исследований.
– Да, при свете и тепле путешествовать лучше, чем при промозглости и дожде, – как бы продолжая мысль Солнцева, заметил Кастро.
– Тогда не будем терять время и приступаем к облачению в походную форму одежды и к вооружению всеми необходимыми инструментами и средствами связи, – приступил к обязанностям руководителя Родин. – Однако все делаем обстоятельно и без лишней торопливости.
– Не забудьте взять лестницу и тазик, – напомнила Ли.
– И видеокамеру, – добавил Солнцев. – а то как мы с Ли узнаем, что вы возвратились к люку, запертому нами изнутри… Снаружи-то люк не открывается.
– Да по рации, – опережая Родина, заявил Кастро.
– По рации – хорошо, но лучше все же удостовериться о вашем прибытии по видео, – остался при своем мнении Солнцев.
– Вы, Игорь Павлович, неисправимый перестраховщик, – засмеялся Хосе. – Впрочем, давайте видео камеру, я ее прикреплю рядом с люком.
– Другой разговор, – улыбнулся Солнцев и передал Родину как руководителю группы заранее приготовленную им для данной цели портативную видеокамеру с собственным источником питания, вмонтированным в ее корпус.

Облачившись в походную экипировку и взяв с собой необходимые приборы, инструменты и оружие, а также легкий трап и сваренный накануне металлический тазик – эти предметы несли к выходу Лунин и Кастро, – исследователи, сопровождаемые Солнцевым и Ли, тронулись в путь. Подойдя к выходному люку, Родин открыл его, впустив в тор свежий воздух Геи, а Кастро, установив трап, принялся монтировать видеокамеру.
– Готово, – доложил он Родину.
– Тогда, принимай от Лунина емкость для дезинфекции и поставь рядом с трапом.
– Сделано!
– Теперь по одному на выход, – скомандовал Родин. – Первым – Григорий Лунин, затем – Ангелина Соловьева-Солнцева, за ней – Гита Ганди-Кастро, за Гитой – Сюзанна Тобис-Лунина. Я – замыкающий. – И тут же без какой-либо паузы, переходя с официального тона на шутливый, добавил: – Хосе, принимай команду да смотри, со счета не сбейся.
– Может, их еще заставить попрыгать, как спецназовцев? – ответно пошутил Хосе, сделавший уже на земной тверди Геи несколько шагов. – Так я это запросто… У меня не забалуещь…
– В другой раз. Пока и так сойдет. Пошли, что ли…
– С Богом! – напутствовал коллег Солнцев, когда первопроходцы один за другим стали покидать, хотя и потерпевший космическую катастрофу, но все еще надежный борт «Урана». – Удачи вам! Вечером, как обусловились, ожидаем благополучного возвращения.
Родину хотелось напомнить командиру «Урана», что всю жизнь тот был атеистом и не очень-то верил в сверхъестественные силы, а тут про Бога вспомнил. «Кстати, – подумал он, – а какого Бога имел в виду Игорь Павлович? Иисус Христос тут явно не подходит, ибо он, доподлинно известно, продукт земного происхождения и Солнечной планетарной системы, расположенных в Галактике Млечный путь. А здесь, судя по всему, совсем иная Галактика Вселенной. Но если считать, что Бог – это Создатель Вселенной, то само понятие Бог тут вполне подходит. Однако Иисус, да и все земные святые – Петр, Павел, Николай Угодник, Магомет и прочие, – если подумать внимательно, остаются за пределами этого понятия. Или все же не остаются… Впрочем, мне, атеисту, какая разница… К тому же, как говорили не раз земные мудрецы, не будь Бога, люди бы его все равно себе придумали, ибо без Бога жить нельзя. Следовательно, надо полагать, что и на Гее обязательно придумают и нового Иисуса Христа, и новых святых угодников, ибо издревле известно, что свято место пусто не бывает…» 
Поворошив на данную тему мысли в голове, Александр Иванович все же воздержался от ненужной реплики в адрес командира корабля, в одночасье превратившегося из атеиста в верующего человека, и лишь жестом правой руки показал, что все будет в порядке.
Когда группа исследователей удалилась от выхода из тора на сотню метров, Солнцев втащил внутрь трап и закрыл крышку люка.
– Пойдемте, Ли Вань Сан, в ЦУП.  Тут нам делать больше нечего.
– Пойдемте, – ответила тихо и с некой грустью Ли, вдруг почувствовав накатывающее на нее тоскливое чувство одиночества и черной пустоты, едва нарушаемой светом фонариков. – Будем связь поддерживать да возвращения ждать.
– Вижу, загрустили вы, юная леди, – поняв состояние молодой женщины, попытался приободрить ее Солнцев. – Не стоит. Все будет хорошо. Все возвратятся живыми и здоровыми. Во главе с твоим мужем.
– Верю, что все будет нормально, – поспешила с ответом Ли. – Только все как-то само собой произошло. Родной дом вспомнился, детство, мама… Вот и взгрустнулось.
– Понимаю. У самого подобное случается.
– Неужели? – удивилась Ли. – Ведь вы такой спокойный, обстоятельный, солидный…
– Ностальгия, как и память, сильнее солидности и обстоятельности. От них лекарств человечеством еще не придумано.
– И труд не помогает, работа?..
– Работа… – повторил раздумчиво Солнцев. – Она лишь притупляет остроту, но не излечивает. По крайней мере, я так думаю с высоты своего возраста и жизненного опыта.
Произнеся последнюю фразу, Солнцев  решительно зашагал в сторону ЦУПа. Не задавая больше вопрос, разгоняя тьму светом фонарика, последовала за ним и Ли.
 
Маленький отряд землян, возглавляемый Родиным, продвигался онемевшим редколесьем по правому берегу реки – главному надежному ориентиру при возвращении на базу. В легких оранжевых скафандрах и масках он был похож на одинокий язычок пламени, заблудившийся в безжизненном лесу. Причем не просто в лесу, а, несмотря на явно наблюдавшиеся признаки летнего времени года, в мрачном лесу. В лесу с искалеченными, как в фильмах ужасов, хвойными и лиственными деревьями, похожими на земные сосны и осины, с редкими, согбенными до земли и почти безлистыми кустами. И только легкое шевеление тонких веточек на макушках деревьев под набегавшими время от времени дуновениями ветра указывало на то, что лес еще не совсем умер, что он всего лишь крепко покалечен и тяжко болен. А потому тлела надежда, что со временем он избавится от болезни и вновь заговорит с окружающим миром своими таинственными шорохами, вздохами, разномастными голосами птиц и животных. Особенно крепла эта надежда, когда над макушками деревьев появлялись уже знакомые по виду грифы, время от времени дружно пикирующие на землю за очередной добычей. 
Если деревья и кусты были безучастны к тому, куда откатила беда, оставившая на поверхности земли трупики рыбок, крабов, моллюсков и прочей морской мелочи, то прибитая к земле серо-зеленая масса травы с поверженными в ней блеклыми цветами стелилась в сторону реки, указывая путь отхода водной стихии.
– Да, океанский шторм тут так похозяйничал, что сердцу больно. Уже три кило отмахали, а пейзаж все тот же – тоскливый и безжизненный, – заметил Кастро, шедший позади Родина в паре с супругой Гитой, подобравшей на пути следования кусок крепкой ветки и переворачивавшей ею мелкие жертвы шторма для лучшего запечатления на видеокамеру. – Ни птиц и птичьих голосов, ни малых животных, лишь какие-то мелкие насекомые, видимо, отсидевшиеся в земле и теперь выползшие на белый свет, чтобы мешаться у нас под ногами.
– Скорее всего, птицы улетели, а животные – большие и малые – сбежали перед штормом в другие места и возвращаться на лесистый берег речушки, вдоль которой мы двигаемся, пока не спешат, за исключением, разве что видимых нами стервятников-падальщиков,  – предположила Гита. – На Земле давно доказано, что животные не только за несколько часов, но  за несколько суток чувствуют природные катаклизмы и покидают район бедствия.
– А ты, уважаемый товарищ Хосе, кого хотел бы увидеть: волка или крокодила, – поинтересовалась Ангелина, шагавшая в паре с Сюзанной, время от времени наклонявшейся к земле, чтобы сорвать какую-нибудь травинку и спрятать ее в очередной пробирке для будущих исследований и анализов.
– Белочку с бельчонком и зайчиху с зайчонком, – отшутился Хосе, явно не жаждавший встреч с волком и крокодилом. – Можно и козу с козлятками, и свинку с поросятками, и курочку с цыплятками…
– Ой, какой хитрый, – заметила на это Сюзанна, только что поместившая в пробирку то ли очередную травинку, то ли скукожившийся цветок, то ли образец почвы. – Хищников не хочет, а только слабых да пригодных на жаркое. Только есть ли они, козочки и зайчики, тут – большой вопрос… Впрочем, наличие травы и кустарника, – поправила она себя, – в определенной степени указывает на возможность наличия травоядных животных. Это я как специалист в области флоры твердо заявляю.
– Естественная природная продовольственная цепочка, – согласилась, поддерживая разговор, Ангелина. – Со школьной скамьи известно.
Шедший же замыкающим в этом небольшом отряде исследователей Григорий Лунин, представляющий в своем лице арьергард, счел необходимым заметить:
– Вы бы, коллеги, больше по сторонам да под ноги смотрели, чтобы на какую-нибудь ядовитую дрянь не наступить и не вызвать ответного нападения, чем переливать из пустого в порожнее слова.
– Да буде тебе, Григорий Матвеевич, поучать да пугать, – недовольно заметила Сюзанна. – Лес мертвый. Деревья с обломанными ветвями и целыми суками. Лишь лианы толстенные висят.
– Какие лианы? – насторожился Лунин.
– Да вон на том дереве, ¬ – показала рукой Сюзанна.
Лунин пристально взглянул в указанном направлении и действительно заметил на одном из деревьев, рядом со стволом, широкую, в пятнистых разводах, ленту, свисающую почти до земли. То ли от дуновения ветра, то ли по иной причине лента шевельнулась.
«Так это же не лента и не лиана, – мелькнуло в голове Лунина, – это… это огромная гадюка метров пяти длиной вышла на охоту». И он, предупреждая коллег об опасности, крикнул:
– Осторожно! Впереди по курсу то ли огромная змея, то ли удав…
– Где? – остановившись и озираясь вокруг, спросил Александр Родин, отвечавший за безопасность вверенного ему отряда. – Где?.
За Александром Ивановичем, настороженно крутя головами в разные стороны, остановились и другие.
– Где? – еще раз переспросил Александр Иванович, не обнаружив пресмыкающегося.
– Да на том вот дереве, – как сделала это ранее Сюзанна, поспешно указал рукой Лунин в сторону опасности. – Несколько впереди и чуть справа. На фоне ствола плохо заметна…
– Вижу, – наконец-то разглядел живую «лиану» Родин. – На хвосте, намотанном вокруг сука, держится. Под цвет ствола мимикрирует. Сразу и не заметишь…
– Я тоже вижу, – стал снимать с плеча автомат Хосе. – Сейчас узнаем, крепка ли у нее голова.
– Может, не стоит… – попридержала супруга Гита. – Змея в мифологиях многих народов – хранитель тайн и символ мудрости. Может, поступим мудро и обойдем символ мудрости стороной. Или просто понаблюдаем…
Хосе прислушался к словам супруги и на спусковой крючок не нажал, хотя и палец с него не убрал.
– Хорошо. Понаблюдаем… Но если что, так я сразу прикончу… хоть змею, хоть удава.
– А в России змей, если он – представитель мужского пола, и змея  – представительница женского пола, особенно змея подколодная, – символ неминучей беды, – усмехнулся Родин, но отдать приказ на стрельбу не торопился: – Интересно, на кого эта гадина собирается охотиться в этом мертвом лесу?..
– Ты еще про Змея Горыныча вспомни, – насмешливо, как бы подразнивая Александра Ивановича, бросила словцо Ангелина. – Или про огненного змея, которым в древние времена пугали русских баб…
– Коллеги, предлагаю прислушаться к словам Гиты Ганди и обойти эту опасную представительницу местной фауны стороной, – рассудил степенный Лунин. – Считаю, что не стоит нам начинать свой путь с убийства. Мы же исследователи, а не охотники за змеиными шкурами.
– Правильно, – поддержала мужа Сюзанна. – Здесь и так трупов и трупиков столько, что ни счесть… Не скоро лес от них очистится.
– Хорошо, уговорили, – согласился с коллегами Родин. – Оставим тварь в покое, обойдем стороной. Только следите, чтобы она сама не бросилась на нас. Кто знает, что у местной фауны в приоритетах…
Не успел он завершить фразу и дать команду на продолжение похода, как огромная тварь живой стрелой метнулась вниз и в мгновение ока обвилась кольцами вокруг невесть откуда взявшегося в мертвом лесу животного, похожего на земного крокодила. Между страшными до ужаса гадами завязалась яростная борьба. Удав, свивая все новые и новые чешуйчатые кольца и напрягая тело, старался задушить крокодила в смертельных объятиях, а крокодил, не многим уступавший врагу в длине тела, но значительно превышавший по толщине, старался раскрытой зубастой пастью схватить удава за голову.
– Интересно, кто победит? – задал безадресный вопрос Родин. – Полагаю, что верх одержит удав.
– Скорее всего, это так, – согласился в командиром отряда Григорий Лунин. – Змеи, особенно удавы, как показывает земная практика, просто так не нападают. Они выбирают заранее обреченную на смерть жертву.
– Дамы и господа, – не снимая пальца со спускового крючка автомата, картинно подражая букмекерам, провозгласил Хосе, – открываем походный тотализатор и принимаем ставки. Родин и Лунин поставили на удава. А вы, дамы, на кого ставите?
– Фу, какая гадость, – не приняла игру Соловьева. – Тут страшно смотреть, а он в  игры играть вздумал.
И отвернулась, чтобы не видеть жуткого зрелища. Ее примеру последовала Гита, а Сюзанна, обращаясь непосредственно к Родину, попросила прервать наблюдение и продолжить свой путь.
– Коллеги, извините за шутку, – повинился Кастро. – Мне самому противно это видеть… 
– Ладно, оставляем это поле битвы и продолжаем поход, – распорядился Александр Родин, подумав про себя, что Гея на каждом шагу землян таит опасность, а потому «ухо надо востро держать».
И маленький отряд исследователей, обогнув стороной опасное место, продолжил свой путь по береговому редколесью, стараясь не терять из виду реку – свой надежный ориентир в чужом мире.
Вскоре все стали замечать, что рельеф местности постепенно начал изменяться, наметился подъем, а берега реки стали выше и круче, местами обрывистей. На ближайших обнажившихся береговых проплешинах обозначилась выходы геологических пород, составляющих структуру верхних слоев коры планеты – глина, песок, мел, известняк.
– Чем больше я вижу всего на Гее, тем больше прихожу к выводу, что мы попали на какую-то копию нашей родной Земли, – поделилась своими наблюдениями с мужем Гита Ганди. – Океан, река, лес, дальние горы, различные представители флоры и фауны. Теперь вот и образцы геологических отложений…
– А еще и почва, пригодная для выращивания сельскохозяйственных зерновых и агротехнических культур, – вставила словечко Сюзанна.
– Согласен, согласен,– с готовностью ответил Хосе. – Я ведь сразу заявил, что о нас заботятся высшие силы. Сначала спасли в космической катастрофе, опустив в океан, а не грохнув о сушу, потом, малость потрепав, оставили на берегу. Теперь вот показывают, что планета пригодная для нормального развития жизни человеческой цивилизации. Я не удивлюсь, если мы в ближайшее время встретим здесь мыслящих существ, похожих на нас.
– А это еще зачем? – спросила Сюзанна.
– А затем, чтобы мы подружились и привили им земную цивилизацию, – ответил Хосе.
– И научили их воевать друг с другом… – съязвила Ангелина. – История землян показывает, что без войн цивилизации не развивались. Следовательно, и тут такому быть.
– А здесь воевать не будут! – не согласился Кастро. – Здесь все будут жить в мире и дружбе.
– Друг Хосе, – вмешался Родин, – я – оптимист, но ты в этом плане меня изрядно переплюнул. Снимаю шляпу перед твоим оптимизмом и твоей верой в чудеса, происходящие с экипажем нашего бедного «Урана» в последние дни и недели.
– Оптимистом быть лучше, чем пессимистом, – не стал спорить с Родиным Хосе. – Оптимизм – это прерогатива сильных духом и путь к будущему, а пессимизм – удел слабых и дорога к прозябанию и смерти.
– Дружище, да ты философ, – улыбнулся Александр, – вон как загнул!
– Оптимистический философ, – уточнила Гита. – Будь иначе, я бы его в мужья не выбрала, – завершила она шуткой свою короткую реплику.
– И ты, Гита, смотрю, философ под стать мужу, – сделала комплемент подруге Соловьева. – Два…   
Ангелина хотела сказать, что два философа землянина на планете Гея это что-то да значит, но Родин опередил ее и закончил шуткой:
– … два сапога – пара.
А виновница этого обмена острыми, задиристо-шипастыми репликами Сюзанна предпочла лишь слушать да время от времени, полуобернувшись, ласково поглядывать на Григория Лунина, по-прежнему замыкавшего группу исследователей. И кто знает, какие мысли  вращались в кудрявой головке молодой женщины в эти мгновения…
Перебрасываясь короткими фразами, исследователи вышли на небольшую опушку, огражденную с трех сторон стеной деревьев. Здесь, как и в других местах по пути следования отряда исследователей, были видны следы буйства океанского шторма. На траве, покорно стелившейся своими стебельками и макушками в сторону реки, можно было видеть обитателей океанских глубин.
– Складывается впечатление, что мы находимся на месте нового всемирного потопа, – посмотрев по сторонам и не замечая каких-либо существенных изменений в природной обстановке, заметил Лунин. – Покалеченные большой водой деревья и кусты, слизанная под уклоны ландшафта трава, рыбы и прочие мертвые причуды Нептуньего царства. Не будь тут общей возвышенности, окажись низина – все бы превратилось в зловонное болото. Интересно, как далеко распространяется этот океанский погром и где граница между ним и нормальной местностью…
– Это, по-видимому, мы узнаем в следующий раз, отреагировал на монолог коллеги Родин. – А пока сделаем небольшой привал, передохнем малость – и в обратный путь. И так отмахали километров десять-двенадцать. – Посмотрев на часы, добавил: – До наступления темноты необходимо вернуться на базу.
– А то, что ли не пустят?.. – усмехнулся Хосе. – Или заблудимся?..
– Всякое может быть… – нейтрально отозвался руководитель группы. – А мне сюрпризы и нежданчики не нужны. – И распорядился: – Объявляю отдых и перекур. Девочки могут сходить направо, мальчики – налево.
– А если наоборот? – не отказала себе в удовольствие чуть съязвить Соловьева-Солнцева.
– Можно и наоборот, – не стал препираться Родин. – Главное, чтобы все были на виду друг у друга.
– Девочки, налево, – скомандовала Ангелина и направилась к невысоким полуобнаженным кустикам.
– Опасайтесь змей, – предостерег Родин. И шутливо добавил: – Могут заползти куда не след.
– Балабол, – засмеялись женщины и, перекидываясь шутками, зашли за кустики. 
– Александр Иванович, – обратился Лунин к Родину, – пока вы будете ходить направо и налево, разрешите мне осмотреть вон те бугры и ямы, – указал кивком головы на видневшиеся у кромки леса размытые водной массой непонятные объекты. – Что-то мне подсказывает, что они не естественного происхождения.
– Осмотри, но будь осторожен. А мы с Хосе вон тот куст ободранный обследуем.
– Это уж точно, – усмехнулся Кастро. – Если не обследуем, то хотя бы… обойдем с обратной стороны, чтобы потом описать в своих мемуарах.
Засмеявшись, Рожин и Кастро неспешно направились к кусту. А Лунин скорым шагом проследовал к намеченной им цели своих умозаключений, возможно, надежд и исследовательских изысканий.   
Когда через несколько минут группа Родина вновь собралась вокруг руководителя, то Лунин доложил, что обследуемые им объекты не что иное, как остатки полуземлянок разумных существ.
– Не шутишь? – проявил недоверие Родин.
– Какие шутки, – не обиделся Лунин. – Сходим, проверим…
– Пойдем, пойдем, – заторопил всех Кастро. – Надо побыстрей взглянуть.
– Ладно, посмотрим, – согласился Александр Иванович. – Но только, чур, быстренько – и на базу. Время уже поджимает. Лимита совсем нет.
Быстрым шагом, пробежкой, добрались до объектов, названных Луниным полуземлянками. Не спускаясь на их днище, внимательно осмотрели. И хотя полуземлянки оказались основательно разрушенными водной стихией, все равно было видно, что они – плод деятельности разумных существ. К тому же на днищах нескольких объектов явно угадывались места былых кострищ с остатками древесной золы, намертво въевшейся в утрамбованный глинистый пол.
– Да, дела… – оценил увиденное Хосе. – Теперь шагай да оглядывайся, чтобы на брошенное аборигеном копье не нарваться или на отравленную стрелу, пущенную из духового ружья – специальной трубки, как делали это некогда примитивные племена амазонских дебрей и африканских джунглей.
– Ну, воздушные трубки и отравленные стрелы это уже чересчур, – постарался успокоить коллегу Лунин при недоверчивом молчании женской части исследовательского отряда. – А вот копья и дубины вполне могут быть.
– Не станем впадать в споры и дискуссии – на это на базе время найдется, – и поторопимся домой, – пресек дальнейшие разговоры Родин. – Мы не в спортивных костюмах и тапочках, а в увесистых комбинезонах, крепких ботинках да масках. Поэтому – в путь!
Повторять приказ дважды не пришлось. Выстроившись в небольшую кавалькаду, где Родин шел в авангарде, а Лунин – в арьергарде, исследователи отправились к надежным стенам ЦУПа «Урана».


НОВЫЕ ПЛАНЫ

К «Урану» отряд Родина, уставший не только от двадцатипятикилометрового марш-броска, но и от мрачных картин природного разрушения и запустения, подошел в плотных вечерних сумерках. В хмуром небе по-прежнему не искрилось ни одной звездочки, что явно не поднимало настроения людей. Со стороны невидимого, но, тем не менее, отчетливо напоминавшего о своем присутствии океана набегали волны порывистого ветра, доносившие невнятный шум прибоя. Более внятными были шорохи и тихие всплески речных волн, ласкавшихся шушукавшихся с песчаной кромкой берега. 
– Наконец-то мы дома, – с нескрываемым внутренним облегчением произнесла Сюзанна, когда Родин по радиотелефону стал вызывать Соколова, чтобы тот открыл люк и опустил трап.
– Устала, дорогая? – сочувственно поинтересовался Лунин.
– Очень, дорогой Гриша, – не стала обманывать ни себя, ни мужа Сюзанна. – Рада, что все позади, и мы уже дома.
– Я тоже рад…
– Дома будем, когда помоем и дезинфицируем обувь да доберемся хотя бы до ЦУПа, – сдержанно заметила Ангелина Романовна. – Мужчины берут с собой металлическое корыто, чтобы набрать воды. А о дезинфицирующем средстве я позаботилась еще со вчерашнего вечера.
– Лунин, Кастро, тазик в вашем распоряжении, – распорядился Родин. – Я же дождусь прибытия Солнцева – и тоже на чистку ботинок от планетарной грязи.
– Есть, шеф, – без видимого энтузиазма и с явной неохотой отозвался притомившийся за день Хосе и, взяв вместе с молчаливым Луниным емкость, пошел по пологому берегу к реке. – День так и не распогодился… И сколько это будет продолжаться… – буркнул себе под нос, возможно, в надежде на ответную словесную реакцию Лунина, но тот предпочел игру в молчанку.
Когда исследователи вымыли обувь и проведи ее примитивную дезинфекцию в емкости, установленной рядом с трапом, поданным из зева открытого люка Солнцевым, то по команде Родина один за другим стали подниматься на борт «Урана».
– Принимайте по счету голов, – обращаясь к Солнцеву, пошутил Хосе, – чтобы точно убедиться, не забыли ли мы кого-либо в мертвом лесу.
– Почему – мертвом? – переспросил Игорь Павлович.
– А потому, что кроме малых козявок и большой змеи с крокодилом, живых существ не видели, зато мертвых – сколько угодно, – пояснил Хосе.
– Да-да, – подтвердил Родин. – Это так.
– Ну, что ж, назовем лес Мертвым, – произнес Солнцев. – А теперь не будем тратить время даром и поспешим в ЦУП. Ли, полагаю, истикалась и места себе не находит до вашего появления.
Дождавшись прохода последнего участника экспедиции, которым оказался Лунин, он втащил внутрь тора трап и закрыл люк. Емкость с дизраствором осталась внизу – таскать ее с места на место никому не хотелось.
Так как исследователи были измотаны многочасовым походом, то «разбор полетов» с общего согласия был отложен на утро. Быстро поужинав, обитатели «Урана» отправились в свои каюты, чтобы предаться объятиям Гипноса – бога сна и  его сына Морфея – бога сновидений. Эрот и Амур  боги любви – в эту ночь, в отличие от предыдущих, могли забыть о своих священных обязанностях и властвовать или же шалить где-то на стороне, а не на борту «Урана».

Утро следующего дня для Солнцева после легкого завтрака, приготовленного Ангелиной, началось с похода в ЦУП и просмотра видеозаписей на мониторах. Увиденное радости не доставило: небо за ночь не прояснилось, по-прежнему было тяжелым и хмурым; на носу стрелы бывшего космического корабля вновь гнездились отяжелевшие от обилия дармовой пищи падальщики грифы; внизу бесстрастно катила свои мутные воды безымянная река, бог весть в каких болотах или озерах берущая свое начало.
«Надо бы дать реке имя, – вяло подумал Солнцев, – хватит ей быть безликой и безымянной. На земле каждый ручей имел название. А ту целая река без имени… При случае поговорю с коллегами насчет названия…»
Возможно, еще какие-нибудь мысли по данному направлению посетили бы начинающую седеть голову бывшего командира космического корабля, но их ход был прерван появлением в ЦУПе других членов команды «Урана», взбодренных завтраком и легким, иногда шуточным общением друг с другом.
– За бортом корабля все по-прежнему: серо, тоскливо и скучно, – поздоровавшись со всеми, кратко доложил обстановку Солнцев. – Впрочем, это не главное. Главное надеюсь услышать от вас. Вчера как-то недосуг было поделиться впечатлениями и мыслями, давайте, коллеги, плотно и продуктивно поработаем в этом плане сегодня на свежие головы. Итак, что вы поведаете об итогах похода, в том числе и о полуземлянках, обнаруженных вами на лесной поляне Мертвого леса? Может, с вас начнем, Александр Иванович? – обратился непосредственно к руководителю исследовательской группы.
– Можно и с меня, – не вставая со своего кресла, произнес Родин. – Мы прошли около двенадцати километров по берегу реки вдоль кромки Мертвого леса, который до океанского штормового безумства, – по иному и не скажешь, – был обитаем разными животными. Как травоядными, так и хищниками.
– Почему ты так думаешь? – перебила супруга Ли. – Что травоядные и хищнику… – тут же пояснила она свой вопрос.
– Так думаю не только я, но и все мои коллеги, участвовавшие в экспедиции, – взглянув на супругу с некоторой долей досады: мол, чего ты лезешь со своими вопросами в неподходящий момент, ответил Александр Иванович.
– Верно, верно, – поддержали его Сюзанна, Гита и Хосе, а Лунин и Соловьева в знак согласия с ними и Родиным молча кивнули головами – златоволосой и русой. 
– К тому же, – продолжил Родин, – уцелела всякая мелкота, отсидевшаяся либо в земле, либо под корой деревьев, и, конечно же, представительница пресмыкающихся из отряда чешуйчатых – змея.
– Что ж, с флорой и фауной в целом более-менее понятно, – счел возможным остановить докладчика Солнцев. – А что непонятно, то дополнит Сюзанна после проведения исследований взятых ее образцов трав и почвы. Верно, Сюзанна Вильсон?
– Верно, – немного смутилась супруга Лунина из-за оказанного ей доверия.
– Теперь более обстоятельно поговорим о разумных представителях данной местности, – продолжил Солнцев, –следы деятельности которой вам, коллеги, удалось обнаружить.
– А в чем тут проблема? – едва услышав вопрос, рванулся в бой Хосе Кастро. – Даже если они и возвратятся в Мертвый лес к своей мутной реке, то будут жить сами по себе, а мы – своей жизнью.
Все, в том числе и Гита, супруга Хосе, с недоумением воззрились на него: что, мол, несешь, наш дорогой коллега, неужели всерьез так думаешь? Более спокойным в данной ситуации все же остался Солнцев, который с присущей ему сдержанностью заметил:
– В чем я с вами, товарищ Кастро соглашусь, так это с тем, что реке стоит дать наименование Мутная, потому что ее воды пока что мутные. В остальном позвольте не согласиться…
– Это почему же? – под осуждающим взглядом супруги взбрыкнул Хосе молодым жеребчиком, которому, как говорится, под хвост попала шлея.
– А потому, дорогой коллега, что нам предстоит жить и добывать пропитание на одном и том же участке земли, – проявил вновь незаурядное терпение и выдержку Солнцев. Да-да! Нам со временем придется и общаться, и взаимодействовать с аборигенами, если мы хотим, чтобы наши потомки смогли выжить в сложившихся обстоятельствах, – акцентировал он важность и значение сказанных им слов на данном моменте.
– Так мы – сами по себе… – продолжал ерепениться Хосе. – У нас  знания и технический потенциал, у нас, наконец, оружие…
– Все это так, – как бы согласился Солнцев. – Но наши знания, к сожалению, без техники и технологий практически обнуляются. Обнулятся и запасы электричества – основного вида энергии, обеспечивающей жизнедеятельность остатков «Урана», ибо они не бесконечны. Тем более не бесконечны запасы патронов для оружия.
Услышав эти слова, большинство присутствующих к неудовольствию Кастро согласно кивнули головами, но сделали это молча, без сопутствующих слов и реплик.
– Пара простых примеров, – развивал мысль Солнцев. – Чтобы начать заниматься земледелием – вспахать и посеять поле, убрать выращенный урожай – нужны рабочие руки и техника. И пусть восемь пар рук имеется, но техники, даже простой лопаты, которой можно вкопать некий участок, у нас нет. Нет граблей, кос, вил, не говоря о более сложных орудиях труда. Это первый пример, а вот другой, не менее важный и насущный: в наших семьях со временем родятся дети, которых необходимо одеть и обуть. На первых порах наши женщины, уверен, что-то смогут скроить и сшить для грудничков из наших запасов одежд. А дальше-то как?.. И тут пары рук и даже восьми пар рук, что ныне имеются в наличии, – обежал быстрым взглядом коллег, – к сожалению, не хватит. Нужны десятки и сотни пар. Таким образом, нам предстоит не просто существовать мирно с аборигенами, но и как можно быстрее подружиться с ними, научиться говорить на понятном для нас и их языке, поделиться некоторыми простейшими знаниями коллективной трудовой деятельности. А вы, товарищ Кастро, говорите: «сами по себе»… Неверный посыл. Да что там неверный, – вредный. 
Чем больше Солнцев, спокойно, не повышая голоса, разъяснял ситуацию, тем заметнее менялось выражение лица Кастро от задиристого до удивленно-виноватого. До его порывистой души и его быстрого ума дошло, наконец, то, что волновало Солнцева.
– Извините, погорячился, – повинился он искренне, – признаю неправоту своих слов.
– То-то же, – вздохнула с облегчением Гита, до сей минуты испытывавшая перед коллегами неловкость за своего порывистого супруга, тогда как Солнцев лишь легонько постучал ладонью по столешнице с аппаратурой: мол, извинения принимается, а ненужная ошибочная самоуверенность предается забвению.
– И что же вы, командир, предлагаете? – прервал возникшую паузу Родин и пошутил в привычной для себя манере: – Прикажете лопаты делать? Или на поиски аборигенов отправляться?..
Взоры присутствующих устремились на Солнцева, и он, словно заранее приготовился к подобному вопросу, все тем же ровным голосом произнес:
– И лопаты будем делать, и плуги, и культиваторы, и иглы швейные, и косы, и пилы, и топоры, и пряхи, и станки ткацкие, пока у нас есть метал и, главное, электричество. Будем делать впрок все нужное в быту, пока действует лазерный аппарат, который нам будет и резочным, и сварочным, а если понадобится, то и плавильной печью. Ибо, приходится с сожалением констатировать, что ничего другого у нас нет…
– Есть аккумуляторные батареи длительного пользования и электромоторы, работающие от них… – то ли возразил, то ли попытался подсказать Родин. – Есть токарно-фрезеровочный и точильный станки, есть «болгарки», дрели и отвертки. Возможно, на первом ярусе «стрелы», уцелели корабельные электрогенераторы и газовые турбины, их обслуживающие. Полагаю, что и они могут пригодиться, если не на первых порах, то позже…
– Могут, – не стал спорить Игорь Павлович, – если электрогенераторы заставить как-то вырабатывать ток, а электромоторы снабдить дополнительными приспособлениями, например, колесами или траками, чтобы двигаться по земле; гребным винтом, чтобы двигаться по воде; фрезой, чтобы пилить или распускать на доски древесину.
– Можно и воздушный винт присобачить – и тогда получится геликоптер или вертолет, – тихим голосов внес предложение Хосе. – На нем не плохо бы подняться под облака и всю округу зафиксировать на видео…
– Опять! – одернула супруга Гита.
– Можно, – вновь, как бы не заметив реплики Гиты, согласился Солнцев. – Только для этого, уважаемые  коллеги, надо придумать всевозможные системы конструкций, приспособлений и передач, чтобы все действовало и не разваливалось, чтобы крутилось, вращалось и не клинило при этом от сил трения и сопротивления. А для этого необходимы шарикоподшипники и смазочные материалы. Верно?
Все кивнули согласливо, ибо со школьной скамьи знали о принципах трения твердых веществ и мерах преодоления силы трения. А Солнцев, уловив молчаливую и в то же время важную с психологической точки зрения поддержку, продолжал:
– Если первые на нашем несчастливом корабле имеются, то со смазочными материалами дело обстоит значительно сложнее…
И вновь коллеги выразили свое согласие с верностью доводов командира, а тот развивал мысль далее:
– И, вообще, много чего надо придумать и математически до миллиметра рассчитать, чтобы работало и пользу приносило. Но главное даже не это, а то, что имеющиеся у нас знания и навыки наши дети и последующие за ними поколения, к сожалению, будут безвозвратно терять. Это – аксиома. Неприглядная аксиома. Так что нам надо поторапливаться и делать задел на будущее…
Хосе Кастро порывался что-то возразить, даже как бы привстал со своего кресла, но взглянув на товарищей и увидев на их сумрачных лицах, в том числе и у Родина, выражение согласия со словами командира, лишь недовольно махнул рукой и сел на место.
– А вот начать я предлагаю с разборки ракет-зондов, – словно не заметив несогласного порыва коллеги Кастро, излагал свое видение предстоящих дел Солнцев, – чтобы приспособить их цилиндрические корпуса под плавательное средство…
– Под лодку, что ли?.. – вновь проявил нетерпеливость Хосе.
– Устойчивую и надежную в мореходных качествах лодку сделать в наших кустарных условиях вряд ли удастся, но небольшой и устойчивый в воде катамаран – вполне возможно. К тому же на его палубе можно и парус поставить, и моторчик с питанием от аккумулятора, две пары весел установить, и даже небольшой навес соорудить от дождя и жаркого солнца…Правда, перед этим придется корпуса-цилиндры очистить от их внутреннего содержания и все технические отверстия, а их, как знаете, немало, заварить. Но это – дело времени и техники…
– Вы предлагаете прибрежную морскую акваторию обследовать? – задала вопрос Гита.
– А почему бы и нет? – вопросом на вопрос ответил Солнцев. – Но это дело более поздних времен, сначала предложил бы подняться вверх по реке Мутной. Если против течения идти придется с некоторыми трудностями – от этого никуда не денешься, – то обратный путь будет проще – сама река в этом поможет.
– Это для того, чтобы познакомиться с аборигенами? – спросила Сюзанна.
– И для этого тоже, – подтвердил догадку девушки Солнцев. – А также и для продолжения поиска растений, пригодных как для изготовления лекарств и продуктов питания, так и для трепания и изготовления нитей под пряжу, как, например, известные землянам лен и конопля…
– Ой, как бы найти нам что-то похожее на земной обыкновенный лен, – перебив командира, загорелась идеей Сюзанна. – Из льняного волокна готовят не только ткани, но и олифу, и лаки, и краски, и мыло, и горюче-смазочные материалы, и лекарства из семян, и масло. Чудесное растение!
– Что верно, то верно, – поддержали подругу Ли и Ангелина. А Родин, возможно, опережая Солнцева, добавил:
– Вот ты, Сюзанна Тобис-Лунина, как профессионал в делах агропроизводства и растениеводства и будешь ответственным лицом за данный вид деятельности во всех наших экспедициях. Только опийного мака и марихуаны находить не надо, – пошутил он. – Наркоманы нам не нужны.
– А еще вам, уважаемая Сюзанна, придется и пустоши с пригодной почвой под будущие поля подыскивать, – заметил с извинительной улыбкой Солнцев, – и плодоносящие деревья брать на учет, и деревья с разными видами древесины…
– Неужели планируете лесоповалом заняться? – пошутил Родин.
– И что в этом плохого?
– Ничего, – несколько стушевался Александр Иванович, почувствовав укорительный взгляд Ли. – К слову пришлось, уж извините…
– Друзья, а не кажется ли вам, что вы на мою супругу столько важных дел взвалили? – счел уместным ввязаться в диалог Григорий Лунин. – Сюзанна – то, Сюзанна – сё…
– Гриша, – ласково назвала мужа Сюзанна, – не переживай за меня, я справлюсь. Скажу больше: мне будет в радость находить и открывать что-то новое и так необходимое для всех нас.
– Если так, – развел руками Григорий Матвеевич, – то ладно. Однако я всегда буду твоим надежным помощником. – И увидев в глазах супруги отблески недовольства, твердо заявил: –  Возражения не принимаются.
– Да мы все будем помогать, – добавил Хосе. – И Сюзанне, и всем остальным. Разве не так?..
– Так! Так! – заверили все дружно. – Мы же единая команда… Мы же коллектив…
Когда стих шум, Солнцев предложил всем присутствующим подумать на досуге над проблемой изготовления орудий труда: топоров, пил, больших, типа мачете, ножей, лопат, стамесок и прочего строительно-бытового инструмента.
Закончилось же производственное совещание тем, что женщины отправились на кухню готовить обед, а мужчины  – на проверку электрокабельной системы энергообеспечения в целях ее оптимизации и модернизации. Все отчетливо понимали, что без надежной электроэнергии, необходимой для работы лазерного резочно-сварочного аппарата, ничего путного сделать не удастся.
А на следующий день вдруг выяснилось, что начались сбои в работе генерирующей системы. И теперь незадачливые обитатели остатков «Урана» могли оказаться не только без чистого воздуха и чистой воды, но и без прочих удобств. Мало того, отходы жизнедеятельности людей в недалеком времени могли стать одной из грозных проблем. Поэтому на очередном совете было принято решение о переоборудовании воздуховодов и водоводов с выходом их за пределы тора. О восстановлении аппаратуры генерации речь не шла – слишком слабыми были возможности землян в этом плане без поддержки Навигатора и отсутствия прежней надежной системы энергообеспечения.


ЗАДЕЛ НА БУДУЩЕЕ

Две семидневные недели ушли у мужской части «Урана» на заготовку труб нужных диаметров, – благо, что при конструировании космического корабля, инженеры и строители во многих случаях старались придерживаться одинаковой калибровки этого строительного материала, – на монтирование пары электромоторов и помп (насосов для перекачки жидкостей). И когда все было соединено, когда прошло апробирование новых систем циркуляции воздуха и водоснабжения, в том числе за счет большого, с выходом во внешнюю среду, то есть в реку, водопровода, прозвучало тихое «ура!». Но и после этого Гита Ганди и Григорий Лунин в течение еще одной недели мудрили над улучшением системы водоснабжения. Подать воду из реки в тор – одно дело. Но подать ее пригодной для использования в санитарно-гигиенических целях и тем более для питья – совсем другое. Тут и об обеззараживании думать приходилось, и о количестве, и о многом-многом другом.
– Этого нам достаточно, – убедившись в надежности и безопасности функционирования всей водопроводной системы, с облегченной и успокоенной душой решил Лунин. – Так и доложим Солнцеву и всему нашему коллективу.
– Согласна, – поставила точку в разговоре Гита.
Так уж случилось, что на то, на что раньше планировался год работ и даже более, при интенсивном труде вех ушло только три недели. А почему? А потому, что все трудились с огоньком, с осознанием важности момента, с творческим подходом и взаимовыручкой.
И хотя ввод новой воздуховода и тем более водопроводной системы требовали затрат электроэнергии на работу моторов и помп, но они были значительно меньше затрат при функционировании генерирующей аппаратуры. Появились запасы энергии, которые могли использоваться в других надобностях.
«Не было бы счастья, да несчастье помогло», – хмыкнул по данному поводу как-то Александр Родин, но поддержки у коллег не обрел.          

Решив вопрос с энергетической надежностью, воздуховодом и водопроводом, мужчины приступили к демонтажу ракет-зондов, использование которых по прямому предназначению из-за планетного притяжения и малой мощности двигателей не мыслилось. Во-первых, не сработала бы система пневматического выталкивания ракеты за пределы «спицы», рассчитанная на космическое пространство и почти нулевую гравитацию. Во-вторых, мощи двигателя по тем же причинам не хватило бы до выноса ракеты в воздушное пространство. Она могла сразу же упасть и повредить тор.
Как не хотелось использовать пакетное топливо для нужд экипажа в сложившихся обстоятельствах бытия, но ничего путного не придумали. Хранить же этот опасный груз на борту остатков «Урана» было глупо, приходилось думать только об избавлении от него.
Перед тем, как приступить к потрошению цилиндров и извлечению топливных баков, Солнцев и остальные мужчины экипажа «Урана», попотев, ибо со стальной обшивкой не так легко удалось справиться,  вырезали в днищах обеих «спиц» люки. Через них планировалось сначала опустить на землю изъятые баки, а после – и корпуса ракет для сваривания основ  катамаранов. Топливные баки предполагалось отнести подальше от тора на берег реки, чтобы позже, при изготовлении катамарана, отправить в океан и затопить в его глубинах. Будь в распоряжении землян тол или иные взрывные вещества, задача уничтожения опасных предметов решилась бы просто: путем подрыва, но ничего этого не было, поэтому приходилось избавляться долгим и трудоемким путем.
Когда с предварительной подготовкой было покончено, мужчины, за время скитаний по океану, шторма и нахождения на берегах реки Мутной, обзаведшиеся бородами, приступили к непосредственной работе по извлечению из цилиндрических корпусов ракет блоков с твердым топливом. Малейшая неточность, малейшая оплошность – и беда неминучая. Поэтому работали осторожно, без малейших признаков торопливости. Как известно из русских поговорок и присказок, торопливость нужна только при ловле блох, но не баков горючего.
Отсоединив топливный бак от системы зажигания, и удалив его из корпуса ракеты-зонда с помощью специальных лебедок, благоразумно предусмотренных в «спице» для подобных целей, мужчины вчетвером с величайшими предосторожностями доставляли его до люка и опускали на песчаную почву береговой кромки. Затем с помощью самодельных носилок транспортировали  взрывоопасный груз подальше тора и оставляли рядом с песчаной отмелью.
Так, за месяц с небольшим, на каждом берегу Мутной появились временные пункты складирования с пятью баками топлива в каждом.
К этому времени небо расчистилось, и в ночную пору стал виден звездный небосвод со своим Млечным путем. Отсутствие одной из лун на нем занятым работой землянам обнаружилось не сразу. А когда этот факт с подачи Солнцева, продолжавшего находить время на просмотр видеозаписей камер наружного наблюдения, стал очевиден, то разговоров на данную тему хватило на несколько дней.
Итогом этих бесед-дискуссий стало утвердившееся мнение, что  во время океанского шторма сошел со своей орбиты и упал где-то в океан ближайший к Гее спутник. И это обстоятельство стократно увеличило последствия шторма.
– Хорошо, что упавшая луна была небольших размеров, – не скрывал своих положительных эмоций в очередной раз Хосе Кастро. – В противном случае нам бы пришел конец, кранты или карачун, как говорится в русских сказках и былинах.
– Кранты – это жаргон более поздних времен, – поправил знатока русского фольклора Александр Родин. – Но в остальном, друг Хосе, ты прав: будь упавший спутник Геи покрупнее, нам точно хана бы пришла. А так всего лишь местный ограниченный во времени и масштабах разрушающего действия потоп, далекий от земного всемирного потопа, невысокие, с ложбинкой, берега реки, Мертвый лес, который, будем надеяться оживет, едва виднеющиеся горы, близкий океан…
– Очень высокоинтеллектуальный диалог, – иронично подколола обоих Ангелина, нарочно громко и нараспев повторив их «кранты» и «хана»,
– Отвяжись, мадам врач, со своими нравоучениями, – отмахнулся Родин. – Если есть что сказать по существу, то говори, а вопросами воспитания и педагогики займешься, когда ребятишек родишь. Их и учи, и воспитывай, а нас с Хосе оставь в покое. Уже ученые…
– Да ладно тебе… – примирительно сказал Кастро. – С нас не убудет, а Ангелине Романовне приятно попрактиковаться в отточке остроумия. Из-за проклятой работы от темна и до темна с нашими прекрасными дамами почти не общаемся, редко шутим…
Начавшая сгущаться из-за резких слов Родина психологическая атмосфера в ЦУПе благодаря политкорректности и примирительной дружеской интонации Кастро вновь разрядилась, и беседа вошла в прежнее русло.   
– Выходит, что мы, как библейский Ной, благодаря нашему ковчегу «Урану», спаслись, – внесла свою толику миролюбия и благопристойности Гита. – Правда, у Ноя, как утверждают мифы, было «каждой твари по паре», а у нас нет…
– У нас тоже кое-что имеется, – перебив, не согласилась с ней Ли, – пара разнополых щенков, несколько кроликов…
– А еще есть растения, – добавила Сюзанна.
– Вот-вот… – поддакнула благодарно Ли.
– Когда же нас увидят аборигены, то сочтут, уж поверьте, не за детей Ноя, а за богов Олимпа, – пошутил Лунин. – Особенно, если предстанем пред ними в ярких космических скафандрах со стеклянными шлемами.
– Ты, надо полагать, в образе Зевса-громовержца, – засмеялся Родин.
– Зевс у нас на корабле один, – указал взглядом в сторону Солнцева Лунин. – Мне больше подходит роль Гефеста – бога огня и кузнечного дела. Есть грешок – люблю возиться с разными поделками… А тебе, – улыбнулся он, – скорее подходит роль Аполлона – покровителя искусств, красоты, силы и златословия, – ибо много шутишь и иронизируешь.
– Хорошо, что златословия, а не злословия, – отшутился Родин. – А на роль Аполлона лучше подходит Хосе Кастро, – добавил он с хитрым прищуром глаз. – Мне приятнее будет образ воителя Ареса или винодела  Диониса. Смелые и веселые ребята.
– Если говорить о веселье и смелости, то тут первенствует Гермес – бог торговли, хитрости, скорости, плутовства и красноречия, – поделилась своими знаниями древнегреческой мифологии Ангелина Романовна. – А вот на роль Деметры – богини плодородия и земледелия у нас может претендовать Сюзанна.
– Тогда ты, – не унимался Родин, – можешь смело претендовать на роль Афродиты – богини любви и красоты.
От этого очередного недвусмысленного выпада Соловьева смутилась, покрылась румянцем стыда и негодования, однако, преодолев себя и глядя в глаза Александру, твердо заявила:
– Мне больше нравится Гестия – богиня домашнего очага.
Всегда порывистый и скорый на шутки, но молчавший до сей поры Хосе Кастро, которого, судя по его реакции, вполне устраивала роль Аполлона, определенная ему Родиным, наконец прервал паузу и улыбчиво заявил:
– Если я Аполлон, то моя Гита – богиня мудрости Афина. – И тут же на всякий случай, зная о твердом характере женушки, подстраховался: – Согласна, дорога?
– Согласна, ¬ – улыбнулась Гита. – Мудрость нам всем не помешает.
– А ты, Ли, чего молчишь? – обратился Лунин к супруге Родина. – По-восточному скромничаешь, или о чем-то задумалась? Скажи все же: кем бы ты хотела быть из богинь Олимпа?
– Друзья, – улыбнулась Ли, – вы все так раздухарились, что оставили мне сложный  выбор между Герой, женой Зевса, покровительницей брака и семейной любви, и Артемидой, дочерью Зевса, богиней охоты и покровительницы всего живого в мире. Вот и размышляю, на ком остановить свой выбор…
– А ты, Ли, не тушуйся, не теряйся и примеряй обе роли сразу, – с озорной улыбкой помог женщине-коллеге Хосе. – Уверен, что справишься. Уж если с Алексом справляешься, то с этими ролями тем более…
– Постараюсь, – лукаво взглянув на Родина, приняла предложение коллеги Ли.
– Молодец! – поддержали подругу все женщины. А Солнцев, возвращая коллег к сути совещания, произнес:
– Поупражнялись в знании древнегреческой мифологии – и хватит. Надо о деле речи вести. 
– О предстоящей встречи с аборигенами что ли?.. – хмыкнул скептически Родин. – Или о том, что они о нас подумают?.. 
– Что подумают аборигены о нас, конечно, важно, но еще важнее то, заметили ли они падение одной из лун, – отозвался Солнцев, стараясь не замечать едкости в словах Александра Ивановича. – И, если заметили, то, как отреагировали?..
– Об этом, уважаемый Игорь Павлович, мы сможем узнать, когда встретимся с представителями местной расы гомо сапиенс, – рассудил Григорий Лунин. – Но это, как мне видится, произойдет не завтра и не послезавтра…      
– Тем не менее, Григорий Матвеевич, произойдет. И нам к этому надо быть готовыми. Ведь интересно знать, сохранятся ли об этом у местных народов сведения в мифах и легендах, как у некоторых народов землян о якобы имевшейся некогда второй луне, или же отомрут, не оставив следа…
– Да я и не спорю, только считаю более важным иное…
– Что именно? – остро и с нескрываемым интересом взглянул на собеседника Солнцев.
 – Нашу психологическую, моральную, нравственную, техническую и, в конце концов, цивилизационную подготовку. Мне кажется, – несколько смутился Григорий Матвеевич, – мы должны предстать не богами с Олимпа, как шутили несколько минут тому назад, а друзьями. Старшими, более опытными, более знающим и умеющими друзьями, – подчеркнул он.
– Было бы неплохо, – нейтрально отозвался Игорь Павлович. – Да, неплохо…
– Помечтайте, помечтайте… – иронично хмыкнул Родин. – О демократии вспомните и правах человека, о гуманизме и политкорректности. А они нас, отловив, цивилизационно и дружески на костре поджарят да и слопают. Еще и «спасибо» не скажут, а только оближутся, довольные собой и своими делами…
– Александр Иванович, после катастрофы, как я заметил, вы все больше и больше становитесь пессимистом, – мягко и интеллигентно заметил Лунин.
А Солнцев подумал, что вся язвительность Родина из-за того, что Соловьева выбрала в мужья не романтического красавца с телом атлета Александра Ивановича, а его, Игоря Солнцева, уже изрядно побитого годами и службой. Вот и психует, и язвит, где – по делу, где – без дела и повода. Но вслух ничего не произнес. Не хотел устраивать конфликта на пустом месте: «А то подумают, что ревную».

…А в полутемной пещере, в которой обосновался род «Старого Охотника, чтобы переждать надвигавшуюся непогоду и беду, шли свои дискуссии на тему: возвращаться ли к прежним местам и там налаживать жизнь по обычаям дедов и прадедов, или же оставаться в пещере и постепенно осваивать новую округу.
За возвращение ратовали женщины, имевшие детей. Они, привыкшие к семейному быту в своих полуземлянках, в центре которых денно и нощно горел и обогревал детишек собственный костер-очаг, плохо воспринимали всеобщее проживание, когда все на глазах друг у друга. Их пугали сутолока и теснота, сырость и сумрак пещеры. Одно дело – переждать в пещере бурю, другое – оставаться постоянно, угождая Мудрому Охотнику.
За возвращение ратовал и Старый Охотник, которому хотелось покинуть этот мир и быть погребенным не на чужбине, а рядом с могилами предков. За возвращение был и Молодой Охотник, которого манил прежний лесной простор, обилие зверя в лесу и рыбы в реке, когда каждый день мог принести удачу. За возвращение были многие, но не был Мудрый Охотник, нежданно-негаданно обретший власть над родом и не желавший ее терять.
– Там после бури нас ничего не ждет, – хмурился он. – Землянки водой смыло, лес опустошило. Верьте мне. Буря была такой силы, что с небес согнала Большую Луну. Верьте мне.
Действительно, Большой Луны после того, как после дождей прояснилось небо, видно не стало, лишь Малая Луна то полным кругом, то полукругом или же четвертью круга еженощно ползала по звездному покрывалу небес. Волей-неволей, но приходилось верить Мудрому Охотнику.
Разговоры о возвращении на берег реки замирали на день-другой. Но потом начинались с новой силой, несмотря на тумаки, щедро «раздариваемые» Мудрым наиболее активным сторонникам возвращения на место прежней стоянки.
В один из таких разговоров Старый Охотник предложил послать несколько молодых мужчин, чтобы убедиться в словах Мудрого Охотника.
– Лето на исходе, но тепло еще есть, – мотивировал он свое предложение. – Позже, с приходом дождей и холодов, это сделать будет куда как труднее…
– Пусть будет так, – злобно взглянув на Старого Охотника, согласился Мудрый. – Но кого пошлем? Я бить попусту ноги не намерен… Мне и здесь хорошо.
Долго судили и рядили, пока не сошлись на том, что в разведку пойдут Молодой Охотник, натасканный Мудрым больше остальных, и двое его одногодков – Толстый Охотник и Щуплый Охотник, – имевшие кое-какой опыт лесных следопытов и охотников на птиц и зверей, но главное, умевших подолгу быстро бегать, метко метать копье и хорошо маскироваться в случае опасности. А еще находить съедобные коренья, спелые и полуспелые плоды деревьев и кустарников, ягоды лесных трав, сладкий вязкий помет земляных насекомых. Все это позволяло выживанию охотников в лесных чащобах.
Провожая молодых охотников, вооруженных короткими копьями, в разведку, Мудрый приказал им дойти не только до прежней стоянки, но и до большой воды, то есть до океана. А завершил напутствие привычными словами:
– Если что сделаете не так, как надо, и не возвратитесь вовремя, то получите по загривку.
Пришлось пообещать делать все, как надо и быстро возвратиться в пещеру.
С этим и покинули надоевшую затхлость сырой и сумрачной пещеры, держа путь к реке – главному ориентиру в мало освоенной гористой местности.
– Хорошо, что нас избрали в разведчики, – завел разговор Щуплый. – Меньше будет тумаков от Мудрого. Совсем озверел: если что не так, то тут же лупит по загривку.
Сказав эти слова, Щуплый передернул плечами, словно вспоминая увесистые тумаки Мудрого, а Толстый, почесав густой загривок, осторожно молвил:
– Он сильный. Сильным все можно.
А про себя подумал, что когда станет настоящим мужчиной, то тоже будет сильным и будет верховодить в роду, отпуская тумаки и затрещины всем подряд, чтобы боялись и уважали его.
– Он не только сильный, но и ведающий многое, – заметил Молодой с чувством зависти. – Нам бы столько знать, сколько знает он.
– Это оттого, что жил долго, – размашисто шагая по едва заметной тропке, проторенной животными к водопою, и вполуха прислушиваясь к говору птиц, перепархивающих с места на место, не согласился Тощий. – Если мы столько проживем, то и мы будем многое знать.
– Не скажи, – возразил Молодой. – В нашем роду есть мужчины и постарше Мудрого, но они знают меньше его. Разве не так?
– Так, так, – вынуждены были признать правоту Молодого Тощий  и Толстый.
А Молодой, развивая свой успех в споре, выдал новые веские аргументы:
– Разве не он предсказал бурю? Он. Разве не он отыскал пещеру и спас род? Он. А еще никто не заметил пропажу Большой Луны, а он заметил и сказал нам об этом. Впрочем, – оборвал себя Молодой Охотник, – хватит лясы точить, лучше молчком быстрее шагать да смотреть по сторонам, чтобы на вражьих охотников и их копья не напороться или на какого-нибудь зверя лесного…
– Верно, – согласился Тощий. – И будем также прислушиваться к звукам, чтобы не пропустить опасность. Не все можно увидеть, но многое можно услышать.
– Согласен, – был краток Молодой, мысленно похваливший Тощего за его важную подсказку.   


В ПОИСКЕ

Когда катамаран, наконец, был изготовлен, в первую очередь на нем отправили в океанские глубины баки с ракетным топливом. Берега Мутной не стоило подвергать опасности. Руководил операцией Игорь Солнцев, а в команде исполнителей были Хосе Кастро, Александр Родин и Григорий Лунин. Именно они в легких скафандрах и без масок, от которых после похода в глубины Мертвого леса совсем отказались,, выбрав теплый летний солнечный день, курсируя от одного берега Мутной к другому на катамаране, затарились взрывоопасными штуковинами. А затем, отвезя их подальше от берега, сбросили в морскую пучину.
– Все, дело сделано, – потирая ладони друг о дружку, констатировал Кастро. – Теперь можно и домой… – Затем, полюбовавшись береговыми очертаниями с куртинами убегавших к горизонту лесов, заметил: – А катамаран у нас, хотя и повозились с ним не один день, получился на славу: и на речной воде устойчив и ходок, и на морской. На нем можно и в кругосветное плавание отправляться…
– Насчет кругосветки не знаю, – ответил Александр Родин, находившийся в данный момент на месте рулевого, – но вдоль берегов походить можно, так сказать, в каботажном плавании… Правда, Солнцев, по-прежнему считая себя нашим командиром, хотя корабля давно уже нет, почему-то настаивает на поход к истокам реки…
Действительно, катамаран получился добротным: семь метров в длину, три – в ширину. Легкая палуба, состоящая из  стальной решетчатой основы, соединяющей намертво оба тонкостенных стальных цилиндра в единое целое плавсредство, сверху имела покрытие из металлических пластин. Их было не только проще отыскать в недрах «Урана», но и приварить к решетчатой опалубке. На этой основе с кормовой части катамарана посередине крепилась сложная конструкция из рулевого механизма для управления судном, а также два гребных винта на основе двух электромоторов одинаковой мощности.
Дальше, опять же по продольной оси катамарана, на палубе размещался металлический ящик, внутри которого находились аккумуляторные батареи, питающие электромотор постоянным током. Эластичные провода от батарей выходили на верхнюю часть рулевого механизма, напоминавшую руль гоночного мотоцикла. На руле, расположенном на полметра дальше от ящика с аккумуляторами, примерно на его середине, имелась пластмассовая коробка с переключателями. С помощью переключателей рулевой, находящийся спиной к корме, мог как включать моторы на полную мощность, так и отключать их. Мог и регулировать мощность моторов за чет подаваемой на них энергии аккумуляторов.
А металлическая крышка ящика, плотно, почти герметически закрывающая его, служила сиденьем для рулевого. Верх крышки был покрыт эластичным кожзаменителем и пенопластом, позаимствованными с одного из кресел в ЦУПе, точнее с его спинки.
Легкий навес на треть палубы, сооруженный из тонких металлических трубок, прикрытый сверху пластиком, снятым с перегородок внутренних секторов тора, завершал конструкцию катамарана в его кормовой части.
Со временем, как предлагал Игорь Солнцев, поддержанный в этом Луниным, предполагалось металлический пол палубы заменить деревянным, чтобы с одной стороны уменьшить общий вес судна, а с другой – увеличить его плавучесть. Имелся проект по установлению на крыше навеса солнечных батарей из экспериментальных запасов «Урана», так и не проверенных в действии и хранившихся в специальном отсеке корабля рядом с плотной упаковкой солнечного паруса из тончайшей, но очень крепкой на разрыв экстрапленки. Солнечный парус также должен был быть опробован на удаленной стороне орбиты Плутона. Но, по понятным причинам, с экспериментами не вышло…
«Нечего им бездействовать, – выразился по данному поводу командир «Урана», – путь послужат если не изучению космического пространства, то освоению новой планеты. Солнечные батареи – подпиткой аккумуляторов в ясный солнечный день, а экстрапленка – тканью для паруса».
Мачта для косого паруса из металлической трубы была установлена не в центре катамарана, а ближе к носовой части, чтобы навес не мешал работать с оснасткой паруса при смене курса движения.
Вдоль обоих бортов катамарана находились по две уключины для весел. Сами же весла, изготовленные из металлических труб и пластин, пока что мирно покоились на палубе рядом с металлическими же сиденьями для гребцов. Чтобы весла не могли выпасть за борт при качке, они и уключины были соединены между собой небольшими металлическими цепями.
Таким образом, катамаран был обеспечен тремя видами и способами приведения его в движение – электромеханической, парусной с использованием силы ветра и весельной с использованием физической силы его команды.
– А чем тебя поход к верховьям Мутной не устраивает? – задал Родину вопрос Григорий Лунин, отдыхая на одном из мест, предназначенных для гребцов. – На мой взгляд, это процесс исследования внутренней, материковой части земли, на которой нам и нашим детям жить придется… Да и начнется он не так скоро, как хотелось бы мне…
– Это еще почему? – почти в один голос задали вопрос Родин и Кастро.
– Да потому, что Игорь Павлович мыслит рядом с выходом из «Урана» построить мастерскую по производству пиломатериалов и кузню. А для этого надо напилить сотню бревен в лесу и с помощью катамарана доставить их к нашему горе-кораблю.
– К остаткам кораблю, – мрачновато заметил Александр Иванович.
– Пусть будет по-твоему, – не стал ввязываться в спор Григорий Матвеевич, – к остаткам корабля.
– …Который мы все больше и больше корежим и ломаем, чтобы создать что-то новое, – в тон Родину добавил Кастро.
– Я бы сказал: не новое, а примитивное старое, – со скептической улыбкой уточнил Александр Иванович.
– А вот скепсис ваш, уважаемый коллега, в сложившихся обстоятельствах неуместен, – мягко заметил интеллигентный Лунин под тихое и мерное урчание электромоторов и плеск морских волн о цилиндры катамарана. – Что можем, то и делаем. Причем не столько для себя, сколько для наших потоков…
После этих слов Григория Матвеевича о потомках как-то разом сама собой повисла долгая пауза.

… Трое посланцев лесных людей, направленных родом на разведку, прибыв на место их прежней стоянки, убедились, что большая вода все в округе, в том числе и их прежние полуземлянки, смыла начисто. Да и лесу защитнику и кормильцу – нанесла такой великий ущерб, что он едва начал оправляться от него, потихоньку оживая уцелевшими ветвями на израненных деревьях и кустах, наполняясь голосами птиц, шорохом листьев и трав, запахами оживших цветов.
– А Мудрый Охотник был прав, когда говорил, что тут нам ничего не светит, – заметил уставший от долгой ходьбы по горным и лесным тропам Толстый. – Ничего не уцелело. Зря только ноги били. Мои гудят, как дуплистое дерево в осеннюю непогоду.
– Зато теперь убедились в этом, – опираясь на копье, ответил более спокойно не менее уставший Тощий. – Можно в пещеру возвращаться.
– А как же с выходом к устью реки? – возразил Молодой Охотник, легче остальных осиливший долгий поход – сказывалась его тренировка с Мудрым Охотником и участие с ним в больших переходах. – Мудрый же приказывал…
– Скажем, что и там побывали, – заюлил глазами Толстый. – Проверять-то никто не станет… Да и как проверишь? Следы ног на траве долго не хранятся.
Толстому явно не хотелось снова топать на край белого света. И все лишь для того, чтобы увидеть Большую воду да услышать шум набегающих на берег волн. Так он и раньше это видел и слышал…
Но Молодой Охотник, назначенный Мудрым старшим над разведчиками, убедил сородичей продолжить путь. Правда, согласился на недолгий отдых.
Никак съестных припасов разведчики с собой не брали, надеялись, что в дороге все добудут. И в начале пути, когда двигались по горным тропкам, где ущерб от бури был не столь велик, добывали пропитание без особых усилий. То ягодами трав и кустарников лакомились, то недозревшими плодами деревьев, то корешками разными, выкапываемыми копьями. За птицами и животными не охотились, ибо это дело долгое и несподручное в походе. Да и есть сырое мясо, не провяленное и не поджаренное на углях костра, лесное племя охотников давно отвыкло.
Когда же добрались до реки, то местность стала значительно беднее на плоды и ягоды – сказывались последствия бури. Но выручала река: Молодому Охотнику, войдя по колено в воду, удавалось нанизать на острие копья зазевавшуюся на мелководье рыбину. Толстый и Тощий тоже пытались бить рыб копьями, но у них, не имевшего такого опыта, как у Молодого, не всегда получалось. Впрочем, добытый улов делили поровну, и голодным никто не был.
Когда вечерняя темнота стала опускаться на прибрежное редколесье, а до стоянки было еще далеко, пришлось заночевать, взобравшись на крепкие суки большого дуплистого дерева. Буря и дождь уничтожили большую и трудолюбивую семью медоносов, жившую в дупле, но мед, собранный этой семьей уцелел, и разведчики перед сном насытились им. А утром, едва забрезжил рассвет, слезли с дерева, омыли лица росой и продолжили путь до стоянки. 
Теперь же в середине дня, побывав на стоянке рода, убедившись в ее полном разрушении и передохнув, разведчики, возглавляемые Молодым Охотником, исполняя наказ Мудрого, направили стопы своих ног в сторону устья реки, навстречу океану. Двигались все тем же скорым шагом, более похожим на бег трусцой. Когда через какое-то время обогнули по редколесью очередной поворот реки, то впереди над рекой увидели что-то огромное, округлое и темное с темным же копьем посередине.
– Что это? – остановился Тощий, бежавший впереди остальных.
– Не знаю, – притормозил бег Молодой Охотник. – Раньше, – утер он пот с лица левой, свободной от копья, рукой, – когда мы с Мудрым находись в этих местах, такого никогда не было. Путь до берега к Большой воде был всегда свободен.
Молвив это, Молодой охотник наморщил лоб, словно силясь что-то вспомнить, и, вспомнив, наконец, он неуверенно произнес:
– Может, это вторая луна, которая, как говорил недавно Мудрый Охотник, пропала на ночном  небе. Оказывается, она не просто пропала, а упала с неба к нам на берега реки во время страшной бури. Точно! – воскликнул негромко он с радостным облегчением человека, уразумевшего суть дела. – Это злая буря смахнула ее с неба к нам. Вот то-то обрадуется Мудрый, когда расскажем ему, что нашли пропавшую луну.
Но Толстый и Тощий радости старшого их отряда не разделили. Они сразу смекнули: узнай Мудрый Охотник про упавшую луну, он снова заставит их вместе с другими идти к ней.
– Может, это и не луна вовсе,  что-то другое… – недовольно просопел Толстый.
– Да-да, – поддержал его Тощий. – Может, это зверь диковинный из Большой воды выполз, чтобы нас всех съесть?..
– А давайте подойдем поближе, чтобы рассмотреть получше, – предложил Молодой Охотник, помнивший поучения Мудрого проявлять ко всему интерес.
– Да ты совсем очумел, – ответил Толстый. – Нам лучше об этом помалкивать, словно ничего и не видели.
– Да, нам лучше помалкивать, – обрадовано поддержал Толстого Тощий, услышав в словах Толстого хороший выход из сложившейся ситуации. – Помалкивать и в пещеру поторопиться возвратиться, пока это чудо-юдо нас не проглотило живьем.
 – Точно, надо поторопиться, – прогнусавил Толстый. – И помалкивать…
– А если Мудрый узнает? – стоял на своем Молодой.
– Не узнает.
– А вдруг?.. – не сдавался воспитанник Мудрого. – Тогда прибьет и вас, и меня.
Но лучше бы Молодой Охотник этих слов не произносил. Переглянувшись между собой, Толстый и Тощий молча пришли к выводу, что пора кончать с настырным товарищем. Подмигнув Тощему, Толстый, стоявший за спиной Молодого, обрушил свое тяжелое копье, более похожее на палицу, на голову упрямого соплеменника. От удара Молодой качнулся, выронил свое копье и упал замертво на землю.
– Давай сбросим тело этого недотепы в реку,– подбирая копье Молодого, молвил Толстый, – а Мудрому скажем, что утонул.
– Давай, – согласился Тощий. – Только объясняться с Мудрым будешь ты.
– Это почему я?
– А потому, что ты убил сородича, тебе и ответ держать.
– Ладно, – не стал больше спорить Толстый, решив про себя, что и Тощий после таких слов не жилец на этом свете, что от него надобно избавиться при первом же удобном случае, отправив к пращурам. – Потащили что ли?
Натужно сопя, они подтащили тело Молодого Охотника к краю невысокого, но крутого берега и столкнули вниз. Тело охотника подминая траву, покатилось вниз и остановилось у водной кромки.
– Может, спустимся и в воду спихнем, – как-то нерешительно предложил Тощий. – Да и одежонку с него снять стоило бы… Знатная одежонка, из густого меха морского зверя. Не чета моей, – коснулся рукой своих лохмотьев, едва прикрывавших срамное место. – Да и твоей тоже… – добавил после некоторого раздумья.
Впрочем, спускаться по крутому склону вниз, а затем карабкаться вверх ему не хотелось. Однако слова были сказаны, и теперь он, не поднимая глаз на Толстого, только что расправившегося с соплеменником, ждал ответа.
– Не стоит, – глухо ответил Толстый. – Его и так либо птицы склюют, либо звери порвут… А по его одежонке, если мы ее прихватим с собой, не только Мудрый догадается о нашем причастии к смерти Молодого, но и весь род. И тогда нам не сдобровать… Пошли, что ли…
Произнеся эти слова, Толстый, избавляясь от улики, бросил вниз копье Молодого. А затем  и медленным шагом двинулся вдоль берега в обратный путь.
– Что стоишь обмершим деревом? Пошли.
Тощему ничего не оставалось, как молча последовать за новым предводителем.

Команда катамарана – Родин, Кастро, Лунин, Тобис и Ганди, – направленная Солнцевым на разведку верховий Мутной, используя силу электромоторов и остаточное дыхания утреннего бриза, наполнившего парус упругой силой, под прощальные взмахи рук оставшихся друзей покинула «порт приписки».
В планы хорошо экипированных и вооруженных исследователей, имевших приличный запас продуктов питания, входило изучение окрестностей реки, ее фауны и флоры, окрестных почв, а если повезет добраться до предгорий, то и минералов, и полезных ископаемых. Не только Солнцеву, но и остальным членам экипажа «Урана», не терпелось поскорее приступить к устройству огородов под овощи, имевшиеся на микрополях «Урана», к изготовлению стекла, керамики – всего того, без чего не мыслилась нормальная жизнь. Земная цивилизация, вступая в век металла после долгого каменного века, начиналась с использования первобытными племенами и народами свинца, олова, меди, сурьмы. Так почему не повторить этот опыт на Гее, но уже в ускоренном варианте?! Конечно, стоило повторить. 
До этого дня катамаран «Надежный», – так его единодушно окрестили земляне перед дальним походом,– неоднократно поднимался вверх по Мутной до ближайшего лесного массива. Здесь мужчины сначала под корень пилили «болгарками», переделанными Солнцевым и Луниным под циркулярные пилы и работавшими от переносных аккумуляторных батарей, деревья, похожие на земные кипарисы, ели, сосны, бук и ольху. Затем спиленные деревья разрезали на бревна длиной от четырех до пяти метров – для облегчения собственных усилий и удобства при их дальнейшей транспортировке к месту назначения. Но пилили деревья не все подряд, а только стройные и высокие, и толщиной у комля не более тридцати сантиметров. Затем бревна, освобожденные от остатков сучьев с помощью тех же «циркулярок» и топоров – очередного продукта размышлений и рук Лунина и Солнцева, – стаскивали на берег реки, связывали в плоты и буксировали к тору, используя силу течения реки.
У тора, причалив плоты к берегу, мужчины, подбадривая себя солеными шутками и крепкими словечками, на которые русский язык богат, как никакой иной,  разбирали их, выкатывая каждое бревно на взгорок, где укладывали поперечными рядами друг на друга для просушки. Работали, как каторжные, несколько дней подряд от темна и до темна. И в результате  этой работы у тора выросло с десяток квадратных кладок бревен высотой до полутора метров каждая.
Параллельно с этим заготовили и пару десятков жердей толщиной от пяти до десяти сантиметров и длиной до пяти метров – по принципу: в хозяйстве все может пригодиться… Эти жерди доставляли на катамаране. Так казалось сподручней…
В одной из речных заводей нашли высокие прибрежные растения, похожие на камыш. Вновь при помощи «циркулярок» накосили стог этих растений, из которых над кладками бревен соорудили «покрывала» от дождя. А женщины сплели несколько циновок. Их можно было и на пол под ноги постелить и в качестве мобильного «покрывала» использовать.
«Живем! – радовался, как ребенок, Солнцев, видя плоды дел собственных рук и рук своих товарищей. И тут же добавлял не менее оптимистично: – А то ли еще будет, когда построим мастерские да пилораму!» 
В походах за бревнами экипаж «Надежного» постоянно менялся, но большую его часть, естественно, составляли мужчины. Женщин, не сговариваясь, оберегали от тяжелого физического труда. Им и более легкого, в том числе и ухода за микрополями и кроликами, хватало.
В последнее время экипаж «Надежного», чтобы плавания проходили не столь однообразно, стал брать в поход и подросших щенков Дозора и Пальму. «Меньшим братьям пора привыкать к воле и исполнению своих обязанностей по охране и защите людей от внешних угроз, – решили земляне. – Овчарки – не пудели и моськи. Нечего им находиться в парниковых условиях».
Мутная давно очистила свои воды от мути, созданной приснопамятным океанским штормом. И теперь они, как заметили члены экипажей катамарана, на метр-другой, особенно у прибрежной кромке, просматривались насквозь до песчаного дна и кишели вполне земными рыбами, относящихся к надклассу водных позвоночных. От шустрых стаек верховодок, похожих на земных плотвичек и красноперок, до огромных особей, напоминавших представителей семейства осетровых – остроносых и усатых, с продольными рядами костяных щитков-жучек. На таком разнообразии рыбного царства, где смешивались пресноводные и морские представители, по-видимому, сказывалось близость океана.
Если на кроликах в качестве их пищи были опробованы местные травы, естественно, после проведения химических анализов на отсутствие ядовитых веществ, то на щенках – уха из разных рыб. Верховодок ловили сачком, который смастерили главные рукодельцы землян Игорь Павлович и Григорий Матвеевич; крупную рыбу били острогами, смастеренными опять же Луниным из стальных прутьев и пластин-наконечников.
Судя по тому, с каким радостным повизгиванием и обильным слюновыделением Дозор и Пальма ждали сваренной «осетрины», можно было сделать вывод, что условная осетрина им нравилась больше остального. Впрочем, главное заключалось в том, что рыба Мутной была пригодна для пищи людей.
И вот сначала Родин и Кастро, затем остальные мужчины под наблюдением врача-биолога Ангелины Соловьевой малыми дозами стали пробовать уху из плотвичек и осетрины. Отравлений и расстройства кишечно-желудочного тракта не наблюдалось. А вскоре за ними последовали более осторожные и более ответственные в плане продолжения человеческого рода представительницы прекрасного пола. «Будем надеяться, что на наших плодах вкусная ушица отрицательными последствиями не отразится», вынесли вердикт Ли Вань Сан и Ангелина Соловьева – главные биологи экипажа «Урана».      
– А природа-то ожила, – тихо порадовался Хосе, сидя на первом левом сиденье от носовой части катамарана по его левому бору и лениво подгребая веслом. – Травы и цветы до самой воды дошли, пестрым ковром смотрятся…
Как и все, он в легком оранжевом комбинезоне, на поясном ремне которого в пластиковых ножнах острый кинжал – холодное оружие, изготовленное мастером на все руки Александром Луниным по распоряжению Солнцева. Кинжал – новое и постоянное дополнение к автомату.
Хосе без маски и с расстегнутым воротом комбинезона. В брешь ворота верхней одежды виднеется белая майка, а над ее вырезом – черная волосяная поросль. На поросли золотой нательный крестик на золотой же цепочке – бережно хранимый материнский подарок. 
Бывшие космонавты – и мужчины, и женщины – уже настолько приобвыкли к местным условиям, что маски, не говоря уже о гермошлемах, считали явным анахронизмом, и ими не пользовались. Без них воздухом Геи, настоянном на запах ожившего леса, дышалось легче и свободнее. Правда, по-прежнему чувствовалась близость океана.
Оставили земляне и прежние предосторожности: при каждом возвращении на борт «Урана» проводить дезинфекцию обуви. «От всего не убережешься, – решили они, – а чему бывать – того не миновать». – И прекратили процедуры чистки обуви перед трапом у ухода в тор. Кстати, и трап, чтобы его не таскать туда-сюда, приварили в верхней части к корпусу тора. Легкомысленно, конечно, но, что сделано, то сделано, и обратного хода уже не будет…
Зато оружие, выданное Солнцевым для похода, в том числе и кинжалы, ныне у всех. Кинжалы в самодельных ножнах и пистолеты в фирменных кобурах – на поясе, автоматы – в положении «на груди», чтобы всегда были под рукой. В нарукавных карманчиках с клапанами уютно устроились электрические зажигалки на микробатарейках – продукт творческого сообщества Хосе Кастро и Григория Лунина, – чтобы любой из путешественников мог развести костер на берегу из сухих трав и веток. В нагрудных карманах-пеналах – радиотелефоны, переделанные рукастым Григорием Луниным из аппаратов внутрикорабельного общения в аппараты для связи на расстояние до пятнадцати, а то и двадцати километров в зависимости от рельефа местности. Правда, для этого самобытному радиоконструктору пришлось поработать с паяльником и внутренностями каждого радиотелефона, а еще снабдить «Уран» радиоантенной типа «косого луча», растянув ее от вершины стрелы до первого выхода из тора. Не пустовали и карманы на внешних штанинах комбинезонов, затаренные индивидуальными аптечками и бинтами для перевязи ран, выданными Соловьевой из запасов ее медсанчасти.   
– Ходко идем, – добавил вскоре он, скользнув взглядом по берегам. – Вон уже поворот, за которым река начинает забирать немного влево.
– Домой еще шустрее двигаться будем, – заметила Гита Ганди, сидя в пол-оборота к остальным на смежном через палубу сиденье.
Будь сиденья правого и левого борта соединены между собой поперечными досками, – а это, как не раз говорил Солнцев, дело ближайшего времен, – то они по-морскому обычаю назывались бы банками. А раз не соединены, то пока остаются всего лишь сиденьями.
– Течение воды поможет… – пояснила она.
– Конечно, поможет, – поддержала ее Тобис, занимавшая сиденье ближе к корме «Надежного», по его правому борту. – Да и дорога домой всегда короче, чем из дома. По крайней мере, так у нас на родине говорили…
– У нас – тоже, – отозвался Александр Родин, исполнявший обязанность рулевого, а потому зорко следивший за речной гладью впереди своего судна.
Хотя дно реки вроде бы и не угрожало отмелью или каким-нибудь топляком, но мало ли что могло плыть с верховий к устью… Вот и приходилось проявлять внимательность и, соответственно, больше работать глазами да руками, и меньше – языком.
– А природа, коллеги, действительно оживает, – посмотрев на воспрявший травяной покров береговых склонов и видневшиеся деревья и кустарники прибрежного редколесья, констатировал Григорий Лунин. Бурям – часы и дни, а эволюции – годы и века…
– Философ, – вновь обронил словечко Родин, стараясь держать катамаран рядом со стрежнем, но, не наскакивая на него, чтобы понапрасну не натруждать моторы.
В это время «Надежный как раз поравнялся с мыском, откуда Мутная начинала поворачивать в левую сторону.
– Ой! – воскликнула Сюзанна. – Кажется, на берегу что-то, похожее на человека, лежит...
– Откуда ему тут взяться? – зыркнул на девушку недовольным взглядом Родин. – Что за бред…
Но тут же оборвал себя, так как все остальные, повскакав с сидений, уже загалдели:
– Где? Где?..
– Да вон, на берегу, у кромки воды, – указала рукой глазастая Тобис.
– Точно, кто-то или что-то лежит… – сказал Лунин. – И, вправду, похож на человека…
– И я вижу, – подхватил слова Лунина Хосе Кастро. – Александр Иванович, подверни-ка поближе, – попросил он Родина. – Давай посмотрим…
– Может, не стоит, – поосторожничала Гита.
Но Александр Родин уже начинал подруливать «Надежный» к берегу.
– Посмотрим.
Следом за людьми насторожились и тихо залаяли Дозор и Пальма. Не понимая в чем дело, они инстинктивно жались поближе к хорошо знакомым им женщинам, более других ухаживавших за ними и кормивших их. 
– Ага, и собаки почуяли, – отметил Хосе. – Точно, человек. Абориген, – уточнил он. – И, по-видимому, мертвый… Не шевелится.
– Сейчас все выясним, – произнес Лунин и стал готовиться к выходу на берег.
Потрогав рукоять кинжала и поправив на груди автомат, приготовился к десантированию и Хосе. Но когда его примеру решили последовать женщины, то Родин, пользуясь правом капитана «Надежного», пресек их порыв:
– Сначала мужчины, а дальше – посмотрим…
Александру Ивановичу самому нетерпелось оказаться на берегу, чтобы все видеть собственными глазами, трогать своими руками, но став капитаном катамарана, он не мог покинуть судно, как не мог рисковать жизнью всего экипажа, особенно его женской частью. Вот и остужал порыв слабого пола
Когда же он подвел катамаран поближе к берегу, Лунин и Кастро, спрыгнули в воду, доходившую им до колен и, энергично шагая в поднимаемых ими радужных брызгах, направились к суше. Подойдя к объекту исследования, Лунин и Кастро убедились, что перед ними человекоподобное существо в меховой, до колен одежонке, похожей на женское безрукавное платье, лежащее лицом вниз. На длинных по плечи черных волосах, нечесаных, сбившихся в кудели, чужеродным объектом выделялось кровавое пятно.
– Человекоподобный абориген, – сообщил Родину и женщинам Григорий Лунин. – На макушке в волосах кровь… Скорее всего, как у людей, алая… Но на фоне черных густых волос более точно ее цвет не определить.
Пока Григорий Матвеевич, приложив пальцы к шее аборигена, старался нащупать артерию, Хосе Квстро, оглядевшись по сторонам и увидев продолговатый предмет, поднимал его с земли.
– Кажется, копье… – объявил довольно громогласно, переключив на себя на какое-то время внимание коллег.
В это время Лунину удалось нащупать артерию, о чем он тут же сообщил Родину и остальным членам экипажа катамарана «Надежный»:
– Судя по пульсации артерии, живой, но в бессознательном состоянии. По-видимому, его кто-то стукнул чем-то тяжелым по голове. – И, внимательно обведя взором место происшествия, уточнил: – Причем не на этом месте, а, судя по примятости травы на склоне, по которой скатилось вниз тело, на вершине берега…
– Отлично, следопыт ты наш доморощенный, Чингачгук и Соколиный глаз в одном флаконе, – счел возможным пошутить Родин, вспомнив героев приключенческих романов Джеймса Фенимора Купера, о которых читал детстве. – Что еще можешь сказать?
– Росточком пониже нас на голову, а то и более, тело можно назвать кряжистым и в то же время с признаками правильных пропорций. Кожа смугловатая, как у наших земных мулатов или метисов, – поведал Григорий Матвеевич и, приподняв голову аборигена, добавил: – Лицо смуглое, на нем два глаза, брови, немного приплюснутый нос, рот, подбородок. Все, как у нас. Чудо? – как бы задал он вопрос себе и окружающим и сам же ответил: – Чудо. И хорошо, что такое чудо в нашей внешней схожести имеется. Проще будет найти взаимопонимание.
– Взаимопонимание в будущем – это хорошо, – перебил его Родин. – Ты лучше скажи, что нам делать сейчас?
– Если ждешь ответ от меня, то он таков: раненого аборигена оставлять тут просто так никак нельзя, – заявил Лунин. – Это негуманно и не по-людски.
– Да-да, – поддакнул Кастро, – оставлять так нельзя.
– И что прикажете делать? Ведь нам его с собой в поход брать его нет никакого резона.
– Надо связаться с Солнцевым и решить вопрос о доставлении раненого на борт «Урана», – подсказал Лунин.
– Правильно, – поддержали его Хосе, Сюзанна и Гита. – Надо доложить ситуацию Солнцеву. Он – командир, и пусть решает, как нам быть…
– Хорошо, – ответил Родин и стал связываться по радиотелефону с «Ураном».
Когда Солнцев выяснил, наконец, что от него требуется – связь оказалась не ахти, – то распорядился раненому оказать на месте первую медицинскую помощь, а затем, прервав поход, доставить его на катамаране к «Урану» для последующей госпитализации в санчасти.
На борту «Надежного» имелась аптечка, над которой шефствовала Сюзанна. После того, как Лунин и Кастро перенесли тело аборигена на катамаран и уложили на одну из циновок, Тобис, надев медицинские перчатки, выстригла волосы вокруг раны и обработала ее перекисью водорода.
– Этого будет достаточно, – вынесла она свой вердикт. – Остальное – в компетенции Соловьевой, если живым доставим до «Урана».
– Не было печали, так геевские черти накачали, – вполголоса выругался Александр Иванович, убирая парус, затем включил электромоторы и стал разворачивать катамаран в обратный путь.
Разгоравшийся день обещал быть и солнечным, и теплым, и свежим из-за речной прохлады и близости оживавшего леса. Лениво ползшие по высокому лазоревому небу легкие облака также указывали на ведренность дня. Об этом же говорила и доносившаяся из лесу веселая, звонкоголосая перекличка птиц, и беззаботное жужжание каких-то легкокрылых насекомых, и порхание разноцветных геевских бабочек, совсем не отличающихся от земных.
«Жаль, что в такой погожий день срывается поход, – размышлял Александр Иванович, искоса посматривая на полуживого аборигена, которого для себя уже окрестил «Найдёном». – И, по-видимому, не на один день…
   
   


НАЙДЁН

Перед тем, как раненого аборигена, по-прежнему находившегося в беспамятном состоянии, внести в тор и поместить на койку в санчасти, врач Ангелина Соловьева по указанию Солнцева прямо на борту катамарана внимательнейшим образом осмотрела его. К ее вящему удивлению, а также к удивлению всего коллектива «Урана», опасавшегося, что на теле найденыша будет множество язв и паразитов, оных не оказалось. Даже педикулеза не выявилось. Такой гигиенической чистоплотности, по-видимому, способствовали амулеты, нанизанные на жилу какого-то животного и ниспадавшие с шеи на грудь. Впрочем, не сами амулеты, а их внутренняя начинка из пахучих трав.
Рана, как определила после дополнительного осмотра и квалифицированной обработки Соловьева, опасности не представляла. Это упрощало процесс госпитализации и облегчало лечение.
Что же касается тела больного, то осмотр показал, что оно по своему внешнему физическому строению от тел землян мужского пола фактически и пропорционально ничем не отличается: голова, шея, плечи руки, торс, поджарый живот, ноги, пах, мошонка и мужской детородный орган. Правда, подошва ступней ног, не ведавшая обуви, была мозолиста и тверда, как кора дуба. Это также говорило, что в данном регионе Геи зимы бесснежны и маломорозны. А вот относительно небольшой рост пациента-аборигена – около 150 сантиметров – пока ни о чем конкретно не говорил. Найден, с одной стороны, мог принадлежать к племени, подобному земному племени пигмеев. Они проживали в Африке и Азии. С другой – он мог просто еще не вырасти до нормальных пределов или быть лилипутом. Вариантов несколько.
Когда абориген с максимальной осторожностью был доставлен землянами во врачебный кабинет и оказался на медкойке, то с коротким стоном открыл глаза. Надо полагать, что встряска тела при перемещении с борта «Надежного» на борт «Урана», несмотря на всю осторожность мужчин, транспортировавших его до койки, способствовала восстановлению сознания. Но, увидев себя в незнакомом, ярко освещенном помещении, а вокруг – неизвестных высоких бородатых мужчин в оранжевых комбинезонах и золотоволосую женщину в белом халате, что-то говоривших на непонятном языке, он вновь закрыл глаза и затих, затаив даже дыхание.
– Кажется, очнулся, – констатировала Соловьева, – но притворился мертвым. Поступил так, как делают это некоторые земные животные и птицы. Вполне понятная реакция.
– Окажись я в подобной ситуации, – то ли поправил пышную шевелюру давно не стриженых волос, то ли озадаченно почесал всей пятерней пальцев в затылке Хосе, – тоже бы закрыл ясны очи. Ибо непонятно: на этом свете мое бренное тело или уже на том… Так что лучше притвориться либо сонным, либо вообще мертвым…
– Ладно, коллеги, – по-хозяйски распорядилась Соловьева, – убедились, что найденыш наш жив и пришел в сознание, значит пора оставить его в покое и покинуть врачебный кабинет. Пусть без лишнего стресса начинает осваиваться в новых условиях.
– Может, зафиксировать для надежности ремнями? – кивнул на приспособления к фиксации Кастро. – Вдруг буйствовать вздумает…
– Думаю, не стоит, – ответила Ангелина Романовна. – Если с разумом все в ладу, то поймет наш жест за дружелюбные и буйствовать не станет… Да и бить и ломать тут нечего. Разве циновки, подстеленные вместо бедой простыни. сбросит на пол…
– А если?.. – не унимался Хосе.
– Тогда и примем решение. А пока оставим его в покое да понаблюдаем на мониторе в ЦУПе за его действиями.
– Пошли, пошли, – поддержал врача Григорий Лунин, выпроваживая коллег. – Ангелина Романовна верно говорит.
После этих слов самого спокойного и рассудительного члена экипажа «Урана» все присутствующие один за другим, не толкаясь и не суетясь, покинули медкомнату. Последней вышла Соловьева, заперев за собой дверь на электронный кодовый замок.
Абориген остался один в полной тишине в небольшом помещении с мягкими, пастельных тонов стенами, полом и потолком, с матово-белым светом, льющимся со скрытых в потолке светодиодных лампочек. Кроме койки, на которой он лежал навзничь, то есть вверх лицом, никакой иной мебели не имелось, если не считать за мебель откидной столик на стене, рядом с изголовьем койки. При надобности, на него можно было положить лекарства, поставить миску с едой или стакан с водой. Но в данный момент столешница столика мирно скрывалась в нише стены.
В противоположном углу помещения, рядом с дверью, за перегородкой из легкой конструкции из никелированных труб и белоснежного полотна, имелись рукомойник с небольшой аккуратной раковиной и санузел, прикрытый пластиковой крышкой. За все время полета ими, как и койкой со столиком, никто не пользовался, ибо больных не наблюдалось. Не использовали его и после катастрофы – болеть обитателям несчастливого «Урана» было некогда. 
Не сговариваясь, все восемь членов незадачливого «Урана» проследовали в ЦУП, где расселись по своим местам перед большим плазменным экраном, на который переключили видеокамеры медкомнаты. А там происходило следующее: через пару минут, по-прежнему притворяясь мертвым и в то же время напрягая слух – есть кто рядом или нет – абориген лежал неподвижно. Но вот еле заметно дрогнуло одно веко, следом – другое. Убедившись, что рядом никого нет и что он один-одинешенек, Найден, как его окрестили с легкой руки Родина, приподнялся с койки, затем сел и осторожно потрогал правой рукой голову. Обнаружив в месте ушиба и ранения тампон и пластырь, осторожно поводил по ним пальцами, но срывать не стал.
– Соображает, что к чему, – почему-то почти шепотом, словно боясь быть услышанным, прокомментировал эти действия наблюдаемого Кастро. – Повязку не срывает.
Убрав от головы руку, Найден какое-то время неподвижно поседел на койке, словно раздумывая, что делать дальше: вставать и двигаться по комнате в поисках выхода или же снова лечь и притворяться бездыханным далее. Остановившись на втором варианте, он снова улегся на койке, но уже не ничком, а на правом боку, поджав к животу колени. И затих в таком положении.
– Возможно, догадывается, что за ним наблюдают, и сменой позы тела подает знак, что он готов к продолжению общения, – прокомментировала Соловьева. – Однако подождем с общением какое-то время, дав ему возможность на новые размышления о своем положении, раз он такой разумный малый. А пока подумаем о том, чем его угостить при посещении?..
– А давайте эксперимент проведем… – предложил Хосе.
– Это как? – уставилась на него чернотой своих больших глаз Сюзанна.
– Очень просто, – с готовностью отозвался Хосе. – Наш белоснежный и золотоволосый ангел в лице Ангелины Романовны поставит на столик три миски с едой: одну – с кашей, вторую – с салатом из трав и овощей, третью – с жареной рыбой. И каждую опробует, показывая, что пища не отравлена и съедобна.
– И что это нам даст? – спросила Сюзанна. – В чем суть твоего эксперимента?
– А в том, что мы, во-первых, сможем узнать пристрастие Найдена к пище, а во-вторых, представляя блюда с едой, Соловьева должна называть их, а он – запоминать, чтобы в следующий раз попросить то, что понравилось.
Все, поняв суть эксперимента, дружно и поощрительно улыбнулись Кастро, а Александр Родин выдал экспромтом:
– Друг Хосе, философ яркий
И большой знаток фольклора,
В этом ты не знал помарки,
Ни в беседах и ни в спорах.
Но среди чужих Атлантик,
Где наш путь тернист и долог,
Ты не только, друг, – романтик,
Ты еще – большой психолог.
 А потому, друг Хосе Кастро, перед тобой снимаю шляпу! – картинно, театральным жестом взмахнул он рукой в сидящем полупоклоне.
Вновь все, в том числе и Хосе, тепло заулыбались, забыв на мгновение о стерильной медкомнате и раненом аборигене Найдене.         
Возникшую паузу нарушил Солнцев:
– Я, конечно, такого стихотворного экспромта, какой выдал Александр Иванович, повторить не смогу, но замечу что предложение Хосе Кастро и своевременно, и дельно. А потому попрошу наших уважаемых дам помочь Ангелине Романовне в изготовлении предложенных блюд и напитков в виде чистой воды, чая и сока. Саму же Ангелину Романовну попросим не только несколько раз произнести названия блюд, но и внимательно прислушаться за ответной звуковой и речевой реакцией пациента. Если такая, конечно, последует…
– Постараюсь, – кратко ответила Соловьева.
А командир «Урана», поощрительно и понимающе кивнув головой супруге, продолжил, обращаясь уже к Родину и Кастро:
– Вам же, Александр Иванович и Хосе Хуарос, предстоит подстраховать Ангелину Романовну, если пациент надумает проявить по отношению к ней агрессии. Поэтому будьте начеку у входа. Думаю: сил у вас скрутить его, если что пойдет не так, хватит…
– Вполне, – напряг бицепсы Хосе. – Так намнем бока, что мало не покажется.
– Никакой наминки боков, – с некоторым раздражением за непонятливость пресек ненужный пыл коллеги Солнцев. – Скрутить, уложить на койку и зафиксировать ремнями безопасности. Но, полагаю, этого не понадобится…
– Извините, погорячился, – смутился Хосе.
– А как же с походом?.. – заикнулся было Родин.
– Подождет, – обрубил его Солнцев.
– Как скажете, – буркнул недовольно Александр Иванович.
Итогом дальнейших распоряжений Солнцева стало то, что женщины ушли на кухню готовить найденышу разные блюда и напитки, а у монитора остались одни мужчины. Но и они, возложив обязанности наблюдателя на командира «Урана», занялись своими делами. Таращиться в монитор на медкомнату, в которой ничего не происходило, смысла пока не было.
Прошло не менее двух часов до того момента, когда Найден, устав от неподвижного лежания в позе плода в утробе матери, встал и начал ходить по комнате взад-вперед. Походив несколько минут и внимательно осмотрев стены, пол, потолок, источающий матовый свет, украдкой заглянул за перегородку, где находились санузел и рукомойник, но ничего не тронув руками, подошел к двери. Постоял возле нее, возможно, интересуясь никелированной ручкой, затем возвратился к исходной тоске путешествия, сел на койку и начал что-то бормотать себе под нос.
«Молится что ли своим духам?.. – подумал Солнцев, видя данную картину. – Если это так, то его племя находится в стадии развития религии». И распорядился отнести в медкомнату миски с едой, кусочками хлеба, а также пластиковые стаканы с водой и яблочным соком.
Когда Ангелина Романовна в сопровождении Родина и Кастро вошла в помещение и стала с подноса расставлять на откидном столике миски с еще парившей едой – супом и кашей, – от которой исходил вкусный запах, Найден демонстрировал настороженную отрешенность и безучастность к происходящему. Но, почувствовав приятные запахи, не выдержал, удивленно дрогнул веками, зыркнул глазами и, шмыгнув носом, потянув внутрь воздух. Надо полагать, в ноздрях у него приятно защекотало, от чего крылья носа явно завибрировали.
– Ага, подействовало, – прокомментировал данный факт Солнцев, вместе с Луниным, Ганди и Тобос наблюдавший за происходящим по монитору. – Посмотрим, что дальше будет…
После того, как миски с супом, кашей и кусочками хлеба, а также стаканы с водой и соком  оказались на столике, Родин и Кастро молча покинули помещение, закрыв за собой дверь и оставив Соловьеву наедине с раненым аборигеном. Этот демарш мужчин, естественно, не укрылся от настороженных глаз пациента, и он уже смелее дегустировал воздух чутким носом.    
– Хлеб! – указав изящным перстом на миску с хлебом, наставительным тоном произнесла Ангелина. Затем взяла ложку и, обозначив тем же тоном название этого предмета, поднесла к миске с супом. – Суп! – все тем же назидательным голосов назвала она данное блюдо и продемонстрировала его съедобность, зачерпнув ложкой еду и отправила ее в рот, блеснув крепким рядом молочно-белых зубов. Перед вторым зачерпыванием супа Ангелина Романовна продемонстрировала съедобность хлеба. – Хлеб! – напомнила она название этого важнейшего для землян продукта питания.
На экране монитора было видно, как внимательно следит Найден за действиями Соловьевой, отслеживая их движением головы и глаз.
– Молодец! – одобрил Григорий Лунин педагогику коллеги. – Правильно делает.
– Да-да, – согласился с ним Солнцев при затаенно-напряженном молчании остальных.
А в медкабинете Ангелина Романовна от супа, отведав три-четыре ложки этой наваристой еды, перешла к каше.
– Каша! – указала ложкой на данный продукт. И, аккуратно зачерпнув пол-ложки, отправила в свой изящный ротик. – Каша! – повторила она маневр с употреблением пищи.
  Окончив перечисление еды и показав пример ее употребления, Солнцева положила на столик другую ложку. – Бери и ешь! – чуть повысив голос, сделала она пригласительный жест рукой.
Найден, как отмечалось выше, во время манипуляций Соловьевой с едой сменивший отрешенность и безразличие на осторожную заинтересованность, взял ложку всей пятерней, словно ребенок, и неумело зачерпнул ею небольшую порцию супа, чтобы не расплескать субстанцию.
– Ты смотри, какой аккуратист! – отметил данный факт Солнцев, продолжавший наблюдение за раненым аборигеном. – И сообразительный малый…
– А главное, не агрессивный, – сказала Ли, затаенно наблюдавшая за событиями, разворачивающимися в медицинской комнате – всеми признанном царстве бортового врача и биолога Ангелины Соловьевой.
Пока присутствующие в ЦУПе обменивались короткими репликами, Найден, слопав суп вприкуску с хлебом, почмокал полноватыми губами, как бы продолжая продлевать послевкусье.
– Гурман с отменным аппетитом, – прокомментировал эту особенность аборигена Лунин. – О ране на голове даже не вспоминает…
– Настоящий гурман, – поддержали Лунина женщины.
Между тем «гурман», держа ложку в руке, но не приступая к каше, о чем-то задумался, натужно наморщив лоб, и что-то вспомнив, радостно блеснув агатовыми глазами, внятно произнес слово «каша». Выдавив это слово, впервые открыто, а не исподтишка, как делал ранее, взглянул на Соловьеву, словно ища в ней поддержку верности сказанного им слова и его значения.
– Каша, каша, – поощрительно улыбнувшись, плеснув синью небесных глаз, утвердительно кивнула златовласой головой Соловьева.
– Каша, – более уверенно повторил Найден и принялся уметать этот вкусный продукт питания, сначала неспешно и осторожно, затем с явным жадным аппетитом.
– Вот дает! – после минутной мертвой тишины обрел дар речи Григорий Лунин. – Если так дело и дальше пойдет, то наш найденыш через полгода не хуже нас с вами будет разговаривать.
– Дай-то Бог… – был не столь оптимистичен командир «Урана».
А Найден, покончив с кашей, вновь произнес слово «каша» и поцокал языком, возможно, давая понять, что каша понравилась. Затем, положив ложку на столик, добавил несколько слов на своем языке.
– Ишь ты, сообщает, что насытился, и благодарит нас за вкусно приготовленную еду, – одобрительно отозвалась о реплике аборигена Сюзанна.
– Ты что? Язык этот поняла?! – не скрыла удивления Гита, взглянув на подругу широко распахнутыми глазами. Да и у Ли глаза округлились от удивления.
– Да нет, – улыбнулась простодушная Сюзанна, – просто догадалась. Разве не понятно?..
– А-а-а… – разочаровалась Гита.
– Ну, подруга, ты и даешь… – потускнела Ли.
А Григорий Лунин, чтобы поддержать супругу, резюмировал:
– Не важно, что и как произнес абориген, здесь мы можем только догадываться, как это сделала Сюзанна. На данном этапе важно разгадать звуковую гамму слов и речи в целом, наличие в ней гласных и согласных звуков.
– Ничего, – поддержал его Солнцев, – и со словами разберемся, и со звуками. Запись ведь ведется… Изучим внимательнейшим образом...
Между тем события в медкабинете шли своим чередом. Указав рукой на стакан с водой, Ангелина Романовна произнесла: «Вода», затем жестом руки, поднесенной ко рту, и мимикой лица показала, что воду надо пить. Внимательно следивший за манипуляциями красивой, статной, златоволосой женщины Найден с готовностью повторил за ней слово «вода» и, взяв стакан, стал большими жадными глотками – только кадык энергично двигался вверх-вниз по горлу – опустошать его.
– Сок! – указала Соловьева на стакан с соком, когда Найден поставил порожний стакан из-под воды на столик. – Пить! – добавили она, продемонстрировал рукой и мимикой предыдущий жест.
– Сок! Пить! – охотно и с интонацией своей наставницы повторил Найден и стал жадно поглощать прохладную кисло-сладкую влагу.
Выпив, поставил стакан на столик и, благодарно взглянув на добрую кормилицу, почмокал губами. По-видимому, демонстрировал свое удовольствие вкусным соком. Однако чмоканьем губ не ограничился и вновь произнес какую-то фразу на своем языке.
– И впрямь, по-видимому, благодарит, – взглянув на Сюзанну, извинительно заметила Гида. 
– А я что говорила, – тут же подхватила реплику подруги яркая представительница черного континента, как часто называли Африку земляне, особенно  падкие на хлесткие выражения журналисты, – хотя вы и не поверили.
– Коллеги, оставим мнение при себе и понаблюдаем в тишине за дальнейшими событиями, – прервал начавшийся разговор дам Солнцев.
После этих слов в ЦУПе вновь повисла настороженная тишина, во время которой в медкабинете Ангелина Романовна успела собрать со стола на поднос пустую посуду и передать ее стоявшим за дверями помещения Родину и Кастро
– Как идут дела? – шепотом спросил Хосе.
– Пока нормально, – также шепотом ответила Соловьева и возвратилась к аборигену.
Подойдя к Найдену, Ангелина Романовна осторожно дотронулась до его головы.
– Голова, – произнесла доверительно. Затем, перебирая по волосам тонкими пальцами, добралась до раны.
Найден, почувствовав пальцы женщины на ране, поморщился, но голову из ее рук не убрал.
– Рана, – коснувшись пластыря и тампона, констатировала Соловьева – Заживает.
– Голова, рана, – осмысленно повторил за женщиной абориген и дальше вновь что-то залопотал на своем языке, из-за обилия свистящих и цокающих звуков напоминавшего птичье щебетанье..
– Наверное, жалуется… – вновь первой высказала догадку Сюзанна.
– Скорее всего, так оно и есть, – кивнул седеющей головой Солнцев. – Но нам, к сожалению, сути сказанного пока не узнать…
– А Соловьева молодец: вон как жестами рук и мимикой лица уложила раненого  на койку – отдыхать, а то и спать, – не отрывая взгляда от плазменного экрана, прокомментировал последние действия Ангелины Романовны Григорий Лунин. – Кино окончено, – завершил он свои комментарии. – Теперь будем ждать главную героиню с ее впечатлениями от общения с пациентом.
Когда Ангелина Романовна и сопровождавшие ее мужчины – Родин и Кастро – возвратились в ЦУП, Ли, Сюзанна и Гита первым делом бросились ее обнимать, рассыпая на ходу восторженные комплементы, суть которых сводилась к тому, что она – смелая и умная женщина, героиня. 
– Это же надо с первого раза научить выговаривать слово «каша», – восторгалась Гита.
– А как учила ложкой пользоваться!.. – вторила ей Сюзанна.
– А как отдыхать укладывала! – радовалась за подругу Ли. – Целое представление…
– Молодец, многому научила личным примером за один сеанс общения, – похвалил и Григорий Лунин. – не всем из нас такое бы удалось.
– Молодец, молодец, – поддакнул Родин. И тут же в бочку меда добавил ложку дегтя: – Теперь тебе, мать Тереза, предстоит на практике показать дикому геетянину, как пользоваться умывальником, но, главное, – ядовито ухмыльнулся он, – как пользоваться санузлом по малой и большой естественной нужде.
– А это ты покажешь, – смутилась, полыхнув румянцев щек, но не осталась в долгу Ангелина. – У тебя, уверена, лучше получится.
Григорий Лунин, не любивший склок в среде друзей, нахмурился, Солнцев поморщился, Гита и Сюзанна настороженно притихли.
– Алекс, хватит глупые шутки за оригинальные выдавать! – разряжая обстановку, с недовольством и осуждением оборвала супруга Ли. – К чему такие пошловатые подколы-приколы? Ревнуешь что ли?.. – ущипнула по-восточному тонко и чувствительно.
– Извините, – скис шутник, поняв неуместность своего юмора. – Глупость сморозил. Само собой с языка сорвалось…
– Прежде, чем что-то говорить, думать надо, острослов ты наш завзятый, – скорее мстительно, чем наставительно заметила Ли, а Игорь Павлович, до сей минуты помалкивавший, счет нужным обратить внимание коллег на вопрос, некорректно, но в то же время актуально поднятый Родиным.
– Действительно, надо кому-то из мужчин показать найденышу, как пользоваться унитазом и умывальником, – довольно буднично окончил свою мысль он. – Без этого не обойтись. Тут, как говорится, смотри криво, да говори прямо. Добровольцы есть? – обвел взглядом мужчин.
Паузу, образовавшуюся после этих слов Солнцева, нарушила Ли, своим женским чутьем, неподвластным научному объяснению, ощущавшая непреходящую любовь мужа к Соловьевой, а потому и задирающего, и подкалывающего ее при первом удобном случае:
– А пусть Александр Иванович поусердствует в этом. Сам назвался груздем, так пусть и лезет в кузов…
Соловьева, услышав слова Ли, язвительно улыбнулась, а Александр Иванович, подумав, что «лучше быть умным дураком, нежели глупым остряком», и что надо за свое несвоевременное остроумие расплачиваться, согласно кивнул головой:
– Ваша воля – для меня закон. Потружусь ради коллектива и прогресса. Только видеокамерами попрошу не пользоваться во все время моей научно-прикладной педагогической деятельности.
«Да, – отметил про себя Хосе Кастро, – недаром говорят, что «острый ум – увеличительное стекло, а остроумие и острословие – уменьшительное». Мне, любителю русского фольклора, об этом надо помнить всегда, чтобы не попасть впросак, как мой друг Алекс».
…Как учил Родин аборигена Найдена премудростям пользования санузлом и умывальником, осталось тайной за семью замками, но довольными итогами обучения остались все.


ДЕЛА СТРОИТЕЛЬНЫЕ

Так как из-за Найдена речной поход к истокам Мутной или, по крайней мере, в ее верховья был отложен на неопределенное время, то, чтобы не терять время даром, приступили к строительным работам. Планировалось в кротчайшие сроки возвести здания пилорамы, крольчатника, теплицы под овощи, мастерской по изготовлению стекла, столярной мастерской и кузни – наиважнейшего промышленно-строительного объекта. Место под строительство выбрали недалеко от тора, на небольшом, продуваемом со всех сторон ветрами и в то же время солнечном песчано-суглинистом взгорке на берегу реки.
«И сухо, и вода рядом», и ветряной электродвигатель вместе с солнечными батареями установить можно», – подвел черту под выбором места Солнцев, которому вместе с Луниным, Ли Вань Сан и Гитой Ганди предстояло найти способ изготовления стекла или прозрачного стеклопластика. Стеклопластик был предпочтительнее, но тут как повезет… Совсем иная технология изготовления.
С институтской поры Лунину и его команде было известно, что сырьем для производства стекла чаще всего состоит из трех ингредиентов: песка, известняка и кальцинированной соды. С песком или диоксидом кремния основой стекла, как понимали все, проблем не существовало – лежал под ногами и вдоль берегов реки. Бери сколько угодно – на многие десятилетия хватит! Правда, перед тем, как мелкие кристаллики песка запустить в производство, их предстояло очистить от ненужных примесей, тщательно промыть в струях проточной воды, сделать большие запасы и только потом думать о производстве стекла.
Не должно было возникнуть проблем и с известняком, служащим для укрепления стекла, выходы залежей которого были обнаружены на обрывистых берегах Мутной во время первого путешествия землян. Здесь, конечно, тоже пришлось бы повозиться с его добычей и транспортировкой к «Урану», но лопаты, кирки и тачки можно было изготовить, а судно-катамаран уже имелось.
Сложнее обстоял вопрос с содой, точнее кальцинированной технической содой – порошком белого цвета, имеющим химическую формулу NaHCO3. Сода необходима для ускорения процесса плавления стекла. Но и эту проблему Григорий Лунин со своими коллегами собирался решить за счет производства ее из поваренной соли, аммиака и углекислого газа.
Естественно, не простым предполагался и сам процесс плавления стекла. Температура в плавильной печи, в которую загружался песок, известняк и сода, должна была достигать 1500 градусов по Цельсию. Образовавшуюся жидкую массу, с пузырьками исходящих из нее газов, требовалось продолжительное время тщательно перемешивать, затем по желобу выводить за пределы печи в ванну (флоаткамеру), заполненную жидким оловом, растопленным при температуре в 1000 градусов, чтобы здесь она расползлась тонким слоем по всей поверхности ванны. После этого следовал процесс охлаждения жидкой стекольной массы с 1000 градусов до 600 и 250 градусов по Цельсию. Охлажденную на воздухе и превратившуюся в стекло массу следовало резать на отдельные листы.
Как собирался Григорий Матвеевич в архисложных условиях при отсутствии технических и технологических мощностей, а также отсутствием олова, каменного угля, заняться производством стекла, было непонятно. «Ничего, ничего, – как заклинание говорил он, – что-нибудь придумаем. Не боги горшки обжигали, а люди. Мы тоже люди, а потому и горшки будем обжигать, и кирпичи, и стекло делать, и стеклянную посуду изготавливать. Всему потихонечку научимся… Не зря же на Земле наши земляки любили повторять: «дайте срок – будет вам и белка, будет и свисток».
Ему не раз говорили, что в субтропической зоне Геи, где вынуждено поселились земляне, даже в зимнее время погода обещала быть теплой и бесснежной, а потому можно обходиться без остекленных окон, одними оконными проемами. Но он каждый раз отвечал, что здание без оконных рам со стеклом – слепое и мертвое здание. А потому и сам научится изготавливать стекло, и потомков этому научит. Однако соглашался с тем, что мастерская по изготовлению стекла подождет, а в первую очередь следует построить пилораму и кузню. Деревянный брус, доски, гвозди и металлические скобы при строительстве необходимы, как необходимы топоры, пилы, долото, стамески и прочий строительный инвентарь.
Перед началом строительства астрономическая пара – Солнцев и Лунин, ставшие на время чертежниками, архитекторами, инженерами, прорабами и, конечно же, строителями широкого профиля, – провели расчеты и составили план помещений, в том числе и под пилораму. Согласно разработанному ими до мелочей плану, помещение под пилораму – внешней диной пять метров, шириной – четыре, высотой – три метра – должно было иметь не только сруб с входными и выходными воротами, оконными проемами для освещения, крышей, но и распилочным станком с циркулярными пилами на специальном валу и роликовой платформой подачи бревна к пилам и такой же платформой приема готовых досок.
Диски циркулярных пил на вал, приводимый в движение мощным электромотором, проектировалось устанавливать до трех штук одномоментно, меняя (при необходимости) расстояния между ними (за счет специальных втулок) под доски толщиной в два с половиной и пять сантиметров. С помощью широких втулок можно было выставить и режим изготовления бруса толщиной десять сантиметров. Но начинать решили пока с одного диска. А там – как дело пойдет…
Часть рабочей конструкции, в том числе платформ с роликовой подачей бревен и приемом материала, предполагалось сделать из металла, позаимствованного из внутренностей стрелы и тора, а часть из толстых бревен, вкопанных в землю, и деревянного бруса. Роликовые катки при нехватке металлических можно было изготовить из тонких стволов деревьев, обработав заготовки под один диаметр на токарном станке.
Для облегчения труда бревна для досок планировалось подавать длиной от двух до трех метров. И тогда с работой по изготовлению досок могли справиться два человека, предварительно расколов бревно на две части – для простоты дела.
Параллельно с этой продолговатой конструкцией с резательной агрегатно-силовой установкой посередине планировалась более короткая конструкция для строгания досок с помощью электрорубанка – металлического вала со вставляемыми в него лезвиями. На всю длину вала – до тридцати сантиметров. Естественно, вращательное движение этому валу придавалось за счет работы электромотора, а поступательная – за счет физической силы работника.
«Григорий Павлович, – не раз шутил Родин, – пока построим пилораму, мы полностью разрушим «Уран». Нужно ли нам это?» – «Нужно, – не обижался Лунин. – Еще как нужно! Даже не столько нам, как нашим потомкам. Мы бы перебились тем, что имеется в нашей консервной банке – так он с нескрываемой горечью называл тор «Урана», – а нашим детям, не говоря уже о внуках и правнуках, будет и тесновато, и жарковато. Свобода и воля всегда милее тесноты железного узилища».    
На поперечные балки для крыши подошли бы уже заготовленные ранее бревна – те, что потоньше. А вот за стропилами и жердями, на Руси часто называемыми латами, для опалубки пришлось бы снова отправляться на катамаране к недалекому лесу и выбирать там подходящий молодняк. На крышу потребовался бы и камыш, за которым предстояло также отправляться на катамаране в недалекую береговую заводь, кишащую рыбой и с некоторых пор являющуюся главным поставщиком этого вкусного продукта питания.
Но в первую очередь урановцам, точнее, его мужской части, предстояло подготовить бревна для сруба и поставить сам сруб, а уж потом промышлять об остальном. От участия женщин в строительстве мужчины категорически отказались – все дамы были в интересном положении. Поэтому всякая тяжелая работа им была противопоказана, зато легкая и физзарядка – пожалуйста!
Понимая это, дамы, желая оказывать мужчинам посильную помощь, со своей стороны добровольно возложили на себя ежедневные обязанности по подготовке завтраков, обедов и ужинов, а также по присмотру за кроликами, щенками, капиллярными микрополями и… Найденом. Абориген, хотя и оправился от раны на голове, но  по-прежнему (и с видимым удовольствием) обитал в медкабинете, ставшей ему временным  жилищем. Навещать и кормить его ходила Ангелина на пару с кем-либо из подруг. Чаще всего пару ей составляла добродушная и улыбчивая смуглоликая Сюзанна Тобис. Впрочем, прищуристая Ли и большеглазая Гита также охотно вместе с Ангелиной посещали то ли гостя, неприлично долго загостившего, то ли затворника, не желавшего покидать понравившийся ему уголок, то ли узника, смирившегося со своей участью,  в его обители.
Каждый раз, когда Найден впервые видел кого-либо из подруг Соловьевой, одетых, как и она, в легкие изящные комбинезоны, ладно сидящие на статных женских фигурах, он сначала откровенно удивлялся, широко раскрывая глаза, потом, пообвыкнув, просто любовался ими, принимая их за служанок золотоволосой богини добра и благоденствия. Никогда не проявлял агрессии и охотно запоминал новые слова и их значения. В результате общения с Ангелиной и ее подругами, кроме слов «каша», «суп», «салат», «рыба», «вода», «чай», «сок», «вода» в его лингвистическом запасе прочное место заняли «стакан», «миска», «чашка», «стол», «койка», «дверь», «свет», «рука» и «руки», «нога» и «ноги», «голова», «глаза», «нос», «рот». А также слова, обозначающие действия, – «бери», «неси», «сиди», «лежи», «спи». Запомнил он и имена женщин, но только имя Ли произносил как есть, а остальные сокращал для лучшего запоминания и произношения. Ангелина у него была Ангель, Сюзанна – Сю или иногда Сюз, Гита – Ги.
Помимо шефства над Найденом, женщины по очереди ежедневно дежурили в ЦУПе, посредством ранее установленных на стреле видеокамер и мониторов ведя наблюдение за обстановкой вокруг строительной площадки. Это было вызвано их заботой о безопасности строителей, которые, увлеченные работой, не могли вовремя обнаружить грозящую им беду либо со стороны лесного зверья, либо со стороны диких соплеменников Найдена. В случая обнаружения опасности, дама, дежурившая в ЦУПе, немедленно связывалась по радиотелефону с Солнцевым и его коллегами и извещала их об опасности. Получив такой сигнал, строители обязывались немедленно прекратить работу, приготовить оружие, с которым не расставались во время выхода за пределы тора, забрать топоры и циркулярки и спешно ретироваться к «Урану» под защиту его стальной брони.       

Когда с расчетами, чертежами и подготовкой строительных инструментов – лопат, топоров, циркулярок, ручной пилы, ручной пилы «ножовки», долот и дрелей – было покончено, а к стройплощадке от «Урана» был проложен электросиловой кабель, собранный по кускам со «стрелы» и нежилых блоков тора, наконец, приступили к заготовке бревен под сруб. Сруб  проектировали Григорий Лунин и Игорь Солнцев – самые ответственные проектировщики и строители.
Работали  в светлое время суток: несколько часов до обеденного перерыва и примерно столько же после обеда. Хотя работа и спорилась, и ладилась, но планируемой быстроты, на которую рассчитывал Лунин, не обретала. Мешала неподсохшая основа стройматериала.
– Сыроват материалец, – снимая с очередного окараченного им бревна кору и отесывая топором боковины, сетовал Александр Родин. – Не дали подсохнуть… Рано гнить начнет… Не долго простоит…
– Ничего, – отбивался Григорий Матвеевич, ловко управляясь топором с оседланным им бревном – только щепа в сторону летела, – в срубе досохнет. Наш царь Петр Первый на реке Воронеже боевые корабли из сырого дуба строил – служили, не потонули. Помогли крепость Азов у турок в одна тысяча шестьсот девяносто шестом году отбить…
– Так то – Петр! Царь! Не нам, космическим бродягам и неудачникам, залетевшим за тридевять Галактик, чета.
– Не скажи… Он тоже был первопроходцем в своем космосе, когда начал и окно в Европу прорубать, и первые корабли на Руси кондовой строить. Не лодки-однодеревки, не юркие челны казаков-разбойников, не крутобокие баркасы поморов, а боевые корабли. Как и мы, с нуля начинал…
– И не совсем с нуля… – не согласился Родин, на секунду оставив работу и с явным удовольствием распрямляя согбенную до сей минуты спину. – Успел в Европах побывать и корабельному делу чуток поучиться.
– Мы с тобой болтаем, а Солнцев и Кастро, время на слова не тратят, не только бока отесывают, но и пазы на концах бревен для угловой кладки успевают делать. Трудятся – не наш пример, – залюбуешься…
Действительно, метрах в десяти от Лунина и Родина, чтобы не мешать друг другу, в поте лица трудились Игорь Павлович и Хосе Хуарос. Тут же, неподалеку от них, пригревшись на солнышке, прикорнули Дозор и Пальма, с раннего утра носившиеся как угорелые по округе, а теперь уставшие, присмиревшие и лениво наблюдавшие из-под прикрытых глаз за работой людей. Если морда Дозора покоилась на его передних лапах, то морда Пальмы приютилась на шее благодушного Дозора. Все по-девичьи, как у людей… Знать, и до любовных утех вскоре пора наступит.
Завершив тесание боков бревну, Кастро ручной пилой-циркуляркой мудрил над пазами для угловой вязки, а Солнцев с помощью другой, визжащей дурным голосом, циркулярки делал продольный паз на своем бревне – для более плотной укладки бревен друг на друга. Иногда продольный паз получался столь удачным, что доделки не требовал, иногда приходилось топором некоторые места углублять и подравнивать.
Чтобы бревна при работе с ними не вертелись произвольно, обтесав, их укладывали в деревянные же колоды, зафиксировав нужное положение либо одним клином, либо двумя клиньями. Это зависело от толщины бревна.
– Не спорю, они трудятся на славу – лично мне за ними не угнаться, – однако и мы не лодырничаем. Вон как щепа из-под топора шустро, словно птица, с присвистом летит! Особенно у тебя, Григорий Матвеевич. А вот кто лодыря гоняет, так это наш Найден. Присосался, как банный лист, к Соловьевой-Солнцевой – и отлипать от нее не думает. Ест – за троих, спит – за семерых, словно богатырь из русских сказок, да говорить по-нашему учится. Особенно слово «каша» любит произносить…
– Да и слово «суп» хорошо выговаривает, – ввернул словечко Лунин, освобождая бревно из тисков колоды, чтобы повернуть его для производства продольного паза – одна из циркулярок как раз освободилась.
– А ему, коли полностью выздоровел, стоило бы быть с нами, уму-разуму в строительном деле набираться. Глядишь, со временем и пригодилось бы. Да и слов мы поболее наших баб знаем; таким обучим, что словарь Ожегова от зависти позеленеет… Или все же покраснее?.. – усмехнулся в курчавую бородку.
– Тебе бы все шутки шутить…
– Какие тут шутки, на полном серьезе говорю: пора Найдену к настоящему мужскому делу привыкать. Нечего попусту хлеб-соль переводить.
– Так он маленький. Вряд ли ему по силам бревна таскать… Да и топор ему давать я бы поостерегся: кто знает, что у него на уме… Может, он нас своими врагами считает… Или убежит…
– Это – вряд ли… – не согласился Александр Иванович с опасением Лунина. – Не дурак Найден из земного рая в дикий мир удирать. Некоторое время задержится, чтобы языку нашему малость обучиться и о своем что-то поведать. А что мал… – приступил он к очередной зарубке на правой боковине бревна, – так не зря же у нас поговорка сложилась: «Мал – да удал». Ничего, как-нибудь помогал бы нам бревна с места на место перекатывать. Да и другая работа нашлась бы. Например, щепу относить и в кучу сваливать… Хватит у бабьего подола околачиваться, вьюнком виться.
Знал Александр Иванович и другую поговорку русского народа о людях небольшого росточка: «Мал клоп – да вонюч», – только на этот раз решил приберечь ее до следующего случая.
– Хорошо, – не стал больше возражать Лунин, – вечером с Игорем Павловичем и всеми коллегами на эту тему поговорим… А пока, – поплевал он на крепкие ладони, чтобы топорище ладнее в руках держать, – потрудимся без Найдена.
На вечернем совете в ЦУПе Григорий Лунин, как и обещал Родину, поднял вопрос о Найдене.    
– Достаточно в затворниках держать нашего аборигена, – заявил он без долгих предисловий, – пора на волю отпускать. Или, как предлагает Александр Иванович, – коснулся взглядом Родина, – к мужской работе приучать.
– Я не возражаю, – спокойно воспринял данное предложение Солнцев. – Проведем небольшую экскурсию по тору и ЦУПу – и на стройку вместе с нами.
–  Я обеими руками за это, – без раздумий согласился Хосе Кастро.
– А если сбежит? – задала вопрос Сюзанна.
– Если сбежит, то дорога ему скатертью, как говорят русские, – улыбнулся Хосе. – Будет соплеменникам рассказывать, как побывал у богов и как ел от пуза…
– …И справлял нужду в унитаз, – хихикнув добавила Ли. – Правда, не знаю, как он будет описывать санузел… И того, кто его этому научил, – взглянула с лукавинкой на мужа. – Впрочем, это уже не наша забота.       
– А я вот, уважаемые коллеги, остаюсь при своем мнении, что Найден никуда не побежит. По крайней мере, на первых порах… – не обращая внимания на едкие слова супруги, высказался Родин. – Работать, он, скорее всего, будет без большого энтузиазма, зато топором обязательно заинтересуется. И кинжалом, если ему показать этот предмет в действии… И настоящим копьем с металлическим наконечником…
– …И луком со стрелами, – тут же добавил Хосе.
– И луком со стрелами, – согласился Александр Иванович. – Правда, тут придется поработать нашему главному рукодельцу Григорию Матвеевичу, вытачивая на токарном станке наконечники для стрел и копья.
– За мной не заржавеет, – был краток Григорий Матвеевич. – Лишь бы для пользы дела…
– Решение принято, – подвел итог совещания Солнцев, – а время покажет, кто из нас прав, а кто ошибся в своих предсказаниях. Пора отдыхать и набираться сил для нового трудового дня.

Утро следующего дня выдалось прохладным от тумана, наплывшего от реки, и почти безветренным. Впрочем, чувствовалось прохладное дыхание и недалекого океана, ставшее привычным с момента обретения землянами этого малообитаемого уголка Геи. Небесный свод хотя и оставался голубым и высоким, но время от времени по нему проплывали стайки кучерявых, как барашки, светло-сизых облаков, за которыми на востоке стыдливо, словно целомудренная девушка, пряталось неспешно поднимавшееся к зениту солнце.
Иногда в небесной выси безголосо проносились небольшие стайки местных птиц, а голоса других едва доносились из оживавшего на глазах леса. В погожую погоду птиц можно было видеть и над рекой Мутной, но в это утро туман не позволял разглядеть их стремительный полет. Однако они могли и не летать по каким-то своим птичьим соображениям… Не было заметно и грифов, промышлявших где-то в предгорьях. Впрочем, ничего экстравагантного в начинавшемся утре не наблюдалось. Утро, как утро… 
Зато на строительной площадке в это утро были перемены: к четырем землянам-мужчинам и двум молодым овчаркам добавился Найден. Во время завтрака, привычно принесенного понравившейся ему Ангель, в медкабинет вошли Родин и Кастро. Дождавшись, когда абориген соизволит откушать, они жестами рук предложили ему следовать с ними. Оказывать сопротивление двум бородатым великанам, у Найдена даже в мыслях желание не шевельнулось, к тому же добрая, ласковая улыбка на лице богини говорила о мирных намерениях бородачей. И Найден покорно пошел с ними.
Сначала они двигались по каким-то тускло освещаемым коридорам, чем-то похожим на пещеру Мудрого Охотника. Затем попали в ярко освещенное помещение с множеством хитроумных устройств, от которых у бедного Найдена рябило не только в глазах, но и во всем теле. Кроме устройств, часть которых показывало разные картинки, в помещении были уже знакомые Найдену служанки Ангель – Ли, Сю и Ги, – а также еще двое бородатых великанов, добродушно смотревшие на чужака, и пара небольших (по сравнению с великанами) четвероногих существ, облаявших незнакомца. Но один из великанов, что был постарше других, им крикнули; «Цить!» – и они умолкли, начав виться у ног женщин, которых Найден считал за служанок золотоволосой богини Ангель.
Поговорив о чем-то между собой, мужчины-великаны вновь жестами рук, сопровождаемыми коротким словом «пошли!», врезавшимся в память Найдена на всю оставшуюся жизнь, двинулись к выходу из сказочного помещения, оставив прекрасных женщин одних. Четвероногие существа, настороженно поглядывая на незнакомца, двинулись за мужчинами.
Вновь были слабо освещенные переходы и, наконец, небольшая комната. Здесь великаны взяли какие-то предметы в дополнение к тем, что у них были на поясе, и, отрыв небольшую дверь, стали по лестнице спускаться на твердь земли в открытый мир, наполненный светом, речным туманом и глухими звуками живой природы.
«Пошли! – сказал светлобородый великан. – Стройка ждет». – И вновь жестом руки предложил следовать за собой.
Они прошли какое-то расстояние и оказались на открытой площадке, где в штабелях и по отдельности лежали бревна. Часть бревен, лежавших по отдельности, была очищена от коры и имела стесанные бока, продольные пазы и поперечные пазы-запилы на концах. Так Найден оказался на стройплощадке.
Прибыв на место строительства, Александр Родин, которого Найден для себя определил как «светлобородого великана», легонько ударил себя кулаком в грудь и сказал: «Я – Алекс». – «Алекс», – вполне осмысленно повторил Найден. «Молодец! – похвалил Родин аборигена и, обратившись лицом к старшему по возрасту и указав на него перстом, произнес: «Игорь». – «Игорь», – повторил Найден. «Хосе», – указал на Кастро Александр Иванович, и Найден с готовностью повторил «Хосе». «Лунин», – почему-то по фамилии, а не по длинному имени, назвал коллегу Родин. И обучаемый вновь с готовностью произнес: «Лунин».
– Повторим, – сказал Родин и показал на себя пальцем. – Я… – пытливо уставился он на Найдена.
– Алекс, – ответил Найден и далее, удивляя землян своей сообразительностью, назвал по имени Солнцева и Кастро, указав на каждого указательным пальцем правой руки. Назвал он и Лунина – по фамилии.
– Молоток! – доброжелательно и поощрительно улыбнулся Родин под такие же одобрительно-поощрительные взгляды присутствующих. – На лету схватываешь.
Найден хотел повторить слово «молоток», но Александр Иванович сделал отрицательный жест ладонью, и абориген, понимая жест, оборвал себя на полуслове. После этого Родин, указав на своего ученика перстом, произнес с нажимом: «Найден». – Найден, – стукнул себя кулаком по груди абориген и повторил: – Найден». Так он давал понять добродушным бородатым великанам в светлых эластичных одеждах, что с этого времени он для них является Найденом, оставаясь для себя самого и своих соплеменников по-прежнему Молодым Охотником.
К обеденному перерыву новоиспеченные плотники, умело управляясь с топорами и циркулярками, обработали несколько бревен, Дозор и Пальма вдоволь набегались, а Найден пополнил свой словарный запас такими понятиями, как «пес», «бежит», «топор», «рубить», «пила», «пилить», «бревно», «тесать» и «щепа». Кроме того, по указанию Алекса он собирал щепу и относил в одно место, ссыпая в кучу. При этом никакого недовольства по поводу своей трудовой повинности не проявлял, работал с видимой охотой. А вот интересы его, как заметили земляне, были прикованы к топору и пилам, легко справлявшимися с твердой, как железо, древесиной бревен. Это явно удивляло его, как и отношение землян к собакам. В Дозоре и Пальме абориген Найден, скорее всего, видел не младших братьев человека и его помощников, а объект охоты и еды.
– А наш Пятница – башковитый парень, все схватывает на лету, – поделился Хосе своими впечатлениями с Игорем Павловичем, вспомнив заодно героя книги Даниэля Дефо «Робинзон Крузо», прочитанной в детстве. – О побеге в лес, как мне кажется, даже не помышлял.
Вместе с другими обитателями «Урана» и шагавшим рядом с ними Найденом они возвращались на борт корабля, где всех ждал вкусный обед, приготовленный женщинами.
– Что верно, то верно, – согласился Солнцев. – Вполне обучаем и восприимчив к нашему образу жизни. Не удивлюсь, если через день-другой он попросит дать ему топор, чтобы плотничать вместе с нами. Жужжащую циркулярку наш Пятница, как ты его назвал, явно побаивается, а молчаливый топор ему нравится. Обязательно попытается им попользоваться.
– И дадим? Не опасно ли это?..
– Придется проявить осторожность и бдительность, но дать возможность поработать топором все же стоит. Иначе, как нам обрести друзей и помощников?..
– И за общий стол с нами сегодня посадим? – поинтересовался неугомонный Хосе.
– Полагаю – не стоит.
– Это почему же?
– А чтобы у него не развеялось впечатление о нашем могуществе и всесилии.
– Профессор, – усмехнулся Хосе, – не кажется ли вам, что это дискриминация по расовому признаку?
– Нисколько, – пожал плечами Солнцев. – Это всего лишь прагматичность.
Плотники, сопровождаемые Дозором и Пальмой, подошли к тору, и разговоры прекратились.
После обеда работа на стройплощадке продолжилась. Солнцев, Лунин, Кастро и Родин, сноровисто орудуя остро наточенными топорами и повизгивающими то ли от восторга, то ли от жадности к работе циркулярками, подготавливали бревна; Найден, охотно откликаясь на новое имя, исправно убирал щепу, относя ее охапками в кучу; Дозор и Пальма устраивали гонки, вызывая одобрительные улыбки плотницкой команды.
– Найдену надо бы рукавицы сварганить, – видя, как тот в очередной раз, усердно пыхтя, вынимает из ладони занозу, заметил Лунин.
– Не барин, без рукавиц обойдется. К тому же ему к занозам не привыкать. Ты видел его копье?
– Видел. Палка палкой…
– Ну вот! А говоришь рукавицы…
– Ладно, рукавицы подождут, – не стал настаивать на своей идее Лунин, – а вот тачку-одноколеску надо смастерить. Не только для Найдена, но и для самих. При распиле бревен на доски опилков станет столько, что без тачки не обойтись.
– Тогда заодно метлу и лопату-грабалку делать придется, – заметил Родин, приступая к новым засечкам на левом боку бревна. – А ты еще и хорошего копья для нашего помощника не сделал. Верно, Найден?
Найден, только что собравший очередную охапку щепы, не понимая о чем речь, но слыша обращение к себе, остановился, вопросительно воззрившись на Родина, в котором, возможно, видел своего главного начальника и повелителя.
– Иди, иди! – жестом руки отпустил его Александр. – Это так, к слову пришлось…
– Сделаю. Все сделаю, – продолжая тему, сказал Лунин. – Колесо для тачки я уже отпилил от комеля одного из бревен. Хороший кругляш получился: диаметр около тридцати сантиметров, толщина не более восьми. Остается  конусность добавить, от центра к внешней стороне, – уточнил он свою задумку, – да  дырку просверлить под ось.
– А я голову ломаю, для чего ты спил такой сделал… Теперь понятно, – удовлетворенно протянул Александр. – Тогда остается ручки сделать и кузовок прикрепить.
– Точно, – остался доволен собой Григорий Матвеевич. – На ручки и перекладины между ними две жердин одинаковой толщины пойдут – я их уже присмотрел. Кстати говоря, немного подсохли, что нам только на руку. А кузовок из метровых кусков бревна, расколов их на дощечки, сделаю. Правда, возможно, придется топориком кое-где подровнять. Но работой нас не испугать. А тачка, надеюсь, получится добрая: и легкая, и практичная…
– Поражаешь ты меня, Григорий Матвеевич, своим оптимизмом и знаниями, – искренно произнес Родин, заканчивая тесать боковины бревна и ища взглядом освободившуюся циркулярку. – Не голова у тебя на плечах, а Дом Советов или Академия наук, как любили говорить в России в советское время.
– Скажешь тоже, – хмыкнул в бороду Лунин.
Оба надолго замолчали, лишь время от времени глуховато кхекали, очищая дыхание и взбадривая в себе прилив новых физических сил.
О чем вели разговор между собой Солнцев и Кастро, если вели, конечно, они не слышали. Занятым важным делом не до чужих разговоров.
Когда день повернул на убыль, и до конца работы оставалось не более часа, Александр Иванович с согласия всей плотницкой бригады поджег кучу щепы, чтобы не мозолила глаз.
– Костер! – сказал он Найдену, сопровождая слово жестом руки. – Огонь! – показал на языки пламени.
– Костер, огонь, – повторил, радостно сияя глазами абориген. – Костер. Огонь.
И еще несколько раз с нескрываемым удовольствием повторил слово «огонь», каждый раз сопровождая это слово своим коротким восклицанием, смахивающим на «дзечь».
– Ишь ты, задело за сердце, – шепотком отметил Лунин. – Что и говорить, без огня первобытным племенам не выжить. Оттого он так дорог и близок. Оттого ему и поклонялись наши земные предки. Да и аборигены, судя по всему, тоже поклоняются и обожествляют…
Родин, соглашаясь, кивнул русой головой.
Дождавшись, когда щепа в костре перегорит, притоптав последние угли подошвами обуви, плотники спустились к реке. Здесь, обнажив торс по пояс, омылись прохладной водой, удалив соленый пот и усталость.
Найден, опасливо поглядывая на тихую водную гладь неспешной реки, быстро окунув в воду ладони, омыл только лицо и отошел подальше от берега. Это не укрылось от глаз Григория Лунина.
– То ли воды боится, то ли речных обитателей остерегается, – поделился он своим наблюдением с Солнцевым.
– Скорее верно последнее, – был краток Игорь Павлович. – Поэтому надо и самим проявлять осторожность.
А Родин, услышав этот диалог, лишь самоуверенно, с долей досады на досужливые размышления коллег, махнул рукой: «Да будет вам…» – и, подозвав Найдена, указа на реку и произнес:
– Река.
– Река, – повторил ученик и добавил на своем: – Дзен.
– Дзен? – переспросил Родин. – Дзен – река? – интонационно уточнил он.
– Река, река, – внятно выговаривая слово, с удовольствием от того, что был понят, подтвердил Найден. И добавил по собственной инициативе: – Река – дзен. Дзен – река.
– Вот наш Пятница дает! Любому другому Пятнице большую фору даст, честное слово, – не скрыл чувств Кастро, вызвав ответные теплые улыбки своих бородатых товарищей.
– Что есть, то есть, – с долей самодовольства подчеркнул Родин. – Моя школа.
В этот вечер вся плотницкая бригада, включая Найдена, возвращалась с инструментами на борт «Урана» в приподнятом настроении. Еще бы: теперь можно было начинать составлять словарь местных слов и понятий! Об опасливом поведении Найдена на берегу реки все земляне как-то забыли…


СТРОИТЕЛЬСТВО ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Прошло пять дней с того момента, как абориген Найден вместе с плотницкой бригадой Солнцева совершил свой первый выход на строительную площадку. Многое изменилось не только на стройплощадке, где началось возведение сруба здания пилорамы, о чем свидетельствовали первые золотистые венцы, выведенные до уровня окон, но и в жизни Найдена. Последний получил на вооружение от Григория Лунина совковую лопату и тачку, чтобы проще было собирать, грузить и отвозить кору и щепу к месту их складирования. А еще, что особенно его взбудоражило, найденыш получил от рукастого и неистощимого на разные придумки Григория Матвеевича небольшое, удобное для метания деревянное копье со стальным наконечником. Естественно, абориген выучил названия этих предметов и не скрывал своей радости по поводу их обретения, особенно копья, с которым не расставался и минуты. Даже во время движения с тачкой, доверху загруженной строительным мусором к месту его складирования, он тащил и копье, уложив его поверх груза.
Жечь щепу просто так, ради процесса сожжения, Солнцев с подачи Лунина запретил, мотивируя это тем, что позже все пойдет для изготовления древесного угля, необходимого при кузнечном деле. «И вообще, – использовал он любимую присказку, – спички – детям не игрушки», – возможно, под дитем на этот раз подразумевая приручаемого землянами аборигена.  Вот Найден и складировал строительные отходы в одну кучу, метрах в ста от стройплощадки. А в свободные минуты, которых у него оказалось предостаточно, ловко бросал копье на дальность и в цель – этой забаве его научил Александр Родин или Алекс, как называл его усердный ученик. Взяв однажды шефство над аборигеном, Александр Иванович продолжил его и на стройплощадке, то новым словам обучая, то практическим навыкам. Например, учил боксировать и бороться с использованием простых, но практичных в этом деле силовых приемов. Коллеги подтрунивали, однако смутить Родина не могли.
– Да, – отшучивался он от колкостей коллег, – готовлю воина и князя.
И в свою очередь в очередной раз просил Григория Лунина ускорить процесс изготовления для Найдена кинжала, арбалета или лука и десятка стрел. Мол, ты ведь обещал…
– Обещанного три года ждут, – отшучивался Григорий Матвеевич и прибегал к русскому фольклору про срок, белку и свисток.
– Нас три года не устраивают, – напористо настаивал Родин.
– Ну и репей же ты, Александр Иванович, – переходил на серьезный тон Лунин, – прицепишься – не отвяжешься. Арбалет не обещаю, но что-то подобное английскому луку смастерю. И стрелы сделаю. 
А Найден и с копьем был рад заниматься часами и все шарил черными, как уголь, глазами, где бы достойную движущуюся цель отыскать, чтобы испробовать силу волшебного оружия. Ловя его жаркие взгляды на псах, Родин и другие категорически запретили целиться в них. Но давно известно: кто ищет, тот найдет. Не обошел стороной удачу и поиск Найдена. Однажды днем он приметил группу грифов, севших неподалеку на землю. Оставив тачку возле кучи со щепой, прирожденный охотник подкрался к грифам, увлеченных потрошением очередной павшей жертвы, и метнул копье. Стая, встревожено оглашая окрестности резкими криками, взлетела, но один гриф, болезненно визжа, остался пришпиленным к земле.
Подскочив к поверженной птице, Найден тут же свернул ей голову, чтобы не мучилась, и прямо на острие копья принес к Родину.
– Найден – мясо, пища! – гордо заявил он. – Найден – бить гри. Мясо! Есть!
– Молодец! – поприветствовал его Александр Иванович, догадываясь, что под словом «гри» надо понимать либо птица вообще, либо наименование этого вида птиц. – Будешь нашим главным добытчиком.
Счастливый от своего успеха абориген, естественно, ничего не понял из слов наставника, но, тем не менее, жестами и словами «огонь» и «костер» попросил развести костерок, чтобы поджарить добычу.
– Сначала большие перья из хвоста и крыльев вынь – для оперения стрел сгодятся, – произнес Родин скорее для себя и коллег, чем для Найдена, пока что ни бум-бум не понимающего из многословной речи землян. – А уж потом и о костре речь веди. Кстати, стоило бы и попотрошить, прежде чем поджаривать… Впрочем, делай, как знаешь. Нам эту гадость не есть…
Наставляя, он стал жестами показывать, что требуется сделать с трофеем в первую очередь. И, удивительное дело, Найден, поняв наставника, принялся выдергивать крупные перья из крыльев и хвоста.
Надергав пару десятков, передал их Родину и вновь жестами и заученными словами стал требовать развести огонь.
– Разрешим костерок? – обратился Александр Иванович к Солнцеву, как и остальные, молча наблюдавшему за произошедшими событиями.
– Небольшой можно, – дал «добро» Игорь Павлович. – Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало, – поддержал он свое согласие народной присказкой. – Только сам разведи огонь и проследи, чтобы щепу попусту наш смышленый молодец не жег.
– Будет сделано, – скоморошно отсалютовал топором Родин и жестом показал «молодцу» место, куда надо сносить щепу для костра.
Найден понял и, оставив тельце грифа и копье на земле, за два захода из общей кучи охапками натаскал небольшую кучку щепы. Наставнику ничего не оставалось, как достать из кармана зажигалку и разжечь костер.
Выпотрошив с помощью острия копья тушку, что весьма удивило землян, сообразительный абориген надел ее на найденную им палку, невесть как оказавшуюся поблизости, и стал, поворачивая, осмаливать трофей на огне костра, освобождая от перьев. Перья, потрескивая в языках пламени, свиваясь в замысловатые пылающие фигурки, отрывались от основы и падали в костер. Когда тело грифа, крепко попахивая подгоревшей кожицей, с головы и до хвоста было очищено от оперения,  Найден, не забыв взять копье, скорым шагом понес его на берег реки. Там, подогнув голову добычи к туловищу,  густо облепил тушку толстым слоем замеса из глины и ила. Покончив с данной работой, спешно возвратился к костру и положил в него на ярко-малиновые угли свое изделие.
Землянам, наблюдавшим за действиями аборигена, оставалось лишь выразительно переглядываться между собой, дивясь сообразительности и житейским познаниям своего найденыша.
Когда продукт, по мнению Найдена, был готов, он палкой выкатил запекшийся, пышущий жаром глиняный ком из догорающего костра на траву. Затем, дав ему остыть, разбил копьем глиняную бронь – и на землян, по-прежнему молча наблюдавших за его действиями, остро пахнуло печеным мясом.
– Жаль, приправы нет… – тихим голосом оценил труд аборигена Родин.
– А то бы что?! – усмехнулся Кастро.
– Ничего. Просто констатирую…
Тем временем Найден полностью освободил тушку грифа от глиняного панциря и жестом руки предложил своему наставнику Александру Родину первым, выбрав лучшую часть, откушать горячего мяса.
– Извини, дружище, но я сыт, – под язвительные ухмылки коллег отказался Родин. И, показав рукой в сторону своих друзей, предложил Найдену попотчевать мясцом их. – Надеюсь, не откажутся от халявы…
Но несколько смущенные Солнцев, Лунин и Кастро вежливо отказались от угощения. И только Дозор и Пальма охотно разделили пиршество с добрейшим из аборигенов (ибо других-то и не наблюдалось). Но Пальма, слопав свою долю и поблагодарив Найдена веселым повизгиванием, отбежала к землянам и стала вертеться у их ног, а Дозор с помасленевшими от угощения глазами приблизился к «кормильцу» и, повиливая хвостом, дал понять, что теперь считает его за своего друга.
«Вот же предатель, – усмешливо оценил действия Дозора Родин. – За кусок мяса готов старых друзей сменить на нового товарища. Впрочем, – попридержал он себя в критике, – возможно, именно в аборигене он чувствует настоящего охотника. Вот и льнет к нему. А какие мы охотники?.. Да никакие! Ноль на палочке. Псу же, пусть и овчарке, не просто друг нужен, а друг-охотник». Вот он его в Найдене и почувствовал, и признал».
Вечером, когда строители возвратились на базу, разговоры вертелись в основном вокруг действий Найдена и его охотничьих навыках и умениях.
Прошла еще неделя. Погода как-то заметно изменилась. Дни стали короче, утренние и вечерние зори прохладнее, ветры, дующие со стороны океана, резче и промозглей. Золотой блин солнца, выкатившись на небосклон на востоке, уже не стремился к зениту, а, помаячив вблизи его, спешил  побыстрее скатиться на западную часть небосклона. Да и его появление на посеревшем небосклоне часто затмевалось бесконечной вереницей облаков. Иногда вместо облаков по небу неуклюже ползли темные  и тяжелые, словно беременные, тучи, и мог пойти дождь, нудный и холодный.
– Дело не только к осени, но и к зиме движется, – высказывал в такие минуты предположение Солнцев. – Хорошо, что мы успели и стены поставить, и крышу возвести.
На свою реплику, больше похожую на размышления вслух, он не ждал ответа, но обязательно кто-нибудь из присутствующих кратко соглашался:
– Хорошо.
И дальше обычно следовало:
– Надо и с кузницей дело завершать.
– Да, надо…
Если со стенами и проемами для дверей и окон проблем, по большому счету, не возникло – поставил и закрепил лутки – и дело готово, то с крышей, особенное с ее опалубкой, из-за отсутствия металлических скоб и гвоздей пришлось повозиться. Нехватку этих мелочей в привычном обиходе землян, когда гвозди разных размеров и предназначений можно было купить в любом магазине строительных товаров, пришлось компенсировать за счет более частой укладки под шип поперечных балок и возведении стропил с аккуратными вырезами в них под лаги. А чтобы лаги из пазов-вырезов не выпадали, пришлось их и часть стропила под ними просверливать и в полученное отверстие вбивать крепкий деревянный клинышек, служивший вместо гвоздя. И, удивительное дело: придуманная Григорием Луниным крепежная конструкция получилась крепкой и надежной. Передвигаться по ней во время покрытия крыши камышом не представляло опасности: ничего не провисало, не сдвигалось и не ломалось.
Когда же не очень толстый, но довольно плотный слой камыша был уложен на лаги-латы, то поверх него, примерно через каждые сорок-пятьдесят сантиметров от макушки крыши, в старину называемую коньком, и до ее окончания, параллельно друг другу были проложены новые лаги со связанными между собой вершинами. Концы лаг также прикреплялись с помощью веревок к верхнему ряду бревен стен. Кроме того, с обоих торцов крыши поверх камышового слоя параллельно лагам были уложены и закреплены заранее сооруженные на земле лестницы. Такая конструкция гарантировала надежность сохранения крыши при крепком ветре. А крутая покатость крыши обеспечивала ее надежность от протекания даже во время сильного дождя.
– И где это Григорий Матвеевич навострился так ловко и сноровисто крыть здания? – как-то поинтересовался Хосе Кастро у Родина.
– Точно не знаю, но, надо думать, из разных энциклопедических справочников, – ответил другу Александр Иванович. – В отличие от нас, лодырей и лежебок, он любит в них заглядывать каждую свободную минуту.
А присутствующий рот этом разговоре коллег Игорь Солнцев счел нужным сделать пояснение:
– Еще в середине двадцатого века многие жители российских сел крыли если не крыши домов, то сараев и прочих подсобных помещений соломой. Камыш не везде рос, поэтому приходилось пользоваться дедовским способом – соломой. Правда, ржаной. Она была длиннее пшеничной, не говоря уже про остальные зерновые – овес и ячмень.
– Интересно, интересно, – прокомментировал сказанное Хосе, – ранее как-то не доводилось слышать…
– А чтобы крыша не протекала, снопы ржаной соломы предварительно окунали в жидкий раствор глины. Конечно, крыша становилась тяжелее, зато обеспечивала тепло и даже в ливни оставалась надежной защитой. Да и к огню из-за глиняной прослойки была не особо чувствительна. Впрочем, если ее все-таки поджигали, то горела за милую душу…
– Будем надеяться, что нашу камышовую крышу никто не подожжет, – подвел итог беседы Родин.
– Будем.
Завершив работы по строительству, Солнцев, Родин и Кастро уже планировали приступить к возведению стен кузницы. Естественно, в бригаде с ними был и Найден. А Григорий Лунин продолжал трудиться над созданием распиловочного стана. И хотя работал он от темна и до темна, не отходя от токарного станка, на котором вытачивал древесные ролики, но дело продвигалось медленно. Одно дело – проект и расчеты на бумаге и совсем другое – воплощение всего этого в реальные детали и механизмы…
В качестве отдыха от основных дел, время от времени он занимался и изготовлением стрел с металлическими наконечниками и оперением из перьев сраженного Найденом грифа, упругого лука на манер старинного английского, но усиленного пластинами из корабельного пластика – жесткого и прочного. А также занимался изготовлением колчана для стрел, небольшого топорика с деревянной ручкой и кинжала. Это тоже требовало время, но давало и отдых от главных дел и успокоение души.
Женская часть «Урана» с заметно округлившимися животиками и несколько поблекшими личиками, начавшими отвыкать от утренних макияжей, в заморочках мужчин участия не принимала. Дамам хватало и своих забот: следить по мониторам за обстановкой вокруг корабля, вести бортовой дневник, заниматься приготовлением еды, из подручных материалов шить пеленки и распашонки для будущих младенцев. Хотя на «Уране» и предполагались занятия по рукоделию в качестве развлечения, но швейных машинок, даже портативных, не предусматривалось. Поэтому будущим матерям при шитье приходилось обходиться простыми иголками, собственными изящными пальчиками и наперстками. Зато цветных нитей самой разной толщины в наличии имелось сколько угодно, в связи с чем проблем с шитьем и отделкой орнаментом распашонок не наблюдалось.
Покончив с возведением здания под пилораму, трое землян и абориген Найден, как говорилось выше, приступили к возведению здания кузницы. Место для ее строительства, в отличие от здания пилорамы, Солнцев выбрал ближе к речке, у небольшого по длине и ширине овражка, по-видимому, руководствуясь собственной присказкой, что «спички – детям не игрушка» и что «огненное дело» должно быть подальше от жилья и иного производства.
Овражек, особенно сверху, казался неглубоким и с пологими склонами. Возможно, из-за того, что частично зарос кустарником, к счастью, устоявшим во время шторма и ожившим после оного. Но это сверху… На самом деле он и склоны имел довольно крутые и не совсем удобные при подъеме ежели с грузом, и был не так мал, как казалось. А еще его склоны во многих местах оказались оголенными от растительности, и из них выглядывало скрытое богатство полезных ископаемых – глина, известняк и песок, – что особенно радовало Григория Лунина и Игоря Солнцева – две местные звезды изобретательства и рукоделия.  Не менее важной особенностью овражка стал небольшой ручеек, едва слышно журчащий по самому дну студеной водой, насыщенной полезным минералами, а главное, пригодной для питья. 
Однажды в теплый вечерок, устав от дневных трудов, строители, сопровождаемые Дозором и Пальмой, пошли на берег Мутной, чтобы смыть пот с лица и торса. Без особого желания и радости, что явственно читалось по его лицу, пошел и Найден. Естественно, пошел с копьем.
Обмыв лицо, Родин замешкался у береговой кромки и едва не стал жертвой резко вынырнувшего из воды чудища, похожего на земного зубастого крокодила. Вздрогнув и неловко попятившись, он споткнулся и упал прямо перед раскрывшейся пастью чудища. Еще мгновение – и быть бы ему схваченным за ноги, но именно в это мгновение с гортанным криком Найден вонзил копье в страшную зубастую крокодилью пасть.
Чудище, не ожидавшее такой дерзости и прыти от двуного существа, возмущенно закрутило телом, яростно забило о землю и воду хвостом, взметнув вверх комья грязи и мириады брызг, в своем стремлении избавиться от острого жала копья. Найдена, словно щепу на ветру, метало из стороны в сторону, но он героически держался, не выпуская из рук древко копья и удерживая голову зверя на одном месте.
Беззаботно бегавшие возле строителей Дозор и Пальма в одно мгновение отбросили свою игривость и беззаботность, вздыбили шерсть на загривках и грозно зарычали, по-волчьи оскалив клыки. Однако наброситься на извивающегося коротконогого врага не посмели. 
Первым из оцепенения, возникшего от неожиданного нападения чудища, пришел в себя Хосе Кастро. Выхватив из кобуры пистолет, он всадил три пули в голову крокодила, заставив чудище затихнуть. И только после этого Найден, с удивлением и опаской поглядывая на пистолет в руке Хосе, освободил острие копья, вынув его из пасти зубастого монстра, а Родин, подобрав под себя ноги, молча, потеряв дар речи и моментально позабыв про язвительные шутки, попытался вскочить с земли.
– Вот же хрень… – обмолвился Хосе Кастро, пряча пистолет в кобуру. – Никогда не угадаешь, где найдешь, где потеряешь!
– Да, дела! – прокомментировал страшное по своему драматизму событие Игорь Павлович и принялся успокаивать грозно рычащих собак.
Встав, наконец, на ноги, Александр Родин подошел к своему спасителю, пребывающему в легкой прострации от пистолетных выстрелов, уложивших чудище, и, подав правую руку, тихо произнес:
– Спасибо, друг! Ты спас меня. Спасибо!
– Ты еще добавь, как в американских вестернах: «Теперь я – твой должник навеки!», – оскалил ряд белоснежных зубов Кастро.
Найден понял жест Родина и, перехватив копье левой рукой, правой пожал протянутую к нему ладонь наставника. Впрочем, это не помешало ему вновь опасливо коситься на кобуру пистолета на поясе Кастро. Подобное происходило с ним всякий раз, когда Родин разводил огонь при помощи миниатюрной зажигалки. Чудо возникновения огня всегда поражало его. А теперь к прежнему чуду добавилось новое: громкий хлесткий звук и короткая молния, исходящие из черного предмета в ладони бородатого великана, наповал убили страшного зверя, которого в племени Молодого Охотника все боязливо называли «кра».
– Да, дела! – повторил свою фразу Солнцев. Затем, поразмыслив, добавил: – Надо бы шкуру с чудища снять. В хозяйстве пригодилась бы…
– Да, надо бы, – согласился Хосе. – Но я не умею. А ты?
– Раньше тоже не приходилось. Но ныне нам многое приходится делать впервые… Надо и с этим попробовать…
– Да на кой ляд нам такой наряд? – запротестовал Родин, которому было омерзительно прикасаться к телу поверженного врага, не говоря о прочем. – Чучело что ли делать надумали?..
– Можно и чучело, – не стал спорить Солнцев, – но можно и на обшивку кузнечных мехов попробовать использовать…
– Ваше дело, только я – пас.
– Ладно, – смирился с потерей потенциального помощника Игорь Павлович и, посовещавшись с Кастро, вместе с ним неумело приступил к освобождению крокодильей туши от кожи, похожей на панцирь древних воинов.
По собственному почину, без приглашения, в эту работу включился и Найден, проявляя в деле больше сноровки, чем сами инициаторы. «Прирожденный охотник, – невольно отметил действия Найдена Родин. – Кое-какие навыки, видать, имеются». Но тут его внимание переключилось на Дозора и Пальму, инстинктивно почуявшим, что враг полностью повергнут и опасности уже не представляет. Они, хотя и продолжали настороженно поглядывать на бездыханную тушу зверя, но уже не рычали, да и шесть на их загривках уже не топорщилась. «Великое дело природный инстинкт, – мысленно прокомментировал этот факт Александр Иванович. – Именно он не даст угаснуть ни роду зверей, ни роду людей».
Уже в сумерках освежеванную тушу строители кузницы оставили на берегу в надежде, что к утру с ней расправятся звери и птицы. А снятую с нее не менее чем за час кожу, натянув ее на две жердины, позаимствованные для такого случая  на стройке, Солнцев и Кастро отнесли на стройплощадку – для просушки.
Не остался в накладе и Найден. С помощью копья он вытащил из нижней части хищника большой зуб-клык, явно собираясь подвесить его себе на шею в качестве трофея и прямого доказательства его победы над речным чудищем.
Этим вечером в торе «Урана» были не только разговоры о бесстрашии Найдена, не только общий ужин, но и награждение героя дня луком, колчаном с десятком стрел, кинжалом, персональным топориком и широким ремнем с металлической застежкой и креплениями для кинжала и топорика. Получая награды, Найден всякий раз, в обход изготовителя Григория Лунина, говорил дарителю Александру Родину: «Спасибо, друг!», чем приводил в истинное умиление дам.
Григорий Матвеевич не обижался, лишь кратко комментировал качества каждого презента. Например, о луке сказал, что тот бьет на 150-180 шагов и что этого достаточно, чтобы прицельно поразить живое существо на расстоянии до семидесяти метров.
Что же касается виновника торжества Найдена, то больше всего он радовался кинжалу и топорику, действие которых в руках землян он уже видел на практике, а потому как существо разумное и практическое высоко ценил их достоинство. Причем, возможно, уже не только как орудий труда, но и как оружия. А вот что делать с луком, длина которого превышала рост обладателя, и стрелами – маленькими копьями – не понимал. Впрочем, непонимание длилось недолго, всего лишь до просмотра какого-то фильма из древней истории землян. И после этого, уразумев, что к чему, он уже с нетерпением ждал следующего дня, чтобы приступить к стрельбе.
Надо сказать, что, став обладателем новых предметов, абориген одновременно стал и обладателем новых слов и понятий. «Лук», «тетива», «колчан», «стрела», «стрелять» в дополнение к прежним, приобретенным во время общения со строителями, – «нож», «топор», «бревно», «рубить», «пилить», «строгать», «строить», «дом», – прочно вошли в его лексикон. Он с удовольствием, даже с особым смаком до слуха землян их повторял до самого момента отбытия ко сну в медкабинет. И кто знает, может, и во сне Найден старательно твердил эти слова…
Новый трудовой день для всех обитателей «Урана» начался с легкого завтрака. После него все разбежались по своим делам. Опоясавшись с помощью Родина поверх собственной кожаной одежды подарочным поясом с кинжалом и топориком, взяв копье, лук и колчан со стрелами, Найден с плотниками – Солнцевым, Кастро и Родиным – направился к месту строительства кузницы.
По дороге земляне краткими словами-приказами и жестами рук предложили ему испробовать лук на дальность стрельбы. А тот, словно этого и ждал, тут же левой рукой поставил лук одним концом на землю, подперев его ступней левой же ноги, чтобы не ерзал, правой рукой возложил стрелу на тетиву и, натянув ее почти до правого плеча, резко отпустил. Правда, для производства выстрела Найдену интуитивно пришлось немного согнуть свою спину и левую ногу в колене.
Тетива, освобождаясь от стрелы, звонко и весело тинькнула, а стрела, почувствовав в себе силу и мощь небесной хищной птицы, стремительно полетела вперед, преодолевая пространство и время. Заявленные Лунины 150 шагов она не одолела, но на 120 все же улетела к неописуемой радости стрелка, тут же помчавшегося ее подбирать. Возвратившись, он вновь, но уже более сноровисто, произвел второй выстрел. И снова косолапым вихрем полетел за стрелой, не желая расставаться с ней даже на краткое мгновение.
– Лиха беда начало, – вспомнив русскую пословицу, прокомментировал первый опыт стрельбы Хосе Кастро. – Думаю, будет и знатное продолжение.
– Да, судя по тому, что наш пострел везде поспел, – в тон ему отозвался Александр Родин, – продолжение обязательно будет.
И оно было. Найден, как заведенный, стрелял из лука и вдаль, и ввысь, и по цели в виде древесного кругляша-спила, укрепленного на вкопанном в землю столбе. Не все получалось, но это нисколько не смущало охотника и воина Найдена. Впрочем, и от общей работы по строительству кузницы он не отлынивал: по первому же зову Родина, Кастро или Солнцева бежал к ним и делал все, что ему поручалось.
Пока Солнцев, Родин, Кастро и их помощник Найден трудились над возведением здания кузницы, Григорий Лунин не только подготовил станину и прочие детали для пилорамы, в строгом соответствии с ранее разработанным планом конструкции, но и изготовил четыре металлические оснастки для производства кирпичей-сырцов из смеси местной глины и песка. В каждой оснастке располагалось двенадцать сот-форм под кирпичи «золотого сечения» – толщина 5 сантиметров, ширина – 10 и длина 20 сантиметров. И при благополучном раскладе заливки их раствором могло выйти сорок восемь кирпичей.


ПИЛОРАМЕ И КУЗНИЦЕ БЫТЬ!

Наконец наступил день установки станины. Для выполнения этого важного дела отправились четверо мужчин-землян и Найден. А вот Дозора и Пальму с собой на этот раз не взяли – нечего им под ногами мешаться, занятых людей от работы отвлекать. Да и под пилу, не дай бог, попасть могли бы…
Прибыв на место, проверили исправность электропроводки, ранее подведенной, но уже несколько дней не используемой из-за отсутствия работ в здании. Все, к общему удовлетворению, находилось в исправности. После этого приступили к главному делу. Сначала на врытых в землю четырех деревянных кряжах, служивших своеобразным фундаментом и основой, на уровне пояса человека была установлена и тщательно закреплена металлическая конструкция с электромотором и циркулярной пилой. Затем к ней подключили электрический ток и опробовали в холостом режиме. Тихо, но весело зашумев своими внутренностями, заработал мотор, вращая металлический диск пилы, с легким свистом режущей воздух.
– На холостом ходу все вроде бы в норме… – оценил работу Лунина Солнцев. – Будем надеяться, что и в рабочей нагрузке будет то же самое…
– Будем, – кратко отозвался Григорий Матвеевич, прикоснувшись ладонью к кожуху соединительной муфты электропитания мотора – не греется ли.
Кожух порадовал конструктора естественной прохладой.
Потом с такой же тщательностью и на такой же высоте на врытые в землю кряжи установили и закрепили специальными болтами деревянную станину. Причем не просто станину, а целую деревянную конструкцию, с легко вращающимися  внутри нее деревянными роликами подачи бревна. Следом аналогичная конструкция была установлена и позади циркулярки – для приема доски и самого бревна для последующей его перезакладки.
– Ну, что? Пробуем? – спросил Лунин и повел взглядом на расколотое пополам трехметровое бревно, заранее припасенное им для данной цели.
– Пробуем, – едва ли не хором ответили Солнцев, Родин и Кастро.
Поднятое с земли крепкими руками строителей бревно плашмя легло на деревянные ролики. Затем, подталкиваемое одним Луниным, плавно подплыло к вновь включенному диску циркулярки. Коснувшись краешка бревна и вгрызаясь в него стальными зубьями, диск сменил свое веселое посвистывание на звонкую трудовую песнь, доходящую до легкого повизгивания. То ли от удовольствия, то ли, наоборот, от недовольства – сразу не разберешь… Впрочем, куда интереснее было видеть, особенно Найдену, внимательно следившему взглядом за действиями Лунина, как золотистые опилки, срываясь с зубьев пилы, густо сыпанули на пол, образуя на нем пахнущую смолой и лесом порошу.
– Поаккуратнее, – поспешил с предупреждением Солнцев. – Чтобы без перекосов… – И, взглянув на наручные часы, добавил: – Засекаю время.
– Я и так аккуратно, – преодолевая шум циркулярки и не забывая легко подталкивать вперед руками бревно, ответил Григорий Матвеевич. – А время… Время каждый раз будет разное. И вообще, Игорь Павлович, на мой взгляд, важнее изготовление ящика под опилки. На колесах… Раньше как-то не подумал. А время работы – дело второстепенное… По большому счету, на спешить некуда.
– Ну, все-таки… – остался при своем мнении Солнцев. – Аккуратность – не последнее дело в любом деле.
Поняв, что сморозил тавтологию с «делом», Игорь Павлович смущенно примолк.
Прогнав бревно и отпилив от него небольшую часть, Лунин с помощью Родина и Кастро возвратил урезанную основу на исходную позицию, затем, покопавшись в конструкции и установив толщину доски, проговорив скороговоркой «С богом!», приступил к распилу.
Бог не подкачал, и доска получилась заданной толщины. За ней последовали другие. Так был сделан почин в массовом производстве досок и брусьев. А через пару дней на вершине овражка, богатого глиной и песком, недалеко от здания кузницы, на открытой площадке, продуваемой всеми ветрами и гостеприимной к солнечным лучам, земляне аккуратно выложили первые кирпичи-сырцы.
– Ничего получились, – положительно, хотя и с налетом оксиморонного звучания, оценил общие усилия Хосе Кастро, любовно поглядывая на аккуратные ряды выложенных для просушки кирпичей, маслянисто-матово поблескивающих ровными боками и гранями.
– Ничего – оно и есть ничего, – не согласился с ним Александр Родин, – отрицательный момент. А у нас – добротный продукт кирпичного производства. Как говорится, лиха беда – начало. То ли еще будет…
– Так и я о том же, – встал в позу Хосе.
– Коллеги, не будем спорить, – примирил обоих Григорий Матвеевич. – Время покажет, насколько удачно в пропорциях мы использовали природные ингредиенты – глину, известь и песок. Не развалятся и будут пригодны к обжигу, значит, удача на нашей стороне. Если рассыплются, то придется все начинать снова… Словом, цыплят по осени считают, как гласить русская пословица.
– А осень, как мне кажется, уже давно гуляет по данному краю, – заметил Солнцев. – При чем уже не ранняя, а поздняя. Листья пожелтели, камыш высох, дожди зачастили… Световой день все короче и короче…
– Что верно, то верно, – согласился с ним Лунин. – А потому стоит подумать о возведении навеса над местом просушки кирпичей, если дело наладится… – сделал он небольшую оговорку.
– Конечно, стоит. Ныне этим и займемся.
Во второй половине дня над рядами кирпичей, выложенных для просушки, земляне установили легкий навес с крышей из камыша. А со следующего дня, чтобы время даром не терять, в том числе и в тревожном ожидании результатов просушки кирпичей, вернулись к окончанию строительства здания кузницы.
 В трудах по завершению строительства здания кузницы прошло несколько дней. В это время Найден не только усердно помогал землянам в работе и добросовестно учил их язык, но и не забывал о стрельбе из лука. И, к удивлению землян, в короткое время он обрел поразительные навыки меткой стрельбы на расстоянии 40-50 шагов, правда, по недвижимой цели. Однако и это, по общему мнению обитателей «Урана», являлось большим достижением.
Однажды Александр Родин, заметив восхищенные взгляды Найдена, бросаемые на мужские комбинезоны, особенно на брюки, доложил об этом Солнцеву.
– Совсем вырос наш найденыш – стесняется своего наряда. К нашему присматривается. Не мешало бы подумать…
– Хорошо, – согласился Игорь Павлович. – Подумаем.
И вскоре по просьбе Солнцева урановские дамы из вещей, оставшихся от погибших коллег-космонавтов, сшили Найдену штаны. Хватит, мол, голым задом щеголять да дам смущать. Подобрали и обувь. И хотя штаны, и ботинки с непривычки только мешали Найдену в свободе его обычных движений, но благодарность его не знала границ: он всем и всюду пытался помощь и услужить.
Глядя на такое поведение Найдена, земляне не раз говорили друг другу: «Если все его соплеменники такого склада характера, то между нами трений в настоящем и будущем не должно быть. Обжившись, станем помогать друг другу: мы –знаниями, они – трудолюбием».
Когда здание кузницы было выстроено и обзавелось крышей, команда строителей разделилась. Солнцев и Лунин занялись изготовлением досок, а Родин, Кастро и Найден – изготовлением кирпичей-сырцов для будущего горна и вытяжной трубы над ним. Состав смеси глины, песка и извести, подобранный Луниным, оказался удачным, и количество крепких кирпичей росло изо дня в день.
– Эх, обжечь бы их в печи, – глядя на растущий вверх штабель сырца, не раз вздыхал Александр Иванович, а Хосе отвечал на это пословицей:
– Дайте срок, будет вам и белка, будет и свисток.
Напилив некоторое количество досок, Григорий Матвеевич и Игорь Павлович принялись за переоснастку катамарана, возведя на нем деревянную палубу, скамьи-банки и невысокие борта. «Лишними не будут», – резюмировал установку бортов Солнцев.
– А как же со строительством крольчатника и теплицы? – заикнулся было Кастро.
– Это потом, – отмахнулся Лунин. – Сначала дооснастим катамаран.
Ни для него, ни для остальных землян инцидент с крокодилом, от которого, кстати, уже на следующий день после ночного труда местного зверья, птиц и речных ракообразных остались голый череп да кости, не прошел даром. Помнили и предостерегались.
Закончив работу по оснастке катамарана, Солнцев и Лунин приступили к созданию большой металлической посудины для изготовления древесного угля. Однажды в студенческую пору Лунин вместе с однокурсниками побывал на Северах, где видел, как местные старатели с помощью пиролиза, то есть сжигания древесины в герметической емкости при весомом недостатке кислорода. В качестве емкостей старатели-углежоги использовали старые железнодорожные цистерны, в которые вмонтировали печи с отдельным выходом наружу для закладки топлива – дров, дымоход. Основная же часть цистерны с большой дверью в торце предназначалась для загрузки ее исходным материала, как правило, непригодным для продажи лесом-кругляком. При этом цистерна устанавливалась под наклоном в сторону противоположного торца. Это требовалось для естественного слива выделяемой из древесины влаги. Слив же осуществлялся через вваренную в нижнюю часть торца трубу с краником-клапаном.
Как рассказывали чумазые от сажи и копоти старатели, перед началом процесса обжига двери и иные щели в цистерне тщательно замазываются глиной – для герметизации. После этого с помощью сжигаемых в печи дров печь разогревают до 150 градусов по Цельсию. В забитой под завязку древесными чурбаками цистерне происходит сушка исходного материала и выделение влаги, скатывающейся в торец к сливу. Собравшуюся влагу аккуратно сливают и температуру в печи доводят до 350° C.
При данной температуре, по словам старателей, начинается активное выделение газов и обугливание заложенной в цистерну древесины, и, как итог, древесина начинает менять свой цвет и структуру. В этот момент количество углерода в сырье доходит до семидесяти процентов.
На последнем этапе обжига исходный материал в цистерне нагревают до 500 ; С. Это делалось для того, чтобы из обуглившейся древесины удалить или выжечь – это кому как нравится – остатки смол. На данном этапе, согласно заверениям старателей, количество углерода в исходном материале доходит до 90 процентов – наивысшей предел концентрации энергетики горючего вещества.
Завершалось трехдневное, а то и четырехдневное производство древесного угля тем, что полученную массу, а это около половины цистерны, остужают, чтобы не было самовоспламенения и взрыва.
Естественно, у старателей, несмотря на кустарное производство, были все же приборы измерения температуры, которых у Лунина, естественно, не имелось. Не было у него и цистерны или иной емкости, пригодной для изготовления древесного угля. Да и зимы со снегом и морозом, судя по коротким, обрывистым сведениям, которые удалось почерпнуть из бесед с Найденом после просмотра кинофильмов о лете, осени, зиме и весне, не предвиделось.
– Ничего, ничего, – успокаивал Григорий Матвеевич себя и коллег. – Рабочие руки, не боящиеся труда, имеются, запасов листового металла на «Уране» еще много. Так что подберем нужные нам листы, сварим  если не бочку, то куб, с дверью и трубой слива, установим на печь из кирпича-сырца – вот и будет система обжига. А древесины у нас и на обжиг, и на растопку печи на сотни лет хватит – пили на чурбаки да коли на дрова.
– Что верно, то верно, – поддерживали его коллеги. – Леса тут приличные. И деревья в них разных сортов. У одних древесина помягче, у других – подобна русскому дубу, тверда, как сталь…
– Вот и я о том же, – подхватывал добрые слова на лету Лунин. – Кое-чем, слава богу, мы все же располагаем… 
– А как быть с измерением температуры? – подал реплику Кастро. – Неужели и датчики, манометры и термометры изготовишь?..
– Нет, с термометрами я пас, – открестился от данной затеи Григорий Матвеевич.
– Тогда как?
– Придется делать все на глазок, методом проб и ошибок, – к прежнему оптимизму добавлял Лунин ложку пессимистического дегтя. – Но потихоньку, помаленьку справимся. Русская пословица не зря говорит, что «не боги горшки обжигают».
Оптимизм Григория Матвеевича заражал всех. Даже иронично настроенный Александр Родин, отбросив свой извечный скепсис, верил, что все будет так, как говорит его коллега.
Строительство крольчатника и теплицы под овощи вновь откладывалось на неопределенное время.
«Время терпит, – заверял всякий раз Григорий матвеевич непоседливого Кастро, когда тот заводил разговор о строительстве ранее запланированных объектов подособного хозяйства. – Время еще есть».


ЗОВ КРОВИ

– Ну, что, товарищи космонавты, какие будут планы на день текущий? – шутливо спросил Игорь Солнцев коллег, когда после завтрака они готовились выйти в «поле». – Чем займемся?
– Вы с Григорием Матвеевичем, надо полагать, поиском подходящего листового металла для куба под обжиг, отозвался Родин, – а мы, – кивком головы указал на Хосе и Найдена, – печь пироги, то есть кирпичи.
– Тогда – Бог вам в помощь.
– Вам – тоже, – произнес Александр Иванович, а про себя подумал: «Вот Бога вспомнили, но не знаем, какой он здесь: такой, как на Земле, единый в трех ипостасях, или все же иной…»
Позже, находясь на рабочем месте, заметил, что Найден почему-то не проявляет прежней расторопности, часто, замерев на одном месте, подолгу молча смотрит в сторону леса. И вообще рассеян.
– А с нашим молодцем нынче что-то не то, – поделился своими наблюдениями Родин с Кастро. – Какой-то заторможенный. Не заметил?
– Заметил. Может, приболел…
– Если и заболел, то тоской по дому.
– А ты спроси, – не прерывая работы, посоветовал Хосе.
– Спрошу.
Выложив на площадку очередную порцию кирпичей и передав опустевшую форму Кастро, Александр Иванович обратился к Найдену:
– Что загрустил? Домой захотел?
И указал рукой на лес.
– Да, домой, – не стал отпираться Найден.
– Хорошо. Завтра пойдешь. Понял?
– Понял, – обрадовался Найден. – Я, – стукнул лн кулаком себя в грудь, – завтра домой.
После этого недолгого диалога работа по изготовлению сырцовых кирпичей продолжилась. Причем с большей активностью всех работников, действующих сосредоточенно и безмолвно. Возможно, осмысливали полученную информацию…
А вечером, за ужином, Родин поведал коллегам о желании Найдена отправиться домой.
– Что ж, пусть идет, – не стал возражать Солнцев.
– Да, да, – поддержал его Лунин. – Пусть забирает все свое – и идет.
Не возражали и женщины, находившиеся в «интересном» положении, а потому больше интересовавшиеся собственными проблемами, чем проблемами аборигена.
Утром следующего дня все вышли проводить экипированного с ног до головы и смущенного оказанным вниманием Найдена.
– Доброго пути, – пожелали ему Игорь Павлович и Григорий Матвеевич. – И приятной встречи с соплеменниками.
– Доброго пути, – дружно и искренно поддержали коллег женщины.
– Хорошего пути, – сказал и Александр Родин. – А если заскучаешь, то приходи сюда. Будем рады.
– Придет, – подвел черту под проводами Хосе Кастро. – Никуда он не денется.
Когда одинокая фигура Найдена скрылась в блеклом редколесье, Родин вдруг вспомнил, что забыл дать опекаемому им аборигену электрическую зажигалку.
– Вот же недотепа, – попеняв себя, поделился он своим огорчением с Кастро.
– Не бери в голову, – спокойно отреагировал Хосе. – В их стоянке, надо думать, не один очаг пылает…
Вскоре за работой разговор этот забылся. А тут еще пришлось таскать из тора листы железа, из которых Лунин собирался сваривать куб для обжига древесного угля. Листы, хотя и были небольших размеров, но сил из-за своей тяжести потребовали уйму. К вечеру все мужчины так устали, что мечтали лишь об одном: поскорее умыться, поужинать – и спать. Тут уж не до разговоров об аборигене…
Следующим днем все четверо землян мужского пола, оставив тор мертвого «Урана» на попечение своих жен, принялись возводить все у того же оврага, рядом с площадкой для изготовления кирпичей, печь для обжига. На ее устройство пошел подсохший кирпич-сырец, скрепляемый между собой глиняным раствором. Когда кладка достигла нужной высоты, поверх нее положили несколько металлических уголков – чтобы нижняя часть будущего куба не провисала, – и принялись за сварку днища и стен емкости. Для этого пришлось временно продлить электрическую линию от помещения пилорамы до оврага. Опять были использованы содранные со «стрелы» провода, неоднократно соединенные между собой жесткими скрутками и подвешенные на вкопанные в землю лаги, на этот раз заменившие столбы. А электросварочный аппарат к мету действия доставили на тачке, ранее сделанной Луниным для Найдена. Как нельзя лучше пригодилась.
Электросваркой занимался Григорий Лунин – признанный всеми конструктор-умелец подобных дел. Остальные мужчины были на подхвате: металлические листы принести, поддержать, подать очередной электрод и прочие мелочи выполнить точно и без мешканья.
Что объединяло всех, так это тревожная мысль: «Хватит ли электродов, запас которых, как знали, невелик».
Когда работа была в самом разгаре, с тора поступил сигнал от дежурившей в ЦУПе и наблюдавшей за окружающей обстановкой Ли Вань Сан, что у кромки леса замечено существо, похожее на человека, направляющееся в сторону строителей.
– Спасибо за предупреждение, – поблагодарил Солнцев внимательную и добросовестную Ли. – Продолжай наблюдение, а мы приготовимся к встрече.
И распорядился прекратить работы и приготовить на всякий случай оружие.
– Неужели, Найден собственной персоной?– предположил Александр Родин, когда нарушитель спокойствия приблизился. – И дня не пошло, как отбыл к своим…
– Наверное, племя его не приняло, – высказал догадку Хосе Кастро.
– Скорее всего, с племенем что-то случилось… – был не столь категоричен Солнцев.
– Придет – узнаем, – возвратился к сварочной работе Лунин. – Чего попусту гадать. Да и наши дела не ждут…
Но ранее спорая работа уже разладилась. Все с заметным нетерпением стали ждать прихода Найдена.


ДРУЗЕЙ В БЕДЕ НЕ БРОСАЮТ

Наконец, запыхавшийся от быстрой ходьбы, раскрасневшийся Найден добрался до строителей. Как и во время ухода был при полном вооружении – копье, кинжал, топор. Отсутствовали лиши лук да стрелы, а на ногах подаренные ему ботинки. Видно, босому ему было сподручнее в пути. Зато штанов лишать себя не захотел.
– Привет, добрый старый друг, который лучше новых двух, – в шутливой форме поприветствовал его первым Хосе Кастро. – Каким ветром тебя занесло к нам? Что случилось? Чем порадуешь или опечалишь?
– Здрав будь, – не отдышавшись, с трудом вспоминая выученные слова, поздоровался Найден. И сразу, не дожидаясь расспросов, затараторил: – Беда! Огонь нет! Беда есть! Огонь нет!
– Это он о чем? – с недоумением первым отреагировал Хосе Кастро.
– Огонь нет. Беда! – талдычил свое абориген.
Он, конечно, мог бы рассказать, как Толстый охотник, заподозренный Мудрым охотником в убийстве Тонкого, бежал из своего племени в чужое, как привел злых и сильных чужаков в родной стан, и те убили многих соплеменников, в том числе и Мудрого. Он мог поведать, что чужаки, торжествуя победу, погасили костер, согревавший сородичей в пещере и отпугивающий зверей и злых духов, что они, издеваясь, убили хранительниц живого огня, а сам огонь, глумясь, загасили своей мочой. Еще он мог рассказать, что большинство его соплеменников чужаки увели с собой, а те, кто смог убежать от расправы и плена, теперь бедствуют на старом становище без огня и горячей еды. Он мог все это рассказать на своем языке, но кто бы его понял… Поэтому без умолку твердил понятное для земля: «Огонь нет, беда есть».
– Какая еще беда? – переспросил его Родин. – Успокойся и говори толком.
– По-видимому, племя лишилось огня, а потому племя ожидает беда, – догадался Солнцев.
– Вот оно что-о-о, – протянул Хосе. – Так бы и говорил. А то «беда да огонь».
– А он и говорит, – недовольно буркнул Григорий Лунин, которого задела непонятливость Кастро.
Уразумев, что он понят, Найден сразу как-то притих и только тоскливо по-собачьи переводил взгляд своих черных глаз с одного землянина на другого в ожидании принятия ими решения. А те, в свою очередь, устремили напряженно-вопросительные взоры на Игоря Солнцева – какой-никакой, а все же командир, – ему принимать решение. Если даже не решение, то все равно первое слово за ним – по старшинству. И он, осознавая лучше остальных сложившуюся ситуацию, ответил на немой вопрос коллег:
– Надо помочь родичам Найдена – тут двух мнений быть не может.
– Верно, – поддержали своего старшого остальные земляне. И с явным облегчением сменили напряженность во взорах на теплый деловой тон ожидания дальнейших распоряжений.
– Что надо помощь оказать, в этом нет сомнений, – продолжил Игорь Павлович. – А вот сразу двинуться, когда ночь впереди, или же, переночевав и приготовившись, как следует, утречком – вопрос. И кому идти – другой. Дам оставлять одних тоже не резон.
– Верно, – поддержал Солнцева Лунин. – Женщин оставлять одних не по-мужски.
– Да что тут думать и гадать, – вмешался Родин. – С Найденом пойду я и Хосе, если не возражает.
– Не возражает, – улыбнулся Кастро. – Русские своих не бросают!
– Особенно бразильские русские, – потеплел взглядом Александр Иванович.
Тут, несмотря на серьезность обстановки, пришлось улыбнуться и Лунину с Солнцевым.
– Так что мы стоим? – проявил инициативу Кастро. – Ноги в руки – и в путь.  Ночь смелых не пугает, ночь смелым помогает. К тому же оружие и зажигалки при нас, – погладил он крепкой ладонью вороненый ствол автомата.
– Не возражаю, – был краток Родин. – Только надо до тора смотаться, чтобы продуктами запастись, да и лекарства некоторые, думаю, нам не помешают.
– А еще пара топоров, пара лопат, фонарики, пила двуручная, – как бы продолжая родинский перечень нужных вещей и предметов, посоветовал Григорий Лунин. – Кто знает, что вас там ждет… Поэтому лучше быть во всеоружии, чем позже локти кусать…
– Близок локоть, да не укусишь, – ввернул пословицу знаток русского фольклора.
– Но лишний груз путь удлиняет… – недовольно буркнул Александр Иванович.
– Зато от многих ошибок спасает, – парировал Лунин.
– Может, все же до утра подождать с походом, – неуверенно предложил Солнцев, видя некоторое несогласие среди коллег. – И Найден устал, и вы без дела день не стояли… И вообще, как говорит русская пословица, утро вечера мудренее…
– Все так, – обрел спокойствие и деловой тон Александр Родин. – Однако утра мы дожидаться не станем, – нечего время попусту терять, – а возьмем с собой все необходимое и тронемся в путь. Верно, друг Хосе? – все же решил он заручиться на всякий случай поддержкой друга.
– Верно, – решительно поддержал товарища Кастро. – Возьмем, что надо – и в путь.
– Тогда – к «Урану», – скомандовал Солнцев. И тут же связался с Ли: – Передай остальным дамам, чтобы, не мешкая, приготовили запас продуктов питания на пять суток для трех человек. А супруга моя пусть посмотрит, что из лекарств может пригодиться как в дороге, так и на стоянке сородичей Найдена. И тоже пусть подготовит малую аптечку.
– А что произошло? – не удержалась от вопроса Ли.
– Сородичи Найдена остались бег огня и тепла, – ответил Солнцев. – Требуется наша помощь.
– Мой идет? – без паузы задала Ли очередной вопрос, хотя, в принципе, уже знала и ответ: Алекс к каждой бочке был затычкой.
– Идет.
– А еще кто?
– Еще Кастро.
– Понятно. Два сапога – пара. Шерочка с машерочкой.
– Раз понятно, то действуйте, – пресек Солнцев дальнейшие вопросы и ненужные сентенции Ли по поводу ее мужа и его друга.
Солнцев, Лунин и Найден остались на стройплощадке, а Родин и Кастро скорым шагом направились к «Урану», чтобы взять продукты питания, лекарства, фонарики и необходимый инструмент. А вот рации брать не стали – на большом расстоянии толку от них никакого, а вес и объем лишний, никому не нужный.
Когда они добрались до «Урана», а затем и до ЦУПа, то там их уже ждали четыре немногословных дамы, четыре пары сочувственно-понимающих глаз, яснее любых слов говоривших о переживаниях женских сердец, а также три вещмешка со снедью, некоторой столовой утварью в виде чашек, ложек, мисок, двух небольших кастрюлек и сковородки. И совсем несуразной громоздкой горой на этом фоне казался цельнометаллический чайник работы Григория Лунина. Его можно было хоть над костром подвешивать, хоть на раскаленные угли ставить – все подходило как нельзя лучше. В отдельном пакете лежали бинты, серебристые облатки с таблетками, маленькие пузырьки с йодом, зеленкой, нашатырным спиртом, несколько ампул в крепких упаковках и штук пять одноразовых шприцов.
– Ладно – продукты и лекарства. – проверив содержание вещмешков, недовольным тоном буркнул Родин, – а куча металлического инвентаря зачем? Ведь не на год идем, а всего лишь на пять-шесть суток.
– Идешь на день – бери запас на неделю идешь на неделю – запасайся на месяц, и ежели на месяц – то запасаться надо на год, – рассудительно заметила Ли. А врач Ангелина Соловьева-Солнцева добавила:
– Запас карман не тянет, да и есть-пить вы ведь не собираетесь ладонью с ладони…
– Сдаюсь, сдаюсь, – театрально поднял руки вверх Александр Иванович, поняв, что спорить с женщинами бесполезно. – Но зачем в три вещмешка разложили? Можно было и в два.
– А это для того, чтобы и вам легче было нести, и наш друг Найден не прохлаждался, – пояснила практичная в бытовых делах Ли.
– Спасибо, – поблагодарил ее Хосе. – Мы бы до такого не доперли, то есть не догадались бы. Верно, Алекс?
– Да куда уж нам… – подыграл другу Родин. 
– Поосторожнее будьте, – напутствовала Гита Ганди. – Ибо береженого Бог бережет, а небереженого беда всегда ждет…
– Ну, ладно тебе, – немного смутился Хосе. – К другу на помощь идем, не на войну же…
– Все равно, – держалась своей линии волоокая Ганди.
– Да смотрите, на бабенок местных не позарьтесь, а то лучше не возвращайтесь – прибьем, – сочла возможным пошутить Ли, стараясь шутливым тоном приободрить и себя, и подруг, и мужа с его другом.
Воспитанная в восточных традициях китаянка Ли Вань Сан понимала, что в дорогу лучше отправляться с добрым настроением, чем с тоскливым. Тогда и путь будет не так тяжел и долог, и удача не обойдет стороной.
– Честное пионерское, – поддерживая супругу, шутливо отсалютовал Александр Иванович, – даже взглядом не поведем в сторону местных амазонок. Верно, Хосе?
– Вернее быть не может, – белозубо улыбнулся Кастро и, обняв жену, поцеловал ее в губы. – До свидания, радость моя. Не печалься. Все будет тип-топ. Соскучиться не успеете, как мы вернемся.
– Достаточно слов, – остановил его Родин. – И вообще, коллеги, долгие проводы – лишние слезы.
Однако и он приобнял свою супругу и быстро поцеловал в щеку.
– Пошли что ли…
– Пошли, – отстранился от Гиты Хосе
Вслед за Родиным он закинул за плечи приготовленный вещмешок, а еще один взял в руки.
– Это для Найдена.
– Удачи вам, – пожелали дружно женщины. – Счастливой дороги и добрых дел! Скорейшего возвращения!
При выходе из тора в добавок к вещмешкам затарились также одной лопатой с длинной деревянной ручкой, увесистым топором и небольшой двуручной пилой – последним изделием неугомонного Лунина.
– Этого будет достаточно, – решил Родин. – И так на загруженных верблюдов похожи.
– Согласен, – проявил солидарность Хосе.
Когда подошли к ожидавшим Солнцеву, Лунину и Найдену, Кастро протянул один мешок Найдену:
– Держи.
– Мой? – спросил абориген.
– Наш, – коротко пояснил Хосе. – Тут все наше, общее. Привыкай сам и своих приучай.
Найден молча моргал, не понимая сути речи.
– Оставь назидание, – остановил Солнцев бразильца. – Лучше еще раз проверьте: все ли взяли, не забыли ли чего… Зажигалки? Топоры? Лопаты? Ножи? Продукты? Лекарства?
– Взяли, взяли, – прервал перечень нужных предметов Родин. Даже долото и коловорот прихватили – вдруг понадобятся…
– Если все взяли – то в путь.
Прощаясь, Солнцев и Лунин крепко пожали уходившим коллегам руки – на счастье и удачу. Не минула сия процедура и Найдена – как-никак, а товарищ, с одного стола, как говорится, хлеб-соль ели…


ДОРОЖНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ

Маршрут избрали прежний, уже разок проверенный – по берегу Мутной. Так, возможно, и дольше, зато надежно: и с пути не собьешься, и не через лесные дебри продираться. Впереди шел Родин, за ним пыхтел под тяжестью вооружения и вещмешка с продуктами Найден. Замыкал группу Кастро.
Пока было светло, двигались довольно шустро. Но с наступлением сумерек, двигаться стали медленнее. И приустали, и чаще озирались по сторонам, чтобы не столкнуться с каким-нибудь лесным зверем. А то, что в лесу зверья хватало, ясно говорили доносившиеся оттуда отрывистые рыки, короткие взвизги, продолжительные лаи.
– А лес-то ожил, – поделился с Кастро своими впечатлениями Родин во время короткой передышки, опершись на черенок лопаты, доставшейся ему вместе с пилой в качестве полезного груза. – В прошлый раз такого не наблюдалось.
– Я тоже заметил, – тут же отозвался Хосе, поправляя на широких плечах вещмешок.
Хоть и говорит русская пословица, что свой груз плеч не тянет, но, оказывается, что тянет. Да еще как тянет с каждым пройденным километром пути!.. Словно кто-то невидимый с каждым шагом путника своей безжалостной рукой по килограмму к взятому ранее грузу добавляет.
– Передохнули – и пошли, – тронулся Родин. – Что попусту лясы точить да звездным небом любоваться.
– Пошли, – приладил посподручнее автомат на груди Хосе. – Благодать, что погода ясная и звездную россыпь хорошо видать. А еще луна, хотя и не сравнима с земной, но ничего… голубоватым на нас с небесной выси взирает да серебристым светом всю округу заливает. При такой погоде хорошо с девушками гулять да о любви мечтать…
– Ты меньше на звезды поглядывай да голову глупыми мыслями не забивай, мой дорогой друг и семейный человек; больше под ноги смотри да по сторонам озирайся, – вновь при молчаливо-натужном сопении Найдена предупредил Родин своей благодушный арьергард.
– А я что делаю, – огрызнулся Хосе. – О звездах – к слову пришлось. На деле же моя головой, словно флюгер; во все стороны ею верчу да глазами по сторонам рыщу. Но пока, слава богу, все вроде спокойно…
Но едва он проговорил последнюю фразу, как впереди, метрах этак в ста или чуть более – темнота не позволяла точно определить расстояние – из леса на берег Мутной выскочил неясный силуэт какого-то крупного животного, а следом за ним – более мелкие, но стремительные тени со сверкающими в ночном сумраке жаркими звездами глаз.
– Ки! – глухо воскликнул Найден, прервав обет молчания. – Ки! – повторил он и, выставив копье стальным жалом вперед, что-то забормотал себе под нос, словно молился своим богам. Молился спешно и испуганно.
Этого мгновения Родину и Кастро стало достаточно для освобождения рук от прочих предметов и приведения оружия в боевое состояние.
Тем временем одна из стремительных теней настигла силуэт первого животного и в молниеносном прыжке оказалась у него на спине. Завязалась борьбы, результат которой фактически был предрешен. А две другие стремительные серые тени то ли, поняв, что их жертве никуда не деться, то ли услышав восклицание Найдена, прекратили преследование крупного животного и замерли на месте. Затем, повернув горячие звезды глаз в сторону наших путешественников, по-видимому, увидели новые объекты для нападения.
– Твой – левый, мой – правый, – скомандовал Родин. Целься между огней глаз.
Два хлестких автоматных выстрела взорвали ночную тишину. Одна тень, яростно взвизгнув, упала на землю. Но вторая стремительными прыжками продолжала нападение, неумолимо сокращая расстояние. Снова дуплетом грянули два выстрела, и серая тень хищника, грянув оземь, визжа, завертелась волчком.
– Кажется, достали, – сдавленно, словно горло оказалось чем-то тугим перехваченное,  произнес, точнее, прошептал Родин.
– Не радуйся, – глухо отозвался Кастро. – Третий хищник еще живой. Сейчас справится со своей жертвой и примется за нас. Ты заметил, его даже выстрелы не испугали? Не оставил жертвы. Вон как вгрызается в горло бедного животного.
– Заметил.
– Так бьем?
– Бьем.
Снова два выстрела разорвали ночной мрак. Когда глаза путешественников после вспышки выстрелов, на мгновение ослепившей их, пришли в нормальное состояние, то Родин и Кастро обнаружили, что хищник и его жертва недвижимо лежали на земле.
– Поразили обоих? – задал вопрос другу Родин.
– Скорее всего, так, –  не без доли сомнения отозвался Кастро. – Подойдем – увидим.
Пока Родин и Кастро раздумывали над дальнейшими действиями, Найден осторожно приблизился к ближайшему серому хищнику, все еще повизгивающему и ворочающемуся на земле. Приблизившись на достаточное расстояние, Найден, изловчившись, нанес удар копьем в голову зверя. Удар оказался метким и сильным. Стальное жало копья, проломившее череп, прекратило взвизги и судорожные движения яростного хищника.
– Ки нет! – горделиво заявил абориген.
– Ты еще кулаком постучи по груди, – пошутил Хосе.
Но Найден стучать себя в грудь не стал, а вновь что-то тихо забормотал, но уже не испуганным и просящим голоском, как в предыдущий раз, а уверенным, твердым, словно благодарственным.
– Ишь, ты – молится, – прокомментировал действия аборигена Хосе.
– Да, молится, – согласился Родин. – Только каким богам – неизвестно?
– Это нам неизвестно, а ему все известно и понятно, – подвел итог дискуссии Хосе. – Подойдем, что ли поближе да фонариками посветим, чтобы ночного хищника разглядеть.
– А с чего ты взял, что это хищник? – задал провокационный вопрос Александр Иванович, хотя и сам прекрасно понимал, что перед ними не просто представитель местной фауны, а настоящий жестокий и сильный хищник.
– Да с того, что действует как наш земной хищный зверь, нападая на более крупного, но не столь агрессивного животного.
– Земная домашняя коза, как известно, животное травоядное, но если кого-нибудь полоснет рогами по животу, то мало не покажется. Я уже не говорю о быках, которые и рогами могут заколоть, и ногами затоптать, – подзадорил друга Родин. – Но мы же не называем их хищниками.
Но Хосе не так-то просто было сбить с толку.
– Вот подойдем к объекту нашего научного спора, – усмехнулся он, – посветим на его пасть и увидим клыки, а на лапах – когтищи, так и тебе, Фома неверующий, станет все ясно.
Подошли, посветили, приводя в удивление своего спутника Найдена, и увидели в бездыханном трупе что-то среднее между земными волком и барсом. Особенно в голове и крепко сбитом теле. На месте были клыки в короткой, но по-кошачьи широкой зубастой пасти и когти на четырех лапах. А вот ростом он оказался не больше собаки-дворняжки, хотя во время нападения в ночном сумраке казался едва ли не тигром. Возможно потому, что у страха глаза велики…
– Я же говорил, – усмехнулся Хосе, возвращаясь к прежнему разговору, – а ты сомневался.
– Сдаюсь, – улыбнулся и Родин. ¬– Ты прав. Это – хищник ки.
– Ки, ки, – подтвердил Найден.
Абориген еще что-то говорил, но что и про что – осталось понятным лишь ему самому, а не Родину и Кастро, уже потерявшим интерес к осмотру зверя.
– Пойдем, что ли далее? – поправив ремни вещмешка и беря в левую руку лопату (правая рука по-прежнему была занята автоматом) спросил Александр Хосе.
– Ко второму хищнику? – задал тот встречный вопрос.
– Хотелось бы миновать, но никуда не деться – лежит на пути.
– Лежит-то, лежит, но осторожность нам не помешает, – проявил предусмотрительность Кастро.
– Я смотрю на тебя, друг Хосе, прямой потомок покорителей дремучих бразильских джунглей, и прихожу к выводу, что ты напрочь отбросил прежнее небрежное отношений к обстоятельствам жизни, стал рассудительным и осторожным, – усмехнулся Родин, неспешно шагая в сторону второго поверженного хищника. – Совсем не похож на себя прежнего, легкого на действия и слова. Переродился что ли?..
– Приходится перерождаться и забывать о прежней бесшабашности, когда каждый час такие приключения преподносит, – ответил серьезно Хосе, подсвечивая фонариком себе и своим спутникам под ноги. – Как гласит ваша пословица,  с волками жить – по-волчьи выть, – добавил он.
Второй матерый хищник был полной копией первого. Поэтому, осторожно подойдя к нему и убедившись, что он мертв, задерживаться не стали. Однако в дальнейший путь тронулись только после того, как Найден, бормоча сто-то себе под нос, раскроил копьем ему череп.
– Наверное, счет своим победам ведет, – тихо прокомментировал действия аборигена Кастро.
– Или хочет лишний раз убедиться, что враг мертв и не оживет, чтобы отомстить, – сделал свое предположение Родин. – Я где-то читал, что подобным образом всегда поступали многие представители древних народов на Земле. Одни ноги отрубали, другие – голову отсекали.
– Возможно, ты и прав, – не стал настаивать на своей версии Кастро. – Вот пообщаемся с ними, – повел он головой в сторону примолкшего аборигена, – полагаю, еще не то увидим и узнаем…
– Само собой, – согласился Родин. – Как говорится, век живи – век учись…
– Что-то ты вторую часть пословицы не договорил, – усмехнулся Кастро.
– Посчитал, что не стоит, – посматривая по сторонам, отозвался Родин. – Ибо уверен, что ты ее знаешь, а знатока учить – только портить…
– Ну, нет. Тут другая ваша пословица нужным лыком в строку подойдет…
– Это какая же?
– А та, в которой говорится, что кашу маслом не испортишь.
– Да тебя, брат Хосе, и толкачом в ступе не поймаешь – столько ты всего знаешь.
– А то… – хмыкнул довольный одержанным верхом Кастро.
Перебрасываясь репликами, земляне, а с ними притихший абориген подошли к месту начала драматических событий. Было ясно, что, несмотря на ночной сумрак, оба стрелка попали в хищника, так и не выпустившего из зубасто-клыкастой пасти шею жертвы, а из когтей лап – круп.
Если хищник внешним видом напоминал помесь волка и барса, то его жертва – мелкого земного оленя или косулю с небольшими ветвистыми рогами, коротким хвостиком, длинными ногами, заканчивающимися раздвоенными копытцами.
– Совсем, как земное животное олень, – поделился своими впечатлениями Родин с другом. – Не правда ли?..
– Похож, очень похож, – согласился Кастро. – Но мелковат… На взгляд, кило так под шестьдесят, не больше…
А Найден, догадавшись, что сопровождающие его земляне ведут речь о жертве хищника, указав рукой на нее, уважительно произнес:
– Ли.
– Ли, что ли? – переспросил его Родин.
– Ли, ли, – охотно подтвердил абориген. – Ли! – и растопыренными пальцами обоих ладоней изобразил над головой рога.
– Понятно, – кивнул головой Александр Иванович.
– Доходчиво объяснил,¬ – невидимо в ночном сумраке улыбнулся Хосе.
Пора было трогаться в путь, но Найден, растопырив руки, как бы просил пока не делать этого. Затем, то указывая на оленя, то на свои плечи, что-то убедительно говорил на своем языке. Из всего сказанного им было понятно только «пища», «есть» да «надо».
– Кажется, просит, взвалить оленя ему на плечи, чтобы он оттащил его к сородичам, – догадался Родин.
– И мне так кажется, – согласился Кастро. – А еще мне кажется, что эту тушу придется нам с тобой, друг Алекс, тащить. Больно тщедушен наш друг Найден, не дотащить ему ли к своим.
– Да у меня на шее уже одна Ли сидит, – скаламбурил Родин. – Другую ли как-то не хочется усаживать…
– А ты не на шею ее бери, а на плечи, – тихонько хохотнул Кастро. – Вон они у тебя какие широкие…
– Вижу, ты, друг, совсем ожил, – буркнул Родин  беззлобно. – Но рано повеселел-то: тащить ли придется вдвоем. Сейчас до подлеска дойду да жердину покрепче срублю – на ней и потащим вдвоем. А ты тем временем сними рюкзак да пошукай в нем что-нибудь наподобие веревки.
– Дл чего?
– Ноги оленю свяжем, а между ними жердь пропустим. Так легче нести будет… вдвоем.
– Хорошо придумал, – одобрил план действий Кастро. – Только за жердиной давай я пойду. Что ни говори, а лес – моя родная стихия.
– А давай поведаемся, – усмехнулся Родин. – На черенке лопаты. Чей верх – тот и идет за жердью.
Оба непроизвольно скосили взгляды на деревянную ручку лопаты, затем взглянули друг на друга.
– Ручка-то крепкая? – все же задал вопрос Хосе.
– Полагаю, что да. Лунин брака не допускает.
– Вот нам и жердина, и в лес идти не стоит.
– Согласен. Можно, конечно, использовать копье нашего друга Найдена, но он его добровольно не отдаст – его личное оружие. А отбирать силой – обидим друга, наживем врага.
– Скорее всего, так…
Пока Родин и Кастро судили да рядили, Найден с помощью копья разжал пасть ки и освободил шею ли от клыков. Затем тем же способом освободил и круп бедного животного от когтей мертвого хищника. А завершил работу он тем, что метким сильным ударом копья раскроил череп ки.
Порывшись в рюкзаках, Родин вытащил пакет с бинтом.
– Думаю, для связывания ног вполне сойдет, – надрывая защитную упаковку, прокомментировал он свои действия.
– Пожалуйста, поэкономнее расходуй, – посоветовал Хосе. – Бинт и в пути может потребоваться,  и на стоянке – пригодится.
– Что верно, то верно, – в лад другу отозвался Родин. – В моей стране в давние советские времена любили повторять, что экономика должна быть экономной.
– Читал.
Связав передние и задние ноги шнурами, скрученными из кусков бинта, Александр и Хосе просунули между ними черенок лопаты. Приподняли над землей, стараясь почувствовать вес.
– Вроде, не слишком тяжело, – резюмировал итог эксперимента Кастро. – Думаю, дотащим.
– Согласен, – был краток Родин.
Вновь, помогая друг другу, надели вещмешки, проверили надежность хранения на поясах кинжалов, а у Родина еще и топора, убедились в ладном положении оружия, после чего быстро вскинули на плечи лопату с оленем.
–  Пошли, что ли… – произнес Родин, которому предстояло идти первым.
– Пошли, – отозвался Кастро.
Возможно, про себя они оба подумали, что зря не прислушались к совету Солнцев отправиться в путь утром, тогда не было бы столько приключений. Ибо не зря же говорят, что утро вечера мудренее.
Маленькая кавалькада, замыкавшаяся аборигеном, несшим вдобавок к своим вещам еще и пилу, снова тронулась в ночной сумрак. Путь впереди предстоял немалый, а судя, по недавнему происшествию, совсем не прогулочный, довольно опасный. Потому двигались с осторожкой, часто поглядывая по сторонам. А Найден еще время от времени из кармана подаренных ему брюк доставал что-то порошкообразное и бросал позади себя, сопровождая действия тихим бубнением. 
– Смотри, – обратился Кастро к Родину, – кажется, опять ворожит…
– Возможно, – не стал оспаривать догадку друга Александр Иванович. – Но, возможно, как в фильмах про шпионов и прочих убийц, следы табаком или иным остро пахнущим веществом посыпает, чтобы сбить сородичей убиенных ки с нашего пути.
– Вполне похоже, – произнес после короткого раздумья Кастро. – Вполне…
К стоянке родичей Найдена подходили утром, когда ночной мрак старался спрятаться от дневного света в кустах, овражках и ложбинках, а восточная часть небосклона уже розовела в лучах восходящего солнца. Нарождающийся день, судя по порывам ветра, раскачивающим верхушки деревьев, обещал быть не только свежим, но и ясным.
– Стоп! – приказал Родин.
– Что случилось? – поинтересовался Кастро, останавливаясь и настороженно оглядываясь по сторонам.
При этом указательный палец правой руки Кастро уже лежал на спусковом крючке автомата.
– Ничего существенного, – успокоил друга Александр. – Только произведем некоторую перестановку…
– Это какую еще? – недоуменно спросил Хосе. – Плечо что ли заныло? Перебросим ношу на друге плечо?
– Нет, не то, – прервал догадки друга Родин. – Не гоже нам предстоять перед родичами нашего ученика, – поясняя свои слова, кивнул он в сторону Найдена, – в качестве его слуг или, еще хуже, рабов. А потому, забираем у него пилу и вещмешок, но взваливаем ему на плечи оленя. Пусть тащит. Мы же пойдем позади него свободней и вольготней, как и положено богам. Правда, придется сзади поддерживать тушку оленя, чтобы наш друг не надорвался.
– Согласен, – произнес с удовольствием Хосе и, взявшись покрепче обеими руками за свой конец черенка лопаты, добавил: – Снимаем, что ли?..
– Снимаем.


В СТАНЕ СОПЛЕМЕННИКОВ НАЙДЕНА

В стан сородичей Найдена входили «боевым треугольником». Впереди – нагруженный до предела и гнущийся почти до земли низкорослый абориген, а позади него и чуть с боков – два здоровенных по местным меркам землянина в своих ярких комбинезонах с окладистыми бородками и крепкими шевелюрами волос – русой и вороной – на гордо поднятых головах. 
  Стан же представлял собой четыре наспех сложенные из жердей и ветвей шалаша, точнее, конусообразных чума, снаружи покрытые шкурами животных и стоявшие рядом друг с другом. Удивил же он не количеством чумов, а тишиной да безмолвием.
– Что-то обитателей не видать, – настороженно повел взглядом по сторонам Кастро.
– То ли попрятались, то ли сбежали, – предположил Родин, втыкая в землю лопату и кладя рядом с ней пилу.
Посмотрели на Найдена, но тревоги на его лице не прочли. Помогли ему опустить на землю важную добычу. Следом за ним с явным удовольствием разгрузились и сами, сняв и положив на землю вещмешки. Сюда же Родин притулил и топор, вынутый из-за пояса.
– Сейчас узнаем, – имея в виду тихое тайное присутствие или полное отсутствие аборигенов, произнес он.
– Надеюсь на это, – ответил Кастро, разминая плечи и руки, в которых поочередно ему пришлось нести найденовский вещмешок. Правда, в левой – больше, ибо правая никак не хотела покидать рукоять автомата, приютившегося на груди.
Пока Кастро и Родин освобождались от вещей и перебрасывались словами, Найден, отдышавшись, что-то громко прокричал. На его крик из шалашей начали робко выглядывать его чумазые плосколицые сородичи с куделями черных, не ведающих гребней и ножниц волос на головах. Но мужчины это или женщины – было не разобрать. Только иногда в черных агатах настороженных глаз улавливались некоторые проблески интереса к пришельцам.
– Вот и хорошо, что живые все же есть, – констатировал данный факт Александр Иванович и, обращаясь к Найдену, спросил, где разводить костер: – Огонь, костер! – зажестикулировал руками.
– Костер! – ткнул рукой перед собой Найден. – Огонь!
Жест был вполне понятен, и Родин стал оглядываться вокруг в поисках мелких сухих ветвей для разведения костра. К счастью, они имелись, лежали прямо под ногами.
Александр Иванович, наклоняясь к земле, стал их собирать. Его примеру последовал и Хосе, сгребая, словно граблями, левой рукой в небольшую кучку ближайшие веточки.
Указав место для разведения костра, друг землян вновь что-то отрывисто и требовательно затараторил на своем языке. Повинуясь его приказному зову, из чумов с явной опаской и неохотой стали выползать аборигены, прикрытые шкурами животных. Все – не более полутора метров, а то и меньше, роста, но в то же время – плотненькие, курбастенькие, если, вообще, не кряжистые. Словом, низкорослые сбитушки с худощавыми плоскими тревожными лицами, точно клонированные с Найдена в момент его обнаружения. И, главное, все – без точного определения возраста.
«По-видимому, это мужчины, хотя кто их тут разберет: все безбороды и длинноволосы, все на одно лицо… – не прекращая своего занятия и искоса посмотрев на выползавших и сбивавшихся в кучку аборигенов, решил Родин. – Интересно, что они станут делать далее?»
С подобными мыслями, оставив сбор веток, посматривал на сородичей Найдена и Кастро. При этом он не забыл выложить на лице что-то подобие дружелюбия, а правую руку приладнять на рукоять автомата.
«Артист, – пробежавшись взглядом по Кастро, усмехнулся Родин. – Артист больших и малых театров».
Между тем среди аборигенов случилось некоторое оживление – они увидели тушу оленя. Но радоваться данному открытию им пришлось недолго. Найден оставил двоих сородичей с кремневыми ножами для разделки туши, а остальных, судя по их действиям, направил в ближайшие окрестности на сбор валежника для костра.
«Молодец, – положительно оценил распорядительные действия Найдена Родин, – время зря не теряет. Не станем терять и мы».
Он сгреб в кучку собранные им веточки, отщипнул несколько сухих травинок и листочков, скатал их в тугой жгут и, вынув из кармана электрозажигалку, присел над кучкой веточек. Включив зажигалку, поджег травяной  жгут. И когда тот загорелся, поднес его к мелким веточкам и стал тихонько дуть на огонек, заставляя его разгораться сильнее.
Усилия Родина не пропали даром. Маленькие, едва различимые в дневном свете язычки пламени робко, словно новички-разведчики, побежали по веточкам. Рождение огня из рук пришельца вызвало новое скрытое удивление и оживление среди сородичей Найдена, а также опаску к пришельцам и уважение к своему собрату, завязавшему дружбу с такими всесильными волшебниками или даже богами.
Подбросив в костерок новую порцию веток, Александр Иванович окликнул Найдена:
– Костер готов. Пусть твои сородичи побольше натаскают валежника и следят, чтобы огонь не погас.
Абориген или Молодой Охотник для своих сородичей, естественно, слова не понял, но суть уловил. Не раздумывая, тут же назначил двух длинноволосых соплеменников – по всей видимости, женщин – следить за костром и поддерживать в нем нужной силы огонь.
– В принципе, Алекс, дело сделано, можно и домой возвращаться, – сказал Кастро другу, не забывая при этом следить за обстановкой вокруг стоянки и не снимая правой ладони с вороненой стали автомата. – Будем надеяться, теперь и без нас со своими проблемами  Найден и его сородичи справятся.
– В принципе, да, – не стал возражать Александр Иванович. – Но задержаться нам все же придется, чтобы построить большой чум или вигвам, как называли жилье ваши индейцы, с костром внутри.
– А где сами жить-то будем? – проявил практичность Кастро. – Стройка большого вигвама, как понимаю, не один день продолжится… Так где же нам ночи коротать? Не вместе же с аборигенами…
– Построим небольшой шалаш и для себя, – невозмутимо отозвался Родин. – Причем построим его в первую очередь.
– Прямо сейчас?
– Прямо сейчас. Подберем местечко поуютнее – и за дело.
– А местное населении? Как оно отреагирует на наше самоуправство?..
 – Потерпит. Великим чародеям, которыми, друг Хосе, мы с тобой являемся, тем более принесшим им в ладони огонь, а следовательно, тепло и жизнь, полагаю, разрешение не требуется.
– Даже так?.. – был озадачен и смущен резким тоном друга Кастро.
Причем не самим тоном, а почти нескрываемым цинизмом, чего раньше за острословом и балагуром Родиным не наблюдалось.
– Только так и никак иначе, – подтвердил свое решение Родин.
Затем, подозвав Найдена, указал рукой на один из чумов, спросил:
– Что это?
– Виг, – поняв вопрос, ответил Найден.
– Я и Хосе строим свой виг, – сказал аборигену Александр Иванович, сопровождая слова жестами рук.
– Да, – ответил Найден.
Он повторил свое «да» еще пару раз и широко развел руками, что, как поняли земляне, обозначало любое приглянувшееся им место под строительство их вига.
– Вот и договорились, – взглянув на Кастро, усмехнулся Родин. – А ты: «местное население, местное население»… Что нам население, когда взращенный нами князь имеется. А теперь оставляем вещмешки и лопату, берем топор да пилу и идем место и стройматериал подыскивать для нашего шалашика.
– С тобой, друг, не соскучишься, – потянулся за пилой Хосе. – А вещмешки не пропадут?..
– Полагаю, что не пропадут. Наш друг Найден об этом позаботится.
А «друг», убедившись, что тушку оленя или ли уже освежевали, разделили на отдельные части, чтобы обмазать глиной и испечь на углях, уже формировал новую команду – для похода за оставленными на берегу реки ночными хищниками ки.
К полудню Родин и Кастро завершили строительство небольшого, но вместительного для двух человек и их вещей шалаша, а Найден со своей командой охотников вернулся с добычей. Правда, принесли они не три тушки ки, а только две и одну шкуру, что не укрылось от взора наблюдательного Кастро.
– Видимо, чтобы легче было тащить, – высказал он свою догадку.
– Ну, это вряд ли, – не согласился с ним Родин. И выдвинул свою версию: – Скорее всего, аборигены, сняв шкуру с тушки хищника, оставили тушку лесу и его обитателям в знак благодарности за удачное разрешение ночной проблемы. За простыми народами такое испокон веков водилось… Это мы, в условиях урбанизации, отвыкли от благодарственных жестов. Больше любим сами все от природы получать и ничего взамен не давать. Не так ли?
– Согласен. Хотя иногда и пытались что-то возмещать, леса, например…
– Однако это капля в море, – не согласился Родин и тут же перевел разговор в иное русло: – Надо у Найдена шкурами временно подразжиться, чтобы нашу «избушку на курьих ножках» покрыть. Можно было бы и камышом, но он отсутствует, а травой – долго, хлопотно и бесперспективно…
– Тут двумя шкурами не обойтись, – окинув взором «избушку», диагностировал Кастро. – Много больше потребуется…
– Ничего, не обедняют. Да и временно это.
Оставив Кастро у шалаша размышлять о превратностях судьбы, Родин подошел к Найдену и при помощи жестов и отдельных слов объяснил ему потребность землян в шкурах для их вига. Тот, кивнув головой в знак понимания и согласия, что-то сказал ближайшим к нему соплеменникам, и те, опасливо поглядывая на землянина, пошли к своим чумам и вынесли оттуда несколько шкур. Следуя за Родиным, они понесли шкуры к шалашу пришельцев и демонстративно бросили их на землю у входа в импровизированное жилище. После чего молча развернулись и ушли к сородичам, толпившимся возле Найдена.
– Ишь, ты, – отметил Родин этот демарш аборигенов, – проявляют характер и недовольство.
– А ты как бы хотел, – с нескрываемой иронией и скепсисом отозвался на это Кастро, – чтобы они нам в ножки поклонились за отобранное имущество?
– Ну, не в ножки поклонились, а хотя бы элементарное уважение проявили.
– Уважение, брат, заслужить надо.
– Ладно, заслужим, – хмыкнул Родин. – А пока давай перекусим тем, чем богини наши нас в дорогу снабдили да примемся за строительство большого вигвама с кострищем внутри. На все племя.
– Даже очень согласен, – оживился Кастро. – Не зря же у вас, русских, пословица есть…
– Какая? – развязывая один из вещмешков, поинтересовался Родин. – У нас фольклор огромен. В XIX веке Владимир Даль, мотаясь по стране, несколько десятков лет его собирал. Так, какая же?
– Работать – мерзнуть, есть – потеть,
– Вот и попотеем…
Перебрасываясь краткими фразами или отдельными словами, словно играя в пинг-понг, земляне извлекли из вещмешков пакетики с кашей, супом и мясными котлетами, пластиковые бутылочки с водой, кастрюльки, миски, ложки, чашки, сковородку. Так как полуфабрикаты предстояло разогреть, то позаботились о разведении небольшого бездымного костерка, над которым повесили чайник с водой. А когда вода в чайнике закипела, кипятком обдали суповые полуфабрикаты, помещенные сразу в миски, и брикетики гречневой каши, дожидавшиеся своей участи на донышке одной из кастрюлек. Параллельно с этим в сковородке, поставленной на угли костерка, подогревали две котлеты.
Действия землян по приготовлению обеда привели к тому, что над стоянкой аборигенов невидимыми волнами, подгоняемыми дуновением ветерка, поплыли вкусные запахи пищи, тут же привлекшие внимание ее обитателей. Сородичи Найдена завертели во все стороны лохматыми головами и зашмыгавшими приплюснутыми носами. Поняв, откуда истоки приятных запахов, щекочущих их чуткие ноздри, попытались вести себя более сдержанно. Но не у всех это получалось. То один, то другой нет-нет, да и бросит быстрый заинтересованный взгляд в сторону пришельцев, новых могущественных друзей своего Молодого Охотника.
– Позовем Найдена?, – перед тем, как приступить к трапезе, спросил Кастро – Еды на троих хватит.
– Еды-то хватит, да он не пойдет, – хладнокровно заметил Родин.
– Это почему?
– Ему сейчас важнее быть со своими, укрепляя авторитет вожака стаи, – отчеканил Родин.
– Ты так думаешь?
– И думаю, и говорю. Если хочешь, то можешь проверить: позови нашего друга, и он обязательно откажется. Возможно, даже вполне вежливо – наука общения с нами на протяжении нескольких недель даром, надеюсь, не прошла.
Кастро на какое-то время задумался, потом встал со своего места и направился в сторону кучкующихся вокруг Найдена сородичей. Подойдя поближе, произнес:
– Найден, друг, пойдем к нам есть.
Найден при настороженном молчаливом ожидании соплеменников отрицательно мотнул головой и, вспоминая нужные слова, тихо произнес:
– Спасибо! Я тут есть свой пища, свой чай.
Расстроенный отказом, Кастро возвратился к своему шалашу.
– Ну, как? – встретил его с нескрываемой иронией Родин.
– Отказался.
– А я про что тебе говорил. Ладно, не расстраивайся. Давай подкрепляться, чтобы потом за работой не мерзнуть.
Съев приготовленную пищу и запив ее ароматным чаем, земляне за шалашом вымыли до блеска посуду и уложили ее в вещмешки. Потом, не расставаясь с боевым оружием и вооружившись еще пилой и топором, пошли выбирать деревья для будущего большого помещения. Деревьев, по подсчетам Родина, на сруб требовалось много. Кроме того, надо было найти два дерева с двойной вершиной. Их комлем вниз планировалось врыть в земля по торцам сруба, чтобы затем на срезанные заранее развилки положить длинное бревно – матицу, на которую, в свою очередь, должны были опираться жерди – основа высокой крыши. 
В ближайших окрестностях становища соплеменников Найдена деревьев, изрядно поврежденных почти забытым штормом, но пригодных под строительство, было предостаточно. А вот два дерева с двойной верхушкой пришлось поискать. Но эти поиски, к удовольствию землян, завершились успехом.
Чтобы не терять время даром, Родин и Кастро, малость попотев, – обед-то был не только вкусным, но и сытным, и калорийным, – спилили обе находки.
– Метров семь, как минимум, от комля до развилки будет, – с удовлетворением от проделанной работы высказался Родин.
– И я такого же мнения, – поддержал его Хосе, умело срубая топором редкие сучки. – Теперь остается позвать Найдена с его сородичами, чтобы оттащить заготовки к становищу.
– Сначала отпилим макушки, они нам ни к чему, разве что на дрова сгодятся, – заметил Александр. – Да заодно и вон то дерево, – указал рукой на высокое и стройное, без единого сучка в нижней части ствола, подобие русской березки, – спилим. На матицу, а точнее, на конек пойдет.
– Тогда не будем время терять, – заявил Хосе.
Спилив приглянувшееся дерево и очистив его от суков и веток, земляне решили обследовать ближайшие окрестности. Во-первых, это было интересно чисто с познавательной стороны, во-вторых, можно было присмотреть будущий стройматериал как для сруба, так и для опалубки крыши. В своих поисках они вышли на какое-то место со странно растущими тонкими, извилисто-изогнутыми деревцами. Подойдя к одному из таких деревьев и пробуя его руками на гибкость, Хосе, обращаясь к Родину, произнес:
– Не замечаешь ли ты что-то знакомое в этих изгибах?
И провел рукой по трем или четырем изгибам дерева-уродца.
– Что-то ничего не вижу, кроме некой аномалии, – отозвался Александр.
– А если обрезать тут и тут, – показал рукой места обрезки Хосе, – то, что прорисовывается?..
– Тогда что-то похожее очертаниями на скифский лук… – не совсем уверенно выдавил из себя Родин.
– Не только на скифский, но и  на славянский тоже, – обрадовано добавил Кастро. – На славянский – даже больше.
– Может, оно и так, – прищурился с явным сомнением Александр, – но для лука, как понимаю,  требуется не только гибкость, но и жесткая упругость.
– Можешь не волноваться, – оптимистично заверил товарища представитель бразильских лесов. – Я же не зря попробовал согнуть деревце. Хочешь, сам попробуй…
– Я тебе, друг Хосе, верю, – улыбнулся Родин. – Причем верю тебе больше, чем себе. Но неплохо было бы показать это нашему мастеру на все руки Григорию Матвеевичу.
– Так в чем же дело? – ухватился за данную мысль Кастро. – Пилим образец и отнесем его Лунину на его профессиональный суд.
Спилив деревце у корня, они обнаружили, что из него может выйти два небольших лука. Один – потолще, второй – потоньше.
– Пусть Григорий Матвеевич решает, как поступить, – тут же разрешил эту проблему Хосе. – Он – головастый и рукастый, нам не чета. Наше дело этот кривой обрубок доставить сначала в стан, а затем – на базу.
– Тогда взваливай палку-обрубок на плечо и пошли восвояси, – предложил Александр.
– Взвалить не трудно, но спешить с возвращением в стан не стоит. Надо еще посмотреть, что тут растет, – заметил Хосе, держа добычу в руке. – Возможно, в будущем пригодится…
– А тебе не тяжело будет? – предостерег друга от дальнейших поисков Родин.
– Если устану, то ты поможешь, – отбоярился Хосе. – Ведь не бросишь же ты друга в беде?
– Ну и хитрец же ты, – засмеялся Александр.
– Еще какой, – шутливо подтвердил Кастро.
Полазав по окрестностям, земляне вышли к какой-то низине, дурно пахнущей и заросшей деревьями, похожими на земной бамбук разной толщины и высоты. Одни в диаметре достигали полуметра, другие – пару сантиметров, а в высоту – от двух до пятидесяти, как минимум, метров
– А вот и готовые стрелы, – с легкой веселостью произнес Кастро, мгновенно оценив возможное применение тонких и ровных, как натянутая струнка, бамбуковых ростков.– Срубим в качестве образца, – предложил он.
– Хорошо, – согласился Родин и одним махом срубил ближайшего представителя этого вида местной флоры. – Полый, – заглянув внутрь среза и попробовав деревце на пластичность и гибкость, констатировал он. – И чем-то напоминает не только земной бамбук, но и поливиниловую трубу, используемую в водопроводе, отопительной системе и сантехнике в целом. Да и срез – клейкий какой-то…
– Отлично, – с нескрываемым оптимизмом отметил данное обстоятельство Кастро. – В хозяйстве, как говорите вы, русские, все пригодится. Но надо уходить отсюда – запах на нервы действует. Еще, не дай бог, голова разболится – и глотай тогда таблетки…
Когда Родин и Хосе, собрав по пути образцы некоторых трав для последующего исследования из Сюзанной, возвратились в стан, то к ним ту же подошел Найден. На смуглом лице аборигена и в его черных, как ночь, глазах явно читалась какая-то тревога и озабоченность.
– Что случилось? – спросил его Родин.
– Беда, – отозвался туземный друг.
И жестами руки стал приглашать землян пройти с ним в один из чумов.
Войдя следом за Найденом в чум, Родин и Кастро увидели на полу, застланном тонким слоем травы, аборигена, помимо собственной одежды из шкур, прикрытого сверху еще парой шкур. Абориген, точнее аборигенка, ибо это была женщина, часто натужно кашляла.
– Беда, – указав на больную рукой, снова произнес Найден. – Беда, – повторил он виновато-заискивающе и в то же время с малой, едва теплившейся искоркой надежды на помощь всесильных друзей, вылечивших однажды его самого.
– Что будем делать? – шепотом спросил Кастро, быстро оглядывая убогий мирок жилища.
В нем, кроме лежанок, прикрытых шкурами, находились также какие-то палки, кремневые скребки и ножи, а также емкости под воду и мелкие сыпучие материалы, изготовленные из крупных плодов растений, подобных земным тыквам. Правда, все эти вещи обихода лежали в одном месте, что говорило об аккуратности хозяев чума.
– Попробуем лечить, – тихо отозвался Александр, накладывая ладонь правой руки на лоб женщины.
Жар был такой, что он едва не отдернул ладонь.
– Да мы же ни бельма не соображаем в этом деле, – прозвучало сомнение в шепоте Хосе. – Если что и умеет, так смазывать йодом или зеленкой царапины да глотать прописанные доктором пилюли.
– А что нам остается? – убирая руку со лба больной, тихо произнес Родин. – Не за Соловьевой же посылать?.. А потому, друг Хосе, пулей смотайся в наш шалаш, пошарь по вещмешкам и тащи сюда все лекарства, которые найдешь. Попробуем поставить больную на ноги. Если у нее простудная болезнь или, по-земному, ОРВ, то, думаю, шанс у нас имеется.
– Смотайся лучше сам, а я тут пока побуду. Ты в лекарствах лучше разбираешься. Да не забудь фонарики взять, а то тут темно, как в подземелье.
– Хорошо, не будем спорить и время попусту терять, – согласился с доводом Кастро Александр и спешно покинул чум.
Вернулся он через несколько минут с аптечкой и пакетом с лекарствами.
– Кажется, и против температуры есть, и против нашего земного гриппа, – шепнул он Хосе. – Есть и сильные антибиотики в ампулах, но их придется внутримышечно вводить. Ту умеешь уколы делать?
– Все умею, но этого не умею, – повинился Хосе.
– Тогда будешь подсвечивать фонариком и ассистировать, а все остальное возьму на себя, хотя и я в медицине профан профаном, – признался Александр. – Но куда деваться… Тут, как говорится, назвался груздем – полезай в кузов…
Распечатав какую-то упаковку, он вынул оттуда таблетку и поднес ее ко рту больной. Та замотала отрицательно головой. Но Найден что-то требовательно произнес, и больная покорно проглотила лекарство. После этого Родин из ампулы набрал в одноразовый шприц светлую жидкость и жестами попросил больную лечь на живот, и когда та это сделала, заголив ягодицу, сделал укол.
– Ой, – от неожиданности ойкнула больная и тут же притихла мышкой под покрывалом из шкур.
К вечеру жар спал, и больная задышала ровнее. Приступы кашля также отступили.   
– Кажется, нам на этот раз повезло, – с явным облегчением констатировал Родин. – Лекарства возымели действие, и наш авторитет как всесильных волшебников в глазах аборигенов, друг Хосе, не пошатнулся. И ты отлично ассистировал мне во время проведения укола, – пошутил он, – освещая фонариком оголенную ягодицу.
– Что-что, а это мы умеем, – усмехнулся Хосе, оценив шутку товарища.   


СТРОИТЕЛЬСТВО ДОМА И НОВЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ

Всю светлую половину этого дня, а также три следующих дня, причем от зари и до зари, за исключением разве что времени, когда надо было дать лекарства больной и сделать ей укол, Родин, Кастро, Найден и его соплеменники-мужчины были заняты заготовкой бревен под дом или по-аборигенски виг. И тут Родин пожалел, что не взял второй топор. Землянам приходилось не только пилить деревья, обрубать на них сучья, проводить замеры бревен нужной длины при помощи тонкой палки-жердинки около двух с половиной метров, но и делать пазы на концах бревен. В два топора это было бы куда сподручнее. Но… Иногда со своим боевым топориком на помощь приходил Найден. Однако боевой топорик – не плотницкий топор. Проку от него было мало.
Чего греха таить: мешали в работе и автоматы. Но их, несмотря на дружелюбие соплеменников Найдена, не бросишь, не оставишь без присмотра и на секунду. Мало ли что может случиться в любое мгновение на чужой территории и чужой планете… Оружие как последний веский довод землян в защите прав и самой жизни должно быть всегда под рукой. Поэтому, спиливая деревья, автоматы приходилось убирать за спину. И только при обрубке сучьев, можно было временно передать свое оружие товарищу, свободному в данный момент от топора и отдыхающему. 
Зато проблем с переносом бревен к месту строительства не существовало. Сородичи Найдена, поняв, в чем дело, с энтузиазмом стали помогать землянам. Особенное старание они проявили после выздоровления их соплеменницы, с которой мысленно уже расстались, отправив ее в иной мир.
Словно муравьи, они по пять-шесть человек, взвалив очередное не очищенное от коры бревно на плечи, – этому их научил Найден под руководством Родина, – тащили его через лес на стройплощадку. Здесь же помогали Родину или Кастро, в зависимости от того, кто из них оставался в лесу, а кто сопровождал «несунов» до стройплощадки, укладывать на нужное место. Научились соплеменники Найдена пользоваться и лестницами, собранными землянами из жердей и перекладин, крепко привязанных к жердям лианами. Это потребовалось, когда строение достигло определенной высоты.
Таким образом, прямо на глазах изумленных сородичей Найдена дом – семь на пять метров – подрастал очередным венцом.
Сложнее приходилось с дверным проемом. Но и тут смекалистые земляне нашли выход, делая перекрестья из коротких, длиной всего в полтора метра, бревнышек или чурок, как их иногда называл Александр Иванович, на концах бревен у входа. 
В работе были задействованы все мужчины и женщины, не имевшие грудных детей. Оказывается, на стоянке были и такие – сумели бежать с детьми от недружественного племени. При этом, как успели заметить земляне, между аборигенами обоих полов существовало равноправие, умевшее небольшой уклон в сторону женской половины, особенно женщин, имеющих детей. О них проявляли заботу все. Это и удивляло, и умиляло, и радовало. И в то же время напоминало о периоде матриархата на Земле во время древнейшей истории развития человеческого общества.
Обратил на себя внимание землян и такой факт: естественные надобности – большие и малые – все взрослые аборигены и подростки справляли ни где придется, а за стоянкой, в неглубоком овражке. Овражек имел пологие склоны, заросшие кустарником, похожим на земной терновник или шиповник, с редкими мелкими красно-бурыми плодами, уцелевшими после страшного шторма и не менее страшных ливней и гроз. Плоды эти, как успели заметить земляне, аборигены использовали в качестве еды. 
– Да, зачатки норм гигиены уже имеются, – оценил данное стремление к чистоте и порядку аборигенов Хосе Кастро, чем не замедлил поделиться с Родиным.
– Вот и хорошо, – был краток на этот раз Алекс. – «Счастье» вляпаться в кучу нам не грозит. Будем и сами придерживаться подобной практики.
Кроме задействования соплеменников на строительстве вига, Найден ежедневно отправлял в лес и на реку трех-четырех охотников с копьями, в обязанности которых входило добывание пропитания на весь род. С пустыми руками, как опять заметили земляне, охотники не возвращались. Но их добычи, – чаще всего это была рыба, – едва хватало на один ужин, который готовили все женщины рода. Завтраков и обедов у аборигенов не наблюдалось.
Наверное, пойди с охотниками Найден со своим острым копьем, луком и стрелами, добыча была бы куда весомей, Однако Найден предпочитал быть на стройке, рядом со своими друзьями Алексом и Хосе. А потому племя перебивалось тем, что добывали назначенные охотники.
Женщины, подобно мужчинам прикрывавшие свою наготу шкурами зверей, собирали в пучки высокую лесную подсохшую траву, которая должна была пойти как на крышу виги, так и на подстилку для постелей. Они же стаскивали к стройплощадке и длиннющие, эластично-гибкие и крепкие, как пеньковые веревки, лианы. Ими планировалось крепить с коньком верхушки жердин, а также оснастку крыши из поперечных лат.  Попутно находили и выкапывали из земли съедобные коренья – небольшое подспорье к добыче охотников. Раньше они, возможно, собирали плоды деревьев, но страшный шторм убил весь урожай, и теперь никаких фруктов, сколько ни ищи, не найти…
После того, как сруб был возведен высотой в два метра (одиннадцать венцов), наступило время установки двух опор и конька. Они, как помним, были заготовлены еще в первый день строительства. Но прежде предстояло  у торцов сруба выкопать ямы глубиной по полтора метра и поставить туда опоры, с прикрепленным к ним заранее коньком. Ямы рыли поочередно Родин, Кастро и мужчины-соплеменники Найдена. Аборигенам, как ни удивительно, рытье ям острой лопатой – Лунин не зря потрудился над этим – понравилось. Труднее пришлось с установлением опор в ямы. Но под руководством Родина и Найдена, действуя сначала руками, затем вагами, опоры встали на свои места, засыпаны землей, плотно утрамбованной по всему периметру ям. Теперь предстояла опалубка – установление стропил и лат или перекладин. Но это было отложено на следующий день. 
Помня о нападении чужого племени, приведенного предателем и убийцей Толстым, Найден выставлял сторожу – несколько подростков, которые уходили в ближайшие окрестности, взбирались на высокие деревья и наблюдали за обстановкой. В случае обнаружения врагов, они должны были немедленно бежать на стоянку и предупреждать всех об опасности. И тогда племя либо поголовно вооружалось копьями, дубинками, камнями и палками, чтобы дать отпор, либо, бросив свое жилище, бежало в лесные дебри, ища в них спасение…
С приходом Молодого Охотника, в друзьях у которого были великаны-волшебники, владеющие огнем и прочими волшебными предметами, сваливающими наземь огромные деревья, приободрившиеся лесные люди о побегах не мыслили. Если что и волновало их, так это скорейшее завершение строительства большого вига и разведение в нем огня.
Пятый день пребывания землян в гостях у Найдена и его соплеменников начался как обычно. Родин и Кастро в лесу находили и пилили под корень толстые жердины, пригодные для возведения шалашеобразной крыши, когда комель упирается в землю, а ствол, касаясь верхнего венца сруба, достает до конька и опирается на него своей макушкой. Найден распоряжался доставкой жердин к вигу, Женщины разделились на две группы: одна собирала траву и лианы, вторая занималась доставкой речного ила и глины для крепкой основы под костер. Правда, Родин и Кастро мечтали окружить кострище невысокими, но крепкими стенами из глины, чтобы огонь был лучше контролируем. Но это как получиться…
И в этот момент в стан прибежали подростки, несшие сторожевую службу со стороны реки. Они сообщили Найдену, что к стоянке охотников приближается отряд врагов. Это сообщение мигом облетело всех соплеменников Найдена, заставив их бросить работу и, вооружившись, кто чем мог, собраться на поляне у своих вигов. Пришли сюда и Родин с Кастро, естественно, с оружием, с которым не разлучались даже во время ночного сна. Не забыли они и прихватить с собой пилу, топор и лопату. Но не для того, чтобы ими обороняться, а чтобы враги под шумок не утащили эти важные для строительного дела инструменты.
Хотя аборигены и собрались в кучу вокруг Найдена, вооруженного не только копьем, топором и кинжалом, но и луком со стрелами, пучком заткнутыми за пояс, однако никакого боевого порядка в рядах этого воинства не наблюдалось. Только излишняя суетливость, настороженное ожидание да опасливое поглядывание то на своего вожака, то на кромку леса, из-за которой мог появиться враг. Это вызвало недоумение у эмоционального Кастро.
– Неужели вот так, кучкой, они будут сражаться? – задал он вопрос Родину.
– А ты думал, что разобьются на десятки и, ощетинившись копьями, станут в «стенку»? – вернулся к своему ироничному тону Родин. – Все будет по-дикарски: скопом друг на дружку…
– А нам что делать?
– Нам бы остаться над схваткой, но, к сожалению, не получится. Будем защищать друга и его соплеменников. Но и это – в крайнем случае, если дело миром или малой кровью не разрешится.
– А такое возможно?
– Вполне. Вспомни историю. Немало было случаев, когда дело решалось единоборством богатырей или вождей. Например, русский князь Мстислав Владимирович, княживший в начале XI века в Тмутаракани, победив в поединке косожского князя Редедю, стал обладателем земель побежденного врага и вождем для всех косогов и их союзников.
– Так то у нас на Земле, – остался в скептическом настроении Хосе. – А тут Гея и туземцы со своими нравами и повадками… Разница налицо.
– Посмотрим, – не стал ввязываться в спор Родин. – Посмотрим, – повторил он и пошел к Найдену.
Подойдя, что-то стал объяснять другу короткими словами и жестами рук. Выслушав наставника, Найден энергично кивнул лохматой головой в знак понимания и согласия.
– О чем это вы толковали, Алекс? – спросил Хосе, когда Родин вернулся на свое место.
– Я ему напомнил, что он – победитель грифа, крокодила и трех ки, – усмехнулся Александр, – а потому ничего не должен бояться и бить врагов первым из лука, а также копьем, топором и кинжалом, если дело дойдет до рукопашной.
– И он тебя понял? – не поверил Кастро, ибо усмешка Родина была слишком хитрой и многозначительной.
– Конечно, – не стал вдаваться в подробности Александр. – Ведь мы – друзья. И понимаем друг друга с полуслова, как и с тобой, кстати. Не правда ли?
– Правда.
– Вот то-то.
В этот момент из леса на поляну вывалила кучка туземцев, очень похожих видом и одеянием на соплеменников Найдена. Вывалила и остановилась, возможно, поджидая отставших товарищей, возможно, в ожидании распоряжений своего вожака.
Если Родин и Кастро видели кучку вооруженных дрекольем, – ибо по-иному их копья и не назвать,– враждебных туземцев, схожих внешне так, словно все на одно лицо, то взгляд Найдена выхватил из этого сборища Толстого Охотника, подобострастно юлившего возле крепко сложенного седовласого вожака. И все наставления Родина о том, чтобы первым сразить старейшину, пошли прахом. «Первым должен пасть предатель рода Толстый, – решил Найден. – Потом разберусь и с вожаком». Он, как некогда учили его Лунин и Родин, поставил один конец лука на землю, подперев его ступней левой ноги, правой рукой неспешно наложил стрелу на тетиву и, отведя ее едва ли не за голову, отпустил.
Враги, как и друзья, конечно, видели манипуляции Найдена, но не понимали их значения до того момента, пока не упал на землю Толстый, в горле которого торчала с пернатым оперением стрела. Увидев сраженного врага, Найден издал клич победителя. Мгновенная гибель Толстого и победоносный клич Молодого Охотника смутили врагов, но только не их седовласого вождя. Он вышел вперед и что-то прокричал.
Землянам, стоявшим в первом ряду найденовского воинства, этот крик, естественно, сначала не был понятен, зато аборигены – и те, что были на стороне нападавших, и те, что стояли за спиной Найдена, – сразу уяснили, что к чему: седой вождь вызывал Молодого Охотника на поединок. Все устремил взоры на Молодого Охотника. Одни ждали, что он испугается и сдрейфует, другие – что проявит силу духа и примет вызов.
Найден или Молодой Охотник не сдрейфовал. Он положил лук на землю, рядом с ним – все стрелы, вынутые из-за пояса, но кинжал и топорик оставил при себе. Взяв копье в правую руку и, проверив его равновесие и устойчивость в ладони, пошел навстречу врагу. Сошлись где-то посередине пространства, разделявшего враждебные стороны.
– А я тебе что говорил… – вполголоса произнес Родин, обращаясь к Кастро. – Теперь, лишь бы наш Аника-воин или Еруслан-богатырь  не подкачал – победа безоговорочно будет на нашей стороне.
– Дай Бог, – коротко отозвался Хосе, как и его друг Алекс, держа автомат двумя руками в боевом положении.
Возможно, Найден сразу бы одержал победу, со всей силы метнув копье во врага и сразив его метким ударом. Но он избрал иную тактику: хотел сразить опытного воина копьем, не выпуская его из рук. Однако вражеский вождь сильным встречным ударом своей огромной  палицы отразил удар Найдена. Причем так отразил, что копье, сверкнув стальным жалом наконечника, выпало из рук Найдена и вспугнутой птицей нырнуло в траву. Вторым страшным ударом палицы враг хотел окончательно покончить со строптивым охотником, но Найден, вспомнив уроки Родина, выхватил из ножен кинжал, подскочил к врагу и вонзил острое смертоносное оружие во вражеский живот, вспарывая его снизу вверх вместе с кишками. Палица выпала из рук врага, а следом за ней пал на землю и сам враг.
В стане соплеменников Найдена пронесся радостный возглас торжества победы, а вражеские воины, побросав свое оружие, пали ниц в знак покорности и повиновения.
– Кажется, все разрешилось, – тихо, но удовлетворенно прокомментировал происходящее Родин. – Хорошо, что нам не пришлось применять оружие.
– И я того же мнения, – ответил другу Кастро, по-прежнему держа автомат в боевом положении.
Найден, не убирая окровавленный кинжал в ножны, неспешно подобрал копье. Затем, вытерев клинок пучком травы, вложил его в ножны и направился к вражеским воинам, лежавшим на земле. Подходя к каждому, он концом копья касался его плеча, и «отмеченный» и прощенный воин вставал с земли, подбирал свою палку-копье и шел к воинству Найдена. Втесавшись в их нестройные ряды, бывший инородец становился соплеменником Найдена.
Когда все бывшие вражеские воины были прощены и подвергнуты своеобразной присяге новому вождю, Найдену было присвоено новое имя. Из Молодого Охотника он стал Храбрым Охотником. Новое имя закрепили дружными хвалебными криками.
– Финта ля комедия, – подвел итог боевым действиям Кастро. – Можем продолжать строительство.
– Не думаю, – не согласился на этот раз с другом Родин. – Полагаю, что последует ритуальный обряд погребения павшего ворога. И хорошо, чтобы это действо обошлось без каннибализма. А то в диких племенах землян Африки существовала традиция, когда победитель в обязательном порядке съедал половой орган и сердце побежденного, чтобы тем самым к собственной силе и смелости прибавить силу и смелость врага.
– Читал, читал, – поморщился Хосе, ибо что-то подобное наблюдалось и у диких племен амазонских джунглей Бразилии даже в двадцатом веке.
Родин тактично не стал допытываться, где и что об этом читал Кастро, и перевел разговор на иную, хотя и близкую по характеру тему:
– После ритуальных действий с трупом поверженного врага предстоит скорый поход в стан недавних недругов и приведение их к присяге нашему герою Найдену. Но это будет мирный поход и, возможно, без нашего участия.
– Хорошо бы, – одобрил такой расклад Хосе. – Наше дело созидательное, а не военное. Нам бы поскорее завершить строительство общаги туземцам, да отправиться восвояси. По ласковым глазам жены и ее голосу соскучился. А еще по ее шелковым, пахнущим весенними травами, черным, как смоль, волосам.
И вздохнул протяжно и грустно.
– Завидую я тебе, дорогой друг, светлой белой завистью завидую, – отозвался Родин на откровенность друга. – И радуюсь за вас, за вашу любовь. А вот у меня с Ли такой любви не получилось, не прикипело к ней мое сердце, хотя она во всех отношениях хороша: и красива, и хозяйственна, и сексуальна, и меня, дубину стоеросовую, искренне любит.
– Все еще сохнешь по Соловьевой?
– Заметно, что ли?
– Еще как заметно, – улыбнулся Хосе.
– Возможно, и сохну, но вносить раздор и разлад в наше сообщество донжуанством не собираюсь, – постарался быть дипломатичным Родин. – Надеюсь, что время – лучший из докторов – меня излечит. А еще общие с Ли дети…
– А ты не заметил, с какой заинтересованной жадностью на нас исподтишка посматривают некоторые особи женского пола? – перевел разговор в иное русло Хосе.
– Как-то не замечал, – вздернул удивленно бровями Александр. – Неужели питают сексуальные фантазии?
– Еще как питают, – оживился Хосе. – Подмигни – и любая прибежит с распростертыми объятиями. Они хоть и примитивные, но своим бабьим чутьем, схожим с животным диким инстинктом, видят в нас альфа-самцов. Вот и фантазируют.
– Тогда, друг Хосе. лучше не подмигивать, чтобы потом не переживать и не мучиться совестью. Мы все же не колхозные быки-осеменители, а мужчины-строители, – пошутил он. – Да и женам, расставаясь, обещание давали на туземок не поглядывать, в постель их не укладывать. Помнишь?
– Помню. Но то ведь было сказано в шутливой форме, – ухмыльнулся, замаслянев чернотой озорных глаз Хосе.
– Да, в шутливой. Только, как известно, шутка шутке рознь, – остался серьезным Родин. 
Пока Родин и Кастро вели беседу, туземцы по указанию Найдена отнесли тела сраженных врагов на берег реки Мутной и, разведя большой костер, сожгли их. Оставшиеся несгоревшими кости, собрали и сбросили в воду.
«Река завершит погребальный ритуал, – наблюдая за действиями сородичей Найдена, отметил про себя Родин. – Все, как у потомков ариев – скандинавов и славян». А более эмоциональный Кастро, мысленно проанализировав и оценив происходящее, заметил вслух:
– Хорошо, что так закончилось.
 Как и предполагал в разговоре с Хосе Александр, Найден по завершении обряда погребения, собрал два десятка воинов, добрая половина которых была из вновь принятых в ряды его соплеменников недавних врагов, и приготовился к походу в становище соседнего племя, чтобы привести тамошнее население под свою руку. Но перед тем, как отправиться в путь, он, вновь вооруженный «до чубов», счел нужным отдать распоряжение соплеменникам продолжать собирать длинные пучки травы на крышу вига. Затем подошел к Родину и стал отдельными словами и жестами рук что-то объяснять.
– Я понял, – ответил на это Александр Иванович и дружески похлопал ладонью по плечу своего туземного друга. – Русские своих не бросают. Сходим с тобой и в этот поход. Верно, Хосе?
– Вернее быть не может, Алекс, хотя я не русский, а бразилец, – тотчас отозвался друг. – Походы же с детства люблю, особенно дальние и обещающие приключения.
– Чего-чего, а приключений у нас хватает, – резюмировал Александр.
Оставив в своем шалаше ненужные для похода вещи, но, взяв на всякий случай фонарики и  один вещмешок с чайником, ложками и мисками, с пакетиками каши и чая, Родин и Кастро присоединились в отряду Найдена. Естественно, что при обоих было и оружие: на поясах кинжалы в ножнах, а на груди – автоматы.
– Пошли, что ли…
По дороге к стану иноплеменников Найден решил завернуть в пещеру, где его род спасался от бури и шторма, и где на него напали инородцы. Возможно, полагал найти там кого-то из своих сородичей, спасшихся от врагов и не пожелавших возвращаться на старое разрушенное бурей становище. Свернули, добрались. Причем без особых происшествий и лишней усталости. Пещера встретила пришедших настороженной тишиной и темнотой. Ни переклички птиц, ни шороха мелких зверюшек. Только где-то в ее черной глубине с потолка на пол капали тяжелые капли воды, внося ритмический диссонанс в общую картину чуткой тишины и мрачного покоя.
Находившийся впереди всех Найден что-то громко прокричал, возможно звал прятавшихся тут соплеменников, но его голос тут же глох, словно поглощался мраком, как влага ватой.
– Посветим что ли… – предложил Кастро, вынимая левой рукой из кармана комбинезона фонарик.
– А почему и нет, – в тон ему отозвался Родин, – в свою очередь доставая фонарик.
Два лучика света, разрывая темноту, побежали по стенкам пещеры, по ее потолку. А когда они упали на пол, то обладатели фонариков и все присутствующие увидели, что на них стремительно движется, вибрируя длинным и круглым телом, толщиной едва ли ни с торс человека, ползущее по полу змееобразное существо.
– Аги! – испуганно выдавил из себя Найден и застыл истуканом.
Со смертельным ужасом в глазах мгновенно обездвижили и замерли на своих местах все аборигены.
– Бей! – опомнился Родин и, не целясь, ибо было некогда прицеливаться, полоснул короткой очередью по ползущему гаду.
Отрывисто и зло рядом прогремел автомат Кастро. Звуки выстрелов и пучки яркого пламени, выплеснувшиеся из стволов, вывели аборигенов из ступора. Все, толкаясь и сбивая друг друга, бросились к выходу. И только пришедший в себя Найден бежать не торопился. Выставив вперед копье, он крикнул: «Свет!» Этого было достаточно, чтобы Александр и Хосе направили лучи фонариков в сторону, откуда нападением грозило чудовище.
Оно лежало на каменном полу в двух-трех метрах от Найдена с размозженной пулями головой. Лежало неподвижно, но по ее длинному удавоподобному телу, теряющемуся в темной глубине пещеры, еще пробегали судорожные конвульсии.
– Хорошо, что попали в центр нервной системы, отключившей чудище, – тихо заметил Родин. – Иначе – хана…
– Да, хорошо, – согласился Кастро. – Эта тварь проглотила бы нас и не заметила своего проглота. И что теперь будем делать с ней? Бросим тут и уйдем, не измерив и не зарисовав?..
– А давай спросим у нашего туземного друга, – предложил Родин и, не дожидаясь согласия Хосе, задал Найдену короткие, как одиночные автоматные выстрелы, вопросы:
– Еда? Пища? Мясо?
– Да, еда! – кивнул положительно своей кудластой головой окончательно пришедший в себя Найден. – Много еда.
– Вот те на, – хмыкнул Родин. – А я, глупый, было подумал, что предстоит оставить тушу на съедение менее брезгливым существам, если таковые здесь найдутся, – продолжил он больше для друга Хосе, чем для Найдена. – Реакция аборигенов на это указывала. Но, вижу, что соплеменникам нашего туземного друга предстоит тащить эту вонючую колбасину до вражеского стана.
Сказав это, он показал жестами Найдену, чтобы тот нанес чудищу удар копьем по голове.
– Зачем? – удивился Кастро.
– А затем, чтобы наш туземный друг записал на свой счет еще одну победу, – пояснил Александр.
Найден упираться не стал и, приблизившись  к мертвой твари, стукнул острием копья по плоской голове, уже лежавшей в мутной жиже из буро-зеленой крови и мозгов.
Когда троица героев, одержавших верх над властителем пещерной тьмы и страха, вышла из зева пещеры наружу, то обнаружила, что «подданные» Найдена настороженно стоят невдалеке. По-видимому, в ожидании окончательной развязки. И, удивительное дело, никто из них не сбежал. «Хороший знак, – мысленно отметил данное обстоятельство Родин. – Значит, все верят в силу и могущество Найдена да и в нашу тоже».
Показав соплеменникам копье, острие которого было измазано буро-зеленой кровью чудища, Найден что-то энергично произнес. И соплеменники разноголосо приветствовали это сообщение.
– Надо полагать, доложил о новой победе, – поделился своей догадкой с Родиным Кастро. – А соплеменники восприняли это с надлежащим восторгом. Все – как у людей…
– Я того же мнения, – поддержал друга Александр. – Мало того, думаю, что сородичи добавят немного от себя, и, глядишь, вскорости появится легенда о том, как Найден или Храбрый Охотник, как они его, возможно, величают между собой, сразил трехглавого дракона, гремевшего подобно грому и исторгавшему из пасти огонь.
– И никто не вспомнит о нас, бедных землянах, – то ли посетовал, то ли тонко пошутил Хосе, – словно нас тут и не было совсем.
– А где ты видел, чтобы про прикомандированных вспоминали, – отозвался Родин. – И вообще это нам ни к чему.
Последние слова ему пришлось произносить уже на ходу, так как отряд, возглавляемый непобедимым Найденом, снова направился в пещеру. Пришлось идти туда и землянам, чтобы подсвечивать путь фонариками. Добравшись до сраженного гада, аборигены выстроились вдоль его тела в цепочку, и по команде Найдена дружно склонились над ним. После этого, сноровисто действуя руками, поднапрягшись, взвалили длиннющее чудище на плечи. Когда маневр удался, тронулись к выходу из пещеры.
При дневном свете гадина оказалась и не такой толстой и страшной, как это виделось в пещере в момент ее нападения. Да и длина не превышала десяти-двенадцати метров.
– Знатная добыча, – поделился своими размышлениями с Хосе Александр. – И не такая ужасная, какой казалась в темноте пещеры. Однако мяса теперь хватит многим…
– Неужели туземцы станут есть эту мерзость? – не мог свыкнуться с мыслью о практическом предназначении гигантской «колбасины» Хосе.
– Кожу сдерут, тело на части разрубят, глиной каждую часть обмажут, запарят в костре и слопают, только слюнки потекут, – ответил Родин.
– Но это же мерзко!
– Нам, возможно, и мерзко. А туземцам вряд ли, – ни грамма не смутился Родин. – К тому же и на земле китайцы, народ древний и просвещенный, приготовленную поварами еду из змей и ужей считали деликатесом. А французы любили поедать лягушек, корейцы – собак. В Европах же кто-то жареными кузнечиками да тараканами восхищался. У каждого свои кулинарные пристрастия и привычки… Вот и среди друзей или соплеменников Найдена, возможно, немало гурманов, для которых лакомства лучше запеченного змеиного мяса и не найти… Так что не переживай, бодрее шагай. Радуйся, что мы с тобой эту тварь не несем и есть не будем.
– А я и радуюсь, – буркнул Хосе.
Тяжелая и неудобная ноша, естественно, тем движения отряда Найдена замедляла, но все же не так сильно, чтобы вызывать грусть и уныние. К тому же гортанные окрики друга землян действовали на его соплеменников, как крепкий допинг, и путь неукоснительно сокращался, приближая аборигенов к заветной цели. 


В ЧУЖОМ СТАНЕ. ЖЕНИТЬБА НАЙДЕНА

До стоянки соседнего враждебного племени добрались без дальнейших приключений, если не считать того, что при входе в лагерь иноплеменников, Родин при поддержке Найлена выдернул из цепочки змееносцев несколько мужчин и выстроил их них «малую дружину». Туземцы-охотники, никогда не ведавшие правильного строя и порядка, всегда действовавшие аморфными группами, хотя и с трудом, но выстроились в небольшую колонну, по два человека в каждом ряду. Впереди во всей своей красе и вооружении гордо шагал Найден, не обремененный общей нестандартной ношей. За ним – небольшая дружина, а позади нее – вихляющий строй его воинов с поверженной змеей или же удавом на плечах. В качестве замыкающих и своеобразного арьергарда шли земляне с автоматами наперевес. Выглядело все внушительно и впечатляюще.
– Ты бы новоиспеченных дружинников заставил держать свое дреколье у левого или правого плеча – и тогда чем не гвардейцы кардинала Ришелье из известных фильмов! Или, на худой конец,  личная стража турецкого султана, – пошутил Хосе, размашисто шагая рядом с Родиным.
– Полагаю, что со временем будет и дружина, – вполне серьезно ответил другу Александр. – А пока и так сойдет. Не на параде же…
Увиденное так поразило иноплеменников, что никто из них даже не подумал о сопротивлении. Понуро ждали своей участи. Но невеселую обстановку вскоре разрядили их сородичи, находившиеся в отряде Найдена. Именно они, сбросив тяжкий груз на землю, в спокойных тонах поведали единоплеменникам и о победах Найдена, и о могуществе его друзей – волшебников и колдунов. Рассказали они и о чудо-оружии в руках Найдена, мечущего малые копья на большое расстояние, и о его копье с острейшим жалом на конце, которым Найден сразил страшного аги.
Впрочем, больше всего успокоил обитателей стана вид поверженной змеи, в которой они уже предчувствовали вкусную пищу.
Дело дошло до того, что инородцы откуда-то притащили чучело ки и попросили Найдена метнуть в него маленькое копье из лука. Тот отмерил пятьдесят шагов и, изготовив лук к стрельбе, выстрелил. К неописуемому удивлению туземцев попав стрелой в голову чучела.
–О-о-о! – восторженно заокали, зацокали языками аборигены. 
Отнесли чучело на восемьдесят шагов, на которые никто из воинов добросить копье не мог, но Найден и на этом расстоянии попал стрелой в цель. Правда, на этот раз не в голову, а в туловище.
И снова прокатилось восторженно-восхитительное, протяжное «О-о-о!».
Потом прошло соревнование в метании копья на дальность. И снова победа без каких-либо подтасовок и лукавств досталась Найдену.
Завершилось же дело тем, что Найдена бывшие враги наградили женой из местных девиц, и он, по местному обычаю, был обязан прилюдно провести с ней первое соитие, то есть доказать свою мужскую силу. И тут друг землян, к их скрытому удовольствию, не подкачал. Да и девица старалась: сама легла на подстилку из трав навзничь, заголила тело и раздвинула ноги.
– Вот дают! – осклабился Хосе. – Ни стыда, ни совести.
– А чего им стыдиться? – отозвался Александр. – Дети природы. Примитивы.
Потом была разделка добычи и приготовление мяса на костре. Данную процедуру земляне предпочли видеть с расстояния. Эстетических чувств оно не вызывало.
Но наступил довольно прохладный вечер, и  пришла пора готовиться ко сну.
– Где будем ночевать? – задал вопрос Александру Хосе. – У нас от вига одна лишь фига, – пошутил грустновато. – Не под открытым же небом маяться и бедовать?..
– А пусть князь Найден предоставит нам боярские палаты, – шутливо отозвался Родин и, бесцеремонно растолкав аборигенов, кучковавшихся возле Найдена, спросил у того, в основном жестами и мимикой лица, в каком шатре ему и Кастро спать.
Найден долго не раздумывал, – возможно, заранее был готов к такому обороту дела, – показал на чум бывшего вождя.
– Спасибо! – поблагодарил Родин своего подопечного «князя» и отправился вместе с Хосе к месту ночевки.
За ними последовали было и ближайшие родственники убиенного Найденом вожака – разновозрастные представители мужского и женского пола, – но Родин остановил их запрещающим жестом. Они поняли и, понурившись, остановились, а затем по угрожающему окрику Найдена направились к другому чуму.
Подсвечивая себе путь фонариками, земляне вошли в чум и, выбрав удобное ложе из травы и шкур, разместились на нем.
– Как бы нам блох местных тут не наловить? – озабоченно произнес Кастро, кладя рядом с собой автомат, нацеленный дулом на вход.
– Утром узнаем, – ответил Александр. – Утро всегда мудрее вечера. Кстати, кто из нас будет блюсти стражу первую половину ночи, а кто – вторую? Я бы не прочь первую подежурить…
– Ты полагаешь, что может быть нападение? – озадачился таким ответом друга Хосе.
– Не думаю, – поспешил успокоить товарища Александр, поудобнее устраивая свой автомат на груди. – Но, как говорится, береженого…
– …Бог бережет, – перебил его Хосе.
– Вот именно.
– Тогда дежурь, а я немного всхрапну, – прикрылся одной из шкур Хосе. – Что-то устал за день.
– Дрыхни, – последовал короткий ответ Родина. – А я помечтаю…
Он уселся на шкуры, подтянув к животу согнутые в коленях ноги, на которых покоился автомат, и предался размышлениям о превратностях судьбы. Хосе вскоре заснул, тихо посапывая и видя цветные сны, в которых, возможно, рядом с ним находилась его супруга Гита.
Ближе к утру Родин, устав от размышлений и бесконечной борьбы со сном, растолкал Кастро, никак не желавшего просыпаться – настолько его разморил сон, – и, убедившись, что тот все-таки окончательно проснулся, предался Гипносу и его сыну, богу снов Морфею сам.
Ночь для землян прошла без происшествий. Утром они, покинув чум и не обращая внимания на аборигенов, сделали физзарядку. Автоматы из рук не выпускали, отведя им роль спортивного инвентаря, усиливающего действие физических упражнений.  Потом спустились к ручью, протекавшему через стан этого племени, и, оголившись по пояс, вымыли лица и торсы прохладной водой. Процедура омовения требовала временного оставления оружия на берегу, но под неустанным надзором обоих землян, готовых в любой момент прервать прием освежающих ванн и схватить его.
– Фу! Хороша водица, – фыркая от удовольствия, приговаривал Хосе, – и тело бодрит, и душу веселит.
– А как чаек вскипятим да выпьем, то бодрости еще прибавим и телу, и душе, – в тон ему добавил Александр, наполнив чайник прозрачной до хрустальной чистоты ручейковой жидкостью.
Одевшись и подобрав оружие, они вернулись к чуму и недалеко от него, по-прежнему не обращая внимания на пяливших на них глаза аборигенов, разожгли костерок. Когда пламя стало стабильным, подвесив, укрепили над ним чайник с водой. Вскоре вода закипела.
Достав из вещмешка миски и небольшой, твердый, как камень, брикетик с кашей, Родин удалил с него защитную пленку, разломил на два равных кусочка, которые опустил в миски. Затем, проявляя осторожность, снял с костерка чайник и налил в миски немного воды. Брикетики, словно того и ждали, сразу стали набухать, превращаясь в гречневую кашу со всевозможными специями и добавками, испускающую аппетитный аромат.
– Товарищ повар, что так мало? – не скрывая удивления, поинтересовался изрядно проголодавшийся Хосе. – Есть же и второй брикетик.
– Есть, но не про нашу честь, – отшутился Александр. – Им угостим нашего друга Найдена и его юную супругу. Пусть им это будет нашим свадебным подарком.
– А разве Найден не откажется, как в предыдущий раз? – не удовлетворился ответом друга Хосе.
– Думаю, что не откажется, – проявил уверенность Александр. – Посчитает нужным показать новым сородичам и подданным наше взаимное уважение, а заодно и приобщить супругу к пище богов.
– По-видимому, ты прав, – не стал больше возражать и спорить Хосе. – Но у нас всего две миски, две ложки и две чашки… – тут же озаботился он. – Как быть?..
– Сначала лопаем сами и пьем чай, затем тщательно моем посуду горячей водой, – ответил Родин. – И угощаем кашей и проводим чайную церемонию в отношении молодых супругов. Что тут непонятного?
– Тогда за дело, чтобы время даром не терять, – вооружившись ложкой, приступил к трапезе Хосе. – Благо, что за нашим диалогом каша успела приостыть.
– Но не утеряла вкуса и запаха, – поддержал его Александр.
Расправившись с кашей, они налили кипяток в чашки с пакетиками чая. И пока чайные пакетики отдавали горячей воде свое вкусовое и энергетическое содержимое, земляне, помогая друг другу, загасили костерок, помыли миски, которые тут же заправили новыми порциями брикетиков каши. Затем, выпив чай и сполоснув горячей водой чашки, быстро «зарядили» их новыми порциями – для гостей.
Расставив миски с кашей и чашки с чаем на чистом полотенце, Родин пошел к Найдену, уже находившемуся у большого чума в плотном окружение сородичей и новых родственников. Подойдя, жестами и словами «каша», «чай» и «есть» предложил ему и его супруге, искоса бросающего заинтересованные взгляды на бородатого великана, принять «хлеб-соль»от их стола. Предложение, к удивлению Хосе, было благосклонно принято.
Конечно, жена Найдена была удивлена посудой и обескуражена необходимостью употребления пищи металлической ложкой. Но Найден показал ей, как пользоваться таким диковинным инструментом, и она, умилительно сжимая губы трубочкой, чтобы, по примеру мужа, дуть на горячую кашу и остужать ее, довольно быстро расправилась со своей порцией. Потом, нежно поглядывая на мужа и подражая ему, неспешно выпила чай. Опорожнив чашку, вновь по примеру супруга поставила ее вверх дном, что должно было обозначать насыщенность напитком.
– Могу сказать лишь одно, – шепнул Хосе товарищу, – наша пища ей пришлась по вкусу.
– Еще бы! – согласился Родин. – Мы так старались.
– А еще она понятлива и легко обучаема.
– Я это тоже заметил.
– Но посуду за собой гости мыть не будут. К сожалению, они этому в своей простоте жизни не обучены. Да и не царское дело мыть посуду.
– Согласен. Будем учить. А пока и сами помоем – не баре и не падишахи.
Как предполагали земляне с мытьем посуды, так оно и вышло: откушав и не сказав спасибо, молодожены степенно удалились, предоставив послетрапезные действа хозяевам чума.
Вскоре все обитатели стойбища собрались на какой-то общий совет. А после этого совета, шумного и одобрительного, судя по эмоциональным возгласам и жестам, все взрослое население во главе с Найденом, вооружившись палками-копьями, лианами-веревками, кремневыми ножами и кремневыми же топорами на длинных деревянных ручках, собрались в поход. В лагере, как заметили земляне, оставались лишь старики да малые дети, а еще несколько мужчин-воинов. Возможно, для охраны.
Землянам ничего не оставалось, как, чертыхнувшись, сопровождать Найдена и его большую разноперую команду в этом походе.
– Куда идем? – спросил Хосе возвратившегося к нему Александра после недолгого толкования с вожаком объединенных родов аборигенов.
– Говорит, на большую охоту… К большой воде…
– К реке что ли?..
– Скорее, к океану…
– А цель охоты какова? Мясом и шкурами запастись?..
– Не только. Думаю, чтобы мир между родами закрепить общим большим делом, – предположил Родин. – Все – как у людей, которые дружбу закрепляют либо делом, либо войной с общим недругом. Но так как новой войны тут в ближайшее время не предвидится, то большая охота – в самый раз.
– Мир и дружбу крепить можно было и по-другому… – недовольно буркнул Хосе, цепко вглядываясь в лица ближайших охотников и не снимая правой руки с рукояти автомата. – Несколько походов – и мы останемся без обуви, вдрызг разбитой на этом бездорожье.
– Мастер Лунин новые сошьет.
– Из чего?
– Да из шкур, позаимствованных у сородичей Найдена, – пошутил Родин.
– Григорий Лунин, конечно, мастер большой и на все руки, но мне мои старые мокасины привычней и удобней любых новых, – не принял шутку Хосе. – Лучше скажи, что берем с собой в дальнюю дорогу, кроме оружия и фонариков?
– Немного продуктов питания. Воды и что-нибудь из посуды, чтобы и воду вскипятить, и суп сварить, и чай попить.
– Словом, вещмешки со всеми принадлежностями.
– Придется, – пожал плечами Родин и направился за своим вещмешком.
Хосе Кастро ничего не оставалось, как последовать за ним.
Поход по едва заметной лесной тропинке, плутавшей между пораненными штормом деревьями, длился весь светлый день и всю ночь с несколькими получасовыми привалами на отдых. Благо, что ночь выпала тихой, звездно-лунной, а потому не очень мрачной. Она не напрягала не только аборигенов, возможно, давно привычных к ночным походам, но и землян. Лунный свет, мягко проливавшийся между деревьями до самой земли, позволял видеть тропу и уверенно двигаться по ней.
Однажды земляне, во время движения в лунном рыхловатом свете увидели серебристую гладь какого-то озера. Но вместе с аборигенами, не останавливаясь, прошли мимо.
Движение большой толпы охотников, с первого взгляда, можно было принять за хаотическое, подобное броуновскому движению мельчайших частиц, взвешенных в жидкости под влиянием ударов молекул окружающей среды. Никакого порядка и строя. Но это – с первого взгляда. Толпа, вытянувшаяся в извилистую колонну из-за узости тропинки, все же имела головную часть, где находилось ближайшее окружение Найдена, среднюю, где в основном были женщины и подростки, и замыкающую, состоящую вновь из крепких мужчин.
Время от времени лесную ночную тишину нарушали громкие крики соплеменников Найдена, находившихся как в передних, так и задних рядах колонны. Как поняли земляне, этими криками, во-первых, аборигены информировали друг друга, что у них все в порядке, а во-вторых, отпугивали лесных зверей.
Едва восточная часть небес порозовела, и начало светать, как охотники, спустившись с лесистого прихолмья, вышли на пологий и безлесный берег океана. Он, как сразу же заметили Хосе и Родин, был густо заполнен темно-бурыми телами какими-то крупных – в длине не меньше самих аборигеном, а весом явно их превышающим, – животных, лежавших на каменистой поверхности и похожих на земных ластоногих.
– Местные моржи что ли? – скорее спросил, чем констатировал Хосе.
– Возможно, – как бы согласился Александр. – Есть даже клыкастые. Самцы, по-видимому…
– Я это заметил.      
– Хорошо. Продолжим наблюдение и дальше.
– Вмешиваться, полагаю, не будем?
– Не будем. Ныне наше дело – сторона. Тут без нас обойдутся.
Пока земляне обменивались репликами, аборигены толпами набросились на ближайших животных, пытаясь забить их как можно больше. Однако кожа животных оказалась столь толста, а темно-бурый мех столь густ, что деревянные копья как колющее оружие были почти бесполезны. Ими проще было глушить, словно дубинами. И аборигены, в основном, глушили животных, чтобы, обездвижив, затем добить кремневыми ножами и топорами. Зато Найден, изрядно забрызганный кровью животных, со своим копьем с металлическим наконечником вновь был героем охотничьей удали. Окружавшая его дружина едва успевала оттаскивать одного поверженного животного, как наступала очередь для другого.
– Это не охота, а бойня, – опечалился Хосе. – Жалко бедных животных.
– Согласен, – искренне поддержал его Александр. – Но мы не вправе вмешиваться и со своим уставом лезть в чужой монастырь.
– И когда же бойня закончится?
– Когда все стадо ластоногих окажется в океане. В воду, как мне кажется, охотники не полезут.
– Скорее бы уплыли!
– Сие от нас не зависит…
Как ни было стадо животных огромно, а сами животные, на первый взгляд, неуклюжими, но берег очистился довольно быстро. Возможно, у массивных ластоногих сработал инстинкт самосохранения, унаследованный от прежних встреч с двуногими существами. В воду аборигены не полезли, довольствовались тем, что им удалось добыть. Но и этого было немало: не менее тридцати окровавленных туш лежали на берегу. Некоторые уже были в процессе свежевания.
  – Сейчас шкуры снимут, внутренности уберут, костры разожгут – и закатят пир горой, – высказал предположение Кастро, наблюдая за действиями соплеменников Найдена. – Правда, без хмельного напитка. Его еще не научились делать…
– Скорее всего, так оно и будет, – согласился Родин. – Примитивы, что с них взять.
Однако земляне ошиблись. Освежевав туши, аборигены стали делить их на части. И здесь больше остальных вновь усердствовал Найден, орудуя кинжалом и топориком. Он же наделял соплеменников кусками мяса и потрохами, а те, получив свою порцию, помещали ее в подобие кожаного мешка, чтобы нести в стан. В транспортировке добычи приняли участие все участники охоты – и взрослые, и подростки обоих полов. Самым сильным мужчинам предстояло нести свежеснятые, а потому весьма тяжелые шкуры. И это помимо имевшегося у них «личного» оружия.
– Кажется, тризны не будет, – изменил первоначальное мнение Хосе Кастро. – Спешат побыстрее добраться в родной стан.
– И это правильно, – вновь был солидарен с другом Родин, позабыв свое прежнее мнение о «примитивах». – Путь домой предстоит немалый. Причем с ношей. И ближайший отрезок пути – на взгорье, а остальной – по извилистой лесной тропе. Тут и налегке было не сладко, а уж с ношей – подавно.
Когда с распределением груза было покончено, охотники, образовав жидкую цепочку, в середине которой шли женщины и подростки, а в авангарде и арьергарде – мужчины, отправились восвояси. В полном вооружении, но без мясного груза, колонну возглавлял Найден. Естественно, земляне шагали рядом с ним.
Под вечер, когда сумерки еще не начали сгущаться, но уже явно обозначились, охотники вышли на небольшую поляну. Найден остановился и что-то громко прокричал. Услышав команду, его сородичи и соплеменники стали поспешно заполнять  поляну и с видимым облегчением сбрасывать с плеч на землю узлы и мешки с утренней добычей. Снова громкая команда Найдена – и женщины, сложив свои ноши в одно место, метнулись по окрестностям поляны, чтобы начать собирать ветки и сучья деревьев. К ним присоединились подростки. А мужчины, разбившись на десяток разночисленных групп, по периметру поляны стали готовить места для костров, вырубая кремневыми ножами и топорами траву, взрыхляя почву.
– А это зачем? – спросил Кастро Родина.
– По моему мнению, скорее всего для того, чтобы пожара от костров не случилось, – догадался Александр. – Что ни говори, а предусмотрительные ребята.
– Хорошо, – согласился Хосе, – но к чему столько костров?
– По-видимому, опасаются нападения ночных хищников, – вновь предположил Александр. – Вот и хотят отпугнуть их огнем костров. В целом же, как мне кажется, нас ждет долгий привал.
– Вот и хорошо, – обрадовался Кастро. – Отдохнем. А то ноги уже гудят…
– Думаю, что отдохнуть нам вряд ли придется, – проявил скептическое настроение Александр.
– Это почему же?
– А потому, что кто-то должен охранять этот пахнущий кровью и свежим мясом лагерь.
– Так пусть этим займутся сами туземцы, – проявил беззаботность Хосе. – Их охота и их охрана.
– Извини, но туземцам и их охране я не очень доверяю, – остался при своем мнении Александр. – Тут самая надежная охрана для нас с тобой мы сами. А посему придется большей частью бодрствовать, а если дрыхнуть, то по очереди. Согласен?
– Согласен, – не стал возражать против таких доводов друга Кастро.
Тем временем женщины и подростки к местам будущих костров натаскали немало веток, сухих сучков и охапок травы – что-то для розжига костра, а что-то и для подстилки под уставшие тела.
После того, как  подготовительные работы были проведены в полном объеме, Найден с помощью подаренной ему электрозажигалки, чародействуя, поочередно зажег все костры. И этим, как вновь отметили земляне, в очередной раз привел соплеменников в неописуемое удивление и трепет. Чуть позже, когда огонь костров набрал силу, вся поляна заполнилась запахами жареного мяса. Это опытные охотники стали готовить походный ужин на всю многолюдную команду.
– Не пора ли и нам подумать о хлебе насущном? – то ли спросил, то ли призвал друга к действию Кастро, развязывая свой волшебный вещмешок.
– Пора, – отозвался Родин и. подобрав несколько веток, затеплил небольшой костерок.
Пока он возился с костерком, Кастро сбегал к ближайшим кустам. Где своим ножом-кинжалом срубил несколько рогатых веток-палок на устройство приспособления для подвешивания чайника над огнем. Возвратившись, воткнул палки-рогулины в землю.
– Готово, – доложил Александру. – Осталось подвесить на вот этой палке чайник. – Воду из баклажки в чайник налил?
– Налил. Бери и подвешивай.
Дождавшись, когда вода в чайнике закипела, земляне, не выпуская из поля зрения аборигенов, приступили к приготовлению еды из брикетиков. Наваристый мясной суп и крепкий чай подкрепили их силы.
– Теперь можно и покемарить, – ополоснув миски водой из чайника, произнес Кастро, присаживаясь на корточки у костерка.
– Можно, но осторожно, – напомнил Родин. – Ночь и длинновата, и на козни всякие богата. Потому дремать надо не крепко, а быть начеку и за обстановкой следить крепко. Отоспимся позже, когда домой попадем. Теперь же – потерпим…
– Ты, Алекс, прав, – согласился Хосе. – Ничего не попишешь, будем бдеть.
Этой ночью на лесной поляне не спали не только земляне, но и многие аборигены. Впрочем, она прошла без особых происшествий. Всего лишь раз к бивуаку сородичей Найдена подходил крупный зверь, оповестивший свое присутствие громким рыком. Но перейти огненное кольцо, опоясывающее поляну, он не посмел, лишь издали посверкивал жадными глазами. А когда Кастро и Родин по собственной инициативе (Найден их об этом не просил) ударили в его сторону лучами фонариков, то, испугавшись яркого света, зверь поспешил ретироваться.
– Даже стрелять не пришлось, – констатировал данное ночное событие Кастро.
– И хорошо, что стрелять не пришлось, – философски заметил Родин. – Перепугали бы выстрелами земляков Найдена больше ночного хищника.
Ранним утром охотники продолжили путь, а к вечеру этого дня достигли стана. И здесь ликование по поводу удачной охоты прошло в полной мере, с праздничной тризной танцами и пением хвалебных песен.

А в ЦУПе, где урановские дамы, завершив хлопоты по хозяйству, собирались для светских бесед, в очередной раз шел разговор об откомандированных с Найденом коллегах–мужчинах, Родине и Кастро.
– Что-то задерживаются молодцы наши? – первой начинала смуглоликая заботливая Гита, явно скучающая по своему Хосе. – Пора бы и домой возвратиться. Костер-то, надо полагать, давно уже разожги и сородичей Найдена обогрели…
– Кроме костра, там дел, думаю,  немало сыщется, – старалась успокоить подругу Сюзанна. – Им столько всего наказали… Даже я просила образцы трав и почв найти и принести… А про Солнцева и Лунина, про их многочисленные пожелания и наказы вообще говорить не приходится… Вот и исполняют наши наказы.
– Думаю, что наказы тут ни при чем, а если и при чем, то все равно момент второстепенный, – не желала оставаться в стороне Ли. – Нашлись дела и поважнее…
– Какие? – спросила, плеснув холодной голубизной глаз, Соловьева.
Спросила больше для того, чтобы поддержать беседу, а не ради раздумий и мнения Ли, к которой почему-то безотчетно испытывала отчуждение.
– Да хотя бы такие, как защита рода Найдена от его врагов, – с вызовом отозвалась китаянка и также окинула не очень приветливым взглядом коллегу-врача. ¬ – И Алекс, и Хосе – парни горячие, решительные. Запросто могут ввязаться в местные разборки.
– Верно, верно, ¬– поддержала Ли Гита. – Особенно мой Хосе. Ему под тридцать, а все как ребенок… В любую глупость вляпается, словно поросенок в грязь. А тут еще сон приснился: змеи на них напали. Не дай бог, если воочию…
– Глупости это, – заметила по поводу снов Соловьева. – Сказки.
– Тебе, Гелина, как и Сюзанне, хорошо говорить про глупости и сказки, когда собственные мужья рядом, под боком, – недовольным тоном произнесла Гита. – А нам с Ли находиться без супругов и в неведении о них и их мытарствах совсем непросто. Верно, Ли?
– Верно, – поджала тонкие губки китаянка.
Но дальше распространяться на данную тему не стала, вклюнувшись в вахтовый журнал, благо, что вновь была ответственной по ЦУПу. Зато молчавшая до сей поры Сюзанна обиженно заявила:
– Мой Григорий день и ночь трудится на наше общее благо. И я его почти не вижу. Либо на стройплощадке пропадает, либо в мастерской над очередным нужным изобретением трудится. Не бездельничает. Да и Игорь Павлович всегда делом занят. А вы, подруги, в чем-то укоряете нас.
После ее слов в зале на какое-то время повисло напряженное молчание.
– Гита, пожалуйста, не сердись на меня за глупое слово, – первой нарушила затянувшуюся паузу Ангелина и погладила плечо индианки прохладной ладошкой. – Ляпнула, не подумав. Прости. Хосе и Александр мне ведь тоже не чужие, и я хочу их скорейшего возвращения в наш общий дом.
– Не сержусь, – ответила Гита.
По-видимому, после упоминания об Александре Родине что-то резкое хотела сказать Ли. Вздернув головой, она даже губы разомкнула, но, передумав, вновь плотно сжала их.
После этого разговор как-то расклеился и иссяк, словно утренний туман с наступлением светлого дня. А вскоре дамы, вспомнив о делах насущных, стали покидать ЦУП, оставив Ли наедине со своими мыслями. Все имеет начало и конец…


НОВЫЕ ДЕЛА И СОБЫТИЯ

Ближе к полудню следующего после похода дня Найден с женой и отрядом сопровождавших, забрав сородичей, пожелавших возвратиться на родное становище (нашлись и те, которые не захотели возвращаться), а также значительную часть новых подданных и приличную долю моржовой добычи, наконец-то, отправился восвояси. Но перед этим он по собственной инициативе назначил старшего в оставшейся части иноплеменников и установив небольшую дань, о чем, где отдельными словами, где жестами и мимикой, поведал Родину.
– Наш удалой молодец зреет не по годам, а по часам, – отметил данный факт в беседе с Хосе Родин. – Далеко пойдет…
– Что и говорить, хваткий малый, – согласился Хосе, а про себя подумал: «И как это они, не зная языка, используя всего лишь пару десятков слов, друг друга понимают?.. Вот же умора. Кому рассказать – не поверят…»
Заворачивать в пещеру на этот раз, отягощенные добычей, не стали, спешили поскорее возвратиться в родные пенаты. Впрочем, и о коротких привалах для отдыха не забывали. А когда под вечер пришли в стан, то там поднялся радостный переполох из-за воссоединения ранее разлученных семейств. Наверное, многие соплеменники радовались и тому, что их новый Мудрый Охотник обрел жену из соседнего стана, который теперь из враждебного превратился в дружественный. Однако нельзя исключать и того, что нашлись отдельные особи, которые имели свои планы о женитьбе Найдена на соплеменнице, а потому остались недовольными его выбором. Но, скрывая недовольство, против общего течения открыто плыть все же не решились, ибо можно и утонуть…
Когда первые страсти улеглись и наступило некое успокоение, Найдену пришлось поломать голову о размещении по чумам разросшееся в несколько раз племя. Пришлось в ускоренном порядке строить временные шалаши, и тут молчаливая помощь Родина и Кастро оказалась незаменима. Именно они показали, как из жердей и шкур сооружать жилища для ночевки.
Утро следующего дня началось не с продолжения строительства большого вига, как предполагали земляне, принимая во внимание подключение к нему новых сил из числа прибывших сородичей Найдена, а с недолгой подготовки к новому походу за мясом и шкурами ластоногих.
– Предыдущей добычи им что ли мало? – посетовал Хосе, узнав о данном решении сородичей Найдена.
Ему явно не хотелось «бить ноги и обувь» на извилистых и к тому же неровных лесных тропах и ночевать без сна под открытым небом из-за прихоти каких-то примитивных аборигенов.
– Скорее всего, мало, – сдержанно отреагировал на реплику друга Александр, ибо и ему тоже не хотелось считать ногами десятки километров по лесным тропам. – А еще, полагаю, данный вид охоты – сезонный. В другие времена года ластоногие в данном месте не собираются… В иных краях живут и размножаются. Вот аборигены и пользуются случаем, чтобы запастись на много дней и месяцев вперед.
– Так это же не охота, а бойня, – упорствовал Кастро.
– Не согласен, – прервал его Родин. – Это – способ выживания целого племени в непростых условиях их бытия.
– Может, оно и так, – начал сдавать прежние позиции Хосе, – но надо как-то цивилизованней что ли…
– Например, как на Земле, – поддел его с язвительной улыбкой Родин, – сначала массово выращивают на фермах, откармливают, чтобы потом также массово забить на мясокомбинатах и превратить в колбасы, котлеты, консервы и прочие продукты питания. Кстати, мы с тобой, дорогой друг всем этим с удовольствием пользуемся…
Крыть это Кастро было нечем, и он, опустив долу пышноволосую голову, приумолк.
Как и в прежний раз, в поход вышло почти все племя, вооруженное копьями-палками с обожженными концами, увесистыми дубинками, кремневыми ножами и топорами, кожаными мешками и узлами. Только старики, малые детишки да кормящие грудью младенцев женщины остались в родном становище. Пошли в поход и земляне, взяв оружие, с которым не расставались и во время сна, а также вещмешки с продуктами питания, лекарствами, бинтами, чайником, мисками и прочей мелочью, нужной в длительных походах. На поясных ремнях покоились кинжалы, а в брючных карманах – фонарики и электрозажигалки.
Вновь шли длинной змеистой колонной, во главе которой размашисто шагал Найден с ближайшими родственниками и друзьями. В середине колонны – женщины и подростки. Арьергард составляли крепкие, поджарые мужчины-охотники.
Естественно, путь был иным, но таким же долгим, как и прежний. На этот раз едва заметная лесная тропа в одном месте пролегала по берегу лесного озера с чистейшей, как показалось Родину и Кастро, водой. Возможно, того самого озера, которое они видели мельком издали и в темноте во время первого похода. Словно подслушав мысли землян, Найден объявил привал на короткий отдых на берегу озера. Во время привала Александр, – кивнув головой в сторону зеркальной озерной глади, произнес негромко:
– Надо взять на заметку. Когда-нибудь может пригодиться…
– Вполне, – согласился Хосе.
По тому тону, как  было это сказано, стало заметно, что после недавней размолвки он, обычно словоохотливый, сейчас на длинные монологи желания уже не имел. Однако Родин сделал вид, что не заметил этого, и продолжил:
– Как мне кажется, озеро значительно выше того места, где ныне наша производственная площадка. Поэтому стоит подумать, как от него до нашей площадки провести канальчик, чтобы у нас всегда была чистая вода.
– Затратно, – буркнул Хосе. – Много времени и сил потребуется.
– Чего-чего, а времени у нас, друг и коллега, будет навалом, – ответил Александр. – К тому же можно и площадку с жилыми домами сюда перенести. Правда, со временем, когда наш род разрастется…
– Ну, если только со временем, – согласился Хосе
Вновь шли лесной тропой весь день и лунную ночь с короткими привалами на отдых и без каких-либо приключений. На берег бескрайнего, шуршащего волнами океана вышли под утро. Ластоногие были на месте. Видимо, к нападениям двуногих существ они привыкли, поэтому покидать полюбившееся им место не думали. Однако на это раз охота оказалась короткой. Завидев охотников, по предупредительному реву старых моржей все стадо дружно бросилось в воду. Однако не дремали и охотники. В итоге на берегу остались лежать не менее двадцати неподвижных окровавленных серо-бурых туш.
Как и в первый раз, освежеванные туши были разделены на части – по числу носильщиков с кожаными сумками и узлами. Но возвращение в лагерь было иным. Прямо на берегу океана, недалеко от места охоты, соплеменники Найдена разожгли костры и приготовили себе обед и ужин из потрохов забитых животных. Что-то привычно запаривалось в коконах из глины, что-то просто поджаривалось на углях на длинных палках или же прямо на концах копий. Однако все делалось неспешно.
– По-видимому, возвращаться домой они не спешат, – подметил и оценил данное поведение аборигенов Хосе. – Прошлый раз все делалось куда энергичней. Неужели собрались тут трапезничать и ночевать…
– Скорее всего, так, – отозвался Александр.
– Тогда и нам надо готовиться и к приему пищи, и к ночевке.
– А мы, друг Хосе, как пионеры, всегда готовы, – ответил Родин. – Развязываем вещмешки, разводим костерок да и ставим чайник на огонек.
Завершив диалог, земляне принялись за сбор материала, пригодного для костра, причем не на разовый момент, а для поддержание огня на всю ночную пору.
Однако земляне ошиблись: потрапезничав и совершив обряд благословения духам танцами и пением, соплеменники Найдена не стали готовиться к ночному отдыху, а с наступлением вечерних сумерек, загасив костры и взвалив на плечи ноши, тронулись в обратный путь. Землянам, только что сетовавшим в очередной раз на отсутствие спальных мешков, ничего не оставалось, как загасить костерок, собрать вещмешки и пристроить поладнее их за широкими плечами.
– Будем надеяться, что ночной поход пройдет без осложнений, – заметил Александр по окончании сборов и началом пути. – Однако и расслабляться нам не стоит, – добавил он, – ибо в дороге всякое сожжет быть…
– Особенно после того, как у Найдена с недавних пор появились новые соплеменниками, – соглашаясь, уточнил Кастро.
Очередная ночь было лунной, светлой и весьма прохладной – чувствовалось близкое суровое дыхание океана. Легко одетым Родину и Кастро то и дело приходилось ежиться от прохлады и сырости, но они, словно русские солдаты времен наполеоновских войн, стоически переносили невзгоды похода. Впрочем, быстрая ходьба вскоре согрела их тела, заставив забыть про холод и прочие неприятности.
Когда соплеменники Найдена, не задерживаясь, прошли мимо озера, Родину вновь пришла на ум мысль о строительстве поселения землян у этого источника воды. «Обязательно поставлю вопрос перед всем коллективом, – решил он. – Правда, прежде все же надо повести более детальное обследование окрестностей». А то, что переселение будет связано с определенными трудностями, после всех метаморфоз, связанных с космической катастрофой, уже не пугало. Когда лишаешься головы, стоит ли горевать о волосах?..
Голубоватое сияние луны, проливаясь на землю сквозь проплешины в кронах деревьев, не только освещало путь, но и рисовало замысловатые фантастические фигуры под ногами охотников. А шорохи, скрипы и малопонятные звуки ночного леса заставляли не только соплеменников Найдена вздрагивать и напряженно оглядываться по сторонам, но и землян крепче держать в руках автоматы. За весь долгий ночной переход привалов для отдыха не было. И только с наступлением рассвета, когда фантастические тени полностью растаяли и охотники вышли на небольшую лесную поляну, Найден разрешил свои соплеменникам продолжительный отдых.
Когда силы охотников были в значительной мере восстановлены, поход продолжился. Правда, теперь уже с короткими остановками. Во второй половине дня, когда солнце, пройдя зенит, стало заметно склоняться к закатной стороне небосклона, охотники добрались до своего стана. И здесь уж все отдохнули вдоволь.
К продолжению строительства большого вига приступили лишь через сутки после возвращения с охоты, так как предыдущий день был занят подготовкой принесенного мяса к вялению и сушке на солнце небольшими ломтиками. Впрочем, приступив к строительству, работали дружно. Земляне едва успевали спилить очередное тонкое дерево, как его тут же подхватывали сородичи Найдена и, очистив от сучьев и веток, спешно тащили к срубу. То же самое происходило и с жердями или латами, пригодными к опалубке крыши.
Трудились так дружно, что к вечеру этого дня с опалубкой крыши было покончено – стропила возведены через метр друг от друга с обеих сторон сруба, латы, начиная от верхнего венца и завершая коньком, уложены через каждые пятнадцать-двадцать сантиметров и крепко привязаны к стропилам. Осталось только покрыть опалубку плотным слоем травы, промоченной в глиняном растворе.
Костер, что был разожжен Родиным на открытом пространстве между чумами аборигенов, частично перенесен внутрь сруба, частично затушен. Во избежание пожара в стане. Зато его небольшой собрат внутри сруба, ограниченный с трех сторон невысокими глиняными стенками – примитивным подобием печи, – уже не только согревал аборигенов, но и радовал их возможностью испечь или же изжарить на его огне любую добытую охотниками дичину или рыбу.
За поддержанием огня в костре день и ночь теперь обязаны были неусыпно следить две аборигенки – хранительницы очага. Да и остальные аборигены, забегавшие по хозяйственным делам в виг, также присматривали за ним. И если замечали что-то не так, то указывали на это хранительницам, и те тут же принимались за устранение непорядка.
Эти же аборигенки-хранительницы из прутьев и глины изготовили небольшой переносимый с места на место домик для маленького очага. Это на случай, если большой костер по какой-либо причине вдруг неожиданно погаснет. И тогда его можно будет разжечь от переносного очага.
Покончив с работой и умывшись, Родин и Кастро, разведя малый костерок, принялись за приготовление плотного ужина, вопреки народной мудрости отдать ужин врагу. Дело в том, что из-за азартной работы завтрак ограничился чаепитием, обед на сей раз ими был проигнорирован, вот и пришлось наверстывать упущенное во время ужина.
– Как думаешь, Алекс, Найден с супругой придет на вечернюю трапезу? – возясь с приготовлением супа и какао, задал вопрос Кастро. – Мне кажется, что медовый месяц этому визиту помешает. У них теперь, как думаю, совсем иные дела, весьма далекие до хождения по гостям.
– Сам Найден вряд бы пошел, – ответил Родин, – но у него теперь появилась шея, которая крутит головой. А посему, думаю, что придут вдвоем – голова и шея. Поэтому заготовим еды с запасом…
Он не ошибся. Разделив принесенную охотниками и испеченную в углях костров добычу между всеми соплеменниками, в том числе и причитающуюся ему часть, Найден с супругой пришли к шалашу землян.
– Су, – указав на супругу рукой, тихо произнес он, – каша есть.
И с виноватым видом уставился на огонек костра.
– Каши нет, – ответил Родин, – но есть суп, хлеб и какао. А посему, если вы не против, прошу к нашему шалашу. – На всех хватит. Только вот, жаль, четвертой миски нет. Да и чашки тоже. Впрочем, что-нибудь придумаем… – И, обращаясь уже к Кастро, добавил: – Хосе, разливай суп  в миски, а мне – в чашку. Из нее похлебаю – не князь же…
После трапезы Су, по примеру супруга, поблагодарила землян подобием поклона и словом «спасибо» в исковерканном виде. После чего чета молодоженов отправилась в один из чумов почивать. Мыть за собой посуду они как-то не подумали. Или подумали, но оставили это дело на более умелых волшебников.
– Хитрая бестия эта Су, – проводив взглядом удалявшуюся чету, изрек Родин. – Впрочем, все бабы – хитрющие создания. Не мытьем, так катаньем берут верх над мужчинами-простофилями, – завершил он свою сентенцию.
Хосе, складывающий вымытую посуду в вещмешок, спорить с другом не стал, лишь коротко обронил:
– Пора и нам на боковую,
С этими слова он забрался в шалаш и, оставив у входа вещмешок, улегся на свое место, накрылся шкурой и притих, то ли предавшись сразу крепкому сну, то ли вспоминая свою супругу Гиту и сладкие минуты блаженства в ее жарких объятиях. А Родин, последовав примеру друга, еще долго ворочался на своей постели из травяной подстилки и шкур, не находя дружбы со сном.

Завершив пораньше дела на производственной площадке – так в шутку земляне называли «комплекс» из поостренных ими пилорамы, кузницы, мастерской по изготовлению сырцовых кирпичей, место сушки и складирования этих кирпичей и  печь для обжига древесного угля, – Солнцев и Лунин возвратились на «Уран». Оба с бордовыми от осенних резких ветров и печного жара лицами, оба немного чумазые, но довольные. Еще бы не быть довольными, когда затея с древесным углем не просто удалась, а завершилась на славу – теперь можно будет запускать горн кузницы и выковывать любые изделия, не тратя на это дефицитную электроэнергию и лазерную установку. Правда, сначала предстояло изготовить кувалду, несколько молотков и кузнечных клещей, а также приличную кувалде наковальню. Но это, как говорится, дело времени…
Привычным маршрутом молча – наговорились досыта на работе – добрались до тора. Теперь, прежде чем идти в семейные гнездышки и ужинать в сообществе жен, предстояло принять душ и смыть с себя  пот, копоть и угольную пыльцу. Завернув в душевую. На процедуру принятия душа, раздевания и одевания ушло не больше получаса. Посвежевшие телом и душой покинули душевую комнату.
– Зайду на минутку в ЦУП, поблагодарю дежурящую там Ли, – сказал Солнцев, расставаясь с коллегой.
– А я – прожогом к Сюзанне, – отозвался на это Григорий Луни. – Соскучился.
«Везет же человеку, направляясь в ЦУП, подумал Игорь Павлович. – Не виделись всего лишь несколько часов, но уже соскучился… А у нас с Ангелиной почему-то все не так. И ссор, вроде, не бывает, и сексом, пока было можно, занимались, и ребеночка вот ждем, но тепла и нежности в отношениях почему-то не наступило…»
– Как дела? – войдя в ЦУП и оставив прежние размышления в стороне, дружеским тоном спросил он Ли, сидевшую за пультом и вязавшим из шерстяных ниток пинетки для будущих грудничков-годовичков, которым предстояло учиться ходить крохотными ножками по Гее.
Стальные спицы так и мелькали короткими молниями в ее элегантных руках.
– Добрый вечер, – отставляя вязанье, отозвалась Ли. – Вот, чтобы не было скучно и грустно, занимаюсь приготовленьем пинеток на всю будущую детскую компанию, – сдержанно улыбнулась она.
И тут же, беря инициативу в свои руки, чтобы продолжить разговор, как часто это делают женщины, Ли хотела поинтересоваться, как идут дела у Солнцева и Лунина, но Игорь Павлович опередил ее вопросительной тирадой:
– А почему «скучно и грустно»? Вы же тут не одна… Три подруги всегда рядом. Так чего же скучать?.
– Конечно, не одна, – без заминки ответила Ли. – Но вот прошла, почитай, неделя, а от Александра и Хосе ни слуху, ни духу, хотя собирались на пять дней… Продукты питания, что мы им приготовили, к концу подходят, а они помалкивают… Оттого и лезут мысли всякие в голову.
– Не стоит предаваться грусти и унынию, – попытался успокоить женщину Солнцев. – Во многих религиях мира тоска и печаль считаются одним из тяжких грехов, – аргументировал он предложенное успокоение ссылкой на религиозные трактаты. – Александр и Хосе – не дети, в любой обстановке разберутся и примут верное решение.
– Возможно, что они не дети, – вроде бы ни стала спорить с командиром «Урана» Ли. – Однако ребячества в них хватает с избытком, – все же продолжила довольно серьезно она. – Поэтому как бы в какую авантюру не ввязались, возомнив себя новыми атлантами или гиперборейцами…

…Со времен древнегреческого философа Платона, жившего в конце V – начале IV веков до новой эры, среди землян бытовали мифы об Атлантиде и Гипербореи и их жителях – гигантах, имеющих недюжинную физическую и духовную силу, а также огромные познания во всех сферах человеческой деятельности и культуры общения. Владели они будто бы и технологиями, в том числе воздушно-космического перемещения на огромные расстояния, о которых человечеству ХХ века лишь приходилось мечтать. А еще якобы обладали и телепатическими способностями и, общались между собой за сотни километров друг от друга. Одним словом – супермены.
Согласно сообщениям Платона, ссылавшегося на сочинения Солона, атланты жили на острове-материке, располагавшемся за «Геркулесовыми столбами» (или Гибралтарским проливом в позднем понимании людей) в Атлантическом океане. Остров, по мнению Платона, имел размеры около 550 километров в длину и 370 километров в ширину. В центре острова находился город, посреди которого возвышался огромный холм с храмами и дворцом правителей (царей). Эта часть города имела защиту в виде двух кольцеобразных земляных валов и трех кольцеобразных каналов, соединявшихся между собой и с внешним морем судоходными каналами.
«…Земляные кольца и мост шириной в плетр (несколько десятков метров) цари обвели круговыми каменными стенами и на мостах у проходов к морю всюду поставили башни и ворота – писал в своем трактате Платон. – Камень белого, черного и красного цвета они добывали в недрах срединного острова и в недрах внешнего и внутреннего земляных колец, а в каменоломнях, где с двух сторон оставались углубления, перекрытые сверху тем же камнем, они устраивали стоянки для кораблей».
Он же отмечал: «Если некоторые свои постройки они делали простыми, то в других, забавы ради, искусно сочетали камни разного цвета, сообщая им естественную прелесть. Стены вокруг наружного земляного кольца они по всей окружности обделали в медь, нанося металл в расплавленном виде, а стену внутреннего вала покрыли литьем из олова. Стену же самого акрополя покрыли орихалком, испускавшим огнистое блистание».
Городские храмы, по сообщению Платона, были «облицованы серебром и золотом», что многими веками позже перешло частично в украшение христианских церквей и мусульманских мечетей – домов единого, но по-разному называемого Бога. Впрочем, в этом не уступают им и представители других религий, например, индуизма и буддизма, также украшающие златом, серебром и драгоценными камнями свои храмы.
Вслед за Платоном об Атлантиде и атлантах говорили и писали, внося свои комментарии, другие древние мыслители и философы, в том числе Геродот, Диодор Сицилийский, Посидоний, Страбон и Прокл.
Гиперборея, по мнению древних мудрецов, в том числе Геродота, Страбона, Диодора, находилась на далеком Севере, за Полярным кругом. Она, как и Атлантида, представляла собой остров или же некий материк из связки отдельных островов в виде подковы с внутренними морями (озерами) и внешними морями, связанные между собой большими проливами, и являлось государственным образованием. Гиперборейские города не только росли вверх в виде прекрасных зданий, украшенных серебром и золотом, но и опускались на десятки (если не сотни) метров под землю, имея там дома, улицы и дороги с искусственным освещением, механическими, в том числе воздушными, средствами передвижения.
Согласно поздним земным мифам, атланты и гипербореи прибыли на землю из космического пространства. Некоторые наиболее рьяные исследователи этих мифов утверждали, что атланты прибыли с Марса, а гипербореи – с планеты Фаэтон, располагавшейся в Солнечной системе между Марсом и Юпитером. И прибыли они якобы на своих межпланетных космических кораблях во время войны между марсианами и фаэтонцами, чтобы основать на земле, уже заселенной собственными полудикими жителями, свои колонии на случай гибели их родных планет. Вскоре военные действия между марсианами и фаэтонцами привели к гибели Марса, полностью утратившего атмосферу и водную массу, и гибели Фаэтона, расколовшегося на тысячи мелких кусков, легших в основу астероидного пояса между Марсом и Юпитером.
Имелась и другая версия, подтверждающая космическое происхождение атлантов, правда, без привязки их к Марсу. Согласно этой версии, гиперборейцы считались всего лишь одной из ветвей потомков самих атлантов. Как правило, данной версии придерживались западноевропейцы, считавшие, что в их жилах есть частица крови, доставшаяся в далеком прошлом от атлантов.
В чем же сходились многие исследователи и комментаторы древних мифов, так это в том, что атланты и гиперборейцы сначала жили мирно, но затем вступили в многолетнюю опустошительную термоядерную войну, приведшую к гибели Атлантиды и Гипербореи. По их мнению, уцелевшие атланты расселились на просторах Америки и Европы, а уцелевшие потомки гипербореев превратились в ариев и мигрировали с Севера через Восточно-Европейскую или Русскую равнину в Азию. Часть их осела на территории современных Индии и Ирана, создав там древнейшие цивилизации; часть осела праславянами на Русской равнине или же возвратилась сюда в более поздние времена скифами, сарматами и русами (росами) или русичами.
Официальная земная наука скептически относилась к существованию Атлантиды и атлантов и ни в грош не ставила мифы о Гиперборее и гиперборейцах, а также о планете Фаэтон и ее жителях фаэтонцах. Но это – официальная наука с сонмом привилегированных профессоров и академиков, всегда неукоснительно идущих по одной колее, некогда проторенной их предшественниками. Официальная наука, так уж сложилось веками, старается не обращать внимания на отдельные артефакты, не входящие в ее концепцию. Она не только старается не обращать внимания, но и делает вид, что не видит их, словно их нет и не было. Хотя на самом деле они есть, но никак не вписываются в научную концепцию. А кто из деятелей этой науки вдруг выбивается из колее, шагнув на обочину за артефактами, тех она объявляет изгоями, антиучеными и нередко случается, что клюет, долбит и топчет до смерти. Не ставь, мол, себя умнее других, не нарушай строй, шагающих в ногу…
Впрочем, это лишь небольшое лирическое отступление, вызванное словами не совсем состоявшейся космонавтки Ли Ван Сань в беседе с бывшим командиром космолета «Урана», несколько месяцев назад потерпевшего катастрофу и теперь жалкими остатками былого валяющегося в устье реки Мутной неисследованной планеты, названной землянами Геей.

– До атлантов и гиперборейцев им, как и всем нам, уважаемая коллега Ли, далеко, – ответил на реплику грустившей представительницы прекрасного пола Солнцев. – Нам о их знаниях и умениях лишь мечтать приходится… А в сложившихся условиях всем нам не мешало бы остаться хорошими землянами – добрыми, совестливыми, сострадательными и терпеливыми друг к другу, что-то знающими и кое-что умеющими делать… Как, например, Григорий Лунин.
– И я о том же, – постаралась заверить Игоря Павловича Ли. – Только что-то идет все не так, как хотелось бы… Мечталось, чтобы все шло добром да ладком, а выходит коряво да с холодком.
– И все же, уважаемая Ли Вань Сан, полагаю, что грустить не стоит, все со временем обладится, – произнес Солнцев и, как бы спохватившись, добавил: – Что-то я задержался с разговорами, а Ангелина, чай, ждет не дождется… Побегу. Да и ты иди отдыхать. И так больше других дежуришь у пульта.
– Да-да, – засуетилась и Ли. – Вот отключу все внутренние приборы, чтобы попусту не тратить энергию, – и на покой.
Находясь в своей комнатушке, являвшейся одновременно и залом, и столовой, и спальней, и рабочим кабинетом, уплетая вкусный ужин, приготовленный супругой, вспомнив разговор с Ли, Игорь Павлович поделился своим впечатлением с ней:
– Знаешь, а Ли – обстоятельная, умная и обходительная женщина…
– В отличие от меня что ли? – царапнула его словом и взглядом Ангелина.
– Почему в отличие от тебя, – неуклюже попытался оправдаться Солнцев. – В целом и вообще…
– Ладно, не оправдывайся, – проявила снисхождение супруга. – Ешь и иди спать. Я приберу со стола и присоединюсь к тебе. А на будущее попрошу никогда не хвалить чужих жен в присутствии собственной. Это неэтично. И дурной тон.
«Вот и попал, как кур во щи, – мысленно обругал себя Игорь Павлович, направляясь к постели. – На будущее надо сначала думать, а потом говорить… Но, по большому счету, что-то и у нас с Ангелиной в семейной жизни не клеится… Постоянные стычки да укоры… А вот с Ли, возможно, и склеилось бы… Впрочем, – прервал он себя, – что это я о пустом да несбыточном… Не пора ли спать?.. Утро вечера мудрее».   


ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ТРЕБУЮТ

Утром следующего дня над станом Найдена и его соплеменников задождило, по-осеннему тихо и нудно, без грома и молний. Небо стало свинцово-серым и низким. Покидать шалаш ни скептику Родину, ни оптимисту Кастро совсем не хотелось. О работе не думалось, да и какая работа может быть при промозглой мороси, непрестанно сочившейся из прохудившихся небес… Даже аборигены, кроме разве что хранительниц огня, от макушки до пят закутанных в шкуры и метавшихся о костра, горевшего посреди стана, к костру, обретавшемуся внутри большого вига, остающегося без крыши, не покидали своих чумов и шалашей.
– Жаль, что не успели крышу возвести, – на грустной волне размышлений о теплом уюте урановского тора, заметил Хосе. – Тогда бы не пришлось бедным туземкам метаться от костра к костру, подбрасывая в них сухие ветки, чтобы костры не погасли. Не дай бог, простудятся и заболеют, бедняжки…
– Чем сочувствовать да переживать впустую, лучше бы встал да навес над костром, что в виге, сделал, – заметил на это Родин.
– А что, – оттолкнулся от данных слов друга Хосе, – дельное предложение. Надо попытаться выполнить. Но не одному, а вместе с тобой. Дождь, судя по тяжело нависшему серому небесному своду, продлится не один день… Пошли что ли? – обратился он к Александру.
– Пошли, – согласился тот, словно ждал данного предложения.
Покинув уютный шалаш и морщась от холодной измороси, они набросали на верхние венцы поперек сруба жердины, оставшиеся от оснастки, а на них настелили ветки и несколько кож, позаимствованных у хранительниц очага. Получилось подобие навеса, прикрывшего не только невысокое пламя костра и его глиняное ограждение от дождевых капель и струй, но и некоторое пространство вокруг.
– Грейтесь! – предложил Хосе хранительницам очага, параллельно переводя слова на язык жестов. – И следите, чтобы навес не загорелся.
По-видимому, аборигенки поняли, так как сразу же притулились у ограждения, радуясь теплу и отсутствию ветра и небесной влаги.
– Ну, а далее что? – возвратившись продрогшими в свой шалаш и забираясь под «одеяло» из шкур, чтобы согреться и обсохнуть, задал риторический вопрос Родин. И сам же на него ответил: – Далее надо возвращаться на базу – обстоятельства требуют, – запасаться продуктами питания – прежние уже подошли к концу – и снова спешить сюда, чтобы доделать работу. Крыша-то пока остается незавершенной…
– Да, дом без крыши, как тело без головы, – тут же подхватил из-под своего «одеяла» Хосе, то ли придумав, то ли вспомнив чье-то мудрое изречение. – Однако покрывать опалубку мокрой травой да под дождиком что-то не хочется. Дело-то не минутное и даже не часовое… Как минимум на день-другой… К тому же, как мне видится, травы, собранной туземцами, на крышу не хватит.
– Знаешь, друг, а у меня появились сомнения: стоит ли вообще крыть травой, – раздумчиво произнес Родин. – Трава – не солома, иная субстанция. Полагаю, не годится она как кровля для крыши. Поэтому, дорогой мой друг, не стоит ли нам подумать о камыше?.. С ним как-то привычнее.
– Согласен, – не стал возражать Хосе. И тут же мечтательно произнес: – Интересно взглянуть хотя бы одним глазком, как идут дела у наших коллег? Не текут ли крыши пилорамы и кузницы? Завершился ли обжиг древесного угля? Чем занимаются наши пополневшие женщины?
– Кто о чем, а курочка о просе, – усмехнулся Родин.  – Вот сходим – и все увидим. Но прежде стоит обсудить наш поход с Найденом. Не по-английски же, молчечком и незаметно, покидать стан гостеприимных аборигенов…
Последнее предложение прозвучало двусмысленно, но не из-за ухода по-английски, а из-за «гостеприимства» аборигенов, которые, как ни трудно было заметить, кроме тихой заинтересованности, не проявляли ни враждебности, ни дружбы. Но Кастро промолчал, словно не заметил. А Родин продолжил:
– Только сами первыми к нему не пойдем, проявим такт и подождем, когда князек сам соизволит придти к нам.
– Думаешь, придет?..
– А куда он денется, коли чаю захочет его половина. Поэтому разводим костерок да ставим чайник. Вода в баклажке имеется.
Сказав это, Родин встал со своего лежака, налил из баклажки воду в чайник и, собрав в шалаше сухие веточки, недалеко от входа стал разводить костерок.
– Смотри, не сожги наш домик, – выбрался со своего лежака и Кастро.
– Не сожгу, – заверил Александр и тут же попросил друга принести из кучи валежника несколько веток для костерка: – На них морось только сверху, а сами они сухие, – пояснил и себе, и коллеге. – Чайник быстро нагреется и одарит нас кипятком или взваром, как говорили в старину на Руси. Но в целом ты прав, надо попросить Лунина сварганить нам походную металлическую печку.
– Лишняя тяжесть в походе… – как бы воспротивился этой идее Кастро.
– Зато прогресс и удобства, – остался при своем мнении Родин. – А ты, друг, чем время терять в ненужных спорах, лучше бы за «дровишками» для костерка смотался в ближайший лесок, – в шутливой форме напомнил он про прежнюю просьбу.
– Айн момент, – встречной шуткой отозвался Хосе и выскользнул из шалаша под нудь измороси, чтобы принести пищу для костерка.
Родин не ошибся. Едва три чашки и одна миска начали наполнять ароматом внутри-и-околошалашное пространство, держа верх над холодной промозглостью измороси, а костерок прекратил свое существование, как на пороге шалаша появился Найден с супругой. Оба с головы и до пят закутанные в шкуры.
– Каши нет, супа нет, есть только чай, да и тот заканчивается, – разъяснил словами и жестами обстановку Родин, когда чета туземцев, разместившаяся на лежаках землян, опорожнив чашки, с покиданием шалаша не торопилась. – Надо идти к нашим за новой едой.
Супруга Найдена, ничего не понимая, только хлопала черными, как антрацит, глазенками да тихо посапывала чуть приплюснутым носом. Зато Найден, уяснив суть сказанного, ответил коротким «да». Но, подумав, вскоре добавил, что он тоже «идти».
– А племя?.. – заикнулся Кастро.
– Никуда оно не денется, – за Найдена ответил Родин. – Полагаю, за пару суток обернемся.
Сопровождать землян к «Урану», кроме Найдена, вооруженного копьем, кинжалом и топориком (лук и стрелы пришлось оставить в стане), и его супруги, то ли вызвались сами, наслышавшись от своего нового вожака баек о чудесном мире великанов-волшебников, то ли были назначены вождем еще с пяток аборигенов – три юноши и две девицы. Но они на этот раз были без копий – палок с обожженными концами. Возможно, надеялись обзавестись настоящим оружием у волшебников из загадочного вига, о котором им поведал их вождь Храбрый Охотник – Быртох.
Родин и Кастро, оставив в шалаше топор, пилу, лопату, кастрюльки, чайник, миски, чашки, ложки и один вещмешок с лекарственными препаратами – знали, что никто не посмеет войти и что-то взять, – превратив два освободившихся вещмешки в подобие головного убора, шагали если и не налегке, то и не очень нагруженными. Правда, кроме неразлучных автоматов, фонариков и зажигалок, они несли еще и образцы трав, а также деревьев, срезанных ими в окрестностях стана в первый же день их пребывания, – Лунину и его супруге Сюзанне на экспертизу. Впрочем, они не столько их несли, сколько пользовались ими, как заядлые путешественники посохами при многочасовой ходьбе.
– Интересно, кого это назначил Найден нам в почетный эскорт? – в очередной раз окинув быстрым взглядом соплеменников своего друга-аборигена, которые казались настолько похожими, словно это были клоны, во время ходьбы спросил Хосе Александра. – Все – на одно лицо, и непонятно, кто есть кто…
– А тебе-то, друг Хосе, какая разница? – не оборачиваясь и не останавливаясь, отозвался Родин. – Соплеменники, сродственники… – предположил кратко и добавил, как бы завершая тему: – Шагай веселей, не морочь голову ни себе, ни мне.
Но Кастро уже завелся и последовать совету Родина оставить данную тему не собирался:
– Соплеменники, даже родственники могут быть разными: близкими и далекими, – выдал он «на гора». – Есть родные братья и сестры, есть двоюродные, есть дядья, есть племянники. Потому и интересно, кого в попутчики взял Найден?
– Считай, что племянников от сводной сестры своего отца, – попытался отшутиться Родин. – Нам ведь без разницы. Главное, что не докучают и бодро шагают.
– Да, шагают бодро, – согласился Хосе. – Сразу видно – охотники. Шагают – устали не знают…
И разговор, начавшийся неожиданно, сошел на нет. Впрочем, если бы земляне больше вникали в бытовые отношения племени охотников и тем более в их родственные связи, то поняли бы, что Найден взял с собой не просто сородичей, а одного родного брата, двух родных сестер и двух двоюродных братьев. Но не от сводной сестры отца, как шутливо заметил Александр, а родного брата отца, то есть дяди. И сделано это было не спонтанно, а продумано. Найдену требовалось надежное ближайшее окружение.
Если земляне прикрыли головы шапками-капюшонами из вещмешков, оставив для холодной измороси только лица и бороды, то аборигены, включая Найдена и его супругу Су, головных уборов не имели, и капельки влаги текли не только по их лицам, но и черным, как смоль, волосам. Впрочем, это не мешало аборигенам, привычным к таким погодным условиям, двигаться быстро и уверенно по уже знакомому Найдену и землянам маршруту. Даже увлажнившаяся от долгой измороси, а потому довольно скользкая поверхность земли препятствием для быстрого хода не являлась. К тому же со второй половины дня, небо мало-помалу начало проясняться и освобождаться от свинцовой тяжести. Изморось прекратилась. А когда выглянуло солнышко, то на лицах путешественников засветилось радостное удовлетворение. Родину и Кастро пришлось снимать с голов капюшоны и, превратив их вновь в вещмешки, нести за плечами.
Спустя какое-то время, не только исчезла влага с лиц, но и высохли влажные волосы аборигенов, а также одежда землян. С одеянием аборигенов дело обстояло сложнее, но и оно, по размышлению Родина и Кастро, перебрасывавшимися между собой краткими репликами, должно было разрешиться к концу путешествия. Подсохшая почва и трава способствовали ускорению движения, став противовесом усталости – непременной спутнице длительных путешествий.

К концу дня, но еще засветло, путешественники добрались до стройплощадки, где возле кузницы их уже поджидали Солнцев и Лунин, заранее предупрежденные кем-то из дежурных в ЦУПе. Оба радушные, улыбчивые, но при оружии на поясах.
Вид новых великанов, которым все аборигены доставали лишь до подмышек, а также вид зданий с крышами, оконными проемами и дверями вызвал некоторое оживление среди аборигенов, до сей поры молча шагавшим вслед за своим вожаком.
Земляне, приветствуя друг друга, не только пожимали руки, но и обнимались. Этой же процедуре радостного приветствия, в том числе и с теплым дружеским похлопыванием ладонями по спине, со стороны Солнцева и Лунина удостоился и Найден, как старый и добрый знакомец.
– Как дела? – после приветствия спросил Солнцев Александра Родина.
– В целом – неплохие. Но есть частности. Например, не достроили дом, точнее, крышу. Закончились продукты.
– Это поправимо.
– И мы с Кастро того же мнения.
– Ладно, все вопросы – потом, – сказал Игорь Павлович. – Теперь же – в дом родной. Там вас заждались. Но сначала я сообщу о количестве прибывших гостей, чтобы наши дамы успели приготовиться к встрече и в ЦУПе, и в столовой.
Связавшись по радиотелефону с ЦУПом, он сделал необходимые распоряжения.
Когда же хозяева и гости подходили к тору некогда могучего, а ныне фактически мертвого «Урана», то от вида этой громадины, матово отсвечивающей серебристо-серыми боками в лучах заходящего солнца шаг аборигенов невольно замедлился. Страх перед громадой и неизвестностью забирался в их души и сковывал желание двигаться вперед. И лишь понукания Найдена заставляли продолжать движение.
В ЦУПе на экранах мониторов уже не только видели приближение пестрой группы людей, но и различили присутствие в ней землян. Поэтому вход в тор уже манил открытым зевом.
Взойдя по лестнице первым в тускло освещаемый коридор тора, Солнцев на правах хозяина жестом рук пригласил гостей в свой дом. Те, опасливо поглядывая на вход, переминались с ноги на ногу, но идти не спешили, пока окрик Найдена не подстегнул их. Гуськом, словно гусята за гусаком, один за другим, они поднялись, наконец, в коридор. Естественно, поразились маленьким солнцам, со стен и потолков освещавшим неширокое коридорное пространство. Но еще больше были поражены, когда увидели ярко освещенный ЦУП и сияющие голубоватым светом экраны мониторов – об этом позаботились присутствующие в зале ЦУПа все представительницы женского пола землян. Хотя время на наряживание и прихорашивание не было, тем не менее, они постарались. А потому представ в ярких легких комбинезонах, приятном макияже, пышных прическах и с доброжелательными улыбками на лицах, конечно же, обратили внимание аборигенов. Особенно темноликие и темноглазые Гита и Сюзанна.
На экране большого монитора специально для аборигенов демонстрировался какой-то фильм из жизни землян. Мелькали, поражая яркими красками виды рек, лесов, садов, городов и небольших селений, одноэтажных и многоэтажных домов, дворцов, культурных и спортивных комплексов, всевозможных машин на земле и самолетов в небе. И, конечно же, бесконечные потоки людей в ярких легких одеждах на улицах городов, а на пляжах – минимумом одеяния. Сопровождалось же все это хорошей музыкой и популярными у землян песнями.
Плохо ориентируясь в происходящем, не отличая реальность от киношной феерии, ошеломленные аборигены казались себе мелкими козявками перед могуществом великанов-волшебников. А когда на экране появились представители животного мира Земли – львы, тигры, слоны, верблюды, жирафы, носороги, крокодилы и буйволы, – то бедных аборигенов, за исключением разве что Найдена, испытавшего эти чувства ранее, сковал ужас. В их несовершенном уме возникли мысли о гибели в страшных пастях этих животных. Но появились другие кадры, где люди работали на полях и фермах, и сородичи Найдена вздохнули с облегчением. Поняли, что никто не желает им зла.
Потом был полноценный ужин, знакомство молодых аборигенов и супруги Найдена с туалетной комнатой и правилами пользования туалетом – тут уж старался сам Найден как «сторожил» тора, – и, наконец, спальные места для гостей. Мужчинам – в комнате отдыха, девицам – в комнате для занятий спортом.
Спали ли в эту ночь аборигены, утомленные многокилометровым переходом, трудно сказать – наблюдение за ними не велось, но землянам – и мужчинам, и женщинам – поспать всласть не довелось. Сначала все расспрашивали Родина и Кастро о первоначальном ночном походе двухнедельной давности и приключениях, сопровождавших этот поход. Затем перекинулись к истории о сражении Найдена со своими врагами из соседнего племени и его победе.  Потом все весьма активно интересовались жизнью аборигенов, их бытом, социальными взаимоотношениями и, конечно же, отношением к землянам. Немало вопросов возникло и о строительстве большого вига. В связи с этим Александру Ивановичу и Хосе Кастро приходилось по нескольку раз отвечать на одни и те же вопросы, детализируя ответы новыми подробностями, вспоминая разные, порой малосущественные, мелочи из недельного пребывания в стане аборигенов.
Когда же речь пошла о «большой охоте» объединенного племени Найдена на ластоногих, то Кастро вспомнил вдруг о мыслях Родина по поводу строительства поселка землян на берегу большого лесного озера.
– И знаете, я с ним полностью согласен, – подвел он итог своему эмоциональному выступлению.
– Спасибо, друг, – поблагодарил его Александр. – Я тоже собирался об этом молвить слово, но ты опередил. Тем не менее, спасибо!
Женщины восприняли это сообщение довольно спокойно, зато Солнцев, переглянувшись с Луниным и найдя в нем молчаливую поддержку, сказал раздумчиво:
– Сначала надо озеро и его окрестности обстоятельно обследовать, а затем думать, стоит ли затевать дело с переселением и строительством поселка или не стоит… Ныне дел и так невпроворот.
– Так и мы о том же самом, – не смутился Хосе. – Просто мыслим о будущем, так сказать, заглядываем на несколько лет вперед. Поэтому и принесли с собой некоторые образцы местной флоры, в том числе «кривандюлины» и «бамбуковые полые палки-трубки», возможно, пригодные для луков и стрел. И в этом, скажу честно, заслуга Александра: именно он смог разглядеть в кривулинах будущий лук, – с нескрываемым удовольствием подчеркнул он роль друга в данном деле.
– Григорий Матвеевич, будь добр, посмотри, – обратился Солнцев к Лунину, указав взглядом на доставленные образцы лесного царства. – Может, действительно, пригодны к нужным изделиям? И дай нам свое экспертное заключение.
Лунин, давно уже приглядывающийся к кривулине, сразу же схватил ее и стал проверять на упругость и крепость.
– А вы, уважаемая Сюзанна Вильсовна, примите от наших путешественников образцы трав и подумайте на досуге об их практической пригодности.
– С удовольствием, – отозвалась женщина, неспешно поворачиваясь укрупнившимся телом к Родину.
Пока Сюзанна принимала от Родина и Кастро пучки трав, Григорий Матвеевич завершил первичное испытание кривулины.
– Знаете, друзья, – довольно пафосно изрек он, – по моему мнению, Родин и Кастро правы: этот вид дерева вполне пригоден к изготовлению луков. И крепость есть, и упругость присутствует.
– Вот и хорошо, – первым отреагировал Солнцев.
А Лунин, ворочая кривулину в руках так и этак, продолжил:    
– Оставляйте. На досуге попытаюсь два лука изготовить и несколько стрел к ним.
– А с «бамбуковыми палками, Григорий Матвеевич,  как? – ухватился за положительный ответ «эксперта» Хосе. – Пригодный или не пригодны?..
 – В качестве стрел, на мой взгляд, вряд ли будут пригодны, – повертев «бамбучину» в руках и потрогав годовые наросты голец, высказал  сомнение Лунин. – Зато это прекрасный материал естественного происхождения для будущего водопровода в домах сыновей, внуков и правнуков землян, а также и аборигенов в недалеком будущем.
– Да-да, – поддержала супруга Сюзанна. – В качестве труб будут хороши. И крепки, и пластичны.
– Отлично! – одарил всех своей фирменной улыбкой Хосе. – Не зря тащили столько километров…
Когда же Солнцев, выслушав рассказы современных Миклухо-Маклаев о применении ими оружия, то посетовал на расход боеприпасов:
– Аккуратнее надо, экономичнее, – наставлял он. – Патронной фабрики у нс нет, а имеющийся запас боеприпасов весьма ограниченный.
Впрочем, это не помешало ему открыть свой секретный чудо-сейф и пополнить оба магазина патронами до полного их снаряжения, а также предложить «уважаемым» путешественникам, провести чистку автоматов, побывавших под изморосью.
– Так всем спокойнее будет, – мотивировал он свои слова.
И хотя Кастро заявил, что во время похода они старались укрывать оружие от влаги, Солнцев настоял на своем. В итоге, оружие было почищено и аккуратно смазано специальным оружейным маслом, имевшимся в секретном ящике-пенале ЦУПа.
А еще во время общения с «путешественниками» или «временно откомандированными» Игорь Павлович высказал Родину и Кастро недовольство за то, что они затеяли строительство большого дома для аборигенов, когда можно было обойтись и меньшим.
– Думать надо, коллеги, а не предаваться эмоциям. Спички – детям не игрушки!
– Так мы хотели, как лучше… – обидчиво поджал губы Хосе.
– Понимаю, – заметил на это Игорь Павлович.– Но и вы поймите: о вас тут все переживали, а вас все нет и нет…
– Пусть так, – примиряющее сказал Родин. – Пусть так, но большой виг мы должны построить. Не по-людски бросать начатое на полпути. Так  уважение можно потерять. Причем, в первую очередь, у себя самих.
И поддержал версию Григория Лунина о предстоящем переходе, причем в недалеком будущем, обитателей тора в индивидуальные деревянные дома, построенные ими рядом с «производственной площадкой» или в ином каком месте, пригодном для этой цели. Например, на берегу озера.
Мотивация перехода землян из тора «Урана» в отдельные дома была проста и ясна: со временем колония землян разрастется настолько, что жить в торе станет тесно и небезопасно: в летнюю пору под лучами солнца его металлическая поверхность будет так нагреваться, что жить внутри станет невыносимо. Ибо аппаратура по поддержанию климатического баланса, истратив запас физической амортизации и лишившись энергопитания, умрет окончательно, а жара возрастет до такой степени, что внутри тора станет, как ракам в кастрюльке-скороварке на огне газовой плитки.
О многом в тот вечер и в ту ночь говорили и спорили земляне на эмоциональном подъеме по поводу встречи с «временно откомандированными», которым утром предстояло новое странствие. Впрочем, в этой оживленно-радостной суете нашлось место и личным разговорам Родина и Кастро с супругами, в том числе по поводу их самочувствия.
После завтрака, когда пришло время готовиться к отправке в стан Найдена, выяснилось, что молодые аборигены, приведенные Найденом, должны остаться у землян, чтобы научиться у них работать.
– Работа учить, топор учить, лук учить, слова учить, – с трудом вспоминая и подбирая нужные слова, твердил вождь аборигенов, то обращаясь к Солнцеву, в котором видел главного среди землян, то тыча указательным пальцем правой руки в одного или другого соплеменника и перемежая русские слова со словами своего родного языка.
Соплеменники, застигнутые, как и земляне, врасплох этим решением Найдена, недоуменно переглядывались и испуганно жались друг к другу. А Су, также оставляемая мужем на базе землян «учить слова», «учить работа», даже тихо заплакала.
Не радовались данному обстоятельству и обитатели тора, видя в аборигенах лишнюю обузу. Особенно недовольны были женщины, понимавшие, что кормление этой оравы, а также уход за ней ляжет на их плечи. И все это – при их «интересном» положении.
– На черта попу баян, когда у него есть кадило, – недовольно пробурчала Ангелина Соловьева. – Не было печали, так черти накачали…
– Не говори, подруга, – поддержала ее Ли, которая, к слову сказать, в предыдущие дни старалась как можно меньше общаться с этой блондинистой супругой Игоря Павловича. – Незваный гость хуже татарина.
А вот сам Игорь Павлович к «фокусу» Найдена отнесся куда ровнее и рассудительнее.
– Ничего, – сказал он успокаивающе, – на «Уране» места пока всем хватит. Как-нибудь разместимся. Добрые отношения с соседями куда важнее отдельных неудобств и бытовой стесненности. Притремся…
 Что же касается Родин и Кастро, то они, уже знакомые с причудами Найдена, вели себя спокойнее остальных.    
– Ну и Найден! – одновременно искренне восхищался и изумлялся Кастро. – Точно царь Петр Первый, когда отправлял своих недорослей в Европу на учебу. Это – плоды твоего труда, друг Алекс. Смотри, как наседает твой ученик не только на своих подопечных, но и на наших коллег Игоря Павловича и Григория Матвеевича.
– Сам вижу, что на свою голову научил этого туземного князька нашей речи и нашим делам, – кисло, одними губами, усмехнулся Родин. – Теперь придется терпеть его прихоти и сумасбродства.
– Нет, это не прихоти и не сумасбродства, – не согласился с такой постановкой вопроса Хосе. – На мой взгляд, это проблески дальновидности и некой государственной политики на пути познания и прогресса.
– Может быть… – отказался от дальнейшей дискуссии на данную тему Родин. – Время покажет… Одного лишь не пойму…
– Это чего же? – перебив, спросил Хосе.
– Не возьму в ток: почему он оставляет на «Уране» свою молодую жену? Неужели надоела?..
– Это вряд ли, – возразил Кастро. – За такой краткий срок жены не надоедают.
– Тебе виднее, – хмыкнул Родин. – Только как он будут жить без супруги в своем стане? Что скажет соплеменникам и ее родственникам?
 – Что скажет родственникам, не знаю, а соплеменники обрадуются, если новую жену выберет в своем племени, – с назиданием заметил Кастро. – Думаю, там желающих породниться с таким героем, как Найден, немало. К тому же, у примитивных племен, особенно в среде вождей и старейшин, как известно из истории, полигамия была в моде. Да и у вашего князя Владимира Святославича, названного Крестителем Руси, до его крещения было с десяток официальных жен и около тысячи наложниц в ближайших от Киева городах. Не так ли? – хитровато взглянул он на своего друга.
– И все ты, друг Хосе, знаешь, – ответно с долей снисхождения улыбнулся Родин, завершая разговор. – И на все у тебя ответ имеется. Даже завидно… и опасно спорить. Эрудит.
Оказавшись без почетного эскорта, оставленного Найденом на базе землян, наши путешественники  в стан аборигенов возвращались втроем. В вещмешках Родин и Кастро несли новый недельный запас продуктов питания, миниатюрную металлическую печку с поддувалом, дверцей и вставляемой для пущей тяги трубой, а также пяток серпов для резки туземцами камыша. Все эти изделия в спешном порядке были изготовлены ночью Луниным и Солнцевым в мастерской «Урана». Обладателем нового изделия стал и Найден: в дополнении к прежнему вооружению – копью, топорику и кинжалу – в кармане его штанов лежала электрозажигалка – персональный подарок Солнцева. Командир «Урана», расчувствовавшись и махнув рукой на свою предупреждающую поговорку-присказку «спички – детям не игрушка», не только сделал царский подарок, но и показал, как им пользоваться.
Что и говорить, Найден очень гордился чудесным подарком, в котором легким нажатием пальца на кнопку вдруг появляется огонек – великое чудо, которым можно было разжечь большой костер. Вращаясь среди землян, он видел, как бережно относились его наставники к этому волшебному предмету, как редко они им пользовались. А когда пользовались, то заранее подготавливали сухую траву для розжига. Поэтому, став обладателем волшебной зажигалки, он лишь трогал да гладил ее пальцами, не вынимая из кармана штанов и не включая без надобности, чтобы случайно не испортить и тем более потерять.
До стана сородичей Найдена в этот раз добирались без приключений, правда, пришлось несколько раз подходить к береговой кромке Мутной в поисках камышовых или тростниковых зарослей. И таких мест обнаружили несколько, в том числе неподалеку от бивуака сородичей Найдена. Несмотря на водный шквал страшного шторма и его последствий, камыш и тростник в данной излучине Мутной оказались весьма пригодными для крыши – уже сухостойные, что немаловажно, и до трех метров в высоту.
– Думаю, это урочище камыша вперемежку с тростником сгодится, – прокомментировал находку Кастро. – Трех рядов будет достаточно, чтобы одну сторону двускатной крыши покрыть.
– И я того же мнения, – согласился Родин.
Согласился, надо сказать, к явной заинтересованности Найдена, не понимавшего слов своих наставников, но догадывавшегося об их смысле.
До стана добрались под вечер, когда небо вновь хмурилось и грозило то ли изморосью, то ли настоящим дождем. Путешественников никто не встречал, так как соплеменники Найдена уже попрятались по своим вигам, укрывшись с ног до головы шкурами животных. И лишь хранительницы огня бодрствовали у тихо тлевшего очага в недостроенном виге, что весьма понравилось Найдену.
Покинув большой виг, Родин и Кастро направились к своему шалашу, а Найден – к своему чуму. Правда, по дороге к нему он успел заглянуть в ближайшие виги и шалаши.
– Ишь ты, проверяет порядок перед сном, – одобрил его действия Кастро. – Настоящий вожак!
– Князь, – отозвался Родин, заглядывая в шалаш и освещая его фонариком.
Все оставленные землянами вещи, как и стоило ожидать, лежали на своих местах. Быстро освободившись от вещмешков, земляне установили в шалаше печку.
 – Опробуем что ли? – скорее для проформы, нежели нуждаясь в совете, произнес Родин, вставляя в нужное отверстие печи небольшую металлическую трубу с клапаном – гасителем искр.
– А почему бы и нет, – последовал ответ Кастро. – Заодно кашу сварим, чаек вскипятим. С самого утра во рту ни крошки. В животе кишка кишке кукиш кажет да бурчит недовольно…
И стал заниматься поиском чайника и баклажки с водой, доверив розжиг печки другу Алексу. Александр не подумал возражать против такого разделения труда. Напротив, он с интересом и желанием  начал «заряжать» рабочее нутро печки мелкими и крупными веточками, оставшимся от прежнего костерка. Уложив топливо, достал электрозажигалку и затеплил огонек. Когда мелкие веточки загорелись, и жадное пламя весело побежало по крупным веткам, Родин, взявший на себя миссию истопника, установил на верхней части печки чайник с уже налитой в него Кастро водой.
Пока земляне возились с мини-печкой и готовили еду, небеса окончательно разродились мелким дождиком, тонкие струи которого беззвучно падали на землю и на влажный ворс шкур, составлявших крышу шалаша.
– Как бы крыша наша не потекла, – проявил озабоченность Хосе, наблюдая за ухудшением погоды из-за шкуры-полога, прикрывавшей вход в шалаш.
– Будем надеяться, что всемирный потоп нам не грозит, а с малым, коли что, справимся, – отшутился Александр. – Все же не дети малые. Но пустые кастрюльки выставим наружу – пусть дождевой водой наполняются. Вода в хозяйстве всегда пригодится, – тут же деловито добавил он и выставил обе кастрюльки под дождевые струйки.
Крыша шалаша, к удовольствию землян, течи не дала и вместе с землянами радушно встретила Найдена, учуявшего запах каши и аромат чая, а потому поспешившего к землянам на ужин.
– В тесноте – не в обиде, – потеснились Родин и Кастро, уступая местечко гостю у горячей, дышащей приятным теплом печки, вызвавшей его неподдельный интерес.
– Грейся и ешь-пей… – сноровисто наполняя миску вкусной кашей и чашку ароматным чаем, произнес будничным тоном Родин. – А вот спать, извини, тут тебе негде, самим места едва хватает...
Что из сказанного Александром Ивановичем понял вождь аборигенов, неизвестно, но, отужинав и вволю налюбовавшись новым чудом волшебников – печкой, он буркнул «спасибо» и покинул уютный шалаш.
Куда направил свои стопы Найден, земляне отслеживать даже не подумали. Знали, что любой из чумов его безоговорочно примет. Ополоснув посуду, они забрались на свои лежаки и, укрывшись шкурами, постарались побыстрее уснуть.
Утро нового дня хотя и было пасмурным, но не дождливым. Поэтому после чаепития, разделенного вновь с вождем племени Найденом, приступили к мероприятию по заготовке камыша. На данное дело были задействованы все взрослые сородичи Найдена и подростки обоих полов. Так всем хотелось побыстрее завершить строительство большого вига. И только несколько самых опытных охотников были отпущены вождем для добычи пропитания.
Показав аборигенам, как надо пользоваться серпами при срезании камыша и тростника, как нести камышово-тростниковые пучки без повреждения длинных стеблей, Родин уже собрался идти с первой партией носильщиков к вигу, чтобы, не теряя время даром, приступить к кровле крыши. И в этот момент из зарослей тростника с громким хрюканьем и сопением выскочило несколько животных, по внешнему виду напоминавших диких кабанов. Они, явно не желая делить заросли тростника, их любимое место обитания и насыщения брюха сладкими корешками, с двуногими пришельцами, во главе со своим вожаком с яростью набросились на аборигенов. В первую очередь досталось резчикам с серпами. Животные сбивали их с ног и норовили клыками вспороть животы до смерти перепуганным сородичам Найдена.
Естественно, среди аборигенов – и тех, кто уже был сбит, и тех, кто пытался уклониться от яростной атаки хрюкающих и злобно визжащих обитателей камышово-тростниковых зарослей, – поднялся крик, началась неразбериха и суматоха. Все, толкая друг друга, с воплями «хря!», обозначавшими, по-видимому, название животных, кинулись врассыпную, стараясь покинуть опасное место и выбраться из болотистой низины на береговое прихолмье.
Найден попытался со своим волшебным копьем встать на защиту сородичей, да куда там! – тут же был сбит с ног. Спасая его, Кастро навскидку, почти не целясь, короткими очередями произвел несколько выстрелов в головы ближайших разъяренных животных, среди которых был и матерый вожак стаи. Они пали, сраженные наповал.
С небольшим запозданием применил оружие и Родин, стараясь попасть в лобастые головы. Одного зверя завалил полностью, а другого сильно ранил, и его уже добивал копьем вскочивший на ноги Найден.
После того, как напуганные отпором, а еще больше – выстрелами уцелевшие животные, лишившиеся своего вожака, покинули поле битвы и скрылись в зарослях тростника, Родин принялся за подведение итогов сражения. Итоги оказались не совсем утешительными. Со стороны аборигенов трое земляков Найдена – две женщины, работавшие серпами, и один мужчина – были ранены в области бедер, а несколько человек, сбитые с ног и потоптанные животными, получили незначительные повреждения. Кроме того, выяснилось, что в суматохе оказались утерянными два серпа. «Враг» же понес более значительные потери – четыре туши остались лежать на болотистом побережье Мутной. И в этом была заслуга Хосе, не только веселого парня, но и меткого стрелка, обладающего мгновенной реакцией и острым зрением.
Раненым и покалеченным сородичам Найдена требовалась медицинская помощь, которую можно было оказать лишь в стане, где имелись кое-какие лекарства и перевязочные средства. Незамедлительный поиск требовался и для обнаружения серпов. Поэтому Родин и Кастро, не теряя понапрасну время и не выпуская оружия из рук, принялись за их поиски. И вскоре, к своей тихой радости, их нашли.
О продолжении работы по добыванию камыша и тростника речи уже не шло. Надо было возвращаться в стан, унося туда раненых и туши животных.
Так как Александр и Хосе топор с собой не брали, то жердины для переноски туш диких животных, весьма похожих на земных свиней, своим топориком заготовил  Найден в ближайшем подлеске. Он же по совету Родина срубил и жердины под носилки для раненых соплеменников. А сами носилки из этих жердин, веток, лиан и травы соорудили земляне, вызывая у аборигенов недоумение. Но когда же они по команде Найдена понесли раненых соплеменников не на своих спинах, как делали это прежде в подобных обстоятельствах, а на носилках, то недоумение сменилось чувством признательности и уважения. Нести стало гораздо легче.
Когда же с остановками на отдых добрались до стана, то Родину вместе с местной знахаркой-ведуньей, освобожденной Найденом из плена во время похода на соседнее племя, пришлось оказывать медицинскую помощь пострадавшим, введя им сыворотку от столбняка и заражения. К счастью, раны оказались поверхностными, без перелома костей, хотя с первого взгляда и были обширными.
Ведунья же шептала какие-то слова, водя ладонями рук над ранами, и… чудо: кровотечения прекратились, раны на глазах стали затягиваться. Оставалось лишь забинтовать, что Родин и сделал, употребив на это пару индивидуальных перевязочных пакетов, выделенных Ангелиной Соколовой еще во время подготовки к первому визиту в стан сородичей Найдена.
В это же самое время в центре стана «лучшие специалисты» по свежеванию туш и Найден, разведя несколько костров, трудились возле них над снятием шкур с туш трех кабанчиков и разделкой добычи. Когда шкуры были сняты, то несколько женщин тут же приступили к очистке их от лишнего жира кремневыми скребками и дублению при помощи коры деревьев. Как заметили земляне, метод дубления кож естественными вещества растительного происхождения был давно ими найден и употребим. Использовалась и зола костров, особенно от сгорания травы. Поэтому шкуры разных животных, судя по длине шерсти и густоте ворса, после золения и дубления обладали эластичностью и прочностью. 
Сам же Найден, ловко орудуя кинжалом, вспорол у туш животы, чтобы вынуть внутренности – кишки, желудок, печень, сердце. Этим тут же занялись его сородичи. Сердце и печень они густо облепили влажной глиной, затем без соления, ибо соли у них не имелось, но с использованием каких-то приправ из трав и мелко толченых кореньев, положили в один из костров. А кишки и желудок понесли к ручью, чтобы очистить от содержимого в них, а затем предать той же самой процедуре запаривания в коконе из глины на углях костра.
Справившись с внутренностями кабанчиков, Найден приступил к разделыванию туш на отдельные части. Тут приходилось действовать не только кинжалом, но и топориком, перерубая кости. Часть кусков мяса, нанизанных на палки, зажаривалось на огне костра, другая часть упаковывалась в глиняное одеяние и подлежала запариванию в собственном соку и жире.
Наблюдая данную процедуру, Родин и Кастро обменялись мнением о том, что неплохо было бы аборигенам иметь большой казан, в котором можно варить мясную похлебку.
– Надо Лунина попросить сделать им чан ил казан, – подвел итог дискуссии Хосе. – С добавлением злаков  съедобных трав, кореньев и фруктов получились хорошие мясные супы.
– И каши, – вставил словечко Александр. – А пока попросим у Найдена кусок внутреннего сального прослойка…
– Есть, что ли собрался? – пошутил Хосе.
– Зачем же, – вполне серьезно отпарировал шутливый наскок Родин. – Перетопим в кастрюльке и из полученного смальца свечей наделаем для освещения вигов. Чем не прогресс?
– Прогресс, – не стал спорить Хосе. – Только как бы с этим прогрессом они виги свои не спалили…
– Не спалят, – ответил Родин и направился к Найдену.
Подойдя, стал словами и жестами объяснять причину обращения. Найден, как ни удивительно, понял просьбу и разрешил своему наставнику взять кусок внутреннего сала. Взяв этот кус, Александр направился к своему шалашу, чтобы привести в исполнение задумку. мА Кастро остался наблюдать за действиями сородичей Найдена.   
Четвертого кабана, самого большого и старого, судя по дыбившейся седой щетине, в качестве подарка Найден отправил в соседний стан, чтобы его новые соплеменники тоже могли попировать и поблагодарить своего старшого за щедрый дар. Уносили его не менее десяти человек, часть которых составляли вооруженная копьями охрана.
«Молодец Найден, – видя эту картину, мысленно отметил Кастро. – Правильно и благородно поступает. Прирожденный вожак». Впрочем, много рассуждать на данную тему было недосуг, его ждало приготовление обеда, и он направился к своему шалашу.
Затея Родина удалась, и когда к землянам пришел Найден с еще парившим куском мяса на палочке, чтобы угостить своих друзей и наставников, то Александр продемонстрировал ему готовую свечу на глиняной подставке и с зажженным фитильком, крученным из кусочка бинта. Найден подарку был рад, а землянам чтобы не обижать своего друга, пришлось попробовать принесенного им мяса, порезав весь кус на небольшие кусочки.
– Вполне съедобно, – оценил Кастро запеченное на углях костра мясо. – Жаль, что солицы не хватает. А то была бы такая вкуснота, что и за уши не оттащить…
– Ничего, – отозвался на это Родин. – Океан недалече, со временем научимся сами и научим наших друзей из океанской воды соль выпаривать…
Начатый не совсем благополучно день завершился значительно благопристойнее.
К добыванию камыша и тростника приступили лишь со следующего утра, а работу по возведению кровли закончили лишь к вечеру последующего. Точку же в этом деле поставили тем, что убрали временный навес над очагом из жердей, веток и шкур, ранее сооруженный землянами от дождя.
– Все! Теперь можно со спокойной совестью домой отправляться, – с внутренним облегчением подвел итог своей командировке Хосе, возясь с металлической плитой, чтобы вскипятить воду для вечернего чаепития. – Теперь у них и очаг есть, и большой дом, и пиши предостаточно, – имел он в виду частично запеченные в глине, частично изжаренные на костре части кабаньих туш.
– А я полагаю, что надо еще задержаться, – возразил Родин.
– Это почему? – нахмурился недовольно Хосе.
– Да потому, что щели между бревнами в стенах стоит проконопатить сухой травой, как мхом в русских деревнях, а сами стены глиной промазать, чтобы сквозняки не доставали. Иначе простуда тут будет праздновать часто… Да и два яруса лежаков вдоль стен соорудить не мешало бы. Тогда больше туземцев здесь поселиться смогут…
– Так это еще на неделю придется задержаться, – понимая справедливость слов Александра, тем не менее, не удержался от возражения Хосе.      
– Ну и что, – спокойно отозвался на это Родин. – Днем меньше, днем больше – нам, честно говоря, никакой разницы, зато аборигенам большой прибыток. А в будущем стоило бы подумать о настоящей русской печке. От которой тепла в десять раз больше, чем от открытого очага, но пожарной опасности значительно меньше.
– Ладно, – не стал продолжать дискуссию Хосе, – попьем чайку да ляжем спать. А утром на свежую голову и решим, что да как… Взвар, кстати, уже готов, – кивнул он головой на закипевший чайник.
– Чашки тоже готовы, – пошутил Александр, аккуратно расставляя на полотенце чашки. – А вот Найден что-то задерживается. Возможно, совсем не придет…
– Ключевая вода после мяса кабана лучше любого чая, – последовало разъяснение данному обстоятельству со стороны Хосе.
Земляне задержались на два дня. Во-первых, показали соплеменникам Найдена, как обмазывать глиняным раствором стены, а во-вторых, помогли соорудить крепкие  двухъярусные нары или лежаки из бревен, жердей, веток и травяных подстилок. Новшество с лежаками, в отличие от работы с глиной, аборигенам явно понравилось. Многие, опробовав лежание на нарах, тут же поспешили покинуть свои виги и перебраться в домик, построенный землянами. Здесь, хотя и было сумрачно – свет едва проникал в небольшие оконные проемы под самой крышей, одновременно служившие в качестве волоковых окон для вытяжки дыма от очага, – зато имелся постоянно горевший очаг, наполнявший приятным теплом помещение.
– С местами, кому и где спать, разберутся без нас, – был удовлетворен проделанной работой Родин. – Теперь утренней зорькой можно и домой направлять натруженные стопы наших ног.
– А как быть с инвентарем? – поинтересовался Кастро. – Здесь оставим или с собой заберем?..
– Чашку, миску, ложку и эрзац-печку, полагаю, подарим Найдену, – ответил Александр. – А топор, пилу и лопату заберем с собой – в собственном хозяйстве пригодятся.
– Уж если дарить, так дарить все, – весьма эмоционально не согласился с последним доводом друга Хосе. – Наш умелец Григорий Лунин нам еще наделает. Причем, при наличии имеющегося опыта, намного лучше.
– Ты, друг Хосе, как всегда прав, – усмехнулся Родин. – И Найдену будет значительно приятнее, и нам легче в пути. Как ни кинь – сплошная польза.

Утром земляне, попив чаю и отдав подарки Найдену, собрались в путь. Провожать их вышли почти все обитатели стана. Даже раненые накануне, но быстро пошедшие на поправку аборигены решили выйти из своих вигов, чтобы проводить бородатых великанов-волшебников. А как ни проводить, когда они спасли племя охотников от неминуемой смерти, возродив огонь, построили большой виг, многому научили и подарили разные волшебные вещи их новому вождю Мудрому Охотнику – Дуктоху.
Найден, обзаведшийся в стане то ли новой женой, то ли наложницей. как подобное развитие события и предполагал Кастро в беседе с Родиным,  на этот раз сопровождать землян до их волшебного дома не стал, но в качестве почетного эскорта назначил отряд из десяти человек. А еще он наказал Родину как своему главному наставнику, где ломанными словами, где жестами, чтобы соплеменников и супругу Су, уже находившихся у землян, продолжили обучать земным премудростям.
Проводив до окраины леса, почетный эскорт развернулся и отправился в родной стан, надеясь достичь его до наступления ночи. А Родин и Кастро налегке, с вещмешками за плечами, в которых, кроме образцов трав, в том числе тростника, остатков лекарственных средств и продуктов питания, ничего не находилось, добрались до стройплощадки. Здесь были встречены Игорем Солнцевым и Григорием Луниным, до этого момента трудившимися в кузне вместе с подопечными юными соплеменниками Найдена.


ПЕРЕМЕНЫ

Здороваясь с коллегами, Александр Родин обратил внимание на то, что Солнцев был сдержан и краток в приветственных словах, в отличие от Лунина, заключившего его в крепкие объятия и искренне радовавшемуся  возвращению. Да и в глаза Игорь Павлович старался не смотреть, словно провинившийся школьник из далекого уже детства.
«Что это с ним?» – короткой искрой мелькнула мысль в голове Александра, но тут же растворилась в череде других, более приятных и интересных, вызванных предложением Григория Матвеевича заглянуть «на минутку» в кузницу, чтобы увидеть, как там трудятся их подопечные туземцы-ученики.
Из кузни доносился перестук молотков по наковальне, то довольно громкий и отчетливый – по затвердевшему металлу, то тихий и едва уловимый – по только что вынутой из горна раскаленной и брызжущей малиновыми искрами, но податливой молоту заготовке будущего изделия.
– Неужели удалось аборигенов научить  кузнечному делу в такой короткий срок? – задал Александр вопрос Григорию Лунину.
– А чему удивляться, – опережая того с ответом, произнес скороговоркой Хосе, – мы-то научили их и ямы лопатой копать, и деревья пилой пилить, и топором суки срубать, и стены глиной обмазывать…
– Но это куда проще: смотри – да повторяй, – не согласился с доводом друга Александр. – А тут – ковать… Это, брат, целая наука! Понимать надо…
– Знаешь, Александр, – вклинился все же Лунин в начавшийся диалог друзей-соперников, – принцип один и тот же: смотри и повторяй. И если первый блин – комом, то десятый может и получиться. Важно желание и усердие. А оно, как понимаю, у наших подопечных имеется. Сейчас куют ножи и гвозди, но затем и более сложные вещи ковать попробуют. Например, наконечники копий и стрел.
– Даже так?.. – проявил искреннее недоверие Родин.
– Именно, так, – подтвердил Лунин. – К тому же, – заблестев глазами, добавил он, – у меня мысль имеется: обучить их еще гончарному делу. Способные ребята – все на лету ловят, – радостно похвалил он подопечных и тут же перешел к иной теме, волновавшей его не меньше успехов соплеменников Найдена: – Глины здесь первосортные. Если не фарфор и фаянс будет получаться, то добротная и крепкая керамика уж точно.
– Да, дело нужное, – опережая теперь Родина, заявил Хосе. – А то князек наш, Найден, едва ли ни ежедневно начал похаживать к нам на суп и кашу. Не так ли, Алекс?
– Так.
– Эти продукты изысканной кухни мы варили в кастрюльках, – продолжил Хосе. – А покидая стан, подарили Найдену как признанному вождю племени. Теперь пусть сам варит.
– Кастрюли вы, коллеги, зря разбазарили, – услышав эти беззаботные и в чем-то бравурные слова Кастро, буркнул недовольно Солнцев перед тем, как войти в кузню. – Даже наш изобретатель Григорий Матвеевич не сможет их заменить. А нашему роду-племени они очень бы пригодились, особенно в недалеком будущем, когда разрастется.
– Не переживайте, Игорь Павлович, что-нибудь придумаем, – вступился за прикомандированных к племени аборигенов Лунин. – Руки есть, материалы есть, энергии пока, слаба богу, хватает – соорудим.
– Кстати, – вновь перехватил инициативу беседы Родин, – с луками из принесенной нами кривандулины что-либо вышло?
– Да-да, – спохватился и Кастро, также желавший узнать о судьбе кривандулины, – как дела с луками?
– Еще как вышло, - улыбнулся Лунин. – И мужской, который потяжелее, получился, и женский, что полегче будет, удался. Из него наши туземки-амазонки стрелять учатся.
– Отлично, – обрадовался Кастро. – Можно производство тяжелых и легких луков открывать и племя Найдена вооружать. Охотники и воины выйдут первостатейные.
– Поживем – увидим.    
В кузне, несмотря на оконные проемы и распахнутую дверь, света все же не хватало. Впрочем, это не помешало Родину и Кастро охватить взором и горн, и пень с наковальней, и деревянный станок у одной из стен с прикрученными к нему тисками, и трех аборигенов с вспотевшими от жара лицами. Один большими клещами держал на наковальне раскаленный докрасна кусок металла, а другой бил по нему, стараясь расплющить, увесистым молотком, возможно, заменяющим кузнечный молот. Третий соплеменник Найдена управлял ручкой мехов, поддавая новую порцию воздуха красно-малиновым углям горна. Угли с недовольным шипением и всплесками невысоких языков пламени воспринимали эти порции, передавая свой жар металлическим заготовкам.
Однако не это вызвало интерес в глазах Родина, хотя огнь, как известно, гипнотически действует на любого наблюдателя, а то, что трое подмастерьев были в кожаных штанах и куртках с короткими просторными рукавами, сшитых, по-видимому, из прежнего обилия шкур, служивших их владельцам прежним одеянием. Куртки, запахнутые на груди, чтобы под ударами молотков брызжущая во все стороны окалина не могла достать тело, заканчивались у бедер. Зато штанины самодельных брюк доходили до щиколоток. Ступни же ног прятались в некоем подобии сапог без каблуков или индийских мокасин с широкими, но короткими голенищами.
– И кто же этим работникам такие костюмы изготовил? – спросил Александр Лунина.
– Да наши дамы, обучая туземок кроению и шитью, – ответил Григорий Матвеевич. – Пришлось и туземкам шить новый наряд – юбки и куртки, – пояснил он дополнительно, не дожидаясь нового вопроса.
– Смотрю, у вас, что ни час, то новые перемены в жизни и деятельности.
– Чего-чего, а перемен хватает… – отозвался Лунин негромко, причем, как показалось Родину, с какой-то недосказанностью и скрытым сожалением. – Сам увидишь. А пока извини, надо подмастерьям помочь, чтобы очередной нож не загубили лишним усердием. – И, оставив Родина в раздумьях, заторопился к своим подопечным, мудрившим над очередной металлической поделкой. – За ними, как за малыми детьми, глаз да глаз нужен…
– Все посмотрел? – оставив беседу с Солнцевым и приблизившись к Родину, спросил Кастро.
– Всего не посмотришь, – нейтрально ответил Александр. – Но кое-что приметил. Например, одежду на подопечных подмастерьях Лунина и Солнцева. Кожаные костюмчики сидят что надо…
– А я как-то не обратил на это внимание, – взглянув на аборигенов, признался Хосе. – Наверное, помешали этому мои мысли о скорой встрече с Гитой да беседа с Игорем Павловичем. А потому, Алекс, предлагаю завершить осмотр местных достопримечательностей и поспешить в тор.
– Принимается.
И друзья бодро зашагали к «Урану».

Если Кастро был встречен уже в коридоре тора, прямо у входа, радостными возгласами и крепкими поцелуями заметно пополневшей Гиты, то встреча Родина с Ли произошла в ЦУПе. Причем весьма прохладно и официально: «Привет! – Привет!» И тут же Ли, чего за ней ранее никогда не замечалось, глаза долу, словно ей было неловко встречаться взглядом с мужем в присутствии Ангелины Соловьевой, также находившейся в ЦУПе и как-то странно и загадочно посматривающей то на Ли, то на самого Александра.
«Видит бог, эти беременные клуши явно что-то затеяли, – подумал Родин, оценив обстановку. – Кот из дому – мыши в пляс». Однако вслух произнес иное:
– Что нового? Чем порадуете?
– Нового не так уж и много, – переглянувшись с Ангелиной, тихо ответила Ли, – но обрадует ли оно тебя – вопрос?
– Говори, не томи, – усмехнулся Александр. – А то после дальней дороги так есть хочется, что спать охота.
– Ты все шутишь, а у нас, между прочим, разговор серьезный, – при молчаливом согласии со стороны Соловьевой все тем же тихим, но твердым голосом произнесла Ли. – Очень серьезный!
– Так бей, воробей! Бей, не робей!.. – начал заводиться Родин. – Надеюсь, что не упаду. А если и упаду, то как-нибудь встану…
– Не злись, а выслушай, – попросила, прерывая обет молчания Соловьева
И осторожно погладила свой заметно округлившийся живот.
– Да говорите уж, – обращаясь сразу к обеим женщинам, произнес с раздражением Родин. – Нечего кота за хвост тянуть… Поцарапать может…
– Если так, но пожалуйста, – повысив голос, проговорила Ли с долей непонятного вызова. – Я от тебя, Александр, ухожу…
– Не понял!.. – вцепился в нее взглядом Родин. – Это как – «ухожу»? Куда «ухожу»?
– Развожусь и ухожу… к Игорю Солнцеву, – уточнила Ли все тем же твердым голосом и тоном.
– А я?! А Ангелина?.. – был ошарашен словами супруги-китаянки Родин
– Ты и Ангелина – свободные люди. Можете жить порознь ¬– места в торе всем хватит, – не смутилась Ли. – Но лучше бы – вместе. Ты же к ней некогда был неравнодушен…
– Это когда же было… – не стал отпираться Александр. – До катастрофы нашего «Урана» и последующей женитьбы по вашему же, бабскому, приговору. Теперь-то совсем иное дело. Ты, – указал он пальцем на Ли, – беременна от меня и ждешь нашего совместного ребенка, а Ангелина беременна от Солнцева и родит ребенка от него. Так к чему все эти чудеса?
– Это не чудеса, – осталась тверда, как камень, в своем решении Ли. – Просто я поняла, что мы с тобой не пара.
– А с Игорем, значит, пара?
– Да, с Игорем – пара. Мы психологически подходим друг другу. Имеем общие интересы.
– Хорошо, – понижая тон, как бы согласился Родин. – Но как быть с нашим ребенком? – покосился он на выпирающий из-под комбинезона живот Ли. – Как быть с ним?
– Он останется при мне, – твердо, как о деле решенном, ответила то ли еще настоящая, то ли уже бывшая супруга.
И нежно и бережно, как до нее это сделала Ангелина, огладила ладонями точеных рук свой остро выпирающий животик.
– А ты что скажешь? – поняв, что спорить с супругой бесполезно, обратился Родин к Ангелине. – Неужели и ты умом рехнулась, как моя супружеская половина?
– Я скажу примерно то же, что сказала Ли, – зарделась Соколова. – Это лучший вариант для всех…
– Точно вы, бабы, с ума сошли, – констатировал Александр и тут же спросил обоих. – А Соколов, кстати, об этом знает? Или вы не только меня без меня женили, но и его тоже? С вами, чокнутыми, такое станется…
– Он в курсе и согласен, – тихо ответила Ангелина.
– Да, согласен, – кратко и твердо подтвердила Ли, – потому что мы, повторяю, имеем высокую психологическую совместимость, общность интересов. А самое главное: любим друг друга.
– Даже так?
– Да, так.
– Ладно, – обескуражено взмахнул обеими руками Родин, – бог вам судья. Только скажите, кто меня сегодня покормит и с кем мне постель нынче делить?
– Она, – указала на Ангелину Ли. – Теперь все будет делать она, если, конечно, захочет…
– Я покормлю, – заявила, вновь краснея ликом, Ангелина. – А насчет постели, Алекс, то секса, как понимаешь, не будет. Это может повредить нашему ребенку… Придется малость потерпеть.
– Уже – нашему?! – вновь не скрыл удивления Родин, оставив без внимания слова о сексе.
– Конечно же, – теперь твердо, даже с вызовом подтвердила Соловьева. Однако, взглянув еще раз на ошарашенного известиями, упавшими, как снег среди знойного лета, на голову Александра, пояснила: – У Ли и Солнцева родится их ребенок, а у нас – наш. Мы так решили.
– Кто это «мы»? – обреченно поинтересовался Родин, заведомо зная ответ.
– Я, Ли и Игорь Павлович.
– Верно, – была солидарна с Ангелиной Ли. – Так будет меньше проблем в будущем.
– Ну, вы, бабы, даете, в смысле чудите, – сдаваясь окончательно и не вступая в конфликт с капризной судьбой, изрек Родин. – Встретили – так встретили! Убили наповал. – И ставя точку в непростом разговоре, обращаясь непосредственно к Ангелине, произнес с язвинкой: – Веди уж, новая жена, к свадебному столу. Есть, и вправду, хочется.
Позже, лежа с сомкнутыми веками глаз в кровати с тихо посапывающей Ангелиной, доверчиво положившей ему на плечо свою голову с разметавшимися волосами, ощущая тепло и нежный запах ее молодого тела, Александр вновь и вновь принимался размышлять над метаморфозами прошедшего дня, перемешивая их с воспоминаниями о недалеком прошлом. «Вот Соль, о которой горячо мечталось прежде, стала моей. Сбылась, наконец, мечта идиота. Но почему-то ни горячей, обжигающей все нутро волны по телу, ни грохочущего сердцебиения нет. Неужели время и череда событий притупили прежний любовный жар? Или этого жара и раньше по-настоящему не было, а лишь казалось?.. Да нет, и жар был, и было сильное влечение… А дальше-то как? – вопрошал он себя, и сам же ответил: – Дальше – жизнь. А жизнь, какою бы она не сложилась, расставит все точки: что-то уберет, что-то подшлифует, что-то подкрасит, но настоящее русло найдет и по нему поведет…»
   
Перемены в семейном статусе пар Солнцева и Родина для остального коллектива прошли без обсуждений и сплетен. Ведь, по большому счету, сплетничать было некому: мужчины к таким делам исстари непривычны, да и заняты работой; а Сюзанна и Гита, перекинувшись парой фраз, даже порадовались за своих подруг, возможно, обретших, наконец, семейное счастье и спокойствие. Так что жизнь на обездвиженном космическом корабле «Уране», ставшим на вечный прикол на берегах Мутной, продолжилась без каких-либо социальных и общественных потрясений. Лишь иногда Гита, лежа с Хосе в кровати, с лукавой улыбкой в черных, как смоль, глазах нежно шептала: «если будушь надоедать излишними ласками, видит бог, сменю тебя на спокойного и обстоятельного Григория». И сама же спешила с очередными горячими поцелуями к довольному, как мартовский кот, супругу, млевшему под ее ласками.
Вообще-то женщины большее время были заняты заботами о предстоящих родах, пеленках, распашонках и подгузниках, изготавливаемых ими из подручных материалов – простыней, «свободных» спальников и комбинезонов. На них же, по-прежнему, лежали дежурства в ЦУПе. И здесь тон задавала Ли, супруга Солнцева. Именно она больше других трудилась над ведением дневника, в который ежедневно заносила звездную обстановку, отснятую видеокамерами на «стреле», погодные условия и события, связанные с деятельностью неудачных космических горемык.
На женщинах же лежали обязанности по обучением аборигенок русскому языку, кройке, шитью, вязанию, вышиванию, приготовлению пищи, в том числе поджариванию рыбы на сковородках, изготовленных на досуге Григорием Луниным. Однажды даже пришлось учить варить кроличье мясо в кастрюльке, чтобы на полученном бульоне приготовить суп для всех обитателей тора. И хотя туземки, где жестами, где словами поясняли, что кастрюлек у них не было отродясь, «коренные» обитательницы тора их дружно успокаивали: «Раз у нас есть Лунин, то и кастрюльки у вас будут». А вот стремление аборигенок к овладению луком и стрельбой из него относились прохладно: «Не женское, мол, дело. Пустое баловство. Пусть этим мужчины занимаются. Женщинам же надо детишек рожать, семейный очаг хранить, а не в амазонок земных играть». Видать, малость подзабыли, как сами за оружие хватались. Или холодное оружие с огнестрельным рознь великая?..
Сказать, что у аборигенок все и сразу получалось, значит погрешить против истины. Не все, не  всех и тем более не сразу. Но они старались. Особенно усердствовала во всех занятиях по приобретению хозяйственных навыков Су, супруг Найдена.
А мужчины?.. Чем же были заняты они?
Все представители сильного пола горемычного «Урана» вместе с подшефными им соплеменниками Найдена из племени охотников, получившие без долгих заморочек землян имена Аз, Бук и Вед, чтобы проще было общаться с ними, весь световой день проводили на производственной площадке. Чаще всего в кузнице, где в качестве главных Гефестов, Вулканов и Сварогов выступали Солнцев и Лунин. Причем не только у раскаленного горна, наковальни и механического точила с молотками и клещами, но и у гончарного круга. Механическое точило и гончарный круг стали новыми поделками Лунина, первым освоившего эти орудия трудовой деятельности и теперь обучавшего работе на них своих коллег и подопечных аборигенов.
– Не ленитесь, друзья, – приговаривал он всякий раз, когда Родин или Кастро пробовали сачкануть от занятий по гончарному делу. – В нынешней нашей жизни эти навыки могут пригодиться. Если не сегодня или завтра, то через десяток лет – обязательно, когда начнете передавать свои знания и навыки нашим потомкам.
– Так у нас есть ты – мастер на все руки, – с напускным легкомыслием отшучивался Хосе. – А потому зачем же нам с кривыми руками и кособокими мозгами отнимать кусок хлеба у всеми признанного мастера… Нехорошо и непорядочно в порядочном обществе, каковым, по моему размышлению, является наше.
– Один в поле воин – не воин, – резонно отбивал шутливый наскок коллеги Григорий Матвеевич. – Пасть может. Зато отряд их трех-четырех воинов – сила. Она способна любую задачу решить и любого врага победить.
Подобное он втолковывал и соплеменникам Найдена – юношам и девицам. У девиц, кстати говоря, изделия из глины – миски, кружки, горшки, кувшины – получались лучше, чем у юношей. И это, как заметили Родин и Кастро, несмотря на то, что парни очень старались овладеть навыками гончарного дела. Возможно, тут проявлялось их природное терпение и усидчивость. Зато именно юноши приноровились находить нужное сырье и приготавливать глиняный замес так, что он наилучшим образом подходил для работы. «Неплохой трудовой симбиоз намечается, – делились наблюдениями они. – В будущем, надо полагать, хорошие плоды даст».
Конечно, не все гончарные изделия даже из-под рук Лунина, не говоря об остальных, выходили ровными да изящными. Многие получались и толстостенными, и кривобокими, и не очень эстетичными. «Ничего, ничего, – успокаивал начинающих гончаров Григорий Матвеевич, – в следующий раз лучше получится. Главное, не робеть. Робость – наипервейший враг в любом деле». Он же приспособил печь для обжига древесного угля под обжиг высушенных гончарных изделий. «Чего же добру зря простаивать,– приговаривал он при очередной загрузки печи дровами и изделиями. – Пусть послужит нам на дело нужное и благое».
И печь служила. Правда, опять не все миски, плошки, кружки, горшки да кувшины вынимались из печи в целости и сохранности. Некоторые, не выдержав огненной процедуры, трескались, некоторые вообще разваливались на части, увеличивая количество нежелательного брака. Зато уцелевшие, остыв в теньке от печного зноя, радовали глаз мастера и его подмастерий. А после того, как ему удалось изготовить жаростойкую эмаль и покрывать ею внутреннюю часть изделий, то радости изобретателя и его подопечных не было предела. «Да, не боги горшки обжигают, – отшучивался он, – но горшки после этого выглядят божественно. Пить-есть из такой посуды – одно удовольствие».
Обучали земляне аборигенов-юношей и плотницко-столярным делам, когда надо не только топором да пилой-ножовкой поработать, но и долотом, и стамеской, и коловоротом, и механической дрелью, и шерхебелем, и рубанком, и фуганком – новыми столярными инструментами, изготовленными неунывающим Григорием Матвеевичем, – потрудиться. Причем не с прохладцей и ленцой, а в поте лица и до мозолей на руках.
Естественно, такие занятия проходили в неотапливаемом, продуваемом холодными, к тому же часто насыщенными морской или дождевой влагой, осенне-зимними ветрами помещении пилорамы. И мастеру, и подмастерьям в лице Александра Родина и Хосе Кастро, и ученикам-аборигенам приходилось терпеть и по возможности теплее одеваться. «Ничего, ничего, – в таких случаях приободрял трудовой коллектив Григорий Матвеевич, – у нас на Руси недаром говорили, что за одного битого двух небитых дают. А нас, по большому счету, никто прямо, то есть физически, не бьет. А сквознячок, что пытается нас иногда ущипнуть да простудой напугать, – не боец, лишь видимость бойца. Одолеем. В работе, коллеги, согреемся и жизнь продлим».
Параллельно с этим шли занятия по изготовлению кирпича-сырца. С прицелом на недалекое будущее Григорий Матвеевич вместе со своими подопечными из племени охотников и сородичей Найдена изготовил несколько деревянных форм-оснасток для получения этого важного строительного материала. Он же терпеливо и стоически обучал будущих мастеров кирпичного и строительного дела правильному подбору глины, песка и извести, а при заготовке смеси – верным пропорциям этих ингредиентов и воды.
Такого стройматериала как кирпич, по замыслам Лунина и Солнцева, требовалось много, в том числе для строительства печей по обжигу этих самых кирпичей. «Сырец – хорошо, а настоящий обожженный кирпич – лучше, – часто, словно индус священную мантру, твердил Григорий Матвеевич, наставляя подопечных. А если встречал недоверие с их стороны или откровенный скепсис Родина и Кастро, мол, мели Емеля – твоя неделя, то весьма спокойно напоминал: «Глаза боятся, а руки делают». 
А в проектах у него, как не раз слышали Родин и Кастро, уже было возведение мыловарни – этого настойчиво требовали женщины «Урана», предвидя большие расходы мыла на постирушки при рождении детей. Бесспорно, дело  важное и нужное в вопросе гигиены не только землян и их потомков, но и соплеменников Найдена, с которыми предстояло жить бок о бок. Не оставлял Григорий Матвеевич и мысль о строительстве помещения или даже отдельных помещений, а также печей в них и прочего технического оборудования для производства стекла и бумаги. Обещал в ближайшее время (через год-другой) приступить к изготовлению пряхи и ткацкого стана – сложнейших механизмов из плотной древесины и малого количества мелких металлических частей.
«К чему такая спешка, – время от времени говорили ему Родин и Кастро. – Вот взрастим сыновей и дочерей, укрепим род наш, тогда и поднатужимся большим числом, чем ныне». Но всякий раз Лунин с присущим ему хладнокровием и уверенностью в своей правоте отвечал: «Нам и тогда дел найдется немало. Но до той поры, когда наши дети вырастут да чему-то у нас научатся, чтобы стать хорошими помощниками, нам предстоит их сначала одевать и обувать, кормить и обогревать, закалять и вооружать. А как мы это сделаем, коли у нас не будет хотя бы примитивных средств производства? Да никак! Поэтому будем делать заранее то, что сможем. Задел еще ни кому в тягость не был».
Среди ближайших заделов был и такой: изготовление в энном количестве огнива, причем в комплекте – металлическое кресало, кусок кремния, трут и кожаный мешочек со шнурком для ношения на поясном ремне. Проблем с кресалом – металлической пластинкой с закругленными углами рабочей части и отверстием для пальцев на рукоятке – он не видел. Пока в достаточном количестве были металл, электроэнергия и работающий токарный станок задача решалась довольно просто и быстро – бери и делай. Не видел он проблем и с кусками кремния, из которых кресалом высекались искры. Почти у каждого аборигена куски кремния имелись и использовались в качестве скребков и ножей. Так почему бы им не стать еще и частью огнива?! А трутом могли стать тряпицы и пучочки сухой травы, скрученные в короткий плотный жгут, или какие-нибудь грибы-трутовики, если, конечно, будут найдены в окрестных лесах. Для трута пригодились бы и меховые кудельки и подобие хлопка, обнаруженные в небольших коробочках одного из образцов трав, доставленных экспедицией Родина и Кастро.
– А не проще ли обыкновенные спички сделать? – подивился на замысел Григория Матвеевича Хосе Кастро. – Со спичками дело надежнее. Чирк! – и огонь уже имеется.
– Во-первых, спички детям – не игрушка, как любит повторять Игорь Павлович, – отшутился Лунин. – А во-вторых, надо еще фосфор или же серу найти да смесь нужную изготовить, да потом на древесные заготовки-палочки суметь нанести, коробки склеить, воспламеняющие полоски придумать да сделать…  Это с виду они, спички, – простота и незамысловатость, а на деле – сплошная химия. А химия – наука сложная и вязкая, большого времени требующая. Следовательно, со спичками придется подождать. Хотя и их стоит иметь в виду. Однако, как говорится, каждому овощу свой срок…
– А чему ныне, по-твоему, срок? – перебив вдохновителя всех идей и проектов, задал вопрос Родин, присутствующий, как и помалкивающий Солнцев, при этом разговоре.
– Ныне надо не только посуду – миски, горшки. Кувшины и прочее – для соплеменников Найдена делать, но и ножи, и топоры и копья, и стрелы. Это им, по моему мнению, в первую очередь требуется. Жаль, работников пока маловато…
– Что, развернуться не с кем? – как бы подначивая, произнес Родин. – Так ты рабсилу у Найдена попроси – в целях обучения. Думаю, не откажет…
– По-видимому, придется, – проявлял завидное хладнокровие Григорий Матвеевич. – Не нам же самим ходить в тот аномальный или же реликтовый лес, где деревца, пригодные к изготовлению луков, растут, и запасы крепкие делать. Пусть сородичи Найдена в этом вопросе постараются. Заодно и луки поучатся делать. Ведь луки, как понимаете, – вещь ценная и нужная, в охотничьем и воинском деле незаменимая.
– Даже нашим потомкам? – поинтересовался без налета ерничества Кастро.
– Даже потомкам, – без какого-либо сомнения ответил Лунин. – Правда, для них подумываю арбалеты все же сделать. Механизм, конечно, сложнее, но целиться из него, как показала история развития земной цивилизации, проще. К тому же бьет он дальше и точнее, чем лук.
– Так у нас автоматы и пистолеты имеются, – было заикнулся неугомонный Хосе. – Они куда лучше любого лука и арбалета.
– Согласен, что лучше, – не стал спорить Лунин. – Но надолго ли их действие?.. – снисходительно, словно перед ним были неразумные малые дети, а не умудренные жизнью сверстники, усмехнулся он. – Вот вы не успели ими, как следует, попользоваться, но значительную часть патронов уже израсходовали. Не так ли?
– Так, – первым отозвался на риторический вопрос Солнцев. – Добрую половину, пожалуй, растратили.
 – Если так и дальше дело пойдет, – с благодарностью подхватил слова Солнцева Григорий Матвеевич, – то автоматы и пистолеты окажутся без боекомплекта и станут пригодными лишь в качестве музейных артефактов. И не более того… А в качестве холодного оружия даже дубине простой будут уступать: с той ловчее действовать в качестве ударно-дробильного средства защиты и нападения.
– А если Найден по нашей просьбе людей своих в качестве рабочей силы даст, чтобы и обучаться, и задумки наши в строительных делах исполнить, не будет ли тут закавыки в вопросах нравственности и этичности? – вернул Родин коллег к разговору о рабсиле. – Не станет ли это нашей эксплуатацией аборигенов на фоне их отсталости в развитии?
– Полагаю, что не станет, – после недолгого размышления ответил Григорий Матвеевич. – Мы ведь будем это делать не для нашего личного обогащения или показа нашего культурного и научного превосходства, а для передачи им наших знаний и навыков в труде, культуре, общем физическом и умственном развитии. Ведь, когда они овладеют этими знаниями и навыками, то в кратчайший срок, фактически одномоментно совершат рывок из палеолита и мезолита, то есть древнекаменного и среднекаменного веков по земной хронологии развития человеческого общества, в век раннего железа. Цивилизационный скачок в десяток тысяч лет! А \это, на мой взгляд, дорогого стоит.
– Верно, – обмолвился Солнцев.
А Кастро, внимательно и с интересом следивший за диалогом коллег, после проникновенных слов Лунина эмоционально выдал:
– Что, друг Алекс, огреб по полной?
– Да уж… – согласился Родин. – Провокация не удалась. Сдаюсь, – шутливо задрал он вверх руки.   
В конечном счете, итогом данного разговора стало предложение Лунина построить на производственной площадке помещения для производства стекла и бумаги. Изготовление оборудования возлагалось на Лунина – общепризнанного мастера. Он же, по решению коллег, отвечал и за производственный процесс.
Параллельно с этим должно было строиться некое подобие общежития для двух десятков соплеменников Найдена, чтобы, обучив их плотницкому делу, позже приступить к строительству домов для землян. С прицелом на рост четырех семейств.


ПОПОЛНЕНИЕ

Проводить подготовительные, строительные и прочие работы, в том числе заниматься строительством общежития предстояло пока мужчинам-землянам и троим сородичам Найдена – Азу, Буке и Веде. Ибо другой рабсилы в наличии не имелось.
В общаге планировались не только окна и русская печка – надежный объект обогрева, варки и жарки продуктов питания – но и деревянный потолок. О деревянном поле речи пока не шло – затратно и нецелесообразно. Зато шла речь об индивидуальных деревянных кроватях-постелях, общем большом столе со столешницей из досок, крепких скамейках для сидения во время приема пищи и отдыха в часы досуга.
Однако для всего этого требовалось заготовить в ближайшем урочище и доставить на производственную площадку уйму бревен. Часть строительного леса предполагалось распилить на доски, пригодные для потолка и прочих древесных изделий. Другую же, большую часть, пустить на стены, матицы, перекладины, стропила и прочую оснастку.
Но вот от планов перешли к конкретным делам. Как и в предыдущие дни, для доставки заготовленного леса использовали катамаран «Надежный», в очередной раз поразивший аборигенов и видом, и волшебным самодвижением против течения реки. Зато дисковые пилы на автономном электрическом питании от аккумуляторных батарей особого интереса уже не вызывали, так как их не раз видели в помещении пилорамы, где и оставили свое удивление этому чуду. Привыкли аборигены и к виду кобур пистолетов на поясах землян. Даже Родину и Кастро из-за условий работы пришлось сменить привычные им автоматы на пистолеты. Привыкли и глаз на них, как было ранее, уже не пялили. У самих же в качестве индивидуального оружия на поясах в деревянных ножнах висели небольшие кинжалы, изготовленные ими же под руководством Лунина. Кинжалы внешним видом на большие эстетические нормы не претендовали, но были остры и надежны. За поясами соплеменники Найдена носили и топоры: в основном – важное орудие труда, но при необходимости – и грозное оружие. А вот копья с металлическими наконечниками, еще один вид надежного разящего оружия, чтобы не мешались во время работы и не потерялись в лесу, по настоянию Игоря Павловича, пришлось хранить на катамаране. Вместе с нехитрым обеденным сухпайком для всей бригады.
Выбрав удобную для транспортировки до реки лесной массив, земляне – Лунин, Кастро и Родин – пилили под корень самые стройные деревья, затем распиливали их на пятиметровые бревна, а аборигены – Аз, Буки и Веди – под руководством Игоря Солнцева с помощью топоров и двуручной пилы очищали их от суков и сучьев. Работали дружно, споро, отправляя ежедневно по две-три партии плотов к пристани у производственной площадки, где бревна вытаскивали на берег и складировали для просушки.
За день уставали так, что, добравшись до тора, спешили принять душ, быстро расправиться с ужином, приготовленным женщинами, и предаться сну. Утром – прохладный душ и легкий завтрак. Следом – привычное недолгое путешествие на катамаране по Мутной. Поеживание от утренней прохлады. Прибытие к месту лесозаготовки. И работа в поте лица до обеденного перерыва. После обеда и краткого отдыха снова работа. Теперь уже до наступления вечера.   
Естественно, во время заготовки бревен все участники лесоповала время от времени перебрасывались между собой словами и короткими фразами, часто – довольно «солеными», ибо они помогают скрашивать тяжелый труд и «укорачивать» время. Но сколько новых слов узнали и запомнили соплеменники Найдена, никто не подсчитывал. Зато все заметили, что слово «берегись!», выкрикиваемое во время падения спиленного дерева, несмотря на его многослоговость и трудность в произношении из-за близкого соседства раскатистого «р» и готового к картавости «г», все аборигены усвоили четко и ясно.
Когда же лесоматериала, по подсчетам Соколова и Лунина, было заготовлено достаточно, работа в данном направлении прекратилась. Однако на смену ей пришла другая – доставка бревен на производственную площадку и к зданию пилорамы. И хотя Григорий Лунин позаботился об изготовлении четырехколесной деревянной тележки для транспортировки тяжелых бревен с берега, и аборигены охотно принялись эксплуатировать это изобретение, самим землянам проще было бревна носить вчетвером на плечах или же на приспособлении, похожем на носилки. Так дело шло спорее, особенно во время подъема на береговую возвышенность.
Впрочем, вскоре произошло разделение труда. Земляне доставляли бревна с нижней кромки берегового склона-откоса на верхнюю. А аборигены, приняв от них груз, транспортировали его на тележке теперь уже по ровной поверхности до площадки или до пилорамы.
Наконец весь лесоматериал доставлен по назначению. И можно облегченно вздохнуть. Но Лунину не терпится приступить к процессу изготовления бумаги и стекла. И отдых землян и аборигенов-юношей длится недолго. Труба зовет в новый трудовой поход. Начали со строительства зданий под стекольную и бумажную мастерские. Работали в основном вшестером: три землянина и три аборигена. Лунина освободили от строительных дел, чтобы он занялся изготовлением технической базы для производства стекла и бумаги.
Так как стеклоплавление – процесс технологически сложный и трудоемкий, то новый Кулибин начать решил с изготовления бумаги, основным ингредиентом для которой являются древесные волокна. Первым делом требовалось провести очистку древесины от таких примесей, как кора, смолы, грязь. Вторым – отбеливание, чтобы будущая бумага достигла определенной белизны. Для этой цели он решил использовать металлическое корытце с невысокими бортами, изготовленное им еще для первых выходов горе-космонавтов за пределы «Урана». «Чего добру попусту пропадать, – заявил он, – пусть новому делу послужит».
Но технология изготовления бумаги требовала и посудины для замачивания древесных волокон после их очистки и отбеливания и «мельницу» для размалывания водно-древесной массы до пастообразного состояния. Поэтому Лунину пришлось делать вторую металлическую емкость и «мельницу» в виде двух металлических валиков, тесно прижатых друг к другу. В верхнем валике для его вращения была приварена ручка. Валики крепились на деревянной станине вместе с деревянными бункерочками – подающим сырье и принимающим уже измельченную и размолотую однородную массу.
После размола и образования однородной целлюлозной пасты ее требовалось наносить либо на специальные сита, либо на валы. Но так как в распоряжении Григория Матвеевича ни одного ни другого не имелось, то  он заменил все это обыкновенными дощечками. На них планировалось наносить тонким ровным слоем целлюлозную пасту, что фактически говорило о формировании бумажного листа с четко заданными размерами длины и ширины. Затем затвердевшую листообразную заготовку требовалось прогнать через пресс, чтобы удалить остатки влаги и создать плотную и равномерную структуру бумаги. В качестве пресса Лунин решил использовать систему металлических валиков, напоминавшую «мельницу», но с более плотным подгоном поверхностей гладких отжимных валиков друг к другу за счет более тонкой обработки и шлифовки на токарном станке.
Заключительным этапом являлась сушка листов бумаги с помощью создания теплых воздушных потоков. Конечно, Лунин мог бы сделать и такое устройство, но, поразмыслив, решил, что в теплом помещении листы бумаги высохнут сами. Особенно, если, подобно постиранному белью, будут аккуратно развешаны на веревках.
Пока Солнцев, Родин Кастро и трое соплеменников Найдена занимались возведением срубов зданий под мастерские, Григорий Матвеевич, к досаде супруги, желавшей видеть его почаще возле себя, целыми днями занимался изготовлением нужных механизмов. Причем не только для бумажного, но и для стекольного производства. А в качестве отдыха делал гребни для друзей-аборигенов. Материал на эти простые, но важные с точки зрения гигиены, эстетики и общей социальной культуры предметы обихода использовал разный – древесину, пластик и дюралюминий. Если нужную древесину поставляли лес и пилорама, то пластик и дюраль – бывший космический корабль «Уран» и его внутренние перегородки и обшивки.
Увлеченные работой мужчины-земляне не заметили, как светлое время суток начало набирать верх над ночной порой. Но дамы, по-прежнему несшие дежурство в ЦУПе и ведшие вахтенный журнал, сей факт не пропустили мимо своего зоркого внимания, обостренного подготовкой к предстоящим родам. «Хорошо, что нашим деткам предстоит родиться весной, когда и солнышко теплей, и воздух чище, и птицы веселей, и природа ярче и наряднее, – то и дело судачили они, собираясь в ЦУПе после завтрака и утренних работ по домашнему хозяйству для проведения занятий с подопечными аборигенками Су, Си и Со. – Вот и назовем их весенними светлыми именам».
Аборигенки речей не понимали, но по тем движениям рук земных дев, нежно поглаживающим выпирающие под комбинезонами округлости животов, догадывались о смысле их разговора.
Незадолго до предполагаемых родов женсовет постановил, чтобы кто-то из мужчин-землян под руководством Ангелины Романовны прошел ускоренные курсы акушерства и мог принять роды. Когда мужчины узнали о таком решении их половин, то после первичного «нет» и твердого женского «да!», переглянувшись между собой, сконцентрировали взоры на Игоре Павловиче Соловьеве.
– Нет, – попытался было отбиться от данной должности командир «Урана».
– Да! – громким троекратным эхом последовал безапелляционный ответ коллег на его робкое и нерешительное «нет».
Игорь Павлович смирился со своей участью быть бабкой-повитухой и принялся за изучение базисных норм и правил акушерского дела. На него же легли и заботы по обустройству «роддома» в комнате отдыха, где силами мужчин, оставивших на время другие дела, была проведена генеральная уборка. Ими же были установлены четыре деревянные кровати для рожениц и четыре колыбельки для родившихся деток. И то, и другое – плод рук всех землян.
Естественно, Солнцев, Лунин, Родин и Кастро под неустанным женским контролем позаботились и о санитарных условиях в «родильной палате», куда, после наведения там чистоты и порядка, никто, входа не имел.
Конечно, приготовления землян к пополнению их рода, не осталось тайной для аборигенов – девушек и парней. Они, оказавшись без прежнего контроля со стороны наставников, начали отлынивать от работы и, собравшись в стайку, тихо шушукаться между собой, делясь новыми впечатлениями. Что и говорить, их интересовало и волновало то, как великаны-волшебники загодя щепетильно готовятся к пополнению рода, что, по их же понятиям, было делом вполне обычным и заурядным.
Так как между жилым блоком и «роддомом» расстояние измерялось десятком метров, то все решили, что до начала предродовых схваток женщины будут находиться в «своих квартирах» или же в ЦУПе, на глазах друг у друга и под наблюдением Соловьевой. И только при начале схваток подлежали доставлению в «родильную палату».   
Роды, судя по обмену мнениями самих дам, обещали быть дружными. И это смущало не только Солнцева, но и других будущих папаш. «Вот же клуши, – был обескуражен данным обстоятельством, возможно, больше других Александр Родин. – Все у них быстро да споро. И мужей выбирать, а потом менять, и беременеть всем в одну и ту же ночь, и рожать в один день…  А вот подумать хотя бы о недельной очередности родов, чтобы и Соколову, и всем нам, мужчинам, было поспокойнее, так и не догадались. Это же надо: в один день и час удумали рожать… И смех, и грех… Однако, если подумать серьезно, то тут совсем не до смеха. Особенно Солнцеву».         
Впрочем, сначала схватки начались у Сюзанны, о чем всех известил встревоженный, если не сказать перепуганный Григорий Матвеевич. Ее тут же в сопровождении Соловьевой, Лунина и Солнцева, облаченного в белый халат, белый платок, заменивший докторскую шапочку, и белые бахилы, загодя сшитые дамами, отправили в «родильное отделение». Перед входом в отделение Лунин был остановлен строгим: «Тебе туда нельзя», а введенную в палату Сюзанну, освободив от одежд и нижнего белья, уложили на койку. Медленно передвигавшаяся по палате Соловьева сначала сама приступила к оказанию помощи роженице, но тут же, устав и опасаясь за собственного ребенка, уступила место у койки роженицы Игорю Павловичу, оставив за собой лишь консультативную часть.
Потея не меньше чем роженица, громко звавшая на русском и нерусских языках на помощь родную мамочку и всех земных святых, Игорь Павлович, следуя советам Соловьевой, благополучно принял младенца – крупного розовотелого мальчика, возвестившего свое появлением на Гее громким криком то ли радости, то ли возмущения. Сразу не понять…
Как он перерезал и перевязывал пуповину при точных и неукоснительных командах Соловьевой, как укутывал пеленками, пеленал и укладывал в специальную колыбельку новорожденного, Игорь Павлович, скорее всего, не помнил. И спроси у него кто-нибудь об этом, никому на этот вопрос не ответил бы. Ибо все делал безотчетно, автоматически, помимо действия собственного разума, подчиняясь лишь командам Ангелины Романовны, профессионального врача, коллеге, матери его будущего ребенка и уже бывшей жены. Главное, что делал и делал хорошо…
– Вот и первый землянин, родившийся на Гее, – уложив младенца в колыбельку, констатировал тихо. – Одним этим уже будет знаменит. Как думаете назвать? – обратился к притихшей, отходящей от болей Сюзанне.
– Яром, – так же тихо ответила роженица пересохшими от долгих стенаний губами. – По имени древнерусского бога весны, силы и урожая, как говорил муж.
– Того звали Ярилой, – довольно деликатно внес коррекцию Солнцев. – Впрочем, какая разница: Яр или Ярило, – поправил он себя, чтобы не сердить роженицу. – В любом случае, лучше не придумать. А теперь отдыхай, набирайся сил, готовься кормить Ярика грудью.
Не успел Игорь Павлович Солнцев, экс-командир «Урана», а в данный момент еще и акушер, облегченно вздохнуть, вымыть руки и вытереть со лба и лица тяжелые капли соленого пота, не успел он поздравить притихшую после болей и мучений, смиренно-счастливо улыбавшуюся новоявленную маму с рождением сына, как начались предродовые схватки у Гиты.
– Игорь Павлович! – постучавшись в закрытую дверь, прокричал из коридора Хосе Кастро. – Скорее! Моя жена рожает. Выручай!
– Сейчас, – ответил новоявленный акушер-гинеколог будущему папе через дверь. Но перед тем как отправиться за Гитой все же успел коротко спросить Соловьеву, присевшую на соседнюю от роженицы койку: – Как ты сама? Справишься? 
И, услышав тихое «справлюсь», бегом ринулся за новой роженицей. Вдвоем с Кастро довел до палаты Гиту, а в палату до койки, чтобы не нарушать санитарию, пришлось вести-нести одному. Прежде чем уложить постанывающую и плачущую роженицу в кровать,  пришлось раздеть ее догола. Бывшая супруга попыталась помочь в этом деликатном деле, но, всплеснув огорченно руками, с виноватой улыбкой новь опустилась на свободную койку.
– Плохая я тебе помощница.
– Сиди, сиди, – успокоил ее Солнцев. – Слава богу, обнажать женщин не раз приходилось, – попытался шуткой размягчить не очень радостную обстановку. – Правда. Это было в уже далекой моей юности.
– Ладно, не прибедняйся, пересиливая боль, улыбнулась Ангелина, возможно, вспомнив недавнее прошлое из их совместной постельной жизни. И, переходя на деловой лад, потребовала: – Действуй, как учила.
Едва Игорь Павлович приступил к проведению родовспомогающих манипуляций над роженицей Гитой, как Ангелина Романовна, не вставая с кровати, начала медленно убирать с себя верхнюю одежду.
– Кажется, и мне пришла пора рожать… Ой, мамочка родная, дай мне силы…
– Бабы, бабы! Что же вы творите! – метался между койками Солнцев, помогая Гите родить, а Ангелине избавиться от нижнего белья и прикрыться чистой простыней. – Хотя бы какую очередность соблюдали… Я раздваиваться не умею…
– Ничего, ничего, – сквозь слезы и боль шутили три женщины – она, уже родившая, и две рожающие. – Ты – настоящий мужчина и командир. Ты справишься. А чтобы было легче, можешь Ли позвать. Она, по-видимому, очередь все же соблюдает…
– Молодцы, – убирая носовым платком пот с лица, пыхтел Солнцев, – совсем хотите меня с ума свести. – Ту с вами двумя, – про Сюзанну уже речи не веду, она молодец, тихо себя ведет, – не справиться, а вы предлагаете еще один тяжкий груз на меня взвалить. Боюсь, Боливар, как говорилось в одном старом кино, такой нагрузки не выдержит…
– Ничего, – вновь сквозь стоны и слезы продолжали шутить роженицы, – Боливар, может, и не выдержит, но Солнцев устоит. Он же – Солнце! Звезда! А Солнцу, как некогда выразился один известный поэт, «светить до дней последних донца…»
То ли вымученные страданием шутки помогли, то ли рекомендации сдержанно постанывающей Ангелины – все же профессиональный врач, – то ли высшие силы, неусыпно стоящие на страже рожениц, но Гита и Соловьева благополучно разрешились от бремени. Первая – сыном, вторая – дочерью.
Угорело метавшийся между двумя роженицами Солнцев, выполнявший обязанности акушера скорее по наитию, чем по уму и инструкции, тем не менее, весьма успешно принял обоих младенцев, ознаменовавших о своем появлении этот мир громким криком новой жизни. Запеленав попискивающие живые комочки в пеленки, уложил в колыбельки.
– Отдыхайте и ждите мам с их грудным молочком.
– Эй, доктор, смотри не перепутай младенцев, – пошутила Сюзанна. – Моего зовут…
– Помню: Яром или Яриком.
– Верно. А у Гиты…
– Полагаю, Гита сама скажет, – стараясь быть тактичным, все же прервал Игорь Павлович отходящую от родовых болей и входящую в послеболевую словоохотливость Сюзанну. – Как думаете назвать своего ангелочка, Гита? – задал он вопрос притихшей Гите.
– Либо Ладом, либо Лелем, – едва шевеля распухшими губами, отозвалась вопрошаемая. – До конца с Хосе еще не решили.
– И одно, и другое – божественные имена, – улыбнулся Солнцев. – И весенние.
– А вы, Игорь Павлович, как с Ангелиной назовете свою дочь? – вновь бесцеремонно поинтересовалась Сюзанна.
– Мою дочь, – тут же поправила ее Соловьева. – Мою! –повторила твердо.
– Хорошо, хорошо – твою дочь. Главное, не сердись, – охотно согласилась супруга Лунина, сглаживая прежнюю бестактность. – Так как собираешься, Ангелина, назвать свою дочь?
– Ладой – ответила твердо и с достоинством Соловьева. – По имени древнерусской богини весны, любви и красоты, – пояснила на всякий случай.
– Вот и замечательно, – подхватила ответ явно оправившаяся от родов Сюзанна при полном молчании Солнцева. – Будут у нас Лад и Лада. Готовая пара.
– Ох, и шустра ты у нас, Сюз, – вздохнув, негромко, едва слышно вставила словечко Гита. – За всех все уже решила. Молодец…
– А что?.. – произнесла с вызовом Сюзанна.
– Все, все! – теперь уже прервал разговорчивую Сюзанну и завязывающуюся по ее инициативе дискуссию Игорь Павлович. – Отдыхайте.
И, удивительное дело, все, подчиняясь негромкой команде, мгновенно притихли. Даже новорожденные перестали плакать. В «родильной палате» образовалась чуткая и хрупкая тишина.    
Однако едва улеглись страсти с рождением детей у Сюзанны, Гиты и Ангелины, как до «родильной палаты» своим ходом добралась Ли. Впрочем, не одна, а в сопровождении сияющих счастливыми улыбками новоявленных папаш Лунина и Кастро, незадолго до этого извещенных об их новом статусе.
– Руку набил на приеме детей друзей, теперь позаботься о нашем, – пошутила она с порога. Затем, увидев свободную койку, направилась к ней. – Обнажаться что ли?..
– Да, – поспешно подскочил к супруге Игорь Павлович. – Я помогу.
– Помогай, коли не шутишь.
– Знаешь, дорогая, – разоблачая жену, тихо произнес вынужденный акушер Солнцев, – ныне мне не до шуток. Но, слава богу, справляюсь понемногу. И с твоими родами, надеюсь, справлюсь не хуже. А Соловьева мне в этом, надеюсь, поможет. Верно, Ангелина Романовна?
– Конечно, помогу, – тихо отозвалась доктор Соловьева. – По крайней мере, советами. На большее, к сожалению, пока не способна…
– Вот и хорошо, – произнесла Ли. И, обращаясь к мужу-акушеру, добавила: – Я буду тужиться, а ты делай то, что будет подсказывать Соловьева. И знай: я в тебя и в себя верю. У нас все будет хорошо.
– Спасибо, Ли, – прослезился уставший от нервного напряжения и бесконечных женских стенаний Солнцев.
Как ни удивительно, маленькая и хрупкая китаянка Ли, имевшая огромный для своей фигурки живот, меньше всех других рожениц плакала, стонала да причитала. Мало того, она, к несказанной радости Игоря Павловича, быстрее их разродилась дочерью. Маленький живой комочек, огласивший мир своим криком, после перерезания пуповины бережно принятый крепкими руками Солнцева, вскоре был спеленат и уложен в очередную колыбельку.
– Слава тебе, Господи! – выдохнул с явным облегчением Игорь Павлович и, убрав с лица пот, присел на краешек кровати супруги. – Кажется, отмучились… Особенно я. Космическим кораблем управлять куда проще, чем роды принимать у одной роженицы. А тут – сразу четыре…
– Вы, док, меньше причитайте да стенайте, – перебила его сетования разговорчивая после родов Сюзанна, – лучше скажите, как собираетесь дочь именовать?
– Это прерогатива Ли, – уклонился от ответа Солнцев.
– Нашу дочь назовем Светланой, – отвечая на вопрос любознательной подруги, заявила Ли. И, предупреждая, возможно, новый вопрос с ее стороны, пояснила: – В этом имени, на мой взгляд, есть и свет солнца, и тепло весенней земли, и нежность зарождающегося утра.
– Хотя и длинное имя, но вполне подходит к имени моего сына Яра, – выдала «на гора» очередную сентенцию Сюзанна при задумчивом молчании Игоря Павловича, показном безразличии Ангелины и естественной отрешенности к беседе Гиты. – Вот и вторая пара.
– Жизнь покажет… – закрывая тему, кратко заметила Ли.
– Вот именно, – вздохнул Солнцев. 
Через несколько часов все четыре мамаши, тихо переговариваясь между собой, кормили набрякшими грудями своих чад-кровинушек, бережно поднесенных им бывшим командиром космического корабля, а ныне акушером-гинекологом Игорем Солнцевым. Именно Солнцев первым из всех мужчин несчастного «Урана» увидел в глазах юных мам мягкий, теплый свет бесконечной материнской радости и нежности.
Что же касается остальных мужчин-землян, то они как угорелые носились по коридору тора от ЦУПа или от жилого блока до «роддома» и обратно. Впрочем, не просто носились, а с жгучим ожиданием в глубинах своих душ и сердец одного: хотя бы одним глазком взглянуть на родившихся крох. В них, надо полагать, просыпались чувства отцовства, не менее великие, как бескрайние чувства материнства…


НОВЫЕ ДЕЛА И ЗАБОТЫ
             
 Пока земляне были заняты хлопотами, связанными с родами и пополнением семейств, соплеменники Найдена – и юноши, и девицы, – фактически оставшиеся без контроля со стороны своих наставников, оказались предоставлены самим себе. О какой-либо работе по собственному почину они не мыслили, зато решили совершенствовать навыки в стрельбе из лака. Поэтому, покинув тор, собрались на площадке, приспособленной для этой цели. Но и со стрельбой как-то не ладилось, не всем везло попасть в мишень с первого или второго раза.
– А жены волшебников-великанов, сами волшебницы-великанши, рожают детенышей, как бабы нашего племени великих охотников, – первой затеяла разговор на интересовавшую всех тему супруга Найдена Су, передавая «девичий» лук Со. – С плачем и криками.
– А еще и с кровью, – поддакнула Со, принимая от Су лук и стрелу.
Наложив стрелу на тетиву, прицелилась и выстрелила, но опять не попала.
– И также в животах долго вынашивали, – поддержала подружек Си пока Со бегала за стрелой, чтобы вместе с луком передать ей..
– Так, может, они и не волшебники, а такие же смертные, как и мы? – ввязавшись в женские пересуды, огорошил всех неожиданным вопросом Аз, до этого молча наблюдавший за ходом девичьих состязаний в стрельбе. – Может, только хотят казаться волшебниками?
– Помолчал бы, – набросились на него девицы. – А кто дома построил? А кто кузню создал, в которой вы ножи куете? А кто посуды разной при нас же наделал и нас тому научил? А кто кашу или суп из какого-то порошка каждый день творит? А луки? А стрелы? А копья?
– Так и мы копья делали… – заикнулся было Аз, но на него снова дружно зашипели рассерженными фуриями:
– Молчи лучше со своими копьями-палками, которыми за один раз и косули Ли не свалить. Молчи да думай, как стать похожим на мужчин-волшебников, которые так бережно относятся к своим женам… Наши взрослые охотники так не умеют. Даже Дуктох или Найден, как зовут его великаны-волшебники.
– У них свои обычаи, у нас свои… – отбивался от девиц Аз. – Мы тоже так сумеем, если захотим, верно, братья-охотники? – обратился он за поддержкой к друзьям.
– Верно! Верно! – не вникая в смысл вопроса, вразнобой ответили те и продолжили метать копья на расстояние да в цель и вести стрельбу из лука.
Но девиц эти скоропалительные заявления не успокоили, и они продолжили нападки на Аза;
– Вот как научишься, тогда и говори. А пока лучше не заикайся.
Споры, подобные дуновению весеннего ветра, наполненного разными звуками, шорохами, запахами, свежестью, то затихали, то возникали с новой силой в кругу аборигенов-учеников. Им бы подняться да и отправиться в родное стойбище, где ни кузницы с молотками клещами и зубилами, ни пилорамы, ни столярного станка, ни гончарных кругов с комьями глины и плошками отродясь не имелось, где жизнь совсем иная, непростая, но понятная. Однако что-то удерживало. И это что-то даже не строгий наказ Дуктоха – Мудрого Охотника – перенимать у великанов-волшебников знания и навыки, а иное, непонятное, необъяснимое, но притягательное, завораживающее. Потому и не уходили, и не думали об уходе. Терпеливо дожидались перемен.

Дня три у Родина, Кастро и Лунина, пока их жены находились в постельном режиме под приглядом Игоря Павловича Солнцева, бог-весть, когда спавшего, целых суток не хватало на семейные дела. Чтобы успеть приготовить завтрак, обед и ужин для женщин, сменить и постирать постельное белье, пеленки, требовалась уйма времени. А ведь еще надо было накормить и дать наказы аборигенам, начавшим отбиваться от рук, заглянуть в ЦУП и внести новые данные в журнал. Адова работа. Но, попробуй, не управься с ней…
Оказалось, что с рождением детей семейные дела – это такая гора проблем и проблемок, с которой мужчинам не так просто справиться. Раньше, когда всем этим занимались женщины, то со стороны данная докука казалось пустяшным, никчемным, малозатратным делом. Но стоило коснуться самим, как прежняя никчемность выросла до огромных размеров, лишив покоя и отдыха.
«Скорее бы женушки оклемались да на ноги встали, – не раз говорили три друга. – Без них, как без рук! Одни заботы да проблемы».
На четвертый день женсовет по настоятельной просьбе Ли принял решение, что пора выходить из-под опеки Солнцева и быть лишь под наблюдением профессионального врача и их подруги Ангелины Соловьевой-Родиной. Кстати говоря, последняя, чувствуя прилив сил и помня клятву Гиппократа, тут же приступила к исполнению профессиональных обязанностей.
– Как скажите, – пожал плечами Игорь Павлович, услышав решение женсовета. – Главное, чтобы все были здоровы и веселы.
 И, покинув «роддом», присоединился к мужскому сообществу.
Новорожденных чад нести в тесные семейные комнатушки мамаши не решились. «Здесь им лучше! – был единогласным их вердикт. – Но, кроме часов кормления, учредим поочередное дежурство, чтобы остальные могли заниматься другими делами. Так и время свободное для прочих дел будет, и младенцы – под постоянным присмотром».
Сказано – сделано. При этом никто даже не подумал, что на планете Гея появились первые детские ясли как предтеча будущего детского сада.
Сбагрив основные заботы о женах и детях на самих жен, мужчины «Урана» с новым рвением принялись за выполнение своих планов по строительству общаги и производству бумаги, стекла, кирпича-сырца, глиняной посуды, стрел и копий для будущей дружины Найдена из числа его сородичей. Понимали, что когда-то им придется не только охотиться, чтобы род и племя могли прокормиться, а следовательно, существовать, но и защищать их от внешних агрессивных сил, которые обязательно появятся. История земной цивилизации тому, к сожалению, яркий пример.
В разгар наступления весны – судили об этом не по увеличившемуся времени светового периода суток, когда ночь пошла на убыль, а по пройденному равноденствию, нарастающему солнечному теплу и прилету шумливых водоплавающих птичьих стай на речные заводи Мутной – со строительством общаги было покончено. Причем вместе с возведен6ием в ней русской печи, чтобы можно было отапливать в холодное время года, и установлением дверей и оконных рам с толстым сероватым стеклом.
– К сожалению, лучшего качества стекла добиться не удалось, – прокомментировал результат стеклоделия Лунин, когда вставлял стеклянные прямоугольники в деревянные рамы. – Со временем, возможно, научусь делать прозрачнее…
– Не сокрушайся, – приободрил его Солнцев. – Надо радоваться, что такое получилось в наших затруднительных условиях и возможностях. Зато бумага у тебя получилась отменная: хоть пиши на ней, хоть рисуй.
В освободившееся от строительной работы время юноши-аборигены, вооруженные копьями и луками со стрелами, подчиняясь охотничьему инстинкту, сразу же бросились к одной из речных заводей, чтобы добыть птиц. И к удивлению землян, возвратились с добычей – серыми крупными птицами, похожими на земных гусей: те же перепончатые красные лапки, тот же крепкий оранжево-красный увесистый клюв, та же тонкая продолговатая шея. И, конечно же, сплюснутая с боков голова. Два круглых глаза, крепкие размашистые крылья и серое оперение. Поставь рядом с земным гусем – не отличить!..
Лица охотников, предъявивших землянам шесть птиц, пылали торжеством, как летнее утреннее солнце первыми лучами. Еще бы не пылать, когда такая удача! За один поход – сразу столько добычи! Раньше целая группа взрослых и опытных охотников  за один раз столько не добывала. А тут начинающие – и столько, что пальцев на одной руке не хватает! И все это благодаря тугим лукам и стрелам с металлическими наконечниками. А то, что в ходе охоты лишились нескольких стрел, ставших добычей реки, не беда – волшебник Лунин сделает новые, если хорошо попросить…
– Вот же молодцы! – похвалил охотников Солнцев, видя такое богатство. – С голода не умрут. Берите пример, коллеги.
Последние слова относились к Родину и Кастро. Александр промолчал, внимательно рассматривая птиц, а Хосе с напускной ленцой ответил:
– Были бы у нас луки и стрелы – мы бы больше добыли. А из автоматов стрелять ты и сам не разрешишь.
– Не разрешу, – согласился Игорь Павлович.
Однако, когда торжествующие своей удачей охотники и прибежавшие на «просмотр» аборигенки хотели недалеко от стройплощадки развести костер и опалить перья на огне, Солнцев первым воспротивился этому.
– Нет! Нет! – замахал он руками, – Не делайте этого… Не ошпариваете…
Охотники, подчиняясь окрику-приказу, в недоумении остановились. Потом, переглянувшись между собой, пробежали растерянными взглядами по лицам Родина, Кастро и Лунина, словно ища у них объяснения происходящему, а заодно – поддержки. Но Александр и Хосе с неменьшим непониманием взглянули на «шефа». Тот же, быстро оценив обстановку, уже спокойным голосом внес пояснение:
– Крупные перья могут пригодиться для оперения стрел, а птичий пух – отличный материал для подушек и перин. Если не нам, то нашим детям.
– Так что же делать?.. – неуверенно произнес Хосе, выражая в своих словах общий вопрос.
– Надо часть крыльев с крупными перьями отрезать – их крупные перья, на мой взгляд, вполне сгодятся для оперения стрел, – опережая Солнцева, ответил Лунин, беря на себя роль главного распорядителя и шеф-повара, – а остальное ошпарить кипятком и ощипать. После кипятковой процедуры пух и перья легче удаляются из кожицы, – пояснил он. – Заодно и местных друзей научим этому фокусу.
В итоге недолгой дискуссии на разведенном Кастро костре была подвешена пара металлических чайников «фирмы» Лунина, а когда в них закипела вода, то Григорий Матвеевич, уложив птиц на земле в один ряд, по очереди обдал их крутым варом. Те тут же отзывчиво запарили. После этого, дав время тушкам остыть, показал, как надо ощипывать.
– Поняли? – спросил он у аборигенов, и когда юноши и девицы в ответ на вопрос утвердительно кивнули головами, продолжил: – Теперь, друзья, за работу. И не лодырничать.
«Друзья» не лодырничали, особенно девицы, у которых процесс ощипа получался лучше и быстрее, и вскоре шесть оголенных тушек, не отличавшихся упитанностью, – возможно, сказывался долгий и многокилометровый перелет, –  были обезглавлены, лишены лапок и выпотрошены.
Отнесем в холодильник корабля, чтобы не пропали? – спросил коллег Григорий Матвеевич.
– Нет, – возразил Кастро. – Так мы можем обидеть охотников. Пусть поступают в соответствии со своими традициями.
– И я того же мнения, – поддержал друга Родин.
– Да-да, ¬ – поддакнул и Солнцев.
– Хорошо, – не стал возражать Лунин. – Быть по-вашему. Только тебе, уважаемый товарищ Кастро, надо будет смотаться на корабль и притаранить оттуда щепотку соли. Посоленное мясо лучше, чем не посоленное.
– Это я мигом, – улыбнулся Хосе. – Одна нога тут, другая уже там.
И отправился на корабль.
Пока Хосе ходил за солью и прочей мелкой приправой, аборигены сбегали к ручью и притащили оттуда комья влажной глины. Дождавшись прибытия Хосе, вместе с Луниным и под его руководством – словами и жестами – сдобрили все тушки, как снаружи, так и внутри, солью и перцем и лавровым листом. И только после этого, густо покрыв их глиной, предали огню и жару костра.
– А что будем делать с потрохами? – спросил Хосе.
– А потроха, головы, шейки и лапки сгодятся на суп ив качестве дополнительной мясной приправы и на холодец, –ответил Григорий Матвеевич. – Холодец – продукт интересный, вкусный, калорийный. И его должно выйти предостаточно, дня на два для всей братии хватит, конечно, при определенной экономии… – пояснил с юморком, больше для аборигенов, чем для землян, хорошо знакомых с этой ресторанной закуске.
После удачной охоты аборигенов, кулинарных приготовлений о продолжении какой-либо работы речи уже не было. Все дожидались лишь одного – когда созреют тушки птиц в глиняных коконах. И только Григорий Матвеевич внимательно изучал крылышки, мысленно строя картины использования крупных перьев для оперения стрел.
Но вот один кокон был аккуратно вынут из жара костра – на пробу. Проба оказалась положительной: мясо полностью запарилось и испускало приятный запах приправ, круживший головы аборигенам. И юноши, и девицы, поглядывая на розовость продукта, то и дело шмыгали носами в предчувствии скорой трапезы и вкусного лакомства. Однако с лакомством пришлось малость обождать: требовалось вынуть из костра и остальные коконы. А еще дать им время на остывание.
Когда все же приступили к трапезе, то аборигены, не стесняясь землян, ели жадно и много – сказывались вековые традиции наедаться впрок, ибо последующие дни могут отказаться и голодными. Земляне же, отрезав небольшие кусочки мяса, лишь попробовали его на вкус. Слопать побольше опасались из-за возможного расстройства кишечно-желудочного тракта и последующих малоприятных процессов.
Четыре запаренных тушки отнесли на корабль и положили в холодильник – на будущее. А из потрохов, как и планировал Лунин, изготовили несколько мисок холодца, густо сдобренного всевозможными приправами.   
Вскоре же пришла пора задуматься об огороде.
– Система микрополей в связи с недостатком электроэнергии, того и гляди, прикажет долго жить, – однажды заявил Лунин после беседы с Сюзанной и обследования этого важного для землян объекта. – А чтобы не пропали те немногие образцы овощей и зерновых культур, которые имеются на микрополях, их необходимо перенести на местную почву. Больших полей, естественно, мы обработать не сможет, но для создания огорода под лук, чеснок, щавель, редиску, огурчики, помидорчики, капустку, клубничку, сил хватит. Кстати, как говорит Сюзанна, семена и рассада имеются. Есть и зерна пшеницы. Дело за малым: вскопать огород, посадить  готовую рассаду, посеять семена, вырастить и убрать урожай.
– Нужное  своевременное предложение, – сказал Солнцев. – Согласны? – спросил он Родина и Кастро.
– Что согласны, то согласны, – с непонятным вызовом ответил за обоих Кастро. – Только как быть с крольчатником и теплицей под перечисленные овощи? Ведь раньше речь шла именно о них, а не об огороде…
– Потерпят, – отмахнулся Солнцев.– Особенно крольчатник. Его всегда можно построить, а если нужда припрет, то клетки с кроликами можно и в помещение пилорамы перенести. Сейчас иная задача: как бы нужное время для закладки огорода не упустить… Весенние дни, если судить по земным меркам, быстро пролетают. А весенний день, если помните, год кормит…
– Ну, если так, то вопросов больше нет.
 Получив положительный ответ, Игорь Павлович предложил коллегам подыскать нужную площадку по другую сторону овражка, на котором находились «производственные мощности» землян. «Думаю, не стоит все яйца в одну корзину складывать, – мотивировал он свое решение. – Да и ближе к лесу почва должна быть плодороднее…»   
В итоге в поиске подходящего места приняли участие не только сам Солнцев, а также Родин и Лунин, но Лунин с супругой Сюзанной, отпросившейся у подруг на час-другой для столь важного дела.
– Иди, – сказали молодые мамаши, – и не переживай. Если твой Ярик есть захочет, то три пары женских сисек, наполненных молоком, будут в его распоряжении.
Сюзанне после слов подруг оставалось лишь благодарно улыбнуться да сказать спасибо.
Место под огород, как и планировали, нашли на противоположной стороне овражка, недалеко от подлеска. Местная почва, согласно заключению Сюзанны, позволяла и зерновым, и овощным культурам приносить хороший урожай.
– Это, конечно, не чернозем, – потерев между тонкими мальчиками щепотку почвы, взятой для образца с полотна лопаты, заявила Сю, – но при хорошем уходе, голодными нас не оставит. А если еще подкармливать удобрениями и поливать – урожаям быть добрым.
– Насчет удобрений пока ничего не скажу, – завил Григорий Матвеевич, – тут надо думать… Но о системе полива позабочусь. Возможно, что-то из урановской капельно-оросительной системы придется впору,.. А если нет, то какую-нибудь помповую систему из пары металлических цилиндров и пары поршней придумаю. Подобную тем, что  до первой половины двадцатого века применялась противопожарными дружинами. На телеге и конной тяге, – пояснил на всякий случай.
– Лучше архимедово водоподъемное колесо с так называемым бесконечным винтом в трубе, – вклинился с ироничной ухмылкой Родин. – Веками проверено.
– Хорошо, хорошо, помпу или архимедов винт, верю, смастеришь. А со шлангами или водопроводными трубами как? – ухватившись за слова Александра Родина, внес свою ложку дегтя настырный и нетерпеливый Хосе Кастро. – Их где возьмешь?
– Полагаю, что обнаруженные вами бамбуковые заросли этому делу полной мерой послужат. Вы же сами говорили, что там растения самых разных диаметров и разной длины.
– Верно. Но в них внутренние перегородки в районе годовых колец имеются…
– А мы их во всех коленцах водопровода удалим, – улыбнулся Григорий Матвеевич.
У Кастро после последних слов Лунина вопросы, по-видимому, иссякли, зато у его друга Родина, до сей поры молчавшего, они появились.
– Значит, не только за материалом для луков придется идти, но и за бамбуковыми трубами? – спросил он Лунина.
Надо сказать, что вопрос был непраздным. Прошедшей ночью Александр попытался было заняться сексом с оправившейся после родов Ангелиной, ибо лежать бок о бок с любимой женщиной, чувствовать тепло ее тела, нежность кожи, запах молочных желез, дрожать от желания и не обладать ею – изощренная пытка. Но Ангелина, разрешая осыпать себя поцелуями с головы до пят, и сама страстно целую, половую близость не допустила. «Рано еще, – заявила нежно, но твердо. – Подожди немного – и я буду полностью твоей». Проще ждать это «немного» было в отдалении от объекта обожания. Вот Александр и интересовался новой командировкой и временем ее исполнения. 
– А что делать? – вопросом на вопрос ответил Григорий Матвеевич. – Но это – забота не сегодняшнего дня. Ныне нам предстоит другая работа: вскопать соток пятнадцать-двадцать нетронутой целины. Лопаты и грабли имеются – на досуге пяток смастерил, – так что завтра с утречка и примемся за работу.
– Аборигенов берем? – задал очередной вопрос Хосе Солнцеву, как командиру корабля, пусть и отставному по причине его крушения. – Или, из соображений гуманизма и прочих «измов», не трогаем?..
– Конечно, берем. Пусть учатся земледелию, – отозвался Игорь Павлович с привычным серьезным выражением лица. – Ковать ножи и кое-что иное научились, пилить-строгать умеют, горшки лепить – тоже, пусть копать землю научатся. В жизни все пригодится.
«Жаль, – подумал Родин, услышав ответ Солнцева. – Снова придется мучиться и терзаться от несбыточного желания обладания собственной женой… Впрочем, другие мужики в подобном же положении, – успокоил он себя. – Ничего не поделаешь, придется потерпеть».
Целинная земля, никогда не ведавшая плуга, хотя и набрякла влагой, побывав под первыми вешними дождями, и прогрелась под солнцем, поддавалась лопатам землян с великой неохотой. Целую неделю от зари и до зари, от темна и до темна, с небольшими перерывами на обеденный прием пищи и короткий отдых, мужской экипаж «Урана» и приданные им силы в виде соплеменников Найдена – трех юношей и трех девиц – в поте лиц вскапывали землю под огород. Точнее, лопатами копали неуступчивую, хотя и влажную землю мужчины, а представительницы слабого пола граблями, впервые увиденными ими, неумело разрыхляли почву, убирая из нее стебли и корни травы.
Ненужный мусор аборигенки по распоряжению Солнцева относили за черту огорода и будущего поля, складывали в кучку. Земляне надеялись, что по истечении какого-нибудь времени весь этот сор естественным образом перегниет, превратится в гумус и станет органическим удобрением. Ведь в почве, как заметили земляне, имелись черви и какие-то мелкие насекомые – жучки, паучки – главные рыхлители и переработчики гумуса.
Вечерами после копания возвращались в родные пенаты столь уставшими, что порой даже ужинать не хотелось. Быстрее бы принять душ – да в койку и «бай-бай».
Когда часть огорода была вскопана, взрыхлена и подготовлена для приема рассады и семян овощных культур, вскапывание остальной площадки поля временно прекратилось, так как все рабочие силы были брошены на «посевную кампанию», как однажды сказал эмоциональный Кастро. На грядках, отведенных под капусту и помидоры, земляне высадили рассаду, взятую ими на «Уране», а на других посеяли семена и посадили лук, чеснок и прочие овощные культуры, позаимствованные также с микрополей погибшего космического корабля.
«Эх, сейчас бы дождичек хороший да теплый, – подумал про себя и сожалеюще вздохнул Григорий Матвеевич, когда с первой частью «посевной кампании» было покончено. – Замечательно бы вышло».
Но дождик, к сожалению Лунина и остальных землян, не пошел, не оправдал затаенных надежд. И им пришлось носить воду из Мутной в «ведрах», наспех изготовленных из штанин и рукавов двух космических скафандров.
«Все равно без дела лежат, только место занимают, – оправдывал это варварское действо Лунин. – Пусть же доброму делу послужат».
Чтобы проще было набирать воду и носить, самопальные «ведра» емкостью от 6 до 8 литров в верхней их части пришлось снабдить металлическими ободками и металлическими же ручками-дужками. Что и говорить, «ведра» получились не очень удобными, не говоря об их эстетической части, да и таскать их приходилось не менее двухсот метров, в том числе и на пригорок от реки. И так – несколько раз с «ведрами» в руках. Пока же донесешь воду от реки до грядки – задохнешься. Тут бы коромысла пригодились, но до них руки Лунина еще не дошли.
Возможно, в связи с этой физзарядкой, когда «ведра» в руках, а вместо спортивной дорожки подъем на взгорье по чуть наметившейся неровной тропке,  Кастро, как всегда эмоционально, выразил общее мнение с Родиным:
– Полив огорода – добровольная каторга.
– Ничего, ничего, – успокоил его Лунин, – это по первости. А дальше втянитесь – и обвыкните. Как по маслу пойдет! Да и временное это дело. Так что, коллега, не грусти и не кисни. Опять же, надеюсь, дождики поспешат – совсем весело станет. А как механическую помпу установим – вообще забот не будет…
– Тебя послушать, так и меда не надо – весьма сладкие слова и речи, – огрызнулся Хосе, но дальнейшие разговоры на данную тему прекратил.
Завершив дневные огородно-полевые дела, не только Хосе, но и все его коллеги на корабль возвращались, как некогда выразился один русский писатель, «вечерней, замшевой походкой», что обозначало высшую степень усталости. К данному определению можно было добавить и такой эпитет походки, как плюшевый или ватный, когда ноги двигаться совсем не хотят, заплетаются и ждут покоя.      
После завершения огородных работ и полива рассады продолжили вскапывание поля под пшеницу. Причем с заметным превышением используемой площади. «Под пар, – пояснил Солнцев. – В следующем году легче будет». – «Вот и копали бы в следующем году», – хотелось ответить на это Родину, но смолчал, понимая правоту старшего коллеги.
Подобно семенам моркови, ранее посеянным на грядках, каждое пшеничное зернышко, экономя «семенной резерв», сеяли отдельно друг от друга, чтобы каждый всход дал хороший колосок. Завершив сев, ждали дождя. И однажды ночью дождались. Правда, плотная обшивка корабля не позволяла видеть ярость молний в черных беззвездных небесах и слышать перезвона дождевых струй и капель, но раскаты грома все же проникали в чрево тора слабыми отголосками.
Когда утром мужчины-земляне и соплеменники Найдена выбрались из тора, то увидели, что земля во всей округе была добротно полита влагой, а выглянувшая из земли трака радостно сияла изумрудным светом и искрилась в солнечных лучах остатками влаги.
В этот день никто не работал – месить грязь никому не хотелось. Даже Лунин, порывавшийся дойти до поля и проверить  глубину проникновения влаги в рыхлую почву, и тот после слов Хосе: «Уймись, Робинзон Крузо, с твоим огородом все в порядке», – отказался от ненужной затеи.
Поэтому, полюбовавшись освеженным дождем окружающим миром, стремительным полетом птиц под прояснившимся голубым небом и их веселым щебетаньем, вспомнив земных жаворонков, певших гимн весне, возвратились в тор. И весь оставшийся день, с небольшими перерывами на обед, провели в ЦУПе, просматривая в очередной раз фильмы о земной жизни. Земляне, в том числе и женщины со спеленатыми грудничками на руках, ностальгировали, а туземцы не переставали удивляться и восхищаться мощью далеких волшебников, а то и богов. То у одной, то у другой мамы груднички тоненькими голосками требовали кормления, и мамаши без какого либо стеснения расстегивали верхние части кофт и, выкатив наружу тяжелое яблоко левой или правой титьки с набрякшим молоком коричневатым сосцом, совали его в крошечные ротики младенцев. Добившись своего, младенцы тут же затихали, умиротворенно посасывая живительный сок их бытия.
Вечером мужской совет корабля принял решение, что настала пора отправлять в стан Найдена его сородичей, поднабравшихся кое-какого опыта и имеющих возможность передавать его другим. Сопровождать трех парней и трех девиц вызвались Родин, Кастро и Лунин.
– Ты бы, Григорий Матвеевич, здесь остался, – не одобрил решение Лунина Солнцев. – Тут для тебя работы невпроворот. И у токарного станка, и в кузнице, и на пилораме, и на огороде. Подумай…
– Так я же ненадолго, – смутился мастер на все руки. – Хочется лично лукопригодные и бамбуковые угодья осмотреть, да и до окрестностей лесного озера добраться охота, своими глазами все увидеть да ощупать… Уж очень красочно его возможности Александр и Хосе описали. Потому и не терпится…
– А как же с нашими мамашами быть? – вынул козырь из рукава Игорь Павлович. – Мне одному с ними не справиться. Заклюют.
– Ничего, ничего, – едва ли не хором отозвались на этот пассаж командира «Урана» Лунин, Кастро и Родин. – Справишься. Ты у них после их родов самый большой и верный авторитет.
– Вам бы шутки шутить, а тут вопрос серьезный: защита женщин и детей от возможной опасности, – продолжил настаивать на своем Солнцев. – Чуждый нам мир, дикие нравы…
Однако переубедить коллег не смог и смирился.
С этого момента начались приготовления к очередному походу в стан Найдена и его соплеменников. Имея кое-какой опыт путешествия, Родин предложил коллегам не только оружие, – в данном случае кинжалы и пистолеты, так как автоматы мешали при работе, – осмотреть и проверить, но и инструменты – топоры и пилы, – без которых суть предстоящего предприятия теряла смысл. А еще он стал инициатором пошива и прикрепления к комбинезонам плотных, но удобных капюшонов.
– Мало ли какое дерьмо может упасть на наши головы при движение по лесу, наполняющемуся не только приятной зеленью деревьев и кустов, но и всякой живностью, – пояснил он свое предложение. – Да и от дождя, и холода защита.
Спорить с ним не стали, капюшоны сшили, к воротникам комбинезонов приторочили.
Спорить не стали и с Григорием Луниным, решившим прихватить в поход такие предметы, как малую складную лопату, тонкотрубчатую телескопическую треногу с металлическим же кольцом на вершине для кастрюльки, миски или для подвешивания чайника над костром. Лишь Хосе неодобрительно хмыкнул:    
– Лишний вес спину ломит.
– Запас карман не тянет, – отшутился Лунин. – К тому же нести это мне.
Естественно, приготовления землян к очередному походу не укрылось от глаз аборигенов, начавших обмениваться короткими репликами о скором возвращении под сень родных вигов. Все в соответствие с русской пословицей, когда в гостях хорошо, а дома лучше… Особенно много и весело, подобно весенним певчим птицам, щебетали, шушукались девицы, перебирая подарки, полученные от жен великанов-волшебников. А это не просто подарки – великое чудо! Никогда еще невиданное ни у кого богатство! Цветные ленты, которые можно вплетать в косы. Цветные крепкие нити, пригодные для шитья и украшения. Металлические иголки, столь необходимые при шитье. Ножницы, которыми можно и шкуры кромсать, и волосы подстригать. Стальные ножи с красивыми ручками, пригодные для всякого домашнего рукоделья и приготовления еды. Деревянные гребни для расчесывания волос. Еще чашки, миски, плошки, горшки из светлой вязкой глины, обожженные в жаркой печи. А у Су, кроме того, еще стрелы, колчан и маленькое круглое зеркальце – волшебный подарок Сю, чем-то отдаленно похожей на саму Су. Возможно, смуглостью лица, чернотой добрых глаз и едва заметной приплюснутостью носа.


ЖИЗНЬ – ЭТО БЕСКОНЕЧНЫЙ ПОИСК

Когда с подготовкой к походу дело было завершено, все напутственные речи и слова произнесены, колыбельки с малютками окинуты теплыми взорами, губы остающихся на корабле жен крепко поцелованы, оружие проверено, утробистые вещмешки упакованы и готовы вскочить на плечи, трое землян и шестеро туземцев отправились в путь. Отправились по уже сложившейся традиции рано утречком, по холодку, с первыми лучиками невидимого солнца, зарумянившими восточную часть небосклона. Правда, на противоположной стороне небесного купола еще можно было разглядеть тускнеющие звездочки и надкушенный диск бледной луны.
Птахи в начавшем оживать Мертвом лесу еще не пели, а наши путешественники, нагруженные, как вьючные верблюды, вещмешками с разными изделиями из глины, дерева и металла, а также некоторым запасом еды медикаментов, уже бодро шагали по покрывающимся зеленой упругой травой тропкам-дорожкам, придерживаясь едва угадывающих из-за их изумрудных одежд деревьев-ориентиров.
– Как изменилась окружающая картина, – заметил эмоциональный Кастро, поправляя сползающий с головы капюшон. – Все стало совсем незнакомым. Пожалуй, можно заблудиться…
– В лесу – да, – как бы согласился с ним Родин, но тут же и опроверг: – Однако мы-то не в лесу, а на его кромке. К тому же у нас есть прекрасный ориентир – река. Так что шагай веселей, не заблудимся. Да под ноги не забывай поглядывать, чтобы ненароком на какую-нибудь ползающую тварь не наступить…
Действительно, река Мутная была рядом, в каких-то двадцати-тридцати шагах. Сонно шуршала тихими накатами волн на берег. И только всплески от выныривающих на какое-то мгновение  из темных глубин вод рыб и рыбешек нарушали эту дремоту.
Григорий Лунин, нагруженный, как и остальные, под самую завязку, отвыкший от быстрой ходьбы по пересеченной местности из-за постоянной работы практически на одном месте, услышав слова Родина об ускорении хода, негромко заметил:
– Куда еще быстрее да веселее… И так, как скаковые лошади на ипподроме… Уже парить начинаем. По крайней мере, я.
– Это, брат, с непривычки, – усмехнулся Хосе, не сбавляя темпа движения. – Втянешься – усталость отступит. А пока посмотри лучше на своих питомцев. С копьями в руках, ножами-кинжалами на поясе, с луками и стрелами в колчанах на бедрах и непривычными увесистыми вещмешками за плечами, в не очень удобных кожаных штанах и мокасинах, а держатся бодрячком. Вон как короткими ножками сноровисто перебирают!.. Так что – не скули.
– А я и не скулю, – ответил с придыханием Лунин, – даже не прошу темп хода сбросить. Просто констатирую неприятный для меня факт.
– Ладно, друзья-товарищи, – примирительно произнес Родин, – можем шагать и помедленнее. Чай, не на марафоне, да и запас времени позволяет.
– Я – за! – не стал возражать против предложения Родина Хосе Кастро. – Так проще наблюдать за окружающей обстановкой и любоваться красотами неземными.
И, сбросив с головы на плечи капюшон, демонстративно сбавил темп движения.
Дальнейшее продвижение сводного отряда путешественников к удовлетворению чаяний Лунина, а заодно и всех туземцев, проходило в более спокойном порядке. Впрочем, идти в безмолвствии также не хотелось, особенно Кастро. Ведь давно известно, что песня или легкий треп-беседа путь сокращают. Вот Хосе и забросил удочку с наживкой:
– А не кажется ли тебе, друг Алекс, что мы с соплеменниками Найдена в чем-то миф о скифах, рассказанный стариком Геродотом, повторяем?
– Про золотое ярмо и чашу с пивом?
– Примерно, – усмехнулся Хосе. – Там, правда, несколько по-иному говорилось…
– Напомни, будь любезен.
– Запросто, – тут же отреагировал Кастро и, не откладывая дело в долгий ящик, приступил к пересказу мифа: – Как писал Геродот, а он мастер на разные исторические анекдоты, у Таргитая, сына Зевса и дочери Борисфена родились три сына: Липоксай, Арпоксай и самый младший Колаксай. Во время их правления на скифскую землю упали сброшенные с неба золотые предметы: плуг с ярмом, обоюдоострая секира и чаша. Липоксай – он был старшим среди братьев, – увидев первым, подошел, желая их взять. Однако при его приближении золото загорелось. Липоксай струхнул и отшатнулся. Но позже счел младшим братьям поведать об увиденном чуде.
– Молодец, – одобрил действия Липоксая Родин. – Не зажилил…
– Возможно, – отреагировал на реплику друга Хосе и продолжил: – После этого к золотым предметам…
– Прямо скажем – халявным, – ввернул едкое словцо Александр.
– Пусть – халявным, – не смутился Кастро, – тем не менее к ним подошел средний брат – Арпоксай. Но с золотыми предметами снова произошло то же самое – запылали.
– Да, с золотом шутки плохи, – хмыкнул Родин. – Особенно с горящим и расплавленным…
– Так как старших братьев золото отвергло, – продолжал Хосе, лишь мельком взглянув на Родина,  – то наступила пора младшему, Колаксаю, испытать удачу. Когда он приблизился к золотым предметам…
– Халявным, – вновь, ухмыльнувшись, ввернул словцо Александр Родин, возможно, для того, чтобы подзадорить друга-рассказчика, размеренно шагавшего по тропке.
– И пламя над золотом, к удивлению старших братьев и радости младшего, погасло, – на этот раз не стал реагировать на колкости Родина Хосе. –  Колаксай, естественно, не растерялся, схватил предметы в охапку и унес к себе. И с того момента по воле старших братьев стал царем над всей их землей.
– И в чем же здесь мораль?
– А в том, – опережая Хосе, ответил Григорий Лунин, – что через несколько веков аборигены забудут, кто их учил разным ремеслам, а будут повторять друг за другом, что все ремесла с неба упали прямо в руки их мудрецов.
– Верно, – поспешил с подтверждением Кастро. – Все так и будет.
– Что верно, то верно, – заметил с долей иронии в голосе Родин, – только жаль, что Григория Лунина не вспомнят, который делал им копья,  луки, стрелы,…
– А еще топоры, лопаты, горшки, кувшины, чашки и миски, – подхватил с лукавой улыбкой Кастро.  – Как прививал тем самым не только знания о ремеслах, но и зачатки культуры.
– А зачем вспоминать, – вновь взял нить беседы в свои руки Александр, – когда, по большому счету, все это действительно упало с неба… вместе с нами и нашим незадачливым «Ураном».
– И бог с ними, – ответил коллегам Лунин. – Главное, чтобы полученные о нас предметы труда и быта, некоторые навыки использовали с пользой и на благо себе и соседям. А о нас пусть помнят наши потомки, – подвел он итог сказанному.
– Философ, – кивнув головой в сторону Лунина, подмигнул Кастро Александр.
– Еще какой! – подыграл другу Хосе. 
 Лунин промолчал, стараясь не сбивать размеренность шага с заданного ритма движения..

До стана Найдена добрались засветло и без дорожных приключений. Правда, пришли довольно уставшими, ибо, втянувшись в размеренный ход, почти не делали коротких остановок для отдыха. 
Как и следовало ожидать, между вновь прибывшими аборигенами и их сородичами, остававшимися в стане, произошла радушная встреча. Не обнимались, – видимо, это не было принято, – но радостно посверкивали глазами, что-то постоянно говорили. А когда Аз, Бук и Вед горделиво показывали соплеменникам свое оружие – копья, луки, стрелы, ножи, а также чашки, миски, горшки, сделанные их руками, то радостные взоры их ровесников тут же сменялись проблесками зависти. Мол, на бы такое… Но зависть тут же улетучивалась, уступая место радости и надежде, что и у них все это будет, коли волшебники о них позаботятся.
Не отставали от юношей и девушки, особенно Су. И иглы, и нити, и ленты цветные показала, а уж как с зеркальцем и губной помадой – подарками Сю – носилась, и словами не описать. Впрочем, не менее зеркальца и помады вызывали интерес наряды девиц, вернувшихся в стан из похода к волшебникам, – юбки, сшитые из шкур, и курточки из того же материала. И опять у их подружек в глазах, несмотря на их агатовый блеск, наблюдался калейдоскоп чувств – от радости до легкой зависти и надежды.
«Все, как у землян, – оценил данную картину наблюдательный Александр Родин. – Великолепная гамма чувств… Но добрых куда больше. Плоды цивилизации еще не испортили аборигенов. Однако червоточинка уже появилась».
Встреча землян с Найденом была теплой. Поручкались, пообнимались – вождь племени охотников хорошо усвоил и запомнил приветственные обычаи великанов-волшебников, спасших его от смерти и научивших стрельбе из лука, некоторым строительным делам. В принципе, и земляне, и Найден в очередной раз напомнили остальным, кто есть кто.
После землян ластилась с Найденом и его жена Су. Улыбалась, терлась носом о нос, целовалась, виляла бедрами, хвалилась костюмом, сшитым собственноручно в железном доме волшебниц, луком и стрелами. А зеркальцем и помадой красоваться не стала, догадавшись своим женским умом, что может лишиться этого волшебства, если муж потребует их себе.
Вечером по случаю возвращения домой соплеменников был устроен праздничный ужин. Найдену и его охотникам в этот день удалось добыть несколько водоплавающих птиц и оленя. Да и рыбы в реке было выловлено предостаточно. И теперь все это съестное богатство в запаренном и зажаренном на костре виде стало украшением праздничного стола в фигуральном выражении этого слова, ибо никакого стола у аборигенов не было. Каждый ел свой кус пищи как хотел: стоя, сидя, лежа. Земляне трапезничали собственным припасом. А чаем угостили не только Найдена, но и Су.
За чаепитием Александр Родин жестами и словами растолковал Найдену причину их прихода. Когда вождь племени понял, что требуется поход в лес большого отряда для заготовки древесины для луков и изделий из бамбука, то осклабился в хитрой улыбке:
– Лук – хорошо, другое – плохо.
– Почему? – удивились земляне.
Но кроме «плохо» и «беда» добиться ничего не смогли. К тому же стало заметно, что Найден начал сердиться на эти многократные «почему».
– Ладно-ладно, – поспешил подвести итог беседы Лунин, – утро вечера мудренее. Завтра на свежую голову разберемся.
Но «до завтра» был еще вечер, по-весеннему теплый и звонкий. А к вечеру в качестве традиционного приложения случился маленький ужин и чаепитие с приглашением на него одного Найдена, без родственников и жен.
– Мальчишник, – пояснил Найдену Родин.
– Мальчишник – хорошо! – согласился вождь племени охотников.
Ночь ушла на отдых, а следующий день был посвящен походу в места, где Родин и Кастро обнаружили искривленные деревья и бамбуковую рощу. Найден, как и обещал, в «поход за луками» выделил два десятка соплеменников. И лично, вооруженный с ног до головы, возглавил этот отряд. Вошли в отряд и трое учеников землян – Аз, Бук, и Вед – также при всем своем оружии.
– Коллеги, не забудьте набросить на головы капюшоны, – перед входом в лес напомни друзьям Александр, набрасывая на русые кудри самодельный головной убор. – Будем помнить, что нас дома ждут жены и дети.
– И вообще, – тут же ввязался Кастро, поправляя на голове капюшон, – береженого бог бережет… – хихикнул он, вспомнив русскую поговорку.
– Не зубоскалься, – одернул его Лунин. – Лес шуток не любит. Тебе ли, сыну джунглей, не знать?..
– Простите, – посерьезнел Хосе. – Не подумавши, брякнул.
Лес хотя и проснулся от ночной дремы, но был еще тих и скуп на тепло и краски. Но с каждым мгновением, используемым солнцем для подъема на небосклон, он все больше и больше наполнялся дрожащим светом, шорохами листьев и росных трав, всевозможными звуками. Порой неясными и едва различимыми, порой же – резкими, скрипучими и малоприятными. Наполнялся он и запахами трав, цветов и самих деревьев.
Когда же к этому добавилась веселая перекличка малых пичуг, радующихся утру и новому дню, землянам стало понятно, что лес полностью проснулся, и теперь надо держать ухо востро: все его обитатели вот-вот бросятся на промысел. Всем хочется есть и жить, лишая жизни других.   
– Скажу честно: это еще не джунгли, но что-то близкое тому, – поделился своими наблюдениями Хосе с Александром при настороженном молчании аборигенов. – Целых три яруса лесного царства: трава и цветы – первый, кустарники – второй, деревья – третий. И каждый со своими обитателями от жучков и паучков до птиц и крупных животных.
– В амазонских джунглях не бывал, не знаю, а потому сравнивать не могу, – отозвался Родин под неодобрительно косящиеся взгляды соплеменников Найдена и его самого. – По крайней мере, прежний зимний лес и этот, весенний – полная противоположность.
– Лучше бы помолчали, как наши друзья-аборигены, – попытался одернуть коллег Григорий Лунин. – Что-то косо посматривают.
– Видно, нарушаем их охотничий этикет, – предположил Хосе. – Охота не любит шума.
– Так мы ведь не на охоте, иным промыслом будем заниматься, – усмехнулся Родин. – Деревозаготовкой.
– Лукозаготовкой , – уточнил, поддакнув, Кастро.
Не успел он закончить слово, как из-под ног путешественников с шумным хлопаньем крыльев и неуклюжим прыганьем в высокой траве бросилась в сторону птица, похожая на земную домашнюю серенькую курочку.
– Осторожно – гнездо! – предупредил коллег Лунин. – Смотрите зорче под ноги, чтобы не раздавить.
Пришлось остановиться и пристальнее оглядеться.
– Точно, гнездо, – первым обнаружил домик неизвестной птицы в траве под развесистым серебристолистным кустом Кастро. – С тремя яичками. Белыми и серую крапинку.
– Не трогай, – посоветовал Лунин. – Обходим стороной. Курочка, думаю, вернется. Не зря же она нас отманивала от гнезда мнимым ранением.
– Мы-то обойдем, – заметил Александр, обходя куст стороной, а вот как местное население?..
– Полагаю: сделает то же самое, – ответил Григорий. И, не дожидаясь очередного вопроса, пояснил: – Ибо не голодны.
Соплеменники Найдена, действительно, ни в птицу копья не метнули, ни к гнезду подходить не стали. Вслед за землянами повторили обходной маневр. А Найден, обращаясь к Родину, тихо произнес:
– Ца.
– Так птицу зовут? – переспросил Александр.
– Да-да! – подтвердил Найден. – Ца – хорошо!
И замаслянел чернотою глаз.
– Радуется будущей охоте, – пояснил коллегам слова и поведение вождя аборигенов Родин.
– А вон, на дереве со сломанной верхушкой, возможно, и петушок, друг нашей ца, – указал кивком головы нужное направление глазастый Кастро. – Но какой-то неказистый, серенький.
Родин и Лунин устремили взоры в нужном направлении. Действительно на одной из нижних ветвей сквозь густую зеленую сеть листьев можно было разглядеть птицу, похожую на земного глухаря или тетерева.
– Цар, – пояснил Найден с веселым блеском глаз.
«Радуется чертяка, что живность есть в лесу, что охота в недалеком времени будет удачной, – оценил поведение Найдена Родин. – И пусть радуется».
Неизвестно, что думал по данному поводу Хосе Кастро, но Григорий Лунин уже строил планы, как изловить осенью несколько кур и петушков, чтобы завести домашнее хозяйство сначала у землян, а затем и у сородичей Найдена. «Гуси, куры – благодать! – думал он, разглядывая рваные из-за лиственной сетки очертания птицы. – А с кроликами – благодать двойная: диетическим мясом наша земная колония будет обеспечена всегда».
На некоторых деревьях и почти на всем кустарнике красовались мелкие и крупные цветы от бледно-голубых и розоватых тонов до ярко-алых и пурпурных. Как и земные, они источали едва ощутимые в утренней прохладе флюиды тончайших, сладостно волнующий обоняние и души землян ароматов. Впрочем, не только землян волновали ароматы, но и местную мелкую фауну – насекомых всех видов и классов, беззвучно ползающих и летающих со звонким жужжанием крохотных крылышек. И это также радовало не только взор землян, но и взоры Найдена и его соплеменников. Даже без слов было понятно, что обилие цветов это не просто декоративное украшение местной флоры, а в значительной мере предвестие фруктового богатства.
«Надо приглядеться, какие съедобные плоды появятся осенью на кустах и деревьях, – наблюдая такое ароматное многоцветье, размышлял Лунин, строя планы о садах. – Фрукты, как и овощи, нашим детям очень нужны будут. И ничего страшного нет в том, что они дикие. Со временем найдйтся Мичурины, которые их облагородят».
Пока Григорий Лунин так размышлял. Шагая рядом с Кастро и Родиным, Найден вдруг резко остановился, затем суетливо воткнул копье в землю и достал лук.
– Кар! – негромко пояснил он причину остановки и своих последующих действий. – Кар! – повторил он, показав взглядом в сторону высокого дерева, на покачивающейся под дуновением ветра вершине которого был заметен силуэт крупной птицы.
Пока земляне с нарастающим интересом принялись разглядывать очередного представителя фауны Мертвого леса, спокойно раскачивающегося на вершине дерева и, возможно, с пренебрежением поглядывающую на копошащихся людей, Найден вынул из колчана стрелу, наложил на тетиву лука и, расставив покрепче ноги, прицелился.
«Дзинь!» – довольного звонко пропела, завибрировав, тетива – и стрела, почти невидимая в лесном сумрачном свете, устремилась к своей добыче.
Большая серая птица, по-видимому, успела заметить полет стрелы и неожиданно возникшую опасность, так как попыталась сделать взмах крыльями, но взлететь не смогла и камнем проскакивая сквозь частую сеть ветви, упала за траву, сраженная Найденом с первого выстрела.   
– Хо! – одобрительно выдохнул соплеменники Найдена и что-то оживленно, перебивая друг друга, залопотали на своем языке.
– Молодчага! – похвалил Родин своего ученика за удачный выстрел. – Только зачем?
– Кар – плохо! – ответил Найден. – Кар ест ца и цар.
– Понятно, – развел руками Александр. – Бери добычу – и двигаемся дальше.
Найден, обернувшись к своим соплеменникам, что-то проговорил. Из отряда тут же выскочил молоденький охотник и ринулся к подбитой добыче, трепыхавшейся на земле. Подбежав, стукнул ее копьем, чтобы не мучилась, и, схватив за короткую крепкую шею, притащил к вождю. Тот неспешно вынул стрелу, пучком сорванной травы вытер стальной наконечник и опустил стрелу в колчан.
«Ты смотри-ка, – мысленно похвалил его Родин, – ведет себя так, словно сто лет владел луком и стрелами. Все на лету схватывает. Молодец!»
Однако своими наблюдениями с коллегами не поделился, а молчком зашагал далее.
До реликтовой рощи с витыми изогнутыми деревцами добрались без дополнительных происшествий. Здесь Григорий Лунин без раскачки, не откладывая дело в долгий ящик, принялся выбирать пригодные для луков деревца. Благо, что редкая и к тому же какая-то чахлая и жухлая по виду зелень листьев покрывала только верхушки кривулин, состоящие из кривых и уродливых сучков и веток, оставляя извилистые стволы обнаженными и открытыми для внимательных глаз мастера.
– Это, это и это подойдет, – указывал Григорий Матвеевич Найдену на деревца, и тот топором делал зарубку. – Это – тоже. И вот это…
Шедшие позади них Родин и Кастро двуручной пилой быстренько срезали жертву военного прогресса и передавали ее одному из ближайших соплеменников Найдена. Тот тащил срубленную кривулину на небольшую опушку – мечту сбора заготовок и дальнейшего освобождения их от сучков, коры и зеленых верхушек.
Когда счет заготовок пошел на четвертый десяток, Лунин сказал, что пока достаточно, и прекратил порубку кривулин.
– Займемся изготовлением полуфабрикатов.
Наметанным взглядом он определял места разметки, делал надрезы ножом, а Родин и Кастро тут же принимались пилить. Отпиленные заготовки тут же шли в руки Аза, Бука и Веда, которые под наблюдением всесущего и везде успевающего Григория Матвеевича своими ножами аккуратно снимали с них податливую кору.
– Молодцы, ребята! – то и дело похваливал он бывших учеников. – Хорошие заготовки для луков получаются.
Ненадобные для дела верхушки кривулин с чахлой листвой по совету все того же Лунина складывались в одном месте.
– Нечего всю поляну загрязнять! – пояснил он. – Если уж сорить, то в одном месте. Будем надеяться, что со временем валежник перегниет, растворится, в естественное удобрение превратится. Все же дерево, а не пластик.
– Эколог! – усмехнулся Кастро.
– Еще какой! – поддержал его Родин. – Не нам, грешным, чета.    
Когда с заготовками для луков дело оказалось завершенным, встал вопрос о заготовке бамбуковых труб, но желающих на это дело среди аборигенов не нашлось.
– Беда! – заявлял раз за разом Найден. – Смерть.
Пришлось сойтись на том, что аборигены останутся на поляне, а земляне все-таки дойдут до бамбуковой рощи.
Под неодобрительными взглядами большинства сородичей Найдена Родин, Кастро и Лунин, вооруженные пилой и топором, не считая, естественно, пистолетов, покоящихся в пластмассовых кобурах, размашистым шагом отправились в сторону бамбуковых зарослей.
– И что их пугает? – недоумевал Родин, шагая впереди своих товарищей. – Ведь раньше что-то не волновались.
– Так то было в иное время года… – заметил, прищурившись, Кастро. – Деревья тогда спали.
– А теперь проснулись, ожили?
– Да.
– Кстати, друзья, не кажется ли вам, что воздух наполнился какими-то неприятными запахами? – вклинился в разговор Лунин. – И птиц не слышно и не видно.
Александр и Хосе энергично заработали крыльями носов, втягивая порции окружающего воздуха.
– И впрямь какой-то непонятной затхлостью да тухлятиной тянет, – первым отреагировал Кастро.
– А мне кажется, что попахивает бензолом или гудроном, – поделился своими впечатлениями Родин
– Кипящим в котле асфальтом, – подергав носовыми рецепторами, добавил к сказанному коллегами Григорий Лунин.
– Как в аду, – тут же полушутя, полусерьезно заметил Хосе Кастро. – Потому наши друзья-аборигены, зная об этом, и не хотели идти.
– Но мы – не аборигены. Мы должны дойти и убедиться в сути происходящего, – подвел итог внезапно возникшей дискуссии Лунин. – Иначе потеряем уважение не только у аборигенов, но и у самих себя.
– Дойдем, – заверил оптимист Кастро, только что вспоминавший про ад и кипящую в нем смолу.
– Конечно, дойдем и во всем разберемся, – был серьезен Александр Родин. – Мы же боги, спустившиеся с небес, как представляют нас аборигены Геи. А потому носовые платки – на нос в качестве противогазовой повязки, капюшоны пониже, до самых бровей – и вперед!
Соорудив из подручного материала подобие медицинских повязок, прикрывающих нос и рот, перебрасываясь короткими репликами, земляне добрались до бамбуковых зарослей, источавших неприятные, вызывающие слезливость глаз миазмы.
Оглядевшись, Григорий Лунин высказал лежавшую у всех на языке фразу:
– Друзья, да это ведь природный завод пластиковых труб.
– А мы о чем говорили?! – тут же вставил словцо порывистый Кастро.
– Да-да, – не стал оспаривать первенство Лунин. – Но тогда говорилось умозаключено, а теперь все видимо воочию.
– И что из этого следует? – спросил Родин.
 – А то, – разразился длинной тирадой Григорий Матвеевич, – что корни деревьев из почвы, насыщенной, как мне видится, нефтью, эволюционировав, научились вбирать и передавать древесным стволам, ветвям и листьям нефтепродукты вместо сока. В результате, у нас не просто древесное растение, а древесно-пластикое.
– Не спорю, – согласился Родин. – Только давайте, уважаемые коллеги, побыстрее спилим один образец этих чудных растений, да и уберемся отсюда подобру-поздорову. Что-то глаза режет, и голова начинает болеть.
– У меня – тоже, – пожаловался Кастро.
– Тогда – за дело, – указал на высокое, сантиметров под двадцать диаметром, дерево Лунин.
Родин и Кастро, вооружившись пилой, без лишних слов приступили к работе. Думали, что справятся быстро – стенки древа не предполагали быть толстыми, – но не тут-то было: полотно пилы вязло в густой смолистой субстанции. Приходилось с большим усилием вынимать пилу и начинать пилить с другой стороны ствола.
– Ты смотри, не более двух сантиметров толщина древесины вместе с корой, но какая прочность, – посетовал Родин, едва спиленное дерево упало на землю. – Даже не ожидал...
– А что же ты хотел? – отозвался Лунин. – Пилили ведь не простую древесину, а живой пластик. Вон как сочится и застывает на воздухе смолистая субстанция. Вот пила и вязла в ней.
– А как пахнет-то, пахнет, – скупо хихикнул Хосе, имея в виду эту самую желтоватую смолистую субстанцию. – Только мертвым и нюхать…
– Однако не будем терять время, – продолжил Лунин, – отпиливаем подъемный для нас троих кусок ствола – и во временный стан к Найдену.
Он отмерил шагами с пяток метров.
– Пилите.
– Маловато будет, – по-мультяшному отреагировал на это Кастро. – Добавь еще парочку метров.
– Нам бы это донести, – засомневался Григорий Матвеевич. – Не ватная ведь ноша, резино-пластмассовая.
– Донесем, – поддержал друга Родин. – А если устанем, то кто нам помешает треть отпилить да и бросить?..
Сказано – сделано. И вот уже семиметровое бревно, уютно устроившись на трех крепких плечах, тронулось в путь. И чем дальше относили его искатели приключений от бамбуковой рощи, тем меньше слезились их глаза, а чуткие ноздри ощущали неприятные запахи.
– А наше бревно-то совсем дурного запаха не испускает, – убирая с лица защитную повязку и погоняв ноздрями туда-сюда воздух, поделился с коллегами своим наблюдением Родин. – Видать, выдохлось.
– Я это тоже заметил, – избавился от своей повязки Кастро.
– Значит, миазмы в основном источают кроны деревьев, – подвел научную основу Лунин. – А стволы – лишь малость.
– Кроны живых деревьев, – уточнил со значением Кастро.
Возражений не последовало.
Во временном лагере соплеменников Найдена, куда земляне принесли бревно все, не исключая самого Найдена, были откровенно удивлены их возращению живыми и невредимыми. И даже не пытались скрыть от землян свое душевное состояние.
– Еще один миф мы заработали, – отреагировал на нескрываемое удивление аборигенов Александр Родин. – Живыми из логова смерти возвратились. Лишь немного пропахли адовым запахом кипящей смолы.
– Ты лучше подивись тому, что не убежали, а терпеливо ждали нас, – отозвался Кастро.
– Ты, друг Хосе, точно подметил, – полушутя, полусерьезно среагировал Родин. – Но, надо полагать, тут заслуга неустрашимого Найдена.
– Возможно…
– Остается лишь один вопрос: хватит ли смелости нашим друзьям-туземцам тащить бревно в свой стан?
– Хватит, – без тени сомнения ответил Родину Лунин. – Мы здесь, у них на глазах, распилим бревно на части – будущие ведра-бадейки под воду и кадки под сыпучие продукты – злаки, ягоды, фрукты. И пусть тащат к родному очагу, внося тем самым свой вклад в развитее хозяйственно-бытовой основы рода.
– Правильно, – поддержал Григория Матвеевича Хосе. – Пусть несут и внесут.
– Твои бы слова, Григорий Матвеевич, да в уши туземцам, – скептически заметил Александр.
– А это, Александр, уже твоя забота, – ответил Лунин. – Перемолвись-ка с нашим другом Найденом, объясни что к чему.
– Сначала работа, потом объяснения, – согласился с неким условием Родин. – Пусть прежде увидит и оценит. Тогда скорее поймет, что требуется сделать.
– Не возражаю, – улыбнулся Лунин. – Пилите.
– Какой длины, – берясь за ручку пилы, уточнил Александр.
– Те, что будут с донышками от годичных перегородок,  сантиметров по сорок, остальные можно и по пятьдесят и более, не задержался с ответом Лунин. – В них донышки позже вставим. Из подходящих по диаметру спилов простого дерева, – пояснил на всякий случай. – А чтобы вода не протекала, донышко по все6му диаметру соприкосновения со стенками цилиндра древесной клейкой смолой обработаем. Смола, полагаю, склеит их намертво.
Под молчаливо-настороженное молчание аборигенов Родин и Кастро принялись за работу. Когда же появилась первая будущая бадейка, родин, оставив на время пилу, поднес ее к Найдену и произнес наставительно:
– Вода лить, пить.
Чтобы тому было еще понятнее, попытался жестами рук показать как набирает из родника в бадейку воду.
– Понятно? – спросил после своих слов и манипуляций руками.
– Да, – однозначно ответил вождь аборигенов. – Вода тут.
– Правильно, – подтвердил слова Найдена Родин. – Пусть несут домой, – указал на бадейку и ближайшего соплеменника Найдена.
Вождь аборигенов-охотников понял и это. Он что-то проговорил отрывисто на своем языке – и через минуту у бадейки уже стоял ее носитель.
Дальше Родин и Кастро снова принялись пилить новые заготовки, и как только они появлялись, Найден повелительным жестом определял очередного переносчика.
Когда с работой – пилением бревна на части – было покончено, аборигены, изрядно нагруженные кривулинами для луков и будущими емкостями под воду и продукты, двинулись в отчий стан. Земляне и Найден, как и положено представителям высшего сословия, шли налегке во главе растянувшейся на десятки метров колонны.
Перед тем, как войти в стан, в ручье, используемом аборигенами для утоления жажды и прочих хозяйственных гигиенических дел, носители бадеек по предложению Лунина и согласию Найдена апробировали их в качестве емкостей под воду.
– Не протекают, – был доволен Григорий Матвеевич.
– А что, сомнения имелись? – спросил Кастро.
– Имелись, – не тал юлить мастер на все руки. И пояснил: – Если стенки, хотя и не толстые, всего около двух сантиметров, представляли плотную структуру, то годичные перепонки-переборки могли быть иной структуры. Но, к счастью, они такие же плотные, как и стенки. Воду отлично держат.
– Соплеменники Найдена этот факт уже оценили. – заметил Родин. – Вон как глазками радостно посверкивают.
– А я как-то и не заметил, – извинился Лунин, оглядев аборигенов. – Все внимание на бадейках сосредоточил.
– Жаль, что ведра без ручек, – продолжил Александр. – Неудобно будет воду носить. На голове разве что…
– Зачем на голове, – улыбнулся Григорий Матвеевич. – Просверлим в верхней части противоположных стенок отверстия, вставим палку – и, пожалуйста, вдвоем можно нести.
– А если вместо палки из лиан ручку замастатырить, – расплылся в широкой улыбке Хосе Кастро, – то можно одному челу два ведра нести в руках.
– Или на коромысле, – подхватил версию Родин.
В становище участники похода показали соплеменникам заготовки под луки и емкости под воду. Все восторженно восприняли данное событие. Но пришла пора подумать о трапезе, и все обитатели стана тут же переключились на данное приятное дело.
Не остались в стороне от данного мероприятия и земляне. Собрав в ближайших окрестностях стана сушняк, развели небольшой костерок. Над ним подвесили металлический чайник и вскипятили воду, которой распарили походный обед из каши с мясной приправой, нескольких кусочков хлеба, а также приготовили кисло-сладкий фруктовый кисель.
– Плохо, что первого нет, – уплетая из миски кашу, посетовал Кастро. – Зря, что ли кастрюльку несли?..
– Думаю, что не зря, – последовал ответ Лунина. – Нам тут быть и завтра, и послезавтра… Следовательно, без супа не обойтись.
– А что, мы домой завтра не отбываем? – с младенческой наивностью поинтересовался Хосе.
– Полагаю, что придется задержаться, – на полном серьезе ответил Григорий Матвеевич. И луки предстоит изготовить, и показать, как стрелы делать, и ведра надо до разума довести, и на озеро сходить. Так что с отбытием домой придется погодить.
– Даже так? – был недоволен Хосе.
– Приходится…
– Тогда после обеда надо шалашик делать, – смиряясь с безысходностью, буркнул Кастро.
– А это ты, дорогой товарищ, верно мыслишь, – примирительно заметил Лунин.
До наступления вечерней прохлады и темноты Родин и Кастро под руководством Лунина показали мужчинам не только как луки из заготовок-кривулин и крепких лиановых нитей мастерить, но и как стрелы из древесных сколов с помощью ножей готовить, правда, без металлических наконечников. А еще с помощью коловорота просверлили в стенках бамбуковых бадеек отверстия под ручки из лиан. Успели они и шалаш построить, и воду в чайнике на костерке вскипятить, и ужин нехитрый из концентратов приготовить, и Найдена в гости позвать и чаем угостить.
– Теперь можно и на боковую, – проводив гостя и гася костерок, – произнес, позевывая, Родин. – Ибо утро вечера всегда мудренее. Да и устал чертовски, что скрывать, – весь день на ногах и в бесконечных трудах.
– Верно мыслишь, друг Алекс, – позевывая в кулак, поддержал Родина Кастро. – Мы с тобой, в отличие от Григория Матвеевича, не стожильные. Это ему ни сна, ни хлеба не надо – дай только поработать всласть.
– Спокойной ночи и добрых снов, – не обиделся Лунин, укладываясь поладнее на охапке сорванной пахучей травы, ставшей временной постелью. – И избави нас, бог, от клещей и прочей кровососущей мерзости.
– Об этом не беспокойся, – успокоил его Родин. – По примеру аборигенов мы позаботились о травке, своим запахом изгоняющей всю мелкую нечисть.
– Даже змей?
– Их – тоже, – сонно отозвался Александр под равномерное посапывание Хосе.
– Тогда еще раз всем спокойной ночи.
Через несколько минут в шалаше землян, если что и слышалось, так только тихое посапывание уставших за трудовой день мужчин.      
 
 
ПОИСК ПРОДОЛЖАЕТСЯ
 
Утром первым проснулся Лунин. Осторожно поворочавшись с боку на бок, чтобы не разбудить товарищей, избавившись от последних остатков сна, он, потягиваясь всем телом, выбрался из шалаша. От реки веяло прохладой, но не зяблой, а приятной, освежающей. Звезды погасли. На востоке догорала утренняя заря. Солнце начинало медленно вскарабкиваться на небосклон, освящая веселым радостным светом становище аборигенов и всю ближайшую окрестность. Птицы проснулись и на разные тона, звуковые высоты и вибрации оживленно вели утреннюю перекличку, словно пытаясь выявить, нет ли в их рядах сонливых лежебок и симулянтов. Соплеменники Найдена в большом и малых вагах продолжали спать. Они птицами не были и встречать рассвет не помышляли.
«Счастливые в своей первозданной беззаботности люди,– хмыкнул про себя землянин. – Живут по принципу: будет день – и будут мысли о пище. А пока день не наступил – и забот нет. Не нам чета. Не успел проснуться, а в голове табун мыслей: от кадок из бамбука до ткацкого стана и прялки русской механической, от оросительной системы до ветряных и водяных машин и агрегатов, от производственной площадки до жилого поселка со всеми удобствами. А уж сколько прочей мелочи, то и счету нет… Вот вчера кур видели – ца и цар, – до этого – водоплавающих, похожих на земных гусей… Их надо как-то изловить, приручить, на развод пустить. Следовательно, необходимо всяких плетеных клетушек наделать. А еще энергопитание. Как ни хороши аккумуляторы, но не долговечны, значит, надо думать об электрогенераторах. Допустим, сами агрегаты имеются, остались в «стреле» от утраченной во время отстрела термоядерной силовой установки и системы электрогенерации, но какую внешнюю силу для их работы использовать?.. Ветер, течение воды?.. Или же поднапрячься да паровую установку создать?.. Топливо есть. Вода в наличии имеется. Остается водяной котел сварганить да паропровод с высоким давлением… Только легко об этом думать, нежели делать».   
Неизвестно, какие еще мысли посетили бы голову Григория Матвеевича, но из шалаша вышел Кастро и, потягиваясь, произнес:
– Как спалось? Кошмары не мучили? Клопы не кусали?
– Все нормально, – однозначно отозвался Лунин.
– Если нормально, то будим соню Алекса – и к ручью умываться.
– Никого будить не надо, – выбрался из шалаша Родин. – Берем чайник под свежую утреннюю воду, мыло, полотенца – и вперед в новый трудовой день, в новые поиски и приключения.
– А сородичи нашего друга Найдена так всегда долго спят? – поинтересовался Лунин. – Или только сегодня?
– Всегда, если обстановка спокойная, – ответил Хосе. – Им, людям с действенными мозгами, нравами и совестью, спешить некуда. Это мы, продвинутые земляне, все спешим, все боимся опоздать. Все что-то ищем да делаем.
Он хотел добавить «особенно ты, друг Григорий», но воздержался.
Взяв нужные вещи, земляне неспешным шагом отправились к ручью. Умывшись, возвратились к шалашу.
– Какие планы? – поинтересовался Александр у Родина. – Не кур ли местных ловить?.. Вчера видел, каким жадным взглядом ты окидывал этих птиц.
– Кур, полагаю, считать и ловить стоит ближе к осени, – вполне серьезно ответил Лунин. – Но и тогда, прежде чем заниматься ловлей, стоит клети из лозняка приготовить, чтобы в чем-то их содержать…
– Вижу, ты и этот вопрос в своей умной голове уже успел провентилировать.
– Успел.
– Не человек, а генератор идей, – улыбнулся Кастро. – Алекс, – обратился он к Родину, – наш друг Григорий и во сне, по-видимому, планы разные строит, а не эротическими видениями наслаждается.
Родин промолчал, задумавшись о чем-то своем, возможно, об отношениях с Ангелиной, а Григорий Лунин отшутился в стиле самого Кастро:
– Голодной куме одно на уме.
После утреннего чаепития с приглашением на данную церемонию Найдена и обсуждения с ним предстоящего похода к лесному озеру, запасшись съестными припасами на пару дней, добавив к огнестрельному оружию топор, треногу, складную саперную лопату и ножи, взяв в провожатые старых знакомцев Аза, Бука и Веда, отправились в путь.
Несмотря на то, что Родин и Кастро уже дважды побывали на берегу этого лесного водоема и старались запомнить дорогу к нему, в весеннем лесу ориентировались, честно сказать, неважно. Была надежда лишь на Аза и его друзей, с детских лет вместе со взрослыми охотниками племени исколесившими всю округу. Если в чем и убедились, так это в том, что путь к озеру был с заметным подъемом – особо не разгонишься.
По дороге не раз попадались на глаза птичьи гнезда как на земле и под кустами, так и на деревьях. На деревьях – мелких пичуг и крупного воронья, на земле все больше представителей куриного семейства и множество всевозможных куда-то спешащих – где ползком, где бежком, где короткими прыжками и перелетами с места на место, – насекомых. При этом летающие вели себя по-разному: одни перемещались бесшумно, как земные бабочки, другие – с жужжанием на высоких и низких нотах, как стрекозы или крупные жуки. А вот зверей что-то не наблюдалось, надо полагать, умело маскируясь, прятались в высокой траве и кустарнике.
Если земляне время от времени перебрасывались короткими репликами, часто шутливого характера, то следовавшие с ними аборигены предпочитали идти молча. Лишь время от времени то один, до другой из них резко наклонялся и срывал какие-то растения. Иногда это  делали все разом. Отправив сованную добычу в рот, с наслаждением шевелили губами и щеками.
– Жируют на подножном корме, – шутливо заметил Хосе.
– Лакомятся как мы в детстве лесной ягодой или щавелем, – мягко поправил его Лунин.
– Может, и нам полакомиться?
– Не стоит.
– А почему? – не унимался бразилец.
– Чтобы диареи избежать, – за Лунина ответил другу Родин. – И хватит пустзвонить.
До озера добрались без особых происшествий. Короткие остановки для сбора образцов цветов и растений приключениями не назовешь. Работой, пожалуй, можно назвать, да и то с большой натяжкой. Подумаешь, сорвал – и в пакетик, заранее заготовленный предприимчивым Луниным для подобной цели. Работа предстояла потом, на базе, когда с участием дам пойдут исследования. А так – пустяк. От скуки развлечения…
– Берег невысок и пологий, – вслух оценил береговую кромку озера Григорий Матвеевич. – Уже хорошо.
– Хорошо, коли наводнений не бывает, – с едва заметным скепсисом поправил его Кастро. – А коли проливные дожди… Всю ближайшую округу может затопить.
– Возможно, – не стал спорить Лунин. – Поживем – увидим…
– Что попусту судить да рядить, – включился в разговор Родин. – Лучше решим, каким берегом дальше двинемся: левым или правым. Левый смотрит в сторону Океана, а правый…
– Правый – в сторону реки Мутной, – окончил за него Кастро.
– Полагаю, левый берег стоит обследовать сначала, – предложил Лунин. – За ним океан.
– Не возражаю, – согласился Родин. – А как далеко пойдем?
 – Километров так десять-двенадцать… Конечно, стоило бы и подальше заглянуть, но на первый раз и этого будет достаточно. Больше нам не осилить.
– Не думаю, что озеро столь великое, – усомнился Кастро. – Откуда в лесной глуши большому быть …
– Твои бы слова да в уши здешнему Богу, – хмыкнул Александр. – Нам ноги меньше бить бы пришлось…
– Байкал тоже среди лесов, – предостерег Хосе от излишней самоуверенности Лунин.
– Так то – Байкал! – уважительно протянул Кастро. - Водный центр Азии.
Перебрасываясь фразами, но в то же время не забывая следить за окружающей обстановкой, в том числе и за пестрым травяным ковром под ногами, путешественники довольно споро двигались вдоль берега озера. Однако не прошли они и восьми километров, как обнаружили препятствие в виде неширокой, но стремительной и, возможно, довольно глубокой реки, прорывшей себе  извилистое русло в сторону океана.
– Вот те на! – не скрывая удивления и оглядываясь по сторонам, остановился на невысоком и довольно покатом береговом склоне реки Хосе Кастро. – Как говорится, приплыли! Суши весла, убирай паруса…
– Да, незадача… – обмолвился Лунин.
Но не успел он завершить начатой фразы, как его прервали,  что-то энергично загалдев на своем языке и жестикулируя руками, сопровождающие землян Аз, Бук и Вед.
– О чем это они? – кивнув в сторону аборигенов головой, спросил Родина Лунин.
– А кто их знает… – отозвался Александр, оценивая взглядом возникшее препятствие и ближайшие окрестности. – Разве в этом галдеже что-нибудь поймешь.
– А ты успокой их и разберись, – посоветовал Григорий Матвеевич. – Ты ж у нас командир и близкий друг всех аборигенов.
– Вот именно, – хихикнул Хосе.
Родин спорить не стал и, обратившись лицом к «друзьям», рявкнул понятное для них из их же недолгого, но продуктивно-познавательного общения с землянами слово:
– Стоп!
И когда те, услышав короткое, но емкое по силе своего значения слово, разом умолкли, тревожно переводя взгляды с одного бородатого волшебника на другого, он, уже обращаясь непосредственно к Азу, спокойным голосом произнес:
– Говори ты, Аз.
Аз, поняв, что от него требуется, помогая себе жестами рук, мешая слова родного языка с небольшим набором известных ему русских слов, пояснил, что здесь заканчивается земля их рода, а за рекой уже чужая земля и их родичи туда не ходят.
Когда Аз окончил свое путанное объяснение и взглянул на своих товарищей, как бы ища у них поддержки, те согласно закивали головами, мол, все верно: река – граница владений их рода. И дальше они не пойдут.
– Все ясно, – начал было переводить речь Аза друзьям Родин, – говорят, что речка это граница владений родичей Найдена.
– Да поняли мы, – вразнобой отозвались Григорий и Хосе, – дальше идти не хотят.
– Верно, – был краток Александр.
– Тогда привал, что ли?.. – то ли спросил, то ли предложил Кастро.
Произнес так, что по интонации не разобрать.
– Небольшой привал, – поставил точку в данном вопросе-предложении Родин. – Легкий перекус – и в обратный путь.
– Вы тут готовьтесь, а я к воде спущусь, посмотрю, что и как… – не возражая против привала и легкого перекуса, поделился с коллегами своими мыслями Лунин. – Интересно, с какой скоростью и силой течет эта Ангара?
– Миктро-Ангара, – усмехнулся Кастро.
Григорий Матвеевич загадочно улыбнулся – то ли шутливому замечанию Хосе, то ли собственным мыслям – и молча поспешил к звонким речным бурунам.
– Поосторожнее при спуске будь, – предупредил вдогонку Александр. – Под ноги почаще смотри.
– Вот же неугомонная душа, – озираясь по сторонам в поиске подходящего для костра сушняка, уважительно произнес Кастро. – Опять что-то задумал.
– Если не новую Ангарскую ГЭС, то водяную мельницу, точняк! – уточнил Александр, подбирая с земли очередную сухую ветку.
Аз, Бук и Вед, уяснив для себя, что дальше бородачи не пойдут, а, утолив голод и отдохнув, повернут назад, принялись охотно помогать им в сборе сушняка.
Место под костер, точнее, костерок, так как о большом пламени речи быть не могло, Родин и Кастро выбрали на открытом, с невысоким травяным покровом бугорке на берегу безымянного озера. Малой лопаткой со складной ручкой, ранее притороченной к рюкзаку Лунина, взрыхлили землю под основание костерка, четко определив его границы.
– Можно было и не окапывать, – завершив работу, заметил Хосе. – Огню и так не за что ухватиться.
– Можно, – как бы согласился с ним Родин, – но лучше сделать то, что сделали. Ибо, как любит повторять Игорь Солнцев, спички детям не игрушка.
– Помню.
– Раз помнишь, то разводи костер.
– Айн момент, – улыбнулся Хосе и с помощью электрозажигалки, сухих травинок и мелких веточек разжег огонь.
Когда робкие огоньки побежали по веточкам, добавил новую порцию сушняка. И вскоре огонь уже поигрывал невысокими языками жаркого пламени, а аккуратный костерок потрескивая сгорающими ветками и сучками.
Пока Кастро возился с костром, Родин освободил из плена хитроумных внешних застежек лунинского рюкзака тонкотрубчатую трехколенную телескопическую треногу – плод очередного творческого процесса Лунина, не любившего всякие неожиданные сюрпризы во время путешествий. Собрав и установив ее над костерком, подвесили чайник с водой, налитой из баклажек.
Рядом с костром, но с наветренной стороны, чтобы дым не ел очи, Хосе Кастро установил походный столик – новое творческое детище Григория Лунина. Столик, собранный из металлических трубок, болтиков и крепкого куска плотной ткани, несмотря на свой внешний хрупкий вид, на практике был крепок и надежен. Естественно, до разумных пределов: вес взрослого человека он вряд ли бы выдержал, но десяток мисок с едой и чашек с напитками – запросто.
Распотрошив вещмешки – свой и товарищей, – Хосе поставил на столик вынутые из них миски и чашки.
– А ваши где? – обратился к молчаливым аборигенам, – А ну, достали миски – и на стол!
Те, словно того и ждали. Тут же, покопавшись в широких карманах курток, вынули и поставили на стол свои миски.
Помогая Хосе, Родин разложил по мискам суповые полуфабрикаты, по чашкам – пакетики с чайной заваркой.
– Стол сервирован на шесть персон, – пошутил улыбчивый и неунывающий Хосе, пройдясь с чайником по мискам и чашкам. – Пора звать Григория, пока его не утащили на дно речное местные русалки, и приступать к трапезе.
– Не надо звать – сам идет, – увидев голову и плечи поднимающегося над береговой кромкой Лунина, констатировал Родин. – Прямо к столу с вкусно парящей едой. Интересно, чем порадует нас на этот раз?..
– Сначала, как говорится в ваших сказках, за стол посадим, угостим, а затем и спросим, – блеснул знанием русского фольклора Кастро.
– И то верно, - согласился Александр.
После перекуса с чаепитием Родин и Кастро поинтересовались у коллеги, какими мыслями он может поделиться.
– Течение реки быстрое и напористое, – залучился улыбкой Григорий Матвеевич. – Это, во-первых, говорит о том, что в озере много донных ключей или же в него впадают речки и ручьи…
– Как в вашем Байкале, – не дослушав коллегу, вставил реплику нетерпеливый Кастро. – В него впадают сто рек, а вытекает только одна – Ангара.
– И все ты, друг и сын бразильских джунглей, знаешь, – усмехнулся Родин. – Порой с тобой бывает страшно рядом быть при моей дремучести.
– В школе и университете учился, а не бездельничал, – ухмыльнулся довольный собой Хосе. Но, вспомнив, что не дослушал Лунина, извинился: – Григорий Матвеевич, ты уж прости мня благодушно, что перебил, и, пожалуйста, продолжай рассказ.
– Да-да, – поддержал его Александр, – продолжай, Григорий.
– Чего уж там… – махнул рукой Лунин, мол, знаю я вас, зубоскалов. Однако довел свои размышления до логического завершения: – Во-вторых, сила течения такова, что  водяные колеса запросто сможет крутить. Следовательно, со временем здесь можно целый каскад водяных мельниц и прочих производственных объектов построить. По моим прикидкам, река вполне потянет.
– Каскад производств, подобный мукомольному комплексу в Арелате в древней Галлии, где было восемь крытых мельниц?.. – блеснул в очередной раз своей эрудицией Кастро. – Верно?
– Да, – согласился Лунин.
А Александр, перебегая взглядом с одного на другого, поинтересовался:
– Где это? Что-то ранее о таком не слышал.
– На территории современной Франции, – кратко пояснил Григорий Матвеевич.
А Кастро улыбчиво добавил:
– В мире столько нам неизвестного и непознанного, друг Горацио, что лучше об этом и не заикаться.
– Спасибо за науку.
– Обиделся что ли?..
– Порадовался за тебя в познании древней истории
– Поговорили – и ладно, – счел нужным вмешаться Лунин. – Гасим костер – и восвояси.
– Да он и без нас уже погас, – отозвался Кастро.
–Тем не менее, – не согласился с ним Григорий Матвеевич и, вооружившись своей складной чудо-лопатой, стал засыпать землей остывающее кострище.
Засыпав, притоптал землю.
– Так будет надежнее и на душе спокойнее.
– Григорий, сколько тебя знаю, удивляюсь твоей обстоятельности, – счел нужным прокомментировать действия коллеги Хосе. – Все всегда доводишь до конечной точки.
Лунин промолчал, а Родин задал вопрос обоим:
– На этом – все, или станем обследовать правый берег озера?
– Все, все! – был безапелляционен Кастро. – Хватит на бродяжничать вдали от родного очага. Жены и дети, поди, заждались…
– На этом пока все, – не стал настаивать на продолжении похода и Лунин. – Возвращаемся в родные пенаты. А обследование озера и его берегов подождет.
К вечеру путешественники возвратились в поселение охотников Найдена. Ночь провели здесь, а утром отправились домой, где их ждали семьи и десятки старых и новых важных дел.
Для кого как, но для Александра Родина возвращение в семью в этот раз было триумфальным. После общей радостной встречи, последовавшего затем освежающего душа и праздничного ужина в большом коллективе, во время которого Ангелина, принарядившись и приведя себя и находившуюся у нее на руках дочку Ладочку «в надлежащий вид», была и улыбчива, и нежна, и даже немного томна и рассеяна, наступило время отдыха. Распрощавшись и лукаво-улыбчиво пожелав друг другу приятных сновидений, пары с мирно посапывающими детьми на руках соскучившихся по ним пап, поспешно разошлись по своим «номерам».
«Кажется, этой ночью все свершится, – поглядывая на гибкий стан супруги, заботливо укладывающей дочь в колыбельку, подумал Александр. – Не зря же одаривала томными взглядами своих небесных глаз».
Он не ошибся. Уложив дочь, Ангелина нежной пантерой повисла на нем, горячо шепнув в самое ухо: «Все, я полностью твоя!..»
Что они вытворяли и на супружеской постели, и вне ее всю ночь с короткими передыхами от бурных любовных ласк, ни словами сказать, ни пером описать. Этому позавидовала бы и та часть «Камасутры», в которой шла речь о сексуальных утехах и играх партнеров. Как ни горяча была в любовных делах Ли, но Ангелина, по мнению Родина, превзошла восточную красавицу. Ее чувственные губы, влажно-горячий язык, тонкие шаловливые пальчики не ведающих усталости рук-крыльев, огненные сосцы упругих грудей, эластичная мощь бедер, упругость спины и ягодиц сводили с ума. Они то убивали до полусмерти, то возвращали изголодавшегося мужчину вновь к жизни. И хотя Ангелина предварительно объявила: «Я полностью твоя», – на деле в полной власти любимой оказался Александр, став пленником ее бурных чувств и неиссякаемых фантазий. Но освобождаться из этого плена ему не хотелось, да и сил не было. 
Уставшие и счастливые супруги уснули лишь под утро, но стоило Ладочке, проснувшись, заплакать, как Ангелина грациозной пантерой соскочила с кровати, чтобы взять на руки и успокоить дитя.
«А все-таки жизнь прекрасна…» – дремотно подумал Родин и провалился в глубокий сон.
 Сколько бы потом не было соитий супругов – радостных, томно-ожидаемых или же неожиданных для обоих, – но такого фейерверка чувств, такого урагана страстей, такого вулканического пламени уже не наблюдалось никогда. Видимо, молодые тела, горячие сердца и светлые  души этой пары, долго жаждавшие познания друг друга, познав, насытились им до конца своих дней.      


ГОДЫ СПУСТЯ

С той злополучной минуты, когда космический корабль землян «Уран», лишившийся силовой установки, неведомой силой был выброшен с заданной ему на Земле траектории полета к Плутону на неизвестную планету в неизвестной солнечной системе Вселенной, прошло десять лет. За эти годы пейзаж вокруг тора и его «стрелы», остатков некогда могучего корабля землян, а затем всего лишь его бездыханного тела из металла и пластика, изменился.
Во-первых, громада крутобокого тора, удачно разместившегося над Мутной, со всех сторон, за исключением разве что водной глади, была окружена посадками из молодых деревьев, выкопанных в лесу, заботливо перенесенных землянами к безжизненному корпусу «Урана» и высаженных в пять рядов. Естественно, это делалось не сразу и не в один год, но труд упорных землян был вознагражден: густая зелень посадок, со временем полностью скроет тор от посторонних глаз. Правда, «стрелу» деревья вряд ли закроют собой, однако издали она будет теряться на фоне общего темно-зеленого массива. И только на близком расстоянии с середины реки будет заметна некая неестественность в природном пейзаже. Но это с близкого расстояния и только тем путешественникам, которые будут плавать на лодке или же на плоту по Мутной. К счастью, таких любителей речных прогулок, кроме землян да молчаливых обителей реки пока не имелось.
Во-вторых, некоторые изменения коснулись и «стрелы» «Урана»: на ее вершине титаническим трудом землян был установлен ветряной двигатель с вращающейся вокруг своей оси башней. Теперь, с какой бы стороны не дул ветер, крестообразные лопасти-крылья довольно большого ветряка благодаря хвостовому стабилизатору всегда будут устремлены лицом к потокам воздушных масс. Да, ветряной двигатель – плод долгих мучительных размышлений, проб и ошибок Григория Лунина, – доставил много хлопот мужской части космических скитальцев и неудачников, но, в конце концов, был доведен «до ума». И… заработал. Причем вовремя заработал, так как все аккумуляторные батареи, несмотря на бережное и экономное отношение к их эксплуатации, полностью выработали свой ресурс и подлежали утилизации. И только солнечные батареи еще кое-как с горем пополам поддерживали энергосистему «Урана». Однако и они могли отказать в любую минуту.
Григорий Матвеевич два электрогенератора, обнаруженные им у основания «стрелы», планировал эксплуатировать по-разному: и с помощью силы водного течения, приспособив для этого водяное колесо, и с помощью построенной деревянной ветряной мельницы. Что же касается «стрелы» открытой все ветрам, то она, с одной стороны, привлекала внимание изобретателя а с другой – пугала возможностью притягивать молнии во время гроз. Но Солнцев, Родин и Кастро так вдохновились идеей использования «стрелы» в качестве ветряной вышки, что Лунин был вынужден к ним прислушаться и использовать данный вариант. Правда, «стрелу» пришлось снабдить громоотводами, острые концы которых заметно возвышались над рабочим корпусом ветряного двигателя. И они, надо отдать им должное, уже несколько лет верно служили землянам, оберегая металлический корпус ветряка от молний в самые лютые летние и осенние грозы.
Теперь же надежно укрепленный, плавно вращающийся на 180 градусов вокруг оси по воле землян ветряной двигатель мог работать днем и ночью, с помощью разных муфт и шестеренок приводя в движение якорь электрогенератора. А электрогенератор, как и положено  агрегату данного типа, качественно и бесперебойно обеспечивал электрическим током не только внутренности тора, его аппаратуру и освещение «стрелы», но и все жилые, хозяйственные и производственные здания, ежегодно появлявшиеся на правой стороне оврага.
Относительно зданий, а по сути, третьего видимого значимого изменения пейзажа, то их за десяток лет выросло немало. Кроме первенцев – кузницы, дисковой пилорамы, мастерских по изготовлению стекла и бумаги, цеха по производству кирпича-сырца, цеха обжига кирпича и черепицы, площадки по производству древесного угля со складом хранения продукции, – появились крольчатник и курятник.
Если с крольчатником все обстояло просто: построили здание, перенесли туда из тора клетки с кроликами – и дело в шляпе, то с курятником забот было куда больше. Но Лунин все-таки добился того, что вместе с коллегами изловил в девственном лесу с десяток кур или ца, как называли их аборигены, и пару петушков или цар на развод. И теперь одомашненные потомки первых диких кур, заботливо ухаживаемые всем взрослым населением поселка землян, в количестве трех десятков свободно разгуливали по светлому курятнику, время от времени подходя к деревянным корытцам, наполненным едой и теплой речной водой, чтобы утолить извечный куриный голод. Также любили пернатые и покопаться в куче песка и речного ракушника, специально завезенного землянами для укрепления их организма – скорлупа яиц требовали дополнительного поступления минералов, в том числе и кальция.
Здесь же в курятнике были и насести для отдыха от дневных трудов и гнезда для откладывания яиц, которые не реже одного раза в сутки забирались землянами для собственных нужд.  Только весной, когда у птиц появлялся природный зов о продлении потомства, в гнездах оставалось по десятку яиц, из которых заботами кур-квочек высаживались крохотные цыплятки, требовавшие повышенного внимания не только квочек, но и землян, как правило, женщин.
Рядом с курятником над поверхностью земли присоседилась переделанная из бывшей общаги аборигенов, светлоокая из-за  вставок в скаты крыши остекленных рам теплица для круглогодичного выращивания овощей, ранее взращиваемых на гидропонных микрополях тора. И хотя уже во всю мощь практиковалось производство овощей в поле на открытом грунте, но земляне решили подстраховаться и какую-то часть овощей – лука, чеснока, щавеля, редиски, огурцов, помидоров, капусты, клубники – выращивать в теплицах. На открытом грунте урожай мог погибнуть от жары и засухи, от проливных дождей и града, от ураганных ветров и смерчей, от массового набега каких-либо представителей местной фауны, наконец. Погода на Гее, как заметили земляне, часто была капризной и непредсказуемой, а животный мир – совершенно непознанный. Вот и приходилось подстраховываться, помня, что береженого Бог бережет…
Небольшим особняком от этих строений на кряжистых пнях-подпорках, врытых в землю, стоял крепкотелый амбар без оконных проемов, но с крепкой дверью и крыльцом. Если все перечисленные выше здания имели крыши из тростника или теса, то амбар был крыт черепицей, а его стены как внутри, так и снаружи, имели толстое глиняное покрытие, побеленное меловой побелкой. Пусть и примитивное, но доступное в данных обстоятельствах противопожарное средство. Другим противопожарным средством были громоотводы, прилаженные к торцовым сторонам крыши и состоящие из высоких жердин и заземленных металлических полосок. Насколько громоотводы эффективно исполняли предназначенную им роль, трудно сказать, но возгораний от молний пока не случалось.
В амбаре в больших кадках из местного бамбука, как привычно для себя земляне окрестили трубчато-полые деревья, хранились запасы пшеницы как для текущих нужд и помола на малых ручных жерновах, так и для семенного фонда. В них же хранились семена овощных и технических культур, а также небольшие запасы муки – плод терпеливого труда землян-мужчин, по воле судьбы и обстоятельств ставших мастерами на все руки.
«Я и швец, и я жнец, я и на трубе, точнее на металлических жерновах игрец», – не единожды скептически замечал Хосе Кастро, когда наступала его очередь заниматься помолом зерен пшеницы на ручных жерновах.
«Ничего, – отвечали ему остальные, – терпенье и труд все зерно перетрут, а наши муки превратятся в килограммы муки».
Что же касается жерновов, то очередной плод творческой мысли Григория Лунина представлял собой крепкое деревянное сооружение, похожее на квадратный стол с четырьмя толстыми ножками, скрепленными нижними перекладинами, и прочной столешницей. Посреди столешницы на деревянном столбике, выступающем из нее, были нанизаны один над другим два каменных блина диаметром около 40 сантиметров и толщиной до 15 сантиметров. Нижний каменный круг был неподвижен, а верхний с ручкой, укрепленной на внешнем ободке, вращался с зубным скрипом вокруг столбика и своей оси. Соприкасающиеся плоскости камней имели неглубокие, но частые углубления, бегущие от центра к краям. Деревянная ручка была довольно высокой – для двух ладоней – и также вращающейся вокруг своей металлической основы.
Зерно для помола засыпалось в свободное пространство между столбиком и внутренним ободком верхнего камня, достигало нижнего камня, за счет вращения верхнего камня попадало между их неровными поверхностями и перетиралось до мучной смеси. Мука по углублениям-желобкам сочилась за пределы жерновов на столешницу, а затем через отверстия в столешнице оседала в специальный бункерок, а оттуда – в любую емкость-тару.
Молоть муку – труд тяжелый и муторный, но испеченный из муки хлеб – основа сытой жизни. Недаром же русская пословица – концентрат многовековой народной мудрости – гласила, что «хлеб – всему голова».   
И хотя расстояние от бамбуковой рощи до поселка землян было немалым, но идея Лунина превратить стволы толстых пустотелых деревьев в кадки осенью третьего года пребывания землян на Гее воплотилась в реальность. Сначала трое землян – Лунин, Кастро и Родин – напилили в реликтовой роще около двух десятков метровых кругляков-заготовок, которые выкатили за пределы рощи, так как аборигены по-прежнему не хотели к ней подходить, хотя дурманящего запаха уже не было. Полностью улетучился. Затем с помощью все тех же аборигенов, достаточно осмелевших, заготовки докатили до стоянки Найдена. Здесь часть кадок передали соплеменникам Найдена в качестве платы за их труды, а вторую часть докатили до берега Мутной, откуда на катамаране доставили до конечного пункта назначения – хозяйственно-производственной площадки. Так в амбаре появились крепкие и надежные емкости под сыпучие и жидкие продукты питания.
Умудрились земляне построить и омшаник для хранения в зимний период ульев с пчелами. Во время странствий по лесу с аборигенами с их помощью обнаружили в дуплах деревьев несколько семейств насекомых, похожих на земных пчел не только внешне, но и деятельностью: сбором пыльцы со цветов и переработкой ее в вязкий хорошо пахнущий и сладкий на вкус продукт. Насекомых тут же окрестили пчелами, а продукт – медом. К чему что-то придумывать и тень на плетень наводить, когда есть все готовое…
Изготовление ульев большого труда для Лунина не составило: из ранее напиленных выструганных досок сколотил четыре ящика со съемной крышкой и отверстием – летком – у немного выпирающего вперед основания днища на четырех ножках – и готово. А вот с дуплистыми колодами пришлось попотеть. Во-первых, дымарь изготовить, во-вторых, работать пришлось в комбинезонах и шлемах, чтобы не быть изжаленными насекомыми, в-третьих, колоды надо было так выпилить и опустить на землю, чтобы сильно не растревожить рой, который мог покинуть обжитое место и умчаться невесть куда. Но с помощью разных приспособлений, придуманных и воплощенных в жизнь Луниным, справились. А позже, когда появилось достаточное количество пчелиных семейств, причем не только в деревянных колодах, но и в первых ульях, и, главное, стало достаточно вощины, изготовили ульи со съемными рамами. То есть довели начатое дело до ума.   
Между производственно-хозяйственными зданиями  на деревянных шпалах были проложены деревянные же рельсы, по которым могли двигаться вагонетки с деревянными же колесами, перемещая грузы с одного места на другое. Чтобы шпалы и, особенно, рельсы не мокли под дождем и не трескались, рассыхаясь, под жаркими, порой даже палящими лучами солнца, над рельсами проходил двускатный защитный навес. А по всему периметру производственно-хозяйственного комплекса  шли ровные ряды молодой лесопосадки с прицелом на то, что когда деревья подрастут и заматереют, то послужат основой для возведения ограждения из жердей и частокола.
На взгорке – самой высокой части мыска, – открытом всем ветрам и дождям, шло строительство большой ветряной мельницы. Как известно, для мельницы такого типа нужны не только высокий деревянный сруб и большие крылья, вращающие механизм мельницы, но и камни-жернова для перемалывания зерна в муку.
Бревна для сруба из твердых пород местных деревьев были заготовлены и частично, обтесанные топорами и просушенные уже использованы в первых венцах, а частично, сложенные в штабель, сохли и ждали своего часа. Как водится, каждому овощу и фрукту свой черед…
Камни под жернова из мелкозернистого песчаника уже лежали на строительной площадке, на двух дощатых поддонах. Чтобы их не беспокоили дожди и солнечные лучи, сверху они были прикрыты двумя соломенными копнами. Действовали любимые пословицы Хосе Кастро: «Береженого Бог бережет» и «Подальше положишь – поближе найдешь». Правда вторую пословицу он переиначил на свой лад: «Получше укроешь – сохраннее возьмешь».
Эти камни года два назад были обнаружены Родиным, Луниным и Хосе при их путешествии на катамаране вверх по Мутной. В очередной раз планировали подобраться поближе к предгорьям далеких, манящих взоры и думки землян гор. До гор не добрались, но выяснили, что левый берег Мутной был не материковой твердью, как правый, а лишь большим островом в дельте крупной реки, названной Хосе Кастро Амазоногангой. По земному названию великой бразильской реки Амазонки и священной индийской реки Ганга. Таким образом, Мутная являлась не рекой, а только одним из проток-рукавов большой реки. Длина острова, по прикидкам землян, составила 35-40 километров, а ширина… С шириной было решено разобраться позже, так как она могла быть во многих местах разной.
Во время плавания по Мутной земляне-путешественники сначала увидели скалу, заметно возвышающуюся над береговой кромкой, а затем, когда подплыли ближе, то обнаружили и ее отколовшиеся части на песчаной подошве берега. Не поленились причалить да сойти на сушу. И среди многочисленных обломков, недалеко от подножия скалы, нашли два плоских камня толщиной по 20 сантиметров и диаметром более метра. Это с учетом овальной формы камней с неровными краями.
– Как мыслите, товарищ Кастро, – сказал тогда Григорий Лунин, – можно ли после осторожной дополнительной обработки преобразовать эти глыбы в мельничные жернова?
– Мыслю, что можно, – охотно отозвался на этот вопрос находчивый Хосе. – Ибо время, терпение и труд – все камни перетрут, как говорит ваша пословица. Правда, нам их, – тут же сделал он оговорку, указав рукой на камни, – не поднять и на катамаран не перенести. Слишком тяжелые.
– Что верно, то верно, – как бы согласился с ним Родин, – только с нами, к счастью, есть башковитый товарищ Лунин, который, надо думать, план доставки этих глыб к тору уже в уме прокручивает.
Он не ошибся. Григорий Матвеевич предложил соорудить крепкий плот из прибрежных деревьев, а к нему от камней, естественно, по очереди, проложить из стволов деревьев же своеобразные рельсы, на них положить деревянные катки – и перемещай груз за милую душу.
Конечно, складно да гладко было на словах, куда сложнее в практических делах. Но за трое суток справились с данной работой, благо, что на катамаране, помимо оружия, в том числе арбалеты для бесшумной стрельбы, всегда в наличии имелись пила, пара острых топоров, пара крепких лопат и некоторое количество фалов, используемых в качестве веревок.
Подобным образом, но с добавлением еще одной человекосилы в лице Игоря Солнцев,  камни были доставлены и к месту строительства ветряной мельницы. И теперь тихо ждали обработки и установки в качестве важнейшей части сложнейшего механизма мельницы.   
 Естественно, важнейшей деталью изменения прежнего пейзажа стали жилые дома землян на берегу Мутной от окончания оврага в сторону тора. Впрочем, не только жилые, но социально-бытовые: баня и школа, а еще уютный дворик, совмещавший в себе признаки детского садика с деревянными животными, рыбками, качелями, небольшой каруселью, беседками-грибками и спортивной площадки с турником и прочими спортивными снарядами и площадками.
Первым со стороны оврага стояло длинное одноэтажное здание гостевого дома, построенного вместо общаги, переделанной под теплицу. В гостевом доме, разделенном общим коридором на несколько изолированных друг от друга помещений с небольшими окнами и грубками (малыми печами для обогрева), также имеющем большую столовую с пузастой русской печью, временами обитали одноплеменники Найдена и он сам, когда навещал землян. Затем располагалось тусклооконное здание бани. И только за баней, причем на приличном расстоянии от нее – этого требовала пожарная безопасность, – один за другим стояли четыре однотипных двухэтажных домика, облицованных красным кирпичом.
Не сразу и не в один год были возведены, покрыты черепицей, снабжены деревянными полами, деревянными потолками, небольшими русскими печами и облицованы обожженными кирпичами все эти дома. Зато теперь они радостно смотрели на мир остекленными окнами, часто игравшими солнечными зайчиками, отражая яркий свет утреннего или дневного солнца. Правда, окна были узкими, более похожими на бойницы, зато довольно частыми. А над крышами не только в холодные дни  зимнего времени, но и в теплые летние утренние часы, когда хозяйки готовили завтраки (а заодно – обеды и ужины) для многочисленного семейства, вились светлые дымки.
Порой дымки не просто струились верх, постепенно растворяясь в небесной выси, но еще и вкусно пахли. Это означало то, что хозяйки пекли хлеб, причем не в металлических формах или сковородках, изготовленных неутомимым на придумки Григорием Луниным, а на широких листьях вполне съедобного невысокого густолиственного растения с кисло-сладким пахучим корнем, похожего на земной хрен, названного землянами душистиком за приятный запах и нежный вкус подсахаренного ломтика лимона. Вполне резонно было назвать это растение лимонником – подходило по всем статьям, но прижилось почему «душистик». Хлебный каравай, испеченный на душистике, впитывал в себя его сок и запах, слыл у землян весьма вкусным. И даже дым пропитывался этим приятным запахом и говорил всем обитателям поселка, что в доме Солнцевых, Луниных, Кастро или Родиных, – в зависимости от того, где происходило это действо, – пекли хлеб. Иногда выпекали хлебные караваи и на нижних листьях кочанной капусты, но такого вкусного запаха ни у дыма, ни у хлеба уже не наблюдалось.
Дрожжей, естественно, не было – когда отправляли «Уран» к Плутону, об этом даже в мыслях никому в голову не пришло, – думали совсем об ином. Но на Гее земляне изловчились получить хлебную закваску, и теперь на ней не только тесто для хлебов и пирогов готовили, но и квас в качестве прохладительного и утоляющего жажду напитка. 
Замыкало поселение землян одноэтажное здание школы с большими оконными проемами – для большей освещенности девяти комнат-классов и учительской, – крепким деревянным полом, широким крыльцом с навесом и печной трубой над черепичной крышей. В соответствии с общим мнением землян, школа строилась не на год и даже десяток лет, а на несколько десятилетий вперед с прицелом на бурный демографический рост потомков землян. Поэтому в ней, помимо учебных комнат, были еще мастерская для трудового обучения и небольшой спортивный зал для занятий физкультурой в прохладный период времени или в непогоду.
Неотъемлемой частью гостевого дома, школы и жилищ землян являлись придомовые постройки на задней части двора – сарайчики для хранения дров и прочего инвентаря, а также туалеты, без которых – хочешь, не хочешь – не обойтись. Во дворах жилых домов, рядом с сарайчиками, были и собачьи будки, в которых мирно уживались взрослые потомки Дозора и Пальмы, а также потомки этих потомков – лучшие друзья всей местной детворы и помощники взрослым мужчинам в вопросах охоты. Они же выполняли роль и бесплатной охраны, причем не столько от людей, как от лесных зверей, иногда по каким-то непонятным причинам навещавших поселение землян.
Учеников в школе было пока мало: четверо третьеклашек – Ярик Лунин, Лад Кастро, Света Солнцева и Лада Родина, а также первоклашки – Люба Лунина, Лель Кастро, Лева Солнцев, Славик и Божена Родины – чудесные плоды бурной страсти Ангелины и Александра. Третьеклассников, каждому из которых было немногим более восьми лет, учила Ангелина Романовна Родина, врач по профессии, но  в студенческую пору изучавшая детскую психологию и некоторые особенности работы детского врача – педиатра. А где педиатрия, там рядом и педагогика, ибо врач-педиатр обязан был подобрать ключик к детской душе, чтобы при необходимости оказать маленькому обладателю этой души качественную медицинскую помощь. Вот женсовет и принял решение, что третьеклассников может обучать Ангелина Романовна. И пока она преподавала ученикам правила грамматики, орфографии и синтаксиса русского языка, особенности родной речи и некоторых жанров литературы, правила сложения, вычитания, умножения и деления двухзначных и трехзначных чисел, разъясняла способы решения математических задач, за ее малышней присматривали по очереди «тетя» Сюзанна, «тетя» Гита и «тетя» Ли. Естественно, никакого графика «присмотра» не существовало, все зависело от того, кто из «тетей» в данный день был посвободнее от своих домашних дел и хлопот. 
Обучение  же первоклассников единогласным решением женсовета при полной поддержке Александра Родина, Хосе Кастро и Григория Лунина было поручено Игорю Павловичу Солнцеву, выпускнику факультета иностранных языков Дальневосточного государственного университета и физико-математического факультета МГУ, имевшему теоретические педагогические знания и практические навыки военного переводчика. Естественно, учитывался и его опыт общественного деятеля, и его организаторские способности, и возраст, и солидность, и основательность в принимаемых решениях и действиях.
– Мне шестьдесят лет давно уже стукнуло, – пытался отвертеть от учительских обязанностей Игорь Павлович. – Я – дед, а вы мне шестилетних первоклашек подсовываете.
– Не подсовываем, а доверяем, – весьма твердо, хотя и с добрыми улыбками поправляли его дамы, за исключением помалкивающей Ли, понимавшей, какую ответственность взваливают на плечи ее супруга.
– И никакой ты не дед, – снисходительно хихикнул Хосе Кастро, – когда от нас молодых не отстаешь: пять сорванцов настрогал, один другого краше.
– Вот, вот, – поддержали его Сюзанна Лунина и Гита Кастро при молчании Александра и заалевшей лицом Ангелины Родиных.
Последние слова Хосе ей явно не понравились. 
– Так строгать – ума большого не надо, – стоял на своем Игорь Павлович, – а уму-разуму учить первоклашек – совсем иное дело…
Но коллектив поднажал, пообещав оказывать всевозможное содействие в процессе обучения своих сорванцов – и добросердечный Игорь Солнцев сдался.
Никаких букварей и прочих учебников, естественно, у землян не было. Пришлось все учебники и методички делать самим, обосновываясь на воспоминаниях собственных школьных и студенческих лет. Хорошо, что еще кое-как, с горем пополам, функционировали компьютер и принтер, а также сохранился небольшой запас фирменной писчей бумаги. Это позволило не только воссоздать букварь и учебник по арифметике, но и распечатать несколько тетрадей в линейку и в клеточку. Пригодились и наборы карандашей, особенно простых с разной твердостью стержней, входившие в комплектацию «Урана» для проведения культурно-творческого досуга экипажа. На первое время этого вполне хватило бы, а дальше что-нибудь придумали, исходя из сложившейся ситуации…
– Ломоносов, Державин, Пушкин, Крылов, Лермонтов и другие гении гусиными перьями шедевры выдавали, и нам ли, людям простым и не столь гениальным, такими перьями гребовать, – окончательно развеял сомнения Григорий Лунин на счет важнейших инструментов ученичества. – А водоплавающих и прочих птиц с крупными перьями в крыльях здесь предостаточно.
– И про перья в хвостах птиц не стоит забывать, – вставил словечко неугомонный Хосе, заставив всех улыбнуться. – Они хоть и из задней части, но вполне пригодятся…
Строились планы и на дальнейшее обучение, когда к педагогическому процессу должны были подключиться все взрослые мужчины и женщины экипажа «Урана», профессионалы в своей области прежней деятельности – физики, химики, биологи, инженеры, агротехники, врачи, правда, в единственных лицах. Но это – в недалеком будущем.  А в следующем году в школу, в первый класс, должны были пойти Матвей Лунин, Хосе (младший) и Гита (младшая), брат и сестра – двойняшки четы Кастро, Ваня (Иван или Ван) Солнцев и Радик Родин. Им сейчас было по пять лет.
Кроме того, на детской площадке под присмотром подобревших телами мамаш, которым давно повернуло на четвертый десяток лет, можно было видеть играющихся в песочнице трехлетних Сашу (Шуру) Родину, Олега Кастро, Ирину Лунину, и Светозара Солнцева. А возле ног мам, стараясь время от времени угнездиться им на колени или быть взятыми на руки, проводили время годовалые Павел Лунин, Зара Кастро, Люда Солнцева и Игорь Родин. Эта мелюзга уже научилась ходить и говорить, но еще быстро уставала от игр со старшими братьями и сестрами и, взобравшись на колени к матерям, пробовала уткнуться губами в их пышные груди. Но не тут-то было – носы и губы натыкались на ткань кофт и комбинезонов. Дамы четко пресекали эти поползновения. Да и молока в грудях у них уже не было. На девять-десять месяцев еще кое-как хватило, а дальше – извините, подвиньтесь…
И вообще, как заявила однажды во всеуслышание Ли Солнцева, «хватит рожать, пора всех рожденных на ноги поднимать». Вот и придерживались данного правила.
Если же вести речи о составе первых семей землян на Гее, то у Игоря и Ли Солнцевых росли друг за другом Света, Лева, Ваня, Светозар и Люда (Люся).  У супругов Хосе и Гиты Кастро – Лад, Лель, двояшки Хосе и Гита, Олег и Зара (Заряна). У Григория и Сюзанны Луниных – Ярик (Ярослав), Люба, Матвей, Ирина и Павел. У Александра и Ангелины Родиных – Лада, двояшки Слава и Божена (Богдана), Радик, Саша (Шура) и Игорь.
Двадцать два постреленка – 13 мальчиков и 9 девочек – требовали не только еды, но и одежды, и обуви, и головных уборов. Небольшие запасы ткани, имевшиеся у землян от распотрошенных комбинезонов погибших товарищей и постельного белья, были израсходованы при появлении первых и вторых детях – на пеленки, распашонки и пинетки. А дальше выручали домотканые полотна – неширокие (до 80 сантиметров) и весьма грубые, – но все равно пригодные для изготовления одежды. Как верхней, окрашенной природными растительными красками, так и нижней, нательной, не ведающей красителей. Не в шкуры же одевать ребятишек, в самом деле?.. К тому же самотканое полотно с каждым годом получалось и добротнее, и мягче, и качественнее – сказывался опыт изготовления и последующей обработки под валиками и рубелями, под пральниками и моющими средствами, под горячими утюгами, наконец, при разглаживании. И каждый раз, занимаясь кройкой и шитьем, женщины мысленно, а то и вслух благодарили Григория Лунина, создателя прялок и ткацких станов.
Да, к этому времени Григорий Лунин, некогда задавшийся целью изготовить прялки и ткацкие станы, слово сдержал, и теперь у землян было четыре прялки и два стана. Механизмы хотя и деревянные, но сложные, требующие постоянного внимания и заботливого обхождения во время эксплуатации. Впрочем, это не мешало прялкам находиться в домах землян, а ткацким станам – в школьной мастерской, предназначенной для трудового обучения и воспитания старшеклассников. Кстати говоря, в мастерской находились и деревянные столы-верстаки – очередной плод талантливой головы и умелых рук Григория Лунина.
А еще всем женщинам из-за наличия детей, иногда подстывавших и кашлявших, иногда сбивавших до крови локти и колени, разбивавших носики-курносики, ранившихся о сучки и закорючки, постоянно приходилось лечить. И тут, особенно по мелочам, к Ангелине Родиной за помощью и советом не набегаешься, приходилось самим вникать в приемы народной медицины. А Ангелина Родина, Ли Солнцева и Сюзанна Лунина усердно изучали местную флору, стараясь выявить лекарственные свойства растений – антисептические, болеутоляющие, кроворазжижающие и способствующие улучшению кровообращению, и прочие. В этом им помогали как исследования, так и наблюдения за аборигенами. Их многовековая практика выживания многому научила, а потому ничего зазорного не было в том, чтобы воспользоваться их опытом в благих целях и намерениях. Не отказались они в использовании травки, защищавшей аборигенов от паразитов. Оказалось, что это небольшое растение даже в высушенном виде обладала такими пронзительными запахами, что все мелкие насекомые и кровососущие паразиты старались держаться от нее подальше. И теперь пучки этой травки висели во многих уголках жилых и хозяйственных зданий, отгоняя нечисть и оберегая землян. А у ребятишек, любящих лазать по всем закоулкам, в качестве профилактики от укусов и заражений ладанки с травкой были в карманчиках рубашек.
Мало того, эти три дамы стали наипервейшими помощниками Григория Лунина в создании пороха из растений с плодами в виде хлопкового волокна в небольших шарообразных коробочках. Пригодились их знания биологии и химии, математики и физики, полученные в школе и вузах. И теперь в распоряжении землян имелись небольшие запасы этого взрывчатого вещества.
«В нашем скудном мирке каждая травинка в строку», – откровенно радовался такому итогу коллективного труда Лунин. Да и остальные земляне весьма положительно отнеслись к достижениям коллег.
 Хотя женщины после замужества и тем более рождения детей из прежних активных поборниц коллективизма моментально становятся ярыми собственницами, девиз которых «мой муж, мой дом, мои дети» уже незыблем, и здесь Ли, Ангелина, Сюзанна и Гита исключением не являлись, тем не менее они еще сохранили некоторые моменты работы в коллективе, в единой команде. Время, проведенное в годы студенческой юности, в подготовке к космическому полету, нахождение в экипаже злополучного «Урана» не канули в Лету. В каждой из них, несмотря на то. Что жили в отдельных домах, не угасло желание быть полезной коллективу. Отсюда посильное участие и в обсуждении планов на будущее, и в строительстве, и в весенних сельхозработах на постоянно увеличивающемся поле, и в уборке урожая, и в приготовлении пищи для всего сообщества землян. Да и во многом другом, что стало повседневной жизнью малой крупицы земных людей на диких просторах Геи.
С обувью дело обстояло проще: на нее шла кожа выдубленных шкур животных, добытых во время охоты на диких кабанчиков в тростниковых зарослях Мутной и морских млекопитающих. Более грубая кожа шла на подошву, а тонкая и эластичная на верхнюю часть тапок. Башмаков и сапожек. Деревянные колодки выстругал признанный специалист в подобных делах Григорий Лунин, он же изготовил иглы и шильца, а точить обувь лучше всего получалось у Родина. Шил и простую – из одной кожи, и сложную – с меховой опушкой, и сапожки – с высоким голенищем. В ходу были также более простые в изготовлении кожаные мокасины и поршни или постолы, связанные из толстых грубых нитей. 
Надо сказать, что праздными дети землян не росли. Старшие не только учились в школе, постигая премудрости русского языка, литературы, математики и природоведения, но и помогали родителям. Мальчики трудились вместе с отцами на разных стройках. В соответствии с возрастом владели лопатами, граблями, вилами, молотками, топорами, пилами, рубанками, механическими дрелями. Вели знакомство с долотом, стамесками, отвертками, гаечными ключами и другими нехитрыми инструментами, без которых никакой вещи не сделать и не отремонтировать. Девочки учились у матерей прядению тонких нитей из растительных волокон, тканию полотна на ткацком стане, шитью, вязанию и приготовлению пищи, огородничеству и уходу за домашними животными. Например, нарвать для кроликов свежей сочной травки, почистить клетку, следить за тем, чтобы в корытцах у кур всегда в достатке имелись корм и вода.
К тому же старшие мальчишки и девчонки помогали родителям в присмотре за малышами, как родными братьями и сестрами, так и соседскими. А еще все они, начиная с шести лет, в обязательном порядке занимались физкультурой, чтобы быть сильными и здоровыми, и стрельбой из луков. Последнее могло пригодиться как при охоте, так и при защите себя и своих близких. Причем не только родных по крови, но и всех землян – новую цивилизацию на планете Гее, история которой пока укладывалась в десяток лет, но в будущем могла быть великой, как говорили чаще других Игорь Солнцев и Григорий Лунин. При этом они не забывали добавлять, что будущее величие зависит от любви к труду, и трудились вместе с другими землянами-мужчинами так, что каторжникам даже и в страшных снах подобное не снилось. Целыми сутками работали не покладая рук, закладывая основу для будущих поколений.
А вот Хосе Кастро речей с детьми о будущем величии цивилизации не вел, зато с упоением и полной отдачей сил и знаний проводил уроки физкультуры и стрельбы из лука. Это у него получалось лучше, чем у остальных мужчин из команды бывшего космического корабля «Урана». А еще он, уже по собственной инициативе, вспоминая свою спортивную юность, обучал старших мальчишек и девчонок (по желанию и с разрешения родителей) приемам борьбы и рукопашного боя, включавшего элементы бокса, карате, самбо и дзюдо.
– Зачем все это? – волновались мамаши, далекие от мужских забав и желаний. – С кем им тут состязаться? Кому свое искусство показывать? Не аборигенам же…
– Навыки борьбы лишними не будут, – улыбались мужчины. – В жизни все пригодится. Можно при необходимости и за себя постоять, и слабого защитить. Понимать надо…
Как и территория производственных объектов, территория жилого поселка была обсажена деревьями. Причем, не просто дикорастущими лесными образцами, пригодными на строительство и топливо, но и такими, которые можно было, пусть и большой натяжкой, отнести к садово-фруктовым. Большей частью это были деревья, похожие на земные яблони и груши, дающие мелкие обильные плоды, обладающие хорошими вкусовыми качествами, лекарственными свойствами и приятными запахами.
«Мал золотник, да дорог, – шутил по данному поводу неистощимый на знание русского фольклора Хосе Кастро. И добавлял со своей фирменной лучезарной улыбкой: – Плодись грушка малая, плодись и большая. Ничем не побрезгуем, все слопаем с удовольствием и за милую душу».
Меньшей частью – абрикосоподобные, с крупной косточкой внутри. Как пояснила Сюзанна Лунина, на земле такие деревья квалифицировали как семейство розоцветных, куда относились также персики, сливы, вишни и некоторые другие. Все эти плодоносящие деревья составляли основу сада землян. Кроме того, в сад входили и плодоносящие кустарники с плодами, похожими на земную смородину розово-красных оттенков и на золотисто-бордовый крыжовник.
Благодаря превосходному субтропическому климату, свежие фрукты были почти круглый год. Но земляне не ленились делать заготовки на зиму, то, нарезая тонкими ломтиками и засушивая, то консервируя либо как соления, либо как варенья и повидло. И вкусно, и полезно. Соль для солений выпаривали из морской воды, а сахар изготовляли из тростника, росшего по берегам Мутной. 
Если садоводством занимались мужчины и подрастающие мальчишки, часто делавшие «набеги» на отдаленные лесные массивы в поисках новых видов фруктовых деревьев и кустарников, то женщины и девочки трудились над разведением цветов, устроив несколько клумб. И теперь с весны и до поздней осени взоры землян радовали белые, розовые, желтые, оранжевые, голубые, синие, фиолетовые и прочие сине-буро-малиновые цветы и цветочные бутоны, а обоняние – разные запахи.
Произошли изменения и в ближайших окрестностях поселения землян. Значительно расширилось поле под посев пшеницы и технической культуры растения, условно названного льном и дающего большое количества волокнистой продукции, пригодной для прядения. В связи с этим пришлось потеснить окраины Мертвого леса. Правда, теперь лес назвать «мертвым» язык не поворачивался. Он давно оправился от последствий шторма и теперь жил полнокровной лесной жизнью, наполненной не только разными деревьями, кустами, цветами и травами, но и птицами, и животными. При этом часть пшеничного и льняного поля, а если более точно, то добрая треть его отводилась под пар, чтобы земля, отдохнув, могла дать обильный урожай.
Поле или уже, точнее, поля вскапывали по-прежнему лопатами. Производительнее, конечно, было вспахивать плугом, но тягловой силы не было. Вот земляне и выходили по возможности всем своим большим коллективом – четверо мужчин ¬– на эту тяжелую и трудоемкую работу. Приглашали и сородичей Найдена на весенние земледельческие работы, обещая поделиться урожаем – зерном и овощами.
Те, усвоившие лишь гончарное производство да некоторые навыки плотницкой деятельности для строительства вигов, без большой охоты приходили человек двадцать-тридцать, но под присмотром землян и Найдена, своего непререкаемого вожака, трудились добросовестно. Правда, очень медленно, ибо были непривычны к подобному виду деятельности. Заводить собственные поля, курятник и кроличью ферму не стремились, надеясь на пропитание охотой, сбором лесных плодов и рыбной ловлей. А когда речь заходила об оплате за труд по вскапыванию полей, то многие мужчины-охотники даже от зерна и от овощей отказывались, прося за работу нож, топор или лук со стрелами. Иногда – глиняно-фаянсовую, обожженную до звонкой белизны в печи посуду.
«Хлеб – хорошо, а нож лучше», – однажды шутливо заметил при них Хосе Кастро, и эта фраза стала волшебной. Аборигены запомнили ее и всякий раз, комкая слоги и слова, повторяли, меняя зерно на нож, топор или лук. Сами они пробовали делать луки и стрелы, но у них это оружие выходило корявой пародией и для охоты не годилось. Вот и клянчили у землян.
На ближней к оврагу окраине полей земляне построили гумно – большой крытый ток без стен с двускатной крышей из тростника на высоких столбах-бревнах, основательно вкопанных в землю. Гумно предназначалось для хранения и сушки снопов пшеницы и их обмолота – вышелушивания зерен из колосьев с помощью ударов цепами по снопам. 
В данном же случае оно совмещалось с другими хозяйственными постройками – овином или ригой. Овин представлял собой двухъярусную бревенчатую постройку с печью у одной из стен и сложной системой дымохода, чтобы тепло печи полностью оставалось в овине, а не вылетало с дымом в небеса. Это требовалось для сушки снопов перед молотьбой. Рига по своей сути являлась тем же самым овином, но более усовершенствованным и безопасным в вопросах противопожарной борьбы.
В девятнадцатом веке в России овинами чаще всего пользовались крестьяне, а ригами – купцы. Впрочем, теплый климат Геи и пока что небольшие запасы снопов пшеницы, доставляемые с поля на ток при помощи двухколесной тележки, позволяли обходиться без топки печи в овине, простой просушкой под открытым всем ветрам площадкой гумна. Да и на току обмолоченное зерно долго не залеживалось: дав ему время обсохнуть, отвеяв от мякины и прочей шелухи, его отправляли в амбар для дальнейшего хранения. Солому после молотьбы собирали в копна и частично использовали в курятнике в качестве подстилки, чтобы потом полученный навоз превратить в естественные удобрения для полей. Но большей частью ее использовали в качестве топлива для печей в домах и школе. А мякину, сдобрив другими измельченными растениями и отрубями, как кормовую смесь отдавали курам.
Созревшие до золотисто-янтарного цвета стебли пшеницы земляне поначалу срезали ножами и серпами, а когда поля расширились, скашивали в ровные рядки косами, изготовленными Луниным в кузне при поддержке Солнцева, Родина и Кастро, поочередно орудовавшими ручкой кузнечных мехов или молотом. (Тонкая, настроечная работа традиционно оставалась за Григорием Павловичем.)
Косьба зрелой пшеницы – дело сложное и утомительное. Попробуй, помаши тяжелой косой несколько часов подряд. И руки млеют, и плечи гудят, и спина колом становится. А тут еще липкий противный пот не только все тело от макушки до пят покрывает, но и глаза щиплет своей едущей соленостью. Впрочем, как сельский труд без надрыва жил и соленого пота? Разве землю копать проще?..
А вот растение, названное льном, при полном созревании выдергивалось из земли с корнем. И в таком виде охапкми сносилось или же свозилось на двухколесной тележке или двуколке под крышу гумна. Здесь доведенное до нужной кондиции оно подпадало под льномялку или просто мялку – деревянное приспособление для обработки льняной соломки (тресты), при помощи которого волокнистая часть отделялась от твердой основы – кострики. Потом его ждало трепание, чесание и удаление корней. Процесс долгий, кропотливый и малоприятный. Но не будь этого процесса, не стало бы и нитей и полотна…
Снимаемого урожая пшеницы при аккуратном расходовании зерна хватало не только на целый год и на семена под следующий урожай, но и для сородичей Найдена, принимавших участие в копке поля, севе и уборочной кампании. И тут даже те аборигены, кто ранее отказывался от зерна, предпочитая иметь нож или лук, хитровато улыбаясь, просили своей доли. Напоминать им о прежних условиях договора было делом малоприятным и бесполезным. Проще оказалось отделаться от бестактных аборигенов малой толикой причитающейся натуроплаты.
– Иждивенцев взращиваем, – всякий раз хмурился Игорь Солнцев, – нахлебников. Это, коллеги,  плохо…
– Халявщиков, Игорь Павлович, – однажды с ухмылкой поправлял его Хосе Кастро. – Впрочем, вы, русские, целое халявное государство взрастили – Украину, которое вас отблагодарила долгой кровопролитной войной – напоминал он о событиях начала двадцать первого века на Земле. – Так что вам не впервой халявщиков выпестовывать…
И хотя конфликт между онацистившейся Украиной. поддерживаемой неофашистскими правительства стран Европы, Америки и Азии, певшими под гегемонистскую музыку США, и Россией завершился безоговорочной победой России, воспоминания о нем всегда отдавались болью в сердцах россиян. Ведь, по большому счету, Соединенным Штатам Америки, самой настоящей империи зла, фальши и подлости, и ее сателлитам в Европе удалось поссорить между собой две ветви одного и того же корня – украинцев, падких на лесть и халяву, и русских, людей терпеливых и простодушных.
Услышать это из уст бразильца было малоприятно и обидно. Поэтому нахмурился не только Солнцев, но и остальные земляне. И лишь Александр Родин обидчивому молчанию предпочел хлесткую отповедь:
– Да, друг Хосе, ты прав: мы, русские, простодушны и доверчивы до глупости. Мы искренне верим в дружбу и братство, в порядочность и святость мирных договоров. Что есть, то есть… В начале пути на независимость США от Великобритании мы. Русские, оказал помощь молодому американскому государству в защите этой самой независимости, послав свой флот к ее берегам и уберегли от карательных английских эскадр. Позже США в качестве благодарности отплатили России вековой лютой ненавистью и подлостью. Мы, русские, в 1917 году дали независимость Финляндии, а она сразу же приютила в себя всех врагов Советской России. В 1944 году мы простили ей участие на стороне фашистской Германии в Великой Отечественной войне и даже не судили фактическую главу ее государства, барона Карла Густава Маннергейма – и она опять отплатила черной неблагодарностью. За освобождение Польши от гитлеровских войск в 1944 году наша страна – в то время СССР – положила 6000 тысяч своих солдат, а в итоге Польша в начале двадцать первого века уничтожила все памятники солдатам-освободителям и стала одним из главных подстрекателей Украины к войне с Россией. Мы, русские, по итогам Второй мировой войны ввели в Совбез ООН Францию, несмотря на то, что ее экспедиционный корпус, а это по разным данным от 200 до 500 тысяч добровольцев сражался на стороне Гитлера, а Франция поддержала обандерившуюся и онацистившуюся Украину. Мы, русские, в начале девяностых годов прошлого века позволили воссоединиться ГДР с ФРГ. И новая соединенная, так называемая демократическая  Германия в очередной раз забыла добро и стала одним из спонсоров нацистской Украины. Возможно, возмечтала о реванше за проигранную войну 1941-1945 годов. На Западе, друг Хосе, добро не помнят и за добро обязательно платят дерьмом. Но правда и справедливость восторжествовали, все наши недруги были посрамлены. Однако мы, русские, не стали уподобляться «продвинутым в вопросах демократии и прав человека» американцам, англичанам, французам, немцам, полякам и оглупевшим украинцам, способным лишь на зло, ложь и подлость. Мы остались самими собой, а потому, кто бы ни считал нас глупыми и доверчивыми, мы по-прежнему будем помогать слабым и нуждающимся в наших знаниях, навыках и умениях, в нашей силе и мощи. В том числе и примитивным пока что аборигенам Геи. Будем помогать, будем и обучать.      
Высказавшись, Александр умолк и опустил голову, как бы прислушиваясь к собственным мыслям. Молча стояли и остальные земляне. И только после затянувшейся неловкой паузы супруга Хосе Гита, разряжая обстановку, не скрывая укора в голосе, тихо произнесла:
– Мой милый Хосе, когда же ты повзрослеешь? Брякаешь, не подумавши…
Наступала очередь смущаться скорому на язык Кастро. Правда, ненадолго. И тут ничего не поделаешь – уж таким уродился Хосе Кастро: одновременно хорошим и верным товарищем и не сдержанным на язык человеком. Сказывался бразильский карнавально-танцевальный темперамент, когда не только ноги пускаются в зажигательный пляс, но и петь хочется в ритмах общего веселья. Отсюда, случается, что слова обгоняют мысли.
Увеличились также площади возделываемой земли под огородные культуры, некоторые из которых за долгий теплый период давали по два урожая. Григорию Лунину удалось соорудить помпу, а вместе с другими землянами заготовить в реликтовой роще длинные бамбуковые бревна-трубы диаметром от 10 до семи сантиметров, затем с помощью сородичей Найдена снести их на берег Мутной, а оттуда доставить на катамаране до лагеря землян.
Немало времени и сил ушло на удаление природных внутренних перегородок и на герметическую стыковку полученных разнодиаметрных труб между собой, но, в конце концов, водопровод протянулся от берега Мутной до огородных грядок. Здесь прокачиваемую по древесной трубе воду сначала наливали в бамбуковые бочки, чтобы прогрелась на солнце, а из бочек лейками подавали на грядки с овощными растениями. Воду в бочки можно было качать в любое время суток, а поливкой занимались под вечер, когда спадала жара. Так влага меньше испарялась и дольше держалась в почве. Чтобы такой водопровод не поддавался гниению от соприкосновения с землей, по всей его длине под древесные трубы с интервалом в полтора метра были подложены деревянные чурбаны – плахи.
Позже подобная водопомповая система была подведена и к бане, в одном из отделений которой земляне соорудили небольшой бассейн. Любители парилки, пропотев, охлаждались в прохладной воде. А в проектах Лунина значилось и подведение водопровода в жилые дома. Но не из Мутной, в которой, кроме большого количества превосходных в пищевом рационе землян рыб, хватало и разного хлама, а из чистейшего родникового ручейка, весело бегущего по днищу оврага. Однако для этого требовалось либо возвести небольшую плотину, чтобы поднять уровень воды, либо выкопать в какой-то части русла большую глубокую яму, из которой можно было бы помпой качать воду. Только одно и другое грозило заилением, и проект все откладывался и откладывался до лучших жней.
Но такая идиллия нет-нет, да и заставляла взрослое население городка грустнеть и ностальгировать по земной жизни, не всегда легкой, но привычной с самого раннего детства. А вот юное поколение землян, зная об истории родителей из их же рассказов и обязательного ежегодного просмотра фильмов на еще функционировавшем экране бортового дисплея в зале управления «Урана», ностальгией не страдало. На уровне подсознания они, едва научившись говорить, читать и писать, уже понимали, что являются творцами их собственной истории и цивилизации.


ПРИШЕЛЬЦЫ

В один из дней на закате лета, когда Александр Родин, Хосе Кастро со старшими ребятами Яриком и Ладом, вооруженные арбалетами – новым детищем Григория Лунина, – охотились в лесу, а Игорь Солнцев и Григорий Лунин проверяли готовность гумна к приему нового урожая, в поселок землян пришли два аборигена.
– Кажется, посланцы Найдена к нам пожаловали, – первой заметила их Ли, когда они скорым шагом, минуя гостевой дом и баню, направились прямиком к женщинам и их детишкам, занимавшимся чтением какой-то книжки в беседке между домами и клумбами.
Почуяв чужаков, забеспокоились, подав предупреждающие голоса, собаки. И те, что были рядом с землянами, и те, что мирно подремывали вполглаза в своих будках-конурах.
Чтение было прервано. Все, оживившись, с интересом стали ждать финала встречи.
 – Наверно, хотят предложить свои услуги в сборе урожая, – предположила Сюзанна. – Сами сеять и выращивать не любят, а нам помочь всегда готовы. Удивительный народ.
– Скорее всего, эти молодые парни спешат с недоброй вестью, – осторожно заметила Ангелина, оценив взглядом возраст и заметную усталость явно спешивших преодолеть долгий путь аборигенов. – Не Найден ли, часом, приболел?.. Если так, то очень жаль: погода ныне стоит замечательная, и болеть при такой погоде – сущий грех.
– Что гадать на пустом месте, – прервала дискуссию Гита, – сейчас все узнаем. А вот погода ныне действительно прекрасная. И тепло, и тихо.
Не доходя трех-четырех шагов, молодые соплеменники Найдена остановились и с небольшим поклоном головы и корпуса поздоровались.
– И вам не хворать, – взяла на себя роль переговорщика Ли Солнцева. – С чем пожаловали в наши края?
Прибывшие переглянулись между собой, словно советуясь, говорить ли женщинам причину появления или же воздержаться до появления мужчин.
По-видимому, догадавшись о причине заминки, Ли поспешила придти им на помощь:
– Мужчин наших нет, поэтому говорите нам с чем пожаловали..
Помявшись еще малость и убрав ладонью с лица пот, выполняя наказ Найдена, наконец заговорил старший из гостей:
– Беда. Пришли чужие. Их много. Вождю Дуктоху надобна подмога. А то – большая беда.
– Понятно, – произнесла Ли. – Присаживайтесь и отдыхайте, – указала на свободное от ребятни место на скамейке. – А мы мужчин позовем. Они в поле и на охоте, – пояснила скорее автоматически, чем для информации аборигенам, вряд ли понявшим последнюю фразу.
И пока посланцы Найдена, пользуясь приглашением земной женщины, размышляли: сесть ли им на скамейку или прилечь для отдыха на травке, Солнцева поманила к себе Свету и Ладу:
– Девочки, пулей за Игорем Павловичем и Григорием Матвеевичем. Они – на току. Одна нога здесь, другая – там!
Повторять приказ второй раз не пришлось. Света и Лада стремглав, только подошвы мокасин засверкали да подолы платьиц затрепетали, полетели в сторону оврага по направлению к гумну.
Они не успели еще скрыться в овраге, а уставшие гости усесться на скамье, как Ли Солнцева приказала сыну Леве сбегать домой и принести кувшин с квасом.
– Надо посланцам Найдена утолить жажду, – пояснила кратко.
– Правильно, – поддержали ее женщины. – От усталости квас – наипервейшее средство.
Затем вполголоса стали судить и рядить о том, что могло свершиться опасного в стане Найдена.
Возвратившийся из дома Лева принес не только кувшин с квасом, но и две чашки.
– На, – передал принесенное матери.
– Поставь на столик, – отозвалась та.
И когда Лева осторожно поставил на круглый столик внутри беседки кувшин из чашки, неспешно налила из кувшина квас.
– Держи, – подала чашку с квасом старшему посланцу.
Тот без раздумий и сомнений тут же принял ее и стал жадно, большими глотками опорожнять.
– И ты держи, – передала Ли другую чашку второму вестнику. – Пей на здоровье.
Пока юные соплеменники Найдена утоляли жажду и усталость квасом, любезно предоставленным им Ли Солнцевой, а ее подруги тихим голосом продолжали выдвигать все новые и новые версии тревожных событий, происходящих в стане Найдена, скорым шагом к беседке подошли Игорь Павлович и Григорий Матвеевич. Рядом с ними с чувством выполненного долга веселыми козочками вприпрыжку скакали Света и Лада.
– Что случилось? – обратился Игорь к супруге. – А то от этих подружек ничего путного не услышали.
– Пусть сами вестники все расскажут, – указала Ли рукой в сторону аборигенов, избавляя себя от участия в «сломанном телефоне».
– Рассказывайте, – потребовал он, обращаясь к посланцам Найдена. – И без спешки, все по порядку.
Вновь старший из вестников, встав со скамьи, изложил в нескольких ломаных словах суть проблемы.
– Да, видать, дела у нашего друга более чем серьезные… – выслушав посланника, поделился своими мыслями в Григорием Луниным Игорь Павлович. – Надо отзывать с охоты Родина и Кастро с их юными помощниками, да думать, что делать дальше. Не посчитай за труд, подай сигнал из своей пушки. Если не углубились в чащу леса, то, надеюсь, услышат выстрел и поспешат домой.
– Думаю, услышат, – направляясь к кузне, где находилась так называемая пушка, а проще говоря, металлическая труба на деревянной станине, заряжаемая с дула пороховым зарядом в бумажном пакете, одновременно служившим также качественным пыжом, и используемая в качестве сигнального орудия. Как для работающих в поле, так и  ушедших в лес «по грибы, по ягоды» либо на охоту. Лес за последние годы не только полностью оправился от прежней штормовой беды, но и заполнился зверями и птицами. «Верховодили» в нем большие семьи диких кабанов, или хря, время от времени делающие налеты в тростниковые заросли на берегу мутной, да стаи волков, или ки. Самыми крупными были дикие свиньи, но местные волки, хотя и выглядели мельче, но охотились и на кабанов и на прочих лесных животных, в том числе многочисленных косуль и оленей. А вот чудовищ, похожих на гигантских удавов, или не менее гигантских крокодилов, с которыми столкнулись земляне в первый год своего пребывания на Гее, больше как-то не замечалось. Возможно, то были образцы океанских глубин, выброшенные гигантскими волнами на землю. И они либо уползли в океан, либо сгинули, лишенные привычного ареала обитания. Земляне же, обжившись, в лесные дебри старались не забираться, поодиночке в лес не ходить, а если выходили на сбор трав, ягод, кореньев, плодов кустов и деревьев, а также на охоту, то обязательно группами и при оружии. Так как огнестрельные боеприпасы берегли, то охотились либо при помощи луков, либо при помощи арбалетов. При этом случаев, чтобы земляне-охотники возвращались без добычи, не было. Пусть малый трофей, но приносили в поселок на общий ужин. 
Вскоре гулко грянула пушка, заставив вздрогнуть не только аборигенов, но и женщин, так и не привыкших к резким звукам искусственного грома среди ясного неба. Потянулись долгие и тревожные минуты ожиданий.
Хотя и беспокоились обитатели поселка, Александр и Хосе, Ярик и Ладик, а также и их четвероногие помощники Шарик и Найда, славные потомки Дозора и Пальмы, услышали сигнал тревоги и, довольствуясь небольшой добычей – двумя крупными глухарями, подбитыми Кастро, – поспешили в поселок.
– Что станем делать? – выяснив причину экстренного отзыва с охоты, спросил Родин коллег.
– Надо выручать! – без раздумий заявил Хосе. – Русские друзей в беде не бросают. Прямо сейчас и двинемся, чего время зря терять…
– Укороти прыть-то… – придержала его Гита. – Отдохните и подготовьтесь к походу, а потом уж и решайте, кому идти, как идти и с чем идти.
– Верно, верно! – вразнобой поддержали ее остальные женщины. – Сначала надо определиться, кто останется наш поселок и детишек охранять, раз опасность замаячила. Дело-то нешуточное. Нам, бабам, одним с этим не справиться…
– А вы берите детей – и в тор, – огрызнулся Хосе. – Ни один черт вас там не возьмет.
– Спокойнее, спокойнее, товарищ Кастро, – вмешался Игорь Солнцев. – Женщины правильно говорят: надо все без суеты осмыслить и основательно приготовиться. Поэтому сначала решаем, кто из нас, мужчин, идет к Найдену, а кто остается…
– Вот ты, Игорь Павлович, и остаешься с женским и детским гарнизоном, – сказал твердо и решительно Александр Родин. – А я, Хосе Кастро и Григорий Лунин, если он не возражает, вооружаемся и рано утречком отправляемся в стан Найдена. К этому времени и мы отдохнем, и посланцы Найдена.
– Правильно, – поддержал его Лунин. – Хорошо бы в наших скафандрах перед пришельцами явиться, чтобы у них дух от сиянья гермошлемов захватило, но тяжело будет идти в таком снаряжении. Поэтому обойдемся легкими комбинезонами и…
– И автоматами, – перебил товарища нетерпеливый Кастро.
– Да, с автоматами, – продолжил Григорий Матвеевич. – Могу взять еще парочку петард. Ими никого не убьешь, но вогнать в панику вполне по силам.
– Продукты питания не забудьте захватить, – вклинилась в мужской разговор Гита. – Да вкуснящек побольше…
– А это зачем? – удивился Хосе. – Лишний груз, а проку мало. Лучше лишнюю буханку хлеба взять и котелку колбасы – и вкусно, и сытно. А вкусняшки – дамское баловство.
– Вместо индейской трубки мира, когда переговоры о мире пойдут, – пояснила Гита недогадливому супругу. – Будите удивлять не только грохочущим и разящим наповал оружием, но и вкусным лакомством
– Хорошо, возьмем, – согласился Александр Родин. – А если угощать будет некого, то сами не побрезгуем, умнем за милую душу.
– Возьмите еще целебные от ран, травм, ушибов мази и перевязочный материал, – подсказала Ангелина Родина. – Вас в пути они не утянут, а там, в деле, возможно, пригодятся…
– Верно, – поддержала ее Сюзанна. – Лекарства, как и спички, лишними в походе никогда не бывают.
– И нас возьмите, – переглянувшись с Ладом, тонким звенящим голоском заявил Ярик Лунин. – У нас арбалеты и стрелы имеются. Не струсим, поможем.
– Да-да, поможем, – затараторил Ладик Кастро. – Возьмите – не пожалеете.
От такого неожиданного выпада мальчишек все как-то смущенно примолкли. Обрывать ребят резким словом не хотелось ни родителем, ни матерям, ни их коллегам и соседям. Вот и молчали. Пауза затягивалась. Первым пришел в себя и нашел, что сказать юным витязям Игорь Солнцев.
– А кто же будут, уважаемые Ярик Григорьевич Лунин и Ладик Хосеевич Кастро, женщин и малых ребят охранять и защищать? – специально подчеркивая не только фамилии, но и отчества юных воителей, серьезно поинтересовался он у них. И тут же акцентировал их внимание на главной сути: – Мне одному не справиться.
– Вот именно, – разом заговорили женщины, – кто будет помогать Игорю Павловичу в защите женщин и малышей, матерей, братьев и сестер? Только на вас была надежда, а вы хотите ее нас всех лишить. Так настоящие рыцари и витязи не поступают. Подумайте…
Мальчишки смущенно замялись и не знали, как поступить. И с отцами в поход хотелось, и матерей с братьями и сестрами оставлять в неизвестности на одного лишь Игоря Павловича – неверный шаг.
– Ладно, мы остаемся, – наконец произнес Ярик. – Верно, Лад?
– Остаемся, – промолвил, покрывшись густой алой краской, Ладик.
– Вот и хорошо, что разобрались, – подвел итог небольшому казусному инциденту Солнцев. – Теперь продолжим подготовку к походу.

Поселок землян Александр Родин, Хосе Кастро и Григорий Лунин с увесистыми вещмешками за плечными, автоматами на груди, с кинжалами в ножнах и подсумками с патронами на поясе в сопровождении Шарика и Найды и двух посланцев Найдена покинули затемно. Соплеменники Найдена тоже праздно не топали: у каждого за плечами находился вещмешок с продуктами и подарками для Найдена. Об этом позаботились женщины «Урана».
Шли уже дано знакомым маршрутом через лес по вполне заметной тропинке – свидетеля многолетнего общения землян с аборигенами или же аборигенов с землянами. Взорами по сторонам не шарили, больше под ноги посматривали, чтобы на какое-нибудь лесное существо не наступить. Впрочем, забегавши то и дело вперед Шарик и Найда время от времени звонким лаем предупреждали лесных обитателей, в том числе ки (волков) и хря (диких кабанов) держаться подальше от тропы, по которой шли люди.
Как и рассчитывали, в стан Найдена пришли в обеденную пору. За десять лет стан претерпел некоторые изменения: кроме большого вига, некогда построенного Родиным и Кастро, появились одноэтажные рубленные дома с крепкими тростниковыми крышами и трубами над ними, с деревянными полотнами дверей на входе и маленькими оконными проемами в стенах. Важным являлось то, что домики, обмазанные снаружи глиной и побеленные известью и мелом, построили не земляне, а местные плотники, набравшиеся практического опыта у «волшебников, упавших с неба». У некоторых домиков были и хозяйственные постройки – подобие сарайчиков, в которых, по примеру землян, хозяева хранили некоторые орудия труда и запасы продуктов питания.
Что оставалось неизменным, так это большой костер, горевший в середине стана. Но и он, по примеру, полученному от землян,  был обрыт по своему диаметру небольшим рвом, чтобы огонь не смог убежать за определенную ему границу. У костра, как и положено по традиции, недреманно несли вахту женщины-хранительницы.
По обстановке, царившей в стане, было видно, что землян здесь ждали с нетерпением. Вокруг раздавшегося в широту Найдена, по-медвежьи восседавшего у крыльца своего двухэтажного дома на лавочке, заменявшей ему трон, толпились его ближайшие родственники и советники. Все при оружии, некогда полученном от землян – ножах, топорах, копьях, луках –  и в тихом возбуждении.
– Сидит, царь царем, король королем – и в ус не дует, – хмыкнул недовольно Хосе, оценив увиденную картину. – Пора бы встать и поприветствовать полубогов, в очередной раз прибывших по его зову на выручку. Ну, не нахал ли?..
– Сейчас встанет и бурно поприветствует, – утопил улыбку в густой с редкой проседью бороде Александр Родин. – С кем угодно поспорю: форс держит перед представителями чужого племени, находящимися в его ближайшем окружении, в его свите. Солидность показывает. Все, как у землян на Древнем Востоке в стародавние времена.
И точно, при последующем приближении землян, Найден поднялся со скамьи и, распахнув радушным крестом руки, затеплив на смуглом лице улыбку агатовых глаз, спешно двинулся навстречу. За ним дружно качнулась и свита, а за свитой к точке встречи стал стягиваться и остальной народ, включая стариков, малых детей и женщин с голыми грудничками на руках.
Видя такое скопление двуногих, Шарик и Найда, примолкнув и поджав хвосты, прижались к ногам землян. Так им было спокойнее и надежнее. Впрочем, это не мешало четвероногим друзьям человека настороженными взглядами прищуренных глаз сканировать обстановку и по первой же команде Родина или Кастро быть готовыми к отражению нападения чужаков.
– Как добрались? Все ли живы-здоровы? – после объятия и краткого «Здрасьте!» поинтересовался раздобревший на сытных хлебах Найден у Родина.
Своими действиями вождь племени охотников давая понять всем присутствующим, в том числе и землянам, что Александр Родин по-прежнему являлся для него наиглавнейшим другом и учителем из всех «людей с неба» или же волшебников.
– Все живы и здоровы, – кратко отозвался Александр. – И тебе с твоими соплеменниками того же самого желаю.
– Это хорошо, – удовлетворился Найден и стал по очереди обниматься с Кастро и Лунин, задавая и им один и тот же вопрос: «Все ли живы и здоровы», – и получая в ответ шаблонные фразы, подобные той, что была сказана Родиным. – А вот и посланцы степного племени, ждущего нашей помощи, – указал он жестом правой руки (в левой, словно скипетр, копье со стальным наконечником – символ силы и власти) на четырех пожилых туземцев в кожано-войлочных одеждах.
Пришлось, соблюдая этикет, здороваться и с ними.
Когда церемониал был выполнен и подарки по случаю встречи вынуты из вещмешков и вручены большей частью самому вождю охотников, меньшей – его женам и детишкам, а также послам чужого племени, Александр перешел к сути дела:
– Рассказывай, что случилось и в чем проблемы? А то твои посланцы твердили, как попки, «чужие» да «беда». Кстати, здесь и при всех будем вести беседу или уединимся в твоем дворце?
– Тут. У меня от соплеменников секретов нет. Только послов чужого племени попрошу удалиться на время наших переговоров.
– Как скажешь, – не стал возражать Александр. – Рассказывай.
За десяток лет общения Найден или Дуктох, как его именовали соплеменники, насобачился довольно сносно говорить по-русски. Из сказанного им стало ясно, что в лесных просторах племени охотников хотят найти защиту от теснящих их врагов люди далеких предгорных степей. Вот и пришли к Найдену. А еще  пригнали с собой каких-то больших и малых животных.
– Так это же хорошо, – не дослушав Найдена до конца, выпалил Хосе. – Домашние животные – отменное дело. Да и людей под твоим началом прибавится. Сейчас ты вождь охотников, а со временем князем станешь… Политический рост.
– Хорошо-то, хорошо, да не очень хорошо… – несколько смутился Найден, не до конца понимая сказанное Хосе и косясь на автомат Родина. – Их намного больше, чем моих соплеменников. На много больше, – повторил уточняюще он.
– Однако раз под твою защиту просятся, значит, признают твою силу и твое старшинство над собой, – понимая озабоченность вождя племени охотников, постарался успокоить его Родин.
– Вот именно, – поддержал друга Хосе Кастро.
– И вправду, чего тут опасаться, – заметил осторожно Григорий Лунин, до сей поры молча слушавший повествование Найдена и реплику Родина. – Раз считают тебя силой и своей защитой, то возьми с них со всех клятву в верности – и пусть живут… Кстати, где они все с женами и детьми, со стадами животных? – крутнув головой в одну, в другую сторону, озаботился Григорий Матвеевич. – Что-то не видать… Спрятались что ли?..
– Так они, кроме посланцев, пока что у озера, на границе моих владений.
– Почему?
– Так у них много разных больших животных. Да и малых не счесть. Там их легко прокормить, а тут могут виги повалить и потоптать, – отвел черноту глаз в сторону Найден, пытаясь тем самым скрыть истинную суть. И все время мычат «му-у-у» да блеют «бе-э-э».
Было ясно, что славный вождь великого племени охотников побаивался пришельцев и их тайных помыслов и намерений.
– С этим, будем считать, все понятно, – взял в свои руки нить беседы Александр Иванович. – А теперь скажи нам, если знаешь, что заставило людей степи идти сюда?
– Так они с другими соседями, живущими на горах, стали враждовать. А те – сильнее их.
– И из-за чего же вражда?
– Вот именно: из-за чего вражда? – переспросил Кастро с нескрываемым интересом.
– Вождь этого племени пообещал вождю соседнего племени свою дочь в жены, но не отдал. А тот обиделся. И я бы обиделся, – простосердечно внес пояснение Найден. – Данное слово надо держать.
– А почему не отдал? – напористо продолжил допрос Родин? – В чем причина?
– Вот именно: какова причина? – вновь вставил словцо Хосе, явно заинтересовавшись прецедентом. – Может, причина есть и основание, и оправдание…
– Так она с парнем из своего племени сбежала, – хихикнул Найден. – Их искали, но не нашли. А вождю другого племени – оскорбление. Отсюда – вражда, – уже без смешков, обстоятельно и степенно пояснил он.
– Теперь – понятно, – подмигнув Кастро, с заметной ленцой и иронией протянул Родин. – Троянские страсти на местный манер. Своя Елена Прекрасная, свой Парис и свой Минелай. Правда, Илиона или Трои нет. Зато и океан с морями поблизости имеется, и реки присутствуют, по которым когда-нибудь корабли с квадратными парусами побегут…
– Точно, – ответно усмехнулся Хосе. – Все герои «Одиссее» и «Илиады» слепого певца Гомера налицо. Есть, надо полагать, и Патрокл, и Гектор, и даже Ахилл в лице нашего друга. А еще есть мы – в качестве греческих и троянских богов…
Слыша это, вождь племени охотников непонимающе переводил взгляд с Родина на Кастро и обратно. Было заметно, что в его по-детски целомудренном мозгу, облегченном от знаний земной (да и местной) истории, идет большой мыслительный процесс. Идет туго, вязко, с тележным до зубной боли скрипом, но ясности, а, следовательно, положительного результата не приносит.
Григорий Лунин понимает суть происходящего и недовольно морщится, но помалкивает. А Александр, увлекшись высокой интеллектуальной игрой, продолжает:
– Хотя предлог, на мой взгляд, и мелковат: мог в жены и другую девицу попросить – и ему бы не отказали,–  но не хочет.
– Не хочет… Почему? – продолжил игру Кастро.
– Да потому, что ему не девица-красавица нужна, а важен факт, прецедент, – развивал мысль Александр Иванович. –  Ему, друзья, важен сам факт, – повторил с нажимом он, –  чтобы подчинить себе чужое племя и чужие земли.
– Вот оно как!.. – выразил на лице удивление Хосе и тут же согласился: – А ведь верно. Верно же, друг Найден.
Последняя фраза относилась непосредственно к вождю племени охотников, он это понимал, но в суть ее по-прежнему вникнуть не мог. Тем временем Родин продолжил скоморошничать:
– Вождь племени горцев действует, как наши земные «друзья-товарищи» из Соединенных Штатов Америки, наиглавнейшие лжецы, подлецы и хапуги-жадюги: нашел основание для войны и захвата чужих земель – и действует без зазрения совести.
– И вновь ты, друг Алекс, не в бровь, а в глаз режешь, –одобряюще усмехнулся Хосе, ласково поглаживая ладонью прохладную сталь автомата. – Только ничего у него или у них, если брать шире, то есть все племя, не выйдет – мы не допустим.
– Конечно, не допустим, – поспешил с согласием Александр. – Не дадим нашего друга Найдена в посрамление. Однако вижу, друг Хосе, что тебя что-то все-таки беспокоит, что-то тревожит…
– Переживаю за чету беглецов, – вполне серьезно ответил Кастро. – Не сладко приходится им вдали от родных племен жить-прозябать…
– Поясни, – подзадорил Родин.
– Запросто, – последовал ответ Кастро. – Вокруг дикие звери, а тут ни крова, ни очага, ни надежного оружия.
– Но мы-то живем, – заметил Александр. – Не погибли…
– Так за нами тысячелетние знания всех народов Земли…
– А за ними – опыт выживания их племени в привычных им с рождения условиях…
Неизвестно, сколько бы два друга упражнялись в словесных изысках, приводя Найдена в ступор от непонимания, но вмешался Григорий Лунин, которому надоел пустой треп коллег.
– Хватит о пустом зубы точить, – прервал он вошедшего во вкус игривой полемики Родина. – Лучше подумаем, что делать дальше.
– А делать будем следующее, – посерьезнел Александр. – Вместе с армией Найдена сегодня же выдвигаемся к озеру и знакомимся с пришельцами. Если опасности в них не увидим, а увидим ожидание помощи, то предлагаем наши условия: быть под рукой Найдена. Согласны? – обвел он взглядом коллег и советников Найдена.
– Согласны, – за всех ответил Кастро, а Родин продолжил:
– При положительном ответе вместе с ними занимаем выгодную позицию и ждем появления воинственных иноплеменников, жителей неизвестных нам гор. А там обстановка покажет: либо миром дело решим – и все останутся довольны, либо придется агрессору зубы чистить и уму-разуму учить… – тихонько похлопал он ладонью по стали автомата. – Первый вариант желательнее, но и от второго уклоняться не будем. Верно?
– Верно, – одобрил дальнейшие действия товарища Кастро. – Командуй.
– Бери, друг Найден, великий вождь охотников Дуктох, своих воинов – и в путь. К озеру, – скомандовал Родин. – Не будем время понапрасну терять. День – не вечность, сгорит – не заметишь, а нам еще топать и топать. К вечеру хотя бы добраться…
– Может, без меня как-нибудь… – отводя взгляд в сторону, попытался увильнуть от похода Найден. – Или уж завтра, с утра.
Но Александр жестко пресек эту попытку:
– Не робей, воробей, – хлопнул он дружески и в то же время же время довольно сильно ладонью правой руки по плечу Найдена. – И делай сегодня все, что нужно сделать! К тому же, хоть сегодня, хоть завтра, без тебя, друг, никак. Кто же присягу новых подданных будет принимать?.. А?! Или ты уже не хочешь быть вождем?..
Добровольно от обязанностей вождя племени Найден отказываться не хотел. Такое в его планы явно не входило. Насупившись и сверкнув огнем агатовых глаз, повелительно прокричал что-то на своем родном языке и первым двинулся вперед. За вожаком с тихим гомоном последовали ближайшие соплеменники, а за ними – почти все взрослые обитатели стана. Дело ведь предстояло нешуточное: приютить на своей земле множество иноплеменников. Мало того, побрататься с ними, чтобы в этот же день или через день встать плечом к плечу против их недругов. Да и силу свою показать, вооруженность – никогда не лишнее дело…
– Как мыслишь, нет ли подвоха со стороны пришельцев, которого опасается наш друг Найден? – идя рядом с Родиным, шепотком спросил Кастро.
– Придем – увидим, – ответил товарищу Александр. – Если в тане будут старик, а также женщины с детьми, то, по моему размышлению, никакого подвоха нет.
– Если только одни взрослые мужчины и женщины?
– Тогда ушки держим остро на макушке, а автоматы не выпускаем из рук.
– И я того же мнения.
– Вот и хорошо.
До озера добрались без особых приключений засветло. Западный край небосклона лишь начинал стыдливо розоветь. Землян и охотников Найдена встретили сторожевые посты пришельцев, вооруженных простыми копьями – короткими палками либо с обожженными концами, либо с кремневыми наконечниками, примотанными  к древку узкими полосками кожи.
«Молодцы! – мысленно похвалил Александр степных пришельцев за осторожность. – Однако у молодцов что-то не видать ни луков, ни стрел, – тут же отметил он. – Да и металлических ножей что-то не наблюдается. В каменном веке пребывают. Без нашего появления им до прогресса, как до луны».
Часть стражи осталась бдить на постах, а меньшая часть «служивого люда» стала сопровождать землян и людей Найдена к своему стану.
«А вот это уже хорошо, – вновь оценил Родин разумные действия стражи. – Ибо береженого Бог бережет. Да и непоняток не возникнет при встрече с племенем».
В самом стане уже горели костры, вокруг которых сновали люди – взрослые, старики, детишки разных возрастов, женщины с младенцами на руках. Все взрослые – такие же невысокие и такие же смуглоликие, как и соплеменники Найдена. Губы толстые, носы прплюсноты, глаза с тускоым агатовым отливом. На головах – кудели нечесаных волос цвета крыла ворона. Впрочем, имелись и с проседью. Мало чем отличалась и их одежда, прикрывавшая наготу тел, состоящая из шкур животных. Правда, у некоторых были заметны валяные войлочные плащи, похожие на бурки горцев Кавказа, и войлочные же постолы. Очевидный прогресс.
– По-видимому, никакого подвоха нет, – поделился своим впечатлением с Родным Кастро.
– Да, – был краток Александр. – Друг Найден напрасно опасается.
– Но бдительность терять не станем.
– Не станем.
В центре бивуака находились сгуртованные стада животных. Одни из них имели сходство с земными овцами – длинношерстны и блеяли тонкими голосами; другие походили на коров – с рогами на ушастых головах и выменем у задних ног; третьи напоминали низкорослых лошадей – что-то среднее между пони и мустангами американских прерий времен Дикого Запада. Окрас шерсти у овец разный – белый, серый, черный. У буренок преобладали цвета светлых тонов, но были и рыжие, и пятнистые: белые с черными подпалинами. Большую часть конского табуна составляли гнедые и пегие лошадки, но пропрядали и серые.
– Лошадок с жеребчиками, коров с бычками и барашков с ярочками надо обязательно раздобыть нам на развод, – увидев данное богатство степного племени, шепнул Лунин Родину. – Это в один миг решит многие наши проблемы с продуктовой безопасностью, транспортом и земледелием.
– Сам вижу, – также шепотом отозвался Александр. – Будем стараться…   
Старейшинам чужого, ищущего защиты племени через толмачей-переводчиков, благо, что языки обоих племен были во многом схожи, объяснили условия помощи. Те, видя больших бородатых землян в необычной яркой одежде, с какими-то хитроумными штуками на груди и вещмешками за спиной, охраняемых еще настороженными четвероногими животными, без лишних слов приняли все условия. А как не принять, когда перед тобой, кроме бородатых великанов, еще вооруженный с ног до головы вождь и его многочисленная свита. Все с длинными копьями с острыми металлическими наконечниками и луками в руках, с острыми ножами и топориками за поясами.
К тому же понимали, что их племя не в таком положении находится, чтобы кочевряжиться да контраргументы выдвигать. Впрочем, и условия вполне приемлемы: жить по своим свычаям и обычаям, поклоняться своим духам и богам, давать вождю племени охотников десятую – вполне приемлемую – часть своих доходов, вместе выступать против общего врага. А еще, при благожелательном развитии событий, иметь возможность возвращения в родные края. Чего же еще лучше можно было ждать и достичь?..
В знак признательности, согласия и дружбы между племенами представители степного народа по приказанию своих старейшин закололи несколько барашков, быстро освежевали их и, начинив тушки какими-то остро пахнущими травами, а затем густо облепив озерным илом, положили их на углях костров.
– Все, как у сородичей Найдена, – подметил наблюдательный Кастро.
 – Будь у них металлические вертела, они бы поджарили туши на пламени, а за неимением вертел – приходится запаривать, – представил свой анализ Лунин. – Интересно другое…
– Что именно? – проявил заинтересованность Кастро.
– Угостят ли они парной свежатиной нас?
– Будем надеяться, что угостят.
Кастро не ошибся. Убедившись, что мясо созрело для употребления, новые друзья Найдена вынули спекшиеся коконы с тушками барашков. Дав им остыть, освободили тушки от затвердевшего до каменного состояния ила, в связи с чем по округе поплыли волнующие вкусовые рецепторы землян запахи. После этого, ловко орудуя кремневыми ножами, степные пришельцы разделили тушки на части и лучшие куски пахнущего мяса предложили Найдену и его ближайшему окружению, в которое входили и земляне.
Судя по всему, полученные куски мяса надо было держать в руке и есть его целиком, отгрызая зубами небольшие кусочки. Так, кстати, и поступили без тени сомнения сородичи Найдена. Но земляне и Найден положили парящееся мясо на заранее приготовленные миски и, отрезая кинжалами небольшие кусочки, чем явно вновь смутили своих новых друзей, приступили, смакуя, к трапезе.
– Спасибо. Вкусно, – проявил галантность Найден.
Слова благодарности сказали и земляне. Мало того, они пригласили старейшин племени животноводов, как уже решили называть новых знакомых в отличие от сородичей Найдена – охотников, на вечернее чаепитие. Но старейшины, переглянувшись друг с другом, отказались.
«Тоже опасаются подвоха», – поняли земляне и настаивать на своем приглашении не стали.   
Несмотря на доброжелательную обстановку, сородичи Найдена смешиваться с представителями племени степного народа не стали. Сказывался многовековой опыт осторожности. Свой походный бивуак они разбили рядом со станом пришельцев.
Когда пришла пора к разжигаю костров, то затеплили их не от горящих углей или головешек костров теперь дружественного племени, а при помощи огнива – подарка Лунина. И этим еще больше привели в удивление и восхищение пришельцев. Они такого чуда отродясь не видели. Это же надо: постучали чем-то по камешку, подули на какой-то жгут – и огонь чудесным образом появился из неоткуда!..
– Молодец Найден, – прокомментировал это действо Кастро. – Пусть видят и знают силу племени охотников, подружившихся с добрыми волшебниками.
Небольшой костерок затеплили и земляне. Не столько для обогрева, сколько для того, чтобы приготовить чай. А для отдыха возвели небольшой шалаш. Рядом был сооружен и шалаш для Найдена. Как-никак вождь, а не простой охотник. Для обогрева собственного тела Найден взял в шалаш двух своих молодых жен.
– Война войной, дружба дружбой, а супружеские дела – по расписанию, – прокомментировал действия вождя племени охотников Хосе. – Не то что мы – строим, пашем, защищаем, помогаем…
– А тебе завидно что ли? – усмехнулся Александр.
– Да нет, – отозвался Хосе. – Просто констатирую.
– Хватит пустозвонить, – вмешался Лунин. – Спите, а я покараулю. Мало ли что…
– Устанешь караулить, меня разбуди. Так и быть, сменю тебя на посту, – укладываясь поладнее, произнес с напускной ленцой Родин.
– Хорошо. Спите.


ПУТЬ К МИРУ И ДРУЖБЕ

Ночь прошла без тревог и приключений, а утром оба племени, оставив в стане на стариков, женщин и детей блеющие, мычащие и ржущие стада, выступили навстречу вражеской силе. Шли пеше. Лишь десяток старейшин животноводов восседали на конях, покрытых войлочными попонами. Седел степные жители еще не знали, но попонами, схваченными кожаными ремешками под животом животных, чтобы не сползали,  пользовались умеючи, вызывая и интерес, и зависть у сородичей Найдена, да и у него самого, топавшего позади землян.
Прошли нестройными рядами, если не сказать, что пестрыми толпами, с десяток километров, когда увидели неширокую безлесистую лощину, сжимаемую с двух сторон довольно высокими холмами с крутыми склонами, одевшимися в невысокий густой кустарник и редколесье.
– Вот тут и устроим врагам Фермопилы, – оценив взглядом ландшафт, предложил коллегам Родин.
– Я – за! – первым поддержал его Кастро. – А ты, Григорий, что скажешь?
– Не возражаю.
– Тогда останавливаемся и сообщаем Найдену и остальным старейшинам обоих племен наше решение и предлагаем диспозицию: на склонах выставить отряды, защищающие наши фланги, а лощину перегораживаем главными силами.
Сказано – сделано.
Найден и совет старейшин не возражали. Наоборот, предложили выслать вперед пеших дозорных, чтобы те вовремя предупредили о приближении врагов.
– Мудро! – поддержали земляне.
Две пешие группы дозорных – от племен охотников и племени животноводов – тут же отправились на разведку.
После этого, на склоны холмов отправили часть ополчения, вооруженного копьями и кремневыми ножами и топорами. На левый – сородичей Найдена, на правый – представителей дружеского племени. И тем, и другим строго наказали до сигнала рога – пришлось продемонстрировать этот протяжный сигнал – в схватку не вступать. Затаиться и ждать. Если же появятся вражеские разведчики, то постараться взять их в плен.
Главные же сводные силы двух племен праздными не стояли. По приказанию Родина охотники и их новые степные друзья устроили из срубленных деревьев, сучьев и ветвей засеку перед выходом из ущелья. Когда засека или что-то, похожее на ее подобие, была готова, то Родин с помощью Найдена и старейшин степного народа поставил в четыре ряда воинов, вооруженных копьями, как со стальными наконечниками, некогда сделанными Луниным, так и с обожженными концами. А по бокам от них – лучников.
День был по-летнему ясный, безветренный и довольно знойный – на высоком светло-голубом небосводе ни единого облачка. Ни щебечущих птиц в небе, ни порхающих бабочек, ни жужжащих пчелок-тружениц, ни беззаботных стрекоз. Все попрятались от зноя в тень листвы и травы. Лишь натужное гудение одинокого жука нарушало эту дремотную картину, да и тот тут же виновато умолкал, делая мягкую посадку на очередном пригодном для него аэродроме. И только окружающие долину лиственные темно-зеленые леса да близость реки несколько сглаживали жару и остужали знойный воздух. В противном случае адово пекло свалило бы с ног людей.
Солнечный шар, поигрывая веселыми лучами, стремился к зениту, указывая на полуденное время, когда прибежавшие дозорные сообщили о приближении врага.
– Идут без опаски, конно и пеше, – поведали дозорные своим старейшинам, а те через толмачей и Найдена – землянам.
– Это хорошо, – констатировал Родин. – Сюрпризнее будет для них наше появление.
Не успели сородичи Найдена и их новые друзья приготовиться к бою, как в ущелье показались первые верховые и пешие вражеские воины. Увидев преграду из засеки и стоявших позади нее людей, передние ряды неприятеля остановились и стали поджидать остальных. Было заметно, что они явно смутились от увиденного и теперь совещаются по поводу своих дальнейших действий.
Но вот из общей толпы вышел один человек. Примерно на середине расстояния между своими рядами и защитниками засеки он демонстративно положил на землю свое копье и нож, затем отступив несколько шагов в сторону, что-то громко прокричал.
– Наверное, на поединок вызывает… – предположил Родин.
– Или на переговоры… – высказал свою догадку Кастро.
– Сейчас выясним, – сдержанно заметил Лунин. - Старейшины степного племени что-то через своего толмача говорят Найдену. А он, полагаю, поделится с нами.
Лунин не ошибся. Найден, выслушав старейшин, подошел к землянам и, не скрывая смущения, поведал:
– Хотят начать с поединка богатырей. И если наш богатыри победит их богатыря, то они уйдут без боя в свой край…
– Понятно, – кивнул буйной головой Родин. – А если победит их силач, то как?..
– Если верх одержит их богатырь, – засопел учащенно Найден, – то станут биться с нами и займут нашу землю. Плохо. Беда!
– Почему беда?
– Ни в нашем племени, ни у наших друзей особых силачей нет. А у них, как сказывают мои новые друзья, есть богатырь, невиданной силы великан, который один десяток других бьет. Вот так…
– А ты? – поддел струхнувшего вождя охотников Александр. – Ты ведь тоже богатырь. Вон сколько регалий за боевые заслуги на шее носишь… Даже зуб дракона имеется. И меня не раз спасал.
– Я – вождь, а не богатырь, – смутился пуще прежнего Найден. – Не по мне этот труд.
– И что станем делать?
– Не знаю.
– А я знаю, – выступил вперед Кастро. – На поединок выйду я.
– Так ведь без оружия, – напомнил Лунин.
– Так ведь бокс, самбо, дзюдо и карате – то же самое оружие, ежели умеючи, – усмехнувшись, тряхнул черными кудрями Хосе. – И вообще: если Бог не выдаст, то свинья не съест, как говорит русская пословица.
– Приемы боевые не забыл еще? – задал совсем не праздный вопрос Родин. – В юности – одно дело, в трудовой зрелости, особенно нашем полубродяжьем положении – совсем иное.
– Пока ребятишек наших обучал – многое вспомнил.
– Тогда действуй, – согласился Александр, – но будь осторожен и не увлекайся. В данном деле азарт – враг.
– Понимаю, – стал снимать с себя вооружение Хосе. – Держи, – передал он автомат, пистоле и кинжал Родину. – И скажи другу Найдену, что я готов постоять за честь его объединенного племени.
– А тут и говорить нечего. Уже сам все понял, – отозвался сдержанно Александр.
Однако он все же сказал вождю племени охотников, что на поединок выйдет Кастро, и тот тут же поведал старейшинам решение «людей с неба». Старейшины, обменявшись словами на родном языке, отправили к вражескому переговорщику своего вестника-переводчика.
Когда переговорщики удалились к своим соплеменникам, то к этому месту от объединенного племени направился с оголенным по пояс торсом, немного пригибаясь и приседая, чтобы скрыть свой настоящий рост, Кастро. На нижней части тела брюки от комбинезона. На ногах – собственного шитья кожаные сапоги с невысоким голенищем. За голенищем правого сапога небольшой засапожный нож – последняя надежда или же последний довод воина.
Из вражеской орды вышел здоровяк, похожий на циклопа из фольклора народов земного мира. Скала скалой, с огромными ручищами, свисающими едва ли не ниже колен ног-столбов, босой, весь – от макушки до пят – обросший  темными волосами, словно шерстью. И только срамное место было прикрыто узкой полоской из кожи какого-то животного.
Сравнив визуально поединщиков, вражеская орда захохотала, заржала, заулюлюкала. Человеческое ржание угодливо подхватили кони под всадниками, вооруженными простыми копьями и дубинами. Седел и у этих степняков не наблюдалось, вместо них были войлочные подстилки под седалища всадников.
– Да, нелегко придется нашему бразильскому витязю, – не скрыл тревоги Григорий Лунин. – И зачем только мы, глупцы, согласились, – посетовал он. – Как такую дикую гору костей, мышц и мяса одолеть?..  Это же супергорилла какой-то.
– Голиаф тоже был немал, но еврейский пастух Давид его сразил, – не совсем уверенно произнес Александр Родин, беря на прицел своего автомата вражеского поединщика.
(Автомат Хосе находился на спине, а пояс с кинжалом и пистолетом – поверх собственного пояса с холодным и огнестрельным оружием. В таком снаряжении выглядел Александр суперменом из фантастических американских боевиков.)
– Если что – прихлопну и глазом не моргну, – сказал, как отрезал.
– Будем надеяться, что Бог на нашей стороне, сказал без какого-либо оптимизма в голосе Григорий Матвеевич, трогая рукой то затворную рама автомата на груди, то подсумок с двумя самодельными взрывпакетами на поясе.
– Будем. Но  самим плошать не стоит.
Тем временем единоборцы сошлись на расстоянии вытянутой руки великана, и тот сразу же попытался заграбастать Кастро, но Хосе ловко увернулся и в свою очередь нанес молниеносный удар кулаком правой руки в бок верзилы. По-видимому, старался достать до печени. Обыкновенный человек от такого «подарка» сразу бы упал, будучи нокаутированным. Однако великан лишь утробно крякнул и снова попытался схватить своими длиннющими и толстыми, как ствол небольшого дерева, ручищами, завершающимися похожими на широкое полотно лопаты ладонями с короткими и толстыми пальцами. Но Кастро поднырнул под одну из страшных волосатых лап и, оказавшись позади громилы, в прыжке саданул его ногой в затылок.
«Отлично! – оценил успех друга Родин. – Так держать и далее. Никаких клинчей. Бить только с дистанции».
От удара в затылок великан качнулся, но не упал. И поединок продолжился очередной каруселью: верзила нападал, Кастро, обороняясь, уходил от атак и захватов и, улучив момент, сам наносил руками и ногами разящие удары по корпусу и голове гиганта.
Уже было видно, что великан стал уставать и выдыхаться. Его движения замедлились.
«Еще немного, и победа будет на нашей стороне, – осторожно спрогнозировал Родин, одновременно следя взором за поединком и поведением воинов вражьей стороны. – Хосе вымотает это чудище до полного изнеможения и одержит победу». Но тут случилось непредвиденное: нога Кастро попала в травяную петлю, он споткнулся и упал ничком на землю. Великан, оглашая окрестности гортанными звуками, выражающими восторг и довольство, поспешил свалиться всем своим огромным телом на спину Кастро.
Сторонники Найдена замерли, противники возликовали.
– Все!– с фатальной безнадежностью обреченно выдохнул Лунин и сунул руку в подсумок с взрывпакетами. – Финита ля комедия.
Родин вскинул автомат, стараясь прицелиться в голову громилы. Но не успел он нажать на спусковой крючок, как из-под затихшего великана выполз Хосе с засапожным ножом в руке и уселся на его огромную спину, чтобы перевести дух.
Видя такой поворот дела, вражья сторона отозвалась многоголосым стоном горя и отчаяния, зато найденовская возликовала.
По предварительной договоренности, побежденные в единоборстве богатырей воины должны были сложить оружие и сдаться на милость победителей. Только вождь чужого племени сдаваться не хотел. Он что-то прокричал своим конникам и первым поскакал к месту поединка, явно намериваясь копьем сразить Кастро.
– Ну, уж нет, – глухо произнес Родин и, взяв всадника на прицел, выстрелил.
Выстрел сухо вспорол знойный воздух, всадник выпустил поводья и упал с коня, не выронив из руки копье; его конь, почувствовав свободу, остановился. Скакавшие за своим вожаком конники, видя сраженного вожака от какого-то непонятного резкого звука, стали останавливаться и, не зная, что делать дальше, закрутились на месте в каком-то несуразном танце. И тут точку в ситуации поставил Григорий Лунин, метнув в их сторону взрывпакет. Упав на землю, он гулко взорвался. В воздух взметнулись языки пламени, искры и комья земли. От грохота и брызг огня всадники соскочили с коней и распластались на земле, побросав свое оружие – копья с кремневыми и медными наконечниками. Правда, при этом длинные поводья уздечек так и остались зажатыми у них в левых руках – автоматически сработал инстинкт многолетней привычки не отпускать коней от себя. 
Тут бы Найдену подать сигнал к атаке со склонов сопок и лучникам с фронта, но он, перетрусив от грохота не менее вражеских всадников и всего их воинства, растерянно молчал. Изрядно струхнула и его разноплеменная армия. Атаки не последовало. Над местом поединка и возможного сражения повисла напряженно-тревожная тишина. 
Воспользовавшись моментом, Кастро вскочил с поверженного врага, но не поспешил к своим, чего следовало ожидать в сложившейся ситуации, а оставшись на месте, вскинул над головой в победном жесте руки, торжествующе потряс ими и что-то гортанно-победное крикнул в сторону вражеских всадников. Что он кричал, осталось непонятным, но свершилось чудо: по примеру упавших с коней  всадников пешие воины вражеской стороны побросали на землю свое оружие и стали на колени в знак полной покорности. Кастро подошел к бездыханному вражескому вождю, сраженному Родиным, подобрал его копье и, подойдя с ним к лежавшим ничком всадникам, стал концом копья осторожно касаться плеча каждого. После прикосновения каждый из всадников привставал и поднимал взгляд на победителя, и тот жестом свободной от копья руки благосклонно повелевал встать и составить свиту победителя, что беспрекословно тотчас исполнялось.
– Молодец! – похвалил Григорий Лунин находчивость Кастро. – Освободил нас от массового уничтожения людей. Слава Богу, малой кровью обошлись.
– Не людей, господин гуманист, а врагов, которые имели дерзость нас побить, – напомнил Родин с плохо скрываемым сарказмом.
– Бывших врагов, а теперь новых друзей, – назидательно поправил Александра Лунин. – Смотри, как они за ним выстраиваются, – указал он рукой, в которой по-прежнему был зажат взрывпакет. – Признали в нем своего вождя.
– Как бы эта феерическая победа друга Хосе не поссорила нас с другом Найденом и его племенем охотников, – не без привычного для него скепсиса посетовал Родин. – Ведь обряд прощения вражеских воинов и прием их в свое подданство – прерогатива вождя…
– И богов, – пряча взрывпакет в подсумок, теперь уже без признаков назидания, по бытовому простецки произнес Григорий Матвеевич. – Ты только посмотри, наш Кастро с обнаженным мускулистым торсом – настоящий Аполлон.
– Скорее Арес, сын Зевса и Геры, бог коварной войны, – не без иронии уточнил Родин. – Впрочем, в любом случае, он герой. Но будет мудрецом, если догадается пригласить Найдена разделить триумф победы.   
И, словно услышав слова друга, Кастро действительно позвал к себе Найдена, его свиту и толмача. Когда те осторожно подошли, то он попросил толмача перевести для бывших противников, что главный вождь здесь Найден, который и повторит обряд помилования и дружбы всем воинам. Не забыл Кастро добавить и то, что он и его друзья – Родин и Лунин – представители высших сил в этом мире, следовательно, повелители всего сущего. Поняли ли вновь обретенные друзья сказанное Кастро и переведенное толмачом или же нет, трудно судить, но они охотно подчинились перепомилованию их Найденом, который сначала с радостью принялся проводить обряд, касаясь каждого коленопреклоненного воина концом своего копья, а затем, устав от этого монотонно-бесконечного труда, выполнял с неохотой. Ведь ему предстояло привести к присяге не сто или двести человек, а, как минимум, две тысячи мужчин-воинов и примерно столько же женщин-воительниц.
– Ну, товарищ Кастро, ты настоящий древнегреческий герой, – обнимая Хосе, произнес Григорий Лунин, когда бразилец, передав полномочия Найдену, возвратился к поджидающим его коллегам по путешествиям и приключениям. – Это же надо – такого великана завалить! Тут ты, если не Арес, как говорит Александр, то уж точно Геракл, – искренне восторгался Григорий Матвеевич. – Только великому Гераклу такое было под силу…
– Скажешь тоже, Геракл… – польщенный похвалой товарища, расплылся, расцвел широкой улыбкой Хосе, держа в руке копье вражеского вождя. – Просто везучий бразилец со звонкой фамилией Кастро.
– Поздравляю с победой, – приобнял в свою очередь друга Александр Родин. – Восхищен и ловкостью, и храбростью, и умом, и тактом.
– Спасибо, – сердечно поблагодарил друга-соперника Кастро. – Но и вы лицом в грязь не ударили: один единым выстрелом сразил вождя, другой взрывом непонятного комка поверг в ужас вражеское войско…
– Все войска, – уточнил с улыбкой Родин. – Думаю, после такого у туземцев появится миф, подобный индийскому, когда одно из их древних божеств бросало во врагов громы и молнии.
– Скажешь тоже… – расщедрился на улыбку всегда серьезный Лунин.
Было видно, что слова Александра ему, несмотря на внешний скепсис, ему понравились. А Хосе, возвращая разговор к собственной персоне, произнес со вздохом: 
Если честно, друзья, то был момент, когда я уже попрощался с вами…
– Это, когда споткнулся?.. – вполне обоснованно предположил Лунин.
– Вот именно, – подтвердил Хосе. – Вот именно, – повторил он, забыв про недавний пафос триумфатора-победителя. – Честно скажу: молнией пронеслось в мозгу: «Ну, все! Хана!». И тут, не поверите, рука сама автоматически нащупала засапожный нож и всадила его в горло великана. До сих пор удивляюсь, как нож не выпал из-за голенища во время моих прыжков и прочих кульбитов…
Лунин тактично промолчал, а Родин посчитал возможным в данной ситуации сказать:
– Вообще-то, друг Хосе, подобный случай в древней истории Руси уже имел место. Кажется, в 1022 году тьмутараканский князь Мстислав Удалой, сын великого князя Владимира Святославича, в поединке с косожским вождем Редедей победил уже одолевавшего его врага ударом засапожного ножа. И все многочисленное войско Редеди присоединил к своей дружине.
– Вполне приличная ассоциация, – не стал спорить Кастро, разглядывая копье вражеского вождя. – Посмотрите-ка, друзья, а наконечник-то у копья не кремневый, а бронзовый. Только сейчас заметил. Вот это да!..
– Точно, точно… – приглядевшись к копью и его наконечнику, произнес с нарастающим интересом Григорий Лунин. – А это, уважаемые коллеги, значит, что новое племя либо само умеет добывать и обрабатывать некоторые металлы, в том числе медь и олово, и приготавливать из них сплавы, либо у кого-то из ближайших соседей это позаимствовали. В любом случае, друзья, налицо настоящий прогресс в развитии первобытного общества!
– Прогресс прогрессом, но мне надо умыться, облачить торс в одежду и вооружиться по-настоящему, а не этим копьецом, – переходя на деловой тон, практично заметил Кастро. – А копье, товарищ главный инженер-конструктор «Урана», презентую тебе, как самому созидательному изобретателю на планете Гея. Носи его с собой везде на здоровье или поставь в музей, если надумаешь такой открыть при нашем «Уране», – завершил он шуткой свою презентационную речь.
Оценив доброй улыбкой шутку, Лунин забрал себе копье.
– В хозяйстве пригодится.
Затем  достал из своего бездонного рюкзака фляжку и, освободив ее от пробки, удовлетворил желание Хосе, плеснув немого воды на его натруженные, в розовато-бурых разводах чужой крови, ладони рук.
Вымыв руки и умыв лицо, Кастро оперативно облекся в верхнюю часть комбинезона. Затем забрал у Родина свои воинские доспехи и оружие.
– Слава Всевышнему, вновь почувствовал себя человеком, – пошутил он. – А то, словно голый на балу у короля.
– Артура что ли? – в тон ему заметил Родин.
– Не обязательно, – не стал уточнять Хосе.
Видя мирное завершение противостояния, со склонов обеих сопок в низину сошли засадные отряды войска Найдена. И теперь представители разных племен с интересом рассматривали друг друга, возможно, находя различия и схожести в одежде и в строении тел. А вот волосы на головах у всех были одинаково взлохмачены, давно не мыты. К тому же у представителей степного и горного племен еще и никогда не ведавшие гребней.
Охотников Найдена к тому же интересовали и животные, на которых прежде сидели верховые – большеголовые, широконоздрые, гривастые и хвостатые. Интересовала их и упряжь этих животных – уздечки и толстые попоны. Такого у охотников никогда не имелось. Отсюда и повышенный интерес.
А еще и те, и другие нет-нет, да и косили взгляды на рослых бородатых землян, независимо стоявших от общей суеты в ярких одеждах, с поясами на талии и какими-то предметами на этих поясах и груди. Суета же заключалась в том, что старейшины племен в знак примирения и дружбы обменивались друг с другом имевшимися у них предметами, в том числе ножами. Сородичи Найдена охотно принимали от новых побратимов медные и кремневые ножи, отдавая взамен свои кованые в кузне землян, стальные. Но луки со стрелами, копья со стальными наконечниками и топорики в обмен не пускали, как и их новые друзья не думали презентовать верховых животных или, проще говоря, лошадей.
– Лошадок-то ценят и берегут, – отметил данный факт наблюдательный Лунин. – Вот бы нам обзавестись жеребчиком и парой кобылок для нашего хозяйства. Куда сподручнее стало бы и землю пахать, и грузы перемещать, да и самим с одного места на другое добираться…
– Обзаведемся, – заверил его Родин. – Полагаю, в этом деле помогут авторитет Кастро, которого степняки, обязанные ему жизнью, теперь благотворят. – Попросит – не откажут. Попросишь? – тут же спросил он Хосе.
– А то, – заулыбался герой дня.
– Вот видишь, – улыбнулся и Александр. – Да и сам ты этому делу поспособствуешь.
– Это как? – заинтересовался Лунин. – А научишь делать настоящие копья, стальные ножи и боевые луки со стрелами. Вот и проведешь бартерную сделку. Ты – им, они – тебе.
– Хорошо бы… – не стал возражать главный мастер на все руки. – Только как такое устроить?..
– Да проще простого, – был наполнен оптимизмом Родин. – Переговорим со старейшина – и дело в шляпе.
– Прямо здесь?.. – проявил недоверие Лунин.
– Именно: здесь и сейчас, – был уверен и тверд, как скала, в своей правоте Александр. – Пойдем, что ли, Арес Зевсович, – шутливо обратился он к Кастро, – на совет старейшин да и изложим им наше предложение. И пусть только попробуют нам отказать… – похлопал ладонью по вороненой стали автомата.
– Только, пожалуйста, без этого, – кивнул Лунин на автомат Родина.
– Ладно, пошутил я, – усмехнулся Александр. – Мирно все решим. Пошли что ли…
И они втроем направились к группе старейшин трех племен, собравшихся вокруг Найдена, только что самочинно освободившегося от обязанностей главного милостивца и теперь что-то толковавшего через толмачей этому высокому собранию.
– Разрешите-ка, – вклинился Родин с друзьями в центр межплеменного старейшинского саммита. – Есть предложение: в знак заключения мира и согласия мы, – жестом руки указал на себя, Кастро и Лунина, – приглашаем лучших ваших воинов посетить наш железный дом. Переводи, – выцелив взглядом толмача, приказал ему тоном, не предполагающим отказа и неповиновения. И когда толмач перевел сказанное, продолжил: – Предлагаем также по десятку молодых мужчин, – продемонстрировал расставленные пальцы обоих ладоней, – и по десятку молодых женщин, – вновь демонстрация пальцев, – направить к нам на обучение земледелию, кузнечному делу, плотницкому, гончарному, оружейному, прядильному, ткацкому, швейному и прочим. Однако взамен просим дать нам жеребчика и трех кобылиц, двух баранов и пять ярок, быка и трех коров. Мы же можем поделиться ушастыми кроликами и сторожевыми псами, – указал он на собак, по-прежнему не отходивших от землян. – Если согласны, то поднимите вверх правые руки. Переводи, – приказал толмачу.
Как и что перевел толмач из сказанного Родиным, скрыто непроницаемой завесой, но все старейшины подняли правые руки над кудлатыми головами. А растроганный речью учителя и друга Найден поднял две. Правда, в правой он крепко держал копье.
– А ты боялся, – подмигнув заговорчески Кастро, констатировал Родин.
– Проявленное согласие еще не сделанное дело, – не поддался оптимизму Григорий Матвеевич. – Цыплят по осени считают… Поживем – увидим.
– Вот же Фома неверующий, – хмыкнул Родин. – Ему – белое, а он свое – черное.
– Не-е-е, – не согласился Кастро. – Он – пессимистический оптимист.
– Мудреный оксюморон, – залучился голубизной глаз Александр. – Такое, друг Кастро, нарочно не придумаешь. И где ты только откапываешь такие фразеологизмы? В каких кладезях премудрости?
– Да в своей пустозвонной голове, – весело тряхнул черными кудрями бразилец.    
День завершился погребением великана и вождя степных воинов, общим братанием племен и увеличением свиты Найдена за счет старейшин нового людского приобретения. Прошли соревнования копьеметальщиков – на дальность и меткость. Охотники Найдена показали мастер-класс стрельбы из луков, поразив степняков и обитателей гор дальностью полета стрел. На такое расстояние никто и никогда метнуть копье не смог бы…
А праздничная вечерняя тризна у многочисленных костров, умело разожженных соплеменниками Найдена с помощью огнива, стала венцом всем событиям этого исторического дня.
Наблюдая данную идиллию, Александр Родин шутливо заметил:
– Им бы еще переродниться между собой путем встречных браков – и не было бы крепче союза на этом пространстве.
– Да, новая кровь каждому из племен не помешала бы… – согласился и Григорий Лунин, по привычке мысленно заглядывающий на многие годы вперед. – Каждое племя стало бы физически здоровее.
– Если не этой ночью, то в ближайшее же время совокуплениям и бракам быть. За аборигенами это дело не заржавеет, – оптимистичнее коллег оказался Хосе Кастро. – Природный инстинкт того требует. Или, скажете, что я неправ?
– Прав, прав, – поспешили с заверениями Родин и Лунин.
– Тогда ставим шалашик – и на боковую, – предложил Хосе. – Только, чур, а дежурю последним. Спать очень хочется, – нарочито откровенно зевнул он раз за разом.
– Спи спокойно, герой, – улыбнувшись, посоветовал ему Александр. – Мы с Григорием твою вахту сами отстоим. Верно, Григорий Матвеевич?
– Верно, – позевывая, отозвался Лунин. – Только ты, Александр, дежурить будешь первым. А пока – строим шалашик.
Хотя все дела завершились сотворением мира, земляне, помня пословицу, что «береженого Бог бережет», от ночных бдений не отказывались. Быстро соорудив из подручных средств – небольших деревьев, веток кустарника и охапок сорванной травы небольшой шалашик, отдались отдыху. Ведь со следующего дня им предстоял неблизкий путь к родным семьям. А потому надо было поднабраться сил. И нет ничего лучше для этого, как здоровый сон. 


НОВЫЕ ФАКТОРЫ ЖИЗНИ

Утром следующего дня, как и было договорено, старейшины племени горского народа выделили в распоряжение землян десять юношей и десять девиц – для обучению премудростям, а также жеребчика и трех кобылок пегой масти – для расплода. У горцев имелись лошадки и более приличной масти – гнедой, но дареному коню как говорит пословица, в зубы не смотрят и тем более на масть и окрас… 
Подобное сделали и старейшины племени степного предгорья, когда с частью племени (другая, большая часть осталась у ущелья, на месте братания) дошли до своего стана у озера.  Здесь они, посоветовавшись еще раз, определили для учебы десяток юношей и десяток девиц. В качестве же подарка дали молодого быка, двух стельных коров и двух телушек, а также двух баранов и четырех ярок. Все животные коровьего семейства одного окраса – грязно-белесого, а овцы – бело-серой шерсти. С лошадьми у них у самих были большие проблемы, поэтому ими они могли поделиться только с племенем охотников.
– Зажилили, – резюмировал довольно спокойно эмоциональный Кастро.
– Ладно, – махнул рукой обрадованный Григорий Лунин. – Нам и этого с лихвой хватит. Лет через пять целые стада будут…
С землянами в поход отправлялись также проводники-вестники из племени охотников Найдена, один из старейшин горского племени и пастухи, имевшие навык обращения с животными во время долгих переходов с места на место. Первые – чтобы в стане охотников, через который пролегал обратный путь, не поднялся переполох. Старейшина – для присмотра за своими юными соплеменниками. А пастухи?.. Эти для умелого ухода за скотиной во время длительного перехода. Если, к примеру, лошадок можно было поторопить – привычны к быстрому ходу и даже бегу, – то небольшое стадо коров и телят, а также малый гурт овец особо не разгонишь. Ползут медленнее беременной черепахи. К тому же коров надо было доить утром и вечером, что входило в обязанности одного юных девиц из племени степняков-животноводов. Естественно, под бдительным оком старейшины. 
А вот вождь Найден или Дуктох на языке племени охотников, упоенный властью над целой тьмой народа, с большей частью своего племени остался с новыми друзьями и подданными охотиться и пировать возле ущелья в честь сотворения мира. Обладая веселым нравом и дружелюбием, про прежние опасения он забыл окончательно. И теперь являлся звездой первой величины, к которой все прислушивались и которой стремились потрафить, возможно, в надежде на будущую благосклонность и любовь.
Как ни поторапливались земляне, как ни поспешали добраться до родных семейных очагов, на поход ушло не менее недели. Коровы и овцы быстро уставали, поэтому даже днем приходилось останавливаться на отдых на лесных полянах. К тому же дойных коров, как говорилось выше, приходилось освобождать от молока. За отсутствием подойника девицы-аборигенки сдаивали их в походный чайник запасливого Григория Лунина и глубокие миски землян. Часть надоенного молока, по распоряжению Родина, доставалась пастухам в качестве платы за их труд, часть старейшине, часть землянам. Остальное – юношам и девицам из обоих племен. Разливалось же оно, как правило, в небольшие глиняно-фаянсовые чаши-стаканы без ручек, вынимаемые вложенными одна в другую из неистощимых запасов бездонного вещмешка все того же Григория Лунина, Порой земляне отказывались от своих порций, перебиваясь запасами, полученными от своих жен, и тогда юным аборигенам перепадало молока больше. Впрочем, не всем сразу, а по очереди, которую строго соблюдал старейшина.
Во время стоянок лошадям спутывали передние ноги, быка и коров, накинув им ременную петлю на рога, привязывали к одинокому деревцу посреди вынужденного походного стана. У телят и овец рогов, естественно, не было (короткие рожки не в счет), поэтому тугие кожаные петли им надевались на шею и затем кожаными же ремнями эти домашние животные  также привязывались к стволу деревца или к крепким ветвям какого-нибудь куста.
Про ночи же и говорить не приходится – уже с вечера становились на бивуак, разводили небольшие костры по его периметру, а в центре – спеленатый по нога и рогам гурт, чтобы не вздумал разбежаться при какой-либо тревоге. Тревог же в девственном лесу всегда предостаточно. То какая-нибудь птица ни с того ни с сего страшно заухает или заклекочет, то зверь завоет, оповещая окрестности о своем выходе на охоту. Но чаще всего, то одно, то другое дерево вдруг противно заскрипит пораненным молнией или ураганом стволом.
Возможно поэтому, пастухи, державшиеся сторонкой от юношей и девушек обоих племен, спали вполглаза. При малейшем резком звуке просыпались и чутко прислушивались к ночной жизни леса. Убедившись в отсутствии опасности для охраняемого ими стада, тут же смыкали очи и дремали до следующего тревожного знака.
Что же касается землян, то в ночное время они спали по очереди, разделив его на три смены. В ночных бдениях, как и в дневных переходах, в бдениях за скотиной им помогал четвероногие друзья – Шарик и Найда, вполне обвыкшиеся быть в обществе людей, одетых в шкуры.
Подобно аборигенам, земляне, помимо коровьего молока, питались в основном подножным кормом – ягодами растений и кустарников, плодами деревьев. Но и про продукты, находящиеся в их рюкзаках не забывали. Однако расходовали их экономно, помня, что бережливость – источник и благосостояния и выживания.
Иногда юношам-аборигенам удавалось своими примитивными копьями подбить птиц, чаще всего выросших за лето, но еще не набравшихся житейского опыта курочек или петушков, промышлявших в поисках пищи в начавшей блекнуть траве. И тогда их ободранные тушки зажаривались на углях вечерних костров, а все участники похода, за исключением пастухов и землян, лакомились кусочками пахнущего дымом мяса.
– Почему так поступают с пастухами, их же соплеменниками? – как-то не выдержав повторяющейся картины тихо возмутился Хосе. – Настоящая дискриминация.
– Видать, кастовое деление, – ответил Родин. – Презираемое сословие. Как, кстати, некогда процветало и в Индии.
– Да и сейчас там нет-нет да отрыгнется, несмотря на общественный и культурный прогресс, – поддержал Александра Григорий Лунин. – Только нам в чужой монастырь со своим уставом лезть пока не стоит. Со временем само отвалится, как осенний отмерший лист от ветки дерева.
– А я, друзья-товарищи, ждать не стану, – заявил решительно Кастро, поблескивая чернотой своих больших глаз. – Вот замечу крупного глухаря на дереве, собью выстрелом, изжарю на костре и угощу пастухов у всех их сородичах на глазах.
– Ощипать не забудь, – пошутил Родин.
– И попотрошить, – добавил Лунин.
– Не забуду, – обидчиво буркнул Кастро.
И надо отдать ему должное: на следующий день он слово свое сдержал. Обнаружив на одном из деревьев зазевавшегося самца-красавца глухариного семейства, Хосе одним точным выстрелом из автомата сбил его на землю.
Аборигены вместе со старейшиной были поражены. А еще больше они поразились. Когда вечером Хосе ощипав и выпотрошив глухаря, зажарил его на костре, а затем поделился мясом не только со своими бородатыми товарищами, но и пастухами.
После одной из ночей Кастро, завершив под утро бдения ночного дежурства, со смущенным видом, что за ним веселым и энергичным замечалось довольно редко, поделился с Родиным и Луниным своими мыслями:
– Мне кажется, что за нами кто-то следит. Причем давно. Примерно с момента покидания стана племени степняков-животноводов предгорья с их дарами – коровами, овцами.…
– С чего это ты взял? – весьма легкомысленно отнесся к заявлению друга Александр Родин.
– Да-да, откуда такие мысли? – проявил интерес Григорий Лунин, но уже без родинского скепсиса и недоверия.
– Точно сказать не могу, – замялся Хосе под взглядами друзей, – но сложились внутренние ощущения, что кто-то следит. Причем не только ночью, но и днем.
– Может, местные волки или, как называли их аборигены, ки, – предположил Родин. – Учитывая, что мы гоним стада травоядных уже довольно долго, а они наполняют лес запахами легкой добычи, то весьма возможно, что по нашим следам собираются стаи хищников. Вот и кружат вокруг наших ночных станов, выбирая удобный момент для нападения, – обосновал он свое предположение. – Даже удивительно, что до сей поры еще не напали.
– Типун тебе на язык, – сплюнул недовольно Лунин. – Еще накличешь беду.
А Кастро, спокойно выслушав тираду друга, остался при своем мнении:
– Нет, не хищники. Они само собой бродят где-то поблизости. Тут совсем иное: настороженные взгляды, осторожные шорохи крадущихся шагов… Шарик и Найда уши вострят… Лошади ни с того ни с сего всхрапывать начинают…
– Мистика, да и только… – остался недоверчивым к словам друга-соперника Александр. – Если бы появился чужой человек вблизи, то, как мне видится, его первыми заприметили или почувствовали бы пастухи-скотоводы. У них, в отличие от нас навыки следопытов.
– А они, Алекс, как мне кажется, знают да помалкивают, – заявил с вызовом Хосе.
Он, по-видимому, ожидал очередного насмешливо-скептического словца-замечания от Родина, но тот, задумавшись, промолчал. Зато Григорий Лунин осторожно предположил:
– Слушайте, а не может ли это быть влюбленная пара беглецов племени степняков, из-за которых и загорелся весь сыр-бор?
– Вполне, – с заметным смущением согласился с данным предположением Родин. – Если, конечно, сказанное сыном бразильских джунглей, лесов-чащоб не мистика. Однако зачем им наше общество, – вновь проявил он настороженную недоверчивость, – когда после примирения племен могли возвратиться в свое племя…
– Так они же – изгои, – нашел ответ Кастро. – А изгоев во все времена и во всех племенах назад не принимают.
– Да, – вновь поддержал бразильца Лунин, – изгои хуже чужаков. Отринутые, считай, проклятые люди. Но даже проклятые люди стараются найти себе защиту. Возможно. и эта пара увидела в нас, чужаках по крови и духу, своих защитников… А объявиться открыто пока боятся.
После слов Григория Матвеевича образовалась пауза, которая, как воронка в реке, всасывала в себя мысли землян. Водоворот мыслей завершился просьбой Родина проявлять бдительность, держать «ушки на макушке», а оружие – готовым к бою.
Опасения Александра Родина, что лесные хищники смогут напасть на ночной временный стан людей и их гурт оправдались. В последнюю ночевку, ближе к утру, внутрь периметра, обозначенного угасшими, едва теплившимися кострами, с подветренной стороны, с криками отчаянии и ужаса вскочили насмерть перепуганные аборигены – парень и девушка, а следом за ними замаячили тени животных с горящими, как угли, глазами. Первым это увидел несший вахту Хосе Кастро. Без раздумий он дал в сторону яростных огоньков глаз автоматную очередь. На крики и выстрелы проснулись все обитатели бивуака. Яростно залаяли собаки. Тревожно заржали, замычали, заблеяли домашние животные. Дремавшие у костров аборигены, проснувшись и схватив оружие, стали подбрасывать в костры заранее заготовленные ветки сушняка. А Родин и Лунин, едва продрав глаза от сна и присоединившись к Кастро, короткими очередями автоматов били в сторону огоньков глаз, вспарывая мрак ночи грохотом и ярким пламенем выстрелов.
– Кажется, отбились, – прекратив стрельбу, прокричал товарищам Родин. – Хватит палить и жечь патроны. Солнцев нам спасибо за трату боеприпасов не скажет, – уже более спокойным голосом пошутил он.
Услышали ли его Лунин и Кастро, неизвестно, но стрельбу они прекратили. В лесном мраке сверкающих глаз-огоньков не наблюдалось.
– Надо успокоить обитателей нашего стана – людей и животных, – предложил Александр, приступая к обязанностям старшого. – Людей – в первую очередь. Наверное, напуганы звуками выстрелов до полусмерти… – обосновал он свое предположение. – А с рассветом соберем гильзы и осмотрим окрестности в поисках трофеев. Быть того не может, чтобы при таком плотном огненном шквале их не оказалось…
– А у нас, доложу вам, коллеги, есть прибавление, – отходя от горячки боя, произнес с загадочным смыслом Хосе.
– Неужели беглецы?.. – догадался Лунин.
– Именно они, – не стал испытывать терпение друзей Кастро. – Убегая от хищников, с криками ворвались в наш лагерь. Теперь глее-то тут затаились…
– Я крик слышал, но подумал, что это ты, друг Кастро, проорал с перепугу, – пошутил Родин.
– По себе судишь, – отбрил шутника Хосе.
Что на это ответил бы Родин, осталось неизвестным, так как из глубины леса донесся унылый, похожий на предсмертный крик отчаяния. Вой.
– Стая добивает своих тяжелораненых сородичей, – определил Григорий Лунин. 
– Наверно, так, – согласился Александр.
Пока шел разговор, утренний рассвет уже проник на поляну, и в его жидком, зыбко дрожащем холодном полумраке матово прорисовался весь стан – животные и аборигены, косившие настороженные, если не сказать напуганные взгляды на трех землян. От одного из поблекших в утреннем свете костров к землянам направилась группа.
– Кажется, беглецов ведут на суд и расправу, – без тени сомнения предположил Кастро, первым обративший внимание на эту пешую процессию.
– У тебя. Брат Хосе, глаз – алмаз, – пошутил Родин. – Все ты видишь, все примечаешь…
Кастро усмехнулся, довольный шуткой друга, а Григорий Лунин задал вопрос:
– Что будем делать?
– Как что, – ответил Родин. – У нас, к счастью, есть любимец местных народов, – театральный жест в сторону Хосе, – ему и решать вопрос прощения и принятия беглецов в наш отряд. Справишься, товарищ Кастро?
– Справлюсь, ¬– усмехнулся Хосе,
– Так у тебя боевого победного копья нет…
– А я – кинжалом обряд прощения проведу, – дотронувшись рукой до ножен кинжала, не замедлил с ответом «любимец местных нардов».
Как только старейшина племени степного предгорья подвел со связанными кожаными тесемками руками юношу и девицу и, жестикулируя руками, что-то попытался объяснить на своем тарабарском языке, Кастро, предав осанке и лицу величественное выражении, приказал дерзкой чете склониться. Но юноша, да и его подружка, возможно, подученные соплеменниками, а то и самим старейшиной, бухнулись на колени. Кастро оставалось только вынуть клинок, разрезать путы и осторожно коснуться им согбенных плеч виновников этого ритуала.
– Можешь забирать, они прощены, – сказал он старейшине и показал рукой в сторону его юных соплеменников.
Старейшина понял жест Кастро и что-то сказал парню, но тот не вставая с колен отрицательно закрутил головой.
– Не хочет идти к своим, – оценил данный жест Александр, до сей поры молча и с интересом наблюдавший за происходящим. – В слуги к Кастро метит хитрый степной прохиндей, а то и в друзья набивается…
– Вернее, надежную защиту ищет, – внес существенные поправки Григорий Лунин.
И, словно поняв слова землян и как бы подтверждая их, убеленный сединой лет и житейского опыта старейшина жестами обоих рук, указывая то на склоненную чету, то на Кастро, стал что-то лопотать.
– Ладно, – проявил снисхождение Кастро, пряча кинжал в ножны – будьте при мне. Но только до прибытия в поселок. Там мне слуги без надобности. Бабы засмеют, дети не поймут.
И похлопал ладонью по плечам парня и его подружки. Те поняли жест и, встав с колен, тут же пристроились рядом с Хосе. Точнее, встали за его широкой спиной.
– Я же сказал: в слуги метит, – напомнил Лунину Родин с некоторым вызовом: мол, я верно говорил, а ты зря не верил…
– Поживем – увидим…, – не обиделся и не стал возражать Григорий. – Цыплят по осени считают.
При полном рассвете земляне постарались собрать в траве гильзы. У Лунина имелись планы отстрелянные гильзы снарядить снова. Порох уже имелся, пистоны надеялся изготовить. Оставалось найти свинец для пуль, но время пока что работало на землян, и Григорий Матвеевич не терял надежды когда-то обнаружить свинцовые залежи или свинцово-цинковые руды. Конечно, всех гильз не нашли, но большую часть собрали. Причем с помощью новых помощников Кастро – влюбленной парочки, быстро сориентировавшейся в том, что ищут Кастро и его бородатые товарищи.
Трогательно было наблюдать, как парень в одежде из шкур животных и обуви из такого же материала, обнаружив гильзу, осторожно поднимал ее и, держа кончиками пальцев, нес Хосе. Если бразилец сразу замечал добровольного помощника и, протянув открытую ладонь, принимал от него находку, то парень тут же спешил возвратиться к продолжению поиска, а если же Хосе, занятый собственными поисками, не сразу обращал внимания на аборигена, то тот терпеливо стоял с гильзой в руке, пока Хосе не соблаговолил принять ее. Когда же матово поблескивающую гильзу находила в траве девица, то она отдавала ее парню, то есть своему мужу, и уже тот нес ее Хосе.
Поиски ближайших к поляне окрестностей, проведенные землянами с помощью юношей из двух примирившихся племен также увенчались успехом. Сначала нашли два трупа сраженных пулями насмерть волков, а затем, несколько поодаль, еще живого, но смертельно раненого лесного хищника. Этого юноши-аборигены с проснувшимся в них азартом охотников добили копьями.
Несмотря на то, что надо было поторапливаться, земляне дали время юношам-аборигенам (под руководством старейшины) снять шкуры с хищников, выпотрошить внутренности и испечь мясо на углях костров. Таков уж обычай первобытных племен – все бегающее и ползающее по земле, все плавающее в реке, все летающее в небе, а также растущее и дающее плоды, является пищей. Требует лишь некоторой обработки.
После того, как все путешественники, за исключением землян и пастухов (первые – брезговали, вторые – не были допущены к общему пиршеству в связи с их сословно-кастовым статусом), вдоволь отведали волчьего мяса, костры были погашены, домашние животные распутаны и отвязаны, путешествие под одобрительный птичий щебет продолжилось. А на месте ночного бивуака остались черные пятна кострищ, крепко примятая трава и обглоданные кости, к которым туже устремилась местная мелкая флора.
Остальная часть пути с двумя часовыми остановками для отдыха животных прошла без приключений. К поселку землян, точнее, к гумну, где предстояло временно оставить конский табун, стадо коров с телятами и стадо овец под охраной пастухов и кого-либо из землян с двумя четвероногими помощниками, путешественники добрались под вечер.
Выйдя из лесу и шествуя по краю пшеничного поля вслед за землянами, аборигены, привыкшие к вольным степным просторам и разнотравью на них, поражались однообразному волнистому золотому озеру созревшей нивы.
– А пшеничка-то уже готова к уборке, – заметил, забывая об усталости, Лунин. – Через день-другой надо косить да на гумно свозить. Плохо, что не успею конскую сбрую сготовить да телегу с четырьмя колесами.
– Ты, Григорий Матвеевич, наверное, и во время сна планы строишь… – улыбнулся Кастро, удивляясь ходу мыслей коллеги. – И горевать не стоит, что нет сбруи и телеги. К следующей уборке все сделаешь – время у нас есть. А этот урожай помогут убрать идущие с нами аборигены. Их – целая армия. В руках все охапки пшеницы снесут. И не только пшеницы, но и льна. К тому же, надо полгать, через день другой пожалуют помощники и от Найдена. Чудное племя: все знают, многое умеют, но выращивать хлеб не желают, по старинке охотой промышляют… Иждивенцы – одним словом.
– Не завидуй, – пошутил Родин. – Лучше готовься сопровождать аборигенов до поселка и размещать их в гостевом доме.
– А ты?
– А я с гуртом и гуртовщиками останусь в поле, в гумне ночь проведу, охраняя скотину.
– Ну, уж нет, – заупрямился Хосе, словно ему, как сноровистому коню, попала шлея под хвост. – Сам веди аборигенов в поселок и сам там с ними аукайся, а я с Луниным останусь в поле гурт сторожить. Верно, Григорий Матвеевич?
– Верно, – поддержал эмоционального бразильца спокойный и рассудительный Лунин. – Ты, Александр, ведь старшой у нас, тебе и карты в руки, – добавил он. – Не обессудь…
– Ладно, – не стал спорить Александр, – оставайтесь в гумне, да, смотрите, не сожгите его. А я, так и быть, займусь вопросами расквартировки и ужина для гостей гор и степей, – невесело пошутил он.
Итогом этого разговора стало то, что под широкой крышей гумна, вновь вызвавшего интерес у аборигенов, остались Лунин и Кастро, пастухи и чета бывших беглецов из племени животноводов степного предгорья. К тому же на долю девицы-беглянки выпало доение коров.  Уладив этот вопрос, Родин прямо через овраг повел юное поколение аборигенов к дому для гостей.
В поселке землян их уже заметили. Причем довольно давно, еще до подхода к гумну. Поэтому Игорь Солнцев в сопровождении супруги Ли, Ангелины и Гиты, вооруженные автоматом и пистолетами, уже поджидали на вершине противоположного склона оврага.
– Свои, – увидев воинственных встречающих, предупредил Родин. – Новых «студентов» веду. Надо поселить и накормить.
– Поможем, поможем, – не затянули с ответом дамы. – А где Григорий и Хосе?
– На гумне бдят гурт домашней скотины охранять до утра – лошадей, коров, овец, – поспешил успокоить женщин Родин. – Завтра парным молочком побалуетесь сами и побалуете ребятню, если, конечно, пожелаете, не побрезгуете. Кстати, что-то самих шалунов не видать…
– С Сюзанной остались, – пояснила Ангелина. – Мы же не знали, кто и с какими намерениями к нам в гости пожаловал. Вот и поостереглись.
– Правильно поступили, – похвалил дам Александр. – А теперь – расселить девиц и юношей и накормить.
Расселением гостей занялись Игорь с супругой Ли, а приготовление ужина на тридцать персон возложили на себя Гита и Ангелина, которые пошли в дом Родиных, чтобы затопить печь и приняться за приготовление праздничного ужина с салатами из овощей и зелени, суповыми и рыбными блюдами, с компотами из сушеных фруктов да горячим душистым чаем. Вскоре к ним присоединилась и Ли.
– Показала девицам их комнаты и нары-кровати и к вам, – пояснила она причину скорого прихода. – Остальное пусть Игорь завершает.
– Не боишься, что знойные девицы, не ведающие трусов и угрызений совести, изнасилуют супруга? – хихикнула Гита, сноровисто работая ножом на деревянной разделочной доске над свежевыловленной Солнцевым здоровенной мясистой рыбиной.
– Ты за своего красавца бойся, – отшила та, занимаясь заготовками кусочков овощей для супа . – Он у тебя еще тот жеребчик… С десяток кобылок удовлетворит и не охнет. Моему и меня с избытком…
– А тебе завидно, что ли?..
– Бабы, хватит языками, как метлами, всякий вздор-сор мести! – оборвала обеих Ангелина. – О достоинствах и недостатках мужей потом поговорим, а пока – готовим ужин.
Дальнейшая работа проходила в молчании, изредка нарушаемом репликами типа: «Подай, пожалуйста, миску», «А мне нужна соль, где она?».
Если коротко, то ужин в этот вечер удался на славу.
В просторной комнате гостевого дома был накрыт большой, напоминающий букву «П» русского алфавита стол. Гости сидели на длинных крепких деревянных скамейках, заменявших индивидуальные табуреты и стулья. Во главе стола сидели Игорь и Ли Солнцевы, олицетворявшие гостеприимных хозяев и распорядителей застолья.  А вот Александра и Ангелины Родиных не было. Первый сопровождал Гиту и Сюзанну до гумна – женщинам нетерпелось увидеть мужей и накормить их добротной горячей пищей. А вторая, сменив Сюзанну, занималась ребятишками, старшим из которых – Свете, Ладе, Ладу и Ярику – нетерпелось взглянуть на новых гостей. Однако они понимали, что надо помогать взрослым в пригляде за шумливой малышней, и помогали, оставив знакомство с юными представителями  новых племен до лучших времен.
Уже в первые часы пребывания в поселке «людей, пришедших с неба», аборигены узнали слова «дом», «спальня», комната», «туалет». А за ужином услышали «стол», «скамья», «еда», «ужин», «тарелка», «ложка», «чашка», «хлеб», «суп», «чай», «компот».
После ужина девицы под руководством Ли очистили стол от посуды, которую, перемыв в тазике из бамбука, вновь возвратили на стол.
– Беречь, как зеницу ока, – строгим голосом приказала Ли.
Аборигенки, конечно, этих слов не знали, но смысл сказанного поняли.
Следующий день стал еще более хлопотным, чем прошлый вечер. Началось все, естественно, с побудки, умывания в пока что теплых прибрежных водах Мутной и общего чаепития за столом. Родниковую воду для чая под началом Ли Солнцевой вскипятил дежурный наряд из пяти аборигенов – двух парней и трех девиц –  в больших керамических горшках, по виду напоминавших чугунки русских деревень, в растопленной строгой китаянкой печи.
– Запоминайте, – поучала она дежурный наряд каждому действию голосом, не терпящем возражений. – Повторять не буду. Не научитесь – останетесь сами голодными и оставите голодными своих соплеменников.
Конечно, многое для вольных представителей племен степных животноводов предгорья и горцев было в диковину, но, как говорит русская пословица: «Если назвался груздем, то полезай в кузов».
Пока шла подготовка к утреннему чаепитию, Лунин и Кастро с помощью пастухов пригнали домашних животных в поселок. Здесь шустрая девица-беглянка, из-за которой едва не началась война между племенами, подоила коров, а затем по указанию Кастро сопроводила вместе с телятами в сарай за домом его семейства. Лошади были определены в сарай Лунина, овцы – в сарай Солнцева. Чтобы животные не скучали, из кроличьих запасов ранее заготовленного сена им задали корм.
– Временно так перебьемся, – делился мыслям Григорий Матвеевич с Хосе Кастро, – а со временем и большой скотный двор построим с конюшней, коровником, телятником и овчарней. И копны сена заготовим на зимний прокорм. Главное, что животные есть. Остальное – дело техники и наших рук 
После чаепития и приведения в порядок стола все аборигены, в том числе чета беглецов и пастухи, поучаствовали в экскурсии на остатки космического корабля, чтобы просмотреть фильм о землянах и их достижениях в самых разных сферах жизни.
Проходя через аккуратные дворики мимо двухэтажных домов землян аборигены – девицы и юноши – не скрывали удивления и зависти в глазах, хотя старейшина, судя по его сдержанным строгим словам, требовал приличия и сдержанности в эмоциях. Только куда там – головы юнцов и юниц, подобно флюгерам, вертелись то в одну, то в другую сторону.
Но настоящим шоком стало для них пребывание в торе, а затем и в ЦУПе со светящимся голубоватым светом большом дисплее, на котором затем по какому-то волшебству появились новые люди, дома, машины, самолеты, космические корабли, взмывающие в синь земного неба. Могущество землян ошеломляло и подавляло, заставляло аборигенов чувствовать свое ничтожное положение перед всесильем людей далекого и малопонятного им мира.
Потом был поход на территорию производственного комплекса с самым разным оборудованием, вызывавшим интерес и у парней, и у девиц.
– Здесь вы, если не будете лениться, научитесь многим нужным ремеслам, – наставляли Игорь Солнцев и Григорий Лунин, проводившие этот ознакомительный поход. А научившись, в свои племена знания и навыки принесете. Смотришь, что-то и приживется.  У ваших предшественников из племени охотников, гончарное дело прижилось, швейное, плотницкое. С нашей помощью хоромы для Найдена построили, виги новые… 

Этот год запомнился землянам рекордно коротким временем уборки урожая овощей, льна и пшеницы. Еще бы ему не быть коротким, когда помимо землян, дюжины молодых представителей племени охотников, присланных Найденом, в нем участвовали более  двух десятков их новых друзей – животноводов и горцев. Правда, косить пшеницу в основном пришлось землянам – юные представители туземных племен, хотя и старались, но с косами едва справлялись. Серпами жать у них получалось лучше.
– Ничего, ничего, – не терял оптимистического настроения Григорий Лунин, – со временем механическую косилку на конной тяге соорудим, а пока придется попотеть с косами. Дайте срок – будет у нас и белка, будет и свисток…
Если о конной косилке Григорий Матвеевич только строил планы, то другие проекты воплотил. После уборки урожая, он приступил к изготовлению плугов и сох, колес для телег и самих телег, а также хомутов, седел и прочей конской сбруи. Параллельно шли работы по обмолоту пшеницы и льна.  Этим занимались Родин и Кастро, а также примыкавший к ним после занятий в школе с первоклашками Игорь Солнцев. Бывший командир «Урана» к тому же успевал и побыть подручным или подмастерьем, как шутливо сам характеризовал эту деятельность, у Григория Матвеевича, особенно при кузнечных работах. А их, к слову сказать, имелось немало. Предстояло не только три десятка ножей отковать и наточить, но и, примерно, столько же топоров с острыми лезвиями и крепкими обушками, а еще не меньшее количество наконечников для копий, стрел, сотни гвоздей и скоб, нужных для строительства. Помогали в этих делах, конечно, и юноши, присланные в обучение. Особенно старались представители племени горцев, уже имевшие некоторые наметки на работу с медью и ее сплавами, но старание и усердие – еще не опыт и навыки… Опыт и навыки нарабатывались долгим трудом, великим терпением, потом и бесчисленными мозолями.
– Григорий Матвеевич, Гефест наш многомудрый, с такой активностью ты наш несчастный «Уран» скоро превратишь в большое решето, – подшучивал над товарищем Игорь Солнцев. – Попридержал бы прыть. Спички – детям не игрушка…
– На наш век хватит, – отшучивался Лунин. – А там что-нибудь придумаем…
Пшеницу по-старинке обмолачивали цепами. Григорий Лунин грозился механическую молотилку, действующую на основе системы деревянных шипасто-пазастых валов сладить, да все руки не доходили. Вот и трудились цепами. Работа по молотьбе не тяжелая, но утомительная – целый день руками взмахивать, цепом по охапкам стеблей и колосьев пшеницы колотить. Как и при косьбе, руки и плечи гудели. Хорошо, что  к этому делу были подключены и юноши-аборигены: землянам – короткий отдых, а «студентам» – знания и практические навыки. Они, хотя и сменяли друг друга, но уставали быстро – дело-то непривычное. Впрочем, не жаловались. Тут, как любил балагурить веселый бразилец, знаток русского фольклора: «Взялся за гуж, не говори, что не дюж». Вот и помалкивали.
Обмолот пшеницы еще не дело, а полдела, зерно надо было еще провеять, просушить. Затем некоторую часть подготовить в качестве платы за труд всем помощникам – «студентам-практикантам» и добровольцам из родного племени Найдена. И только после этого остальная, более значительная часть зерна отправлялась на хранение в амбар.
Немало хлопот Родину, Лунину, Кастро и Солнцеву доставлял также обмолот льна для семенного фонда и небольшой толики льняного масла. Зато отделение волокна от кострики при помощи мялок и вычесывание брали на себя женщины и их ученицы из числа аборигенок. Вычесывали тщательно, ведь им потом предстояло прядение нитей их этого волокна и работа на ткацком стане. Вязание и вышивание также входило в процесс обучения. А еще на женщин и девиц возлагались обязанности по домохозяйству и дежурству в гостевом доме. Впрочем, все вопросы по быту гостей взяла на себя Ли, под руководством которой в доме для гостей проходили дежурства девиц и парней, уборка комнат, подготовка утренних чаепитий, сытных обедов и легких ужинов. У Ли не забалуешь – дисциплину наводила м поддерживала «железной рукой», что откровенно импонировало старейшине степного племени, прозванного землянами Пал Палычем, возможно, по персонажу одного из русско-советского фильма.
Беглецы – Она и Он, – по прежнему державшиеся обособленно от сородичей, старались быть рядом с Хосе Кастро. В нем они, по-видимому, еще с момента единоборства, тайно подсмотрев развитие и итог, определили своего главного защитника и покровителя. Впрочем, это не мешало им постигать премудрости мужских и женских дел, причем всегда вдвоем – будь это дежурство по гостевому дому, косьба, молотьба, работа в кузне или на гончарном круге, трепание льна или изготовление лука. Всегда рядом, всегда друг с другом. Даже во время доения коров, что на себя добровольно возложила девица. Она – доит, Он – наблюдает. Естественно, это вызывало удивление не только у землян, но и у всех аборигенов. А Хосе Кастро, склонный к эмоциям и образным выражениям, прозвал их «сладкой парочкой».
Если прежние знакомцы землян из племени охотников, в том числе Аз, Бук, Вед, Су, Си, Со, как-то растворились в пестром сообществе племени охотников, утеряв собственную индивидуальность, то Он и Она постоянно подогревали к себе  интерес. И поведением, и трудолюбием, и стремлением к знаниям и навыкам, к овладению языком землян. В этих вопросах они давали большую фору всем своим соплеменникам.
Да, параллельно с трудовым обучением аборигенов шло обучения русскому языку. По налаженной ранее схеме с Найденом и его сородичей. Но если сородичи Найдена к изучению русского языка относились «спустя рукава», то новые ученики все же проявляли старание. Возможно, из-за того, что над ними строго надзирал старейшина Пал Палыч, который, несмотря на свой солидный возраст, старался многое перенять от «добрых волшебников», в том числе и их язык.
А вот три пастуха, помогавшие перегонять домашнюю живность от ущелья и озера до поселения землян, постигать новые знания и навыки не стремились. Занимаясь и здесь привычным, по-видимому, им с детства пастушьим делом, к более тесному общению с соплеменниками и взрослыми землянами не стремились, к изучению языка «волшебников» относились с прохладцей. И только к ребятишкам землян, проявлявшим интерес к животным, особенно к лошадям, испытывали чувства, которые можно было назвать теплыми и даже покровительственно-нежными.
В целом же, несмотря на старания землян видеть в них людей, равных соплеменникам, держались уединенно, замкнуто и настороженно. Сказывалось въевшееся за многие века кастовое неравенство. Им свободнее и приятнее было находиться рядом с бессловесными животными, полностью зависящими от их воли и действий. 
За осенне-зимний период времени, используя погожие дни, мужчины-земляне и их юные «студенты-практиканты» из двух помирившихся племен не только завершили строительство здания ветряной мельницы с установкой в нем обоих мельничных камней, но и построили сарай для домашних животных. Недалеко от гумна. В едином продолговатом помещении с двумя воротами по его торцам были объединены сразу конюшня, коровник, телятник, овчарня и… псарня. Собак развелось столько, что их надо было где-то содержать. Вот и подселили некоторых в крепком вольере к новым жильцам, чтобы в недалеком будущем стать им и друзьями и охранниками.
Стройматериал – бревна семиметровой длины на стены, внутренние перегородки, поперечины и стропила, латы для крыши и загона пилили в Мертвом лесу, подготавливая новые заделы для полей. На двух спаренных двухколесных телегах, проложив маршрут по береговой тверди, доставляли до места строительства. Здесь при помощи ручных пил, топоров, долот и прочего плотницкого и строительного инструмента доводили до кондиции и клали в венцы. В связи с этим здание росло в длину и высоту не по дням, а по часам. Крышу накрыли камышом.   
В этот же период времени Григорий Лунин с помощью коллег изготовил конскую упряжь – дуги, два хомута, две седелки, одно кавалерийское седло, вожжи, две телеги о четырех колесах, крепкий металлический плуг с двумя колесиками для облегчения работы пахарю, деревянную борону. Каждое изделие требовало не только упорного труда, но и творческого ума, и практической сметки. Одно дело – придумать, даже чертеж составить, и совсем другое – изготовить из подручного материала и подручными средствами. При этом земной  песенный подход; «Я его слепила из того, что было…», – явно не годился. Каждое изделие предъявляло требование на крепость и долголетие в эксплуатации.
Меньше хлопот и усилий требовалось на изготовление дуг оглоблей, вожжей, бороны. Здесь основной материал дерево и кожа. Куда сложнее изготовление хомута, седелок, седла, крепких и надежных колес, не говоря уже о плуге и телеге, в которых без металла не обойтись. Взять, к примеру, хомут – изделие из деревянной оснастки и кожаного оформления внешней поверхности для предохранения тела лошади от потертостей и ран. Вот и попробуй все учесть и сделать так, чтобы и лошадка была цела-здорова и работа при ее эксплуатации под хомутом спорилась… То же самое с седелками и седлом.
А колесо для телеги? Сумей-ка соединить в одно целое семь или восемь частей деревянного обода, столько же деревянных спиц и ступицу, да стянуть все это металлическим обручем – шиной!.. Это на переднее колесо телеги, диаметр которого меньше заднего. А если брать заднее, то количество частей обода и спиц увеличивается до десяти-двенадцати. Естественно, увеличивается и внешний диаметр ступицы. Но на дрожки надо два передних и два задних колеса. К тому же не каждый вид древесины подойдет, тут требуется только дерево твердой породы. При этом надо думать о том, чтобы колеса были не только крепкими, но и внешне выглядели прилично. Неказистость не только портит вид телеги, но и укорачивает срок эксплуатации.
Инженер-конструктор Григорий Лунин как никто иной все это понимал, поэтому с каждой деталью работал подобно ювелиру, занимающемуся огранкой драгоценных камней, неспешно и внимательно. Каждый соединительный шип, каждая лунка в ступице под нижнюю утолщенную часть спицы, каждое отверстие в ободе под верхнюю, более тонкую часть спицы были подогнаны до миллиметра. Тем не менее, надев и закрепив металлическими болтами обруч-шину, он со смущением спрашивал Солнцева:
– Как, на твой взгляд, сойдет?
– Отличная работа, – успокаивал его Игорь Павлович. – Даже не сомневайся. Сто лет продержится без сносу.
Проще была работа с телегой, основными частями которой были ходовая часть, состоящая из переднего и заднего хода, и кузов, являвшийся основой (деревянным скелетом) всей конструкции.
Если статичный задний ход состоял из наглухо закрепленных продольными балками к кузову деревянной (из-за экономии металла) оси, надосника и деревянной же подушки, то передний ход был значительно сложнее. В него входили крепкая деревянная ось нижней подушки и насад. При этом насад переднего хода в свою очередь состоял из верхней подушки и двух контрофорсов. Между нижней подушкой и насадом должен был находиться металлический поворотный круг или «пятое колесо», но Лунину было жаль металла, поэтому нижняя подушка в центральной ее части делалась значительно шире концов. Это обеспечивало поворот переднего хода как вправо, так и влево, через специальный шворень, соединявший насад с осью и ее подушкой.
Но вот колеса с густо смазанными моржовым жиром втулками были надеты на оси и зафиксированы металлическими тяжками и чеками, оглобли приторочены. Изделие фактически готово. Чтобы получить «добро» на эксплуатацию, Григорий Лунин созвал коллег и задал традиционный вопрос:
– Как считаете, сгодится ли сея колымага для перевозки грузов?
– Сгодится, – подняв оглобли и повращав вправо-влево передние колеса, заявил Кастро. – Правда, если бы поставить стальные оси, то  надежность телеги увеличилась бы…
– Сойдет для сельской местности, – с долей шутки положительно оценил транспортное средство Александр Родин.
– Замечательная вещь! – был краток Солнцев. – А если возникнут какие-либо шероховатости, то устраним. Главное – начало положено.
– Спасибо, – поблагодарил друзей Григорий Матвеевич. – И дай Бог, чтобы «первый блин не вышел комом»…
– Не выйдет, не выйдет, – дружно заверили конструктора коллеги.   
Не так прост в изготовлении оказался и плуг. Его основными частями являются выгнутое дышло, на передней части которого крепятся колесики, а на задней – рабочая часть. Состояла она из полоза, резака, лемеха, горизонтально насаженного на полоз, отвала и ручек для пахаря. Теоретически, если плужные колесики, регулирующие глубину вспашки, посажены на поперечной балке- оси широко, то можно было использовать оглобли, приторочив их к балке оси. Впрягай лошадь в оглобли – и паши. Если же колесики поставлены близко друг к другу, то к дышлу цепляется еще обарок с длинными кожаными ремнями, крепящимися к гужам хомута. И опять: выезжай в поле – и паши.
Для простоты эксплуатации Лунин избрал первый вариант, получив от Солнцева и Родина одобрительный отзыв. Одобрил данное изделие и Хосе Кастро, но при этом заметил:
– Плуг – хорошо, а соха – лучше. С ней проще управляться.
– Соха по целине не пойдет, – не согласился автор изделия. – Позже, кода земля станет пышнее, возможно, и на соху перейдем. А пока плуг – надежнее.   
С появлением конской упряжи и сельскохозяйственного инвентаря  весной поля под посевы уже не вскапывали лопатами, как раньше, а вспахали плугом на конной тяге, приводя аборигенское «студенчество» в шок и восторг. К тому же удалось и расширить пахотный клин
Так как плуг был в единственном числе, то, чтобы тихие и добрые лошадки – Серая и Пестрая – не уставали, их впрягали поочередно: до обеда пахали на одной, после обеда – на другой. А третья кобылка – Пегашка – оказалась поуноровестей своих подруг, а потому впрягалась в одну из телег, чтобы к месту работы подвозить пахарей и рабочий инвентарь. И снова туземное юношество, никогда ранее не видевшее ничего подобного, испытывало удивление и желание самим все это делать. Впрочем, и делали – запрягали и распрягали – но обязательно под недремлющим оком Григория Лунина. В этих делах его авторитет был непререкаем и царил над авторитетом всех остальных мужчин-землян. Тут даже старейшина Пал Палыч был полностью солидарен со своими питомцами.
А вот жеребчик Воронок к участию в сельхозработах склонность явно не имел, впрягаться в телегу или в плуг не желал. Упрямо крутил лобастой головой, резко двигал в разные стороны корпусом, особенно крепким, как у корабля корма, крупом, норовя, того и гляди, сломать оглобли в телеге или покалечиться самому. И при этом то возмущенно сопел широкими ноздрями, то обиженно ржал. Словом, проявлял мужской норов и строптивый характер. Правда, более спокойно и даже покладисто вел себя, когда на него надевали кавалерийское седло. И тут не только не отталкивал мордой руку с ломтем подсоленного хлеба или хлебной корки – излюбленного угощения, – но сам тянулся у нему мягкими теплыми губами. 
– Боец, вояка! – одобрительно хлопал его ладонью по холке в такие минуты Кастро. – Ему землю не пахать, ему ее защищать, как, кстати, и собственный табун. Но главное, хорошим будет его потомство.
– Твои слова да Богу в уши, – проявлял сдержанность Григорий Лунин по вопросу доброго лошадиного потомства. – Известно же, что жеребят, как и цыплят, по осени считают…
 Весной, сразу же после завершения посевной кампании, «студентов-практикантов» отправили в родные племенные станы. Отпустили не только с большим грузом знаний и навыков, полученных «от добрых волшебников», но и с материальными предметами. У каждого юноши были копье с металлическим наконечником, лук и колчан со стрелами, на поясе нож в деревянных ножнах, обтянутых кожаным чехлом, а за поясом небольшой металлический топорик с аккуратной деревянной ручкой. По большому счету, это богатство, частично изготовленное самими обладателями или же землянами, но с помощью обладателей, представляло набор орудий труда и охоты, но оно могло быть и грозным оружием. Все зависело от того, как будет развиваться местное общество, как будут складываться исторические условия…
Кроме того, в заплечных вещмешках, изготовленных юношами, находились и другие предметы дела их рук – глиняные горшки и кувшины, глиняно-фаянсовые миски и чашки, гребни, металлические ножницы для стрижки овец, и прочая мелочь, весьма нужная в быту. Большинство этих предметов также являлись плодом рук их владельцев. А вот огниво было не у каждого – сказывалась экономия стали.
– В племени и одного искусного добытчика огня вполне хватит, – вынес свой вердикт Игорь Солнцев. – И вообще спички детям – не игрушка.
В вещмешках находились и продукты питания на долгую дорогу – буханка хлеба, головки лука, небольшой ломоть подсоленного свиного сала, как некое напоминание о зимней удачной охоте на диких кабанов, а также немного фруктов, собранных осенью в лесу.
Казалось бы, что у девиц походная обуза станет не столь обременительной. На что им, мол, копья, луки и топоры… Девицы все же, не мужчины – воины и добытчики… Ан, нет! Имели то же самое. Ведь у каждой били братья и отцы. Для них старались. А в сшитых ими вещмешках, помимо посуды, гребней, мешочка с огнивом и продуктов питания, находились также иглы, нити, отрезы сотканного ими полотна – для показа соплеменникам образца своего труда, а в недалеком будущем – основы одежды.   
С подобным набором предметов и вещей покидал поселение землян и старейшина Пал Палыч.
– Захотите возделывать поля с пшеницей и овощами, приходите осенью за семенами, поделимся, – напутствовал его Игорь Павлович. – Весной поле вспашете, посеете – станете с хлебом и овощами. И вообще навещайте, не стесняйтесь. Мы друзьям всегда рады. А за изгоев своих и пастухов, что остаются у нас, не переживайте: мы их не обидим и другим в обиду не дадим.
Много ли из сказанного Солнцевым понял старейшина племени животноводов степного предгорья, трудно сказать, но седой головой он кивал согласливо, а уходя, хотя и с заметным трудом, но отчетливо выговорил:
– До свидания.
– До свидания, – пожелал доброго пути и будущей встречи Солнцев.
– До свидания! – хором попрощались остальные земляне, в том числе и ребятишки, собравшиеся воробьиной глазастой стайкой возле матерей.
А оставшиеся в поселке «добрых волшебников» изгои Он и Она, названные так, возможно, в честь героев писателя Хемингуэя, в проводах соплеменников не участвовали. То ли не хотели лишний раз сородичам глаза мозолить перенятыми у землян видами одежды, то ли опасались расправы со стороны старейшины, научившегося отменно владеть не только копьем, но и луком, и топориком.
Не участвовали в проводах юных соплеменников и пастухи, выгнавшие на пастбище маленькие стада коров и овец, а также табунок лошадей. Этим явно не хотелось возвращаться туда, где к ним относились с пренебрежением. Вот и решили, что лучше стать изгоями для родного племени, но чувствовать себя нормальными людьми в обществе «добрых волшебников», не ругающих и не пинающих, считающих равными с другими, а еще заботящихся о крове над их головами и о доброй еде.
В отличие от «сладкой парочки», получившей собственный «угол» – небольшое индивидуальное помещение в гостевом доме, – пастухи (Лель, Тель и Гель) местом своего обитания избрали гумно. Возможно, потому, что в нем, как говорилось выше, была большая русская печь с расширенной системой дымохода, боковыми отдушинами для потоков теплого (горячего)  воздуха и верхним ровным кирпично-глиняным поликом по всему ее периметру. В зимние холодные ночи, когда температура воздуха опускалась едва ли не до ноля градусов по Цельсию, они спали на печи, подстелив под себя пару шкур, чтобы не так было горячо от кирпичей, и прикрывшись другими вместо привычного землянам одеяла.   
Провожать «студентов-практикантов» до стоянки племени охотников Найдена отправились Родин и Лунев.
– В добрый путь, – напутствовали их супруги. – И поскорее возвращайтесь.
Вслед за матерями то же самое разноголосо повторяла и ребятня – мальчишки и девчонки обоих семейств. 
– Да-да, не задерживайтесь, – говорил и Игорь Солнцев. – Помните: у нас тут работы – непочатый край.
Александр и Григорий задерживаться в стане Найдена не стали и уже к вечеру следующего дня возвратились в родной поселок.
– Передали практикантов Найдену в лучшем виде: в целости и сохранности, – шутливо доложил коллегам Александр. – И теперь готовы к труду и обороне.
– Обороняться, к счастью, пока не от кого, а вот работы на всех хватит, – вполне серьезно на шутку Родина ответил Солнцев. – Но пока что отдыхайте.


ПРОШЛО ЕЩЕ ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ.

…С момента противостояния враждебных друг другу аборигенских сил у безымянной безлесистой лощины, единоборства Хосе Кастро с вражеским великаном и заключения мира между племенами прошло пятнадцать лет. Прошло вполне обыденно – в созидательном творческом труде и повседневных бытовых заботах, в удачах и неудачах, но, главное, в мире и согласии. Причем не только между землянами, но и между племенами аборигенов.
Пятнадцать лет – срок не великий, но и не малый, если рассматривать его через призму произошедших событий и изменений в жизни землян на чужой планете. Событий же случилось столько, что и не счесть. Зато изменения налицо: Тора и «стрелы» «Урана» за разросшимися деревьями посадки уже совсем не видать. Как не видать и крепких металлических крыльев ветряного двигателя на острой макушке «стрелы» вращающего  якорь электрогенератора уже не менее двух десятков лет. Ибо трудно бывшим космическим путешественникам, привыкшим к цивилизации на своей родной планете по имени Земля, жить без электричества.
В садах и декоративных посадках тонет и жилой поселок землян. Но он уже не в четыре двухэтажных домика, как было прежде, а в полтора десятка. Правда, не все они в два этажа, есть и одноэтажные, с высокими стенами и двускатными крышами. И составляют эти дома две параллельные улицы, берущие свое начало у оврага и неторопко, с двориками и хозяйственными постройками,  идущие в сторону тора «Урана».  Упершись же в лесопосадки вокруг «Урана», улицы поворачивают в сторону оконечности холмистого мыса.
В домах, помимо прежних четырех семей Александра и Ангелины Родиных,  Хосе и Гиты Кастро, Игоря и Ли Солнцевых, Григория и Сюзанны Луниных, с их младшими детьми, живут семейными парами старшие дети, имеющие собственных чад. Если кого интересуют новые семейные пары, то секрета их этого делать не станем. Лад Кастро был женат на Ладе Родиной, Ярик или Яр Лунин – на Светлане Солнцевой, Лель Кастро – на Любови Луниной, Лев Солнцев – на Божене Родиной, Вячеслав (Славик) Родин – на Гите Хосеевне Кастро,  Хосе Хосеевич Кастро – на Александре Родиной, Иван Солнцев – на Ирине Луниной, Радик Родин – на Заре Кастро, Матвей Лунин – на Людмиле Солнцевой.
В холостяках пока что ходили восемнадцатилетние Светозар Солнцев и Олег Кастро, а также шестнадцатилетние Павел Лунин и Игорь Родин. Так уж вышло, что первое поколение землян на Гее больше нарожало мальчишек, чем девочек, потому и случился дискомфорт. В итоге этой четверке парней остается либо ждать, когда подрастут девчушки от браков их более старших соседей, либо брать себе в жены девиц из туземных племен. Например, дочерей того же Найдена или из семейства «сладкой парочки», одноэтажный дом которой аккуратно вписался в одну из улиц поселка землян.
Изгои Он и Она, как говорилось выше, не захотели покидать селение «добрых волшебников» и, удостоившись от землян имен Елена и Борис, а также фамилии-прозвища Изгоевы, за пятнадцать лет не только обзавелись кучей детей – девчонок и мальчишек, – но и обрусились, переняв у землян их повадки и стремление к созиданию. Никакой работы не чурались, стараясь как можно быстрее овладеть нужными трудовыми навыками и в сельском хозяйстве, где без коллективного труда и шагу не ступить, и в домоводстве. А уж в доении коров, уходе за телятами, в стрижке овец, в прядении и ткачестве, в ведении гостевого дома им равных вообще не было. «Точно не геяне, а коренные земляне шестнадцатого-семнадцатого века, – удивлялись в беседах между собой бывшие космические путешественники. – Все стараются у нас перенять – и одежду, и ремесла, и повадки».
К тому же, зная местные языки и наречия, они отменно выучили русский, и многие годы подвизались на стезе главных переводчиков при общении землян с местными жителями, которых с каждым годом становились все больше и больше, ибо ареол расселения дружественных формально Найдену, а фактически  – землянам племен постоянно расширялся. Этому же с малолетства  учили своих детишек, а когда те достигали семи лет, то по примеру «добрых волшебников, отводили их в школу: «Пусть вместе с вашими детьми уму-разуму учатся». И строго следили, чтобы их чада проявляли усердие в деле получения знаний. «Замечательные родители», – говорили о них учителя начальных классов Любовь Григорьевна Лунина-Кастро и Божена Александровна Родина-Солнцева. «Да, замечательные, – соглашались с ними преподаватели старших классов Ли Вань Солнцева, Ангелина Романовна Родина, Гита Зурьевна Кастро и Сюзанна Вильсоновна Лунина. – Их дети далеко пойдут».
Кстати, кроме русского языка и литературы, математики, физики, химии и биологии, а также геометрии, черчения, рисования и пения, эти почтенные дамы с переделанными на русский лад отчествами преподавали прикладные дисциплины – гигиену и медицину, психологию и агрономию. А девочкам – еще и трудовое обучение, в которое входило умение трепать и вычесывать лен, прясть пряжу из волокон льна и овечьей шерсти, ткать полотна, кроить, шить, вышивать.
Мальчишкам уроки труда преподавал Григорий Матвеевич Лунин, обучая их не только гончарному, плотницкому, столярному, кузнечному делу, но и работе на токарном станке, и изготовлению стекла, бумаги, кирпичей. Помощниками у него выступали Игорь Павлович Солнцев и Александр Иванович Родин. А физкультура и спорт, ориентирование на местности мальчишкам и девчонкам преподавал неисправимый выдумщик и оптимист Хосе Хуареса Кастро.      
Впрочем, одно дело преподавать уроки туземцам наравне с собственными детьми и внуками, и совсем другое – видеть среди жен младших сыновей туземочек. Надо думать, что не каждой из почтенных дам-педагогов и уважаемых преподавателей-мужчин, которым на данный момент перевалило за пятьдесят лет, а Игорю Павловичу было уже под восемьдесят, пришелся бы по душе такой выбор. Однако и препятствий бы не чинили, ибо понимали, что новая кровь роду землян необходима, она – лучшее лекарство от возможной в будущем гемофилии у мальчишек.
А то, что старшие дочери «сладкой парочки» – Анна, которой исполнилось пятнадцать лет, и Яна, которой шел четырнадцатый, – то ли по собственному почину, то ли по совету родителей, посматривают совсем не по-детски туманно-маслянистым взглядом черных глаз на Светозара Солнцева и Олега Кастро, парней с фигурами атлетов и трудолюбивых, как пчелки, было видно всем. Причем видно за версту. Однако прерогатива принятия решения о браке и семейной жизни оставалась за парнями. А они, как не раз уже говорили друзьям, мечтали не о бабьих хомутах на своих шеях, а о дальних путешествиях, открытиях и приключениях.
Видя доброе отношение к себе, потеплели душой и пастухи Лель, Тель и Гель. Мало того, что они прижились в поселке землян, но и обзавелись семьями, женившись на девушках из племени охотников. С помощью «добрых волшебников» и новых групп «практикантов» каждый из них поострил себе дом, и теперь их дети не только играли в ребячьи игры с детьми землян, но и учились в начальных классах школы. И, конечно же, помогали родителям в хозяйстве по дому, а также в стережении коровьего и овечьего стад и табуна лошадей.
Кстати, увеличившееся поголовье домашней скотины не только за счет естественного годового приплода, но и за счет  подарков от благодарных племен за науку, почти круглый год паслось на острове, к радости землян оказавшемся без хищных животных, в том числе  ки и кра (волков и крокодилов), но с прекрасными пастбищами на обширных лесных полянах. И не менее чудесными угодьями для покоса трав и заготовления копен сена на зимний период. Именно поэтому к острову через Мутную был проложен крепкий широкий деревянный мост, способный выдержать и тучные стада, и гужевой транспорт с тяжелым грузом. И на острове же заново построены отдельными зданиями конюшня, коровник, телятник и овчарня. А в качестве эксперимента сюда же «на вольные хлеба» были запущены кролики, которые, почувствовав свободу, не только оклиматизировались, но и расплодились за десяток лет так, что стали объектом арбалетной охоты всего мужского населения поселка.
Что же касается школы, то в последние годы она не только представляло свойственное ей учебное заведение трех ступеней – начального, среднего и высшего, – но и небольшую библиотеку (сюда перенесли книги из «Урана»), и клуб культурного времяпровождения и общения, и краеведческий музей, и театр. Силами взрослых и детей здесь ставились постановки не только по произведениям земных классиков, но и по текстам, написанным Ли Солнцевой, у которой после ведения бортового журнала несчастного «урана» проснулся дар литератора.
Молва о «добрых волшебниках, пришедших с неба», передаваясь из уст в уста, перекатилась через горы, обилием залежей ископаемых материалов напоминавшие Уральске горы Земли, и вызвала притоки жителей глубинного материка, желающих чему-либо научиться. Начавший седеть Найден (возможно, из-за десятка сварливых, часто ссорящихся между собой за право старшинства и вечно недовольных жен) решил со своими старейшинами из прежних дружественных племен не мешать паломникам. Он, надо отдать ему данное, по-прежнему прислушивался к совету землян, некогда сделавших его главным вождем, миграционному потоку не противодействовал. К тому же и сам, и его ближние думцы понимали выгоду такого дела, ибо мигранты приходили не только с мирными намерениями, но и с дарами из своих земель, которые оседали во владениях Найдена, принося ему славу и богатство.
Приносили славу ему и многочисленные сказы доморощенных Боянов о его многочисленных подвигах в борьбе со страшными лесными и водяными чудовищами и огромным великанами. А когда Ли Солнцева силами школьников поставила спектакль о встрече землян с Найденом и его последующих делах, то главный герой действа приказал своим соплеменникам посмотреть эту постановку. И соплеменники, не переча вождю, приходили в поселок землян и просили показать им спектакль. Не все они понимали слова, произносимые героями на русском языке, но все активно хлопали в ладоши, когда главный герой одерживал очередную победу над врагом. Аплодисментам, как и прочему, их научили земляне.
Впрочем, смотреть спектакль приходили не только сородичи Найдена, но и представители иных племен. Надо полагать, их меньше всего интересовала историческая сторона спектакля, а динамика действия.
За четверть века стоянка племени охотников получила значительные преобразования. Здесь почти не осталось прежних безоконных вигов, зато появилось много одноэтажных домишек с окнами, русскими печами и камышовыми крышами – плоды работы местных мастеров, некогда обучавшихся у землян плотницким, гончарным, печным и прочим делам.
Не стало большого костра в центре поселения, зато в каждом доме была печь, и в ней теплился огонь. Чаще всего печь топилась по-черному, то есть не имела трубы, выходящей за пределы крыши, и тогда дым выходил через волоковое окно в стене. Однако появились печи и с трубами. Как правило, в домах ближайших родственников и друзей Найдена. В истопленных печах, под высокими сводами, на поту, среди жарких углей стояли глиняные горшки с варевом или же кипятком для чая, компота или иных хозяйственных дел. А из подпечья, по примеру землян, торчали деревянные ручки ухватов и кочерги. 
Появление печного хозяйства привело к тому, что огонь, которому ранее поклонялись, как божественному чуду, ибо спасал от смерти в холода и дарил жизнь, теперь значительную часть своего волшебства утратил. Его можно было развести в любое время дня и ночи, в жару или холод с помощью огнива, имевшегося у многих глав семейств и спрятать под сводом печи, чтобы не вздумал буянить.
Да, много изменений произошло в жизни племени охотников. Однако главному и традиционному своему делу – охоте – сородичи Найдена не изменили. Охота по-прежнему оставалась их основным занятием и добыванием пропитания не только на текущий день, но и для запасов впрок. Вместе с тем, несмотря на то, что полеводство не прижилось,  мало-помалу начало входить в обиход огородничество и животноводство. Сказывалось тесное общение как с землянами, так и с соседями из степных племен.
Произошли изменения и в одежде охотников и их семейств. Причем значительные. Если раньше, до знакомства с землянами, они едва прикрывали тела, в том числе стыдные места, наброшенной на одно плечо шкурой животного, то теперь верхнюю часть тела мужчины, женщины и дети прикрывали куртками, чаще – кожаными, реже – холщевыми, а нижнюю часть – просторными штанами мужчины и длинными юбками женщины. Мальчишки тоже бегали в штанах, а девчонки в чем-то похожем на платьица. Штаны могли быть как из кожи, так и из ткани, в том числе суконной, сотканной из нитей овечьей волны. А юбки или понева – из суконной или полусуконной ткани, когда основа была из льняных нитей, а уток, то есть поперечная нить, шерстяная. 
У племени охотников не очень приживалось животноводство, по-прежнему полагались на охоту, благо, что в лесах развелось много травоядных животных. Но с растениеводством, дающим и хлеб насущный, и растительное масло, и одежду, дела значительно улучшились. А в племенах степного и горного населения, где скотоводство было традиционно развито уже много веков, ремесла, подаренные землянами, приживались охотно. Особенно растениеводство, прядение и ткачество. Правда, прялки и ткацкие станы – сложные машины, требующие четкого математического расчета и работ на токарном станке, – заказывали у «добрых волшебников», расплачиваясь домашними животными, овечьей шерстью, дублеными шкурами.
 Не чурались они и кузнечного, и плотницкого, и гончарного дела. С уважением относились к появлению транспорта: степняки практиковали больше четырехколесные вместительные телеги, а жители предгорий и гор – двухколесные тележки. Естественно, и одним, и другим приходилось заниматься изготовлением колес, хомутов, седелок, седел. Или приобретать это у землян, меняясь на живой товар – коней, коров, овец.
Чего не умели делать, так это изготавливать оконное стекло и бумагу, а также добывать древесный уголь и гнать деготь. Не любили обжигать кирпичи, зато приноровились использовать в строительстве дикий камень, укладывая его на водосодержащую смесь глины, песка, известняка и гипса, заменившую цемент и бетон.   
В свою очередь частое и продуктивное общение землян с «ходоками», жаждущими знаний, умений и навыков, позволило им не только расширить сведения о месте своего обитания, но и самим совершить путешествия в чужие края, попутно проведя разведку флоры и фауны, залежей полезных ископаемых. На многочисленных горных речках обнаружили наличие золотого песка. В болотах находили железную руду, из которой путем сушки, измельчения в деревянных или же каменных ступах получали рудную порошкообразную субстанцию. Из этой смеси  в сыродутных домницах на взгорьях, открытых всем ветрам, на жарком огне выплавлялась так называемая крица. Или, проще говоря, ноздреватый сплав железа и шлака. Из крицы путем неоднократного накаливания в горне и ковки на наковальнях вышелушивался, словно из шляпы подсолнуха семена, шлак. В результате этого длительного процесса получались небольшие железные болванки, пригодные для выковки и закаливания стальных орудий труда – топоров, ножей, плугов, пил, кос, серпов, наконечников копий и стрел. А также гвоздей, скоб, болтов и прочих изделий. Всему этому долгому и сложному процессу аборигенов научили земляне.
Труд «добрых волшебников» по обучению местных племен горному делу не прошел даром. Со временем в поселок землян из разных концов оцивилизованной земли доставлялись не только десятки, а то и сотни килограммов медной, оловянной, свинцовой, цинковой и серебряной руды, но и железной. А также небольшое количество намытого в речных заводях и стремнинах золота.
– Пора золотую и серебряную монету чеканить и денежную систему вводить, – не раз шутливо заявлял Хосе коллегам. – Довольно архаичным бартером обходиться в торгово-товарных отношениях.
– Я – за, – в том же духе как бы поддерживал его Александр Родин. – Только кто будет директором Центрального валютного банка? Кто у нас главный экономист бухгалтер и банкир? Помнится, на корабле у нас в команде были военные летчики, физики-ядерщики, инженеры, биологи, врач и даже агроном, – хитровато посверкивал взором небесно-голубых глаз бывший космический навигатор, – а вот бухгалтера и тем более банкира что-то не припомню.
– Верно, не было. Но меня назначьте – не прогорим, – уже открыто смеялся бразилец. – Так поверну дело, что все в золоте будем ходить. Правда, Григорию Матвеевичу придется поднапрячься и увеличить выпуск сельскохозяйственной продукции – дуг, хомутов, седелок, телег, плугов…
– А еще прях, скалок к ним, веретен, ткацких станов, топоров, пил, вил, тяпок, мисок, чашек, оконного стекла, – сверкал насмешливо-веселым взглядом Александр.
И все – при укоризненном молчании главного изобретателя и производственника Григория Лунина.
– Пустомели, – проявлял всегдашнюю серьезность Игорь Павлович Солнцев. – Напрочь забыли, что спички детям – не игрушки. Золотом сыт не будешь, несмотря на его солнечный блеск. А вот с лошадкой, барашком и особенно коровкой и сыт будешь, и обут, и одет. К тому же с золотыми деньгами может возникнуть такой пожар, что нам и не затушить. Пусть пока все идет так, как идет…
И разговоры на тему монетизации товарооборота и услуг утихали.
Частично доставка металлов шла по суше с помощью гужевого транспорта, быстро вошедшего в обиход племен после общения с землянами, но большей частью – все же по рекам на лодках и баркасах с парусной оснасткой. Первые лодки и баркасы построили земляне второго поколения, но под руководством Григория Матвеевича Лунина и по его чертежам. Позже лодки-однодеревки научились делать и плотники из местных племен, прошедшие обучение у «добрых волшебников» и получившие у них же топоры и прочие металлические орудия труда.
Добыча руд, выплавка из них металлов повлекла за собой расширение кузнечного дела и строительство специальных печей. Для всего требовался большой запас лесных материалов, глин, песка, обожженного кирпича, гипса, цемента. И тут, как нельзя кстати, пришлась река Ангарка, берущая свое начало в Лесном озере. На берегах Ангарки был построен целый каскад водяных мельниц, пилорам, кузниц и плавильных печей, использующих мощь речного потока и механизмов на основе водяного колеса. А на берегу озера – небольшой поселок, в котором жили как представители второго поколения землян, так и представители местных племен, покинувшие родные становища ради лучшей доли. Жили мирно и дружно, коллективно трудились и коллективно отдыхали на берегу озера, богатого рыбой.
Между поселком землян, станом племени охотников Найдена и небольшим поселением землян на берегу Лесного озера, как упоминалось выше, была проложена дорога. Где по берегу Мутной, где прямо через лесные дебри. Пролегла дорога и до станов других дружественных племен – неукоснительное требование развития торгово-товарных отношений и культурного обмена.
Если на пути встречались овраги или речки, приходилось строить деревянные мосты. Если попадались заболоченные участки, которых не обойти стороной, то прокладывались гати, как когда-то в стародавние времена на просторах Руси между Киевом и Новгородом.
Технический, общественно-социальный и исторический прогресс был неизбежен и необратим.
– А не подумать ли нам, друзья-товарищи, о создании государства? – как-то после окончания очередного трудового дня, когда земляне возвращались домой с производственной площадки, глубокомысленно изрек Хосе Кастро. – Мне кажется, что пришла пора.
– Это ты к тому, чтобы золотые монеты чеканить? - первым отреагировал Григорий Лунин. – И тебя предоставить должность директора банка.
– Нет, – не согласился с ним Родин. – Это он уже метит в императоры.
– А оказаться у разбитого корыта не мыслит? – внес свою лепту иронии Игорь Солнцев.. – Как в сказке Александра Сергеевича Пушкина о простоватом старике, вредной старухе и золотой рыбке.
– Я – серьезно, – обиделся Хосе.
– Если серьезно, то какой бы политический строй ты предпочел? – оставив насмешливый тон, спросил Солнцев.
– Республиканский демократический, – без запинки отчеканил Кастро.
– Как в США? – подковырнул его Александр Родин. – Помнится, там больше и громче всех твердили о демократии, чтобы проще было эксплуатировать окружающие страны и народы. И ты, товарищ Кастро, желаешь эксплуатировать полудиких и безграмотных аборигенов?
– Скажешь тоже… – обидчиво-растерянно промямлил инициатор государственного мироустройства, поняв несвоевременность поднятия им темы. – Я же серьезно… Хотел, как лучше…
– Что в пустой след балаболить, –  примиряющее заметил Солнцев. – Время покажет, когда и какое государство здесь возникнет. А пока давайте продолжать наш созидательный труд на благо самих и всего местного населения.
– Разумно, – тихо произнес Григорий Лунин. – Нечего гнать галопом лошадей, когда упряжь слабовата. Можно шею свернуть.
Возражений или комментарий не последовало. Дальнейшую часть пути до родных очагов мужчины одолели молча, в глубоких раздумьях. При этом, надо полагать, каждый думал о чем-то своем, ему близком и дорогом. Даже пурпур заката, отражаясь золотым огнем на листве деревьев, словно пламя пожара, что обещало ночи быть ясной и звездной, а дню - ясному и теплому, не занимал их внимание.   




ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Однажды похожим летним вечером на лавочке у дома Игоря Солнцева собралась вся команда «Урана» на очередные посиделки.
– А денек, друзья, был хорош, – глядя на веселую игру внуков, затеявших бега наперегонки со щенком по кличке Жучок, с ноткой ностальгии, возможно, по собственному детству, произнес Игорь Солнцев. – Так хорош, что и уходить со скамейки не хочется…
Игорю Павловичу, некогда командиру космического корабля «Уран», а ныне старейшему члену поселкового общества землян, недавно исполнилось восемьдесят лет. Он сильно облысел, о чем свидетельствует большая проплешина, начинающаяся у высокого, с поперечными морщинами лба и завершающаяся на крутом затылке. А посеребренные годами волосы остались лишь по бокам головы да на опрятной русой бороде и усах. В последние дни он, несмотря на внешний бодрый вид, все чаще упоминает о закате своей жизни, словно чувствует приближение холодного, ледяного дыхания смети.
– И денек хорош, и вечер замечательный, – отозвался на реплику бывшего командира Хосе Кастро. – Вон как закат розовыми красками играет! Смотри – да радуйся…
– А я и смотрю и радуюсь. И, подобно гайдаровскому старику из рассказа «Горячий камень», даже нисколько не жалею, что так сложилась жизнь, что нас занесло к черту на кулички… – заметил на это Солнцев. – Сложен и дик этот мир, но покидать его как-то не хочется… Только куда деться – от старости и смерти лекарств нет. Не так ли, Ангелина Романовна?..
Ангелина Родина тактично промолчала, обратив взор на веселую, немного шумливую детвору, а супруга Солнцева Ли посчитала нужным приструнить свою половину:
– Игорь, ты опять!.. Смени пластинку на своей шарманке, не расстраивай дребезжанием людей.
Несмотря на то, что Ли шел пятьдесят шестой год, она, хотя и пополнела телом после пяти родов и довольно сытной жизни в последние годы, тем не менее выглядела молодо. Не единой морщинке на лице, и живой блеск в глазах. Сказывался этнический природный дар восточных дам, когда по внешнему виду – старайся, не старайся – все равно не определишь их возраст.
– И верно, – поддержал Ли посолидневший, но не потерявший прежнего обаяния и некой респектабельности к завершению шестого десятка лет Александр Родин. – К чему такой пессимизм, Игорь Павлович. Сам же вспомнил гайдаровского старика-оптимиста. Можно и других вспомнить…
– Кого? – заинтересовался не унывающий и не теряющий бодрости духа весельчак и оптимист Хосе Кастро. Ему, как и Родину, было около шестидесяти.
– Например, героя романа Николая Островского «Как закалялась сталь» Павла Корчагина с его знаменитым монологом… – начал пояснять Александр Иванович.
– А ведь точно, – не дослушав Родина, легонько стукнул себя ладонью по лбу Хосе.
Все перевели взор на бразильца. А он наморщил лоб, вспоминая, а вспомнив, процитировал близко к оригиналу; «Жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за каждый прожитый день».  Верно?
Вопрос предназначался Родину, и тот подтвердил:
– В целом – верно, уважаемый знаток русской литературы и фольклора. – И тут же, не дав словоохотливому бразильцу отреагировать, продолжил: – А ты, уважаемый Игорь Павлович, как, впрочем, и все мы, – обвел он ясным теплым взглядом всех присутствующих, – жил в соответствии с постулатом Павки Корчагина или, вернее, Николая Островского, кумира российской молодежи советского времени. И не только российской, – поправил он себя, – а всего мира на планете Земля.
– Истинно так, – закивали головами дамы и Григорий Лунин, как всегда сдержанный на слова и эмоции и внимательный к высказываниям товарищей.
– Истинно так, – повторила Ангелина Романовна.
Ей, как и остальным дамам перевалило за пятьдесят пять лет, но возраст нисколько не портил ее постатневшую фигуру, волнистые локоны волос по-прежнему отливали золотом спелой пшеницы, а глаза не утеряли лучистости и выразительности. Если честно, то она – хочешь, не хочешь, – привлекала взоры мужчин, оставаясь при этом целомудренной и рассудительной.
– Истинно так, – еще раз повторила она. – Не красна жизнь днями, а красна делами, как говорили мудрые люди. А ты, уважаемый командир, добрых дел сделал столько, что другим и за три жизни не сотворить. И нас всех сберег от тоски зеленой, и дом построил, и сад посадил, и детей добрых, чутких, любящих да умелых на свет пустил, и внуков чудесных нянчишь…
Сказала – и зарделась краской, ибо среди детей Игоря Павловича была и ее дочь Лада, пошедшая по ее следам врача широкого профиля и педагога. Но все, в том числе Александр Родин и Ли Солнцева, сделали вид, что не заметили неловкости и пунцовости коллеги. К тому же добрейшая Сюзанна Лунина также решила свою лепту в дело приободрения Игоря Павловича Солнцева внести.
– Да, жизнь прожить – не поле перейти, – вспомнила она русскую поговорку. – Наши поля ныне, благодаря твоим, Игорь Павлович, заботам, ныне не так просто перейти – разрослись и вдаль, и вширь. Да и урожаи на них отменные – не бедствуем. Я верно говорю? – обратилась она за поддержкой к мужу.
– Верно, душа моя, – ответил тот. – И уж коли мы начали цитировать классиков русской литературы, то позвольте и мне процитировать Максима Горького. – И, не дожидаясь согласия коллег, произнес: – Друг мой, Игорь Павлович, как сказал великий писатель, «не жалей себя – это самая гордая, самая красивая мудрость на земле. Да здравствует человек, который не умеет жалеть себя! Есть только две формы жизни: гниение и горение. Трусливые и жадные как правило, избирают первую, мужественные и щедрые – вторую. Каждому, кто любит красоту, ясно, где величественное… Итак, да здравствует человек, который не умеет жалеть себя!».
Ты, Игорь Павлович, себя не жалел. А потому, как сказала правильно Ангелина Романовна, и дом построил, и дерево, а точнее, сад посадил, и сыновей с дочерьми родил, но самое главное, у истоков нового созидательного мира стоял, у самого его сотворения. Так тебе ли печалиться?.. Здравствуй и не думай ни о чем плохом. Будь примером нам всем: и коллегам, и детям нашим, и внукам.
Процитировав слова Горького из книг «Забытые рассказы», изданной еще до начала Великой Отечественной войны т редко упоминаемой в России в постсоветское время, Григорий Лунин умолк. Молчали и его товарищи, по-видимому, переосмысливая услышанное.
После долгой затянувшейся паузы, глядя на вечерний закат, Гита Кастро тихо произнесла:
– Ночь обещает быть ясной и звездной. Да что там ночь – день будет теплый и светлый на радость нашей детворе.
Действительно, новый день обещал быть добрым…