Откровение Из цикла Рассказы О2

…Борис сидел за письменным столом. Он был болен, но не мог оставить затеи написать роман. Его бил озноб, а дикая зубная боль его добивала. Она как будто распространялось по всему телу, и совсем не хотела покидать голову, которая должна создать шедевр.
Борис, измучено, смотрел на чистый лист бумаги, покорно ожидавший своей участи. В нём он видел манящую, свободную пустоту, которую он, сам автор, должен заполнить своими мыслями и чувствами. Лист должен быть заполнен образами, видениями — жизнью! Он хотел бы запечатлеть в листе тот светлый поток целостных мыслей и осознанных чувств, так усердно бьющихся, подобно волнам, в его голове.
Он хотел сказать правду, но не мог! Правда рассыпалась в прах, когда он открывал рот или брал, в руки карандаш. Даже если ему и удавалось схватить свои мысли и яростно бросить их в лист, что бы, те не успели раствориться в небытие, то через некоторое время, он понимал бесценность своих сочинений, а главное свою нищету. Ему становилось грустно и стыдно. Он обречённо смотрел на исписанные листы, видя в них чужие, корявые, бездарные сочленения букв, но не слов. Слова же, силу смысла и красоту выражения, которых он так остро чувствовал, когда писал, он больше не чувствовал.
Борис начинал тяготиться тем, что сочинил, но эти переживания уходили в тень, когда на Бориса наваливалось отчаянье, Оно сдавливало и разрывало его одновременно. Он не знал, что ему делать, и нужно ли что-то делать?! Он просто сидел за письменным столом и мрачно размышлял о своём предназначении: «Есть ли у меня миссия?!.. Если и есть, литературный талант, то зачем мне он?! Я же ничего, совершенно, ничего хорошего не могу написать!!!.. Я жалкий графоман, нет – я ничтожный дилетант!»
Потом он вспоминал свою жизнь, мысли, поведение, и желания ¬ пытаясь в них найти причину.
Что ж, он находил, и утверждался, в найденном: «У меня есть шанс, но я не пользуюсь им... Я не достоин! Я не готов! Я не имею права писать, и быть прочитанным!»
Растерзанный этими мыслями, Борис лёг спать, да и как, было не прилечь, ведь он был совсем обескровлен. Ужасная усталость разлилась по телу. Он закрыл глаза, что бы во сне найти утешение и отдых, но и там не было покоя. Ужасы дня никогда его не оставляли, они были его вечными мучителями. Ночные же кошмары, уже ни во что не рядились, как дневные, и являли себя во всей своей тёмной силе.
Ах, если бы он мог, как проснётся описать всех этих: уродов, чудищ, старух и мужиков, преследовавших его по исковерканным, тёмным, страшным городам! Как он устал лелеять кошек, и есть мясо, ходить голым по улицам и повисать над бездной!
Сегодня ему приснилась абсолютная ночь. Не было звёзд, была только тьма, от которой шёл космический ужас, так мастерски описанный Лавкрафтом. И посреди этой тьмы Борис увидел девятиэтажный дом, подсвечиваемый неизвестными огнями, он приглянулся и увидел, что с одного балкона, на шестом этаже, в его сторону растут и тянутся руки. Они достигают гигантских размеров. Подобно змеям они переплетаются, и извиваются, но, о, ужас они не изменяют цели. Он и только, он Борис, в этой тотальной ночи без Бога, и есть их цель. Он бежит, и силится проснуться.
Просыпается с приглушенным криком, не помня себя, встаёт с постели, что бы убедится: «Кошмар прошел?!.. Нет,  я только сбежал от него, но он сейчас нагонит меня, в виде огромной кошки, которую убьют ледяные богатыри...»
И вот он опять под одеялом, взволновано дышит и убегает, но почему он не может вспомнить о Боге, когда его нагоняют в кошмаре?!.. Да и днём когда плохо он не хочет обратиться к Богу за помощью! Ему проще выругаться, и не бороться. «Само пройдет. Вот потерплю, и всё уложится само собой. И без меня справятся!»
 Он, как и все, боится того кого не стоит, и не страшится того, чего следовало бы избегать.
Утром он тяжело и обречённо встаёт. Он совсем не рад новому дню, и родным людям, без которых, как сам заметил, «в конец  сошел бы с ума».
Через час, совсем отойдя от сна, Борис открывает свой дневник и записывает: «Опять снились кошмары, хотя был один хороший сон, но его не помню. Самочувствие так себе, дальше будет хуже. Вчера долго думал о себе, семье и творчестве. Наконец понял, почему не могу писать. Я не должен описывать кошмары. Я не могу заражать других своим психозом. Моё творчество должно быть покаянным возвращением к Богу!!!»
Борис закрыл дневник, протянул руку к комоду, и достал из него Евангелие.

10.01.2014 г.