Иглы для ведьмы. Истории станицы Красногорской

(Рассказ-быль)

В то раннее утро одинокая вдова Настя, подоив свою корову Ромашку, опять удивилась малости молока в ведре-подойнике. Вместо обычного утреннего полведра, на дне оказалось не более полулитровой кружки. Так было и вчера, и позавчера. Причём, не только при утрешней, но и вечерней дойке. Хмуро помассировав тощее, с розовыми сосками вымя коровы, погладив её рыжевато-светлые бока, Настя, или как её прозывали соседи, Настёха, попробовала вновь  выжать из своей кормилицы хотя бы ещё пол-кружки, но тщетно. Более того, корова, дрыгнув задней ногой, опрокинула ведро-подойник, и молоко растеклось по выщербленному лопатой, деревянному полу хлева. Упрекнув  вместе с собой и Ромашку, Настёха пошла в свой небольшой, но аккуратно побелённый, под черепичной крышей домик. И прежде чем сготовить кашу, на вчерашнем, вечернем молоке, женщина, высвободив корову из хлева, погнала её на главную улицу станицы, по которой пастухи, как всегда, гнали стадо за околицу и далее – на пастбище.

Настя-Настёха была весьма сведуща во всех житейских тонкостях своего селения и его жителей. Несмотря на навязанное советской властью безбожие, она ходила с немногими станичниками и станичницами в чудом сохранённую в станице церковь, и в то же время верила в существование всякого бесовского зла, в виде ведьм, колдунов и, вообще, - нечистой силы. Знала-ведала и о том, что среди прочих ведьм, значится вроде бы и её соседка Василиса-Васька. Ходили упорные слухи, будто та, знаясь с самим Дьяволом, наводит порчу на неугодных ей людей. Ныне – худющая, словно облачённый в чёрное одеяние скелет, суровая, с пронзительным взглядом ядовито-зелёных глаз, Васька в молодости была чуть ли не первой в их станице красавицей. Не одну пару парней и девок разлучила. В своё время положила она  глаз и на Настёхиного мужа Евдокима. А не добившись  от него, до самозабвения любившего свою Настеньку, взаимности, наслала на Евдокима не излечимую хворь, которая и свела крепкого тридцатипятилетнего мужчину в сырую могилу.

После же всю свою страсть-нелюбовь Васька переадресовала Настёхе. Вот и теперь, выгнав в мычащий стадный поток двух своих бычков-двухлеток, Василиса-Васька, презрительно усмехнувшись на Настёхино «Здравствуй!», уставилась взглядом на корову Ромашку. И тут случилось то, о чём  Настя позже боялась даже рассказывать другим: не поверят! Назовут её ненормальной. Случилось же вот что. Корова Ромашка, тревожно вдруг мыкнув, вмиг остановилась и изогнулась горбом так, что её ушасто-рогатая морда оказалась меж собственных, не естественно растопыренных задних ног.  Чуть было не упавшая в обморок Настя оглянулась на едва слышимый Васькин хохоток, а когда вернулась взглядом к Ромашке, та уже опять шла к стаду своею обычной коровьей походкой.

Вернувшись домой, Настёхе не стоило теперь большого труда догадаться о причинах пропажи молока у её коровы. Воровать молоко у чужих коров – излюбленное и необходимое занятие всех ведьм. Разбавляя это молоко утренними росами, ведьма угощает им своих покровителей из нечистой силы, располагая тем самым их к себе, к своим чёрным делам. Кстати, Настёха краем уха слышала, будто один возвращающийся ночью с гулянки  паренёк видел, как сидящая не коньке крыши Васька тянулась руками к месяцу. Заметив же парня, скрылась в трубе. Сегодня, Настёхе тот случай показался вполне логичным: некоторые ведьмы предпочитают доить даже месяц. Если же не удаётся – доят чужих коров.

Вечером Настёха, положив в небольшую корзину десяток яиц, завернула в чистое полотенце и сунула туда же накануне закопчённую ею жирную тушку утки. Дополнила всё бутылкой купленного вина-кагора и пошла к древнему, как старый тополь, на углу их улицы, деду Пантелеймону. По-здешнему – деду Пантюхе. До недавних пор  тот слыл знахарём-колдуном, но к пущей старости от колдовства отрёкся, раскаялся в церкви и стал её благопристойным прихожанином.

- Я к вам за советом, дедушка! – поздоровавшись, обратилась  Настя, заодно окинув взглядом обитель бывшего колдуна. Скромно, чисто. Справа, у двери, источающие свой духовитый полевой  аромат висящие на стене веники душицы, зверобоя, чабреца и ещё каких-то неведомых Насте растений.  Кровать, с горкой подушек. Стол, с вазой для цветов. Полка с книгами, в старинных переплётах, а в углу икона Спасителя, с теплившейся синим огоньком лампадкой. Выслушав гостью, приняв с благодарностью  гостинцы, дед Пантюха погладил сразу двумя ладонями свою сивую, ухоженную бороду, тронул пальцем усы над сизовато-розовыми губами, задумался. Видимо, не очень-то  по душе пришлась ему просьба. Наконец, крякнув, покашляв, изрёк:
- Вот шта, милая ты моя гостюшка! Купи пакетик новых иголок и незаметно подбрось их Василисе под калитку.

Новых иголок не нашлось ни в Настёхином доме, ни в местном магазине. Пришлось топать по утренней прохладе за двенадцать километров в районную станицу. Там на оставшиеся от покупки вина-кагора грошики женщина приобрела всё же антиведьмин товар.  Вечером, когда вовсе смерклось и погасли окна ближних и дальних домов, Настя, дрожа, как в лихорадке от страха, зарыла пакет тех самых иголок в песок под старой, дощатой калиткой Василисы-Васьки. А утром её разбудило яростное громыхание в дверь. Открыла. Перед ней стояла с растрёпанными, седыми космами, измождённым, бледным до синевы лицом, запавшими вглубь глазами Василиса:
-О-о-ох,  – протяжно, жалостливо простонала она, - если бы ты знала, Настюшка, как мне было ночью трудно! О-о-ох! Измучилась, вся иссушилась я!...
И пошла, поникнув чуть ли не до земли всею своею костлявою фигурой.

А Настя надоила в то утро и в тот вечер от своей Ромашки по полнёхонькому подойнику молока.

28.10.2024