О зёрнышке

Весна. Поля, обласканные солнцем, отогрелись . Снег водою ушёл в пашню, напоил землю. И потянулись из села вереницы подвод. Настал черёд землепашцев потревожить плугами да зубастыми боронами отдохнувшие за долгую зиму поля, чтобы снова как и год назад, и два, и десятилетия прежде заколосились летом бескрайние сельские просторы золотом ржи и пшеницы.
- Прруу, постой милая.
Лошадь остановилась, задрав голову и жуя уздцы, недовольно покосилась одним глазом на хозяина: мол, зачем остановил? Так хорошо бежать ранним свежим утром навстречу восходящему солнцу.
Мужик спрыгнул с телеги, зябко поёжился, потянулся и, замкнув руки на затылке, прищурившись, посмотрел на показавшийся из-за горизонта яркий солнечный диск.
- Эх, красота-то какая!
Окинул взглядом телегу. Цокнул языком и сокрушенно покачал головой – из опрокинувшегося на бок не туго завязанного мешка тонкой золотой струйкой бежало зерно. Совсем малость упало на дорогу, рассыпалось по обочине.
«И пусть. Всё не зря. Кому-то в радость будет», - подумал он и, аккуратно собрав в горсть то, что было в телеге, вернул в мешок. Перетянул потуже. Улыбнулся, глядя на сынишку, сладко спавшего тут же, укрывшись тулупом. Пригладил ладонью его встрепанные жесткие волосы цвета спелой пшеницы и, вернувшись на своё место, дёрнул вожжи.
- А ну пошла, родимая! - скомандовал вполголоса. - А ну поспешай!
Посевная заканчивается быстро. Тянуть нельзя. Пока ещё хранит земля весеннюю влагу, зерно должно успеть дать всходы. Ведь первый дождь ещё не скоро.
Прошло время. Грозы весенние отгремели. Жаворонки песни свои отпели. Поднялись хлеба, заколосились. А вскорости как-то в раз и незаметно колосья пожелтели и отяжелели,  зерном спелым набухли, к земле пригнулись. Пора пришла хлеборобам в поле возвращаться, хлебушек собирать. Но теперь уже без помощников не обойтись: ведь там, где одно зернышко в землю упало – десяток колосков собрать нужно, а где горсть – там уже сноп вязать придется.
Спозаранок выехали из дома. Всем семейством. Бодро бежит лошадка. Торопится опередить солнце и добраться до своей делянки раньше, чем поля вспыхнут алым пламенем от первых его лучей, знаменующих начало нового трудового дня. Телега громыхает железными ободьями деревянных колес по сухим почти каменным колеям, пугает перепелов. Потревоженные перепела, обиженно вскрикнув «фити-пильвить», вспархивают и, перелетая дальше от дороги, снова прячутся, ныряя в луговое разнотравье речной поймы.
Деревянный настил телеги на кочках поскрипывает. Но это не мешает дремать детишкам, сон которых крепок несмотря на дорожный шум и утреннюю прохладу. Чтобы лошадь не сбавляла ход, глава семейства время от времени понукает её: «Ноо, ноо, не спи, красавица!» - и встряхивает вожжами. Хлыст лежит рядом, под рукой, но он не нужен. Лошадь понимает хозяина и послушно прибавляет ход. Жена, прислонившись к мужу спиной, с нежностью смотрит на спящих детей, изредка провожая взглядом улепётывающих прочь перепелов.
Дорога взбежала на пригорок, с которого показался начинающий алеть горизонт. Узкая полоска постепенно ширилась, разгоралась. В низинах стелился подкрашенный солнцем зыбкий туман. Мужик остановил лошадь, соскользнул с телеги на землю, прошёл вперёд.
- Глянь-ка только! – широко улыбаясь встреч солнцу, развёл он руками, охватывая ширь полей. – Сколько ни езжу здесь, всякий раз останавливаюсь, чтобы увидеть это чудо. Разве не чудо? – обернулся он к жене, завороженной рассветом, тихо стоявшей чуть поодаль.
Разбуженный остановкой с телеги спрыгнул мальчуган лет семи, старший из сыновей и главный помощник отца.
- Приехали? – тряхнул он головой цвета спелой пшеницы, чтобы проснуться. И не дожидаясь ответа, бросился к обочине. – Смотрите, хлеб! Хлеб! – восторженно закричал он, собрав в пучок спелые ржаные колосья.
По весне из телег, что спешили на посевную, просыпалось немного зерна. Может быть, даже это было то, что выронили и они. Оно проросло узкой полоской вдоль дорожной колеи.
- Батяня, дай мне мою косу! Пока вы солнцем налюбуетесь, я уже мешок хлеба накошу.
- Постой, торопыга! – рассмеялся отец. – Не ты сеял – не тебе и собирать. Твой хлеб тебя в поле ждёт. Вот там и покажешь, каков ты работник.
Мальчонка недоуменно пожал плечами и пытливо взглянул на отца: «Никак шутит надо мной?! Как же так? – подумал. – Вот он хлеб. Бери - и в мешок,  а он собирать не велит».
- Так пропадёт же, - недоверчиво возразил он. – Суслики поедят или перепела склюют.
- Ну значит, не пропадёт, раз накормит перепелов да сусликов, - ответил отец.
- Так они ж не сеяли! – хитро прищурился мальчуган. – Это справедливо, по-твоему?
Крестьянин подхватил сынишку под мышки и посадил в телегу.
- Так Господь им рук не дал – вот они и не сеют. А тебе дал, чтобы ты сам рожь сеял, сам жал, сам муку молол, сам хлеб пёк. Иначе зачем тебе руки даны? Будешь брать не своё - что не сеял, что не жал - руки-то и отсохнут. Не нужны будут тебе руки-то. Вот тебе и справедливость. Каждой животинке Господь даёт свой кусочек – не даёт умереть с голоду. А человеку Он дал больше – Он дал чуток Себя.
- Ну скажешь тоже, - хмыкнул мальчуган и осторожно покосился на отца, боясь, что тот вдруг остановится, и он тогда не узнает, что же такого в нём есть от Самого Бога.
- А как же! – усевшись в телегу и взяв вожжи,  он с хитрицой посмотрел на сына. – Вот к примеру, было такое. Однажды Господь одним хлебом накормил много-много людей. Ему достаточно было только преломить хлеб – и тогда из одного получилось два. Потом снова преломил – и снова хлеба преумножились. Мы, конечно, одним хлебом многих не накормим. На то Он и Бог, а мы люди. Но накормить всё же в наших силах. Не так быстро, конечно, но и мы тоже можем, - убедительно качнул он головой. – Для этого нам руки и даны. Нам нужно только засеять поле, собрать урожай, намолотить зерно, перетереть его в муку, сделать тесто и напечь хлебов столько, сколько нужно. Разве это почти не то же самое? – бросил он пытливый взгляд на сына. – Вот так Господь и наделил нас Своей силою –руки нам дал. Или вот другой пример. Как то Господь будучи на свадьбе из воды вино сделал. Не хватило гостям вина. А Он раз – и вот вам, пожалуйста. И мы так же можем с Его помощью. Нужно только посадить виноградные лозы, дождаться урожая, собрать его, отжать, в бочках выдержать и вот оно, вино.
Слушавшая, казалось, невнимательно, их разговор хозяйка вдруг встрепенулась и ткнула мужа кулаком в бок.
- Другой пример приведи!
- Что было, то было. Что я могу поделать? - муж рассмеялся, шутливо съёжившись от жёниного тычка. – Ну другой, так другой, - он склонился к мальчугану, внимательно слушавшему его. – Помнишь, мы возили по осени зерно на мельницу и по дороге останавливались у родника передохнуть?
- Ага, - кивнул мальчик, - ты мне ещё там свистульку из камышинки выточил!
- Ну вот, как ты думаешь, с чего бы это вдруг там родник появился? Кругом ни души! Поля да перелески. А тут откуда ни возьмись источник нерукотворный. Вода, как хрусталь, прозрачна, как лёд, холодна. Вкусна – не напиться никак.
Мальчик пожал плечами.
- Ну а как без него? Без него никак.
- Вот то-то и оно. Никак, - согласился отец, - вот потому-то Господь и пробил водичку из под землицы-то.
- Хм, - мальчик недоверчиво хмыкнул, - а почему ты думаешь, что Бог родник сделал?
- Ну а как же иначе? – улыбнулся ему отец. – Ведь никто ж из людей его не делал! А всяк, кто проезжает мимо в жаркий день, завидев его, восклицает: «Слава Богу, родник!» Или напьётся водички его живительной, холодной, лошадей напоит и снова говорит: «Вот и слава Богу! Теперь и в путь можно».  А нет путников – так птицы пьют, перепела там, жаворонки, те же суслики. Всех путников родник напоит, всякой твари жажду утолит.
- Тогда почему же Он не сделает его возле нашего дома? – пытливо взглянул он на отца.
- Хм, - настал черёд удивиться отцу, - а на что Он нам руки-то дал? – для убедительности своих слов раскрыл он крепкие мозолистые ладони перед сыном. – Колодец-то этими руками и выкопан. А если надо, то и море выкопаем. Была бы нужда.
- Погоняй-ка Пегашку, батя, - вдруг приняв не по годам суровый вид, кивнул мальчонка на лошадь, - солнце уже высоко, а мы всё беседы беседуем. Пора за косы взяться.
Отец одобрительно усмехнулся в усы, вздёрнул вожжами. Пегашка ускорилась, взбивая копытами маленькие облачка пыли. Скрип деревянной телеги и глухой стук копыт по иссохшей дороге сопровождала полная свежего утра торопливая трель жаворонка.
Прибыв на место и не дожидаясь, пока батя распряжёт лошадь, и всё семейство соберётся на краю поля, чтобы начать жатву, мальчонка схватил свою косу, которую отец справил лично ему под его рост, и направился к делянке.
- Батя, я начну.
Выпрягая лошадь, отец кивнул и, улыбаясь в усы, исподволь проводил взглядом сына.
Тот по-хозяйски деловито распорядился:
- Бабы, обождите, когда батя пойдёт за мной класть рядок, и приступайте к вязке.
- Слушаемся, хозяин, - рассмеялись в голос сёстры.
Мальчонка нахмурился, ничего не ответил, занёс косу и – вжик! вжик! Спелая рожь под взмахами маленького косаря послушно ложилась на землю золотыми волнами, ровно так, как учил отец.