Портрет серого кардинала

Глава 1

Эта забавная история, на грани скабрезности, рассказывает о том, как медсестра, полная отваги и самоотверженности, спасла репутацию одного из главных руководителей страны на пике застоя. И хотя всё это звучит как анекдот из перестроечных времён, на самом деле история — чистая правда.

Началась она в тридцатых годах прошлого века, когда, к слову, стартовала и политическая карьера того самого руководителя. Но расскажем сначала не о нём, а о том, как в городе Реченске Горьковской области возник советский химический гигант. Тогда никакого Реченска на карте и в помине не было, и даже речки, от которой он мог бы получить своё название, тоже. Стройку начали в деревушке с мрачным названием "Чёрное болото", названной так из-за соседства с настоящим древним болотом.

Перед областным руководством стал вопрос: как назвать будущий центр химической промышленности? Название "Чёрноболотинск" отвергли сразу — не подходит такой мрак для страны, строящей светлое будущее. Присвоить городу имя героя-революционера, как это делалось раньше, тоже не рискнули: мало ли, сегодня он герой, а завтра... Выручила случайность! Местный краевед Трепушин как раз опубликовал в областной газете статью о ремесленнике по имени Пахом Речка, который командовал дружиной ополчения в 1612 году. По пути на Москву для освобождения от интервентов его дружина сделала первую остановку именно в "Чёрном болоте". Назвать город в честь давно почившего героя оказалось и почётно, и безопасно.

С тех пор город рос, а с ним и химзавод, из труб которого валил дым всех цветов радуги. Работников заселили в бараки, возведённые на приличном расстоянии от завода: химическое производство, конечно, опасное дело. Но и это неудобное жильё со временем заменили "хрущёвками", которые решили квартирный вопрос, и как известно, «портил людей». Но "неблагодарные" жители заявляли: «В гробу видели такую жизнь!» и старались при случае найти работу в другом городе.

Причина? Да всё просто! Ещё на этапе планирования умные головы предупреждали власти о розе ветров, которая могла обернуться бедой. Но их отправили в лагеря, чтобы не умничали. Оказалось, зря: ветер теперь несёт от химзавода к городу выбросы, от которых жители Реченска вынуждены задыхаться, вдыхая ароматы аммиака и прочей гадости.

Во времена хрущёвской оттепели проблему подняли на самом верху. Решение нашлось: если завод закрыть нельзя, надо построить крупный медицинский центр. Так в Реченске появился медицинский центр всесоюзного значения, где и произошла история, о которой пойдёт речь.

Глава 2

— Куда так торопимся? — притормозила спешащего к выходу рентгенотехника Васю Носова старшая медсестра Антонина Карпова.

— Домой! Смену отработал, — буркнул Вася.

— А на доску объявлений взглянуть, Василий?

Вася лениво окинул глазами доску и, увидев объявление, обернулся с ехидной улыбкой.

— Ошибочка, Антонина Петровна, тут про партийное собрание, а я пока, к сожалению…

— Ага, вечно вы, молодёжь, торопитесь, — покачала головой медсестра. — Читай внимательно: от-кры-то-е парт-со-бра-ние. То есть должны быть все, не только партийные.

— Да ладно уж, чего там… — вздохнул Вася и поплёлся в актовый зал. Вслед за ним, довольная, засеменила Антонина.

В актовом зале уже собрались сотрудники, и завхоз Фадеич с улыбкой спросил:

— Ну что, Антонина, последнего изловила?

Но окружающие не разделили его веселья. В зале раздались нетерпеливые возгласы: «Начинайте уже!», «В школу за детьми пора!» и «С чехами сегодня играем!».

Врач Бармин, ведущий собрания, постучал карандашом по графину.

— Товарищи, нам выпала честь: на первомайской демонстрации наш медицинский центр пройдёт отдельной колонной! — торжественно сообщил он.

— А те, кто в этот день дежурит, освобождаются? — поинтересовался молодой терапевт Оськин.

— Нет, — Бармин развёл руками. — Наш центр не может прервать процесс лечения. Как говорится, мы, как сталевары у мартеновских печей, — на страже здоровья граждан!

Завхоз Фадеич сдержал смешок и, прикусив язык, поднялся с места.

— Вопросик у меня есть!

— Слушаем, Иван Фадеич.

— Демонстрация — это не только стройные ряды, но и знамена, портреты и прочая всякая дребедень. Всё это у нас будет?

— Будет! Но не дребедень, а атрибутика, уважаемый Фадеич. Горком партии обещал, — ответил Бармин.

— А ещё, как я слышал, за эту самую атрибутику положена денежка.

Мужская часть зала оживилась.

— За портреты классиков марксизма и членов политбюро — десять рублей, за правительство и транспаранты — по пять, — сообщил Бармин.

— Ну вот, опять несправедливо, — вдруг взволнованно встрепенулся Вася. — Кто-то за деньги пройдёт, а кто-то просто так?

— А Васька Носов останется с носом, — вставила пожилая санитарка Надежда Павловна. Зал взорвался смехом и шутками, но Бармин постарался восстановить порядок.

— Успокойтесь, товарищи, — сказал он. — Вопрос давно решён. Каждое подразделение больницы выдвигает активистов для несения портретов, остальные тоже получат вознаграждение: после демонстрации нас ждёт буфет с закусками и напитками.

— Опять мужикам всё! — вспыхнула Надежда Павловна. — Погуляет мужик, денежку получит, за воротник заложит. А мы, бабы, и стол накрывай, и гостей встречай!

— Да ты, Павловна, не ворчи, — отозвался завхоз. — Нам с Антониной на это ответить проще простого: если уж деньги мужчинам — так и водку самим не покупать.

— И то верно, — раздались одобрительные женские голоса.

Бармин объявил собрание закрытым, но попросил Антонину и Фадеича задержаться.

— Сейчас репетировать будем, — усмехнулся завхоз.

— Репетировать? — удивилась Антонина.

— Ну, представь: я стою на трибуне и изображаю парторга, а ты во главе колонны кричишь: «Да здравствуют советские пилюли, самые счастливые пилюли в мире!»

— Всё бы вам шутки! — строго надулась Антонина, но не выдержала и прыснула в ладонь.


Глава 3

– Веселитесь, товарищи, – сказал Бармин, разглядев ухмылки коллег. – Но шутки шутками, а дело у нас серьезное. Фадеич, завтра со своими ребятами съездишь на «скорой» в горком партии – заберешь транспаранты и портреты. Вот, держи список. А вы, Тонечка, как вернётесь, найдите меня, обсудим атрибутику. Надеюсь на вашу помощь.

Это нежное «Тонечка» никого не удивляло: обоюдная симпатия между медсестрой и парторгом была известна всем. Бармин помог ей устроиться на работу в мед центр, и в ответ был ей обязан…

Вообще, Тоня о вступлении в партию никогда не думала. История ее жизни была проста и понятна каждому советскому человеку. Родилась в 1935-м, третья дочка в рабочей семье. Когда она появилась на свет, семье выделили две комнаты в бараке, а вскоре родился и её младший брат. В 1941 году отец отказался от положенной ему брони и ушёл на фронт, вернувшись, к счастью, живым. Мать и старшие сестры в войну трудились на заводе, точили корпуса снарядов, а Тоня ухаживала за младшим братом.

В школе она страдала от лишнего веса и прозвищ вроде «пышка» и «жиртрест», смирившись с ролью «старой девы». Но всё изменилось, когда в больницу, где она работала медсестрой, привезли красавца Тимофея Карпова. Они полюбили друг друга с первого взгляда. Когда Тоня однажды решилась спросить, как он относится к её полноте, Тимофей улыбнулся и сказал:

– Тонечка, да мне как раз и нравятся полные люди. Такие обычно добрые и сердечные, как моя мама, на неё ты чем-то похожа. Перестань переживать и выходи за меня замуж!

Скоро у них появились дети, Танечка и Ванечка. Свекровь, поистине добрая душа, охотно помогала с воспитанием, и, когда дети пошли в школу, Тоня с мужем взяли домик в деревне, а затем встали в очередь на машину. Вскоре семья стала гордой владелицей «Москвича».

Однажды к ней подошел главврач больницы, по совместительству парторг, и спросил, не хочет ли она вступить в партию. Тоня ответила честно, что ей такое и в голову не приходило.

– Понимаете, Тоня, я врач, а партийная работа меня стала тяготить, – начал главврач, – но новый врач Бармин — перспективный партийный работник. Только вот у нас не хватает человека, чтобы соблюсти норму партийных членов. Поможете?

На семейном совете решили помочь хорошему человеку. И когда три года спустя формировался персонал нового мед центра, партийный секретарь Бармин первым делом пригласил Антонину Карпову к себе в помощницы.

 

Глава 4

К обеду в ординаторскую позвонил Фадеич, попросив Антонину и Бармина подойти к хозяйственному отделению.

– Это что за рухлядь ты привез? – нахмурился Бармин, оглядев портреты и транспаранты.

Фадеич ответил изображая строгого прокурора:

– Как смеете, гражданин Бармин, называть портреты руководителей партии рухлядью? Это не красит вас как партийного лидера!

– Ну-ну, не ёрничай, – отмахнулся Бармин. – После Первомая зайдёшь ко мне в партком.

– Да я же шучу, – поспешил отговориться Фадеич.

– Я тоже, – ответил Бармин и подмигнул Тоне.

Начали разбирать атрибуты.

– Цвет у транспарантов какой-то блеклый, – заметила Антонина. – Навряд ли дадут новые, а время поджимает. Ты скажи ребятам, пусть побольше красных шариков навесят.

Бармин вдруг остановился напротив портрета Генерального Секретаря КПСС, загибая пальцы и бормоча:

– В 1961 – Звезда Героя Соц труда, в 1966 – Герой Советского Союза, в 1976 – еще одна звезда… Итого четыре звезды. А на портрете их три!

Он посмотрел на Фадеича с подозрением.

– Ну, это портрет старый, – пожал плечами Фадеич. – Лёша Смертин из морга пририсует, сколько скажете.

– Только одну, Лёша! – предупредил Бармин. – И фамилия у него странная…

– Очень даже подходящая для работника морга, – фыркнула Тоня.

– А у этого «мужика» рамка треснутая, – продолжил Фадеич, указывая на портрет рядом с портретом Генсека.

– Мужик?! – возмутился Бармин. – Ты что, не знаешь, кто это?


Глава 5

Сегодня Тоня проснулась рано — дел было невпроворот, и все предстояло завершить до начала демонстрации. Сначала она выгладила рубашки мужа и сына — Тим собрался пройтись в колонне вместе с наследником от имени их нефтеперерабатывающего комбината. Затем написала записку дочери: «После шествия школьников сразу домой, никаких гулянок. Отметим в семейном кругу». Продегустировала ложкой оливье из тазика, который подготовила свекровь. И, чувствуя, что все под контролем, вышла из дома.

Май — любимое время года Тони. Весна возвращала природе бодрость после зимней спячки: солнечные лучи согревали, воздух был полон ароматов берез и кустарников, которые вот-вот распустятся. Весной легче было верить в перемены к лучшему. Тоня надеялась, что дочка успешно закончит школу, поступит в университет, и в семье наконец появится человек с высшим образованием. Глядя на сестру, и сын, возможно, возьмется за ум, сдаст экзамены и поступит в техникум. Может, повысят зарплату ей и мужу, и тогда получится отремонтировать дачу. А свекрови неплохо бы в санаторий, поправить здоровье — заслужила.

С такими мыслями Тоня дошла до мед центра. В сквере напротив уже собрались сотрудники, деловито переговариваясь в ожидании начала шествия. Глянула на часы — до демонстрации оставалось минут сорок. Войдя в кабинет, она взяла списки, ведомость и деньги для выплаты за участие в празднике.

Тем временем в хозяйственном дворе кипела работа. Микроавтобусы, которые метко называли «буханками», украшали бумажными цветами. Санитарка Надежда Павловна крутилась рядом, уговаривая «главного декоратора» Лешу Смертина прикрепить к цветам веточки вербы:

— Да иду я мимо церкви, смотрю, у входа аккуратно сложены ветки после Вербного воскресенья. Не пропадать же добру! Пристрой их, милок, как-нибудь, они ведь живые, людям приятно будет.

— С удовольствием бы, уважаемая, но начальство заругает, скажут: «Религиозная пропаганда», — отмахивался Леша.

По задумке, один микроавтобус должен был идти в голове колонны, и Тоне полагалось место рядом с водителем, чтобы не пилить пешком. Второй автобус вез завхоза и замыкал колонну медработников, а после шествия превращался в буфет. Завхоз Фадеич отвечал за «виночерпие», а завбольничной столовой — за бутерброды с докторской колбасой и иваси.

За два дня до праздника Фадеич раздобыл на фабрике три сотни бумажных стаканчиков и ожесточенно спорил с парторгом Барминым о дозировке.

— Споить весь народ хочешь?! — воскликнул Бармин, ошеломленный предложением «по бутылке на троих». — Почему на троих, а не на пятерых?

— Три — святая цифра: три богатыря, три сына у отца… А ещё великие умы доказали, что бутылка водки делится на двадцать семь глотков, на троих — по девять каждому, — уверенно отвечал Фадеич.

После дебатов решили: мужчине — 100 грамм, женщине — 75.

К времени выхода колонны посланцы от подразделений собрались у Фадеича за атрибутикой. Завхоз с трудом отбивался:

— Может, вам и вознаграждение сразу выдать? — хмыкнул он. — Все вопросы к Антонине — у неё списки. А вот и она, кстати!


Глава 6

— Товарищи, успокойтесь! Все получите по спискам. Фадеич, где атрибутика?

— В автобусе, — указал завхоз.

Когда «буханка» разгружала транспаранты, студент-практикант взмолился:

— Можно я понесу портрет первого секретаря ЦК Молдавии? У меня бабушка оттуда.

— Поменяйся с Трутовым, — предложила Тоня, глянув в список.

— Нашли дурака менять десять рублей на пять! — отрезал Трутов. — Но за полтинник обмен возможен.

Практикант замялся:

— Ладно, давайте оставим как есть.

Тоня заметила, что напротив портрета идеолога партии пустует строка — нести его должен был сам Бармин. И портрета в автобусе не оказалось.

— Фадеич, черт тебя побери, где портрет?!

— В подсобке, — ответил он. — Лёха рамку покрыл олифой. Держи ключи, не забудь закрыть!

Тоня вошла в подсобку, портрет стоял у окна. Проверив рамку, она понесла его к двери и только тут поняла, что оставила ключи в замке. Захлопнула! «Может, не защелкнулось?» — подумала Тоня, но замок сработал безупречно.

Решив позвонить сменщице, Тоня осмотрела подсобку, но телефона не нашла: шнур заканчивался перед сейфом. «Идиот, прятать аппарат, как будто за ним гоняются!» — возмутилась она.

Выбраться можно было только через окно второго этажа. Найдя бинты, она связала портрет и, обмотав бинтами, опустила его на землю. Вторая часть плана была рискованнее — спуститься самой. «Три метра, полтора от роста… не насмерть же ударюсь», — убеждала себя Тоня, но чем дольше она смотрела вниз, тем страшнее становилось.

До начала шествия оставалось пять минут. «Бармин пострадает из-за меня!» Отчаяние придало ей смелости. Повиснув на подоконнике, Тоня представила себя со стороны: немолодая женщина в нелепой позе, демонстрирующая всем нижнее белье! Краснея, она разжала руки.

Мальчишки, слонявшиеся возле больницы, успели заметить это эффектное падение, долго обсуждая цвет её белья.

Спуск оказался удачным — только сбитые коленки да порванные колготки. Тоня схватила портрет и побежала к колонне.

Бармин метнулся ей навстречу, схватил портрет и занял место справа от изображения Генсека. Завхоз усмехнулся ему вслед:

— Бинты-то с «Серого кардинала» снять не забудьте!

Когда Антонина забралась в автобус, водитель Николай спросил:

— Что смеёшься, Тонь? Праздник, что ли, уже в разгаре?

— Нет, Коль, просто праздник на носу — весело, вот и хохочу!

2017 г