Aut vincere, aut mori

Сон всё больше похож на ярко-жёлтое одеяло из верблюжьей шерсти; легкий и огромный, простёганный на пухлые квадраты пробуждения и мгновенного засыпания, он висит где-то во времени между прошлым и каждый раз зарождающимися лососёвыми всполохами средь серебряного неба.

Оно теперь так близко, и чья-то заботливая рука всё время держит тумблер в положении непрерывного показа немыслимого, но зримого слияния и поглощения света с облачными мазками.

Я сплю, как раньше, как тогда, как всегда было, а теперь прорезалось ярким зелёным отростком гордо стоящей на подоконнике розы, с прямой солдатской спиной и пышным тюрбаном лепестков. Сон-дефицит, сон-роскошь и он же зелье, капсула, раздавленная черничной тьмой комнаты-шкатулки, архивной ячейки, ключи от которой у него. И он - хранитель моего сна, так долго расплетавший тугую косу препятствий на пути к чайным церемониям, золоту драконьей радужки, горячему шёпоту, большим кошачьим объятиям, журчанию вина, как будто детским поцелуям понарошку, уводящим в омут взрослого и резкого забытья. Мы спим, опасаясь проснуться в разных и чужих грёзах, не найдя друг друга, словно этот сон сделан не нами, но теми, кто облегчённо выдохнул, посадив самолёт, притормозив поезд на нужной станции. И теперь они тоже пребывают в сладкой дрёме, не боясь, что наши и их грёзы не совпадут.

Aut vincere, aut mori. Я всегда знала, что победа даётся отчаянным и смелым, что умереть нестрашно, когда сердце уже не принадлежит тебе, но тому, кто в нём нуждается больше тебя.

Если однажды поставить на зеро, то можно никогда не пожалеть или же уйти, сгинуть ни с чем. И тут выясняется, что вера и есть тот самый шарик, который отстукивая в такт судьбе, отскакивает и падает в нужное деление.

Знать, что победителю достаётся всё, ещё не значит им быть, а позволить душе смотреть сон, сон всегда сбывающегося триумфа божественной воли и твоей, и моей дерзости.