Два королевских врага

Автор: Ева Энни Мэдден. Опубликовано в октябре 1907 года.
***
I.МОГУЩЕСТВЕННЫЙ ВРАГ 2.АНГЕЛ ПРУССИИ 3.В Йене 4.В ЛЕСНОМ ДОМЕ 5.ПУТЕШЕСТВИЕ
VI. ПАДЕНИЕ.7 ПО ДОРОГЕ В МЕМЕЛЬ 8.СРЕДИ ДРУЗЕЙ 9.ГНЕЗДО АИСТА.10 НОВЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ,XI. МАТЬ СВОЕГО НАРОДА,XII. ОТТО,13. ДНЕВНИК,14. ПРИНЦЕССА ЛУИЗА
XV. БРАКОСОЧЕТАНИЕXVI. ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ГАНСОМ 17. В ТИЛЬЗИТЕ,18. ПОБЕГ
19. ВРАГИ ВСТРЕЧАЮТСЯ.20 ОТВЕТ 21. ГЕРР ЛЕЙТЕНАНТ 22.ДНИ ТЬМЫ 23.ВЪЕЗД В БЕРЛИН
XXIV. "МОЯ КОРОЛЕВА, МОЯ БЕДНАЯ КОРОЛЕВА!"XXV. ПОСЛЕДСТВИЯ XXVI. ПРОВЕРКА
27. НАРОДНАЯ ВОЙНА,28. ПОБЕДА НАД ВРАГОМ 29. ТЮРИНИЯ,XXX. ВРАГИ В ПОКОЕ
*****
ГЛАВА I

МОГУЩЕСТВЕННЫЙ ВРАГ


Однажды днём, сто один год назад, старый Ганс взял маленькую Беттину
в гости к её крёстной, фрау Шмидт, которая жила в доме с красной крышей
недалеко от старой церкви Святого Михаила в Йене.

Беттина любила ходить к фрау Шмидт. Сначала они увидели Вильгельма, её
Сын крёстной, который был так добр к ней, вырезал ей игрушки из дерева
и рассказывал всякие чудесные истории. А ещё были
солдаты. Они были повсюду: стояли группами на рынке,
маршировали в строю или грохотали копытами по никогда не затихающим
улицам.

Дорога из дома Беттины в Йену шла через густой, тихий, зелёный
лес, и когда они с дедушкой прогуливались там в тот октябрьский
день, девочка попросила его рассказать ей сказку.

"Ja, ja, моя Беттина," — старик улыбнулся ей, — "это старый
Фридрих Барбаросса."

Затем, начав со слов «Давным-давно», он рассказал ей, как в пещере в их собственном
Тюрингском лесу на горе Киффхойзер старый император Германии
спал сотни и сотни лет, положив голову на локти,
которые покоились на большом каменном столе в центре пещеры.

«И его борода, дитя, отросла до самого пола, и она красная, как пламя, а волосы — они тоже красные, совсем огненные, дитя, говорят, — окутывают его, как вуаль. А перед пещерой и вокруг неё — ты сама их увидишь, малышка, если пойдёшь туда, — кружат вороны, каркая и каркая и летая по кругу».

— А когда проснётся старый император, дорогой дедушка? — у Беттины был
милый, высокий голосок, в котором слышалось нетерпение. Старик
покачал головой.

 — Никто не знает, дитя, — ответил он, — но я всегда слышал, что однажды
вороны расправят крылья, громко каркнут и навсегда улетят с горы. А потом, — его голубые глаза сверкнули, — старый Кайзер
проснётся; он возьмёт в руку свой огромный меч и, крепко сжимая его,
выйдет из своей мрачной старой пещеры на солнечный свет.

«А потом, дорогой дедушка, что потом?»

«Великие дела будут совершены, дитя моё». — Его глаза снова сверкнули.
"Германия вытянется, как старая Рыжая Борода. Она тоже
спит, и она возьмёт свой меч в руки и выйдет, и мы
будем одним народом, одним великим, великим Отечеством». — Старое лицо
стало мечтательным, а голос — очень тихим.

"И всегда будут войны, дорогой дедушка?"

Ганс покачал головой.

"Нет, нет, старый Рыжебородый должен принести войну, которая принесёт мир."

Ганс на мгновение замолчал, а затем, рассмеявшись, запел очень низким голосом старую немецкую песню о том же кайзере
Барбаросса, и когда Беттина подхватила мелодию, она тоже запела, и старый лес звенел от музыки всю дорогу до Йены.

Когда они вошли в город, старик подвёл Беттину почти к церкви.

"А теперь, малышка, — сказал он, — беги к тёте Гретхен и попроси её присмотреть за тобой, пока я не вернусь после ужина.

«Auf wiedersehen, дорогой дедушка», — и девочка вприпрыжку побежала в дом своей крёстной,
говоря: «Добрый день, дорогая тётя Гретхен!»

Вильгельм был дома, и он вырезал для Беттины маленькую куколку, и она
очень обрадовалась, слушая рассказы о солдатах и обо всём остальном.
что они делали в Йене, но ей было всего девять лет, и она устала после прогулки, поэтому, когда после ужина дедушка открыл дверь, она крепко спала в кресле, свесив уставшие ножки.

Фрау Шмидт сердито поздоровалась с ним.

"Не оправдывайся, Ганс," — сказала она. "Ты забыл ребёнка, я знаю. Может, ты был дома и тебе пришлось вернуться за ней? — Нет? Ну,
что же тогда тебя задержало? Ты же знаешь, Ганс, как будет волноваться её мать, если ребёнок останется на улице ночью.

Старик опустил голову. Конечно, он забыл о ребёнке. Он был
он всегда всё и всех забывал, и однажды, как всегда твердили ему женщины
из его семьи, он, несомненно, получит хороший урок, который, возможно, научит его запоминать.

— «Вы правы, Гретхен», — сказал он, — «но, видите ли, моя дорогая, когда старый солдат Фридриха Великого снова встречает пруссаков, ему есть что рассказать, не так ли?» — и он с улыбкой посмотрел голубыми глазами на доброе, полное лицо фрау Шмидт.

 «Ну-ну, — сказала она, и её хмурое лицо разгладилось, — но давайте, это же
ужасная ночь, и ты должен выпить стакан пива, прежде чем отправиться
в темноту. Вилли, открой-ка там бутылку.

Затем она подошла к Беттине.

"Просыпайся, Либхен," — и слегка встряхнула её.

"Это Фридрих Барбаросса?" И Беттина вышла из царства грёз.

— Нет-нет, дитя, это дедушка, — и она закутала девочку в свою шаль. — Но теперь проснись. Уже поздно, и пора идти домой к маме.

Затем она повернулась к Гансу, крепко держа Беттину за руку.

 — Быстрее, друг, поспеши, — сказала она, — и уходи. Ночь ужасна
и Анхен будет тревожно, она не?" И она кивнула на Вильгельма
держат на свету.

Осушив свой бокал, Ганс поставил ее на стол со вздохом
удовольствие.

- Да, да, - сказал он, запахивая плащ поплотнее.

- Минутку, - и фрау Шмидт подошла к высокой плите из зеленого фарфора,
которая до растопки служила ей хранилищем.

— Вот, — сказала она и достала из одного из его углублений свёрток, перевязанный бумагой и верёвкой.

 — Пожалуйста, сосиски для Анны, — и она протянула Хансу свёрток, — и наилучшие пожелания.

Затем она по-доброму, по-быстрому проводила их до двери, по пути плотнее укутывая
Беттину.

"Auf wiedersehen, до свидания, до свидания," — и она открыла дверь.
"Погода и правда ужасная. Вот, Вилли, вот, сынок, держи
свечу повыше. Да, да, так лучше. Ты видишь, Ганс? Спокойной ночи,
Беттина. Передавай привет своей дорогой маме, и спокойной ночи,
спокойной ночи.

 «Спокойной ночи, дорогая тётя, спокойной ночи, Вилли», — и Беттина сонно побрела прочь вместе с дедушкой, а Вилли крикнул ей вслед, чтобы она не позволяла Королю Эрлу забрать её.

Это была действительно ужасная ночь. Свеча, которую Вильгельм высоко держал,
долго стоявшая в дверях, не производила особого впечатления на туман, который,
окутывая мир тайной, жалил Беттину в лицо, душил ее
это вызывало у нее странное ощущение, что она потеряла даже сам мир
.

Она придвинулась ближе к дедушке и прижалась к его боку, ее рука
искала его в темноте.

— Да, да, малышка, — сказал он, — не бойся, дитя, дедушка знает
каждый шаг на этом пути.

Может, он и знал дорогу, но уж точно не знал, что там будут лужи.

Плюх!

Маленький деревянный башмачок Беттины погрузился глубоко в воду.

Бум!

Одна нога застряла в яме, куст крепко держал её шаль.

Всё будет хорошо, когда они доберутся до леса и тропа пойдёт прямо между елями, но здесь было ужасно.

"О боже, — простонал Ганс, плескаясь и спотыкаясь, — но твоя мама будет ругать тебя, малышка! Но что мог сделать твой бедный дедушка? Я считаю, что
хорошо, когда человек узнаёт новости о войне, и, разговаривая с солдатами, я
забыл о времени.

 «Не волнуйся, дорогой дедушка», — раздался из тумана тихий голосок.
«Мама будет спать, а мы проскользнём, о, так легко, как кошечки, и она не услышит ни звука».

Беттина заботилась о дедушке, как о старой женщине, как всегда говорил её отец, и поэтому она старалась говорить очень смело.

Она могла говорить смело; говорить легко даже маленьким Беттинам.
но чувствовать себя храброй — совсем другое дело, и в глубине души Беттина была напугана до смерти.

 Вилли рассказал ей историю о Короле эльфов, который заманивает детей,
гуляющих по ночам.  Он обещает им игрушки и всякие забавы,
а потом, когда они слушают его застежками их на руки, пока они не
замороженные и мертвых. И этот король воспитывает двух дочерей, и они взывают
через шторм.

Он мог достать ее, это Ерл Кинг?

Маленькая Беттина вся дрожала.

Откуда-то со стороны Йены она наверняка слышала топот, а иногда ей
казалось, что она видит в тумане развевающуюся мантию короля Эрлов.

Но ее дедушка продолжал говорить.

"Да, да, - сказал он, - мы победим их, мы победим их. Мы преподадим французам
На этот раз урок, все наши солдаты обещают это. И это
Корсиканец — мы и его научим. Почему бы и нет? Нас, пруссаков, трое против одного француза, и к тому же мы солдаты Фридриха Великого. Ja wohl, малышка, мы одержим славную победу!

Но Беттина не слушала.

Пока дедушка продолжал говорить, её маленькая рука
похолодела в его ладони, язык пересох, а по спине, казалось,
текла вода.

Это был Король Эльфов, Ах, Боже мой! она знала это.

Его глаза сверкали, как огромные звёзды, сквозь туман.

Они приближались всё ближе и ближе, и она услышала топот его коня, и,
о, если бы он позвал её, даже дедушка не смог бы её удержать, Вилли так
сказал.

Глаза становились всё ярче и ярче.

«Дедушка», — попыталась она позвать, но горло не слушалось. Король Эрл
приближался, и между его глазами она увидела что-то огромное,
высокое, белое и ужасное. Оно приближалось. Ближе! Ближе!

«О боже!» — голос её дедушки разрушил чары. «Но кто
идёт?»

 Затем два огромных глаза внезапно превратились в факелы, и один из них держал
начальник почты в Йене, а другой — французский офицер, и
Между ними в свете фонарей виднелся белый конь, а на его спине сидел мужчина,
чьи глаза, казалось, проникали сквозь туман и темноту.

 Беттина прижалась к дедушке. Тот, кто был на коне, напугал
её так же сильно, как если бы он был Королём эльфов. Она никогда не видела таких пронзительных глаз и не испытывала такого ужаса. Он был невысоким и полным, в зелёном плаще с белыми отворотами. Его шляпа была надвинута на лоб спереди и сзади, а его рот был таким же красивым, как и всё остальное его лицо, жёсткое и пугающее. Но даже его красивые губы, казалось, говорили: «Держись подальше».
— Уйди с дороги, или я проеду по тебе.

Одной крепкой рукой он держал поводья, а другой, крепко сжимая хлыст, указывал сквозь туман на смутные очертания огромной старой горы Дорнбург.

Он говорил по-французски.  Беттина не понимала его, но
Ганс, который, как и большинство немцев того времени, говорил на обоих языках, услышал, как он сказал:

«Эти пруссаки покинули высоты. Они испугались», — затем, презрительно усмехнувшись, он прервал себя, — «испугались ночи, — продолжил он, — и спустились спать в долину. Они считают, что
«Мы не воспользуемся их сном». Он снова засмеялся, и так неприятно, что Беттина вздрогнула. «Но они ужасно ошибаются, эти старые пердуны!»

Смех присоединился к его смеху, и позади него появились две лошади, а факелы осветили их всадников — французских маршалов в форме.

Но почтмейстер молчал, и его лицо мрачнело.

Что касается Ганса, то он пробормотал себе под нос, обращаясь к Беттине:

- Ах Химмель, но послушайте его. Он называет генералов Фридриха Великого
"старыми париками".

- Дедушка, - Беттина потянула его, чтобы он наклонился и послушал, - это тот самый
Эрл Кинг? Он меня достанет?

«Король Эрл?» Старик был совершенно озадачен. «Тот, что на белом коне, дитя? Это, моя Беттина, император!»

 Император! О, боже! Тогда Беттина действительно пожалела, что не осталась дома с матерью. Лучше король Эрл, лучше старая ведьма, которая
Ганс и Гретель, лучше любого количества жестоких мачех: лучше всех
ведьмы, великаны и людоеды, чем ужасное чудовище, которое все называли "
Император!"

Только в тот день была ее крестная сказала Вилли, что он жил, но по
кровь и смерть следили за каждым шагом, что Белый конь.

«Для мира было бы лучше, если бы Бог забрал его», — добавила она, и теперь
это ужасное чудовище направило на неё, маленькую Беттину
Вейланд, свой хлыст и спросило у почтмейстера, кто эти люди, стоящие у него на пути.

Получив ответ, он жестом велел им быстро пройти.  Затем,
спрыгнув с лошади, он и его генералы поднялись на холм Йены.

Когда Ганс и Беттина продолжили свой путь, он последовал за ними, и
то, что он говорил, было не очень приятно, потому что он ругал маршала Ланна
за то, что его артиллерия застряла в ущелье. А потом Ганс услышал
что-то о пруссаках и доброе утро.

Что касается Ганса, то он был вне себя от ярости.

"'Старые парики,'" — бормотал он, — ''старые парики,'" — в самом деле! Ты слышала, Беттина, как этот негодяй назвал наших генералов ''старыми париками'"?

Но Беттина думала о себе, а не о прусских генералах.

— Дедушка, — воскликнула она, — дедушка, император нас поймает?

Её дедушка почти весело рассмеялся.

— Nein, nein, малышка, — сказал он. — Через день или два солдаты
Фридриха Великого отправят этого белого коня обратно в Париж.
 Nein, nein, моя маленькая Беттина, бояться нечего. Но иди сюда,
— Это наша тропинка в лесу. Теперь мы в безопасности и выбрались из лужи.

 Их дом стоял на опушке густого зелёного леса, маленький лесной домик с красной крышей, мощеным двором, сараем для коров и садом перед домом. Это было прекрасное, но очень уединённое место, но они должны были жить там, потому что отец Беттины, Каспар Вейланд, был младшим лесничим. Но как раз в то время он был в армии, а фрау Вейланд была одна
с детьми.

Ее голос донесся до них почти сразу, как они вышли из глубины
леса.

"Отец, это ты?" - позвала она. "Отец!"

— Да, да, дорогая дочь. Открой дверь и послушай новости.

 — Слава богу, что ты пришла. — И она появилась в дверях, держа в одной руке свечу, а другой прикрывая ночную рубашку.

 — О, отец, отец, как ты мог?

Она была молода и похожа на взрослую Беттину с золотистыми волосами,
выбившимися из-под ночной рубашки. Она поспешно закрыла дверь, когда
они вошли.

"Анхен, Анхен," — старик не стал оправдываться, — "мы только что видели
императора в полях под Йеной."

"Императора!" — фрау Вейланд поставила свечу. Кивнув отцу, она
Она вскрикнула, заламывая руки:

"О боже! О боже! Тогда, отец, нам предстоит битва."

Старик пожал широкими плечами.

"Может быть, дочь, — он наклонился и поцеловал её, — но кто знает?
Пруссаки сегодня ничего не сказали."

Затем, сидя на деревянном стуле у стола, она, стоя и слушая, держа Беттину за руку, он рассказал всё, что слышал в Йене, и
описал их приключения, а усталая маленькая Беттина сонно слушала. И
он рассказал, как прусские солдаты рано легли спать из-за сырости и тумана, и как у них не было плащей, и как
выдавая, что уже несколько дней они питаются наполовину.

 «Но они храбры, дочь моя, — добавил он, — и ты никогда не слышала такого хвастовства.  Они уверены в победе, Анна.  Принц
Гогенлоэ был с ними сегодня днём, и он смеялся как мальчишка, когда один солдат заявил, что поймает одного француза, другого, третьего, четвёртого и так далее.  Ты никогда не слышала такого хвастовства».

Фрау Вейланд покачала головой, и её ночной чепец подпрыгнул.

"Хвастовство, отец, ещё никому не приносило пользы. Важно то, что ты делаешь, а
император в такую погоду изучал поле, и
Пруссаки спят. Ах, я не нахожу в этом ничего многообещающего.

Затем она внезапно подбежала к отцу и прижалась к нему, как ребёнок,
её голубые глаза смотрели на него, как у Беттины.

"Ах, отец, — её губы дрожали, — если будет битва и мой
Каспар..."

Старик обнял её своими сильными руками. Она была его единственным ребёнком и
лучшей из дочерей.

"Будет битва, дорогая Анна," — сказал он очень серьёзно; "сейчас идёт война, и она должна быть. Но почему Каспар должен пострадать? Посмотри на
меня..."

Его глаза загорелись, и дочь, которая знала, что будет дальше,
высвободилась из его объятий и встала.

— Ну, в битве при…

— Да, да, отец, — перебила фрау Вейланд с полуулыбкой. Когда её отец начинал говорить о битвах, время могло идти своим чередом. — Я знаю, ты мне рассказывал. Но давай вернёмся к нашей маленькой Беттине. Она должна немедленно лечь спать. Уже довольно поздно, видит Бог.

Затем она отстегнула булавку от шали Беттины и стряхнула с неё влагу.

 «Спокойной ночи, дорогой отец, — она нежно поцеловала старика, — спи спокойно,
а я разбужу тебя утром. О, сосиски от
 Гретхен? Большое спасибо и спокойной ночи. Пойдём, Беттина, — и она
направилась к своей комнате.

Ее отец двинулся в противоположном направлении. На пороге
второй двери он остановился.

- Аннхен, - позвал он, потому что его дочь ушла.

- Да, отец, - она вернулась к своей двери, держа Беттину за руку.

«Он назвал наших генералов «старыми пердунами», «старыми пердунами», ты поняла, дочь? Генералы армии Великого Фридриха, а он — выскочка, негодяй-корсиканец. Старые пердуны, как же! Пусть только подождёт, чудовище, мы ему покажем, мы ему покажем».

С последним «спокойной ночи» старый солдат Фридриха Великого удалился
и продолжал храпеть на своей перине, как ни в чём не бывало.




Глава II

АНГЕЛ ИЗ ПРУССИИ


На следующее утро фрау Вейланд разбудила Беттину рано.

"Доброе утро, дорогая, — сказала она, целуя её в круглую щёчку.
"Дедушка должен пойти далеко в лес. Ты не хочешь пойти с ним?
Ты можешь взять маленькую корзинку, как у сборщицы хвороста, и принести маме немного хвороста.

Беттина была рада встать. Она ужасно провела ночь. Всю
ночь ей казалось, что ужасный император постоянно пытается
поймать ее, и тогда она, вздрогнув, просыпалась. Иногда у него была
длинная рыжая борода, иногда он был окутан серым туманом и носил золотую
корону; и всегда он был верхом на белом коне.

Мать ласково посмотрела на нее.

- Если ты устала, дорогая, - начала она, но Беттине не терпелось уйти.

"Нет, нет, дорогая мама, - воскликнула она, - я люблю ходить с дедушкой".

Поэтому она поспешно оделась, выпила молоко, съела хлеб и
сказала своей матери "Auf wiedersehen". Затем она отправилась в путь вместе со своим
дедушкой. Фрау Вейланд стояла в дверях и наблюдала за ними, помахивая
рукой и улыбаясь.

Она была очень красива. Когда ей было шестнадцать и она только что обручилась с
Каспаром Вейландом, люди говорили, что она похожа на «Лорелею»,
девушку, которая сидит на скале на Рейне и поёт песни, чтобы очаровать
лодочников, всё время расчёсывая свои золотые волосы и глядясь в
украшенное драгоценными камнями зеркало.

И она была так добра к старому Гансу, никогда не ссорилась с Беттиной, и
всегда еда была горячей и готовой, а в доме было чисто и тихо.
У двери росла виноградная лоза, и октябрь принёс с собой заморозки и
сделал её багряной. Она обвивала её, как рама, когда она стояла
там, такая нежная и улыбающаяся. Все еще был туман, но уже пробивался свет
в небе, перед которым туман должен был скоро рассеяться. Когда они подошли к воротам
Ханс повернулся, чтобы в последний раз сказать "Auf wiedersehen" своей Аннхен.

Это означало "До новой встречи", и литтл сделал старику

Ганс думать, как он махнул рукой дочери, что не во всех
он был когда-нибудь снова услышать его златокудрой Анне. Как он мог?
Что могло случиться? Она никогда в жизни не чувствовала себя так хорошо, и они с Беттиной
вернутся к ужину. Они с девочкой весело вошли в дом
лес, и вскоре сквозь туман они увидели большой красный шар
солнце, которое становилось все ярче и ярче.

Что касается фрау Вейланд, то она вернулась к своей работе. Нужно было многое сделать:
помыть и одеть двоих детей, прибраться в доме, покормить цыплят,
приготовить сливочный сыр и ужин для семьи.

При дневном свете стало видно, что Ганс высокий и сильный, с широкими плечами и
походкой солдата. Его седые волосы были зачёсаны назад и собраны в хвост,
а на одной румяной щеке виднелся шрам от сабельного удара. Ганс очень гордился
этим шрамом, потому что получил его в одном из сражений Великой
Фредерик. Его глаза были похожи на глаза его дочери и на глаза Беттины, очень
голубые, и очень большие, и светились нежностью. Но в глазах Ганса
было что-то другое. Они сразу стали веселыми и полными
мечтаний, как будто он мог шутить и в то же время быть очень меланхоличным.

Как для Беттины, она была маленькой волшебной девочки, которая споткнулась и
казалось, едва касались земли. Её золотистые волосы были заплетены в две тугие косички, спускавшиеся до талии. Её платье было красным, с очень высоким вырезом под мышками и узкими манжетами. Её голова была
Она была совсем голая, а к спине у неё была привязана маленькая плетёная корзинка, в которой она
носила домой сосновые шишки или дубовые листья для козы.

«Я собираю хворост, дедушка», — притворилась она и поплелась за ним.

Она любила своего дедушку. Он рассказывал такие красивые истории и никогда не сердился,
как её дедушка Вейланд, который всегда говорил, что детей нужно видеть,
а не слышать, и совсем не таким приятным тоном, каким он разговаривал со взрослыми.

"Я люблю лес, дедушка." Глаза Беттины заблестели.

"Да, да, малышка," — сказал Ганс, — "по-немецки любить всю природу, и,
— Воистину, наш лес прекрасен.

 Беттина кивнула и огляделась, глядя на высокие, словно великаны, сосны, и втянула носом густой аромат елей. Она была рада, что живёт не в Йене, а в глубине этого чудесного тюрингского леса, где стволы деревьев похожи на армии солдат. В лесу было так красиво.

На его толстом ковре из сосновых иголок росли прекрасные мухоморы, красные, жёлтые
и коричневые, а иногда причудливой формы, полосатые, похожие на
зонтики и парасоли. А мох был густым и рос, как бархат
ковёр и поднимал вверх самые милые маленькие красные чашечки, а папоротники колыхались, как перья, а весной распускались ландыши, которые звенели крошечными белыми колокольчиками, чтобы феи могли прийти и потанцевать вокруг весёлых маленьких поганок. А позже появились кентерберийские колокольчики, такие красивые и фиолетовые. А по деревьям туда-сюда бегали большие рыжие белки с пушистыми хвостами, которые поглядывали на неё своими блестящими глазами, и иногда она видела маленькие стайки оленей и крошечных оленят с их матерями, и их глаза были похожи на «Маленького Брата» из сказки.
Ведь именно в этих лесах когда-то жили ведьмы,
и феи из «Гримм», и многие персонажи немецких сказок.

Беттина знала, что феи спят на мху и танцуют под
погаными грибами, только странно, что она никогда их не видела, как и её
мать, отец, дед и Вилли.

Но они были там.  Об этом говорилось во всех сказках.

«Как ты думаешь, дедушка, — спросила она, — «Маленький братик» действительно
превратился в оленёнка?»

«Кто знает, Киндлейн?» — ответил старый Ганс, но его мысли были заняты
чем-то другим, а не Беттиной и её сказками.

«Тяжёлые времена! Тяжёлые времена! — бормотал он. — Вечно где-то война, и что тогда делать бедным людям? Работать! Работать! Работать!»

 Беттина была слишком мала, чтобы понять, но, конечно, дела шли плохо.

 Король Пруссии объявил войну императору Франции;
Герцог Веймарский, правитель леса, по которому они шли, и друг
великий поэт Гете присоединился к королю в качестве его союзника. И теперь
солдаты были повсюду.

Солдаты не были чем-то новым для Беттины. Она видела их всю свою жизнь.
Но Император франции! Это было совсем другое дело, и ужасное.
Она вздрогнула, когда дедушка пробормотал его имя.

Он был ужасным человеком. Ее мать всегда так говорила. При упоминании его имени
каждый ребенок в Германии вел себя подобающе. И подумать только, что она,
Беттина Вейланд, видела это чудовище на белом коне, о котором все
так говорили.

Вспомнив предыдущую ночь, Беттина задрожала. Кроме того, ей казалось, что она слышит какой-то странный гул — негромкий, но доносящийся издалека, со стороны Йены, гул, который её пугал.

Но старый Ганс, казалось, ничего не слышал.  Его разум, как и полагается старому разуму, был занят другим.
Он отправился в прошлое и забыл о Тюрингском лесе,
о красноглазых рыжих белках, оленях и даже о маленькой Беттине, которая так
невинно болтала, семеня за ним.

В его время мир сильно изменился, старое уходило,
и никто не знал, что будет дальше.

В Америке колонии под руководством Вашингтона обрели независимость и
основали республику. Во Франции произошла ужасная революция, и
Людовик XVI и Мария-Антуанетта были казнены на гильотине. A
Корсиканский солдат сначала стал первым консулом Франции, а теперь он был
Императрица Беттина так боялась. Священной Римской империи, император которой жил в Вене и правил Германией, больше не существовало, а император Франции Наполеон развязал войну по всему миру. Европа воевала на протяжении всей жизни Ганса, и все маленькие страны принадлежали то одной большой стране, то другой, так что иногда было трудно понять, кто является их правителем.

«А теперь, — сказал Ганс вслух, — французы вошли в Тюрингию, и
начинаются наши беды».

Насколько ужасными окажутся эти беды, старик даже не представлял.
Он и не подозревал, когда шёл с Беттиной, что не пройдёт и двадцати четырёх часов, как падёт его страна, не станет его дома, а Тюрингия будет залита кровью и наводнена солдатами.

Но он знал, что король Пруссии и герцог Брауншвейгский
находятся в Ауэрштедте, принц Гогенлоэ — в Йене, а Наполеон с французами — неподалёку.

«Но битвы не будет, это чепуха», — говорили ему пруссаки в Йене. «А если бы она была, кто, скажите, победил бы, как не солдаты Фридриха Великого? Разве его армия не была непобедимой?»

"Какое это имеет значение?" они отвечали, когда кто-то осмеливался сослаться на
Наполеона и его победы. "Он должен уступить нам, пруссакам. Почему бы и нет? В тот момент, когда
он услышал, что мы в Йене, разве он не покинул Веймар в
спешке и не отступил в Геру?"

В безопасности они отправились отдыхать, и пока они спали, Наполеон
планировал для них сюрприз.

Пока старый Ганс размышлял, он вдруг понял, что имел в виду император, когда
пожелал ему доброго утра.

"Дедушка, о, дедушка!" — в испуге воскликнула маленькая
Беттина. "О, дедушка, что случилось?"

Шея Ганса вытянулась вперёд, он навострил уши, всё его тело напряглось, потому что в тишине безмолвного зелёного леса внезапно раздался рёв, глубокий, полный и устрашающий.

"Дедушка!"

Старик повернул к нему взволнованное, как у мальчика, лицо.

"Himmel, дитя, Himmel!" — воскликнул он. "Император желает тебе доброго утра.
Это пушки, которые вы слышите. Битва при Йене началась!

«Ну же, ну же, — продолжал он, — я не пойду дальше. Пусть деревья
позаботятся о себе этим утром. Ну же, ну же! Что нужно старому
«Что солдату Фридриха Великого делать с елями, когда пушки
готовятся к битве?» — и он быстро зашагал в противоположном направлении.
 Беттине пришлось бежать, чтобы не отставать от него, и она
задыхалась, а сердце у неё бешено колотилось.

 Но грохот был таким ужасным, что она была рада
бежать, чтобы избавиться от него.

 Если это был голос Наполеона, здоровающегося по утрам, то неудивительно, что люди его боялись.«Дедушка, — задыхаясь, проговорила она, — дорогой дедушка, отдаст ли император моего
отца?»

Лицо Ганса, сияющее от радости, внезапно посерьёзнело. Он забыл о своём
зять, как он всё забыл. Он остановился на узкой лесной тропинке
и поднял свои старые голубые глаза к небу.

"Давай помолимся доброму Богу, моя Беттина. Только он может спасти его в
битве."

Мгновение он стоял молча, глядя в небо, которое виднелось между
елистыми деревьями. Когда он закончил молиться, то пошёл медленнее и по дороге рассказал Беттине, почему французы и пруссаки сражаются. Он сказал, что в течение восьми лет король Пруссии держался в стороне от всех сражений в Европе, хотя и Россия, и
Австрия умоляла его помочь им. Но он заявил, что его страна
слишком бедна, он любит мир, а его народу нужен покой.

"А разве это было не правильно, дедушка?" - спросила Беттина, которой говорили
что драться - это плохо.

"Возможно, дорогое дитя, возможно", - ответил старый солдат, - "но это
хорошо помогать нашим соседям, когда они в нас нуждаются. Но король Пруссии добрый и бережливый, совсем не такой, как старый король, который так много тратил и чьи министры навлекли на Пруссию все эти беды.

Затем он объяснил, что Наполеон не оставит короля Пруссии в покое.
как он раздражал его насмешками, как он провоцировал его
бесчинствами, нарушив торжественное обещание относительно Ганноверского королевства,
расквартировав десять тысяч солдат на немецкой земле, образовав весь Юг
Германские государства объединились в Рейнскую Конфедерацию, чтобы зависеть от него, а
не от императора Австрии или короля Пруссии, и последнее, и
хуже всего то, что, бросив вызов национальным законам, он провел маршем французских солдат
через нейтральную Пруссию.

«Король Пруссии — хороший человек, моя Беттина, очень хороший человек», — кивнул старый
Ганс. «Он накопил много денег для Пруссии, но ни один человек не может
всё, и теперь у нас война.

Беттина пыталась слушать, но всё, о чём она могла думать, — это ужасный
император на своём белом коне. Она снова видела его в зелёном
пальто с белыми отворотами и чувствовала, как блестят его глаза под
странной шляпой, а теперь он стрелял из пушек по её отцу. Она не
могла сдержать слёз при этой мысли, и они покатились по её щекам и
каплями упали на красное платье.

«Он поймает нас, дедушка, он поймает нас?» — закричала она.

"Nein, nein, малышка," — ответил Ганс. «Этот белый конь взбрыкнет
«Он развернётся и отправится обратно в Париж, возможно, уже сегодня вечером».

 «Слава Богу!» — сказала маленькая Беттина так, как говорят все немцы. Затем она вдруг указала вперёд.

 На поляне в лесу, где росли буки, а не вечнозелёные деревья, у журчащего ручья, который протекал между скалами, стояла группа лесорубов. Все они были женщинами в коротких цветных юбках и свободных куртках, с большими плетёными корзинами, полными хвороста, на плечах, с непокрытыми головами
и слегка наклонились из-за палок, и их лица были испуганными и дикими.

"Герр Ланге! Герр Ланге!" — позвали они, увидев Ганса и маленькую
Беттину. "Что это? Что это за грохот?"

"Пушка," — коротко ответил Ганс. "Битва, женщины, началась при Йене."

Затем раздался шум разговоров и слез и перекрикивая например, никогда не слышал
из Германии. Луиза муж с герцогом; Эмма, сын, Греты,
любовника, Магдалена, отец.

"Ach Gott! Ach Gott! Ах, боже мой!" - всхлипывала женщина с печальными темными глазами и
большими косматыми белыми бровями. "Поляки убили моего мужчину, - причитала она, - этот
— Французы, мои сыновья, а теперь…

— Её внуки с герцогом, — объяснила розовощёкая женщина, которую остальные называли Минной.

— Ну-ну, женщины, — Ганс добродушно переводил взгляд с одного заплаканного лица на другое, — кто сказал, что ваших мужей и сыновей убьют? Они могут вернуться домой победителями, почему бы и нет? Пруссаков трое на одного француза. Это солдаты Фридриха Великого, и разве ваш храбрый герцог не помогает им? Ну-ну, вытри слёзы. Сейчас главное — выбраться из этого леса. Кто знает, когда французы начнут отступать и дороги заполнятся солдатами?

Он двинулся вперёд вместе с Беттиной, и сборщики хвороста гуськом
покинули золотистую буковую рощу и яркой вереницей последовали за ним
через густой зелёный лес, глотая слёзы и сдерживая рыдания. Они шли вперёд, пушки грохотали и ухали,
и вскоре они вышли на дорогу, которая белой лентой вилась
среди зелени леса.

Они едва успели сойти с тропинки, как быстрый, шумный топот копыт по дороге заставил их вздрогнуть и резко остановиться.

 «Солдаты!» — закричал Ганс, и вся компания бросилась к опушке леса.

Это были пруссаки, кавалеристы, и они сопровождали легкую,
закрытую дорожную карету.

Рывок, взметнувшаяся мокрая пыль - накануне шел дождь - ударила
им в лица, и кавалькада проехала, грохоча пушками
следуя за ними, как преследователь.

- Мы будем держаться леса, - сказал Ганс, и они изменили направление.

Снова углубившись в лес, они шли в сопровождении елей и сосен, пока
тропинка не вывела их на дорогу напротив постоялого двора, перед которым
стояли те же прусские солдаты, спешившиеся с лошадей.

Карета была пуста.

Очевидно, произошёл какой-то несчастный случай, потому что кузнец был занят работой над своим
колесом. Герр Лео, главный лесничий, задавал вопросы, а Ганс, ведя Беттину,
проталкивался вперёд, чтобы узнать новости, а сборщики дров
робко прислушивались, стоя на краю толпы.

 Битва началась ещё до рассвета. Французские пушки рано
поприветствовали пруссаков. Король был в Ауэрштедте.

— А где император? — Лесничий оперся на ружьё, положив руку на бедро.

 — В Йене, конечно, — ответил крупный краснолицый пруссак, стоявший, обняв рукой шею своего коня.

"Черт бы его побрал!" Ноздри герра Лео раздулись от гнева.

"Ja wohl", - закричали все присутствующие, что является немецким способом выражения согласия.

- Прошлой ночью я видел императора, герр форестер.

Все взгляды обратились на Ганса.

Затем он рассказал свою историю, и брови солдат нахмурились.

«Он, дьявол, бодрствовал, — сказал тот, кто лениво прислонился к
дверному косяку, — а мы все спали». Он пожал плечами и начал грызть ногти,
как будто в раздражении.

"Прусские генералы стары, — сказал лесничий. Он был
напыщенным мужчиной и объявлял обо всём с видом глашатая.

"Он назвал их "старыми париками"."Лицо Ганса вспыхнуло. "Генералы армии
Фридриха Великого "старые парики"!"

При этих словах солдаты произнесли слова, от которых женщины вздрогнули.

Лесничий спросил о новостях о битве при Солфилде. Он слышал об этом.
по его словам, там была перестрелка.

— Ах, Боже мой, — воскликнули солдаты, — разве вы не слышали?

Затем слух потрясла весть о поражении и смерти принца Людвига Фердинанда, любимца армии,
прусского Алкивиада, одного из самых храбрых принцев, когда-либо поднимавших оружие
против врага.

Тысяча саксов под командованием этого принца была окружена в узкой долине
Тридцатью тысячами врагов. Саксы храбро сражались,
но тщетно. Лошадь принца Луи Фердинанда, перепрыгивая канаву,
запуталась в высокой живой изгороди, и ее заметил французский гусар.

"Сдавайся, или ты покойник!" - крикнул он, и вместо ответа принц
Луи Фердинанд замахнулся на него саблей.

Француз парировал удар шпагой и покончил с самым
храбрым принцем в Германии.

Беттина, слушая и не всегда понимая, похолодела
с ужасом. Она могла видеть сверкание мечей, и, о, ее
отец, ее дорогой отец был в Йене, и пока шли разговоры,
пушки грохотали все громче и громче.

"Враг захватил тридцать орудий", - мрачно сообщил краснолицый солдат.

"Перед войной были плохие предзнаменования", - напыщенно объявил лесник.
Его жена, сказал он им, была в Берлине и видела, как статуя Беллоны, богини войны, упала с крыши Арсенала в тот самый день, когда король проводил смотр своей армии.

 «И когда её подняли, — продолжил лесничий, — её правая рука была полностью раздроблена!»

Он хотел рассказать ещё кое-что.

Старый фельдмаршал фон Мюллендорф, поднятый на левый бок своего
коня, тут же упал на правый.

Краснолицый солдат нетерпеливо посмотрел на него.

Было, конечно, глупо со стороны этого длинноносого лесника рассказывать
такое солдатам.

"Королева была в лагере с нами," — объявил он, чтобы сменить
тему.

Тогда Беттина навострила уши.

О, если бы они рассказали больше о королеве Пруссии! Кто в Европе не знал о её красоте, доброте, любви к своему народу?
Беттина была похожа на сказочную принцессу, потому что дедушка снова и снова рассказывал ей, как он видел, как она ехала в Берлин в великолепной золотой карете, чтобы выйти замуж за кронпринца.

Но в тот момент солдаты думали только о войне, и вскоре они снова заговорили об императоре.

"Дьявол, — объявил лесничий, — единственное существо, которое может победить императора.

— Или англичане, — тихо сказал Ганс, — вспомните Нельсона и его победу при
Трафальгаре.

При этих словах поднялся шум, вся группа протестовала и спорила.

"Придержи язык, старый дурак!" — закричал толстый грубый пруссак.

«Ja, ja!» — одобрили его все остальные.

"Разве солдаты Фридриха Великого не так же храбры, как моряки Нельсона? Разве сам Великий Фридрих не говорил, что мир не так крепко держится на плечах Атласа, как прусская монархия на штыках прусской армии?"

«Ja wohl!» — закричала рота.

Затем, внезапно, детский голос маленькой Беттины заставил всю компанию
остановиться и прислушаться. Она говорила так бесстрашно, как будто была наедине с Гансом.

"Дедушка, - сказала она, - дедушка, солдаты знают о Фридрихе
Барбароссе? Скажи им, дорогой дедушка", - ее маленькое личико просияло от радости.
— Скажите им, что вороны разбудят его, и он придёт с мечом и убьёт злого императора, — и она переводила взгляд с одного лица на другое, её глаза горели от нетерпения.

В ответ раздался громкий смех, но один солдат, добродушный молодой человек с голубыми глазами, погладил её по голове и сказал:

— Браво, малышка, браво! Если вороны не будут достаточно громко каркать, мы разбудим
старого Рыжебородого из нашей пушки. Не бойся, мы его разбудим.

Он улыбнулся Беттине, как будто знал, что чувствуют маленькие девочки, ведь, возможно, у него дома была младшая сестра, которая тоже любила сказки.

Затем, прежде чем разговор мог начаться снова, вышел офицер, и
солдаты по его команде сели на лошадей. Во время разговора ушел
о, кузнец починил колесо и теперь стоял в своем кожаном фартуке, как
если ждет что-то случится.

Герр обер-лесничий отступил в сторону и важным взмахом своей
руки приказал лесорубам отойти подальше от
экипажа.

Затем хозяин гостиницы распахнул дверь, поклонившись
почти до земли. Четыре благородные дамы и джентльмен
затем подошли к экипажу. Никто не потрудился взглянуть на двух из них.
дамы были молоды и очень благородны на вид.

Третья держалась с таким достоинством, что все немного выпрямились.
И все же ее лицо было столь же добрым, сколь и красивым. Она была немолода.
Годы сделали ее волосы совершенно белоснежными, и все же ее глаза были такими же
яркими и искрящимися, как у девушки, и она приветливо встретила их.

Но именно на четвёртую даму все смотрели и смотрели, словно зачарованные. Никогда в жизни маленькая Беттина не видела никого, кто был бы хоть наполовину
такая прелестная. Она была точь-в-точь как принцессы из сказок, высокая
и стройная, и самая грациозная особа на всем белом свете. Ее волосы
были совершенно золотистыми и красиво вились с пробором посередине
. Цвет ее лица был бело-розовым и наводил на мысль о
подснежниках. Черты ее лица были совершенно совершенными, а улыбка вообще
очаровательной.

А ее глаза!

«Никогда, — говорили жители Берлина много лет назад, — никогда мы не видели
таких глаз, никогда».

Они были голубыми, глубокого цвета, и казалось, что они говорят прямо с тобой.
сердце и говорят то, о чем никто не может написать. Это были чудесные глаза,
самые замечательные в то время в Европе, и это все, что в них есть.

Хотя она выглядела встревоженной, в тот момент, когда она увидела другие лица
помимо лиц солдат, она улыбнулась сначала одному, потом другому.

Вокруг ее прелестной шеи был повязан легкий тканевый шарф, и ветерок, подхватив
его, резко швырнул конец прямо в лицо величественной,
ясноглазой пожилой леди.

«Простите меня, о, простите меня, дорогой Фосс», — раздался такой нежный голос, что
Беттина и лесные собиратели подумали, что никогда ничего подобного не слышали
. Это взволновало их, как нежная музыка. Затем она сняла с головы
шарф и похлопала старую леди по плечу.

Ее нога была на перевозку шаг, когда, впервые, она увидела
мало Беттина. Ее прекрасное лицо вдруг озарила улыбка, как у
матери.

- Восс, Восс, - сказала она, - посмотри на это дорогое дитя. Взгляни на неё.

Затем она вышла из кареты и повернулась к Беттине.

"Да благословит тебя Бог, малышка," — начала она, но грохот пушек, громкий и
грохочущий, прозвучал как голос, призывающий её поторопиться. Она взмахнула рукой.
Она вошла в карету. Из окна, когда все были готовы, она высунула свою милую головку.

"Да благословит вас всех Господь, добрые люди!" — раздался её нежный голос. Теперь её лицо выглядело грустным и очень встревоженным. "Молитесь за меня, добрые люди, молитесь за моего короля и вашего доброго герцога, который помогает ему, молитесь дорогому Богу, чтобы Он даровал нам победу."

Затем она втянула голову; хлопнула дверь; офицер отдал
приказ; форейторы протрубили; и карета умчалась прочь, оставляя за собой
брызги грязи и грохот пушек.

Женщины столпились вокруг Ганса.

Его лицо сияло.

«Кто это был?» — воскликнул он. Затем он заговорил с большим торжеством. «Кто может рассказать вам лучше, чем Ганс Ланге? Я видел, как она ехала в Берлин в золотой карете, чтобы выйти замуж за своего мужа. Женщины, - его голос дрогнул, - леди с
золотистыми волосами и голубыми глазами - это "Ангел Пруссии". Вчера,
в Йене я слышал, что император Франции ненавидит ее и поклялся,
если сможет, захватить ее в плен. Это от него, несомненно, что она
полет."

Старая леди, - сказал он взволнован древесины собирателей, была графиня Мария
Софи фон Фосс, церемониймейстер прусского двора, была как
мать для Её Величества.

«О, дедушка, о, дедушка!» Беттина, несмотря на императора,
несмотря на отца и пушку, на мгновение снова почувствовала себя
счастливой. Она видела королеву Пруссии, самую красивую даму во всей
Европе, и сказала ей: «Да благословит вас Бог».

Но её дедушка, прислушиваясь к пушке, повернулся к дровосекам,
которые стояли и обсуждали королеву.

- Идите домой, женщины, - сказал он командным тоном, - немедленно идите домой и проследите,
чтобы ваши дети были в безопасности. Мы можем победить. Он развел руками.
"Мы не можем". Он пожал плечами. "В любом случае, тебе лучше уйти
на большой дороге».

Затем он повернулся к розовощёкой молодой женщине.

"Минна, — сказал он, — отведи Беттину домой к фрау Вейланд. Да, да, иди, дитя, мама будет волноваться. Иди, а потом расскажешь ей, как с тобой говорила королева. И, Минна, скажи фрау Вейланд, чтобы она немедленно отправлялась к своему
свекру с детьми. Она может запереть дом, скажи ей, и оставить собак на
свободе. Герр Вейланд может подняться или послать Фрица на ночь. Я сам
сейчас отправляюсь в Йену. Скажи ей, Беттина, чтобы она отправлялась
немедленно. Никто не знает, когда повсюду появятся солдаты.

— Да, конечно, — и Минна взяла Беттину за руку.

Её дедушка повернулся на грохот пушек.

«Auf wiedersehen», — сказал он и ушёл, чеканя шаг, как солдат.

Что касается Беттины, то она трусила рядом с дровосеками, и страх её прошёл.

Теперь, когда она увидела прекрасную королеву и узнала, что император поклялся захватить её, она почти видела, как старый кайзер Барбаросса просыпается. Его меч сверкал, его глаза горели,
и она знала, что он убьёт чудовище Наполеона и спасёт прекрасную Луизу.

 «Как ты думаешь, — внезапно спросила Минна, — королева спасётся?»

Женщины выглядели мрачными и пожимали плечами.

"Император делает то, что хочет," — сказала черноглазая Эмма.

"Ja wohl," — согласилась Магдалена. Затем она мудро покачала головой. "Я говорю вам, женщины, что, какими бы бедными мы ни были сегодня, лучше быть сборщицами хвороста в Тюрингии, чем королевой Пруссии."

«Ja wohl», — сказали они все, — «намного лучше».




Глава III

В Йене


Когда старый Ганс покинул Беттину и женщин, он пошёл по дороге, пока не
дошёл до тропинки, ведущей к фермерскому дому с красной крышей, принадлежащему
его кузену.

Увидев в дверях господина Шмельце, старик вошёл.

"Добрый день", - позвал кузен. "Химмель, Ганс, но стрельба ужасная!"

Конечно, рев, всегда ровный и громкий, казалось, усилился до
шума, подобного раскату грома. В направлении Йены они увидели поднимающееся облако голубого дыма
оно становилось все гуще и выше. Воздух, обычно такой свежий от дыхания
сосен, сдавил им горло привкусом пороха. Шум был ужасен: крики, выстрелы и грохот пушек. Прежде чем Ганс успел ответить, на дороге послышались шаги первых бегущих людей: мужчин и перепуганных женщин с мебелью на спинах, с детьми в руках.
они шли, держась за руки, и несли всё, что могли; казалось, что за ними по пятам гнались демоны,
преследуя их с огромным ужасом.

Жена кузена, увидев Ганса, вышла поприветствовать его. Она прижимала пальцы к ушам и
продолжала взывать к Богу, чтобы тот помог им.

"Успокойся, Лотта," — приказал ей муж, — "и принеси Гансу
завтрак."

Она убежала обратно в дом, а герр Шмельце направился к деревенскому
столу под вязом.

"Холодно," — сказал он, дрожа от сырости, — "но здесь лучше, не так ли? Мы можем видеть всё, что происходит."

Фрау Шмельце вернулась с чёрным хлебом, колбасой, варёными яйцами и
пивом.

Разложив всё это на столе, она благоговейно склонила голову.

"Благословите трапезу", — сказала она, добавив "Аминь", когда пушка
произвела внезапный залп.

"Трапеза", — ответили мужчины по-немецки и принялись за еду.

«Ешьте, пока можете, друзья», — и фрау Шмельце разгладила свой чистый чёрный фартук поверх короткой синей юбки. «Солдаты скоро всё заберут».

 Немцы, кажется, всегда умеют есть, так что, несмотря на грохот пушек и десятки бегущих по дороге людей, Ганс и его двоюродный брат принялись за еду.
Они ели, громко чавкая, и обменивались новостями, попивая пиво.

"Я сегодня приехал из Веймара," — медленно и вдумчиво сказал герр Шмельце.
— "Королева Пруссии была у нашей герцогини, но сегодня утром она уехала."

— Я видел её на дороге, — сказал Ганс и рассказал о приключении в
гостинице. — И я видел Наполеона, — добавил он, и пока он снова
рассказывал эту историю, рёв становился всё громче и громче. Внезапно
фрау Шмельце выбежала из дома.

"О боже! О боже! О боже!" — закричала она. — Конрад, Ганс, смотрите!
 смотрите!"

И она указала на большую дорогу.

Летя, скача, бегая, словно демоны гнались за ними по пятам, они видели
пеших солдат, солдат верхом на лошадях, гусар, драгун, слышали
выстрелы из пистолетов, видели мелькающие шпаги, слышали безумные крики. Это было ужасно.

Раздался быстрый выстрел. Солдат упал как подкошенный у ворот.

Ганс и Конрад добрались до него словно по волшебству.

"Мертв", - сказал двоюродный брат, когда они положили тело на траву. "И пруссак".
"И пруссак".

Там был поток крови в дорогу, мужчин падал, езда за
друг с другом, опускаясь на смерть повсюду. Они пришли, быстрее и больше
бесит.

"Спаси нас! Спасает от Наполеона!"

Ганс распахнул ворота, и в них вбежали две женщины с дикими глазами, которых
загнали в угол гусары, а затем, увидев, что они не представляют опасности,
бросились дальше за более крупной дичью.

"Да здравствует император! Да здравствует император!" Крик
превзошёл даже грохот пушек. Ганс и Конрад посмотрели друг другу в глаза.

"Пруссаки, кузен," — начал Ганс.

«Сначала», — сказал герр Шмельце.

Плечи храброго старого солдата Фридриха Великого поникли от
стыда, толстый старый фермер покраснел.

Ганс впервые увидел, как прусский солдат повернулся спиной к
врагу, и по его щеке скатилась слеза.

"Пойдемте, - сказал герр Шмельце, - поднимемся на высоту и посмотрим вниз на
битву. Ульрих, - окликнул он сына, проходя мимо дома, - останься
здесь и позаботься о своей матери.

Затем он повел его к месту, откуда они могли видеть битву. Это было незабываемое зрелище
, и по мере того, как проходили часы, сердца
двух немцев сжимались от боли. Они увидели, как герцога Брауншвейгского
выносили с поля боя среди убитых и раненых, и тогда началась паника,
которая превзошла всё, о чём мы можем прочитать в истории. Над полем
Прусские солдаты целыми ротами бежали, как дети. Лошади, освободившись от всадников, неслись куда попало, перепрыгивая через трупы,
давя копытами умирающих; сабли звенели о сабли; люди бежали, как безумные; артиллеристы бросали пушки; и всё же, несмотря на весь этот хаос и неразбериху, пушки Наполеона
продолжали грохотать. Ближе к вечеру пруссаки разворачивались во все стороны,
пересекаясь друг с другом, блокируя, мешая друг другу,
пытаясь бежать в Эрфурт, в Колледу, в Зоммерду.

Солнце опустилось на западе, и, когда его свет, словно золотая дымка,
рассеялся, он упал на поле, залитое кровью, которое старая
Европа редко видела. Крики раненых, умирающих, преследуемых и
побеждающих разрывали воздух, и оставшиеся в живых пруссаки
были в ужасном смятении. Только солдаты герцога Веймарского
сражались стойко, и вскоре они начали организованно отступать
к Эрфурту.

Славная армия Фридриха Великого исчезла, как пузырь.
Наполеон лишь коснулся её своим могучим пальцем, и она
Многоцветная слава исчезла, не оставив и следа.

Несколько часов старый Ганс и его кузен наблюдали за сражением, и голова старика
опускалась всё ниже и ниже. Чтобы он, солдат Фридриха
Великого, увидел гибель армии!

"Ах, Боже! Ах, Боже! Ах, Боже!" — сказал он кузену.

Но герр Шмельце схватил его за руку, и его лицо внезапно озарилось
воодушевлением.

«Смотри, кузен, смотри!» — закричал он и указал толстой рукой на поле. «Смотри, говорю я тебе, смотри, Ганс! Какая храбрость! Этот пруссак — всего лишь мальчик, а там четверо, нет, пятеро, шестеро, семеро французов
Преследование. Смотрите, как он бежит! Браво! Ах, чёрт возьми! Ганс, наконец-то хоть немного храбрости!

То, что увидел Ганс, был пруссак, стройный, настороженный, совсем как мальчик,
бегущий от преследующих его французов. Чтобы спастись, он метнулся в сторону, затем
проскочил между двумя повозками, оставленными пруссаками.

 Укрывшись, он выстрелил.

 Француз упал.

Он уклонился от ответа и выстрелил снова.

 «Да здравствует император!» — закричали в ответ гусары, но мальчик, внезапно повернувшись, перепрыгнул через повозку слева; затем, когда французы бросились за ним, он развернулся на каблуках и нырнул за заднюю часть своей баррикады
и, развернувшись, побежал, набирая скорость.

"Браво! Браво!" — крикнул кузен, и Ганс просиял от этого
незначительного проявления прусской храбрости. Не обращая внимания на выстрелы, мальчик
бежал дальше, французы преследовали его, пока сумерки не окутали
и преследуемых, и преследователей.

Ганс и герр Шмельце напрягали зрение, чтобы увидеть конец неравного
сражения, но поле боя и летящие солдаты растворились во мраке.

"Я должен идти домой," сказал герр Шмельце, внезапно вспомнив о своей Лотте,
"а ты, Ганс?"

"Я еду в Йену."

Кузен с любопытством посмотрел на него.

— Ганс, — сказал он, — разумно ли оставлять Анхен одну с детьми?
Дом стоит одиноко, и он будет на пути солдат, если они
прорвутся через лес.

Старик думал только о битве.

"Нет, нет, Конрад, — сказал он. — Я отправил Анне сообщение через Минну
Шнайдервинт. Она должна была забрать детей и немедленно отправиться к отцу своего
мужа. Она сейчас там, это точно.

Кузен выглядел менее обеспокоенным. Он был добродушным и обычно занимался своими
делами.

"Так-так, — сказал он, — тогда она точно будет в безопасности. Вы уверены, что она
послушалась? Иначе…"

Ганс уверенно кивнул.

"Конечно, она послушалась, а почему бы и нет? Я велел Минне приказать ей."

"Ну что ж, тогда" — и герр Шмельце направился домой. "До свидания,
Ганс, и, может быть, ты расскажешь нам новости, когда вернёшься из Йены."

"Ja wohl" — и старый солдат Фридриха Великого зашагал прочь в
сумерках.

Йена была охвачена ужасом. На её улицах шумели пьяные солдаты; кричащие женщины вбегали в дома и выбегали из них; на
улицах лежали мёртвые и умирающие, и над всем этим шумом, не переставая,
грохотали пушки Наполеона.

Около десяти часов вечера грохот барабанов заглушил крики. С
триумфальными флагами и победной музыкой въехал Наполеон, как всегда,
прямо сидящий на своём белом коне.

 «Негодяй, выскочка!» — раздался голос рядом с Гансом.

 Говоривший был одет как профессор Йенского университета, и
он вскинул голову, когда приблизился завоеватель. «Я не буду ему кланяться, — пробормотал он, — не буду».

Но Наполеон вдруг посмотрел на него, и профессор заколебался, а затем, со странным выражением на лице, поклонился, словно против своей воли.

"Это профессор Гегель, философ, — сказал человек рядом с Гансом. — Он
Он писал здесь, в Йене, и даже не слышал пушечных выстрелов. Мгновение назад
почтмейстер сообщил ему новости, и он как будто убит горем.

Но у Ганса не было времени на сплетни. Знакомые из Йены шли на поле боя, чтобы
принести раненых, и окликнули его.

"Рад встрече, Ганс," — закричали они. "Пойдём! Нам нужны люди. Пойдём, помоги нам."

— Ja wohl, — и Ганс повернулся и присоединился к ним. — Я слишком стар, чтобы воевать,
увы, товарищи, — сокрушался он, — но, слава Богу, я могу сделать это для
армии. — И он ушёл вместе с группой.

Почему бы и нет?

Анхен и дети были в полной безопасности с отцом Каспера. Анна знала его и не беспокоилась. Когда у него была
Беттина, всё было по-другому. Она беспокоилась о ребёнке, а не о старом солдате, каким он был. Почему бы и нет?

И так он пошел на поле, где лошади все еще были гонки,
Прусские солдаты бегут, воров шныряет, чтобы ограбить мертвых и
умирая, и где, над хаос, по-прежнему ревел не переставая на
пушки Наполеона.

Ближе к Веймару небо было багровым, языки пламени взметнулись вверх и
внезапно осветили небеса.

Раздался лишь один крик: «Да здравствует император! Да здравствует Наполеон!» И когда Ганс
с нежностью, достойной женщины, поднимал с земли одного за другим солдат Фридриха, он
знал, что солдаты Фридриха попрощались с ним, а страна этого знаменитого старого солдата лежала в руинах.




Глава IV

В ЛЕСНОМ ДОМЕ


Ганс усердно работал всю ночь и до следующего утра, а затем, почувствовав
голод и не найдя ничего в переполненной Йене, попрощался с товарищами и отправился на ферму.

Фрау Шмельце стояла в дверях.

"Доброе утро, Ганс!" - позвала она. "Заходи, заходи, вот кофе!"

Суетясь, она приготовила ему еду в гостиной.

На диване лежал мужчина в прусской форме.

"Он, пошатываясь, вошел прошлой ночью", - объяснила она. "Его рука была порезана и
кровоточила. Я связал его, и он уснул там, правда,
кто его знает, этого было достаточно опасно, французы рвут каждый
момент!" Она высыпала кофе. "Ах, Химмель, Ганс!" - воскликнула она. "Но война
ужасна! Всю ночь грохот пушек и крики".

Затем внезапно она повернулась к нему, взглянув на его растрепанные волосы и лицо.
перепачканный и грязный.

— Ганс, — сказала она, — ты всю ночь был в Йене?

Старик кивнул.

Фрау Шмельце неодобрительно нахмурилась.

"Кузен, — сказала она, — ты уверен насчет Анхен? Всю ночь там были солдаты. Было бы ужасно, если бы она осталась одна с маленькими, не так ли? Мы думали, что ты там."

— Одна? — Ганс удивлённо поставил чашку с кофе на стол. — Я отправил ей весточку, чтобы она
отправилась к своему свёкру.

По правде говоря, он забыл обо всём, кроме битвы.

"Почему она, кузина, должна была оставаться в Лесном домике?"

Фрау Шмельце промолчала; не её дело было напоминать Гансу Ланге
что у него была дочь, точная его копия.

"Ну что ж," — ответила она через мгновение, — "ну что ж. Возможно, вам лучше знать, но..."

Затем она подошла к солдату, которого разбудил их разговор. В её руке
была чашка хорошего, дымящегося горячего кофе.

"Ах," — сказал мужчина, — "тысяча благодарностей!" и он осушил чашку,
причмокнув тонкими губами.

«Это меняет человека». И, с трудом поднявшись, он, шатаясь, подошёл к столу и
опустился на стул рядом с Гансом. «У тебя есть новости о битве, друг мой?»

Ганс кивнул.

"Наполеон в Йене, — коротко ответил он.

"А армия?"

Ганс щёлкнул пальцами.

"Исчез, как мыльный пузырь", - сказал он. Затем он рассказал о ночи и бегстве
солдат, о переходе и пересечении линий, о скачках
лошадей без всадников и о вступлении Наполеона в Йену.

Голова солдата низко опустилась; он не притронулся ко второй чашке кофе.

"Никто не может устоять против французского императора", - сказал он.

— Ах, нет, — согласилась фрау Шмельце.

 — Может, англичане, — предположил Ганс, откусывая огромные куски хлеба
с серой колбасой.

 Прусак покраснел и скривил губы.

 — Да поможет мне Господь, — сказал он, — вот один пруссак, который никогда
прекратит борьбу, пока они не подпишут мир, или смерть не вступит в свои права ".

"Браво!" - воскликнул герр Шмельце, появляясь в дверях. "Если бы таких было больше
те, кто так думал, Йена этим утром не принадлежала бы Наполеону. В
Отечество полно безразличия, nicht wahr?"

"Немцы спят, - сказал солдат. - Вся нация
спит".

Герр Шмельце сухо улыбнулся.

"Вчера было достаточно шумно, чтобы их разбудить, не так ли?"
Он посмотрел на остальных и саркастически рассмеялся.

Что касается Ганса, то он заёрзал.

"Должно быть, человек стареет и уже не может сражаться," — сказал он. Затем он предложил
покажите солдату дорогу в Эрфурт, где собиралась остальная часть армии.

Фрау Шмельце отложила работу и прошептала что-то на ухо мужу.
Он кивнул.

"Ганс, — сказал он, — тебе лучше пойти в Лесной дом. Анхен..."

"Ja wohl, Отто." Старик решительно поднялся. — Мы пойдём туда, знаете ли, и когда я покажу нашему другу дорогу, я спущусь и передам новости старому Вейланду.

Затем он отправился с солдатом, погрузившись в разговор о короле Пруссии и Наполеоне.


Фрау Шмельце покачала головой.

— Я надеюсь, Отто, — сказала она, — что ничего не случилось.

Фермер выглядел серьёзным.

"Я, конечно, думал, что Ганс ушёл домой, иначе я бы послал
Ульриха."

"Ганса?" Взгляд фрау Шмельце выражал её мнение о старом солдате Фридриха
Великого, и она вернулась к своим делам.

"Наш король — хороший человек, лучше него нет никого," — тем временем говорил солдат. «Он и наша добрая королева-ангел любимы всем народом. Он честный, благородный и по-настоящему религиозный, но, ах, Боже, если бы он только не был таким нерешительным! Никто, даже Штейн, твёрдо стоящий на ногах, не может заставить его понять, чего он хочет, и сразу же сделать это.
«Завтра, — говорит он, — давайте подождём». Так всегда, не так ли? А теперь возьмём эту войну. Он всё откладывал и откладывал, позволяя Наполеону снова и снова оскорблять его. Армия ослабела от недостатка тренировок, а наши генералы были слишком стары для службы. Блюхер — единственный, на кого стоит рассчитывать. Кроме того, — продолжил он, — Фридриху Вильгельму Второму не везёт. Посмотрите на его несчастное детство. Он родился в неудачное время. И теперь он совершил ошибку, связанную с этой войной, не так ли? В течение восьми лет, когда мы были нужны нашим соседям, он не хотел воевать, а теперь, когда мы сами в этом нуждаемся, нам никто не помогает.

- Русские, - вмешался Ганс, - царь Александр - наш союзник. Разве ты
не слышал, как он и наш король - я, знаете ли, пруссак - дали клятву
в дружбе в полночь у могилы Фридриха Великого, королева
была свидетельницей?"

Солдат кивнул.

"Да, да, - сказал он, - если Россия поможет, - он развел руками, - это
будет совсем другое дело. Но кто знает? Этот маленький император Франции
может обвести вокруг пальца сколько угодно царей, но послушайте! Он
Жадно слушал. - Что это было? Ребенок?

Послышался звук, похожий на жалобный плач ребенка. Ганс выглядел встревоженным.
Могло ли быть так, что его Анна ... Но нет... он послал ей весточку, и, конечно же,
она подчинилась ему. Это была всего лишь какая-то крестьянка с ребенком. Вскоре
они вышли из леса, и перед ними предстал маленький серый Лесной домик
с красной крышей и садом.

Ганс вздрогнул и вскрикнул. Повсюду были разбросаны сосновые иголки
, как будто чьи-то бегущие ноги потревожили лесной ковер.
Садовая калитка была открыта. Сломанный розовый куст упал на тропинку.
На тропинке тоже были тёмные капли, от которых обоих мужчин бросило в дрожь.
Куры, ещё не проснувшиеся после ночи, нетерпеливо кудахтали.
недоенные коровы мычали от боли, а собаки Шнайдер и Шнип
выли долго и заунывно. И все же, несмотря на шум, это место
казалось окутанным ужасающей тишиной.

"Mein Gott!" Солдат посмотрел на Ганса, который, пристально глядя перед собой,
толкнул незапертую дверь в прихожую.

Когда он вошел, холодный маленький нос коснулся его руки. Это был "Маленький
Брат, — любимец Беттины, чей взгляд, казалось, говорил о
самой глубокой печали.

 Зал был похож на лесной домик, стены которого
украшали оленьи рога, ружья и палки на подставках, а в углу у стены
стена, дубовый пресс с искусной резьбой, а напротив - прялка фрау Вейланд
колесо. Но Ганс и солдат не обратили внимания на мебель, потому что ручей,
темный ручей, тек от одной двери к другой, его источником была
гостиная.

"Готт им Химмель!", - закричал солдат. "Это кровь!" Затем он толкнул
дверь, Ганс и олененок следующее.

Это была комната, какой её знал Ганс, с диваном, квадратным столом,
геранями на окнах, высокой белой фарфоровой печью и единственной
картинкой, на которой Господь Иисус благословляет детей.

Свечи, курение угнетающе о гнезде, наполнил комнату с
ужасный запах. На столе стояли остатки ужина, половину съела. Но
двое мужчин не смотрели ни на что из этого и не обратили внимания на маленького
дрожащего олененка, чьи глаза, казалось, жаждали объяснить всю историю.

Оба в ужасе уставились в пол.

- Да сжалится над нами добрый Бог, - тихо сказал солдат.

Перед ними лежали три тела: первое — в форме французского
солдата, второе — молодого прусского офицера, которого Ганс видел летящим,
а третье —

Ганс упал на колени и взял в руки золотую головку своей дочери.

"Анхен!" — воскликнул он, — "Анхен! Поговори со мной, моя Анхен!"

Но фрау Вейланд больше никогда не смеялась над его забывчивостью,
никогда больше не улыбалась, говоря: "Да, да, дорогой отец!" никогда не дразнила его
за его сражения.

История легко читается; положение тел сказал он. В
Пруссак бежал в Лесной домик в поисках убежища, француз
выстрелил с порога, фрау Вейланд, поспешно вставая, получила одну
пулю.

Что касается француза, то удар шпаги прикончил его. Несомненно, он
Он получил его в бою и истекал кровью, пока бежал. Во всяком случае,
именно потеря крови стала причиной его смерти.

 Старый Ганс был почти безумен. Положив голову дочери себе на колени, он
продолжал умолять Бога простить его.

"Она была всем, что у меня было," сказал он солдату, "и я думал, что она с отцом своего мужа. Господи Иисусе, прости меня, прости меня."

Затем, как это свойственно некоторым людям, он нашёл утешение в том, чтобы
обвинить кого-то другого. Он пришёл в дикую ярость из-за Наполеона; он
проклинал его; он призывал к мести и клялся, что
пока в его жилах текла хоть капля крови, он будет бороться, чтобы
свергнуть его. Солдат не обращал на это внимания. Своей здоровой рукой он
нащупывал сердце молодого пруссака.

- Принеси воды, старина, - перебил он. - Быстрее! Быстрее! Герр лейтенант
еще жив!

Ганс, опустив голову дочери, достал из кармана
фляжку.

"Это бренди", - сказал он. "Мне давали его для раненых в Йене".

Солдат влил несколько капель в горло офицера. Он приказал Ганс
чтобы распахнет двери и окна, и они заставили беднягу более
комфортно.

Затем они накрыли мёртвых простынями с кроватей в спальне.

"О боже!" — вдруг воскликнул Ганс. "Дети!"

Он выбежал в сад. Сквозь рёв животных доносился отдалённый плач младенца. Последовав за звуком, Ганс увидел Беттину, маленького Ганса и младенца Августа.

Они спрятались в лесу, Беттина держала на руках ребёнка, закутанного в
мамину шаль.

"Дедушка, о, дедушка," — и она разрыдалась, — "он так плачет, я
не могу его успокоить."

"Мама, я хочу к маме!" — кричал маленький Ганс, а плач ребёнка
не прекращался.

Держа Августа на руках, а Ганса и Беттину рядом с собой, старик снова появился на кухне фермерского дома.

"Боже милостивый!" — воскликнула фрау Шмельце, заламывая руки и плача.
"Я знала! Я знала! Вам не нужно было говорить мне. Конрад, муж! Ульрих!
Идите! Скорее! Это Анна! Наша дорогая, милая Анна!

Что касается Ганса, то он был как сумасшедший, ругал Наполеона и обвинял
французов. Только Беттина могла его успокоить.

Нет, он не останется там с детьми. Он вернётся в
Лесной домик, где оставил солдата.

Итак, фермер пошёл с ним, а Ульрих позвал отца Каспара.

Ганс настоял на том, что будет ухаживать за раненым пруссаком.

"Оставьте его в покое, — сказал солдат, который объявил, что должен идти в Эрфурт. — Это отвлечёт его от забот."

"Дети пока останутся здесь, — настояла фрау Шмельце, когда Ганс вернулся вечером.

Он кивнул.

"Ja wohl, Лотта," — сказал он, а затем так обругал Наполеона, что она
была уверена, что горе свело его с ума.

 Она держала свои мысли при себе до той ночи, когда они с
муж лежал под их перинами. Затем она высказала мнение, которое
подавляла весь день.

"Очень хорошо сваливать все на Наполеона", - сказала она. "Он
монстр, выскочка, негодяй, но Ганс должен был вернуться домой к бедняжке
Анне. Ты говоришь, ей следовало послушаться и пойти к Вейланду? Это так похоже на тебя, Отто, вступиться за Ганса Ланге, потому что он мужчина, но
Анна, бедняжка, не очень-то слушалась своего отца; ты ведь знаешь это, муж, так же хорошо, как и я, не так ли? Она была вся в Ганса, делала, что хотела, и никому не подчинялась. Тогда добрая женщина, которая действительно
Она любила свою кузину и плакала по ночам, орошая подушку слезами.

Фермер тоже горевал. А как же? Ему тоже нравилась Анна, и там были эти маленькие дети, но он был мужчиной, и его мысли были о битве. В Йене он узнал, что Наполеон в тот вечер должен был войти в Веймар. Кто знал, что произойдёт?

Герцог был союзником прусского короля, и Наполеон вряд ли это забудет.

"Бедная наша страна", - и он вздохнул, вспомнив свои луга и то, как по ним топтали
солдаты.

Он засыпал, когда Ульрих вернулся из Йены, куда он
отправился после ужина.

— Отец! Мать! — позвал он. — Просыпайтесь! Просыпайтесь! Есть новости о
битве при Ауэрштадте!

Фермер отдернул занавески и вскочил с кровати.

"Битва при Ауэрштадте! Невозможно!"

Но Ульрих кивнул, запыхавшись от спешки.

— Да, да, отец, — задыхаясь, выпалил он, — вся прусская армия уничтожена!
Они сражались при Ауэрштедте в то же самое время, что и при Йене.

— О боже, Ульрих, я не могу в это поверить! — воскликнул фермер,
покраснев от волнения.

"Да, отец, — настаивал Ульрих. — Даву возглавлял французов, король
Пруссия — немцам. Они сражались весь день, и ни король, ни
император не слышали пушек друг друга.

«Такого никогда не было в мировой истории, Ульрих.
 Два сражения одновременно, здесь, в Тюрингии. Невозможно!»

Но Ульрих знал, о чём говорит.

"Ja wohl, отец, — сказал он, — я слышал это в Йене. Все генералы мертвы или ранены. Никто не знает, где король. Лошадей под ним дважды подстреливали, и говорят, что он сражался как герой. Солдатам Наполеона приказано захватить королеву, и Даву преследует её.
Эрфурт. В Йене говорят, что Наполеон сразу же двинется на Берлин.

Из-за занавесок донесся голос фрау Шмельце.

"Война ужасна, — сказала она. — Ах, Боже мой, это ужасно!"

"Ja wohl, мама, — согласился Ульрих. «Всё потеряно, всё, и Наполеон — наш хозяин!» Затем он рассказал, что небо над Веймаром было красным и что, как он слышал, герцогиня отказалась улетать и увела в замок десятки людей.

Затем он понизил голос, который дрожал.

«Мама, — сказал он, — у меня плохие новости для Ганса Ланге. Каспар был среди них
те, кто умер сегодня в госпитале в Йене. Его привезли туда
после того, как Ганс покинул их.

И вот за белым конём императора Смерть вошла в
Тюрингию.

Бедная Беттина!

Наполеон лишил её отца и матери, а старый Барбаросса
всё ещё спал в своей пещере, и вороны каркали и кружили над ним.




ГЛАВА V

ПУТЕШЕСТВИЕ


Раненый солдат много дней пролежал без сознания в Лесном домике.
Ганс тщательно ухаживал за ним. Он также заботился о Беттине, которую не хотел оставлять с фрау Шмельце, и Минна Шнайдервинт приходила доить коров.
коровы и готовить еду. Позже им придётся найти новый дом, но герр
Форестер Лео был рад, что Ганс пока может выполнять обязанности
Каспара.

 Беттина проводила много времени с больным офицером. Сначала она боялась, что он лежит там в оцепенении, но потом привыкла к тишине и стала сидеть у его кровати, пока дедушка был в лесу, напевая своей кукле и не обращая внимания на больного. Однажды она укладывала свою куклу спать, напевая красивую песенку, которой научила её крёстная:

 «Йозеф, милый Йозеф,
Помоги мне уложить моё дитя.
 Ия!

 "Джозеф, дорогой мой Джозеф!,
 Помоги мне укачать моего маленького ребенка,
 Ия!"

она пела. Немцы говорят, что эту песню пела Дева Мария, когда
она качала маленького Иисуса в Вифлееме, и Беттине она очень понравилась.

"Сестра поет", - сказал голос из постели, слабым голосом, как
ребенка.

Беттина вздрогнула, а потом улыбнулась, увидев, что это был
солдат.

 «Мою куклу зовут Анна», — сказала она и подбежала к кровати, чтобы показать ему.

[Иллюстрация: «Мою куклу зовут Анна»]

«Слава Богу», — сказал Ганс, войдя и застав их за разговором.

Солдат должен был услышать новости.  Ганс рассказал ему всё, но не сразу, потому что не стоило слишком сильно его волновать.

Йена была потеряна.  Как и Ауэрштедт.  Оба великих сражения произошли в один день, и ни одна из сторон не слышала пушек другой. Отступая,
армии столкнулись друг с другом, и Европа никогда не видела такого хаоса
и неразберихи. Что касается прусской армии, то она исчезла. Молодой
солдат не мог в это поверить. За несколько недель до этого он маршировал
эта блестящая армия, поющая песни и уверенная в победе.

 «А император?» — его лицо вспыхнуло от ненависти.

 Затем Ганс рассказал ему, как на следующий день после битвы при Йене Наполеон вошёл в
Веймар.

 «Наша добрая герцогиня оставалась, — сказал он, — весь день после битвы при Йене, а на следующее утро открыла свои двери для веймарских семей и любых англичан. Есть было нечего, и всё, что было у Её Высочества, — это шоколадный торт,
который она нашла спрятанным под подушкой. Ближе к вечеру того дня,
когда шли бои — мне говорили, сэр, это было ужасно! — французы бросились
в, преследуя пруссаков. Это было ужасно. Солдаты убивали друг друга на улицах, по мостовым текла кровь, французы напивались вином и пивом и, не понимая, что делают, поджигали дома рядом с замком, а французские офицеры расположились у герцогини. Она одна, сэр, сохраняла спокойствие. Мы слышали, как она ждала Наполеона в тот второй вечер у лестницы. Когда он
прибыл, она вышла ему навстречу и вежливо поприветствовала его. «Кто вы?» — воскликнул он, как крестьянин.

 «Выскочка!» — пробормотал молодой лейтенант.

"Я герцогиня Веймарская", - сказала ему Пресвятая Богородица", - продолжил Ганс, и его
голос дрогнул от гордости за храбрость ее высочества. "Мне жаль вас",
сказал Наполеон, "потому что я должен сокрушить вашего мужа. Где он?" "На своем
посту", - сказала ему наша герцогиня, сэр. Она храбрая женщина, сэр, и
жаль, ужасно жаль, что многие из наших солдат не такие, как она.
Простите меня, сэр, но дела нашей армии ужасны.

Затем он рассказал всё, что ему сообщили: как граф Филипп де Сегюр
пришёл на рассвете, чтобы доложить Наполеону обо всех событиях ночи,
и когда он сказал ему, что им не удалось захватить королеву Пруссии, Наполеон ответил: «Ах, это было бы хорошо, потому что она развязала войну».

«Это неправда, — воскликнул лейтенант, покраснев. — Наша королева была в Пирмонте из-за болезни, вызванной смертью маленького принца
Фердинанда, и решение было принято до её возвращения. Как вы смеете
Наполеон...

«Император Франции может всё», — и Ганс пожал своими старыми
плечами. Он тоже слышал об этом, но не знал, насколько это правда.
Наполеон написал императрице Жозефине, которая тогда была в Париже, что
ему было бы очень приятно, если бы он захватил в плен королеву Луизу.

"А почему?" — спросил солдат. "Почему император должен ненавидеть такую добрую даму?"

Ганс покачал головой.

"Один хороший, другой плохой. С самого начала, сэр, пасторы говорят нам в церкви, что между добром и злом идёт война, не так ли?

Солдат кивнул.

"Полагаю, что так," — сказал он.

Затем он услышал остальное о герцогине Веймарской.

Император Франции не мог нахвалиться ею.

На следующее утро он завтракал с ней. «Мадам, — спросил он, — как ваш муж мог быть настолько безумен, чтобы объявить мне войну?» «Мой муж, — ответила герцогиня, — служил королю Пруссии более тридцати лет, и, конечно, герцог не мог бросить его в тот момент, когда у короля был такой грозный враг, как ваше величество».


Император был так доволен её смелым ответом, что его поведение сразу же изменилось. Он заговорил с ней почтительно и поклонился. «Мадам, — сказал он, — вы самая разумная женщина из всех, кого я знаю. Вы
спас вашего мужа. Я прощаю его, но исключительно из-за вас. Что касается
его, то он ни на что не годен.

Затем он еще долго беседовал с герцогиней и по ее просьбе приказал
прекратить все беспорядки в городе и повсюду, куда бы он ни пошел
он хвалил ее поведение.

"И у нас есть одно утешение", - сказал Ганс солдату. "Герцог, наш герцог,
Герр лейтенант, только он один остался верен долгу, принц Оранский был с ним. Они, сэр, организованно отступили к Эрфурту, но, — он пожал широкими плечами, — их храбрость ничего не значила.

После смерти дочери Ганс стал другим человеком. У него была только одна
мысль — ненависть к французам и Наполеону. Теперь, когда он
шёл, его голова была опущена. Он больше не говорил с людьми,
которых встречал, а лишь грубо здоровался и замолкал.

 Только с солдатом он был разговорчив. В лейтенанте с приятным лицом было что-то такое, что напоминало о старом Гансе; с каждым днём молодой человек становился ему всё ближе. И всё же даже он чувствовал, что у Ганса есть свои секреты. Он приходил и уходил странным образом, часто после наступления темноты.

Однажды утром, когда мороз был белым на траве и листьях
низкие кустарники были тронуты серебром, старик начиналось, как обычно.
В Йене все еще были французы, хотя Наполеон со своей армией уже ушел
двинулся маршем в сторону Берлина. Беттина была с солдатом, который уже встал
и надеялся вскоре попытаться вступить в армию.

Он и маленькая девочка были большими друзьями. Он рассказал ей, что у него было три сестры: старшая, очень красивая, по имени Марианна, а две другие, Ильза и Эльза, были близнецами, круглыми, весёлыми и очень похожими друг на друга
их невозможно было отличить друг от друга, если только они не разговаривали, когда ты узнавал Ильзе по
форме одного зуба. У него было три брата: Вольфганг, Отто и
маленький Карл.

- А наш дом, дорогая маленькая Беттина, называется "Гнездо аиста", - сказал он.
- потому что мой отец - профессор фон Сторк, а у настоящего аиста есть
принесла моей матери так много детей".

Беттина была в восторге от этого и задала много вопросов о Марианне,
которая была такой красивой и читала так много книг, а также об Ильзе и Эльзе, которые
всегда проказничали, путали всех и пытались делать всё, что делали их братья.

Но больше всего Беттину в этой семье интересовал маленький Карл, у которого были такие румяные щёки, почти белые волосы и голубые глаза, как блюдца.

 Причиной этого была история, которую рассказал ей солдат.

 Однажды, сказал он, его мать вздремнула после обеда.  Прежде чем закрыть дверь, она велела маленькому Карлу, которому тогда было шесть лет, пойти и побыть со своей старшей сестрой Марианной. Но Марианна читала знаменитую книгу великого поэта Гёте под названием «Страдания юного Вертера» и велела
Карлу бежать и оставить её в покое.

Он убежал так далеко, что никто не смог его найти.

В доме царила суматоха. Мадам фон Штольц заламывала руки,
ругала Марианну и говорила, что это всё её вина,
потому что она читает книги, пишет письма и стихи; мадемуазель
Полин, молодая француженка, которая жила с ними, повсюду искала
и уверяла его мать, что Марианна совершенно бесполезна, так как она
была во Франкфурте-на-Майне, подружилась с Беттиной Брентано
и стала обожать Гёте; мальчики носились повсюду; а добрый,
спокойный отец пытался всех успокоить.

Наконец Ильза и Эльза закричали, что Карл идёт, и он вошёл с самой красивой историей, какую только можно придумать.

Он убежал в Тиргартен, большой прекрасный парк в Берлине, и
там нашёл каких-то мальчишек, которые попросили его поиграть в лошадки.

У одного из них были поводья, и он быстро запряг Карла в своего коня.

Затем он поскакал по улицам, пока не щёлкнули
вожжи.

"Ускакал! Ускакал!" — кричали мальчишки, когда Карл поскакал прочь.

Чем быстрее приближались всадники, тем быстрее скакал конь, пока не врезался
головой прямо в даму.

«Ты, непослушный ребёнок, ты…» — начал было один голос, старый, но его перебил второй — принадлежавший женщине, которую толкнули:

 «Пожалуйста, дорогая подруга, успокойся. Оставь его в покое. Мальчишки бывают дикими», — и она улыбнулась своей спутнице, пожилой женщине с ясными глазами и седыми волосами.

Затем она спросила Карла, как его зовут, сказала, что слышала о его отце, а
потом потрепала его по одной круглой щёчке, поцеловала в другую и сказала: «Беги,
маленький сынок, и передай привет своим родителям».

«А кто она была?» — воскликнула Беттина, когда лейтенант впервые рассказал ей об этом.

— Угадай, — сказал солдат, озорно улыбаясь.

 Беттина покачала головой.

 — Королева, — сказал герр лейтенант, а затем расхохотался, увидев, как
удивилась Беттина.

 Она и её подруга, графиня фон Фосс, гуляли в парке, как и другие дамы, и Карл столкнулся с ней.

 Беттина хотела всё знать.

Ругали ли Карла за то, что он убежал? Гордился ли он этим? И как это понравилось его матери?

 Его мать, конечно, была очень рада такой чести для Карла,
а что касается маленького негодника, то он не мог говорить ни о чём другом, но его, конечно, ругали.

"Но ничто не приносило ему ни малейшей пользы, пока его сестра Марианна не сказала
ему, что Полина напишет маленькое письмо по-французски Бонапарту, и
если он снова сбежит, император приедет и заберет его ".

Беттина вздрогнула. Она вполне могла поверить, что Карл больше никогда не убегал
.

"Сейчас он отличный мальчик", - сказал герр лейтенант. "Это случилось два
года назад".

«Я тоже видела королеву», — призналась Беттина и рассказала ему обо всём, что произошло в тот день в гостинице, о Наполеоне и о своей матери, по которой она так скучала. Ночь за ночью она плакала, засыпая под своим пуховым одеялом.
спать, бедняжка Беттина.

"О, дорогой герр лейтенант, - сказала она, - почему вороны не разбудили
Кайзера Барбароссу?"

"Возможно, когда-нибудь они это сделают", - ответил он, улыбаясь.

"Как вы думаете, любезный герр лейтенант, - спросила она в тот день, когда Ганс
так тайно уехал, - что злой император получит дорогую,
прелестную королеву?"

Солдат покачал головой.

"Нет, нет, маленькая Беттина, добрый Бог должен спасти её, потому что она такая хорошая
и добрая со всеми."

Тогда Беттина подошла к нему совсем близко, держа в руках куклу. Её платьице
больше не было ярко-красным. Фрау Шмельце и её бабушка
сделал ей черный.

"Герр лейтенант", - начала она.

"Да, малышка Беттина".

"Я сегодня видела ворона".

Молодой офицер рассмеялся.

- Итак, - сказал он, - итак?

— Я думаю, милостивый господин лейтенант, — Беттина улыбнулась, — я выбегу в сад и, если увижу ворона, передам ему послание для Барбароссы. Он не разбудил мою мать, — её губы задрожали, — но тогда, господин лейтенант, не было времени отправить ему послание. Если я сейчас увижу ворона, я громко закричу, и он улетит в пещеру Барбароссы.

«Насыпь ему соли на хвост, Беттина, — сказал герр лейтенант, — тогда он
Он будет сидеть неподвижно и слушать, пока не поймёт, что ему нужно.

Беттина убежала и попросила у Минны Шнайдервинт соли. Затем она выбежала в морозный сад, чтобы посмотреть на ворона.

У ворот она увидела французских солдат. Они вошли, не сказав ни слова, и вышли с господином лейтенантом в центре.

"Прощай, дорогая Беттина, прощай," — крикнул он. «Я — пленник. Передай это своему
дедушке и поблагодари его за доброту».

 «Auf wiedersehen», — Беттина подбежала к нему с тревожным выражением лица.

 Но солдат покачал головой.

"Прощай, дорогая Беттина, прощай, я вряд ли снова увижу тебя или твоего дедушку.
дедушка». Затем он обнял её здоровой рукой и поцеловал.

"Идёмте, идёмте, — кричали солдаты, и они зашагали по тропинке в лес, прочь от Йены.

Беттина вбежала в дом, её маленькое тело сотрясалось от рыданий.

Злой император забрал у неё всех, кого она любила: мать, отца, а теперь и господина лейтенанта. О, если бы у неё была волшебная палочка, как в сказках, она бы превратила его в большой чёрный камень или в какое-нибудь жестокое животное.

Вошла Минна Шнайдервинт, заламывая руки и всхлипывая: «Дорогой, милостивый господин лейтенант! Что скажет господин Ланге, когда узнает об этом?
Ах, Боже мой! Ах, Боже мой! Что за чудовище этот Наполеон!

Вернувшись, Ганс застал Беттину всё ещё плачущей.

"Либхен, — сказал он, выслушав её рассказ, — мы тоже отправляемся в путешествие."
Затем он велел ей ничего не говорить Минне Шнайдервинт,
а помочь собрать вещи в дорогу.

Ни одна душа, сказал он, не должна знать об их отъезде.

Беттина сделала так, как он велел, хотя у неё на глаза навернулись слёзы, когда она
услышала, что ей не нужно прощаться ни с Гансом, ни с ребёнком, ни с её
крестной, фрау Шмельце, ни с Вильгельмом.

Она не возражала против того, чтобы не видеться с дедом Вейландом, но ей хотелось бы
поцеловать свою бабушку.

"Нет, нет, - сказал старый Ганс, - это все большой секрет".

"А когда мы вернемся, дорогой дедушка?" Беттина действительно чувствовала себя
как будто Наполеон был ее врагом, потому что теперь она должна была потерять всех, кроме своего
дедушки.

«Когда император будет побеждён, — сказал старый Ганс, и его лоб нахмурился, — мы вернёмся в Тюрингию».

Затем он снял с Беттины платье и положил письмо между подкладкой и
тканью пояса.

"Никому не говори, — сказал он, — или я тебя накажу."

Затем, когда Минна Шнайдервинт ушла домой, он накормил
выгнав всех животных, запер дверь и завернул ключ в бумагу.

"Подойдите, Беттина", - сказал он, и они начали, со стариком
мрачное лицо, поклажи на спине, палка в руке, Беттина в ее
черную одежду и несли какую-то колбасу и хлеб на ужин.

По дороге они наткнулись на четырех играющих мальчиков.

— Вальтер! — позвал Ганс, — подойди сюда.

Один из них вышел из игры и прислушался.

"Отнеси эту посылку от меня герру Лео, — сказал Ганс, — и можешь ли ты запомнить
послание? — он пристально посмотрел на мальчика.

"Да, герр Ланге, конечно, — Вальтер выглядел возмущённым. Ему было двенадцать
или тринадцать лет.

- Скажи ему и всем, кто спросит тебя, что я отправился в путешествие. Беттина,
вот, она отправляется со мной. Мы вернемся, когда Император будет побежден.
И, видишь ли, Уолтер...

"Ja, ja, Herr Lange."

Старик дал ему немного денег.

"Вот твоя плата. Постарайся заслужить это.

Мальчик кивнул.

«И, Уолтер…»

«Ja wohl, герр Ланге».

«Я не буду возражать, если вы закончите свою игру до того, как отправитесь к герру
Форестеру».

Мальчик рассмеялся.

"Вы это серьёзно?"

Ганс кивнул.

"Спасибо, герр Ланге», — и Уолтер, положив монету в карман, вернулся к игре.

— Auf wiedersehen, господин Ланге, auf wiedersehen, Беттина, и приятного
путешествия.

— Auf wiedersehen, — сказал Ганс.

— Auf wiedersehen, — сказала Беттина.

Затем, вырвавшись, девочка побежала обратно, её глаза были полны слёз.

«Уолтер, дорогой Уолтер, — воскликнула она, — пожалуйста, передай от меня привет моим маленьким братьям. И, Уолтер, пожалуйста, не попросишь ли ты мою дорогую крёстную Шмельце в Йене возложить венок на могилу моей дорогой матери на Рождество? Пожалуйста, Уолтер, пожалуйста!»

 «Ja wohl, дорогая Беттина, ja wohl», — и мальчик похлопал её по плечу.

«И передавай привет Вилли Шмидту и тётушке Лотхен Шмельце, и до свидания, дорогой Вальтер, и спасибо».

Затем она побежала за старым Гансом, который нетерпеливо ждал её. Они направились в сторону
Эрфурта, но, как только смогли, Ганс сменил направление.

"Куда мы идём, дорогой дедушка?" удивлённо спросила Беттина.

Старик замешкался.

— Ты бы хотела, Либхен, снова увидеть королеву?

Глаза Беттины засияли.

— Тогда никому ничего не говори и постарайся не уставать.
Может быть, мы сможем помочь спасти королеву от Наполеона.

— А герр лейтенант, дорогой дедушка?

Но Ганс покачал головой, и его лицо омрачилось.

"Nein, nein, дорогая, — сказал он, — мы не увидим нашего солдата," — и он пробормотал что-то о Наполеоне.

Бедная маленькая Беттина!

Было бы приятно увидеть прекрасную королеву, но она знала герра
лейтенанта, и он рассказывал ей истории. Её губы задрожали.

Старик, заметив это, крепче сжал её руку в своей.

"Нет-нет, не плачь, Liebchen, — сказал он, — мы можем увидеть герра
лейтенанта. Кто знает? Солдаты повсюду."

Затем он научил её истории, которую можно было рассказать, если бы их кто-нибудь спросил. Она потеряла
Её родители и дедушка везли её к тёте в Пруссию.
Их дом сгорел после битвы при Йене, и им негде было жить.
Она не должна была ничего говорить о своих младших братьях или бабушке с дедушкой Вейланд.

Хорошо, что старик поспешил рассказать ей об этом, потому что
даже в тот вечер их остановили французские солдаты, которые обыскали
карманы Ганса и даже его одежду и допросили его и Беттину.

««Чепуха», — сказал один из них, когда они ничего не обнаружили, — «это не тот человек, который нам нужен. Этот говорит правду. Посмотрите на его глаза. И кто его обременяет
«Он взял с собой ребёнка, когда отправился по такому делу?»

Остальные выглядели неуверенно, один из них, с проницательными чёрными глазами и твёрдым ртом,
покусывал ногти, размышляя.

"Мужчина подходит под описание." Первый мужчина выглядел сомневающимся.

"Воспользуйтесь своим чутьём, — сказал третий мужчина. — Ребёнок..."

Все взгляды обратились на Беттину.

«Ты потеряла отца и мать?» Она почувствовала, как проницательные чёрные глаза
просматривают её насквозь.

При звуке этих имён и при мысли о том, что она никогда больше их не увидит,
её губы задрожали, а глаза наполнились слезами.

Мужчина быстро остановился.

— Пусть проходят, — сказал он, пожав плечами. — Только дурак мог выбрать такого
посланника, — и он с презрением взглянул на Ганса, который, конечно,
ответил глупо, совсем как крестьянин, сказав, что не знает французского, и
попросив их говорить по-немецки.

 — Слава Богу, дитя, — воскликнул он, когда они благополучно прошли через
линию фронта, — ты меня спас. Первая опасность миновала. — И он наклонился
и поцеловал её.

 — Мы спасём королеву, дедушка?

 — Кто знает? — ответил Ганс. Затем он предупредил её, что она ни в коем случае
не должна упоминать, что они идут к ней. Он не сказал Беттине, что
Если бы письмо в её платье нашли, его бы застрелили без
разговоров, и она с удивлением смотрела на него, когда он снова и снова
говорил: «Слава Богу! Слава Богу!»

 Повозка ждала их у гостиницы, где они вскоре остановились. Всё это было очень странно и озадачило Беттину, потому что возница сказал: «Ангел», а её дедушка сказал: «Да благословит её Бог», и, не говоря больше ни слова, поднял её и велел лечь на солому и уснуть.

 Они ехали всю ночь, и было уже утро, когда дедушка разбудил её.
Она дала ей немного чёрного хлеба и колбасы. Потом они сошли с поезда и
весь день шли по лесным тропинкам, держась подальше от главных дорог.
Пока они шли, Беттина видела, как олени большими стадами выходили на
открытые места, чтобы пощипать сено, которое лесники привязывали к соснам
на обед, а однажды она увидела в кустах большие блестящие жёлтые
глаза.

 Это была всего лишь огромная чёрная кошка, но Беттина была уверена, что это
Ватерлинде, мать всех ведьм Германии, которая в ночь
Вальпургиевой ночи возглавляет танец на горе Брокен.

«Подожди, дедушка, подожди!» — закричала она. Затем она побежала обратно к кошке.

"Уотерлинда! Уотерлинда! — позвала она, — пожалуйста, прокатись на своей метле
и привези Наполеона!"

Кошка подняла хвост, который от гнева стал огромным.

"Ш-ш-ш! — сказала она, — Ш-ш-ш! — и убежала в кусты.

Но Беттина была в восторге.

 «Это заденет императора, — сказала она. — Это обещано. О, дедушка, как я счастлива! Уотерлайн получит Наполеона!»




Глава VI

Падение



Беттина действительно устала, когда однажды утром они приблизились к
великому городу на берегу Эльбы, над которым возвышался великолепный собор
На фоне неба, под падающим и тающим на его крепких стенах и
укреплениях снегом.

Когда Ганс увидел цвет флагов, развевающихся над этим городом, он в ужасе закричал.

"Боже мой!" — воскликнул он, — "но французы взяли Магдебург!"

Во всей Пруссии не было более сильной крепости. На неё возлагались все надежды страны.

На несколько мгновений Ганс почувствовал себя совершенно ошеломлённым. Затем, взяв Беттину за руку,
он свернул на тропинку, ведущую к фермерскому дому с красной крышей, стоявшему на
полях неподалёку от стен Магдебурга.

По пути они слышали о поражениях и несчастьях. Как карточный домик, который строят дети, все крепости и форты Пруссии
рухнули от одного вздоха Наполеона.

Но Магдебург!

"Боже мой, — воскликнул Ганс, — но я не могу, нет, я не могу в это поверить."

Что касается Беттины, она так устала, что ноги двигались сами по себе,
она их больше не чувствовала.

«Бедняжка!» — воскликнула жена фермера, когда Ганс попросил разрешения войти.
"Заходи! Заходи!" И она отказывалась отвечать на вопросы Ганса, пока не накормила Беттину тёплым молоком и не уложила её спать под огромным
перину. Затем, предложив Гансу стул, она пошла за своим мужем.

 Он был занят в амбаре, пряча от французов всю кукурузу в яме, которую выкопал под полом и прикрыл дровами. Шаги жены напугали его, и в дверях показалось его проницательное, жадное до денег лицо.

"Это я, Герман, Магда," — позвала она, а затем рассказала ему о Гансе и Беттине.

«Он кажется мне полусумасшедшим, Герман, старик. Я уложил ребёнка в постель. Она чуть не умерла от усталости. Он говорит, что они приехали из Йены, где
мать и отец были убиты после битвы. Это ужасная история.
Он отвозит ребёнка к тёте в Восточную Пруссию.

Фермер не двинулся с места, чтобы пойти на кухню.

"Он может заплатить за всё, Герман."

Его лицо просветлело.

"Ах да, — сказал он, — но это другое. Минутку, дорогая Магда, и я
буду с тобой."

Проследовав за ней на кухню, он сел напротив Ганса, поставив между ними стол.

"Пиво, Магда!" — скомандовал он, и она поставила на стол бутылку и стаканы.

"Ja wohl, друг," — сказал он, — "Магдебург принадлежит Наполеону."

Затем он наполнил стаканы и, чокнувшись с Гансом, предложил выпить за падение императора.

— Трижды, тысячу раз, — сказал Ганс и попросил рассказать новости.

 — Надежда короля была в Магдебурге. Ja wohl, — сказал фермер. Его голос был громким, и он скорее рычал, чем говорил. — А почему бы и нет? Какая крепость в Европе сильнее? Здесь было двадцать четыре тысячи солдат;
Клейст был главнокомандующим, и король с королевой остановились здесь во время своего бегства, чтобы призвать гарнизон хранить верность Пруссии. А затем, — его лицо помрачнело, и он сделал паузу, чтобы отпить пива, — появился французский маршал
Ней и выстрелил несколько раз, и жители Магдебурга обратились в бегство.
в слезах предстал перед Клейстом, умоляя его сдаться и избавить их от ужасов осады».

«Трус!» — Ганс ударил кулаком по столу.

Фермер спокойно потягивал пиво.

"Зачем сражаться, если в конце концов всё равно придётся сдаться?" — Он поставил свой
стакан. «Они отдали ключи, не сделав ни единого пролома в стене и не захватив ни одной пушки; двенадцать тысяч солдат под ружьём, шестьсот пушек, целый понтон, огромные склады всякого рода, и только равная по численности армия без стен», — прорычал фермер.

 «Трус!» — и Ганс снова ударил кулаком по столу.

«Мы побеждены, приятель, — сказал фермер, — и, видит Бог, эта война дорого нам обходится».

Затем он рассказал Гансу, что слышал, будто король Пруссии написал Наполеону письмо из Зондерсхаузена, куда он бежал после поражения при Ауэрштедте.

"И что в ответе?" Рука Ганса, державшая кружку с пивом, дрожала от нетерпения.

Фермер, пожав плечами, по-своему выпятил нижнюю губу.

 «Насколько мне известно, ничего не было», — прорычал он.  Затем он наполнил их бокалы, и его глаза заблестели, когда пиво запенилось.

Ганс подумал, что он гораздо больше заботится об этом пиве, чем о проблемах своей страны, раз он с таким удовольствием пьёт его, распевая
о том, как Наполеон с пышной процессией въехал в Берлин. Он слышал, что берлинцы сидели у своих окон и плакали. Наполеон
разграбил все дворцы и крал и отправлял в Париж все произведения искусства берлинцев. Только в Потсдаме он проявил почтение.
Пруссаки бежали так поспешно, что оставили кордон Чёрного Орла, шарф и меч Фридриха Великого на могиле в
гарнизонной церкви.

Когда Наполеон увидел их, его глаза загорелись.

- Джентльмены, - и он повернулся к сопровождавшим его офицерам, - это
один из величайших полководцев, о которых упоминает история.
Затем он начертил в пыли букву "Н" на могиле.

"Если бы он был сейчас жив, я бы здесь не стоял", - сказал он.

И из уважения к великому Фридриху он спас Потсдам от
всех бедствий войны.

Фермер не знал, что ещё произошло, только то, что храбрый
Блюхер со слезами на щеках был вынужден
сдать Любек.

Что касается короля, фермер слышал, что тот отправился в Кюстрин; но
он также слышал, что Кюстрин был среди сдавшихся фортов
. Как бы то ни было, пиво подошло к концу, и у него больше не было времени на разговоры.
он встал, чтобы вернуться в свой сарай.

Ганс попросил его позволить Беттине остаться до полудня, когда он
вернется за ней. Затем он тоже ушел.

Жена фермера коснулась её головы.

"Горе свело его с ума, — сказала она себе. — Жестоко таскать этого
ребёнка по всей стране."

Беттина вкусно поужинала с фермером и его женой, а потом
её снова уложили в постель.

"Странная малышка," — сказала жена мужу. "Бедняжка!" — слёзы наполнили её глаза. "Она думает, что старый Фридрих Барбаросса
выйдет из своей пещеры, чтобы спасти нас!"

Фермер рассмеялся и сказал жене, что нужно сказать Гансу, потому что он может больше его не увидеть.

Старик вернулся ближе к вечеру.

«Мы должны немедленно отправиться в путь», — объявил он.

Жена фермера запротестовала.

"Малышка, — она плотно сжала губы, — слишком устала."

Но Ганс был непреклонен.

"Мы должны идти, моя добрая женщина, и немедленно, — снова объявил он самым решительным
тоном.

Бедная маленькая Беттина не хотела уходить. Жена фермера была так же добра к ней, как и её мать, но дедушка не обращал на это внимания.

 "Пойдём, дорогая, — сказал он, — попрощайся и поблагодари добрую фрау, и поскорее, потому что нам пора отправляться."

"Auf wiedersehen, — робко сказала Беттина. Она надеялась, что когда-нибудь снова увидит эту добрую фрау Магду.

Затем Ганс расплатился по счету, и они отправились в путь.
Поздно вечером они пришли в гостиницу, где Ганс объявил, что они останутся до утра.

Беттина пошла спать, но Ганс вернулся в большую комнату, где сидели мужчины.
Он сел, и вскоре, когда Беттине снился прекрасный сон о
Вилли Шмидте и её братьях в Тюрингии, он вернулся с хорошими новостями
и разбудил её.

Император, объявил он, предложил Пруссии мирные условия. Все
войска, кроме раненых и пленных, должны были собраться на северо-востоке
Пруссия; крупные города королевства, в том числе Данциг и Бреслау,
должны быть сданы; все русские, идущие на помощь Пруссии,
должны быть отправлены обратно, а король Пруссии должен присоединиться к Наполеону в
войне против своего друга, Александра I, если Наполеон прикажет ему это сделать.

"Я побежден", - ответил бедный, добрый король. "Мое королевство отнято у меня.
но я никогда не спасу себя, сражаясь против друга. Пусть
война продолжается".

Лицо Ганса просияло, когда он сообщил Беттине этот ответ.

Маленькая девочка была счастлива увидеть, что ее дедушка снова улыбается, но она
была слишком сонной, чтобы понимать, о чем он говорит, и поэтому, когда его
голос смолк, она вернулась к своим мечтам, а старик налил ей еще.
карты до полуночи.

На следующий день они двинулись дальше, держась подальше от армии, питаясь в
фермерских домах и часто прячась в лесах. Солдаты иногда
их остановили. Не раз они обыскивали Ганса, но когда они
расспрашивали Беттину и видели её слёзы, которые всегда наворачивались, когда она
вспоминала о Йене, они отпускали их.

Однажды Ганс уговорил кучера повозки взять их с собой. Повозка принадлежала знатному человеку, и у него был
паспорт, а Ганс и Беттина могли сойти за слуг.

"Ради ребёнка, да," — сказал кучер. Но, возможно, это было сделано
ради золота Ганса, которое он с готовностью отдал ему. Странно, что у этого дикого на вид старика, бродящего по стране, было золото, но в
Во время войны люди не задают лишних вопросов.

Именно в этом экипаже Беттина была уверена, что снова увидела
господина лейтенанта.

Это было в том месте, где кучер показал свои документы.

В окне дома, окружённого солдатами, мужчина мрачно смотрел
из окна.

Позади него были другие лица, и одно из них, как заявила Беттина, было лицом её дорогого господина лейтенанта.

«И он знал меня, дорогой дедушка; я знаю, что знал, только он не мог и представить, что его Беттина здесь, в Пруссии, не так ли?»

«Конечно, нет», — сказал её дедушка и заснул.
Он часто думал о том, что у него такая мягкая постель, как подушки в карете, и хотел
воспользоваться этим по максимуму. Так они приехали в Кустрин.

"Теперь, — сказал Ганс с радостным лицом, — мы увидим короля!"

Но, увы!

Конечно, король был там, и королева тоже.

Пожилая крестьянка, стоявшая у ворот, которую расспросил Ганс, знала об этом всё.

Король пришёл первым и сразу же направился в дом на Рынке.

"Печальное событие привело меня сюда," — сказал он. А потом, позже, пришла королева. «Они были здесь какое-то время, — сказала пожилая женщина. — Её
Ваше Величество, закутавшись в дорожный плащ, обычно ходила по стенам и
пыталась вселить немного мужества в солдат. Глупая работа ", - добавила она.;
"вы могли бы также попытаться заполнить разбитые бутылки; все, что она вложила в свои
сердца вышли за ними по пятам, и Custrin сдались без
боевые действия".

Король и королева, сказала она, находятся в Грауденце, на Висле.

"Мы последуем за ними", - объявил Ганс.

Бедная маленькая Беттина! Неужели путешествие никогда не закончится?

Её дедушка отправился в путь немедленно. Теперь путешествовать стало очень опасно.
Французы были повсюду, и часто им приходилось отвечать на вопросы. Они
Он слышал, как Наполеон украл и отправил в Париж великолепную статую «Победы», гордость Берлина; как он прочитал все письма королевы к королю, которые нашёл во дворце, и как ужасно он отзывался о Её Величестве.

«Кажется, он ненавидит её, бедняжку, — сказал Ганс, — но почему, никто не может сказать».

В Грауденце тоже были французы. Король, королева и придворные, конечно, были там, но однажды вбежалзрители кричали
"Французы! французы!" И толпой по мосту ворвались
Пруссаки, преследуемые французской кавалерией.

Бах! Мост взлетел на воздух, разнесенный горожанами на куски. Но французов
было не остановить; и король, королева и двор
Пруссии бежали.

Итак, Беттина и ее дедушка поплелись в Мариенвердер.

Никогда они не видели такого грязного и запущенного места. Король и королева
пробыли там десять дней. Хозяин показал им комнату, в которой они жили,
и Беттина, прислушиваясь, услышала, как они ели, одевались и спали
в одной комнате, и это была не лучшая комната.

«А нашему бедному королю, — сказала Хансу одна женщина, — приходилось долго гулять, если королева хотела одеться или слуги накрывали на стол».

 фрейлины были вынуждены спать в крошечной грязной каморке,
а пять придворных — в одной комнате, где на двоих были кровати, а для остальных — солома на полу.

"И они менялись местами, — сказала хозяйка. «С ними был англичанин, мистер Джексон, который был любезен во всём. Но наша королева! Она ангел!»

«Все говорили о ней только хорошее: какая она милая, какая
терпеливая, как она подбадривала всю компанию и смеялась, только когда увязала в грязи по колено, и заявляла, что не хочет пить, когда им не давали вина, а вода была непригодна для питья.

На одном из окон гостиницы хозяйка показала Гансу слова, которые королева вырезала там бриллиантом.

Старик повторил их Беттине. Их сочинил великий поэт Гёте:

 «Кто никогда не вкушал хлеба в печали,
 Кто никогда не проводил мрачные часы,
 Плача и ожидая завтрашнего дня, —
 Тот не знает вас, небесные силы».[1]

[Примечание 1: многие авторитетные источники утверждают, что это было написано только в
«Дневнике королевы».]

 Беттина выглядела озадаченной.

"И что это значит, дорогой дедушка?"

Старик посадил её к себе на колени.

Он взял её за руку, а другой рукой погладил по мягким
волосам.

"Это значит, дорогое дитя, - сказал он очень торжественно, - что мы никогда не сможем хорошо познать
дорогого Бога, пока, когда весь мир крепко не уснет, мы не заплачем
из-за наших собственных бед. Тогда нам кажется, что мы знаем лучше всех
дорогой Бог, который ночью, кажется, утешает нас. Ты понимаешь,
моя Беттина?

Маленькая девочка кивнула.

«Я молилась доброму Богу, дорогой дедушка, когда мама была там, — она вздрогнула, — и я была с Гансом и Малышкой в лесу. Как ты думаешь, дорогой дедушка, — её губы задрожали, — что у бедной королевы такие неприятности? Неужели этот злой Наполеон убил и её дорогую маму?»

Лицо Ганса исказилось, и он крепче обнял маленькую Беттину.

«Мать королевы, дитя моё, умерла, когда её маленькой девочке было шесть лет, и
она прожила всю свою детскую жизнь с бабушкой».

Он погладил Беттину по волосам, но мыслями был со своей
Анхен.

- Дедушка, - Беттина погладила его рукой по щеке, - дедушка,
скажи мне, пожалуйста, что беспокоит королеву? Почему она так
несчастна?

Затем старик объяснил, что королева - мать всего народа
в своей стране, и о том, как, когда приходит враг с мечом и войной
убивает этих людей, это ее беда, и она должна оплакивать своих
детей.

«Тогда королева Луиза, моя Беттина, оплакивает своего бедного мужа, короля,
который потерял своё королевство, и своих бедных детей, которых выгнали из
дома и дворца. И теперь, — добавил он, — в холоде, льду и снегу
Ей пришлось бежать, как сказала вам хозяйка постоялого двора, потому что ей нечего было есть и негде было остановиться на ночлег.

Беттина вздохнула.

"Ах да, дорогой дедушка."

У неё самой очень устали ноги, и она была уверена, что понимает
эту часть проблемы королевы.

"Дедушка, — спросила она, — пожалуйста, что такое враг?"

«Наполеон, дитя, Наполеон. Он пришёл, чтобы причинить нам вред, творить зло. Он враг доброго короля и королевы, но особенно он ненавидит нашу королеву и стремится причинить ей вред».

Беттина открыла свои голубые глаза.

"Дедушка, — сказала она, — как он может?"

Старик пожал плечами и рассеянно погладил её по волосам.

Что касается самой девочки, то она размышляла. Трудно было понять, как кто-то мог быть врагом этой прекрасной королевы. Но так было со всеми сказочными принцессами. Всегда был людоед, вспомнила Беттина, но правда и то, что врагов всегда побеждали рыцарь, принц, дракон или кто-то ещё.

Она вспомнила пещеру Киффхойзера.

"Дедушка, — сказала она, потянув его за пуговицу на пиджаке, — почему
вороны не разбудили Барбароссу? Я рассказала об этом одному из них в нашем Лесном домике. Я
подумай, дорогой дедушка, ему пора просыпаться, не так ли?" и
она с тревогой посмотрела ему в лицо. Что касается Ганса, он рассмеялся
впервые за несколько дней.

"Это немного удивило бы императора, моя Беттина", - сказал он, а затем
сообщил ей, что их путешествие окончено. "Король, дорогое дитя, в
Кёнигсберг, и там мы надолго остановимся.

— Хвала Господу, — сказала маленькая Беттина, как говорят немцы. — Я
буду очень рада, дорогой дедушка, сесть и спокойно повязать.




Глава VII

По дороге в Мемель



В один из январских дней, последовавших за битвой при Йене, шёл сильный снег.

Он оседал на ветвях деревьев и превращал пушистые ели в сказочные деревья.
На низких кустах и дубах сверкал и переливался лёд, а пронзительный
ветер, проносясь сквозь ветви, трещал по обледенелым сучьям и наполнял воздух таинственным холодом. То и дело по дороге проносились сани, запряжённые
высокими конями, с кучером, закутанным в меха по самые глаза, с
застывшим на бороде или усах дыханием. С Балтийского моря
на Восточную Пруссию веяло дыханием морозного Севера.
земля и, повинуясь его приказу, жизнь, казалось, замерла, не издавая ни звука, и весь мир погрузился в тишину.

Внезапно тишину нарушил детский голос.

"Дедушка," — о, как устало он звучал, — "честно, дорогой дедушка, я больше не могу идти."

Это была маленькая Беттина, закутанная в шерстяную шаль и бредущая рядом со стариком Гансом, лицо которого было почти скрыто огромным меховым воротником.

Они всё ещё были в пути, хотя Кёнигсберг они миновали два дня назад.

"Да, да, Liebchen, — старик остановился на дороге, — действительно холодно.
Но не бойся, малышка, скоро мы дойдём до деревни, а там
будут сосиски и хлеб.

 — Слава Богу, — сказала маленькая Беттина и побрела дальше,
её бедные ножки так замёрзли, что она не чувствовала, как они двигаются.

 Какое-то время они шли молча. Затем старик, коротко
рассмеявшись, сказал:

 — Слава Богу, мы оставили французов позади.

Прежде чем Беттина успела ответить, а Ганс — сказать что-то ещё, с Балтики подул резкий ледяной ветер. Он рассекал падающий снег, бросал хлопья им в лицо, бил по их телам и, набирая силу,
сила, она разводила их в стороны, бросая и кружа Беттину.

Они не могли говорить.

Ветер завывал ледяным приветствием; снег бил им в глаза, забивался в рот, застревал в воротниках их одежды,
белил их волосы, замерзал на перчатках и почти доводил их до обморока.

Затем внезапно ветер взвыл, как испуганный дух. Снег
начал кружиться, и вверх полетели листья, палки и даже комья
земли.

Ганс подхватил Беттину на руки. Он оттащил её на обочину.

"Вниз! вниз!" — закричал он и потянул её в канаву. Безобидная,
Вихрь пронёсся над их головами, земляная насыпь защитила их тела.

«Прижмись ко мне, прижмись ко мне, моя Беттина», — воскликнул Ганс и притянул её к себе, укрыв складками своего большого плаща с меховой подкладкой.

Ветры с севера, востока, запада и юга боролись за господство, четыре
ветра били, кричали и кружили невинный снег в своей ярости,
пока, поднимаясь, белая пелена не стала завесой, скрывающей
всё.

Но колёса приближались. Они достигли дороги над путешественниками,
и тогда их лошади, потеряв последние силы, внезапно остановились.
Они резко остановились на дороге. Даже их топот казался слабым и
изнурительным, настолько велика была ярость ужасной войны ветров, которую
природа развязала на этом узком перешейке в Восточной Пруссии.

  Затем внезапно наступило затишье. Ветры отступили с поля боя.

  Ганс и Беттина удивлённо подняли головы. В наступившей тишине
они услышали голос, в котором звучала знакомая нотка,
голос, обладатель которого, казалось, был болен и страдал.

 «Я в отчаянном положении, — сказал он, — давайте теперь отдадимся в руки
Господи, ибо велика милость Твоя, и не дай мне попасть в руки
человека.

Пока звучал этот голос, кружащийся снег падал на землю, словно
занавес из белой шерсти, и Ганс с Беттиной, поднявшись, увидели на
снежной дороге карету, в которой на подушках, покрытых периной,
лежала бледная дама, чья золотистая голова из-за отсутствия
подушки покоилась на руке слуги. С ней были дамы и
врач.

Лицо Ганса покраснело.

"Присядь в реверансе, — прошептал он Беттине. — Присядь в реверансе, дитя, это королева!"

Беттина забыла о своей простуде. Она больше не уставала, не чувствовала голода,
сопереживая бедной больной женщине, которая, увидев ребёнка, слабо улыбнулась
ему в знак приветствия, но так же мило, как и в Йене.

 Это была королева Пруссии Луиза, которая всё ещё бежала от своего врага Наполеона.

Он проник в её дворец; он обыскал её личные покои; он
прочитал все её письма к мужу; он опубликовал ужасные вещи
о ней во французской газете в Берлине; он объявил её причиной
войны; объявил её тщеславной, глупой и недостойной
любовь к своему народу; и он громко заявил, что не успокоится,
пока не низведёт короля и королеву Пруссии до того, что они будут
выпрашивать себе кусок хлеба.

 Он гнал их с места на место и теперь наступал на
Кёнигсберг.

Когда Ганс и Беттина прибыли в этот старый город, король уже уехал,
двор бежал, и они тоже, не обращая внимания на снег, отправились в путь,
спасаясь, как и все остальные, от этого ужасного императора.

 И вот бедная королева, которая была при смерти в Кёнигсберге,
ехала в Мемель по холоду и снегу, не имея даже подушки, чтобы отдохнуть
голова на плечах!

Когда карета снова тронулась, Ганс и Беттина пошли за ней.

"Это нас укроет", - сказал старик, потому что ветер сдул маленькую Беттину
чуть не сбил ее с ног.

Ах, как говорят немцы, но было холодно!

Взрывы, пронесшиеся от Балтики до Курисхафена и от Курисхафена до Балтики
, все еще вели борьбу за господство, и занавес
северная ночь начала опускаться на них ближе к вечеру, и
они продолжали бороться в сгущающейся темноте.

Наконец, сквозь снежный мрак они увидели огни деревни и,
почти замерзшие, стали искать пристанище.

Ганс попросил женщину, которую он увидел у двери, приютить их.

Она решительно отказала ему.

Она была высокой, смуглой, с желтоватым цветом лица и блестящими тёмными глазами, которые она умела прищуривать. Ганс указал на дрожащую и промокшую до нитки Беттину.

"Вы не можете отказать нам в комнате," — сказал он.

Женщина пожала плечами и заколебалась.

Воистину, Беттина тронула бы любое сердце.

"Из-за ребёнка, бедняжка, — наконец сказала женщина, — хотя моему мужу, если он придёт, это может не понравиться." Она выразительно пожала плечами.

 Она растерла руки и ноги Беттины снегом и заставила её опустить их в воду.
воды, и, раздев ее, она завернула ее в свою теплую ночную сорочку
и укрыла периной.

"Выпей это", - и она поднесла теплое молоко к своим маленьким синим губкам, и когда
ребенок задремал, она направилась к своей кухне. У
двери она остановилась.

«Я должна высушить одежду ребёнка», — сказала она и, вернувшись, собрала мокрую, грязную одежду, а Беттина даже не заметила этого.

 Когда она стирала её на кухне, то сильно вздрогнула.

 Держа платье в руке, она пошла в свою комнату.

 «Я так и думала!» — сказала она, прищурившись.Что касается Ганса, то, когда он немного обсушился и поел хлеба,
сыра и пива, он отправился в дом сапожника, куда они
отвели королеву. На кухне, с огромной плитой и горшками с
цветущей геранью, он нашел нескольких придворных слуг, которые теперь, когда они
отдыхали, были рады посплетничать.

Особенно любил поболтать кучер кареты.

— Да, — сказал он, — наша добрая королева умерла от нервного истощения.

Затем он рассказал, как она была с королём, с детьми, с графиней Фосс, и сначала с маленькой принцессой Александриной, а затем с принцем
Карл был болен, и королева не могла добраться до них.

В Кёнигсберге маленький Карл был при смерти, и королева, ухаживая за ним,
заболела лихорадкой.

"Ах, боже мой, — сказал кучер, переводя взгляд с одного лица на другое в жаркой,
продуваемой сквозняками кухне, — это было ужасно, мы думали, что потеряем её!
Герр доктор Хуфеланд приехал из Данцига. Его превосходительство нашёл её при смерти. Ах, друзья, но это была ужасная ночь, и все сердца были
в смятении, потому что в море был корабль, а на борту — барон Штейн,
который вёз в Кёнигсберг государственные сокровища. Он спрятал золото и драгоценности в
Берлин от этого вора Наполеона.

Затем он рассказал, как ночью, когда завывал и дул ветер, раздался грохот, который напугал старый Кёнигсберг.

Это было крыло старого замка, которое обрушилось во время шторма.

"И это принесло несчастье, — продолжил кучер, — потому что вскоре прибыл курьер с депешами.  «Летите! — сказали они, — летите!» Французы приближаются к
Кёнигсбергу!'"

А потом было бегство, и он рассказал, как накануне ночью королева
спала в комнате, окна которой были настолько разбиты, что снег всю ночь
лежал на её кровати и чуть не заморозил её.

Было о чем поговорить, и все охотно слушали. Тепло
От печи было приятным, и сапожник принес немного пива.
Водитель, который, безусловно, любил поговорить, рассказал о страданиях
королевских детей; о том, как старая графиня не всегда могла достать
им хлеба или найти одежду, чтобы содержать их в чистоте и порядке.

"И они стали очень шумными", - сказал он. "Королева - ангел. Она никогда не жалуется, всегда мила и дружелюбна, а старая графиня
очень благородна. Но наш король мрачен и погружён в свои мысли, и никто
не наказывает детей.

Сапожник расспрашивал о них.

"Принц Вильгельм — лучший, — сказал мужчина, — он похож на своего отца,
но по характеру он как наша королева. Старая графиня называет его «милым добрым ребёнком», и он всегда такой."

Прежде чем он успел продолжить, из Мемеля прибыл гонец с бульоном от короля для королевы.

Это прибытие вызвало большое волнение, и когда все снова успокоились,
они заговорили о французах и о том, как император жаждал
захватить прекрасный город Данциг, и о том, как его жители поклялись,
что он никогда не войдёт в его ворота, пока они могут этому помешать.

"Где он сейчас?" - спросил Ганс, ненависть горела в его глазах, а щеки покраснели.
"В Кенигсберге говорят, что он в Хельбсберге." - "Где он сейчас?" - спросил он.

"В Кенигсберге говорят, что он в Хельбсберге. В нашей армии состоит в том, что
районе, также. Они сообщают, что оба приближаются к Прейсиш-Эйлау.
Может быть, они там воюют".

Жена сапожника вошла в комнату, полную мужчин, прервав разговор во второй раз
.

Сначала она громко закашлялась, потому что они повсюду пускали клубы дыма.
Затем, сияя от радости, она рассказала им, что королева только что сказала, что ей
было удобнее, чем где-либо во время полёта.

«Наша королева — ангел!» — Ганс высоко поднял свой бокал. «Hoch!» — воскликнул он,
как говорят немцы, когда пьют за что-нибудь или за кого-нибудь.

"Hoch!" — ответили остальные, но тихо, чтобы не беспокоить
королеву.

"Да здравствует она!" — раздались голоса.

Затем «Трижды ура!» — и они тихо чокнулись и осушили бокалы.

Потом, уже поздно, Ганс вернулся к Беттине.

Она крепко спала, и одна её маленькая рука, худая и бледная, лежала на перине.

На стуле у кровати лежала её одежда, чистая и сухая, и всё было в полном порядке.

Ганс в ужасе нащупал письмо.Он был в безопасности между подкладкой и тканью пояса, и, уставший, он вскоре крепко заснул.

На следующий день они все отправились в путь, Ганс и Беттина шли за экипажем, и вскоре они добрались до парома в Мемеле.

В те дни Мемель был процветающим маленьким городом с населением около шести тысяч человек, известным своей чистотой и английским образом жизни. Он
стоит на воде, и в его гавань заходят голландские и английские корабли,
придавая ему оживлённый вид.

Когда королева вошла в Мемель, произошло нечто странное.

Как будто сама природа, которую она любила всем сердцем, хотела поприветствовать её.
облака внезапно расступились, словно занавес, и выглянуло солнце, которого
никто не видел уже несколько дней, и засияло во всей красе.

"Слава Богу!" — воскликнул Ганс. "Это добрый знак."

Когда они с Беттиной вошли в город, то встретили даму с детьми. Она была полной, приятной на вид и закутана в дорогие меха. Старшей из её детей была девочка лет пятнадцати, и
это была самая красивая девочка, которую Беттина когда-либо видела.

Когда эта дама увидела Ганса, она вскрикнула.

"Боже мой!" — воскликнула она. "Ганс, как ты сюда попал?"

Что касается Ганса, то он был вне себя от волнения.

«Мадемуазель Клара!» — воскликнул он. «О боже! Я снова вас вижу!»

 Когда дама, издав множество восклицаний, услышала о путешествии Ганса, она в ужасе всплеснула руками.

"Боже!" — воскликнула она, — "но вы должны немедленно вернуться домой со мной. Я теперь замужем, Ганс, и это мои дети."

Затем она повернулась к хорошенькой девушке.

"Дочь, — сказала она, — это Ганс, Йоханнес Ланге. Он был с твоим дедом, когда тот был полковником. Пойдём, Ганс, пойдём, дитя, — она ласково улыбнулась Беттине. — Мой муж дома и будет рад вас видеть.
Пойдёмте, пойдёмте!"

И она повела их в Мемель.




ГЛАВА VIII

В кругу друзей


Дородная дама, задавая Гансу вопрос за вопросом, повела его к большому, просторному дому, окруженному садом, теперь голым и зимним, с ветвями фруктовых деревьев, берез и кустарников, потрескивающими от мороза.

"Это, конечно, не наш дом, Йоханнес," — объяснила дама, которая только что закончила рассказывать ему, как она и ее семья бежали из Берлина при приближении Наполеона. — Это дом брата моего мужа, — продолжила она, направляясь к двери. — Весной мы
переедем в Кёнигсберг, где мой муж станет профессором в
Университет. Заходи, Ганс, заходи. Да, да, ты прав. Это
удобный дом, но здесь, в Мемеле, ужасно холодно. Карл, — она
быстро повернулась к маленькому мальчику, который дразнил сестру, —
веди себя хорошо, или я отправлю тебя к Наполеону!

Было забавно наблюдать, как он выпрямился и быстро стал таким же
хорошим, как его сёстры.

- Входи, входи, - она быстро закрыла дверь. - Муж! Ричард! - позвала она.
очень громко.

Дверь в конце коридора открылась в ответ, и оттуда вышел серьезный,
ученого вида мужчина, который доброжелательно улыбался всем присутствующим.

«Ричард! Ричард!» — взволнованно воскликнула дама, — «как ты думаешь, кто здесь?»

Она подвела к ним Ганса и Беттину.

"Старый солдат из полка моего дорогого отца, — в её голосе звучала гордость, — и один из тех, дорогой Ричард, кто служил с великим Фридрихом, и, о, он был любимцем отца, не так ли, Ганс?"

Старый солдат пожал плечами, словно говоря: «Не мне
решать».

«Да, да, Ричард, он был любимцем нашей дорогой, милой малышки Эрны.
Мы так удивились, увидев его», — и она жестом пригласила всех в дом.
в тепле гостиной. Затем, собравшись вокруг высокой зелёной
печки, Ганс рассказал свою историю.

"Боже мой, дорогой Ричард!" — полная дама вытащила вышитый
платок, — "но его вид возвращает нас в прошлое."

Затем она повернулась к хорошенькой девушке.

— Марихен, отведи близнецов наверх и проследи, чтобы они были в сухих чулочках. И ты тоже, дорогая, — она улыбнулась Беттине, которая, чувствуя себя неловко, прошла через холл и поднялась в комнату, куда вошла молодая леди.

 — Девочка устала, — услышала она слова леди, — а Ганс должен увидеть нашу
Король. Он принёс послания. Они должны остаться здесь. Да, да, Ганс.
Дом большой, и наш брат Иоахим даёт мне своё согласие.

Затем дверь закрылась, и Беттина больше ничего не слышала.

В большой комнате, где она оказалась, сидела темноволосая молодая леди и вышивала.

«Полин, Полин!» — позвали дети, — «Ганс пришёл, а вот и Беттина».

Затем, прежде чем хорошенькая девочка успела объяснить, вошла полная дама и рассказала той, которую звали Полин, как однажды этот Ганс спас жизнь её младшей сестре, и как семья никогда этого не забывала.
Беттину нужно переодеть в одно из детских ночных платьев, дать ей тёплого молока, сразу отправить в постель и оставить там.

"Я расскажу тебе эту историю позже. Ребёнок не должен слышать её снова. Это ужасно."

Когда Беттина благополучно оказалась в постели, пришли Ганс и джентльмен.

«Мой старший сын, Франц, был в Йене», — услышала она слова последнего, а затем, к её удивлению, дедушка назвал его «господин профессор».

Беттина, сверкая глазами, села в постели.

"Дедушка, дорогой дедушка!" — позвала она и, когда он подошёл ближе, притянула его голову к себе и горячо зашептала.

«Nein, nein, дитя», — услышали они все его ответ, а затем Беттина настаивает:

"Но да, дорогой дедушка. Пожалуйста, пожалуйста, спроси его, я знаю, дорогой
дедушка, я знаю."

"Что такое, Ганс?" — и герр профессор подошёл к Беттине,
улыбаясь по-отечески.

— Она поймёт, сэр, — ответил старый солдат, — что вас зовут фон Шторк и что вы — отец молодого прусского солдата, которого мы лечили в Лесном домике!

 — Я знаю, дорогой дедушка, я знаю, — воскликнула Беттина в сильном волнении. — Герр лейтенант рассказал мне о Карле, Ильзе, Эльзе и
Мадемуазель Полина и его старшая сестра Марианна, и о том, как наша королева
поцеловала Карла... и...

Беттина больше ничего не могла сказать.

Крича и плача, они все столпились вокруг, восклицая, что это был
их Франц, их собственный дорогой Франц и никто другой.

И тогда они узнали бы всё, что он сделал и сказал, и где именно он был ранен, и как его взяли в плен, и мадам фон
Аист расплакался, и все остальные закричали: «Ja, ja» и «Nein,
nein» — так громко и много, что бедная, уставшая Беттина чуть не оглохла.

А потом Ганс должен был снова рассказать им всю историю, и Беттина расплакалась, а старик поклялся отомстить
Наполеону.

 Мадам фон Шторок сначала обрадовалась, что её мальчик жив, а потом заплакала,
потому что он был в плену, и она снова и снова благодарила Ганса и говорила
ему, что будет заботиться о Беттине, пока они остаются в Мемеле.

А потом они все вышли из комнаты, и Беттина крепко заснула и
не шевелилась до следующего утра.

Но нет, она пошевелилась, когда в комнату вошёл её дедушка,
разбудил ее и спросил ее, если она взяла письмо из ее платье
подкладка.

"Нет, дедушка," она ответила, а затем ушел спать.

Когда на следующее утро она открыла свои голубые глаза, ее дедушка укладывал вещи.
Его сверток.

Ее маленькое сердечко упало, а глаза наполнились слезами. Неужели ей снова придется идти по этому
льду, и сырости, и снегу, и этому ужасному ветру?

"Нет, нет, малышка", - сказал старик, очень ласково потрепав ее по щеке
. "Вы останетесь здесь с моей доброй мадемуазель Кларой", - так он
называл мадам фон Шторк, поскольку знал ее, когда она была маленькой, как
Беттина, и пояснил, что он шел в одиночку, но хотели бы вернуться в
день или два в Мемель.

Потом, сидя на ее кровати, он задал ей вопрос за вопросом.

Говорила ли она кому-нибудь о письме, прикасался ли кто-нибудь к ее платью?

"Нет, дедушка, нет", - сказала она.

Сначала она была совершенно уверена.

Но тут она вспомнила о женщине, у которой они остановились, и о том, как
она, должно быть, выстирала и высушила её платье.

Старик хлопнул себя по колену.

"Ах, чёрт возьми, дитя!" — воскликнул он. "Это она его украла."

Затем он взвалил на плечи свой узел, заявив, что пойдёт за ним.

"Прощай, моя Беттина", - сказал он, и отошел от Мемеля.

Это был всего лишь в дне пути от деревни, но прошла неделя и нет
Ганс. Потом еще.

Мадам фон Шторк покачала головой.

"Его беда свела его с ума", - сказала она. "Мы оставим ребенка, да?"
и она посмотрела на своего мужа.

Профессор кивнул.

"Наш Франц любил ее", - ответил он. "Она не благородна, это правда, но
она милая и хорошая, и наши дети любят ее. Гнездо аиста, дорогая
жена, - и он с любовью улыбнулся ей, - всегда достаточно велико для одного человека.
не так ли, моя дорогая Клара?

Мадам фон Сторк кивнула.

Полин была не их дочерью, а французской беженкой, чьи родители были дворянами, погибшими во время революции. «Аистово гнездо» приняло
её, так почему бы не принять ещё одну?

"Пусть остаётся, — заключил профессор, — пока старик не вернётся,
или пока мы не сможем что-нибудь для неё придумать."

Так Беттина стала одной из «Гнезда», как фон Шторки всегда называли свой дом, и, окружённая такой любовью и добротой, маленькая девочка вскоре забыла о том, что ей пришлось пережить.

 «Но я бы хотела увидеть Вилли Шмидта и моих младших братьев», — однажды сказала она Марианне, которая была её любимицей.

Маленькие круглолицые светловолосые близнецы подлетели к ней, каждый взял её за руку и прижался к её пухлой щеке.

"Когда Барбаросса, о котором ты нам рассказывала, Беттина, выйдет из пещеры, наш отец отвезёт нас всех в Тюрингию," — пообещала Ильза.

"Что за чепуха, вы, гуси," — презрительно рассмеялся Карл.  "Никакого Барбароссы нет. Так говорит Отто, а ему пятнадцать, и он всё знает.
В любом случае, — он выглядел очень гордым своими знаниями, — никто не может победить
императора!

Но когда он услышал, что Беттина действительно видела ужасного Наполеона, он
слушал с широко раскрытыми голубыми глазами и был не так уж важен.

Возможно, в конце концов, Беттина действительно что-то знала.

"И вы видели его, - спросил он, - видели Наполеона?"

"Йа Воль", - ответила Беттина, рад, что юный герой слушать
с уважением.

"И он не сбежал с тобой?" Карл посмотрел охотно.

Беттина покачала своей золотистой головкой.

"Nein, nein, иначе меня бы здесь не было." Близнецы расхохотались. Что касается Карла, то он
очень грубо рассмеялся и щёлкнул пальцами перед Марианной.

"Слышишь, Марихен, — сказал он, — Беттина видела Наполеона, и он ничего ей не сделал."

В тот момент всё «Аистное гнездо» погрузилось в печаль, потому что теперь они знали,
что Карл никогда не будет вести себя хорошо, потому что Наполеон был единственным,
кого он боялся.

Пока они разговаривали, Эльза и Ильза закричали, чтобы они скорее подошли и посмотрели,
кто идёт, и все столпились у окон, дыша на мороз, чтобы лучше видеть.

Они увидели высокого, красивого джентльмена с добрым, но очень грустным лицом, милую даму, опирающуюся на его руку, и двух маленьких мальчиков, один из которых был высоким и красивым, а другой — с нежным лицом и мягкими вьющимися волосами, держался за руку дамы.

Это были король и королева Пруссии с наследным принцем и маленьким
принцем Вильгельмом.

"Слава Богу, — сказала мадам фон Штольц. — Наша дорогая, милая королева
поправилась." Она стояла позади группы и наблюдала, войдя в комнату, пока они
разговаривали.

Что касается маленькой Беттины, то её переполняло счастье.

Её прекрасная королева жила здесь, в Мемеле, и она вышла, как и другие
люди.

«Может быть, — сказала она Ильзе, — однажды мы с ней встретимся».

Но Ильзе не ответила.

"Смотри, Беттина, — воскликнула она, — наш король разговаривает с отцом."

Конечно же, там стоял профессор, сначала весёлый, а потом серьёзный и внимательный.

 Как только он вошёл в дом, он позвал жену.  Они долго разговаривали наедине, и после этого дня все в доме стали очень, очень добры к Беттине. Иногда глаза мадам фон Шторк наполнялись слезами, когда она смотрела на Беттину, и однажды, когда девочка сказала ей, что шьёт красивые чулки для своего дедушки, дама расплакалась.

 Беттина подумала, что она плачет из-за господина лейтенанта, и очень расстроилась.
тихо. Только она не могла не задаваться вопросом, почему никто никогда не говорил ни слова
о её дедушке.




 ГЛАВА IX

ГНЕЗДО АИСТА


Как мадам фон Шторк рассказала Гансу, её семья укрылась в Мемеле,
когда пришло известие, что Наполеон, победив короля при Йене,
двинется на Берлин.

Старый майор Иоахим фон Шторк радушно принял семью своего брата в своём
большом пустом доме в Мемеле, и в безопасности нового гнезда мать
Шторк собрала под свои крылья весь свой перепуганный выводок,
кроме двух сыновей, которые пошли против Наполеона.

Беттина чуть не рассмеялась вслух, когда увидела старого майора. Он был тучным,
краснолицым и носил косу высотой в три дюйма. С каждой стороны
на голове у него было по четыре локона, завитых и напудренных, как когда-то носили прически
в армии, а на косичке красовалась огромная кокарда.

Однажды Беттина услышала, как он разговаривал со своей экономкой о своих запасах:

"Они должны быть ровно трех дюймов высотой, - приказал он, - именно так, моя дорогая"
Фрау, а что касается моей кокарды, вы уверены, что она достаточно большая
?"

И он с тревогой посмотрел на свою экономку, которая подняла руки.

— Боже мой, герр майор, — сказала она, — это невероятно.

Но майор, слегка пыхтя, выглядел оскорблённым.

"Невероятно, моя дорогая, о чём вы говорите? У капитана фон Шалленфельса из моего полка всегда было семьдесят или восемьдесят лент в хвосте. Факт, уверяю вас, — добавил возмущённый старый джентльмен. «Он волочился по земле так сильно, что ему приходилось засовывать его в карман шинели, когда он выходил на парад. Верно, моя дорогая, верно, уверяю вас».

Старый майор, однако, был сама доброта, хотя и шёл своей дорогой.
так же, как если бы его дом все еще был пуст. И таким образом, чтобы его
еду для себя и, по четыре часа каждый день, чтобы отойти на дом
один господин фон Schrotter, и, наряду с шестью другими Мемель господа,
пить пиво, курить, и обсуждать армию, Пруссия, или Наполеон, до
перед сном.

Его жена Беттина узнала, умер много лет назад, и у него было лишь одно
сын.

«Наш кузен Рудольф, — сказал ей Карл. — Он служит в армии вместе с моим братом Вольфом».

Вечером вся семья собралась в гостиной, и там
Беттина увидела всех.

Во-первых, был профессор, высокий, добродушный и очень любящий свою
жену и детей. Он по-прежнему носил волосы, заплетённые в косичку, а не зачёсанные вперёд, как у короля, и ему нравились серебряные пряжки на ботинках и чулок, но не таких высоких, как у его брата.

"А наш отец знает, о, всё, — сказали Беттине близнецы, — так много, что наша королева посылала за ним в Берлин, чтобы поговорить с ним. Он
прочитал, кажется, все книги в мире.

Мадам фон Шток была такой же миловидной, как и её муж, но она была полной,
а её кожа была розовой и белой, как у девочки, и она носила причёску
очень высокий, и на макушке у него закатывается один из огромных тюрбанов, тогдашних в моде
. Иногда казалось, что она совсем, как большая курица, кудахтанье о ней
дети, Ероша ее перья, если что пошло не так с одним из
их.

Особенно она беспокоит ее хорошенькая дочь Марианна.

"И неудивительно", - услышала Беттина, как она говорила экономке майора фрау
Winkel. "Она девочка, и все же больше всех похожа на своего дорогого отца.
Она должна всегда быть за книгами, и я не могу заставить ее заботиться о ней.
вышивание, вышивание для палатки или приготовление пищи. А что хорошего в немце
девушка, которой всё это безразлично? Кто на ней женится, моя дорогая
фрау Винкель? Ей четырнадцать, а большинство девушек выходят замуж в пятнадцать или
шестнадцать. А вот Паулина совсем другая. Когда нужно починить одежду, она помогает мне своими
пальцами. Когда дети шумят, она может успокоить даже Карла. Это она готовит пудинги, и если у неё есть свободная минутка, она вышивает. Она настоящая хозяйка по натуре, к тому же француженка, — добавила мадам фон Шток, как будто это было невозможно. Возможно, именно из-за проблем Полины она была подавлена.
она. До бегства из Берлина Марианна не знала ничего, кроме радости
и ласки, но у Полин была история, такая же печальная, как и у Беттины.

Однажды, за много лет до Мемеля, старый француз
появился в "Гнезде аиста" в Берлине.

Хотя его волосы были седыми, плечи ссутулились от невзгод, а одежда была поношенной и бедной, профессор узнал в нём некогда очень элегантного слугу французского дворянина, которого он хорошо знал в
Париже. Он вёл за руку маленькую девочку лет восьми или девяти.

"Мой хозяин и хозяйка лишились головы во время революции," — сказал мужчина.
— объяснил он, — но я сбежал в Берлин с мадемуазель Полиной.

Затем он рассказал о своих опасностях и о том, что им пришлось пережить.

 «Месье, — сказал он, — я стар, беден и одинок. Что мне делать с прекрасной юной леди?»

Мадам фон Шток внимательно изучала ребёнка. Печаль на бледном личике, опрятность чёрного платья, изящество платка в стиле Марии-Антуанетты согрели её сердце по отношению к бездомной девочке.

Она посмотрела на мужа с вопросом в добрых серых глазах.

Он кивнул, и Паулина пришла в приют «Гнездо», который так любезно принял и Беттину.

И теперь Полина была как родной ребёнок для мадам фон Штольц, и, поскольку она была благородной, ненавидела Французскую республику и любила своего бедного короля, она тоже не питала добрых чувств к Наполеону и, как и пруссаки, надеялась увидеть его побеждённым.

"И что бы я делала без Полины, одному Богу известно, — часто говорила мадам фон
Штольц, — моя собственная Марианна такая бесполезная."

Марианна могла быть бесполезной, но Беттина считала её почти такой же красивой, как королева, в платье с короткой талией, пышными рукавами, длинными перчатками и прекрасными вьющимися волосами, завязанными голубой лентой.

Когда они все вечером собирались в гостиной, Беттина
усаживалась на стул рядом с «милой фройляйн Марихен» и,
продолжая вязать, застенчиво поглядывала на свою хорошенькую
соседку и придумывала истории о принце, который однажды приедет
и женится на ней.

 «Полина в десять раз лучше её», — всегда говорил Отто. Ему было почти шестнадцать, и он всегда хотел, чтобы кто-нибудь делал что-нибудь за него. «Марианна, — говорил он, — такая глупая. Полин может починить вещи за минуту».

Но Эльза и Ильза, близнецы, которые были так похожи друг на друга, что их мать казалась
всегда знать, кто есть кто, и Карл предпочитал Марианну.

"Она умеет рассказывать истории", - сказали они Беттине.

Что касается самой Марианны, то иногда она была совершенно несчастна. Она хотела
быть полезной, но она так любила читать, а потом забыла. А работа по дому
и готовка не доставляли удовольствия.

Мадам фон Сторк не любила безделья.

«Это по-немецки, — всегда говорила она, — работать. Даже наша добрая королева никогда не сидит без дела. Я видела носовой платок, который она сама вышила, Марианна, с
красивыми цветочными узорами и золотой короной в углу».

Устроившись с огромным свертком штопки, она своими проницательными глазами
каждый вечер осматривала семейную компанию.

"Ну же, Марианна, никакого чтения", - говорила она. "Ты не знаешь, что
делать? Бред. Есть свой вышивать. Полина? Да, да, ты
конечно заняты. - Успокойся, Эльза? Bettina? Вязание — это хорошо. Карл? Ты
мальчик? Что за глупости. Возьми свои карандаши и альбом для рисования. Тебе
это не нравится? Ну что ж. Пусть Отто принесёт тебе силуэты, которые
мадемуазель фон Аппен начала в Берлине, и ты сможешь вырезать другие. Но,
Отто, сначала поправь лампу. Вот так, чтобы свет падал на книгу твоего отца. Вот так, хорошо."

Она переводила взгляд с иголки на ножницы, с карандаша на работу.

"Вот так, вот так, — сказала она, сияя, — мы — занятая немецкая семья. А теперь начинай, дорогой муж, мы все готовы послушать твою книгу."

Отец семейства часто читал им вслух по вечерам. Но
книги, которые он читал, были не из тех, на которые дети сегодня даже не взглянули бы.

 Беттина и Марианна, близнецы Карл и другие — все они слушали в те долгие холодные мемельские вечера взрослые истории, романы или
иногда к пьесам или стихам, очень длинным и очень серьёзным.

Время от времени профессор говорил, а не читал, и тогда Беттине это нравилось.  Он рассказывал о новой республике за морем, Америке, которая
выиграла великую войну и теперь была свободной и независимой, а ещё он
рассказывал о великих людях по имени Вашингтон и Франклин и о том, как
все радовались, когда они подписали мирный договор в Париже.

«Тогда я был молод, — сказал профессор, — и жил в Хельсингёре.
Все говорили о новой жизни, которая начнётся для всего мира с провозглашением
Независимость — вы должны это прочитать, Отто, — и корабли, и гавань были празднично украшены, стреляли пушки, и мы все пили за здоровье этой новой республики на прекрасном празднике в честь рождения Свободы. И они подняли американский флаг и разожгли костры, и, о боже, дети, как же они ликовали!

И он рассказал о великом англичанине по имени Нельсон, который завоевал
Наполеон при Трафальгаре, и о революции во Франции, и обо всём, что произошло в
его время. Но он часто читал, и иногда маленькая головка Беттины
начинала клониться. Однажды ночью она почти заснула, когда
Голос профессора внезапно оборвался.

"Ричард, — перебила его жена, и в её голосе звучала ярость, — взгляни на нашу
Марианну.

Беттина отложила вязание и уставилась на них. То же самое сделали близнецы, и Карл
перестал резать. Что сделала Марианна? Её щёки раскраснелись,
а одна рука что-то держала под скатертью.

"Боже мой, Ричард, только подумай! Дай мне посмотреть, Марианна. Повинуйся мне.

Никогда ещё мадам фон Штольц не говорила так сурово. Близнецы чуть не упали со стульев. Карл открыл рот и уставился на
Марианну. Паулина ни разу не оторвала взгляда от своей вышивки. Беттина
спицы в её руках задрожали.

"Она читала под скатертью," — объявил Отто с тем превосходством, которое
мальчики в те дни демонстрировали своим сёстрам. "Это
«Страдания юного Вертера». Я вижу обложку."

Такого в «Аистом гнезде» ещё не случалось.

Лицо отца стало суровым, и от гнева даже шея у него покраснела до корней
усов.

"Марианна, — начал он, когда служанка, открывшая дверь, объявила:

"Его превосходительство, господин доктор Хуфеланд, и любезный господин Брандт."

Громкий возглас «Людвиг!» «Кузен Людвиг!» приветствовал появление
высокий, красивый мужчина лет тридцати пяти, с серьёзным лицом и
англичанскими чертами. Он был одет в один из длинных сюртуков, которые тогда
были в моде, доходивших до высоких сапог со шпорами. Его волосы были
зачёсаны вперёд, а из-под высокого воротника сюртука виднелась
мягкая ткань. В другом джентльмене Беттина сразу узнала
врача, который был с королевой по дороге из Мемеля.

«Мы зовём его «кузен Людвиг», — прошептала Эльза. «Он был помолвлен с нашей
тётей Эрной, которая умерла».

«Он не говорит по-французски, — прошептала Айла, — он говорит, что немцы не должны
подражать французам, как это делают представители высшего сословия, но говорить
на своём родном языке.

Беттина была рада этому, потому что часто ей приходилось часами сидеть, не понимая ни слова, если только близнецы не объясняли ей что-нибудь.

Им было о чём поговорить.

Мадам фон Шток вышла из комнаты, чтобы распорядиться о прохладительных напитках, и пока её не было, герр Брандт, устроившийся рядом с
Полин объяснила, что он приехал из Кенигсберга.

"Я был с бароном фон Штайном", - добавил он. "Мы сбежали из Берлина с
королевскими сокровищами и прибыли в Кенигсберг на Рождество. С тех пор я
были в Данциге".

Беттина навострила свои маленькие ушки. Данциг был великим, свободным городом
Германии, вокруг которого стояла армия Наполеона. Его люди держали в руках
вышел смело, и предполагалось, что Наполеон будет снять.

"Но город должен упасть", - сказал Людвиг. "Всех, кто
побег."

Этот ужасный император! Беттине показалось, что она видит его на белом коне
перед воротами старого доброго города.

Когда мадам фон Шторк вернулась, служанка последовала за ней с пирожными и
вином.

"Слава Богу, господа," — сказала она, — "у нашего брата Иоахима есть всё необходимое.
В погребе у нас ещё есть что предложить нашим гостям.

Полин и Марианна обслуживали гостей. Одна из них, смуглая и красивая, в красном платье, отделанном мехом, с руками и шеей цвета слоновой кости, с тёмными волосами, заплетёнными в косы и перевязанными лентой, другая, золотоволосая и розовощёкая, в голубом платье, с заплетёнными в косы волосами, тоже перевязанными лентой, концы которой развевались, когда она двигалась своей быстрой, весёлой походкой. Пока они ели и пили, доктор Хуфеланд рассказывал своим старым
друзьям обо всём печальном, что случилось с королевой из-за
Наполеон. Он описал её бегство из Йены, рассказав, как она ехала
через прекрасные горы Гарц в Брауншвейг, а оттуда отправилась в
Магдеберг.

"И всё это время, дорогая мадам, — доктор повернулся к мадам фон Шток, —
наша бедная леди не имела ни малейшего представления о том, как прошло сражение, и не слышала ни слова о судьбе короля. Графиня фон Фосс говорит мне, что по храбрости она не знает себе равных. Королева крепко держала её за руку и
на протяжении всего этого ужасного бегства, испытывая страх перед Наполеоном,
она снова и снова повторяла тексты, которые поддерживали её.

— Что это было, дорогой доктор?

— Из восьмой главы Послания к Римлянам, дорогая мадам, — ответил доктор,
сверяясь с маленькой записной книжкой.

— Марианна, — приказал её отец, — принеси Библию. Давайте послушаем, какие
слова утешали нашу королеву.

Марианна пробежала через комнату и через мгновение вернулась с Библией,
которую положила перед отцом.

Все слушали, он нашел нужное место и прочитал вслух:

"Дух помогает в наших немощах, ибо мы не знаем, о чем нам следует молиться
.

"Мы знаем, что все вещи работают вместе на благо тем, кто любит Бога.

«Кто отлучит нас от любви Христовой? Скорбь ли, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч?

"Ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем».

«Наш добрый Ангел», — пробормотала мадам фон Шток, вытирая глаза.

— Ах, да, — сказал доктор, — ей пришлось многое пережить, бедной леди.

Затем он рассказал, как она, сама смертельно уставшая, пыталась подбодрить солдат в Магдебурге и как в страхе и трепете
Они ехали по равнине в сторону Берлина и наконец въехали в старый город Бранденбург.

"У старого камня, Роланд, — продолжил доктор, — их остановил гонец с новостями. «Ваше величество, — сказал он, — всё потеряно!
Всё!» Тогда королева, выхватив бумаги из его рук, прочла ужасную новость, дрожа всем телом, как лист! «Битва при Йене проиграна. Король потерпел поражение при Ауэрштедте. Наполеон движется на
Берлин. Ваше Величество должны улететь с королевскими детьми».

Беттина расплакалась, когда голос доктора дрогнул. Мать
Нест вытерла глаза вышитым платочком, а джентльмены и Отто высморкались. Марианна всхлипнула.

 «И наша королева, — продолжил доктор, — как ребёнок, прижалась к старой
графине. Она была для неё как мать, знаете ли. «Восс, дорогой
Восс, — сказала она, — мой бедный, бедный муж». Затем она сдержала слёзы. "Дорогая Восс", - и она схватила ее за руку. "Я должна немедленно идти к моим
детям".

Затем Доктор рассказала о том, как ее карета ворвалась в Берлин и обнаружила, что
в городе царит дикое смятение. Люди, обманутые первыми новостями
одержавшие победу, теперь были повергнуты в панику катастрофой при Йене. Когда
вошла королева, они в бегстве хлынули через городские ворота.

"Наполеон идет! Наполеон! Наполеон!" - вот крик, который раздавался повсюду.
Он достигал ее ушей.

"Это было ужасно", - вставил профессор. "Мне пришлось заплатить целое состояние за
передвижные экипажи, которые доставили нас в Мемель".

«Но королева, — продолжил доктор, — нашла во дворце лишь разочарование. Спрыгнув на землю, она воскликнула: «Мои дети!» — обращаясь к
прислуге».

 «Но их уже не было, — перебил Отто, — они ушли раньше нас. Их
«Наставник отвёз их в Шверт-на-Одере».

Доктор кивнул, а профессор нахмурился, глядя на Отто за его грубость.

"Её величество, — продолжил доктор, — сразу же послала за мной. Когда я увидел её,
я вздрогнул от удивления. Её платье было испачкано и смято, волосы
растрепаны, лицо мокрое от слёз. Я никогда раньше не видела её такой опрятной и улыбающейся. Она протянула мне руки. О, дорогая
мадам, у меня на глаза навернулись слёзы. «Я должна лететь к своим детям, — воскликнула она, — и вы должны пойти со мной». Затем мы побежали так быстро, как только могли.
«Отправился в Сверт, оставив всё как есть во дворце».

«Очень жаль, — вмешался герр Брандт, который был очень педантичен.
 — Ведь Наполеон, как мы все знаем, нашёл письма королевы к мужу,
прочитал то, что ему понравилось, и опубликовал всё, что могло навредить ей».

— Чудовище! — воскликнула мадам фон Сторк, жестом показывая Марианне, чтобы та наполнила
бокал доктора и передала торт герру Брандту.

"Спасибо, большое спасибо," — гость улыбнулся Марианне и продолжил
свой рассказ.

"Встреча, дорогие друзья, между нашей дорогой королевой и ее детьми была
Это было душераздирающе. Бедняжек оторвали от их игр во дворце, поспешно посадили в карету и увезли, почти не объяснив, что произошло. Когда они услышали, что их обожаемая мать приехала, они с радостными криками бросились ей навстречу. Даже малышка Александрина, державшая за руку маленького принца Вильгельма. Но когда они увидели свою мать, лицо которой было мокрым от слёз,
а платье так и осталось смятым, и с таким диким выражением в глазах, бедные
малыши в страхе попятились. Младенец заплакал, и даже наследный принц
посмотрел на него с испугом.

— Бедняжки, — пробормотала мадам фон Шток, снова прижав платок к глазам.

"'Мои бедные дети! мои бедные дети!' — воскликнула королева. Воистину, — и доктор перевёл взгляд с лиц Эльзы, Ильзы и Беттины на взрослых. — Было жалко смотреть на их испуганные личики. Наша
королева, устыдившись того, что напугала их, отбросила все свои чувства
и думала только о них! «Пойдёмте со мной, мои дорогие», —
сказала она и, взяв ребёнка на руки, направилась в свою комнату. Сняв
платья, она собрала их всех вокруг себя. «Фриц, Вилли», —
сказал двум старшим мальчикам: "Встаньте передо мной. Шарлотта, Карл, сядьте по одному
с каждой стороны. Я подержу ребенка. Послушай теперь, и я скажу тебе, почему
твоя мать приходит к тебе в слезах. Мои дорогие, родные дети,"Я
записал каждое ее слово в свой дневник", - объяснил Доктор,
читая из своей маленькой книжечки: "Мы потерпели великое и ужасное
поражение. Ваш бедный, несчастный отец и все солдаты Фридриха Великого, вашего знаменитого дяди, потерпели поражение в двух ужасных сражениях:
одно произошло при Йене, другое — в тот же момент при Ауэрштедте.

Затем Доктор рассказала, как она рассказала новости того ужасного октября,
и рассказала о своем путешествии и полете в Берлин. И она говорила так
просто, что даже маленький Карл имел представление обо всех неприятностях.

"Мои дорогие", - и она заключила Карла и Шарлотту в объятия, - "вы видите
меня в слезах. Я оплакиваю уничтожение нашей армии, смерть
родственников и многих верных друзей".

Старшие мальчики вытерли глаза, и Карл начал всхлипывать, потому что его весёлый
кузен Луи Фердинанд, который всегда приносил ему игрушки и придумывал
шутки, тоже умер, как сказала ему мама.

«Фриц, Вилли, — королева повернулась к ним, обращаясь только к ним, — мои дорогие, любимые сыновья, вы видите здание, которое два великих человека построили за столетие, а разрушили за один день. Теперь нет ни прусской армии, ни прусской империи, ни национальной гордости: всё исчезло, как дым, скрывавший наши страдания на полях сражений при Йене и Ауэрштедте». О, мои сыновья, мои дорогие маленькие
дети, вы уже в том возрасте, когда можете понять эти
несчастные события. Когда-нибудь в будущем, когда вашей матери не станет, вспомните об этом
несчастном часе. Вспоминая мои слёзы, снова пролейте их, вспомните, как я
В этот ужасный момент я оплакивала падение моего Отечества.

Затем она рассказала им о славной смерти их кузена, принца
Луи Фердинанда, и снова обратилась к маленьким принцам:

"Но не довольствуйтесь, маленькие сыновья, одними слезами. Проявляйте, развивайте свои способности, становитесь сильнее.ешьте в них, Фриц, Вилли. Возможно, ангел-хранитель Пруссии
сейчас смотрит на вас. Освободите же свой народ от этого унижения,
которое его подавляет. Стремитесь избавиться от Франции, как ваш
дед, Великий курфюрст, избавился от Швеции. Не забывайте, мои
сыны, об этих временах. Будьте мужчинами и героями, достойными
имен принцев и внуков Фридриха Великого, и ради Пруссии будьте
готовы встретить смерть, как Людовик
Фердинанд столкнулся с этим.

Огонь, который пылал в её голосе, захватил души двух мальчиков, и
их глаза загорелись от волнения.

«Мы обещаем, дорогая мама», — сказал наследный принц, и оба мальчика поцеловали её.
«Мы обещаем», — сказал маленький Вильгельм.

Затем королева, которая очень устала, отослала от себя детей, и из Берлина
прибыли слуги, курьеры с депешами, а граф
Гарденбург, премьер-министр, явился к королеве Луизе с новостями о
короле.

Он заверил ее, что его величество в безопасности, и прислал сообщение, что королева и
дети должны немедленно отправиться в Штеттин.

На ХХ они прибыли в город сильных, и сказала Королева
до свиданья дети.

«Идите, дорогие, — сказала она им, — с нашим Фоссом в Данциг. Мама присоединится к отцу в Кустрине».

Затем она обняла их по очереди и попросила быть хорошими и всегда молиться за свою страну.

"Auf wiedersehen, дорогие, как можно скорее вы увидитесь со своими дорогими отцом и матерью"

Затем они расстались: графиня Фосс с детьми отправилась
в сторону Балтики, а королева присоединилась к своему мужу в старом
укреплённом городе, где он тогда скрывался.

Но в Штеттине с королевой случилось кое-что очень неприятное.

Там ей были обещаны свежие лошади. Она ждала и ждала, а никто
привезли сюда. Наконец выяснилось, что после ее прибытия все лошади были
выведены в поле и что она должна ехать к
Королю со своей уставшей лошадью.

"Это была работа этого негодяя, Наполеона. Все считают, что
везде" ставить на Людвига.

Когда доктор Хуфеланд закончил свой рассказ, Людвиг Брандт поведал о
въезде Наполеона в Берлин; о том, как он прибыл в сопровождении
пышной процессии с развевающимися флагами и звуками труб.

"Но берлинцы, наблюдавшие за ним из окон, плакали," — добавил он.
лицо его раскраснелось.

Затем он рассказал, как Наполеон говорил всякие гадости о королеве и как он был удивлен, когда впервые увидел ее портрет в
Потсдаме. «Я и не подозревал, что она так выглядит», — сказал он и начал расспрашивать о ней и внимательно слушать все похвалы, которые ей расточали со всех сторон.

Но, как бы он ни был заинтересован, это не помешало ему обвинить её в развязывании войны перед собранием берлинцев, которое он созвал для обсуждения ситуации. Только один из этих пруссаков осмелился защитить королеву. Это был старый священник по имени Эрман.

Он встал и посмотрел Наполеону прямо в глаза.

"Сир, — сказал он, — это неправда."

Никто не верил, что он спасётся, но он спасся.

"Возможно, — сказал профессор, — Наполеон уважал одного храбреца среди
такой толпы трусов."

Прежде чем доктор успел ответить, громкий стук в дверь заставил всех
остановиться и в ужасе переглянуться.




Глава X

Новые неприятности


Это был майор, который никогда не мог подождать ни минуты.

Его лицо было красным, а пудра с кудрей осыпалась в спешке. Он ни с кем не поздоровался.

— Рихард, Рихард, — закричал он, — есть новости о сражении при Прейсиш-Эйлау!

Господа вскочили со своих мест, мадам фон Шток побледнела.
Её Вольфганг был в армии.

"Да, да, — закричал майор, очень быстро говоря по-французски, — было
сражение, ужасное, что-то невероятное.  Пока нет никаких новостей,
которые были бы достоверными. Одни говорят, что это победа, другие — что поражение, но весь город
в диком волнении. Я слышал, что страдания солдат были ужасны.

 — Естественно, — сказал герр Брандт по-немецки — он ни слова не сказал по-французски, —
со всем этим льдом, снегом и морозом.

- У меня всего один мальчик, - сказал майор, - и он служит в армии. Вот,
Кларшен, немного вина. Ах, большое спасибо, мадемуазель Полин. Несмотря на
своим беспокойством он сделал галантный поклон, кокарде на его очереди подпрыгивая.

"Мой Рудольф, - сказал он, - это солдат, и, возможно, у Прейсиш-Эйлау. Но он не может быть лучше своего отца, не так ли? — Он почесал двойной подбородок и посмотрел на джентльменов своими голубыми глазами.

Профессор жестом пригласил их всех сесть.

"Клархен, — сказал он жене, — детям пора спать." Его голос дрожал.

Все дети поклонились и присели в реверансе, поцеловав руку матери
и пожелав всем приятных сновидений, удалились; Марианна, Полина
и Отто тоже.

Джентльмены, поскольку мадам фон Шторк через минуту последовала за ними, чтобы отдать распоряжения
своему слуге, сидели с наполненными бокалами и обсуждали Наполеона и их страну
.

Вскоре профессор вышел из комнаты, чтобы заказать еще бутылку вина
и несколько сэндвичей.

«Эта старшая девушка, мадемуазель Полина, — превосходная девица», —
с восхищением заметил доктор Хуфеланд. Герр Брандт кивнул, и его лицо стало серьёзным.

— Вы заметили, как спокойно она держалась во время всего этого волнения?

— Да, да, — сказал майор, — она превосходна, всегда готова поправить мне чулок или завязать ленту на хвосте. Совсем не похожа на мою племянницу Марианну, — добавил он, — совсем не похожа, уверяю вас.

Герр Брандт приподнял брови.

— Ричард избаловал эту девчонку, — заметил он, — взгляните-ка. — Он взял
«Страдания юного Вертера», лежавшие под стулом Марианны.

Затем он прочитал вслух высокопарные отрывки, отмеченные карандашом Марианны.

 — Не понимаю, как её родители могут ожидать, что какой-нибудь здравомыслящий немец женится на ней.
сформулируйте идею. Немецкий мужчина желает жену, которая умеет готовить, шить и содержать
его дом в порядке.

Доктор поднял руку, потому что профессор входил с
бутылкой.

Почти сразу же за ним последовала его жена.

Ее взгляд сразу упал на "Горести Вертера", и ее лицо
омрачилось.

— Видишь, Ричард, видишь, — воскликнула она, — мы совсем забыли отругать Марианну.

— Ну-ну, Клархен, — голос профессора был добрым и успокаивающим, —
не трогай девочку. Нам сейчас есть о чём беспокоиться и поважнее.

Затем он поднял книгу со стола.

"Ах, Гете," он плакал, и, в мгновение, в сражении при Прейсиш-Эйлау и все
остальное было забыто, а его загоревшихся глаз смотрел в знакомые страницы.
Мадам фон Шторк повернулась к остальным, которые разразились смехом,
наблюдая за ее мужем.

"Вы только посмотрите на него!" - воскликнула бедная леди, ее тюрбан подпрыгнул, когда она яростно замотала
головой.

Пораженный, профессор поднял глаза от книги, его мягкое, ученое лицо
было полно удивления.

"В чем дело?" он спросил: "Время ужинать?"

"Хорошо, хорошо, Рихард", - и герр Брандт хлопнул его по плечу с
саркастической нежностью. "Это, знаете ли, ерунда, всего лишь орудие
Наполеон".

У него самого не было ни малейшего повода для Гете, который молчал.
он ужинал в своем саду в Веймаре, когда пушки гремели в
Йене, которая не пела патриотических песен, нечего было возразить
против Наполеона.

"Но, Ричард, - жена положила руки ему на плечо, - ты должен обратить внимание
на Марианну". Джентльмены кивнули. «От неё больше хлопот, чем от всех остальных моих детей. Даже близнецы и Карл приносят больше пользы. Читать,
разговаривать, мечтать — вот чем занимается Марианна. Больше она ни на что не годится. Это Беттина Брентано испортила её. Я никогда не одобрял этого
дружба. Но, о Небеса, зачем о чем-то беспокоиться, когда мой Франц
в плену, а мой Вольфганг, я не знаю где!" и она разразилась слезливыми
рыданиями. Герр Брандт и доктор Хуфланд возникают в спешке, и, целуя ее
руки и сказав Спокойной ночи профессор и Майор, они бежали.

В ту ночь никто не мог уснуть, потому что перед глазами у всех вставали ужасные картины:
Вольфганг или Рудольф, замёрзшие или мёртвые в снегу, и это прогоняло сон.

 Утром, когда курьер сообщил Мемелю правду, Марианна
писала письмо своему другу Брентано.

Она познакомилась с этим знаменитым другом Гёте, когда была на год младше,
во время визита к своей тёте во Франкфурт-на-Майне.

Марианна никогда не встречала никого, кто казался бы ей таким умным.

Они обе обожали поэта Гёте, в те дни было модно,
чтобы молодые девушки поклонялись какому-нибудь поэту.

Беттина Брентано знала мать Гёте, прекрасную пожилую даму, которую все
называли «фрау Рат», и часто они с Марианной ходили к ней.

Когда Марианна вернулась в Берлин, она сильно изменилась.

Из весёлой, жизнерадостной девочки она превратилась в печальную девушку, которая
Она повергала свою семью в уныние самыми меланхоличными речами. Она говорила о
мрачности жизни, о радости смерти, пока ты ещё красив, и
если кто-нибудь заговаривал о Гёте или даже упоминал его имя,
Марианна всплескивала руками, закатывала глаза и вела себя, по словам её брата,
«как идиотка».

Профессор только смеялся.

"У неё лихорадка Гёте, Клархен, — сказал он жене. «Это распространилось
по всей Германии».

Но в тот день, когда Карл пропал без вести и королева поцеловала его,
вина за всё это была возложена на Марианну.

Тогда профессор наконец-то прислушался к своей жене и услышал, как
Марианна только и делает, что читает книги, ведёт глупый сентиментальный
дневник и пишет письма Беттине Брентано.

"И, дорогой муж, — добавила его жена, — наша Марианна говорит о любви и
безнадёжной тоске, наша Марианна, которая раньше была такой весёлой. Она никогда не думает о пирожных с кофе, никогда не шьёт. И скажите мне, пожалуйста,
как девушка может выйти замуж с такой чепухой? В её свадебном сундуке,
который, как вы знаете, должен быть у каждой немецкой девушки, нет ничего
— Я не могу похвастаться, а у Полины всё готово. Она не будет шить, вязать
или вышивать, только читать, читать, читать.

 — Это гётевская лихорадка, говорю тебе, дорогая жена, — сказал профессор. — Она
пройдёт.

 — Но, Ричард, — взмолилась мама Аист, — подумай о свечах.

 — Свечах?

Ах, это совсем другое дело.

"Да, да, дорогой муж, свечи. Не думай ни на секунду, что я
позволяю всей этой чепухе продолжаться днём. Если я вижу Марианну с
книгой, я забираю её и даю ей что-нибудь пошить. А что она делает,
как не жжёт свечи!"

— Ах, — сказал профессор, — это никуда не годится. Я разберусь с этим.

В тот момент Марианна была в безопасности, она думала о том, что находится в своей комнате, её красивые волосы ниспадали на голубой халат, на столе лежала бумага, а в руке она держала перо.

«Ах, моя избранная подруга, моя Беттина, — писала она в высокопарном стиле того времени, — кто, кроме тебя, понимает твою Марианну? Со всех сторон я слышу насмешки, когда говорю о том, чьё имя я недостойна упоминать, о нашем Учителе, твоём и моём, о нашем Гёте! О, если бы я снова была с тобой, сидела бы с тобой под свободным, открытым небом, глядя
Взгляни вверх, на небесные сферы, чьи серебряные лучи будоражат мысли,
таинственное чудо этого мира природы, управляемого законами, о котором
по-настоящему знают только поэты. О, Беттина, как ничтожна жизнь, если она проходит среди
пустоты и банальности. О, странствовать с тобой, верный моему сердцу
друг, избранный моим духом, странствовать на крыльях твоего воображения
в царства бесконечного покоя, и там подготовить наши души к тому, чтобы стать
принесите жертву тому, кто...

Стук в дверь прервал этот полет сентиментальных фантазий.

Вошел ее отец.

Со смехом он захлопнул письменный стол.

"Дорогая, - сказал он, - пора спать. Делайте писать при дневном свете".

Потом он поцеловал ее щеки и погладил ее волосы и сказал ей, что он может
нет такого тратить свечей.

"Спать через пять минут", - приказал он, и на этом горение свечей закончилось
. Но ничто еще не излечило ее от легкомыслия, и именно
Полин по-прежнему делала все, чтобы помочь матери.

В тот день, когда пришли новости из Прейсиш-Эйлау, мадам фон Шток и Паулина
были заняты приготовлением кофейного кекса, а Беттина, Ильза и Эльза
помогали собирать смородину и изюм.

В своей комнате Марианна рассказывала Беттине Брентано о своей жизни
в Мемеле. Она не была уверена, что сможет отправить письмо, но в любом случае было забавно его писать. Глупо было печь кофейный пирог.

"Приятно, дорогая Беттина," — писала она, — "что наши дорогие королева и король
в Мемеле. Теперь отца часто приглашают поговорить с королевой, и однажды
мама взяла меня с собой, чтобы мы засвидетельствовали своё почтение графине фон Фосс, которая
является подругой моей дорогой бабушки. Она очень живая и красивая
пожилая дама, хозяйка двора и как мать нашей королеве. Она
очень умный, и господа восхищаюсь ей. Она такая статная,
и не простит отсутствие церемонии. Я была в величайшем ужасе,
как вы можете себе представить. Нас провели в ее комнату, где она занималась
своим туалетом, несколько джентльменов, среди них мистер Джексон, англичанин,
смеялись и болтали, пока ее горничная причесывала ее.

Я сделала реверанс и отсалютовала ей рукой.

"А это твоя дочь", - очень ласково сказала она маме. "Дорогая
Клара, девочка похожа на бедняжку Эрну".

"Это была моя тетя, моя Беттина, которая умерла, когда была девочкой, и которая была
помолвлена с Людвигом Брандтом.

«Затем графиня попросила нас сесть, и когда её волосы наконец были уложены в тюрбан, она угостила нас прекрасным английским чаем, который привёз сюда мистер Джексон.

"Это было очень любезно с её стороны, но я предпочитаю наш кофе.

"Она рассказывала нам историю за историей о нашей королеве, потому что именно о ней она любит говорить больше всего; а ещё она говорила о милом маленьком принце
Уильям и о том, как он вступил в армию.

"Это случилось в Новый год, потому что из-за прихода французов король
побоялся, что не сможет оказать ему честь в день его рождения.

«Когда королевские дети предстали перед нашим королём, он поздравил их с Новым годом, а затем повернулся к маленькому принцу Уильяму, и, о, он такой милый малыш, моя Беттина! Такой разумный и такой похожий на нашего короля. «Сегодня, — сказал наш король, — должно произойти кое-что очень важное. Уильям, — и он обратился непосредственно к нему, — я назначаю тебя на офицерскую должность в армии. Мы больше не можем оставаться здесь, в
Кёнигсберге, из-за приближения врага, и мы должны немедленно отправиться в
Мемель. Возможно, я не смогу назначить вам встречу в
на день рождения, как я и собирался, так что я дарю его вам сейчас. Тогда,
как вы можете себе представить, маленький Уильям был счастлив.

"Графиня рассказала нам, как его нарядили в синее пальто с красным
воротником, узкие тёмные брюки и высокие сапоги до колен.  Точно
как гвардейца, помните?

"Потом вдруг все начали кричать: «О боже!«И в ужасе вскинули руки. По правилам, гвардейцы должны носить косички, а у принца
Уильяма волосы были слишком короткими для косички. «И вот они, — сказала графиня, — ведут себя так же глупо, как и в этой войне,
когда я просто послала за париком и повязала его на волосы ребёнка, и на этом всё закончилось. Потом ему дали маленькую тросточку, и
вот он уже прекрасный солдат!

"Он мой любимчик, и иногда мне кажется, что графиня любит его
больше, чем наследного принца, который, конечно, знает, что он умный, но
он очень красивый. Потом графиня рассказала нам, как ужасно было в
Кёнигсберг, где наша дорогая королева была так больна, и как, когда ей сказали, что французы уже близко, она
попросила разрешения отправиться в путь. Она
очень боялась этого чудовища, Наполеона, который поклялся захватить
она сказала им, что лучше попасть в руки доброго Бога
, чем в руки человека.

"Мать спросила графиню, почему Наполеон так ненавидел королеву. Прежде чем она успела ответить,
ее попугай вдруг крикнул самым забавным образом:
"Наполеон - чудовище! Наша королева - ангел! Долой французов!"
Вы можете догадаться, как мы были поражены, но...

Не успела Марианна закончить фразу, как услышала, что Отто зовёт её:
«Марианна! Марианна!»

Она сбежала вниз по лестнице в большую кухню.

Там были Паулина, её мать, дети и отец, которые
слушали её дядю.

"Курьер прибыл!" - воскликнул Отто. "Дядя сообщит нам новости!"

И русские, и французы заявили о победе, но таких страданий еще не было
никогда в мировой истории.

Среди льда и снега все ждали несколько дней, русские заняли
церковь и кладбище, лагерные костры освещали заснеженные поля и деревья
и кусты, которые потрескивали.

— Курьер, дорогой Ричард, — обратился старый майор к брату, — говорит, что
тысячи людей спят сном, от которого их не разбудит даже любовь их
семей.

Он громко высморкался.

«Снег окрасился кровью тысяч людей, — продолжил он, —
русские, слава Богу, удержали свои позиции. Они не завоеватели, это
правда, но они остановили Наполеона!»

Лицо майора побагровело.

"Слава Богу!" — закричала вся рота, и кухня зазвенела от
радости.

Но они услышали не все хорошие новости.

"Говорят, — заключил майор, — что французский император теперь предложит мир.
"А Вольфганг? Рудольф?"

Майор покачал головой, и кокарда на его фуражке подпрыгнула.

"Пока никаких новостей, дорогая сестра, мы можем надеяться только на Бога, но я не
Есть основания полагать, что они были в Прейсиш-Эйлау.

Беттина слушала с жадностью.

Она очень боялась майора. Он был таким краснолицым и важным на вид,
и не очень-то хорошо относился к людям ниже его по положению, поэтому
она подождала, пока он наконец не вышел из комнаты. Затем она тихо прокралась к
Марианне.

— Пожалуйста, дорогая фройляйн, — прошептала она, — мой дедушка был в
битве?

Марианна уже открыла рот, чтобы ответить, но Отто перебил её:

«Нет, Беттина, нет. Твой дедушка...».

«Отто!»

Паулина быстро остановила его, зажав ему рот рукой.

"Нет, маленькая Беттина", - сказала она очень ласково, "твой дедушка был не
с армией".

"Он придет, милостивая госпожа, скоро пойдешь?" Беттина подняла глаза
с нетерпением.

- Возможно, дитя мое, возможно. Полин отвернулась и взяла со стола несколько чашек
.

«Бегите, дети, — сказала она, — и играйте до ужина».

Беттина шла медленно. Было очень странно, что дедушка так и не вернулся за ней. Они были добры к ней, и она их любила, но ей хотелось к дедушке. Неужели она никогда больше не увидит Тюрингию, Вилли, свою крёстную и братьев? На глаза навернулись слёзы, и
Раздались рыдания.

Бедная маленькая Беттина!

Она жила в печальные, жестокие времена, и ей предстояло стать женщиной, прежде чем она снова встретит хоть одного из них, пройдёт по лесным тропинкам Тюрингии или увидит шпиль церкви Святого Михаила, возвышающийся над красными крышами Йены.




Глава XI

Мать своего народа


Однажды утром, вскоре после известия об Эйлау, майор сказал детям,
что в гавань прибыл английский корабль.

"Мама, мама, — закричали они, — можно нам пойти посмотреть на него?"

Бедная мадам фон Шток, которая чуть не заболела от беспокойства за Франца и
Вольфганг обрадовался мысли о том, что утро пройдёт без шума и
вопросов.

"Да, да," — очень быстро согласилась она. "Наденьте свои плащи и шубы, и
Полин с Марианной отведут вас."

В несколько минут весь отряд изложенным, Полина и Марианна в темноте
красные платья, меховыми капюшонами, и большие мешковатые белые муфты, дети
завернули кончики их носов, Отто и Карл в огромные плащи и меха
шапки.

Достигнув мостика, кого же они могли встретить, как не королеву и ее спутников?
Они тоже были там, чтобы посмотреть на большой корабль. Наследный принц был
там, красивый, умный, цепляющийся за руку своей матери, которой он, казалось, был полностью предан, маленький Вильгельм с таким ясным и добрым лицом, что его невозможно было не полюбить, и прекрасная маленькая принцесса Шарлотта, застенчиво держащаяся рядом с графиней
Восс, которая бдительно следила за веселыми фрейлинами.

Когда принцы увидели Отто и Карла, их лица просияли, и они
что-то прошептали своей матери, которая тут же попросила графиню
позвать их.

"Мои маленькие мальчики, кронпринц и принц Вильгельм, хотели бы знать
— сказала она, а затем отослала всех четверых к краю моста, чтобы они могли поговорить, не привлекая внимания взрослых.

Принцесса Шарлотта тут же подбежала к матери, и радость на её лице доказывала, что она не такая холодная, какой казалась.

Затем королева с одной из своих лучезарных улыбок спросила Полин и Марианну, не хотят ли они помочь в изготовлении ватных штанов для солдат. Придворные дамы, сказала она, усердно трудились в её покоях.
Затем она отвернулась и вместе с Шарлоттой присоединилась к мальчикам, которые
Вскоре послышался смех, как будто они наслаждались собой.
Девицы-горничные сразу же начали развлекать Марианну, и, когда к ним присоединились
некоторые из джентльменов, они заговорили о Гёте, а затем засмеялись в
кулак, когда Марианна закатила глаза, всплеснула руками и заговорила о
фрау Рат и поклялась, что никогда не выйдет замуж, потому что в
Германии есть только один мужчина, и это Гёте!

 Графине фон Фосс не понравилось такое поведение.

«Умоляю вас, дорогие дамы», — с большим достоинством обратилась она к горничным.
«Оставьте мадемуазель фон Шток в покое. Юные девушки лучше, когда их не замечают».
Но фрейлины трясли головами и не прекращали свою болтовню.

"Разве вам не жаль нас, мистер Джексон, — кричали они красивому молодому
англичанину, — что в Германии у нас только один мужчина?"

Но мистер Джексон, будучи очень преданным старой графине, лишь заметил:

— О, очень, дамы, — и он начал беседовать о корабле со своей
любимицей, а фрейлины остались с Марианной.

Тем временем Беттина и близнецы развлекались.

Беттина была так счастлива, что не сводила глаз с лица
её дорогая, прекрасная королева.

Никогда ещё никто не был так мил и терпелив.  Добрым словом она отвлекла всех от своих забот и показала мальчикам, как управляется корабль, объяснила им, что это значит, а иногда похлопывала Шарлотту по руке, чтобы та не чувствовала себя брошенной.  Казалось, она ни на секунду не задумывалась о себе или о своём удовольствии. Она улыбнулась близнецам, спросила, как их зовут, а затем попыталась их различить и засмеялась совсем как девочка, когда назвала «Ильзе» «Эльзой».

Внезапно она посмотрела на Беттину с удивлением.

"Уважаемые Восс," она прикоснулась к руке графини, "мы не знаем этого
ребенок? Где же мы ее видели?"

Графиня позвонила Марианне.

"Это печальная история", - сказала девушка, взглянув на Беттину, глаза которой были
прикованы к королеве.

Затем графиня велела Беттине убежать с близнецами и присматривать за
моряками, а Марианне, которую она привела к королеве, велела рассказать
историю девочки.

 Не раз, пока Марианна рассказывала эту историю, глаза королевы наполнялись
слезами.

"Бедное дитя, — сказала она, — бедная маленькая Беттина!"

Выслушав всё, она велела Марианне снова привести Беттину.

«Дорогая девочка, — сказала она, — я, кажется, уже видела тебя раньше. Не так ли?»

И она очаровательно улыбнулась маленькой девочке.

 Никто никогда не говорил Беттине, что маленькая девочка должна бояться Королеву,
поэтому она улыбнулась ей в ответ с радостным, сияющим видом, который делал
её такой красивой.

"Да, да, дорогая королева", - сказала она, потому что никто не велел ей говорить "Ваше величество".
и затем она рассказала о гостинице по дороге из Йены.

С гримасой боли изгнан яркость от лица королевы Луизы. Очень
серьезно она спросила Беттина вопрос за вопросом и она узнала из
о жестоком путешествии и о том, как дедушка Беттины оставил её.

"Да, да," — она кивнула графине, — "я помню старика. Именно о нём мы говорили с профессором, вашим отцом," — и она бросила на
Марианну предостерегающий взгляд.

— Но, дорогая королева, — сказала маленькая Беттина, кивая своей светлой, как у феи, головкой, — мой дорогой дедушка скоро вернётся, и мы поедем в
Тюрингию, когда кайзер Барбаросса выйдет из пещеры и своим огромным мечом убьёт императора!

Королева не рассмеялась.

"Даст Бог, дитя моё. Даст Бог, — сказала она. — Давайте помолимся, чтобы
«Вороны разбудят его, старого Рыжебородого».

Когда Беттина, пританцовывая, подошла к близнецам, она с печальным видом повернулась к старой графине.

"Дорогая Фосс, — сказала она тихим и взволнованным голосом, — эти бедные, несчастные дети, которых эта жестокая война сделала сиротами! Каждый день я слышу новые истории об их страданиях. Увы, я, королева, ничего не могу сделать из-за
нехватки денег. Но что-то нужно сделать, и я, королева, должна это сделать.
Такое милое дитя, такое доверчивое и, увы, такое одинокое.

Затем её настроение изменилось, она вернулась в свой дом в Мемеле, и
Сердце было тяжело от тревог за отечество.

В тот же день появился Людвиг Брандт. Никто не знал, зачем он разъезжал по стране, если только это не был профессор. Это было как-то связано с войной, в этом все были уверены.

Он сообщил, что пятьдесят тысяч французов и русских лежат мёртвыми в снегу под Прейсиш-Эйлау и что Наполеон должен был отправить генерала Бертрана в Мемель, чтобы предложить мир королю Фридриху Вильгельму.

Через день или два появился этот генерал — «с самым неприятным лицом
француз», — как назвала его старая графиня, — «и с ужасным
манеры, — и вскоре о его визите стало известно в Мемеле.

Он передал предложение мира от Наполеона, который согласился вернуть
его королевство королю Пруссии, если тот разорвёт дружбу
с царём России.

Королеве он передал самые приятные и лестные послания от
Наполеона. Он сообщил ей, что был обманут в своих ожиданиях.
Теперь он хотел быть её другом.

Королева была вежлива, но не более того. Она не верила обещаниям французского императора. Наполеон развязал жестокую войну с бедным,
беспомощную женщину, гонявшую её по всей стране, читавшую её письма,
печатавшую злобные нападки на неё, рисовавшую её ужасные портреты для своих газет и заявлявшую, что она стала причиной войны и всех бедствий Пруссии.

Невозможно было поверить, что он искренне раскаялся, потому что наполовину проиграл битву.

Что касается доброго короля, то он отказался нарушить слово, данное другу, чтобы спасти своё королевство, просто потому, что так приказал ему Наполеон.

«Пусть война продолжается», — сказал он, и страдающая Пруссия, чьи дома были сожжены дотла,
без еды, с жестокими французами повсюду, воскликнула:

«Слава нашему королю! Он хороший человек, верный, и мы прольём свою последнюю каплю крови, служа ему!»

И генерал Бертран покинул Мемель, а война продолжалась.

Но повсюду было много страданий. Даже у короля и королевы было мало еды и не было денег, чтобы что-то купить, потому что французы сожгли фермы, фермеры были в армии, а эта бедная земля должна была кормить не только свой народ, но и всех врагов. Иногда можно было увидеть, как горят сразу семь деревень, а за белым конём Наполеона следовали две ужасные фигуры. Одна из них, по имени Смерть, командовала
казни в каждом городе и тысячи убитых на поле боя, и
отказывался щадить голодных маленьких детей. Куда бы ни взглянули
бедные пруссаки, над ними нависала тень его огромной косы. Другая,
Голод, дышала на бедные, истоптанные поля, и ничто не цвело;
своими жестокими руками она собирала всё вино в погребах,
картофель, припасённый на зиму, мясо, фрукты, всё, что можно было
съесть повсюду.

Бедные пруссаки между ними были в отчаянии.

В те жестокие дни в королевский дворец в Мемеле пришли два простых
люди из секты, представители которой сейчас есть в Америке, — меннониты.
Их звали Николлс, и они попросили о встрече с королём и королевой.

Когда они предстали перед их величествами, Абрахам, муж, держа в руке сумку, обратился к несчастному, встревоженному королю:

"Ваше Величество," сказал он, "я принес тебе из моего народа, которые присылают мне свои
депутат, две тысячи золотых Фредерикс. Мы собрали их среди
нас самих и предлагаем их в знак любви и уважения к нашему
государю".

Затем он вложил тяжелый мешок в руку короля.

"Мы, твои верные подданные, - продолжал он, - из секты
Меннонитов, услышав о великих несчастьях, которым она обрадовалась
Если Бог позволит, мы с радостью внесли эту небольшую сумму, которую мы просим нашего
любимого короля и правительницу принять, и мы хотим заверить его, что
молитвы его верных меннонитов не иссякнут за него и его близких ".

Затем жена вложила корзинку в руки королевы Луизы.

— Я слышала, — сказала эта добрая женщина, — что наша добрая королева очень любит хорошее свежее масло, а маленькие принцы и принцессы едят
Я очень люблю хлеб с маслом, поэтому я сама испекла немного, он очень свежий и вкусный, а это сейчас большая редкость, поэтому я подумала, что он может вам понравиться. Моя милостивая королева не презрит этот скромный подарок. Я уже вижу это по твоим искренним и дружелюбным чертам. О, как я рада, что однажды увидела тебя так близко и поговорила с тобой лицом к лицу!

Королева Луиза взяла корзинку со слезами на глазах.

«Дорогая фрау Николс, — воскликнула она, и её лицо засияло от благодарности, —
я благодарю вас много-много раз, снова и снова».

Затем она сняла красивую шаль, которая была на ней, и набросила ее на
плечи женщины-меннонитки.

"Дорогая фрау Николлс, - сказала она, - храните это на память обо мне".

Вместо ответа добрая женщина разразилась речами сочувствия к
несчастьям бедного короля.

Но его величество, прервав ее с доброй улыбкой, поднял руку, чтобы
остановить ее.

«Нет-нет, фрау Николс, — сказал он, — я не бедный король. Я богатый
король, которому повезло с такими подданными».

Затем он и королева отправили множество посланий бедным меннонитам, а
когда они ушли, то пообещали друг другу, что, когда снова наступят хорошие времена,
они не преминули бы их вознаградить, и король не забыл об этом.

В Мемель также прибыли принц Вильгельм, брат короля, и его жена,
принцесса Марианна. Они бежали из Данцига, и их единственная маленькая
дочь, крошечная принцесса Амелия, умерла от холода в пути.

Иногда дети из «Аиста» видели, как эта бедная женщина гуляла с королевой, и все они с большим интересом смотрели на неё, потому что её звали так же, как Марианну.

 Людвиг Брандт тоже остался в Мемеле и часто общался с англичанами
и почти каждый день ходил в гостиную старой графини фон Фосс, где жарче всего обсуждалась тема Наполеона.

"Пруссаки, — сказал он профессору, — могут быть побеждены, но они никогда не простят Наполеону то, как он обошёлся с королевой. Здесь он зашёл слишком далеко."

Он также рассказал профессору, но это было секретом, что студенты Кёнигсберга разрабатывали планы, с помощью которых они надеялись победить Наполеона.
Он был заинтересован в этом деле и надеялся добиться большего, чем
присоединившись к армии.

Так и проходили дни в Мемеле. Дети часто видели королеву
Они гуляли или катались на санях с высокими полозьями. Карл и
Отто с принцами часто были вместе, а Марианна и Паулина
помогали с ватой. Не было никакой придворной чопорности.
Они все подружились во время испытаний.

 Затем профессор отправился в Кёнигсберг, чтобы
исполнить свои обязанности.

 «Но останься здесь с Иоахимом, дорогая жена», — сказал он. «Кто знает, что
французы не нападут на Кёнигсберг? Теперь вы знаете, что Вольф и
 Рудольф в безопасности, так что вы можете отдыхать здесь и не беспокоиться».

Королева также отправилась в Кёнигсберг, чтобы навестить свою сестру Фредерику, которая
вышла замуж за принца Сольмса и жила в этом городе.

Но профессор был прав.

После отважной осады прекрасный город Данциг пал.  Наполеон снова стал
завоевателем, и профессор поспешил обратно, а бедная
королева снова улетела в Мемель, чьи холодные ветры так ей не нравились.
Вместе с ними пришли новости, такие ужасные, что Марианна почувствовала, что никогда в жизни
она больше не будет счастлива. Наполеон одержал кровавую победу при
Фридланде. Ни одна французская пушка не промахнулась. Как кегли,
Враг пал. Спасаясь бегством, русские, отягощённые оружием и тяжёлой формой, бросились в близлежащую реку, и волны были так же жестоки к ним, как и пушки Наполеона.

 Среди погибших был Вольфганг, кудрявый, весёлый Вольф, всегда готовый посмеяться, всегда шутивший, игравший на скрипке, помогавший матери, дразнивший близнецов, смеявшийся над Марианной, Вольф, любимец всей семьи.

«Ах, Боже мой, ах, Боже мой, ах, Боже мой!» — рыдала бедная мадам фон Шторк, взмахивая
крыльями своей любви и отказываясь от утешений.

Когда королева узнала, что профессор потерял прекрасного юного сына и
что его жена так убита горем, она, как друг, отправилась навестить её и утешить.

 Мадам фон Шток чувствовала себя польщённой этим визитом, но даже визит королевы не мог заставить её перестать плакать.

 Своими нежными словами её величество пыталась утешить её.  Она рассказала ей о храбрости графини Доны фон Финкенштейн, которую она видела в
Кёнигсберг. Она отправила на битву четырёх сыновей, а когда они вернулись
ранеными, она снова отправила их на войну.

«Мы должны уповать на Бога, дорогая мадам фон Штольц, — глаза королевы засияли.
"Я знаю, что Он не покинет нас, нет, даже после этой ужасной битвы при Фридланде. Дорогая мадам, подумайте, что это значит для меня. Наполеон сейчас в Кёнигсберге, и я больше не могу вернуться, и, возможно, нам придётся покинуть наше королевство и бежать в Ригу в России. Но, несмотря на это,
как я уже писал, дорогой отец, я умоляю тебя во имя Бога
поверить, что мы в руках Божьих. Я твёрдо верю, что Он
не пошлёт нам ничего сверх того, что мы способны вынести. Вся власть, дорогой
Мадам, это свыше. Моя вера не пошатнётся, хотя после этого ужасного несчастья я больше не могу надеяться. Жить или умереть на пути долга — жить на хлебе и соли, если придётся, — никогда не принесёт мне величайшего несчастья. Давайте же уповать, дорогая мадам, на Бога, который посылает нам добро и допускает зло, чтобы во всём мы могли приблизиться к Нему и Его любви.

Хотя нежный голос королевы дрожал, а в глазах читалось: «Я
соболезную вам», мадам фон Шток не утешилась.

"Ваше величество, — сказала она, думая только о своём горе, — вы потеряли
сына?"

Глаза королевы наполнились слезами, губы задрожали, как у ребёнка.

"Я потеряла одного сына, — сказала она, — и милую маленькую дочь."

Тогда мадам фон Штольц вспомнила и впервые забыла о своём горе.

Лицо королевы изменилось. Казалось, что все беды Пруссии обрушились на неё.

— Но, дорогая мадам, — сказала она, поникнув, — я королева, и
я потеряла вашего сына и сына каждой прусской женщины. Разве я не
мать своего народа? Вы потеряли одного сына. Я, королева, потеряла
тысячи. Горе каждой матери — моё горе, и, о боже, как мне это вынести
это? Разве твой Вольфганг не был моим тоже?

Она прикоснулась к своему быстро бьющемуся под платьем сердцу.

"Дорогая мадам, пожалейте свою королеву и поверьте ей. Это рана, которую
ничто не может залечить. Она болит день и ночь после битвы при Йене. Я
действительно Рахиль, оплакивающая своих детей ".

Когда профессор встретился со своей женой час спустя, в ее глазах светилось что-то новое
.

«Я забыла о тебе, дорогой Ричард, — сказала она. — Вольфганга больше нет, Франца
тоже нет, но у меня есть ты и дети».

Затем она положила руку ему на плечо.

"Наша королева была здесь, дорогой муж, и она — ангел."




Глава XII

ОТТО


Зимой Марианна часто бывала при дворе. Там было много работы с
пухом, и дамы постоянно этим занимались.

Старая графиня, которая в юности хорошо знала бабушку Марианны,
полюбила хорошенькую девушку, а дамы и господа находили её весёлые
разговоры очень забавными, когда работали в покоях фрейлины или королевы.

Но смерть Вольфганга всё изменила.

«Я никогда больше не буду весёлой», — плакала бедная Марианна.

Сначала она заперлась в своей комнате и изливала свою печаль на бумаге, но
Однажды королева, которую она обожала, поговорила с ней.

Никто не знал, что она сказала, но с того дня Марианна начала думать о
других. И, конечно, в «Аистином гнезде» не хватало терпения.
Столько хлопот заставляло их всех нервничать, а дети, не чувствуя
присмотра мадам фон Шторк, становились раздражительными и очень беспокойными.

А дела в Пруссии шли настолько плохо, насколько это было возможно. После
катастрофы при Фридланде 14 июня маршал Сульт вошёл в
Кёнигсберг, король и царь бежали в Тильзит, а страна ждала
чтобы увидеть сейчас, что будет дальше. Говорить о мире начали раздаваться во всех
четверти.

"Но давайте не будем отчаиваться", - сказал Людвиг Брандта к профессору. "Пруссия
завоевана, но по всей нашей земле восстает дух против
Наполеона. Штейн и лучших наших генералов, наших ораторов, наши поэты объявляют
что тиран должен быть преодолен и их сжигание слова помешивая
люди. Блюхер, например, Рихард, заявил, что, когда целый народ полон решимости освободиться от иностранного господства, он никогда не потерпит неудачу. Я предвижу, что удача будет на нашей стороне
«Не всегда удача будет на стороне императора, — сказал он, — может наступить время, когда Европа, униженная его поборами, измученная его грабежами, восстанет против него. Тогда, — лицо Людвига изменилось, — в наших университетах вспыхнет энтузиазм».

Профессор кивнул.

Однако прежде чем он успел ответить, вошла бедная мадам фон Шток с лицом, полным новых забот.

— Рихард, — сказала она, — Людвиг, вы не видели Отто?

Оба покачали головами и продолжили разговор.

— Беттина! — позвала дама.

В комнату вбежала маленькая девочка с нетерпеливым и заинтересованным лицом.

— Дорогой ребёнок, — спросила мадам фон Шток, — ты не видел Отто?

Беттина подумала, что он пошёл к фрау Аргеландер, чтобы повидаться с кронпринцем,
у которого там была комната.

"Нет-нет, — сказала Паулина, которая вошла в этот момент, — Карл пошёл один.
Королевские дети хотели пожарить картошку, а Отто сказал, что это слишком по-детски."

Наступили сумерки, а Отто всё не было.

"Карл, Карл, — воскликнула его мать, когда он наконец вернулся со слугой, — где твой брат Отто?"

Карл покраснел.

"Он велел мне не говорить до ужина."

"Ты должен, — воскликнула его мать.

Карл достал из кармана грязную маленькую записку и протянул её отцу.


Когда профессор прочитал её, он побледнел.

"Глупый, глупый мальчик, — сказал он, — почему он не мог спросить меня?"

Перепуганная семья требовала рассказать, что случилось.

Когда мадам фон Шторк услышала это, она была потрясена.

Отто сбежал. Ему было шестнадцать, и он отправился воевать против
Наполеона. Поэтому он написал отцу:

 «Я не сказал тебе и маме, — писал он, — потому что вы бы
помешали мне. Но я нужен своей стране. Спроси кузена Людвига».

Профессор пытался утешить свою жену. Он сказал ей, что мир должен быть заключен через месяц.
что Отто ничего не может сделать, но она все равно продолжала плакать.

К утру ей стало так плохо, что профессор вызвал врача.

"Нервная лихорадка, - сказал он, - вызванная здешним климатом и беспокойством".

"Я буду ухаживать за мамой", - воскликнула Марианна, и ее сердце наполнилось новым желанием
быть полезной.

"Ерунда", - сказал ее отец. "На Полин гораздо надежнее. Нет, нет,
Марихен, я не мог тебе доверять", - и он вышел из комнаты.

"Это моя мать. Я люблю ее. Это мое право!" ворвался в нашу Марианну, ее
щеки малиновые.

Но так решила мадам фон Сторк.

"Я бы сошла с ума от тебя, Марианна", - сказала она. "Ты бы читала"
когда мне понадобилось бы лекарство. Мне жаль, дитя мое", - она улыбнулась, чтобы смягчить
урок", но я нервничал, очень нервничал, и я должен иметь
вдумчивый человек. Полина, ты знаешь, помнит".

Марианна бросилась в свою комнату. В потоке горьких слёз она бросилась на диван. Там, на полках, рядами стояли её книги.
Как она их ненавидела!

Схватив одну из них, она бросилась на кухню, её щёки пылали. В ярости она
открыла дверцу печи. Она сунула туда «Страдания юного Вертера».
Пламенем он поднялся в воздух Мемеля, окутанный дымом, горничная смотрела на него
в изумлении. Марианна бросилась обратно в свою комнату. Она бросилась лицом
вниз на кушетку.

"Это моя мама, а не Полин", - всхлипнула она и проплакала целый
час.

Наконец, измученная, она встала, чтобы умыться холодной водой.

На комоде стояла маленькая фотография, которую ей подарила придворная дама
.

Марианна вздрогнула. Румянец окрасил ее лицо, когда она посмотрела в голубые глаза
Королевы. Она, которая превыше всего любила книги, отложила их в сторону
не говоря ни слова, если король, если королевские дети, если дамы захотят
она. Она никогда не была здорова, но всегда помогала другим, всегда
забывая, чего она хотела, что доставляло ей удовольствие, чтобы она могла выполнять свой
долг.

"Дорогая Марианна, - снова услышала девочка свой голос, который успокаивал ее
после смерти брата Вольфганга, - нет такой беды, в которой
дорогой Бог не помог бы нам".

Все демоны собственной и раздражение и неприязнь к Полине перестали
борьба в Марианну, как она помнила. Она будет хорошей, она пообещала королеве Луизе. Она помедлила мгновение, затем склонила голову и прошептала короткую молитву о том, чтобы Господь помог ей и сделал
Она была так же добра, как королева, которая так любила Его.

Затем она спустилась вниз, измученная своей битвой, но спокойная и смиренная,
желая помочь своей матери.

И, конечно, она была нужна.

Карл, Ильза и Эльза яростно ссорились, а Беттина с
испуганным лицом пыталась их успокоить. Она была в своём маленьком фартучке
и принесла посуду, чтобы накрыть стол к ужину. Лицо Марианны
покраснело. Полин была наверху, ухаживала за матерью, Беттина внизу,
пыталась успокоить детей и приготовить ужин для профессора, а она,
Дочь «Аиста» была в своей комнате в плохом настроении.
Она забрала посуду у Беттины и отделила Карла от близнецов.
В течение часа она сидела с ними и рассказывала истории. Затем её взгляд упал на томик Гёте, лежавший на столе, где его оставил отец.

Через полчаса профессор открыл дверь.

Его лицо помрачнело.— Марианна, — сказал он, — я ожидал от тебя большего.

Девушка вздрогнула и отложила книгу. Карл и Ильза ссорились из-за последнего куска торта на столе, Эльза рассматривала ценную
книга с липкими пальцами, часы остановились из-за того, что их не заводили, а
Беттина исчезла в саду.

Марианна густо покраснела.

"Я стараюсь, отец," — сказала она, — "очень..."

Не сказав ни слова, он вышел из комнаты с суровым от недовольства лицом.

Отложив книгу, Марианна завела часы, отправила детей
спать и пошла искать Беттину в саду.

«Я буду стараться лучше», — пообещала она себе и на следующий день вспомнила
гораздо больше.

Но вечером было трудно успокоить детей. Она рассказывала
все истории, которые могла вспомнить, а они требовали ещё.

Однажды вечером ее осенила блестящая мысль.

Она побежала в свою комнату и вернулась с толстой красной книгой с медной застежкой.
она открыла ее крошечным ключиком.

"А теперь, Ильза и Эльза, - сказала она, - беритесь за шитье для палатки. Беттина, я бы не стала
вязать. Поработайте над этой полосой для покрывала. Карлхен, нарисуй несколько картинок.
а я почитаю тебе прекрасную книгу о нашей королеве."

Затем она сказала им, что их тётя Эрна, которая умерла, когда ей было
шестнадцать, написала это, и в книге рассказывается о том, как счастлива была
королева до того, как Наполеон вторгся в Пруссию.

Затем она зажгла свечи, и все приготовились слушать.

Профессор, проходя через комнату, на этот раз улыбнулся Марианне.

"Где дети, Ричард? Что они делают?" — воскликнула нервная
мадам фон Шторк, когда он открыл дверь в её комнату.

Когда он ответил ей, тревога исчезла с её бледного лица.

"Слава Богу, дорогой муж, — сказала она, — нашей Марианне
лучше. Было трудно отказать ей в уходе, но я надеялся, что урок поможет ей взбодриться, и я оказался прав.

Затем, улыбнувшись мужу, она откинулась на подушку и вскоре погрузилась в свой первый спокойный сон.




Глава XIII

Дневник


Марианна впервые услышала о дневнике своей тёти Эрны в Берлине.

Это было в тот вечер, когда Людвиг Брандт пришёл с новостью,
что французы провозгласили французского консула Наполеона императором.

Когда он рассказал эту новость, дети с сияющими лицами сообщили ему,
что их Карла в тот же день поцеловала королева.

Людвиг, который всегда был серьёзным, посадил малыша к себе на колени.
Марианна никогда не забывала, насколько торжественно всё это было.

"Послушай, мой маленький Карл," — сказал он и подождал, пока смех не утихнет на пухлом лице с ямочками.
— Великая и благородная женщина поцеловала тебя.
«Ты. Всю свою жизнь думай об этом как о крестном поцелуе. Призыв на войну
коснётся тебя, как и всех немцев. Пусть поцелуй королевы сделает
из тебя храброго, верного, патриотичного солдата!»

Как голос Людвига разнёсся по комнате и как восхищённо смотрела на него Паулина! А потом Людвиг посадил маленького Карла к себе на колени и
рассказал ему милую историю о королеве Луизе, о том, как она отправилась со своим мужем в Huldigung — путешествие, которое немецкие монархи совершают, чтобы
принять присягу на верность в своих провинциях и городах.

В деревне Старгард в Померании, рассказывал Людвиг,
Люди, устроившие встречу, нарядили маленьких девочек в белое,
чтобы они могли рассыпать цветы перед новой юной королевой, и зоркий
глаз королевы заметил, что, поскольку их было девятнадцать, одна должна была
идти одна.

Она повернулась к взрослым.

"Где двадцатая?" — спросила она, и её лицо побагровело от
гнева, когда она услышала их ответ.

"Ваше величество, - сказали они, - ребенок был таким уродливым, что мы отослали его домой".

"Бедное дитя! - воскликнула королева. - Бедное дитя! Пошлите за ней, и немедленно!"
она приказала.

И когда бедняжка появилась, ее простое, бледное личико было все мокрое
Со слезами на глазах королева Луиза протянула руки, как будто к одному из своих
собственных королевских детей.

"Иди сюда, Liebchen, — сказала она, — иди ко мне. Расскажи мне о своей беде,
расскажи всё до мельчайших подробностей."

А потом она погладила её, похвалила, прогнала прочь весь её стыд и слёзы и рассказала ей истории о наследном принце, и девочка забыла о своём уродстве и жестокости людей. Но со взрослыми королева Луиза была очень строгой, какой она могла быть, когда это было необходимо.

"Я пришла," — и она смотрела на них, пока они не покраснели, — "чтобы сделать
стала причиной печальных воспоминаний милой маленькой девочки только из-за своего уродства?

«Наша королева — ангел», — сказала мадам фон Шток, когда Людвиг закончил.

Затем Марианна рассказала о том, что она слышала о королеве у фрау Рат Гёте.

"Беттина Брентано, — начала она, — подруга матери нашего
Гёте!"

— Боже мой, Марианна! — воскликнул Франц, который в те дни был дома, — не произноси это имя так, словно оно священное!

Но Марианна не обратила на него внимания.

"Фрау Рат, — продолжила она, тряхнув головой, — любит нашу королеву
всем сердцем. Она знает её с тех пор, как Карл был ещё ребёнком.
 Однажды, когда она и её сестра, принцесса Фредерика, были маленькими девочками, они приехали во Франкфурт на коронацию императора Леопольда.

Затем, когда Карл прижался к её коленям, а её отец даже отложил книгу, чтобы послушать, Марианна рассказала, как однажды две принцессы пришли в гости к фрау Рат со своей швейцарской гувернанткой фройляйн де Гелье и как в саду фрау Рат была клумба с цветами, которая сразу же привлекла внимание принцесс.

Маленькая Луиза, которая любила пожилую даму и совсем её не боялась
несмотря на огромный тюрбан, который она носила, прошептала ей на ухо, как бы ей хотелось попрыгать, как обычному ребёнку.

Мать Гёте кивнула. Она не была приверженницей строгого этикета и не видела причин, по которым маленькие принцессы не могли бы повеселиться.

"Пойдёмте, дорогая фройляйн де Гелье, — сказала она гувернантке. — Пойдёмте в мой зал. Я покажу вам мою красивую табакерку с изображением моего
знаменитого сына.

Затем, проведя даму в дом, она тихо заперла дверь, а Луиза и
Фредерика, подбежав к насосу, вцепились в ручку и стали качать.
Они качались, пока вода не потекла ручьями и не забрызгала их чулки и
тапочки на эластичных ремешках, и в кои-то веки они получили удовольствие,
как если бы не были принцессами.

Когда пришло время прощаться, две счастливые маленькие девочки
обняли эту добрую фрау Рат за шею и благодарными губками
прошептали слова благодарности за её доброту, сказав, что никогда, никогда, никогда
они не забудут, как им было весело играть, как другим детям. «Никогда, дорогая фрау Рэт, никогда!» — кричали они.

 Луиза, по крайней мере, тоже.

«Фрау Рат, — заключила Марианна, — однажды показала мне самые красивые золотые украшения, которые она получила в подарок от нашей королевы, которая очень её любит».

Во второй раз Луиза посетила Франкфурт-на-Майне. Это было два года спустя, когда Леопольд умер, а Франц, последний император Священной Римской империи,
Империя, пришла, чтобы получить корону, от которой в 1806 году, незадолго до битвы при Йене, он навсегда отказался.

В то время принцесса и её брат Карл пришли на ужин к фрау
Рат Гёте.

Был омлет, очень лёгкий и вкусный, и знаменитый салат с беконом,
блюдо, которое в тот день любили по всей Германии.

"О, как вкусно!" - воскликнули Карл и принцесса, и когда они перестали есть.
ни на одной тарелке не осталось даже половинки листа!

Всю свою жизнь фрау Рат любила рассказывать об этом, и Марианна рассказала, как
она шутила, когда рассказывала эту историю.

— И, мама, — сказала Марианна, — фрау Рэт сказала мне, что наша королева, хоть она тогда и была принцессой, сама сшила себе атласные туфли для коронации.

Мадам фон Шток одобрительно улыбнулась.

Она открыла рот, чтобы внушить Марианне важность шитья,
но девочка оказалась слишком проворной.

— Фрау Рат, отец, говорит, что наша королева всегда читает Гёте и Шиллера.

Прежде чем мадам фон Шток успела ответить, появилась служанка с вином и
пирожными, и, когда все расселись, Марианна рассказала ещё несколько историй о
Мать Гёте, какая же она была прекрасная старушка, но такая забавная в своём огромном тюрбане с красными, белыми и синими перьями или с большим украшением из подсолнухов, с уложенными и заплетёнными в косы волосами, с нарумяненным лицом, в расшитых лайковых перчатках, с кольцами и со своей знаменитой фразой:

«Я — мать Гёте!»

Когда Марианна рассказывала всё это, она изменила свой голос и приняла то, что её братья называли «манерой Гёте», и, повернувшись к герру Брандту, воскликнула:

 «О, дядя Людвиг, фрау Рат показала мне игрушки своего сына и платья, которые он носил в детстве. О, подумайте, я прикасалась к тому, к чему прикасались его благородные руки! О, как это взволновало, как это
ошеломило меня!

Мальчики разразились хохотом, но отец одним взглядом заставил их замолчать.

«А какая она, фрау Рэт, Марианна?» — спросил он.

С удовольствием поговорив на любимую тему, Марианна рассказала, как, когда
Фрау Рат объявила: «Я — мать Гёте», — и её голос зазвучал как
труба.

Людвиг отодвинул свой бокал.

"Труба, которую мы должны слышать, — сказал он, — это голос её сына, поющего патриотические песни. Не обращай внимания, Марихен, — Марианна начала плакать, — твой кумир не совсем идеален. Теперь, когда у нас наконец-то появилась литература в Германии, почему наши поэты не пробуждают наш народ?
 Подражание Франции лежит на нас как проклятие. Всё должно быть по-французски. Мы
должны говорить по-французски, мы должны читать по-французски, мы должны презирать всё остальное
По-немецки. Говорю тебе, Рихард, сейчас затишье перед бурей. Над
Пруссией сгущаются тучи, и настанет день, когда солнце перестанет
светить для нас.

Он встал и зашагал взад-вперёд по комнате.

"О, Людвиг, — воскликнула мадам фон Шток, — ну же, ну же, садись и наслаждайся
своими пончиками.

Но Людвига Брандта не успокоили бы пончики.

— Спокойной ночи, Клара, — внезапно сказал он и, наклонившись, поцеловал руку мадам фон
Шток.

Сказав «До свидания», он удалился.

"Боже мой, — воскликнула мадам фон Шток, — но Людвигу неудобно.
Мы наслаждались тихим, счастливым вечером, а он приходит и всё портит. Смотри, Марианна, смотри, он пролил вино на скатерть. Это в нём говорит англичанин, который делает его таким серьёзным. Возможно, если бы милая Эрна была жива, она могла бы сделать его веселее. И раз уж мы заговорили об Эрне, Марианна, ты уже достаточно взрослая, чтобы читать дневник своей дорогой тётушки. Это на самом деле история нашей милой королевы, которую она вела, чтобы порадовать Людвига.
Завтра, когда ты навестишь свою бабушку, ты должна попросить ее одолжить это тебе
.

Это был тот самый дневник, который Марианна принесла в гостиную
.

Прежде чем она успела начать читать, Эльза и Ильза подбежали к ней.

"Сестра, — сказали они, — расскажи Беттине, что случилось, когда ты привела нас к бабушке и она дала тебе книгу, хорошо?"

Марианна рассмеялась.

"На ужин у нас был вишневый компот, — сказала она, — и мы все пилиом, и
Отто прошептал Вольфу, что он может удержать во рту больше камней, чем
Вольф, и все остальные услышали и стали шептаться друг с другом,
и они продолжали есть и есть, пока их щёки не раздулись.

Беттина весело рассмеялась.

"И была компания," — вставила Эльза.

"И бабушка задала Отто вопрос," — сказала Ильза.

— А потом… — закричал Карл.

 — Отто не выдержал…

 — А Вольф засмеялся…

 — И, о, Беттина, это было ужасно! Камни летели во все стороны изо
всех ртов, и, о, бабушка! — она всплеснула руками.

Беттина подумала, что это очень смешно, и они все смеялись и сделал бы
многие шума не Марианна положила крошечный ключ в медный замок
Красная книга.

"Ну же, успокойся, - сказала она, - а я начну вести дневник нашей
Тети Эрны".




ГЛАВА XIV

ПРИНЦЕССА ЛУИЗА


— «Сначала, — сказала Марианна с важным видом, — я расскажу вам
о семье нашей королевы».

Все дети с интересом посмотрели на неё.

"Её зовут, — продолжила Марианна, — Луиза Августа Вильгельмина Амелия.
Её отец — герцог Карл Мекленбург-Стрелицкий. Её мать, которая
Она умерла, когда ей было шесть лет, и была принцессой Гессен-Дармштадтской.

Здесь Марианна сделала паузу.

"Дети, важно, чтобы вы знали об этом о нашей королеве, — сообщила она им, выглядя очень мудрой и взрослой. — Её звали Фредерика Каролина Луиза. Итак, наша королева — я
выучил это, чтобы рассказать вам, — родилась в старом замке Ганновера 10 марта
1776 года. Её отец был там губернатором у своего зятя, который
является королём — где, Ильза?

Оба близнеца покачали головами.

"Карл?"

"Продолжай, Марихен, — сказал он, — не будь учительницей."

Но у Марианны были свои планы.

— Беттина?

— О, Англия, — сказала маленькая девочка, которая услышала это от мистера Джексона.

— Продолжай, Марихен, — попросил Карл.

Марианна кивнула.

"Когда нашей королеве было шесть, - сказала она, - ее отец женился на ее тете, но
она тоже умерла, и наша королева жила со своей бабушкой, которая забрала ее
в Голландию, и в Страсбург, и везде, где она путешествовала. Однажды она
взяла ее с собой на Рейн, и она встретила наследного принца, который теперь наш король.
А теперь послушай, что написала наша дорогая тетя Эрна.

Марианна открыла красную книгу.

На первой странице стояло имя ее тети.

"Эрна Хедвиг Анна Мария фон Бергман, ее дневник".

На следующем была дата: "22 декабря 1793 года".

"Сегодня, - читала Марианна, - мы ходили посмотреть на въезд нашей Коронованной особы
Принцесса въезжает в Берлин. Пока мы шли по Унтер-ден-Линден, где моя
Людвиг ... я теперь помолвлена с Людвигом ... были получены для нас очень хорошо
мест, он развлекал нас рассказами о этой прекрасной принцессы, которые пришли
в день нашего принца. Он сказал, что ее все любили, и он мне так сказал
большая часть ее красоты, что я был все, что желает видеть ее.

"Сказал Людвигу, что даже когда она была ребенком, она завоевала любовь везде.
Однажды в Дармштадте великий поэт Шиллер читал вслух отрывок из своего "Дона Карлоса"
и почувствовал на себе чей-то взгляд. Он посмотрел вверх и увидел
самая очаровательная маленькая девочка, которая, казалось, понимала каждое слово его
поэзия. Это была маленькая принцесса Луиза, и Шиллер улыбнулся ей.
Мне кажется, что быть улыбкой гения лучше, чем быть наследной
принцессой. "

Лицо Марианны засияло, когда она прочла это.

"Она бы меня поняла, моя тётя Эрма," — подумала она.

"Продолжай, пожалуйста, продолжай," — сказал Карл.

"Я сказала это Людвигу," — читала Марианна, "но он ответил, что это нехорошо.
«Хорошая хозяйка лучше, чем любая из них».

«В точности как он», — пробормотала она, а затем продолжила читать дневник.


«Наша принцесса, приехавшая сегодня, встретила нашего принца во Франкфурте-на-Майне. Наш
король пригласил её вместе с бабушкой и сестрой Фредерикой, и в тот
самый момент, когда наш кронпринц увидел принцессу Луизу, он сказал: «Она или никто».
В его сердце сразу же вспыхнула великая любовь.

«Каждый день они были вместе. Каждый вечер в театре, а теперь,
завтра, они поженятся. Наш принц Людвиг женится на сестре принцессы Луизы, Фредерике. Я нахожу это прекрасным.

«Они обручились в Дармштадте. Наш король, такой весёлый и шутливый, подарил им кольца. «Да благословит вас Бог, дети», — сказал он, и все люди ответили: «Аминь».

 «Мы думали, что свадьбы долго не будет, потому что король не хотел её из-за войны с Францией. Но что-то заставило его передумать, и сегодня Берлин был украшен к приезду принцессы.

"Это было так прекрасно, что я едва могу об этом написать. Весь Берлин был украшен флагами. Там были флаги Пруссии, Мекленбург-Стрелица и Священной Римской империи. Они были
Они были повсюду: на ратуше, на зданиях, в окнах. Там
были и хвойные деревья, и за всю свою жизнь я никогда не видел такого рождественского
базара. На открытой площадке было полно киосков с елками в
центре. Мы пришли достаточно рано, чтобы я успел купить кое-что для нашей
Рождественская елка.

«Было трудно выбирать. Мне хотелось и кружев, и швейцарских резных фигурок, и
французских конфет, но в конце концов на одном прилавке я купила медовые пряники,
на другом — самые дорогие пряничные фигурки Принца и Принцессы,
на третьем — шоколадную фигурку четырёх королевских особ, а также кружева и
игрушки для ёлки.

"Улицы были так полны, мы с трудом проталкиваться сквозь
ватага охотников в зеленые, берлинцы и крестьянам, всех в своих воскресенье
костюмы и золотые украшения.

"Люди были во всех окнах, свешивались с балконов и толкались, и
толкались на улицах. Мы добрались до наших мест как раз в тот момент, когда "Берлинер
Гражданская "бригада" выстроилась в шеренги на Лейпцигерштрассе до угла
Вильгельмштрассе.

"Мы были совсем рядом с большой аркой, где должны были приветствовать принцесс"
.

"Это было великолепно. В арке было три отделения, все украшенные
с цветами, статуэтками, картинами и приветственными словами.

"Одной из фигур был Гимен, бог брака, и там было два свадебных венка, потому что свадьба была двойной.

«Посмотри, Эрма», — сказала мама, и там, среди маленьких французских мальчиков в зелёных костюмах, сидящих на арке, я увидела Франсуа де Балля, а среди милых маленьких немецких девочек в белом с розовыми поясами и венками из роз — Хедвиг Рюккерт, Элизу Стеге и Анхен Ромейке.

 «Одна из них, — объяснил Людвиг, — должна прочитать приветственное стихотворение».

«Было ужасно утомительно стоять в такой огромной толпе, но наконец
приходили процессии.

"Раздался звук рога, и шесть великолепных лошадей ходьба с
максимальный статность вошел Унтер-ден-Линден. На них были царские
При Секретаре Пост. Затем шли почтальоны в великолепных мундирах, а за ними
носильщики в синем. В postilions, было сорок человек из них,
Сказала Людвига, все были трубить в рога, и я пожалел, действительно, для
перевозчики. Мне очень понравился следующий момент. Это была Гильдия охотников,
и они были одеты в зелёные костюмы с отделкой из персиковых цветов. Но то, что было после охотников, было великолепным. Это были десятки молодых берлинцев, одетых
как рыцари Средневековья.

"Люди восклицали: "Очаровательно!" "Замечательно!" и я сказала Людвигу
что хотела бы, чтобы мужчины одевались так же сейчас, а не в уродливые повседневные бриджи до колен
и пальто с оборками.

"Но Людвиг только сказал мне, что доспехи будут неудобны, и сделал это
забавным. Но я все равно так думаю. Что романтичного в
парике, пряжках на туфлях и бриджах до колен? Ничего.

"Было забавно смотреть, какими важными выглядели пивовары и винокуры в
синем. Купцы и их сыновья были в красном, а за ними шли
Прекрасная королевская гвардия Фридриха Великого выстроилась в две шеренги, чтобы пропустить экипажи.

"Берлинцы отказались, чтобы королевские камергеры сопровождали экипажи.

"'Мы хотим видеть принцесс, а не камергеров,' — сказали они.

"Людвиг назвал мне имена людей.

«Красивая седовласая дама с яркими, сверкающими глазами была
графиней фон Фосс, фрейлиной, которая отправилась в
Потсдам, чтобы встретиться с принцессой. Там были герцог, и бабушка,
и брат принцесс, и фрейлины, две
Дамы Фирегг и церемониймейстер фон Шульден.

"Мы едва могли разглядеть их в толпе, а рядом со мной была женщина, которая так много говорила, что я едва слышал Людвига. Она сказала, что её муж был членом гильдии мясников и что он пришёл в Потсдам, который был великолепно украшен, в коричневом костюме с золотыми погонами, жилете с золотыми узорами и великолепной красной шляпе с галунами и кружевной отделкой.
Они первыми поприветствовали принцесс, и, видит Бог, жена мясника гордилась этим.

"Но в конце концов она успокоилась, когда в великолепном золотом экипаже, запряжённом восемью
на лошадях приехали две невесты.

"Они так прекрасны, что я не могу их описать.

"Они обе стройные и очень грациозные, у них обеих голубые глаза
и золотистые волосы, но если вы однажды увидите принцессу Луизу, то никогда не сможете
снова смотреть на принцессу Фредерику.

"Люди были очарованы.

«Никогда мы не видели таких глаз, никогда», — вот и всё, что мы услышали, потому что принцесса повернулась, когда ступила на платформу, и улыбнулась прямо нам.

"Они были голубыми и искренними, и, о, они так отличаются от глаз других людей, что я не знаю, как это описать. Кажется, они говорят: «Я люблю тебя, я люблю тебя».

"Произошло самое милое событие.

"Самая красивая маленькая девочка в бело-розовом, с венком из
роз на кудрях, вышла на платформу, чтобы поприветствовать принцессу.
Она была похожа на круглощекого херувима, и в руках у нее был букет роз
почти такой же большой, как она сама. Это было стихотворение, она сказала, что великой взрослая
слова, и ее рот был настолько крошечным, что заставляло улыбаться просто
увидеть ее.

«Когда ты появишься, — начала она, то и дело наклоняя свою маленькую головку, а
потом улыбаясь принцессе и поглядывая на неё краешком глаза.

«Я никогда не видела ничего даже наполовину такого красивого.

"И когда она закончила, что она делала, кроме как просто стоять и смотреть на
принцессу и улыбаться, как бы говоря: "И как, дорогая принцесса,
тебе это нравится?"

"И что тогда наша новая принцесса сделать, но весной вперед, поймать
маленький круглый розовощекий вещь в руках и обнимать и целовать ее, как будто не
душа искала.

"Ты, дорогой!" - сказала она.

«Люди просто обезумели.

"'Она будет не только нашей королевой,' — сказала женщина, которая так много говорила,
— 'она будет матерью для своего народа.'

"Но распорядительница придворных церемоний была шокирована.

"Мы отчётливо слышали, что она сказала.

"Мои небеса! - воскликнула она, и в ее голосе было столько ужаса, что даже
Людвиг рассмеялся, - что Ваше Высочество сделал? То есть против всех
этикет.'

"Тогда наша принцесса повернулась совсем как девочка.

"Что?" - воскликнула она, и я никогда не слышал такого нежного голоса, похожего на серебряный колокольчик.
"можно мне больше не делать таких вещей?"

«Она очаровательна», — сказал месье де Пайло, стоявший совсем рядом с матерью.

 «Она ангел», — сказала женщина, которая так много говорила.

 «Ну что ты, Марихен, — перебила Эльза, — теперь все так её называют».

 Марианна кивнула.

«Продолжайте», — приказал Карл, чьи голубые глаза горели от нетерпения.

 «После этого, — говорилось в дневнике, — принцессы отправились во дворец, где их ждали принцы. Нам пришлось подождать, пока толпа рассосётся, и месье де Пайло и Людвиг разговорились. Он, кажется, французский беженец. В Берлине их полно.

— «Месье, — сказал он Людвигу, — этот парад сегодня напоминает мне другой, который
я видел, когда в моё королевство приехала принцесса».

«Мы все вежливо слушали.

"'Она приехала, друзья мои, — сказал он, — из Вены, эта принцесса. Её
женихом был дофин Франции. Она тоже была красива.

"Он выглядел таким торжественным, что получил все удовольствие от нашей процессии.

Странная морщинка прорезала его лоб, и он стал похож почти на
революционера.

"Многое произошло, - сказал он, - с тех пор, как я впервые увидел эту королеву
Франции".

«Это была Мария-Антуанетта, я сразу понял. Бедняжка, злые французы
обезглавили её.

"Месье де Пайло строго посмотрел на меня.

"'Это неспокойные времена, — сказал он. — Старое уходит, новое
рождается. Настал день революций, перемен.
В Америке шла борьба за свободу. Как вы знаете, я имел честь сражаться вместе с благородным Лафайетом в колониях. Я видел
Вашингтона. Я беседовал с Томасом Джефферсоном, с учёным
Франклином. У вас, в Пруссии, до сих пор есть крепостные, нет конституции и
нет патриотизма. В Америке женщины ходили в домотканой одежде, мужчины голодали в Вэлли-Фордж, и всё это ради прав человека. Но здесь, простите меня,
мадам, разве не правда, что вы заимствуете свой язык, свои обычаи,
всё из Франции? Я боюсь, что милая юная принцесса может пострадать.

«Мама была в ярости. Я тоже. Но Людвиг кивнул.

"'Вы правы, месье, совершенно правы,' — сказал он, и я подумала, что это ужасно, даже если он станет моим мужем.

"'Месье, — сказала я, — была ли королева Франции так же красива, как наша
принцесса?'

«Затем он отвесил мне такой глубокий поклон, что я подумала, что он не так уж и ужасен.


"Мадемуазель, — сказал он, — я никогда не видел такой прекрасной женщины, как эта
принцесса Мекленбург-Стрелицкая, никогда».

Когда Марианна прочла это, дети остановили её.

"Это была наша королева? — спросил Карл.

— Конечно, — сказала Ильза, — сначала она была наследной принцессой, а потом нашей королевой.

В этот момент служанка принесла ужин.

 «Завтра вечером, — сказала Марианна, — я прочитаю вам, что было дальше.
 Ну же, Беттина, передай хлеб, а Ильза, ты и
 Эльза, сядьте по обе стороны от меня, а Карл, ты будешь отцом».

— Как хорошо, Марихен, — сказала Ильза, — что ты о нас заботишься.

— Да, — сказала Эльза.

— Я люблю тебя, Марихен, — и Карл обнял её так крепко, что она чуть не задохнулась.

Марианна, сияя глазами, была рада, что старается быть лучше.
Это сделало её счастливее, чем даже «Страдания юного Вертера».




Глава XV

Брак


"А теперь, - сказала Марианна на следующий вечер, - я снова прочту в "Джорнал".
Вы готовы, дети?"

И она обвела взглядом маленькую группу.

Близнецы вышивали палатку, Карл - карандаш и альбом для рисования
, Беттина - вязание.

Марианна улыбнулась и с самым важным видом устроилась поудобнее.

"Карл, - сказала она, - принеси еще одну свечу. Эльза, не могла бы ты придвинуть
занавеску на окне поближе, а ты, Беттина, сядь поближе к свету.
Ну что, готова?

«Наша принцесса, — начала дневник, — вышла замуж прошлой ночью, в канун
Рождества, в 1793 году. Когда мама зажгла нашу ёлку, а моя сестра
Дети Кларехен, Франц и Вольфганг, хлопали в ладоши от радости. Людвиг поднял руку.

"'Теперь у нашего кронпринца есть жена, — сказал он и посмотрел на часы.

"Барон фон Штернберг, старый друг моего отца, сегодня приходил к матери и рассказал нам обо всём, что произошло прошлой ночью, потому что он был на свадьбе.

«Он сказал, что наша новая наследная принцесса была очень красива в белом платье с
короной из сверкающих бриллиантов, которую сама королева возложила на её
прекрасную золотистую головку. До замужества вдова Великого
Фредерик дал ей благословение, благословение старой женщины, как она сказала.
Затем состоялась свадьба в Риттер-зале. Алтарь был под балдахином из пурпурного бархата, расшитого золотыми коронами, и сотни свечей ярко освещали его. О, как бы мне хотелось увидеть все эти бархаты и драгоценности, прекрасных дам с напудренными волосами и мужчин в одеждах из тонкого бархата!

«Я тоскую по двору, и из-за высокого положения моего отца я могла бы
поехать туда, но моя мать не позволит.

"Нет, говорит она, там нехорошо. Наш король слишком жесток, и она сказала мне
печальная история графини фон Фосс, дамы, которую я видела в процессии
и которая, кажется, является старой подругой моей матери с детства. Эта дама
очень рано попала ко двору, и брат короля влюбился в неё, и всё это
было так неудачно, потому что он должен был жениться на принцессе, а графиня
была её кузиной.

"Но свадьба.

«Церемонию провёл обер-консисториальный советник Сак, так как он
крестил и конфирмовал нашего кронпринца. Берлинцы хотели устроить
освещение, но кронпринц не согласился.

"Нет-нет, добрые берлинцы, — сказал он, — отдайте деньги вдовам и
сироты солдат, погибших в войне с Францией.'

"Людвиг говорит, что он сильно переживаете за долги своего отца,
Король, который веселый и любимый в народе, но кто тратит все
он может прибрать его к рукам.

"После свадьбы был исполнен полонез. Это старый обычай, который имеет место быть
на свадьбе каждого прусского кронпринца.

«Пажи сначала вносят факелы и вручают их восемнадцати
государственным министрам. Затем звучат фанфары, королевская семья встает с
полукруга, на котором они сидят под балдахином, и лорд-камергер
подаёт сигнал, и начинается танец при свете факелов, которые несут с собой танцоры.

"Барон сказал, что это было очень очаровательно. Король танцевал с нашей новой кронпринцессой, кронпринц — с королевой и вдовой Фридриха Великого. Они кружились в хороводе под красивую польку в углу комнаты, меняя партнёров, факелы горели, и о, лорды и леди были так прекрасны и величественны!

«Сегодня Рождество, и я был в старом соборе, и кто же мог прийти, как не наследный принц и принцесса? Они, кажется, так влюблены друг в друга
друг на друга так приятно смотреть. И они очень религиозны.

"Возвращаясь домой из церкви, мы встретили месье де Пайо. Он сказал
нам что-то, что наполнило меня самая большая радость.

"Наш король не совсем доволен свадьбы.

"Там было слишком много расшитых плащей, - сказал он. - на втором у нас
будет несколько простолюдинок".

«И вот берлинцы могут пойти на свадьбу принца Людвига и
принцессы Фредерики, и мой Людвиг возьмёт меня с собой. О, какое счастье, ведь
я увижу нашу кронпринцессу в её наряде и бриллиантах.

"Платье, которое я надела на свадьбу, было прекраснейшим. Молодая француженка
создала его со вкусом и мастерством своей нации. Оно было сшито для
большого бала, на котором меня должны были представить обществу, но мама велела мне
надеть его ко двору.

"Он был из белой ткани, и над Подолом моего струящаяся юбка была
вышитый бордюр Флер-де-Лис в пурпур и золото. Мой чепец был
тонким, как паутинка, и отделан редким кружевом, и впервые мои волосы
были высоко подняты и напудрены. Мама завершила моё веселье,
надев мне на шею ожерелье из фиолетовых камней.

«Твой дорогой отец подарил их мне, когда я была невестой», — сказала она со вздохом, ведь прошло всего два года с тех пор, как мы его потеряли.

"'Как мило!' — воскликнула моя сестра Кларехен, увидев меня, но Людвиг нахмурился.

"'Почему французские цветы?' — спросил он, не сводя глаз с геральдической лилии.  Людвиг всё замечает. - Почему не что-то немецкое и синий? - спросил он с
большое недовольство.

"Людвиг очень странно, в каком-то смысле. С одной стороны, он не будет говорить
Француз, как и все воспитанные люди.

"Я немец, - скажет он, - почему бы не говорить на моем родном языке?"

«И он называет маму «фрау», а не «мадам», а меня «фройляйн», а не
все мои письма к нему должны быть написаны по-немецки, а немецкий такой сложный,
не такой красивый, как французский, и он ругает меня, когда я делаю больше дюжины ошибок в своих статьях: _die, der, das_.

"Но моё платье, моё милое, милое платье!

"Оно могло быть синим, или красным, или любого другого цвета, это не имело значения. Толпа была такой огромной, что никто не обратил внимания на бедную маленькую Эрну фон
Бергман, и на следующий день она часами штопала огромную дыру в своей юбке.

"Но я видела нашу кронпринцессу, и она улыбнулась мне, так что ещё
может быть важнее? Никто не мог обезглавить её, как французы обезглавили Марию
Антуанетта; нет, даже не ради свободы.

"Она была в белом и в короне, украшенной сверкающими бриллиантами. Корона
Принц смотрел на неё так, словно обожал её. Он очень серьёзный и степенный,
а она очень яркая и весёлая. Между ними большая любовь, я вижу
это из-за моей любви к Людвигу.

"Я видела нашего короля на свадьбе, и он был очень забавным. В последние годы
он сильно располнел, и из-за своего увеличившегося веса ему было
трудно проходить по комнате с вдовой Фридриха Великого, нашей вдовствующей королевой, на руках.

«Толпа не могла удержаться от того, чтобы не толкать его локтями.

"Подумать только! Даже Людвиг толкнул нашего короля!

"Но он ничуть не разозлился.

"Он подмигнул, по-настоящему подмигнул, а затем весело и жизнерадостно
произнёс:

"'Не стесняйтесь, дети мои. Сегодня у отца жениха не будет места для гостей.

"Берлинцы были в восторге.

"Наш король очень популярен из-за своих шуток и того, что он называет людей «детьми».

"Но Людвиг им не восхищается. Он говорит, что нужно плакать, думая о том, что такой человек носит корону Великого курфюрста, или Фридриха
Здорово, что он похож на английского короля Карла II. Он очень верит в
духов, вокруг него всегда есть медиумы и такие люди. Но он очень
доброжелательный и помогает бедным.

"О, на свадьбе было прекрасно! Я увидела всех знатных людей при Дворе
и как же мне хотелось быть одной из них и жить в таком великолепии!
Но в разорванном платье и с уставшими ногами я вернулась домой, в наше скромное жилище.
По крайней мере, это не так скромно — мама бы нахмурилась, услышав такое слово, — но так говорят, когда идут в суд, где всё самое грандиозное...

 * * * * *

«Я решила всегда записывать то, что слышу о нашей кронпринцессе, о том, как король любит её, и о том, как наш кронпринц забывает о своей печальной натуре, когда находится рядом с такой счастливой и весёлой девушкой, и обо всём, о чём говорят в Берлине».

Здесь Марианна сделала паузу и перевернула несколько страниц.

"Я пропущу это, — объявила она, — потому что на этих страницах говорится о других вещах. Сегодня я прочитала все и отметила только то, что
заинтересует вас".

"Мы много чего слышим о нашей наследной принцессе", - прочитала она затем.
- Она и кронпринц часто подшучивают над графиней фон Восс,
которая превыше всего любит этикет и церемонии. Но это на
поверхности; в глубине души она обожает кронпринца и принцессу
Луизу, которая теперь ей как дочь. Что касается их, то они полны
озорства.

"Весь Берлин только и говорит о том, что наш кронпринц и принцесса
говорят друг другу «ты», а не «вы», согласно нашему милому немецкому обычаю
различать друзей и незнакомцев.

"Придворные, когда об этом стало известно, в ужасе закричали. Это не
соответствовало французскому этикету.

"Король приказал своему сыну предстать перед ним.

"Что это я слышу? - требовательно спросил он. - что ты называешь наследную принцессу
"ты"?"

"Вы слышите это с полным основанием, - ответил наш наследный принц со своей
медленной, добродушной улыбкой, - когда человек говорит "_du_" (_tou_), человек
тот, с кем он говорит, знает, к кому обращается, но когда я говорю "_sie_",
(по-немецки пишется "_Sie_" вместо "_вы_" — "_sie_" вместо "_они_") кто может знать, говорю ли я это с заглавной буквы или нет?'

"С самого начала наш наследный принц возражал против формального
этикета, который Фридрих Великий навязал нашему прусскому двору. Он
Он всегда стремился к тому, чтобы его семейная жизнь была свободной от формальностей.

"'Я всем сердцем желаю, — сказал он, — жить как простой человек, а не как король.

"Однажды вечером кронпринцесса вернулась с пира и, сбросив с себя наряды, побежала к мужу, как девочка.

"Сжав её руки, он посмотрел в её чудесные глаза.

— Слава Богу, — сказал он, — ты снова моя жена.

"Серебристый смех кронпринцессы разнёсся по комнате.

"'Что? — воскликнула она, — разве я не всегда была такой?'

"Кронпринц покачал головой с грустным недовольством.

«Нет, — сказал он, — ты должна как можно чаще быть кронпринцессой».

Графиня фон Фосс сочла своим долгом привести эту оживлённую пару в
порядок.

"'Ты мне не нравишься, — сказала она однажды кронпринцу. «Французский этикет правит всей Европой, и я, как придворная церемониймейстерша, должна отчитать ваше королевское высочество за то, что вы искали наследную принцессу без объявления».

«Принц скривился и, казалось, собирался упрямиться. — Я слышал всё это от барона фон Штернберга. — Затем, внезапно осенённый тайной мыслью, он рассмеялся.

«Хорошо! — воскликнул он, как раскаявшийся мальчик, — дорогой Восс, я исправлюсь. Так что будьте любезны доложить обо мне моей жене и спросить, могу ли я иметь честь поговорить с её королевским высочеством, кронпринцессой, и выразить надежду, что она милостиво согласится».

 Добрая графиня просияла от одобрения.

 Теперь своенравный молодой человек вёл себя как подобает.

"Достоинными шагами она направилась в покои принцессы и уже
начала было объявлять, но ее прервал смех.

"Кронпринц, смеясь изо всех сил, сидел на диване, обнимая
свою жену.

«Вскочив, он усадил графиню между ними. Затем он взял её за руку
и решительно заговорил.

"'Видите, дорогая Фосс,' сказал он, 'я поспешил другим способом показать вам, что
мы с женой видимся без предупреждения и довольно часто.
По-моему, это единственный христианский обычай для женатых людей,
будь то королевская семья или простолюдины. Вы наша очаровательная придворная дама,' сказал король
Принцесса одарила её одной из своих очаровательных улыбок: «Но мы с Луизой придумали для тебя имя. Теперь ты будешь дамой Этикет.» И весь
Берлин теперь так её называет.

«Дама Этикет устроила прогулку для наследного принца, принцессы и
себя самой только на прошлой неделе, — говорит барон. Она настояла на
парадном экипаже с телохранителями в костюмах. Больше всего это
не понравилось королевской чете, но дама Этикет твёрдо распорядилась
экипажем и, облачившись в парадное платье, села по приказу
королевской четы, чтобы дождаться остальных.

«Кронпринц, выходя, тихо приказал кучеру, и дама Этикет в одиночестве отправилась в путь в великолепном государственном экипаже, а за ней — озорные смеющиеся принц и принцесса в простой двуколке
как простолюдины. Все взгляды были прикованы к ней, а Луиза и Фриц веселились так, как если бы они не были членами королевской семьи.

"Мне кажется странным, что мы так хотим быть великими, как принцы, а они хотят быть такими, как мы.

 * * * * *

"Вчера был день рождения нашей наследной принцессы. Весь Берлин только об этом и говорит, но во дворце это было торжественно отпраздновано прекрасным маскарадом.

"Весь Берлин говорит о том, что произошло во дворце. Когда принцесса Луиза пришла к королю, чтобы поцеловать его в день рождения, он обнял её как настоящую
отец и сказал: «Ты — принцесса принцесс, моя Луиза».

«Затем перед ней предстала группа придворных дам и кавалеров, одетых как жители Ораниенбурга. Один из них произнёс прекрасную речь и вручил ей ключ.

"От нашего замка, — сказали они. — Вы станете его хозяйкой».

«Затем, в порыве восторга, король объяснил, что подарил ей этот замок в качестве летней резиденции.

 Людвиг рассказал мне, что там жила жена Великого курфюрста, другая Луиза, и поэтому очень уместно, что наша наследная принцесса владеет этим замком из-за своего имени.

«Король подарил нашей кронпринцессе ещё один подарок.

"На балу он вдруг сказал ей:

"'Принцесса принцесс, если бы у тебя была горсть золота, какое желание ты бы загадала?'

"'Я бы осчастливила бедняков Берлина,' — ответила именинница.

"'И какой же должна быть эта горсть, принцесса принцесс?— спросил король с улыбкой.

"'Такой же большой, как сердце лучшего короля в мире,' — ответила наша наследная
принцесса, и её глаза заблестели.

"И теперь мы слышим, что благодаря этому умному ответу в Берлине появится
прекрасная новая благотворительная организация.

«Людвиг говорит, что было бы гораздо лучше, если бы наш король выплатил свои долги, но мне нравится наш король, и народу он тоже нравится».

Марианна слегка подпрыгнула.

"Наш наследный принц отправился в Польшу. Мы много слышим о храбром человеке по имени
Костюшко, но Пруссия радуется, что наконец-то мы его победили.

 * * * * *

«Сегодня семьдесят два выстрела из дворцовых пушек возвестили нам, что у нашей
дорогой наследной принцессы родился сын. Мы очень рады, ведь она потеряла свою
первую маленькую дочь, которая не прожила и дня.

 * * * * *

"Крестными родителями нашего нового принца стали королева, вдова Фридриха Великого
, принц и принцесса Генрих, принц и принцесса Фердинанд и
отец кронпринцессы. Его зовут Фредерик Вильгельм, в честь короля,
который держал его на руках во время церемонии, когда тот же священник, который крестил
его имя дал ему отец.

"Нашу кронпринцессу любят больше, чем когда-либо, и теперь весь Берлин
радуется за ее сына.

Что касается меня, то Людвиг хочет, чтобы мы поженились через год. Тогда мне будет шестнадцать, и я буду на два года старше матери, когда она была невестой.
предстоит много работы. Я должна наполнить свой свадебный сундук бельем и всеми вещами
для моего дома ".

 * * * * *

"Наш наследный принц купил загородный дом в Парец. Он и наша корона
Принцесса жаждет простой жизни. Мы слышим много разговоров о том, что происходит
там, как они бродят по лесу, ищут дикие цветы, ужинают
под деревьями и проводят свои дни очень счастливо.

«Наша наследная принцесса называет себя «Gn;dige Frau von Paretz» (Милостивая
госпожа из Паретца) и принимает участие во всех деревенских праздниках. Однажды вечером все жители деревни пришли в костюмах и объявили, что
потанцуйте на лужайке. Наша наследная принцесса пригласила весь двор принять
участие. Деревенский скрипач играл, крестьяне танцевали, и все было
весело, как только можно.

"Но вдруг наследной принцессе пришла в голову идея.

"Она приказала открыть замок, позвать придворных музыкантов, и
все пошли танцевать на прекрасных полированных полах.

"Когда месье де Пайло услышал об этом, он покачал головой.

«Мария-Антуанетта играла в доярку, не так ли?» — и он
смотрел на нас так, словно мы собирались стать революционерами и отрубить голову нашей дорогой наследной принцессе просто ради удовольствия.

«Старый генерал Рёкериц, друг кронпринца, часто бывает в
Парецце, и в Берлине тоже рассказывают о нём.

"Он имел обыкновение уходить из-за стола, как только заканчивалась трапеза.

"Никто не мог себе представить, что он делал, и это беспокоило
благородную госпожу фон Парец, когда он покидал её.

«Оставь его в покое, — сказал её муж, — он стар и хочет покоя».

"Но наша наследная принцесса не успокоилась.

"На следующий день в конце ужина она появилась с подносом, на котором лежали
сигары и зажжённая свеча. Все удивлённо уставились на неё,
генерал, как обычно, пытался сбежать.

«С улыбкой кронпринцесса задержала его, протянув свой поднос.

"'Нет, нет, дорогой Рёккеритц, — сказала она, — не уходи. Сегодня ты должен
поесть с нами десерт.'

"Старый генерал был очарован. Теперь ему не нужно было сидеть в одиночестве и наслаждаться сигарой."

Марианна, сделав паузу, начала перелистывать страницы.

«Здесь так много всего, дети, я не могу прочитать всё. Кроме того, это грустно.
 Принцесса Фредерика теряет своего мужа, вдова Фридриха Великого
умирает, и король тоже. Затем у королевы рождается второй маленький
сын. Его зовут Фридрих Вильгельм Людвиг, но вы знаете, кто он, наш
Принц Вильгельм. Он был совсем крошкой, как здесь написано. Но вы должны услышать, какая у нас хорошая королева. «Я королева, — писала она своей бабушке, — и больше всего меня радует то, что мне больше не нужно экономить на благотворительности».

 «Жители Берлина сразу же, как только она стала королевой, стали оказывать ей почести», — читала Марианна. Королева приветствовала их и сказала: «Мне очень приятно с вами познакомиться. Добрая воля моих прусских подданных и ваша никогда не будет забыта. Я постараюсь сохранить эту любовь, потому что любовь подданных — лучшая корона для короля. Я с радостью принимаю вас».
«Это возможность лучше узнать моих граждан».

"Реккерицу король сказал:

"'Мой благословенный дядя, Фридрих Великий, сказал, что сокровище — это основа и опора прусских государств. Сейчас у нас нет ничего, кроме долгов. Я буду настолько бережлив, насколько это возможно.'

"Значит, он собирался и дальше, будучи королём, жить на доходы, которых ему хватало, когда он был наследным принцем?

«Долги моего отца, — сказал он очень серьёзно, — должны быть выплачены
трудом, дисциплиной и бережливостью».

 «Людвиг, — писала Эрна, — очень доволен всем этим, но он надеется, что
Король не забудет, что Франция ещё не избавилась от своих бед.
 Ходят слухи о молодом человеке по имени Наполеон Бонапарт, который теперь является надеждой Франции. Говорят, что он всё исправит.

"О нашем новом короле и его ненависти к церемониям рассказывают много историй. Я напишу их, чтобы развлечься. Моя свадьба состоится не так скоро. Я нездорова, и сейчас мне лучше не работать. Я
не знаю, что со мной не так, но я кашляю и плохо сплю по ночам,
и все очень, очень добры ко мне.

"А теперь истории о короле.

«Сразу после смерти покойного короля камергер распахнул обе створчатые двери, чтобы Фредерик Вильгельм мог войти. Когда он был наследным принцем, ему хватало и одной двери.

"Неужели я, — спросил он в своей причудливой манере, — за одну минуту так сильно вырос, что одной двери мне недостаточно?»

«Когда шеф-повар добавил в меню ещё два блюда, он с улыбкой
заметил жене: «Нетрудно заметить, что они считают, что со вчерашнего дня у меня
увеличился живот».

«Согласно обычаю, установленному Фридрихом Великим, два
Генерал-лейтенанты всегда стояли у королевского стола и вместе с придворным
маршалом ждали, пока король первым не выпьет.

"Когда Фридрих Вильгельм увидел, что они стоят как вкопанные у его стола, он
махнул рукой в сторону стульев, приглашая их сесть.

"'Мы не можем сесть, ваше величество,' — ответили они с большим достоинством.

"'Почему?'

«Ваше Величество должно сначала выпить».

«А что я должен выпить?» — спросил Вильгельм, улыбаясь и глядя на бокалы.

«Это не указано, Ваше Величество».

Король взял бокал с водой и выпил его стоя.

«А теперь садись», — воскликнул он с облегчением, как будто считал всё это глупостью.

"Вскоре после того, как кронпринцесса стала королевой, она отправилась с мужем в путешествие по его владениям.  Это был первый раз, когда король Пруссии взял с собой королеву так далеко от Берлина, и Людвиг говорит, что народ был в восторге.

"Барон фон Штернберг время от времени заходит к матери и всегда полон придворных сплетен. В Старгарде, в Померании, он говорит, что
король обошёл войска, а затем королева отправилась в Кустрин. В одной из деревень люди окружили королевскую карету и стали просить
нашей королеве нужно было выйти и подкрепиться, что они приготовили.

"Она сразу же вышла из экипажа и направилась прямо в их дома, увидев
их детей и поговорив с жителями деревни.

"Они были в восторге, - сказал барон.

"В Данциге были большие церемонии, и работники янтаря подарили королеве
самое красивое ожерелье. Мы слышим, что она носила все это время она
был в этом городе. Поскольку королева любит сельскую местность, она совершила много
экскурсий. Одна из них была в Карлсберге, и теперь это место всегда будут
называть «Луизейской рощей».

«Потребовалось бы слишком много времени, чтобы рассказать обо всём: как королева провела неделю в старом дворце в Кёнигсберге, и люди, чтобы угодить её величеству, которая всегда любит творить добро, устроили большой обед для бедных, и повсюду, куда бы она ни ступила, перед ней расстилали цветы. Жители Кёнигсберга так любили нашу королеву, что многие горожане настояли на том, чтобы отправиться с ней в Варшаву». Когда они спускались по крутому склону, из-за неосторожности кучера карета нашей королевы перевернулась. Графиня фон Фосс, заявив, что он пьян,
Она очень резко отчитала его. Но наша королева терпеть не может видеть людей
несчастными. Она коснулась руки графини. «Слава богу, мы не пострадали, —
сказала она, — пусть всё пройдёт спокойно, потому что этот несчастный случай
напугал наш народ гораздо больше, чем нас; давайте не будем добавлять им
хлопот».

 «Но я не могу описать, как Берлин рад приёму королевы в Варшаве». Людвиг объяснил мне, что поляки не любят
Пруссию, которая их завоевала, но они забыли о своей ненависти и
встретили наших короля и королеву с ликованием, флагами и размахиванием
платки. И пятьдесят польских девушек в белом, с венками на головах и корзинами в руках, шли перед их величествами,
рассыпая цветы. А в деревне шестнадцать польских девушек встретили её песней. Повсюду были процессии. Лично я бы устал от такого количества, но барон говорит, что наша дорогая королева любит веселье и свой народ, и на её лице всегда улыбка, а на устах — добрые пожелания.

«Когда она говорит, то машет веером, быстро, если она весела, медленно, если она задумчива или грустна. Людвиг подарил мне один из вееров, которые сейчас в моде
в Берлине. Они маленькие, и они есть у всех молодых леди. На них
изображены король и королева, а в качестве надписи — «Да здравствуют Фридрих Вильгельм
и Луиза».

"У меня синяя, а у картинок золотые рамки."

"Но я не должна забывать о путешествии королевы. В Бреслау была большая процессия торговцев овощами и мясников, и среди них была молодая девушка со стихотворением в руке, чтобы поприветствовать нашу королеву. Но, увы, она не могла говорить от смущения. И что же сделала наша добрая королева, как не улыбнулась ей и не протянула свою королевскую руку, чтобы подбодрить её?

«И такие подарки получила наша королева!»

«Теперь у нас новая принцесса. Её зовут Шарлотта, и жители
Бреслау подарили ей всю её одежду, самую красивую из всех, что у неё были».

«Когда карета королевы проезжала по стране, ей нужны были свежие лошади, и жители деревни украшали их гривы лентами, надевали на уши красные сетки и украшали головы цветами, золотой и серебряной бумагой, как это принято у крестьян, и это очень забавляло королеву».

«В июне наша королева вернулась домой, и теперь мы часто видим её в
Тиргартен, рука об руку с королём, прогуливается, как обычные люди.

«На прошлой неделе мама нанесла визит графине фон Фосс, и она рассказала ей кое-что, о чём я здесь напишу.

"Первая королева Пруссии жила во дворце Шарлоттенбург, и её портрет висит там вместе со многими другими. Один из них — портрет жены нашего великого курфюрста. Её звали Луиза, как и нашу королеву, к которой она испытывает
огромную любовь.

"'Её лицо, — сказала она графине, — кажется, приветствует меня небесной
улыбкой.' Графиня записала это в свой дневник, который она ведёт.
каждое утро. 'Я смотрю на него, пока я чувствую, что там должен быть живым
узы симпатии между нами.

"У этой Луизы, как гласит история, было много неприятностей, и однажды вместе с ней
дети были вынуждены бежать перед лицом врага. Все это наша королева
обсуждала с графиней.

"Но о!«Она воскликнула — я могу закрыть глаза и представить, как она это сказала, —
каким счастьем, должно быть, было для неё узнать, что она может помочь
и утешить своего мужа в часы его тяжких испытаний!»

«Но наша королева не должна бежать от врага, потому что наш король один в
Европе хранит мир».

— Но она так и сделала, Марихен, — перебила Ильзе.

 — Я встретила её на снегу, — сказала Беттина, и её голубые глаза наполнились слезами.

 Марианна кивнула.

 — Наша тётя Эрна не могла этого знать, — сказала она и продолжила читать.

 — У нашей королевы теперь трое детей, и весь Берлин говорит, какая она хорошая мать, очень часто бывает в детской. Каждое утро она и король заходят и целуют каждого ребёнка, а когда они подрастают, наш король каждое утро посылает каждому из них корзину с фруктами. А теперь они начинают устраивать вечеринки для наследного принца.

— Да, конечно, — перебила Марианна, — когда мы жили в Берлине, королевская
у детей было много развлечений. Однажды там была маленькая дочь
знаменитой мадам де Сталь. Она писательница, дети, и она
написала прекрасную книгу о нас, немцах. Ее девочка не так хорошо, как
ее книги", - рассмеялась Марианна", но очень испорченная и очень грубо, и что
вы думаете, что она сделала в королевской вечеринки?"

Дети покачали головами.

«Она оттаскала кронпринца за уши».

«О!» — глаза Карла округлились от ужаса.

"Да, — сказала Марианна, — она так и сделала, и кронпринц подбежал к королеве и
уткнулся лицом в её платье, но никто не мог его успокоить».
Маленькая мадемуазель де Сталь извинилась. Но её больше никогда не приглашали ни на один из маскарадов, балов или спектаклей. На Рождество у них всегда была ёлка, и наша дорогая королева сама украшала и наряжала её, и там были танцы и жонглёры, а однажды в Пареце они устроили лотерею для всех детей. Я была там с нашим отцом, и когда ребёнок не вытянул приз, наша королева с одной из своих очаровательных улыбок сама вручила ему подарок.

Затем она вернулась к дневнику.

"В Пареце, загородном доме нашей королевы, все церемонии отменены.
Короля будут называть «Шульце» (судья), и они будут участвовать во всех
видах спорта и танцах, которые там практикуют.

"Но наша королева тоже любит быть величественной, и однажды в Берлине в её честь устроили
прекрасный маскарад, представление, где девушки изображали коконы, а при её приближении разворачивались и превращались в бабочек. И однажды была поставлена прекрасная пьеса, изображающая
брак королевы Англии Марии и Филиппа Испанского. Наша королева была
Марией, и многие считают это дурным предзнаменованием, потому что эта королева была очень несчастна
и потерял Кале в пользу англичан. Герцог Сассекский был Филиппом. Но есть люди, которые не любят нашу королеву. Один из них — полковник Йорк. Он пришёл
вчера, чтобы засвидетельствовать своё почтение матери, и сказал ужасные вещи: что у нашей королевы слишком большие руки и не очень красивые ноги. Людвиг говорит, что это потому, что она имеет влияние на короля и потому, что у неё будет послушный двор. Полковник Йорк говорит, что она не относится к военным с должным уважением.

 * * * * *

"Снова май, и наша королева отправилась в очередное путешествие. Сегодня мы
посетила Павлиний остров, где она так счастливо живёт в замке, построенном
как разрушенная римская вилла. Я видела покои нашей королевы и
зверинец, а также слышала от Людвига и барона, который был с нами, как
счастлив наш король, когда может отвлечься от государственных дел и
приехать «домой»  на Павлиний остров.

 «Да, — прервала Марианна, — мы часто слышали о Павлиньем острове».
Остров, на котором мы жили в Берлине до этой ужасной войны. Однажды епископ Эйлерт
сидел под деревьями с нашими королём и королевой, и её величество
спросила у слуги, где дети.

«Играют на лугу, Ваше Величество», — сказал слуга.

"Наша королева вскочила, как обычно, и закричала, что пойдёт к ним и сделает им сюрприз.

"Наш король согласился, и они все втроём сели в лодку, и король повёз их вверх по Гавелю, который, как вы знаете, образует остров.

"Внезапно лодка появилась перед детьми. "Откуда ты пришел?"
"Откуда ты пришел, папа?" - удивленно воскликнул наш наследный принц.

"Через камыш", - ответил наш король.

"Среди тростника хорош свистеть, резать, - сказал наш наследный принц быстро, как
вспышка.

«И тогда наш король спросил его, что означает эта пословица, и он ответил, что это значит, что мудрый человек знает, как воспользоваться обстоятельствами. Тогда наш король захотел узнать, если бы он был тростником, какой свисток он бы вырезал, а наследный принц сказал, что хотел бы, чтобы они все вместе попили чаю на лугу».

«И они попили?» — спросил Карл, который очень любил пикники.

— Да, — ответила Марианна, — и это было чудесно, когда наша королева помогала им
и смеялась, а их отец подшучивал над ними и рассказывал истории.

 — Я тоже знаю одну историю, — сказал Карл. — Мистер Джексон рассказал мне.

— Расскажи, — попросили близнецы. — Продолжай, Карлхен.

 — Два англичанина отправились на Павлиний остров, — сказал

 Карл, с важным видом растягивая слова. — Они не имели права
туда идти, но пошли. Офицер прогнал их. Но они встретили
леди и джентльмена. Это были наш король и королева. Они пригласили их погостить и показали им всё, а англичане не знали, что это были наши
король и королева. Моя история лучше, да, Марихен, не так ли, Беттина?

Марианна кивнула.

"А теперь давайте почитаем," — сказала она.

"На Павлиньем острове тоже есть пальмовая хижина, и там много павлинов и
голуби и горлицы, которых так любит наша королева.

 * * * * *

"Наша королева так добра ко всем детям.

"'Мир детей — это мой мир,' — говорит она и всегда
ласково обращается с каким-нибудь ребёнком, а когда они с королём выезжают
из дворца, она приветствует людей улыбками ещё долго после того, как он
устает и останавливает карету.

«Я часто думаю о том, что говорили о ней наши поэты. Она одна из четырёх
сестёр. Одна из них — наша принцесса Луиза, другая, Тереза, — принцесса Турн-и-Таксис, а третья, Шарлотта, — герцогиня
Саксен-Хильдбургхаузен. Наш великий поэт Жан Поль Рихтер называл их
«четырьмя благородными и прекрасными сёстрами на троне».«А знаменитый Виланд сказал о нашей Луизе: «Будь я королём судьбы, она была бы королевой Европы». А Гёте, — Марианна понизила голос, и близнецы захихикали, — который был с герцогом Веймарским в лагере и видел нашу королеву и её сестру Фредерику, когда они, будучи принцессами, приехали навестить своего жениха и бабушку, из своего шатра написал в дневнике, что они были воплощением красоты, которое никогда не сотрётся из его памяти.
память. И она подала берлинским молодым девушкам прекрасный пример в одежде.
Людвиг в восторге. Она носит очень простое муслиновое платье, и, в самом деле, зачем
ей тратить время на шелка и парчу, когда белое так идет
ей?

Тут Марианна оторвалась от чтения.

"Продолжайте, Марихен", - сказал Карл, и остальные трое удивленно посмотрели на него.

"Это все, дети. Наша дорогая тётя Эрна умерла за месяц до того, как должна была
выйти замуж за кузена Людвига. Но я могу рассказать вам истории, которые
произошли после смерти нашей дорогой тёти Эрны.

"Однажды во время путешествия она приехала в место, где они должны были поесть,
задолго до того, как пришёл её муж. Они уговаривали её поесть, так как еда была готова, но она сказала: «Нет, я не буду есть, пока не придёт мой муж». «Долг каждой жены — ждать своего мужа».

 «И однажды, дети, наша дорогая королева, когда она была весёлой и счастливой, а не грустила, как сейчас, приехала в Мемель с визитом, и царь был здесь, и они устраивали о! такие пиры». Дядя Иоахим рассказал мне об этом, и когда родилась следующая
девочка, её назвали Александриной в честь большой дружбы её матери и отца с Александром. Дядя рассказал мне ещё одну историю. Однажды
Казначей сказал нашей королеве, что она слишком много денег отдаёт беднякам, и
сказал, что он должен поговорить с королём.

"'Так и сделай, — сказала наша королева, — он не рассердится.' И она была права, потому что,
открыв свой письменный стол, она нашла там кошелёк, полный золота, а
король рассмеялся и сказал ей, что это фея положила его туда.

«И однажды, когда графиня фон Фосс рассердилась на бедную женщину за то, что та
по ошибке села на королевскую скамью, наша дорогая королева послала за ней и
сказала, что ей очень жаль. О, дети, я могла бы говорить об этом всю ночь
что касается ее, то она такая хорошая и так добра ко всем. Однажды она даже сделала Гранд
господа, подождите, пока она не может говорить с плохим сапожником, кто пришел первым,
потому что, сказала она, раз сапожника был ценным и господа
нет.

"Однажды наш король пришел завтракать с нашей королевой и увидел новую кепку, лежащую
на столе.

"Сколько это стоит?" - спросил он королеву.

"'Мужчинам не подобает спрашивать о стоимости дамских вещей,' — со смехом ответила
королева.

"'Но я бы хотел знать,' — настаивал король.

"'Всего четыре талера.'

"'Всего! За эту вещь?'

Тогда король подбежал к окну и позвал старого солдата-инвалида,
который вышел подышать свежим воздухом.

"У дамы, которая сидит вон на том диване, много золота", - сказал он и указал на
нашу королеву. "Как ты думаешь, старый товарищ, что она дала за ту штуку на
столе?"

"Возможно, сир, грош".

"Ты слышал это?" - спросил наш король. "Она заплатила четыре талера. Теперь иди.
попроси ее дать тебе вдвое больше!"

С улыбкой королева заплатила деньги, а затем сказала: "А теперь видишь того
джентльмена, который стоит у окна? У него в четыре раза больше золота, чем у меня
иметь. Все, что у меня есть, он дает мне, и это много. Тогда идите к нему и
попросите двойные восемь талеров. "Итак, вы видите, дети, - засмеялась Марианна, -
"Нашему королю досталось хуже всех.

"Я мог бы рассказать тебе много других историй, но пора спать. Я позволил тебе
засидеться допоздна, очень допоздна, и я могу рассказать еще только одну, а потом лечь спать.
Однажды мы с Францем и Вольфгангом были на рождественской ярмарке. Мы
выбирали подарки, когда толпа расступилась, пропуская джентльмена с
дамой под руку. Это были наши король и королева, и они подошли
прямо к прилавку, где бедная женщина покупала подарки. Она сразу же
попыталась
отойди в сторону. Но наша королева остановила её с улыбкой. «Останься, добрая женщина, — воскликнула она, — что скажет этот торговец, если мы прогоним его покупателей?» Затем она расспросила бедную женщину о её семье и, когда услышала, что у неё есть мальчик, ровесник наследного принца, купила красивую игрушку для своего мальчика, чтобы отправить её бедняжке. Разве это не хорошо с её стороны? И разве это не прекрасно, что она здесь, в Мемеле, и мы
можем знать ее? Что касается Наполеона, то он грешен, причиняя ей такие неприятности ".

"Я ненавижу его", - сказал маленький Карл, щеки надувая, и его лицо становится
очень красным.

— Да, да, — закричали близнецы, — мы его ненавидим.

Но Беттина с нетерпением посмотрела на Марианну.

— Милостивая фройляйн, — сказала она, — когда проснётся Фридрих Барбаросса? Я
всегда говорю воронам.

Прежде чем Марианна успела ответить, Карл вскочил с места, а близнецы
в испуге вскочили.

Раздался резкий стук в окно.

"Что случилось, сестра?" И близнецы подбежали к Марианне.

В этот момент в дверь вошел профессор.

"Ерунда, - сказал он. - Кто может быть у нашего окна?"

Но дети настаивали.

"Мы слышали это, отец", - сказали они.

Профессор, пройдя через комнату, открыл створку окна, дети последовали за ним.

На подоконнике лежал сложенный лист бумаги.

С изумлением на лице профессор поднёс его к свечам.

Письмо было написано по-немецки, почерк был похож на почерк человека, который
писал очень редко.

 «Ваш сын, господин лейтенант, сбежал и скрывается.
 Положите деньги и еду на подоконник сегодня вечером, и их ему принесут. Больше ничего не скажу.

 «ТОМУ, КОГО ВЫ ЗНАЕТЕ».

 «Тому, кого вы знаете», — повторил профессор. Затем он пробежал глазами по тексту и покачал головой.

"Дедушка так пишет", - сказала Беттина, ее глаза загорелись.

Прежде чем кто-либо успел ее остановить, Эльза удивленно вскрикнула:

"Почему, Беттина, - сказала она, - твой дедушка не умеет писать. Солдат
принес королю весть, что он мертв".




ГЛАВА XVI

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ГАНСОМ


Когда Ганс покинул Мемель, он сразу же отправился в дом, где провёл ночь с Беттиной. Женщина, которая чистила платье, стояла в дверях.

"Сегодня холодно," — сказала она по-французски мужчине, который остановился с пакетом в руках, чтобы задать ей вопрос.

 Ганс вздрогнул.

— Ах, чёрт возьми, — сказал он, потому что по выражению её лица и по тому, как она произносила слова, старик понял, что она не прусская.

Он завернул в соседний дом и попросил ночлега.

Женщина охотно приютила его.

— Денег мало, — сказала она, — и мой муж будет рад, если я немного помогу.

Это была крупная женщина с честным лицом, не слишком умная на вид, но Ганс чувствовал себя с ней в безопасности.

Да, да, её сосед был французом. Они с мужем приехали сюда через месяц после битвы при Йене. Он притворялся торговцем, которому война помешала путешествовать.

«Мы не верим ни единому слову», — сказала женщина, понизив голос.
"Там слишком много чужаков, которые не говорят по-немецки. Мой муж, —
она пожала плечами, — имеет своё мнение о том, зачем они здесь.

Ганс вопросительно посмотрел на неё и стал ждать.

"Это Наполеон, — сказала женщина и принесла Гансу чёрный хлеб и сыр.

Старик размышлял, попивая вино.

Он вспомнил, что в тот день, когда они вошли в деревню с королевой,
маленький иностранец отправил его в дом. Он знал, что по пути французов предупреждали о
гонец с секретным письмом о секретаре Ломбарде, которого
подозревали в предательстве и связях с французами. В письме были
другие вопросы, о которых король должен был знать,
но как снова завладеть им, старик понятия не имел.

"Однако я буду наблюдать здесь", - заключил он. "Я могу выяснить все просто
как полезно, Так как буква".

В течение трех дней ничего не происходило.

В ночь на четвёртое он не мог уснуть из-за дребезжания
оконной рамы.

 Встав, чтобы заклеить её бумагой, он с удивлением увидел
длинный луч света, пересекающий снег в саду.

— «Himmel, — сказал Ганс, — это из соседнего дома. Должно быть, после
полночь. У неё гости.

Он натянул одежду и прокрался в сад.

Да, он был прав. Свет горел на кухне в соседнем доме.

"Я подожду, — сказал Ганс, — и посмотрю, что будет."

Было очень холодно. Ветер резал, как нож, деревья и кусты
трещали в своих ледяных одеждах; но у Ганса была меховая шапка, и он натянул её по самые уши.

Он простоял на холоде с полчаса, когда его заставил вздрогнуть какой-то звук.

Это был скрип кухонной двери в соседнем доме.

Свет погас, и по снегу осторожно двинулась тёмная фигура.

Ганс кивнул."Ты иди, я за тобой", - подумал он.

Он сам был шпионом. Он знал, что человек на снегу был другим.

Человек ушел из сада. Ганс ушел из своего.

Он продолжал идти по снегу, Ганс всегда на приличном расстоянии позади него,
останавливался, если останавливался, бежал, если бежал, и двое мужчин двигались как один,
они вышли на открытую местность.

Остановившись, мужчина тихо позвал.

Ему ответили с осторожностью.

Затем сани с высокими полозьями и возницей в меховой шапке выскользнули из
далекой темноты. Фигура, а не водитель, высунулся из меха
ковры.

"Ты есть?" - был задан по-французски.

"Да," сказал человек, "женщина рассказала правду. Мы находимся в
поиск".

Человек в санях издал звук, как бы поздравляя друг друга.

- Вы имеете в виду ломбард?

- Да, да. Оно было у женщины три дня. Вот.

В воздухе висело что-то белое - его письмо. Ганс узнал его.

Мужчина попытался вскочить в сани, но быстрая рука схватила его,
нога подставила подножку, и снег полетел во все стороны, когда два тела покатились по
белой земле.

Всё закончилось в одно мгновение.

Бумага разлетелась по ветру, разорванная на куски, а затем Ганс
Он сам был крепко связан носовыми платками и шерстяными шарфами и лежал на дне саней,
прижавшись к земле, в четырёх футах от него.

Какая разница?

Он схватил письмо в суматохе, и только быстрый балтийский ветер
знал, где были обрывки.

Прусский король никогда не узнает, виновен ли Ломбард, но у французов не будет
чертежа некоторых приграничных крепостей.

Французы были в ярости. Они поклялись, что в ту ночь Ганса нужно было пристрелить,
как собаку.

Шофёр принёс им один или два фрагмента письма, но один был наполовину
пустым, а на другом был адрес Его Величества.

«Данцик!» — приказал мужчина, когда водитель объявил, что дальнейшие поиски бесполезны.

Затем они умчались прочь.

После короткого разговора вполголоса они сменили направление, но Ганс не смог понять, куда они решили ехать.

Один из мужчин обратился к нему по-французски.

«Для безопасности», — пробормотал он своему соседу.

Ганс притворился, что не понимает.

«Я не понимаю, месье», — глупо сказал он по-немецки.

С облегчением они оба повысили голос и заговорили в полный голос, пока летели над снегом.

Данциг должен был пасть. С каждым днём он слабел.

«Император, — сказал один из них, — уничтожит Пруссию».

Затем он рассказал, что, по слухам, Наполеон намеревался создать новое королевство.

"У его брата Жерома пока ничего нет, — сказал он и посмеялся над пруссаками, назвав их свиньями и трусами, пошутил над генералами и рассказал о том, что Наполеон придумал про королеву.

Хансу было трудно лежать неподвижно и ничего не говорить, но главное в жизни —
знать, когда нужно держать язык за зубами, и Ханс понимал, что
полезно слушать.

 Рано утром они подошли к городу, через ворота которого
вошел. Сани составили до большой дом. Французский солдат
пришел быстро, чтобы приветствовать путешественников, один из которых спрыгнул и вошел
дом с ним.

"Кофе", - приказал другой. "Мы замерзаем".

Через несколько мгновений появилось несколько солдат. Они приказали Гансу слезть с саней
на его запястьях защелкнули наручники, и его увели прочь,
второй пассажир и водитель последовали за ним.

Ганс спросил стоявшего рядом с ним солдата, в каком городе он находится.

Солдат насмешливо рассмеялся.

"Где ты находишься, — сказал он на плохом немецком, — не твоего ума дело, старик. Что ты за человек, мы с тобой знаем.

Он выпятил нижнюю губу и пожал плечами.

"Старик, я могу сказать тебе, кто ты такой, — шпион короля Пруссии и
пленник императора Наполеона!"

Затем он поднял руки, изображая пистолет, и, прикрыв один глаз,
притворился, что целится в пленника.

"Завтра? На следующий день? Кто знает? — и он привёл Ганса в холодную пустую комнату,
запер дверь и ушёл.

"Какая разница? — пробормотал Ганс. — Я стар, а французы никогда не прочтут
это письмо."

Скорее всего, его расстреляют, и скоро. В Магдебурге они сбили самолёт.
Пруссаки десятками. В тот день, когда он остановился на ферме, он
слышал, как они заковали в цепи отца и сына, провели их
по городу и расстреляли.

"Это война, — сказал Ганс. — Я рискнул. Добрая мадемуазель Клара
хорошо позаботится о моей Беттине."

Наступил следующий день, и ещё один; прошла неделя, и ничего не случилось.

По правде говоря, победа при Прейсиш-Эйлау была сомнительной. Наполеон был остановлен,
и все ждали. Была надежда на мир, и пришёл приказ
перевести всех пленных в другой город.

Ганс верил, что это добрый Бог направил его взгляд на поле, когда его вели в новую тюрьму, замок, который тогда занимали французы.
 Само поле было белым и покрытым коркой снега, но Ганс заметил большое пятно, где снег растаял, а затем снова замёрз, как будто по нему текла вода.  Была уже почти весна, и случались оттепели, потом снова выпадал снег, а затем снова таял и замерзал.

Пятно, которое заметил Ганс, не имело к этому никакого отношения. Как будто там
выливался большой поток воды. Да, он был прав, потому что
он увидел, что снег был разбит и замёрз у канавы на
границе поля.

 «Должно быть, это канализация», — сказал Ганс и больше не думал об этом.

 Жизнь в замке была лёгкой и приятной.  Место было настолько укреплённым, что
бегство было невозможно, поэтому командир, будучи добродушным,
позволял заключённым много гулять по мощеному двору.

Гансу это нравилось, он привык к воздуху и свободе своего тюрингского леса.


В его комнате в замке было окно, и это тоже радовало его. Однажды
днем, выглянув наружу, он обнаружил, что поле, которое он заметил, лежит совсем рядом с
стеной его тюрьмы.

"Ах Химмель!" - воскликнул Ганс, вздрогнув. "Это канализационной трубе этом
замок!"

Мысль поразила его. Да, он был стар, и он сказал, что не возражает против
смерти; но его сердце бешено колотилось при мысли о том, что он избежит неминуемой
смерти от расстрела. День за днём он думал о канализации. Где же выход из замка,
думал он? Он бы нашёл его, да, если бы это было
возможно.

 Чтобы подышать свежим воздухом, он вышел во двор. Ночью
прибыли новые заключённые. Они тоже гуляли.

"Ach Himmel! Хвала Господу! - воскликнул Ганс, оказавшись лицом к лицу с
герром лейтенантом.

Но какая перемена!

Он был худым, изможденным и бледным, и его лицо и фигура выглядели несчастными
и безнадежными.

"Ганс Ланге!" - воскликнул он, и затем было о чем поговорить.

Ганс поделился с ним идеей о канализации, и надежда сразу же отразилась на лице узника.

После великой победы при Фридланде было заключено перемирие для обсуждения мира,
так что Ганс всё ещё оставался в плену, и однажды ему приказали работать в
саду замка.

"Еды мало, заключенных много, и они бездельничают. У нас могут быть какие-нибудь овощи.
почему бы и нет?" - спросил комендант.

"Опять добрый Бог", - подумал Ганс, потому что у него было свое представление об этом.
канализация. Сад, должно быть, осушен. Трубы, конечно, должны сделать
труда, и, Бог помог ему, он может снова увидеть его Беттина.

И однажды в саду он наткнулся на железную крышку канализационного люка,
заросшую травой и очень ржавую.

"Канализация!" — с радостью подумал Ганс. "Она достаточно широкая, чтобы человек мог пролезть
в неё."

Он наклонился. Потянул за прутья. Затем поднял голову, чтобы посмотреть, не
за ним наблюдали. Ему показалось, что на него смотрит часовой, поэтому, схватив сорняк,
он сильно потянул, потянул, а затем поднялся с вещью в руке,
отбросил ее в сторону. Удовлетворенный, страж больше не проявлял любопытства.

Снова и снова он попытался открутить крышку, но без усилий могли ее сдвинуть;
но, хотя он занялся своим делом, он вернулся сейчас и потом, чтобы его
премии и вдруг, пока он был в другой части сада
идея поразила его. Перекладина, на которой держалась крышка, была изъедена ржавчиной.
Если бы он мог ее сломать, крышку можно было бы поднять по желанию.

Он вернулся и внимательно осмотрел. Да, он был прав: ржавчина была
вековой. Подняв лопату, он надавил изо всех сил. Слава Богу!
 Это оказалось легче, чем он думал. Ещё одно нажатие, и она сломалась, как дерево.
 С другой стороны было сложнее, и это заняло несколько дней, но в конце концов она
освободилась.

"Теперь господин лейтенант!" — радостно подумал Ганс.

«Мне нужно, — воскликнул Франц, и его лицо озарилось новой надеждой, — притвориться больным, попросить о какой-нибудь работе и умолять позволить мне помогать в саду».

Ганс не верил, что это возможно.

«Вы, офицер!» — сказал он и покачал своей седой головой.

 «Я могу попробовать», — сказал Франц и предстал перед нужным человеком.

 «Бездействие убивает меня», — заявил он.  И действительно, он выглядел ужасно: бледный, бескровный, как призрак храброго молодого офицера из Йены.

Французы всегда были добры к немецким военнопленным, пока не пришло время их расстрелять, а это, в конце концов, было делом Наполеона, а не их, и поэтому герру лейтенанту разрешили копать.

"Странное занятие для офицера," — и комендант пожал плечами.
плечи. Но немцы, в лучшем случае, подумал он, были всего лишь свиньями, так что, если
этот хочет пустить корни, пусть. Стены замка были высокими.
Побег был невозможен.

"А теперь, - сказал Ганс, - пусть добрый Бог поможет нам с остальным!"

"Аминь", - сказал герр лейтенант.

И, казалось, так оно и было, потому что на второй день, когда Франц копал,
быстрый проливной июньский дождь полностью скрыл их от глаз обитателей замка.

Дождь лил как из ведра; все были в безопасности в замке, и ни одна душа
не могла их увидеть. Дождь внезапно сменился градом. Тем лучше, и
слава Господу!

— Сейчас, — крикнул Ганс, — сейчас или никогда!

Он сорвал крышку с люка.

Герр лейтенант упал вниз, его ноги приземлились в канализации, а голова
осталась на виду.

"Хорошо, — сказал он, — хорошо! Там внизу достаточно места."

Затем он упал, и Ганс больше его не видел.

Старик приберег для себя трудную задачу. Он должен был закрыть за собой слив крышкой. Он спустился вниз, держа крышку в руке,
потому что слив был слишком узким, чтобы он мог поднять руку, когда окажется внутри.

"Ах, чёрт возьми, — подумал он, — дождь перестаёт."

Затем он опустил крышку, балансируя на ладони, и, с трудом протиснувшись внутрь,
правильная канализация он упал на свое место с грохотом.

"Ах Химмель", - сказал старый вояка, он был уверен, что шум будет сказать
история. Но он толкнул вперед.

Только мысль о свободе могла сделать возможным такое ужасное путешествие.

Герр лейтенант, находясь впереди, перекрыл доступ воздуха с одного конца, а
с другого хлынула вода. Но, к счастью, путь был коротким,
и вскоре герр лейтенант оказался на поле, а вода, хлынувшая
внезапно, подхватила Ганса, как соломинку, и он чуть не утонул
в канаве рядом с герром лейтенантом.

Несколько мгновений он не мог дышать, но голос герра
лейтенанта вернул его к действительности.

«Идёмте, — сказал молодой человек, — идёмте!»

«Ja, ja», — и они отправились в путь.

Целый час они ползли по канаве, которая казалась бесконечной.
Раз или два они слышали выстрелы, но не понимали, кто в них стрелял, а
потом канава закончилась.

"Идем, теперь мы в безопасности", - сказал герр лейтенант и поднялся.
из кустов выбрался Ганс, последовав его примеру.

"Gott im Himmel!" он плакал.

На дорогу перед ними вышли солдаты во французской форме.

— Назад! — закричал старик, — назад, ложись плашмя, а то тебя заметят!




ГЛАВА XVII

В ТИЛЗИТЕ


Пока дети присматривали за Марианной, в городе Тильзит на реке Неман произошло кое-что очень важное.

В тот двадцать пятый день июня, в ужасный 1807 год, все жители
этого места собрались на берегу реки в большом
воодушевлении. На самом деле их лица светились радостью, чего не
случалось с тех пор, как Наполеон вошёл в Пруссию.

"Теперь у нас будет мир. Поздравляем!" — восклицали они, обращаясь друг к другу.
— другой, глядя на разукрашенный флагами плот, стоявший на якоре посреди реки.

"Они скупили все яркие тряпки в Тильзите," — сказал толстый торговец с весёлым лицом, кивая в знак поздравления.

"Ах да," — ответил его друг, — "слава Богу! В Пруссии уже много дней ничего не продаётся."

Затем: "Смотрите! смотрите! Наполеон! Наполеон!" - как человек, отяжелевший до полноты,
ступил в великолепно украшенную лодку.

"Чудовище! выскочка!" - бормотали люди. Но это не имело значения
завоевателя, чьи глаза беспокойно блуждали от берега к
берег, и чьи губы сжались в жестокую линию. За ним
следовали маршалы и генералы, разодетые в алое, золотое, белое и
синее.

Лодка, украшенная флагами Франции, ожидала их прибытия.

"Царь!" — кричали люди, когда приближалась вторая кавалькада. "Наш союзник, Александр!"

В Европе не было более красивого мужчины. Высокий, величественный на вид, во всех отношениях
противопоставляющий себя Наполеону, правитель России приблизился ко
второй лодке, стоявшей напротив лодки Наполеона и сверкавшей жёлтым и чёрным.
За монархом следовал его брат, великий князь Константин, и его
генералы и многие русские вельможи.

По сигналу и под крики народа лодки отчалили.

Первым прибыл Наполеон, который спрыгнул на плот,
собственноручно открыл дверь павильона и повернулся, чтобы поприветствовать
гостя.

Пушечные выстрелы возвестили о прибытии царя, и два монарха встали
рука об руку на виду у союзных и французских армий, выстроившихся на
обоих берегах, и у жителей Тильзита, которые в изумлении смотрели друг на
друга.

"Где наш король?" — спрашивали они. "Неужели он не будет иметь
права голоса при заключении мира?" И они оглядывались по сторонам.

Одни, на коне, его лицо было смутное и тревожное, что видел, как один
они искали. Лодки не было, чтобы нести его к плоту. Пруссии
цвета появился ниоткуда. Двум императорам предстояло уладить дела в
Европе. Король Пруссии был побежден и никому не нужен. Радость исчезла с
лиц восточнопрусцев.

"Наш король - хороший человек", - сказали они. «Нам не нравится, что им так пренебрегают».

Сам король не смотрел ни влево, ни вправо. Он ехал вперёд, и его величественная фигура то вырисовывалась на фоне неба, то скрывалась за солдатами. В какой-то момент он развернулся. Он поехал обратно, а затем
Он снова повернулся.

"Наш бедный король!" — воскликнули люди, и, пока гремели пушки и солдаты
ликовали, их сердца яростно забились против Александра и
Бонапарта.

В течение часа два императора совещались, генералы ждали в своих
лодках, а Фридрих Вильгельм расхаживал взад-вперёд на своём коне.

Затем начался дождь, сначала мелкий, а потом вдруг полил как из ведра,
словно само небо оплакивало залитую кровью Европу.

 Король Пруссии разъезжал взад-вперёд, не обращая внимания на непогоду,
думая только о жестокости человека, который не допустил его на
совещание.

Всё было против него: он потерял своё королевство, его друг, царь,
бросал его, и всё же, как писала его жена, королева, своему отцу, он
был «лучшим человеком в мире», королём, который жил только для того,
чтобы помогать своим подданным; королём, который любил добро и ненавидел зло,
который верил в добро и пытался творить его.

Но, как и королева, он уповал на Бога, и даже когда он ехал верхом,
вымокший под дождём после совещания, он знал, что Наполеон и
зло не всегда будут торжествовать, что добро и справедливость
всегда побеждают. Но у Фридриха Вильгельма, каким бы хорошим он ни был, был враг ещё хуже
чем Наполеон. Ни разу в жизни он не мог принять решение быстро или в нужный момент. Он должен был всё обдумать, рассмотреть все стороны, и пока он колебался, пришёл враг и захватил добычу.

 . Когда прошёл час, всё изменилось. Наполеон созвал всех генералов и советников, которые, промокшие и дрожащие, вошли в дверь павильона.

Они проговорили ещё два часа, а король всё ехал под дождём.

Конечно, подумал он, мир, который они заключают, должен быть выгоден бедной Пруссии.  Его друг, царь, должен позаботиться об этом.  Он сам должен позаботиться об этом.
Александр был верен ему, теперь пусть Александр будет верен ему.

Разве они не поклялись в вечной дружбе? Разве его маленькую дочь не звали Александрина, и разве царь не был другом королевы и старой графини, которым он много чего обещал?

Когда Александр Российский вошёл в павильон на Немане, он думал только о благополучии Пруссии. За один час Наполеон многое сделал. Он всегда
изучал крепости или людей и находил то, что мы называем слабым местом.
На него он и направил свой удар.

"Мы все знаем," — сказал он Александру, — "что ни у одного монарха в Европе нет такого
мысли, как и у Вашего Величества, о благе человечества.

Лицо Александра смягчилось. Он действительно был филантропом.

После нескольких минут разговора на эту тему Наполеон упомянул слово
«Англия».

Глаза царя сверкнули.

Наполеон с жаром обругал эту страну.

Александр придвинулся ближе.

«Я ненавижу англичан так же сильно, как и вы, — сказал он, — и готов поддержать вас во всех ваших предприятиях против них».

 «В таком случае, — сказал Наполеон, окинув взглядом красивую голову Александра и
мягкие черты его красивого лица и вспомнив, как, когда он
Будучи первым консулом, император России был его самым ярым поклонником.
«Всё будет легко улажено, и мир уже заключён.
Мы с вами, — добавил он с очень лестным акцентом, — понимаем друг друга.
Будет лучше, если мы обойдемся без наших министров, которые часто обманывают нас или неправильно понимают.
Мы сделаем больше за час, чем наши переговорщики за несколько дней».

Затем он заговорил так, словно царь и он были Атлантами, держащими мир, и
вся земля покоилась на их плечах.

Александр, слушая его, начал думать, что после того, как все его союзники были
ничего хорошего. Пруссия довела его до поражения; Англия ничего не сделала, чтобы
помочь ни одной из них. Конечно, монарх должен заботиться о своем собственном благополучии.

Когда, наконец, совещание закончилось и два могущественных императора вышли вперед
на глазах у жителей Тильзита и ожидавших их солдат, их
лица сияли. Размахивая снова и снова их руки, каждый греб
к своему берегу Немана. У них сформировалась дружба-Россия и
Франция, Александр и Наполеон — и весь мир должны были извлечь выгоду.

Когда Наполеон сошел на берег, жители Тильзита были оглушены
радостными возгласами его солдат.

Что касается Александра, то он посмотрел на мрачное лицо короля Пруссии, и туча омрачила его радость.

 «Император желает завтра встретиться с вашим величеством», — сказал он, опустив глаза.

 «Мы можем пойти вместе», — добавил он, а затем поспешно сменил тему, предложив договориться о жилье, поскольку на какое-то время им придется остаться в Тильзите.«Очень хорошо», — сказал Фридрих Вильгельм, и его сердце упало.

 На следующий день король Пруссии был допущен на второе и совсем другое совещание, и его благородное достоинство в несчастье так поразило
Наполеона, что он заговорил об этом.

"Мне не в чем себя упрекнуть", - очень просто сказал король.

Взгляд Наполеона опустился, но лишь на мгновение.

Он ответил, пожав плечами.

"Я тоже".

Король молчал.

- Я предупреждал вас, - Наполеон выглядел совершенно невинным, - об Англии. Это
она стала причиной ваших неприятностей. Но Франция, - его тон стал самым
высокопарным, - может позволить себе быть щедрой. Через несколько дней все будет
устроено.

Ни с одним человеком не обращались так жестоко, как с бедным, добрым, несчастным королем
Фридрихом Вильгельмом. И все же никогда не было короля, который вел бы себя лучше в
Время испытаний. В мирное время он был нерешительным и вялым. В
трудное время его фигура выделяется на фоне горя очертаниями
достоинства и благородства.

 Наполеон заставил его почувствовать себя абсолютно одиноким, забрав у него друга, как он забрал его королевство. Хотя он пригласил его на ужин, когда был съеден последний кусочек и выпито последнее вино, он отвёл царя в свои личные покои, извинившись перед Фридрихом Вильгельмом. Когда они были
за границей, французские солдаты кричали «Да здравствует Наполеон!», «Да здравствует Александр!», но
никогда не кричали «Да здравствует король Пруссии!» из рядов императорской гвардии.

«Мне лучше дружить с Наполеоном», — сказал царь в своё оправдание. Король промолчал.

Что касается Наполеона, то он категорически отказывался видеть рядом с собой короля, если в этом не было крайней необходимости.

"Я не выношу его мрачное лицо, — сказал он Александру.

Царь и Наполеон обнялись на публике. Французские и русские солдаты стали как братья, оставив пруссаков на растерзание и
одиночество. Король, который всегда страдал от застенчивости, чувствовал себя всё более и более неуютно, постоянно оказываясь нежеланным третьим. Он не был высокого мнения о себе, королевы не было рядом, чтобы подбодрить его, и с каждым днём
он стал ещё более мрачным и печальным.

Однажды жители Тильзита увидели, как три монарха ехали вместе,
царь и Наполеон полностью игнорировали короля, который отстал от них
и ехал один.

"Разве наш добрый король не верен царю?" — кричали они, и в их
сердцах разгорался огонь ненависти к Наполеону и Александру. "В
«В январе, — говорили они друг другу, — мы могли бы заключить мир, если бы наш король
обещал покинуть Россию. А теперь царь покидает нашего короля».

Но, несмотря на дружбу с Наполеоном, царь искренне любил своего
друг и хотел ему помочь. Его брат Константин вынуждал его
ко многому, угрожая ему судьбой его отца, который был
убит, если он не спасёт Россию ценой Пруссии.

 Посреди всех этих тревог ему в голову пришла мысль, которая сразу же
пришлась ему по душе.

Из всех ныне живущих женщин он больше всего восхищался королевой Луизой, не только за её
прекрасную внешность и милую манеру держаться, но и за её доброту и любовь к
мужу и своему народу.

 «Пошлите в Мемель за королевой», — предложил он Фридриху Вильгельму, потому что
Он знал то, чего не знал король. «Наполеон
сейчас очень хочет её увидеть. Кто знает, какую пользу она может принести
Пруссии? Такая красивая, такая одухотворённая, такая несчастная, она
может смягчить его сердце и пробудить в нём самые благородные чувства».

Несколько мгновений Фридрих Вильгельм молчал. Больше всего на свете
он любил королеву Луизу. Наполеон плохо с ней обращался. Она была
очень хрупкой, как цветок, «прекрасная роза короля», как назвал её поэт, и было ли правильно с его стороны просить её о милости у её врага?
У человека, который её ненавидел?

"Сделайте, ваше величество, сделайте". Генерал Кальройт придвинулся ближе и умоляюще посмотрел на
Короля.

"Возможно, - предположил царь, - королева сможет сломить железную волю
Наполеон, не так ли? И он льстиво посмотрел на ее мужа.

Фридрих Вильгельм достал перо и чернила и поспешно написал королеве Луизе
письмо.

— Я тоже поеду в Мемель, — предложил генерал Кальройт, когда король
передал письмо гонцу.

Фридрих Вильгельм кивнул.

— Сопроводите королеву, — приказал он, не сомневаясь в ответе своей
жены.




Глава XVIII

ПОБЕГ


Герр лейтенант быстро повиновался Гансу.

Затаив дыхание, они лежали, спрятавшись в кустах.

Какое-то время они слышали солдат, а потом всё стихло.

"Слава Богу!" — прошептал Ганс, — "теперь давайте искать дорогу." И они осторожно выбрались наружу.

Всю ночь они шли не останавливаясь, никого не встретив, но время от времени
замечая на фоне неба горящие деревни. Они не знали, где находятся, но понимали, что где-то в Восточной Пруссии. Повсюду царило запустение. Дома были сожжены, заборы повалены, а однажды они наткнулись на почерневшие руины деревни. Так они шли два дня и две ночи
они шли по полям и лесам, и только раз Ганс зашёл в дом, чтобы попросить еды и кофе.

На третий вечер они наткнулись на ферму в стороне от дороги.

"Мы можем рискнуть и зайти туда, — сказал Ганс, — потому что там нет солдат. Я уверен, господин лейтенант, что там никого нет."

Но когда он добрался до окна дома, то вернулся бегом,
жестом отсылая герра лейтенанта прочь.

"Там едят французские офицеры," — объявил он. "Вперёд,
марш," — добавил он, и они поплелись дальше.

 Герр лейтенант становился всё белее и белее.

«Я не могу идти дальше», — выдохнул он и опустился на траву у обочины.

 Его старая рана открылась снова, и на мгновение или два он выглядел так, будто умирал.

 Ганс не знал, что делать. Пока он ломал голову, его мозг услышал
звук медленных, обескураженных шагов, и вскоре старый крестьянин,
с длинными, нечесаными седыми волосами и усталым, безнадежным лицом, подошел со стороны
дерево.

Когда Ганс рассказал ему об их беде, он заколебался. Доброта и горечь
, казалось, боролись в его морщинистом лице.

"Французы почти ничего мне не оставили", - сказал он. Затем он заколебался. Он
Он посмотрел на Ганса, затем на страдающего человека на траве.

"Мой дом недалеко отсюда," — неохотно сказал он наконец. Затем он позвал:
"Генрих! Генрих!"

Глуповатый на вид мальчик лет тринадцати-четырнадцати быстро подбежал к нему.

"Помоги," — скомандовал он, и они втроём отнесли Франца к маленькому крестьянскому дому
за лесом.

Ганс пообещал сразу же найти деньги.

"Вы говорите, мы недалеко от Тильзита?" — спросил он.

Крестьянин кивнул.

"Ваш мальчик может отнести письмо в Мемель?"

Мужчина замялся.

"Там французы," — сказал он и продолжил объяснять, что если его мальчик
Если бы его увидели входящим в дома Мемеля, его, возможно, расстреляли бы как шпиона,
а их дом сожгли бы, и тогда где бы они оказались?

"Но ночью, — настаивал Ганс, — пусть он оставит записку на окне того дома,
я имею в виду, и они выложат деньги и провизию."

После долгих уговоров старик согласился, и Ганс с большим трудом, потому что
у него было мало образования, написал письмо, которое профессор нашёл
на своём окне.

Несколько дней Франц был без сознания, но когда он пришёл в себя, Ганс с улыбкой протянул ему письмо от отца.

"И теперь у нас есть деньги," — со смехом сказал старик, — "и всё
— Хорошей еды вам захочется.

Однако он не сказал герру лейтенанту, что с тех пор, как они нашли убежище у крестьянина, французская армия продвинулась вперёд, и они оказались в окружении врага. Вместо этого он сообщил, что, по словам крестьянина, ходят разговоры о мире.


Всё могло бы пройти хорошо, если бы Ганс не мешал. Но он был беспокойным стариком и не мог сидеть сложа руки.

«Я выйду, — объявил он на следующий день, — и выясню, где находится
враг».

Через час он вернулся с взволнованным лицом, дрожащими ногами.

«Солдаты меня увидели, — закричал он. — Они идут сюда. Ах, чёрт возьми,
если бы я молчал!»

Затем он побежал за крестьянином и сказал ему, что они должны спрятать герра
лейтенанта.

 Крестьянин, лицо которого потемнело от страха, кивнул, пожав
плечами.

"Там есть чердак, — сказал он, — но поспешите."

В его маленьком сарае был этот чердак, а в нём, хорошо скрытый за досками, — крошечный чулан.

Там едва хватало места для Франца, который чуть не упал в обморок от волнения, когда его торопливо переносили.

— А ты? — выдохнул он, глядя на Ганса.

Старик пожал плечами.

"Что будет, то будет", - сказал он. "Ауф видерзехен, и мы принесем вам
ужин, герр лейтенант".

Несколько часов Франц лежал в душной темноте. Он услышал прибытие солдат
, громкие голоса, топот множества ног, а затем ему показалось
, что в течение часа он умрет от внезапного жара. Еще был запах гари
, который держался еще долго после того, как снова стало прохладно.

Что случилось? Его сердце замерло. Неужели они сожгут сарай?
Запах горелого дерева казался сильнее.

 Вскоре голод подсказал ему, что пора ужинать, но всё продолжалось
тихо. Наконец он провалился в сон, который длился, как ему показалось, до тех пор, пока
должно быть, не наступило утро. В чулане было довольно темно, воздух поступал только с
чердака, и он почувствовал, что задыхается. Ему нужны свет и воздух. Где был
Ганс? Что случилось? Наконец он почувствовал, что больше не может выносить этого
ожидания.

Выставив одну ногу, он пнул дверь, которая, удерживаемая бревном, с грохотом
упала. Франц был в ужасе, но, не дождавшись ничего
происходящего, потащился вперёд, на чердак. Там он смог
встать и, выпрямившись, подождал, пока пройдёт головокружение.

Затем, отыскав лестницу, он спустился вниз. Вместо аккуратного сарая, каким был
накануне, он увидел повсюду беспорядок. Здесь было разбросано сено, там топтались лошади
и не было слышно ни звука курицы. За день
Накануне он видел по меньшей мере дюжину.

Он потащился к двери.

Теперь там был не дом крестьянина. Только сцена почерневшие руины встречали
его глаза.

Амбар тоже был сожжён, но, возможно, ветер дул в противоположную сторону, потому что он не сгорел.

 Франц дрожал, как осиновый лист, когда думал о том, какой могла бы быть его судьба.

«Слава Богу, слава Богу!» — пробормотал он, а затем, не успев протянуть руку за поддержкой, упал на пол в глубоком обмороке и лежал там, пока они заключали мир в Тильзите.




Глава XIX

Враги встречаются


Несколько дней спустя Марианна однажды утром зашла в гостиную
графини фон Фосс.

Комната была полна дам. Там был доктор Хуфеланд, англичанин, и
сама королева, занятая своим ворсом.

Разговор был очень ожесточённым.

В Мемель пришли новости о том, что царь заключил сепаратный мир с
Наполеоном и что французский император в своей ненависти к Фридриху
Уильям, хотел отнять у него королевство, предполагая, что он больше не
называется Кинг-оф-Пруссия, но только Маркиза Бранденбург.

"Чудовище! Выскочка! Негодяй!" Комната была полна оскорблений в адрес
Наполеона.

"Я ненавижу его; я бы убила его!" - воскликнула одна дама, ее лицо пылало от гнева.

Королева подняла голубые глаза от своей работы.

— Дорогая мадемуазель, — сказала она, — мы не можем облегчить нашу печаль, ненавидя
императора, а злобные мысли могут сделать нас ещё более несчастными.

Дама поджала губы и покраснела, но даже ей пришлось рассмеяться вместе с
отдыхали, когда попугай графини вдруг крикнул по-французски:

"Долой выскочку! Долой Наполеона!"

Пока в зале еще звучало эхо веселья, слуга доложил о прибытии
курьера из Мемеля.

"Письмо от короля", - воскликнула королева и нетерпеливо схватила его.
пальцы.

Прочитав это наспех, наблюдая за всеми, она вдруг разрыдалась.

«Моя королева, моя дорогая, милая королева, что случилось?» — и графиня бросилась к ней.


Королева, придя в себя, прижалась к своей старой подруге.

Король хотел, чтобы она приехала в Мемель, осталась с ним и попросила
Она должна была встретиться с Наполеоном, чтобы просить его о мире.

 Её голос дрожал, когда она рассказывала об этой просьбе, и на мгновение её голубые глаза с жалостью посмотрели на друзей в зале.

 В комнате воцарилась тишина, хотя на одном или двух лицах промелькнуло возмущение.

 Все знали, что Наполеон поступил с королевой самым постыдным образом, и было жестоко с его стороны требовать, чтобы она умоляла его о милости.

«Это самое трудное, что мне приходилось делать», — наконец, сладкий голос королевы нарушил тишину.
Её тело дрожало, как роза на стебле, когда
«Это величайшая жертва, которую я могу принести ради своей страны». И её губы жалобно задрожали.

 Затем она молча стояла, держа письмо в руке, пока
компания ждала. Марианна чувствовала, как её сердце колотится так сильно, что вот-вот разорвётся.
 Все они знали, что королева может сказать, что ей нездоровится. Ветры и холод Мемеля никогда не шли ей на пользу. В качестве оправдания для спасения самой
себя это было бы вполне приемлемо.

 Марианна нетерпеливо подалась вперёд. В тот момент ей казалось, что решается вся её жизнь.

— Я сделаю это, — сказала королева, — король этого хочет. И тогда все в комнате расслабились.

 — Возможно, — добавила королева, складывая письмо дрожащими пальцами и кусая губы, — я смогу принести пользу, быть чем-то полезной.

 — Конечно, Ваше Величество, — заверил генерал Кальройт, следуя за курьером, на лице которого было написано, что он хочет добиться своего.

Он принёс ей второе письмо.

Оно было от царя, в котором он умолял её приехать и описывал всё,
чего она могла бы достичь с помощью своих талантов и красоты.

"Чтобы исполнить свой долг, дорогой генерал," — сказала бедная королева со слезами на глазах.
ее голос: "Это мое единственное желание. Как любимой жены короля, как
матери моих детей, как королевы моего народа".

Она покачнулась, словно в обмороке. Затем, казалось, к ней пришла внезапная сила, и
улыбка, словно солнечный луч после облаков, внезапно осветила ее лицо, которое
было еще прекраснее в ее печали.

— И, дорогие друзья, — она ласково посмотрела на окружающих, — я твёрдо верю в Бога. И, дорогой генерал, — она снова улыбнулась, — я не верю, что Наполеон будет в безопасности на своём троне. Истина и праведность вечны. Наполеон лишь политически умен.

Итак, добрая королева, которая любила всех больше, чем собственное удобство и комфорт, поцеловала живого, красивого кронпринца, простого, благородного, здравомыслящего маленького Вильгельма, застенчивую, прекрасную Шарлотту и ответила на многочисленные вопросы весёлого маленького Карла о том, когда она уезжает, и, отпустив руки Александрины, которые обнимали её за шею, отправилась со старой графиней и фрейлинами навстречу своему врагу в Тильзит.

Она знала, что должна улыбаться, хотя её сердце разрывалось от горя за свою страну;
она знала, что должна быть любезной и просить об одолжении у человека, который
с ней обращались так, как никогда не обращались ни с одной женщиной в истории.

"Воистину, — сказала она старой графине, — я подобна Атланту и несу
бремя мира."

Графиня сжала её руку и слушала, пока королева продолжала,
потому что ей она могла сказать то, что могло расстроить её мужа.

"Я не могу, я не должна забывать о короле в этот критический момент. Ему очень не повезло, и у него добрая душа, но как же я со своим сломанным крылом? — она была нездорова и очень нервничала, ей постоянно приходилось терпеть шум детей и смех фрейлин в крошечной
дом в Мемеле — «могу ли я что-нибудь сделать? Как я могу что-нибудь сделать?» — с отчаянием повторяла она.


Преисполненная дурных предчувствий, она вместе с графиней и фрейлиной,
графиней Тауэнтц, приехала в Тильзит, или, скорее, в деревню
Пиктупёнен, где её муж жил на постое из-за перемирия с
Наполеоном.

Государственный министр Гарденбург, генерал Кальройт и царь
окружили её.

"Умоляйте Наполеона," — настаивали они, — "за Силезию, за Вестфалию и за
Магдебург, но особенно за Магдебург."

Наполеон, который, получив всё, что хотел, стал более дружелюбным, прислал приветствие
Однажды он написал Луизе, объяснив, что по условиям перемирия не может приехать в Пиктопёнен, и поэтому попросил её приехать в
Тильзит, чтобы он мог немедленно засвидетельствовать ей своё почтение.

Его парадная карета, запряжённая восьмёркой лошадей и сопровождаемая великолепными
французскими драгунами, доставила их в простой двухэтажный дом в Тильзите.

Через час посыльный объявил, что её королевский враг, император Наполеон
Бонапарт.

Согласно этикету, королева ждала его у подножия лестницы,
на ее губах застыла вежливая улыбка.

«Чего мне это стоит, — сказала она своим фрейлинам, — знает только Бог, потому что, если я и не ненавижу этого человека, то не могу не смотреть на него как на того, кто сделал короля и весь народ несчастными. Мне будет очень трудно быть вежливой, но этого от меня требуют».

Две графини случайно оказались в холле внизу, когда король встретил императора и проводил его в покои.

Графиня фон Фосс, которая ненавидела его всем своим старым сердцем, пожала плечами при виде маленького, опухшего мужчины, который грубо уставился на неё.

С ним был Талейран, его знаменитый министр, с настороженными глазами и
внимательным выражением лица.

Император поднял глаза, и его лицо смягчилось, потому что, стоя у перил лестницы, он увидел стройную, грациозную женщину с золотистыми волосами, одетую в белое платье из ткани или газа, с узким поясом, завязанным на талии, концы которого свисали до расшитого края платья. На плечах у неё была мантия, а на шее — крошечный шарфик, словно рамка для её прекрасного лица.

«Королевская роза» никогда не выглядела более прекрасной, чем в тот момент
привез цвета бледные щеки, огонь в глазах померк от
плач. И вся ее фигура девичья пафоса.

Наполеон сильно поднялся, потому что он очень толстый, в
Пруссия.

"Я сожалею, - сказала королева своим нежным голосом, приветствуя его, - что вам
пришлось подниматься по такой неудобной лестнице".

Наполеон смотрел на всех дерзко и грубо.

«Нельзя бояться трудностей, — сказал он, поклонившись, — когда перед тобой такая
цель». И он посмотрел на неё с дерзким восхищением.

"И когда ты стремишься к награде в конце пути, — добавил он, снова поклонившись.

«Для тех, кому благоволит небо, — ответила королева, —
на земле нет никаких трудностей».

Наполеон ничего не ответил, но уставился на неё, словно зачарованный.

Подойдя, он, как ребёнок, потрогал ткань её платья.

"Это креп? — спросил он, — или индийская марля?"

Лицо королевы вспыхнуло, но она прекрасно овладела собой.

"Должны ли мы говорить о пустяках в такой момент?" спросила она и повела
его в комнату, приготовленную для его приема.

Тогда она осведомилась о его здоровье, добавив надежде, что суровая
климат Северной Германии согласились с ним.

«Французский солдат, — ответил он прямо, — закалён, чтобы переносить любой климат».

Затем он с любопытством посмотрел на неё, словно изучая женщину, о которой он так много слышал и с которой так жестоко обошёлся, и которая в этом бедном маленьком домике в Тильзите стояла перед ним так же смело, как герцогиня в Веймаре.

Он восхищался её красотой, но её горести ничего для него не значили.
Вскоре он должен был развестись с женой, которая мирилась с его
слабостями и любила его на протяжении многих лет, как в радости, так и в горе.
неприятности. Таким образом, он вряд ли стал бы обращаться с королевой Пруссии очень мягко,
просто потому, что она была женщиной, которая любила своего мужа и свою страну.

"Как вы могли подумать о войне со мной?" он потребовал ответа.

Хотя его манеры и тон были раздражающими, королева не обиделась,
но вежливо ответила:

"Мы ошиблись в наших расчетах относительно наших ресурсов", - сказала она.

«И вы доверились славе Фридриха и обманулись — я имею в виду Пруссию».
Наполеон размахивал хлыстом взад-вперёд, пока она говорила, и пристально смотрел на неё.

 Голубые глаза королевы встретились с его смелым взглядом, хотя и наполнились слезами.
она продолжила:

 «Сир, благодаря славе великого Фридриха мы можем извиниться за то, что ошиблись в оценке собственных сил, если, конечно, мы не обманывали себя».

 Лицо Наполеона быстро смягчилось. Он попытался сменить тему, но королева, обращаясь с ним как с добрым человеком и другом, почти по-детски рассказала ему обо всех своих страданиях, обо всём, что она пережила, и о том, почему она приехала в Тильзит. Он снова и снова пытался сменить тему, но она настаивала, умоляя его быть добрым и милосердным, потому что
из-за любви к человеку и из-за законов справедливости, по которым Бог правит всеми царствами.

Ответ Наполеона был полон доброты. Он никогда не видел такой женщины. Она
не думала о себе, и когда она говорила о своём муже, слёзы текли по её щекам на кремовое платье, которым так открыто восхищался император.

«Сир, — умолял самый нежный голос, который когда-либо звучал в его ушах, —
будьте добры, будьте великодушны, будьте милосердны к своему поверженному врагу. Сир, — королева
смотрела на него как ребёнок, — отдайте нам Магдебург, только Магдебург».

Завоеватель Европы колебался.

"Ты просишь многого, - сказал он с сомнением, - но я подумаю об этом".

Почему бы не сделать эту прекрасную женщину счастливой? он рассказывает нам, что подумал, и
доброта на мгновение полностью изменила его выражение лица.

Итак, из всех людей в мире король Пруссии был самым невезучим.
Никто не мог так раздражать Наполеона, как он, и в тот момент, когда он вошёл в комнату, это, вероятно, изменило историю Пруссии; по крайней мере, так говорит сам Наполеон.

Но он начал беспокоиться, ожидая внизу.  Он думал, что может помочь, и в своём рвении вошёл в комнату в неподходящий момент.

Он стоял там, красивый, величественный и честный, желая, как
всегда, поступить правильно и совершая ошибки.

 На этот раз королева не улыбнулась ему, и на её лице отразилось
разочарование, потому что Наполеон, поспешно взяв себя в руки, с облегчением
повернулся к Фридриху Вильгельму.

— Сир, — сказал он, — я восхищаюсь великодушием и спокойствием вашей души
перед лицом столь многочисленных и тяжких несчастий.

Король Пруссии скрыл свои чувства. Если он и был покорен человеком,
который хвалил его поведение, то он был Гогенцоллерном, но, увы,
он был и бестактен.

«Великодушие и спокойствие души, — коротко ответил он, — могут быть
обретены только благодаря силе доброй совести».

Никогда ещё король не давал более неудачного ответа.

Наполеон отвернулся, сверкнув глазами, и, пригласив короля и королеву
пообедать с ним, ушёл в сопровождении Талейрана, и всё его настроение
изменилось на жёсткое.

Когда они спустились вниз, министр вопросительно посмотрел на императора.

«Я знал, — сказал Наполеон, сверкая глазами, — что увижу красивую
женщину и королеву с благородными манерами, но я обнаружил нечто более восхитительное
Королева и в то же время самая интересная женщина, которую я когда-либо встречал".
И снова его лицо выглядело мягким и почти податливым.

В смехе Талейрана прозвучала саркастическая насмешка.

- Итак, сир, - сказал он с насмешкой, - вы принесете плоды
победы в жертву прекрасной женщине. Что скажет мир? В его голосе звучала
насмешка.

Наполеон покраснел и прикусил губу, на его лице снова появилось суровое выражение.

Талейран, воспользовавшись моментом, поспешил показать, какую выгоду Магдебург
принесёт французским интересам и как его потеря ослабит Наполеона.

"Вы не можете отказаться от него, сир," — умолял он, — "вы не можете."

Наполеон, насмешливо скривив губы, покачал головой. Он снова был
императором, завоевателем.

"Нет, нет, — ответил он, — Магдебург стоит сотни королев."

Затем он рассмеялся, словно избавившись от сильной слабости, и прищурил глаза.

«К счастью, — он взмахнул хлыстом, — вошёл муж и, пытаясь вставить слово в разговор, испортил всё дело, и я был спасён».

Что касается королевы, то она повторяла каждое слово Наполеона
Фридриху Вильгельму.

"Он пообещал, Фриц, — она вцепилась в его руку, — что подумает об этом.
«Более того, — добавила она, — я увижу его за ужином. Тогда можно будет что-нибудь предпринять».
И она нежно погладила его, дрожа всем телом от напряжения, в котором находилась.

 В честь Наполеона королева Луиза нарядилась к ужину в
своё самое царственное великолепие. Её платье было белым, с изысканной вышивкой, с плеч ниспадала бархатная мантия с горностаем, в золотистых волосах сверкала бриллиантовая звезда, а на изысканном тюрбане из ткани или газа была закреплена прусская корона.

 Когда горничная закончила последние приготовления, она встала перед зеркалом в
в маленьком доме в Тильзите. Рядом стояла её ближайшая подруга, фрау фон Берг,
глядя на неё с любовью и восхищением.

Но мысли королевы были горькими. Пожав плечами, она отвернулась от
зеркала к своей спутнице.

— «Помнишь ли ты, дорогая подруга, — спросила она с печальной улыбкой, — как древние германцы в языческие времена наряжали девушек, которых приносили в жертву своим богам, в роскошные одежды и украшали драгоценностями?»

Фрау фон Берг кивнула.

"Да, дорогая королева, — сказала она, и на её глазах выступили слёзы.

"Я такая же жертва, — сказала королева. — Но вопрос в том, будет ли
«Может ли разгневанный бог, которого теперь почитает весь мир, быть умиротворён и
примирён через меня?»

Фрау фон Берг не знала, что ответить.

Затем вошли две графини в роскошных нарядах, и прусский двор отправился на
обед с Наполеоном.




Глава XX

ОТВЕТ


Конечно, Наполеон был очень вежлив.

Он подошёл к дверце кареты, чтобы открыть её для королевы Луизы. Он подвёл её к
столу и усадил рядом с собой, король Пруссии сидел слева от него, а царь — рядом с королевой Луизой.

 Стол был длинным, хорошо накрытым, и за ним сидело много гостей.
в придворном великолепии, но говорил один человек, и этим человеком был
Наполеон.

Королева должна была отвечать одна.

Почему, начал он, она была так глупа, что отправилась на поле боя?
Знала ли она, что гусары Наполеона чуть не захватили её в плен?

Королева с улыбкой покачала головой.

— Нет-нет, сир, — сказала она с наигранной весёлостью, — я в это не верю. Я
ни разу не видела француза за всё время своего путешествия.

 — Но зачем вы подвергали себя опасности? — настаивал император,
хотя прекрасно знал, что у прусских королев был такой обычай.
сопровождать своих мужей на поле боя.

"Почему вы не дождались моего приезда в Веймар?" — спросил он.

"Право же, сир, — сказала бедная королева, стараясь быть весёлой, — я не чувствовала
такого желания."

На это Наполеон рассмеялся и сменил тему, не подумав о том, что
королеве пришлось пережить во время путешествия.

«Как это королева Пруссии носит тюрбан? Это, — добавил он, — не очень-то любезно по отношению к российскому императору, который воюет с турками».

Что ж, королева Пруссии умела красиво отвечать. Это было одним из её достоинств.

"Я думаю, - и она улыбнулась, - это скорее комплимент Рустану", и она
взглянула на любимого слугу Наполеона с Востока, который, одетый в превосходный
тюрбан, стоявший за креслом своего императорского господина.

Наполеон был в восторге, и они вдвоем начали обсуждать провинцию
Силезия и старые провинции Пруссии, которые теперь, возможно, должны были быть переданы
Франции.

Фридрих Вильгельм, который молчал, сразу же высказал своё мнение
и, как обычно, поссорился с Наполеоном.

 «Ваше Величество», — сказал он, нахмурившись и потирая подбородок.
платок и завязывают его таким образом, он, "не знает, как тяжкий
потерять территории, которые произошли благодаря длинной линии
предки, территории которых являются, по сути, колыбелью своей расы", он
добавил мрачно.

Теперь Наполеон был человеком, который сделал его собственной судьбы, его имя не
была королевской, и его расы не было таких люльки.

На его губах заиграла саркастическая улыбка, и по комнате разнёсся насмешливый смех.


"Колыбелька!" — сказал он, и его губы скривились в усмешке. "Когда ребёнок вырастает и становится мужчиной, у него остаётся не так много времени, чтобы думать о своей колыбельке!"

Гости уставились в свои тарелки.

Зачем, чёрт возьми, король заговорил?

Но королева спасла положение.

"Сердце матери, — сказала она, — самая надёжная колыбель."

Затем она спросила о мадам Бонапарт, которую больше всех любила из ныне живущих людей
Наполеон оказал честь императрице Жозефине, и к Наполеону вернулось хорошее настроение.
Он непрерывно говорил весь обед, и все были вынуждены слушать и есть молча.

"Этот отвратительный человек, — прошептала графиня Тауэнцин, когда они наконец встали из-за стола, — у него манеры крестьянина."

"И какой уродливый", - ответила графиня фон Восс. "Вы заметили, какой он толстый
, и какое у него обрюзгшее лицо, и какой у него смуглый цвет лица?"

"Он совершенно некрасив, негодяй!" - ответил другой. "Посмотри,
как он закатывает свои большие глаза и какое суровое у него выражение лица!"

"Но его рот красивой", - призналась старая Графиня", и его зубы
идеально. Но вижу, как он смотрит на саму картину успехов!" Она опускается
ее голос осторожно. "А какой радостный день будет для мира
когда Бог берет его!"

Как для Наполеона, его глаза никогда не покидали Королеву. Он последовал за ней
везде.

На мгновение она осталась одна в комнате, на подоконнике которой стоял
горшок с кустом роз, на котором распустился один прекрасный цветок.

 Наполеон оторвал его стебель и, держа в руке, подошёл
к королеве и с улыбкой протянул ей цветок.

"Сир," — сказала она, умоляюще глядя на него голубыми глазами, — "с Магдебургом?"

[Иллюстрация: "_Сир, с Магдебургом?_"]

Наполеон всё ещё протягивал розу, его лицо раскраснелось.

"Я должен указать вашему величеству, — сказал он, — что это я должен просить,
а вы можете принять или отклонить предложение."

Теперь настала очередь королевы покраснеть.

«Нет розы без шипов, — сказала она, — но эти шипы, — она
посмотрела на розу, — слишком остры для меня».

И, повернувшись, она оставила Наполеона с розой в руке, плотно сжав губы.

Он дал королеве ответ. Пруссия должна была потерять Магдебург. Королева
напрасно взывала к нему.

Банкет закончился танцами, и в поздний час король и королева
вернулись в свои покои в Пиктупёхене.

На следующий день король и Наполеон беседовали, и те, кто их слушал,
слышали жаркие споры и сердитые голоса.

Фридрих Вильгельм просил за Магдебург. Наполеон отвечал:
хмурый наглость.

"Вы забыли", - сказал Император, сужая глаза, "что ты не в
том положении, чтобы торговаться. Поймите, что я хочу подавить Пруссию и
удержать Магдебург, чтобы я мог войти в Берлин, когда захочу. Я верю в
устойчивость только двух чувств - мести и ненависти. В будущем пруссаки должны ненавидеть французов, но я лишу их возможности причинять им вред.

В тот день королева снова была вынуждена обедать с Наполеоном. Она молила об освобождении, но все умоляли её пойти. Это было бы лучше, потому что теперь договор был подписан.

«Я пошёл Пруссии на некоторые уступки из-за её королевы», — объявил
Наполеон, но трудно было догадаться, в чём они заключались.

Король Пруссии должен был отказаться от половины своих владений; он должен был сократить свою армию до 42 000 человек; он должен был заплатить 140 000 000 франков в качестве компенсации за войну и признать Рейнский союз и все королевства, которые Наполеон мог бы создать где угодно. Жером Бонапарт, как король Вестфалии, должен был получить половину Прусского королевства.

Зная это, королева сидела в горностаевой мантии, украшенной драгоценностями, и беседовала с
Наполеон, она улыбнулась, поблагодарила его за гостеприимство.

Когда она уходила, он проводил её до кареты.

"Я сожалею, Ваше Величество, — сказал он, — что не могу сделать то, о чём вы меня просили.

"И я сожалею, — сказала королева, — что, имея честь знать героя своего времени, которого я никогда не забуду, я навсегда сохраню болезненное впечатление. — Если бы вы были великодушны, сир, я был бы
преисполнен вечной благодарности.

— В самом деле, ваше величество, — ответил Наполеон, — я сожалею, что так должно быть;
это моя злая судьба.

«И я была жестоко обманута», — были последние слова королевы, и она уехала в своей карете.

Два королевских врага расстались, чтобы никогда больше не встретиться.

В тот день Луиза считала себя побеждённой, а Наполеон
носил лавры победителя. Семьдесят лет спустя президент Франции писал, что, по его мнению, в Тильзите Наполеон был побеждён; что, если бы он тогда проявил великодушие и связал короля и королеву Пруссии узами благодарности, его последние дни, возможно, не пришлось бы проводить на острове Святой Елены, потому что в его бедах они были бы его союзниками.

Когда королева добралась до своей комнаты, она в слезах обратилась к своим дамам:

 «Когда я умру, — сказала она, — всё будет так же, как с королевой Марией Английской;
 не Кале, а Магдебург будет выгравирован на моём бедном сердце буквами, написанными кровью».

Мир был подписан седьмого числа, а 24 июня Наполеон с триумфом въехал во Франкфурт-на-Майне, а через три дня прибыл в свой дворец в Сен-Клу и сразу же отправился в путь, ведя армии в
Италию, Испанию, Португалию и Австрию.

"Мир заключён," — писала королева Луиза своему отцу, — "но какой ценой!"
цена. Наша граница будет проходить только по Эльбе. И всё же король
сильнее своего противника. После Прейсиш-Эйлау он мог бы заключить более
выгодный мир, но тогда он, должно быть, руководствовался дурными
принципами, а теперь он действовал по необходимости и не отрекался от
себя. Это должно принести Пруссии благословение. После Прейсиш-Эйлау
он не бросил бы верного союзника. Ещё раз повторяю, я твёрдо убеждён, что такое поведение короля принесёт Пруссии удачу.

Наполеон настоял на отставке Гарденбурга с поста премьер-министра
Министр, и в сентябре король призвал Штейна на помощь. От
королевы этот великий человек получил письмо.

 «Умоляю вас, — писала она, поскольку он возражал против того, чтобы оставаться на посту вместе с одним из министров, — проявите терпение в первые несколько месяцев. Ради всего святого, не дайте благому делу погибнуть из-за отсутствия терпения в течение трёх месяцев». Я заклинаю вас, ради короля, ради страны, ради моих детей, ради меня самой, проявите терпение!

 «Луиза».

Что касается барона фон Штейна, то он думал только о благе Пруссии и
ждал.

Война закончилась. Пруссия лежала в руинах, король и королева были изгнаны
из столицы. Урожаи были уничтожены, деревни сожжены, и эта бедная, несчастная страна должна была выплатить свой военный долг.

"Теперь, хвала Господу, — писала бедная королева, — моя дочь, которой сейчас было бы почти пятнадцать лет, появилась на свет мёртвой."

"Я должен играть мои дни жизни не повезло в этот раз", - сказала она. "Возможно, Бог
мне дали жизнь детям, что один из них может приносить пользу
человечества".

И был тот, кто совершал великие дела, о которых мечтала королева.

Это был не красивый наследный принц, хотя он был умным монархом; это
не была принцесса Шарлотта, хотя она стала императрицей России; это был
не Александрина, которая, милая пожилая леди, умерла всего год или два назад в
Вдовствующая великая герцогиня Мекленбургская; ни веселый Карл, ни Луиза, ни
Альберт, который появился позже.

Это был простой, благородный, разумный маленький Уильям. Каждая боль, которую испытывала его
мать, глубоко проникала в его сердце, и наконец настал день, когда он
привёл прусскую армию к великой битве при Седане, где победил
племянника Наполеона и создал Германскую империю.

Но никто и не мечтал об этом в то унылое лето в Мемеле, и хотя королева изо всех сил старалась быть весёлой, все, кто её любил, видели, что червь печали всё ближе подбирался к сердцу прекрасной «королевской розы», цветка, с чьим стеблем так грубо обошёлся его враг.




Глава XXI

Герр лейтенант


Когда Франц снова открыл глаза, он увидел маленькую фигурку, сидящую рядом и вяжущую что-то.


«Я что, схожу с ума?» — он оглядел комнату, в которой лежал.

Он увидел огромную фарфоровую печь, зелёную, белую, синюю и жёлтую,
с пеликаном на верхушке в качестве украшения. На комоде стояла ваза с розами, а на окне висели красивые белые занавески.

"Беттина," — сказал он, — "Беттина!"

Она подбежала к нему, её голубые глаза горели от нетерпения.

"Ах да," — сказал Франц, — "это же Беттина."

Да, это была прежняя Беттина с ясными, пытливыми глазами, с золотистыми
волосами, но это была Беттина, повзрослевшая.

"Слава Богу, — сказала она, и её глаза заблестели. — Я буду называть вашу фрау
матерью."

Он был дома, но как он сюда попал?

Там была мадам фон Шторк, по её щекам текли слёзы; там был его отец;
И Паулина тоже; какая же она красивая! И Марианна; но какой серьёзной она стала! И близнецы.

"Иди сюда, Ильза. Дай другую руку, Эльхен! И Карлхен, какой ты большой!"

Дети, опустив головы, подошли к кровати, которую Марианна пододвинула к ним.

Франц искал взглядом других людей.

"Вольфганг?" — спросил он. «А Отто? Где Отто?»

Прошли дни, прежде чем он услышал все новости, и прошли дни, прежде чем он
узнал обо всём, что случилось.

Вольфганг был мёртв.

Герр лейтенант отвернулся.

Отто сбежал, и никто не знал, где он.

Проказник! Это было так похоже на Отто.

Что касается самого господина лейтенанта, то за профессором пришёл крестьянский мальчик. Французские солдаты сожгли дом, и крестьяне сразу же бежали в Мемель.

 Всё было очень просто. Теперь, когда был заключён мир, отец привёз его в карете. Он несколько дней пролежал без сознания. Скоро они все должны были переехать в Кёнигсберг, и Франц тоже должен был уехать, а Отто теперь должен был вернуться домой, потому что война закончилась.

Затем Марианна, которая часто заходила и сидела, штопая, рассказала ему,
как бедная королева была обманута Наполеоном, как она верила
Он сдержал своё обещание и не очень хорошо себя чувствовал из-за шока, вызванного разочарованием,
с тех пор как она вернулась из Тильзита.

А когда Марианна ушла, вошла его мать и заплакала над
Вольфгангом и Отто и рассказала ему, что Людвиг Брандт, который вскоре должен был
пожениться на Полине, всегда был в Кёнигсберге, потому что студенты
строили большие планы, в которых Людвиг помогал, — планы по поднятию
нации против Наполеона.

Затем она рассказала о Марианне и о том, как ей теперь хорошо.

"И всё это благодаря нашей доброй королеве," — заверила она его и рассказала
о том, что Марианна теперь обожала ее, а не Гете, и о том, как она ушла
на всю зиму, чтобы делать корпию и читать вслух ее величеству.

"И теперь у нее появилось страстное желание быть полезной", - сказала мадам фон Сторк, и ее
лицо просветлело. "Сначала это было желание быть полезной каким-нибудь высокопарным способом",
добавила она.

На это Франц весело рассмеялся.

«Это похоже на Марианну, — сказал он, — в точности как она, дорогая матушка».

 «Она хотела ухаживать за солдатами, — продолжила мадам фон Шток, — но наша добрая королева заверила её, что она слишком молода и что дом — это самое подходящее место для немецкой девушки. Она рассказала ей, что сама никогда не
вмешивалась в политику, но был доволен, чтобы быть хорошей женой и
мать.

"И так", - заключила мадам фон Сторк "каждый день она становится все более
комфорта. Слава Богу, - добавила она, - что мы приехали в Мемель. Наша королева
- пример для всех немецких женщин".

"Она ангел", - сказал Франц, который, как и все солдаты, обожал королеву.
Луиза.

В самый первый день Франц спросил о Гансе.

"Мы думали, что он погиб," — объяснил его отец. "Король получил известие о его исчезновении и решил, что его расстреляли как шпиона. Но когда
тебя привезли домой, крестьянин рассказал мне, что солдаты увели его
уведи их, и я ничего не смог бы сделать".

"Он, вероятно, скоро прибудет в Мемель, - сказал Франц, - теперь, когда заключен мир".
"Солдаты в Тильзите ничего о нем не знали". - Сказал Франц.

"Солдаты в Тильзите ничего о нем не знали. Почему они взяли его в плен
Я понятия не имею, могу только гадать", - добавил его отец.

Но дни шли, а Ганс не появлялся, и недели проходили, превращаясь
в месяцы.

Беттина, однако, была уверена, что он придёт к ней.

"Он обещал, — сказала она, — что, когда будет заключён мир, мы вернёмся в
нашу дорогую Тюрингию."

Она горько плакала, когда Эльза принесла ей известие о его смерти,
но лишь на мгновение.

«Это почерк моего дедушки, — сказала она, — значит, он жив».

И теперь она всё ещё верила, что он вернётся.

Однако ничто не могло сделать Марианну счастливой, потому что здоровье королевы, казалось, совсем ухудшилось.

Лето сменилось осенью, а осень — зимой, и мемельские ветры становились всё сильнее и сильнее. С их приездом королева
побледнела, её радость была наигранной, и она поникла, как цветок.

Только одно утешало и её, и короля — письмо от жителей Вестфалии, которые теперь должны были принадлежать Наполеону.

Фридрих Вильгельм попрощался с ними, сказав, что чувствует себя как отец, расстающийся со своими детьми, что только необходимость заставила его передать их новому правителю.

 Вестфальцы ответили ему как дети.

 «Когда мы прочли твоё прощальное письмо, — писали они, — наши сердца разрывались; мы не могли поверить, что перестанем быть твоими верными подданными, мы, которые всегда так сильно тебя любили. Как бы то ни было, не по твоей вине после битвы при Йене твои разрозненные армии не были приведены в нашу страну, чтобы соединиться с нашим ополчением в новом сражении. Мы бы
Мы поставили на кон наши жизни и спасли страну, потому что у наших воинов есть
костный мозг в костях, а их души ещё не заражены
язвой.

"Наши жёны кормят своих детей собственным молоком, наши дочери не
куклы, созданные по моде, мы хотим быть свободными от пагубного
духа времени. Но мы не можем изменить решения Провидения.
Прощай же, добрый старый король. Даст Бог, чтобы оставшаяся часть твоей
страны могла снабдить тебя мудрыми министрами и более верными генералами,
чем те, что навлекли на тебя беду. Не нам решать
Мы боремся с нашей судьбой, мы должны с мужеством принять то, что
не можем изменить. Да пребудет с нами Бог и дарует нам нового правителя,
который также будет отцом страны, пусть он уважает наш язык, наши
обычаи, нашу религию и наши муниципалитеты, как это делал ты, наш
дорогой, добрый король. Даруй тебе Бог мир, здоровье и счастье.

Такое письмо стало большим утешением для королевы, и, хотя на сердце у неё было очень тяжело, она сначала занялась продажей своих драгоценностей, а затем они с королём отправили всю свою золотую посуду на монетный двор, чтобы её переплавили
на деньги. Она купила только простые платья и попытался установить все
суд примером терпения и бодрости. Она говорила
с хорошим епископом Eylert и епископ Borowsky.

Однажды в воскресенье епископ застал ее одну в гостиной за чтением
Библии.

Когда он вошел, она приветствовала его улыбкой, и они сели и поговорили
над 120-м псалмом.

Твердым, ясным голосом королева повторила вслух все куплеты.

 «В твоем свете, — сказала она, — мы увидим свет». А затем она рассказала епископу, как, хотя ее враг победил ее и отобрал ее королевство,
она твёрдо верила, что Бог пошлёт Свой свет и покажет всем
причины войн Наполеона.

"Я думаю, — сказала она, — что разумно каждый день изучать по
небольшому отрывку из Писания, по-настоящему изучать его." Вошедший король согласился.

Затем епископ предложил каждому выбрать книгу.

"Я, — сказала королева, — выбираю Псалмы."

«И я, — сказал царь, — выбираю книгу пророка Даниила, потому что она учит, что царства не возникают и не исчезают случайно. Пути Господни часто кажутся нам тёмными и загадочными, но мы можем быть уверены, что они всегда
святой, мудрый и спасительный. По Его мудрости и милосердию этот мир устроен так,
что зло само разрушает себя, а добро, то есть все,
что согласуется с волей Бога, должно, наконец, принести пользу".

Когда Марианна услышала об этом исследовании королевы, она тоже выбрала книгу
и остановила свой выбор на Псалмах, потому что королева выбрала ее для своего изучения
.

Однако время от времени случались приятные вещи.

Дом, в котором жили король и королева, был таким маленьким, что в нём не
было места для детей. Поэтому принц Фредерик и принц Вильгельм
жили в доме богатого торговца по имени Аргеландер.

«Сегодня, — сказала однажды утром королева, — день рождения фрау Аргеландер. Мы
слышали, что, боясь побеспокоить принцев, она уехала в деревню, чтобы отпраздновать его со своими друзьями. Давайте же украсим её дом и отправим ей приглашение, чтобы она пришла и насладилась праздником».

 Все были рады снова увидеть королеву в хорошем расположении духа. Марианна побежала в «Аистовское гнездо» и послала всех детей за еловыми ветками, дамы поспешили в магазины и купили маленькие подарки, и началась большая работа.

 Слуга разнес по Мемелю приглашения, и к вечеру все были в сборе.
все было готово, и посыльный отправился за фрау Аргеландер.

"Боже мой, о, Небеса!" - воскликнули дамы, когда он вернулся с
сообщением, что фрау Аргеландер просит извинить ее, поскольку она наслаждается
она пировала со своими друзьями и ни в малейшей степени не нуждалась в своем доме,
которым принцы были вольны пользоваться по своему усмотрению.

Никто не знал, что делать, но королева разработала план.

— «Ты, Фриц, — сказала она кронпринцу, — возьми карету и
привези фрау Аргеландер».

И на этот раз дама появилась с извинениями, чтобы зажечь свечи
Из её окон льётся свет, повсюду украшения, гирлянды обвивают
двери, иНа столе были разложены подарки. Под люстрой в
зале стояла королева, прекрасная в белом, с принцами по бокам, Шарлотта,
Карл и Александрина, окружившие их, держа в руках букеты, чтобы
подарить их даме, которая была так добра к ним в их беде.

"Дорогая фрау Аргеландер, дорогое именинное дитя!" - воскликнула королева и
надела на пухлую руку дамы браслет с волосами
двух принцев.

Тогда Королева начала торжества, часть удовольствия быть
чтение стихотворения на каждого присутствующего, написанный по повелению царицы
на Мемель поэт.

Марианна стояла возле стола, на котором лежали подарки, когда
Франц, который чувствовал себя хорошо, повернулся к ней с улыбкой.

"Марихен," — сказал он по-немецки, потому что после разговора с Людвигом
Брандтом он больше не говорил на модном французском, а всегда на своём родном
языке, — "ты помнишь, что Шлегель писал о нашей королеве?"

Марианна покачала головой.

"Я никогда этого не слышала."

Франц тихо повторил слова:

 «Она была бы королевой, если бы жила в коттедже,
 Королевой всех сердец».

 Глаза Марианны заблестели.

 «О, Франц, — воскликнула она, — о, брат, как, как это мило!»

— И это правда, — сказал Франц, оглядывая комнату и останавливая взгляд на
красивой пожилой графине, которая выглядела скучающей из-за своей любви к
вечерним посиделкам, но оживлялась, стоило королеве взглянуть на
неё, на принцев и принцесс, внимавших словам своей матери, на
молодого поэта, всегда довольного тем, что его стихи были в чести, на фрау
Аргеландер, на жителей Мемеля.

— Да, да, — сказал он, — ангел Пруссии, королева всех сердец!

Но был один человек, который был полон решимости не дать королеве Пруссии
быть счастливой.

"Заплати свой военный долг. Заплати мне то, что ты должен", - продолжал кричать Наполеон.

Король Пруссии, у которого не было денег, умолял дать ему время, и он заплатит
все.

"Заплатите мне, и немедленно", - настаивал Наполеон.

Что оставалось делать королю? У него не было денег.

Тогда его брату, принцу Уильяму, пришла в голову идея.

«Золота нет, — сказал он, — как мы можем заплатить? Я поеду в Париж и
умолю Наполеона о милосердии».

Он сказал это публично, но его настоящий план, о котором он рассказал только жене, заключался в том, чтобы
предложить себя в качестве заложника до тех пор, пока Пруссия не выплатит свой долг.

"Я поеду с тобой, — сказала принцесса Марианна. — Наша маленькая Амелия умерла
во время нашего бегства из Данцига, и я могу быть счастлив с тобой как в тюрьме, так и во дворце.

Итак, принц уехал, а король и королева ждали.

Великий учёный Александр фон Гумбольдт подготовил Наполеона к его
приезду, и его встретили с вежливостью и добротой.

Он сразу же, с сияющим лицом, предложил себя в качестве заложника за свою
страну.

Наполеон обнял его.

«Это очень благородно, — сказал он, — но невозможно». Потому что он хотел денег,
а не принцев.

 Когда весть об этом поступке распространилась по Германии, она воспламенила народ,
как глоток крепкого вина.

«Мы восстанем!» — кричали они. «Наш принц подал нам пример! Мы сбросим иго угнетателей!»

И вот, в самый мрачный час для Отечества, ярко засиял патриотизм.

 . Французы эвакуировались из Кёнигсберга, и королева стремилась покинуть Мемель,
ветры которого никогда ей не нравились.

«Сделайте это, Ваше Величество, — убеждал барон Штайн, советуя королю, — более достойно, если вы будете держать двор в таком большом городе, как Кёнигсберг».

Пока всё это обсуждалось, к удивлению фон Шторков, королева однажды послала за Беттиной.

«Чего она может хотеть?» — и мадам фон Шток приготовила Беттину, расчесала ей волосы, надела на неё синее платье, которое сшила для неё Паулина, и проверила, чтобы резинки на её туфлях были в полном порядке.

 Беттина пошла одна, так как этого требовала королева, и с горящими глазами и яркой улыбкой на губах девочка предстала перед ней.

«Дорогая девочка, — сказала королева, — я послала за тобой, потому что у меня есть
новости, которые я хочу тебе сообщить».

[Иллюстрация: «У меня есть новости, которые я хочу тебе сообщить»]

Затем она объяснила, что опасается, как бы дедушка Беттины не
Вернёмся в Мемель, где у профессора фон Шторка было много забот, и где она, королева, намеревалась в будущем позаботиться о Беттине.

"Мои дорогие берлинцы, — сказала она ей, — основали приют для сирот в мою честь. Они назовут его «Луизенштифт». Теперь, дорогая
Беттина, я должна назвать имена и поддержать четырёх из этих детей, и я выбрала тебя одной из них."

Бедная Беттина! Её маленькое сердечко сжалось. Неужели ей придётся покинуть Гнездо Аиста,
уйти к чужим людям?

Королева поняла.

"Ты не можешь, дорогая, — сказала она как мать, — всегда жить с
хороший профессор. Идти с радостью, дитя мое, к этому дому. Это поможет
хорошо, профессор, чтобы вы о нем заботились. Ты можешь навестить их во время своих
каникул, и, если ты будешь хорошей девочкой и хорошо будешь учиться, однажды ты сможешь
приехать и жить при дворе и быть горничной принцессы Шарлотты или моей маленькой
Александрины. Ты не такой?" А королева улыбалась
очаровательно.

Глаза Беттины светились.

Быть всегда рядом с Её Величеством! Какое счастье!

"Но идите же, — сказала королева, — и передайте герру профессору, что я поговорю с ним об этом, прежде чем он перевезёт свою семью в Кёнигсберг, и
после Рождества я отправлю тебя в Берлин, в Луизенштифт. А пока
будь счастлива!"

"Мой дедушка приедет, - подумала Беттина. - Королева добрая, но мы
поедем в Тюрингию, и я увижу Ганса и малыша, мою крестную и
Вилли".

И она так твердо верила, что она почти не беспокоилась за сироту
Убежище.

Но профессор был освобожден. Денег не хватало. У него было много детей,
и он снова и снова благодарил королеву за её доброту.




 ГЛАВА XXII

ДНИ ТЕМНОТЫ


Всем аистам, взрослым и детям, нравилось их новое гнездо в Кёнигсберге.

Это был город, и здесь было больше развлечений, чем в Мемеле. Но в жизни
все еще были свои проблемы и у них, и у королевы, и у Пруссии.

Однажды Марианна стояла с детьми на мосту
Кантштрассе. Они смотрели вниз на Рыбный рынок и смеялись над
торговками рыбой из Прибалтики, которые продавали свою рыбу. В Прегеле были голландские суда и странные моряки, и Марианна сказала близнецам, чтобы они посмотрели на странные вывески, висевшие на домах на берегу. «Когда здесь жили поляки, — объяснила она, — каждый мужчина рисовал вывеску своей профессии
и размахивал им у себя дома. Видишь, это был сапожник, там был
портной."

Пока они разговаривали, по Кантштрассе десятками проходили люди:
сновавшие туда-сюда профессора, горожане, солдаты, матросы или рыбаки
с Балтики.

Вскоре появился Франц.

Увидев маленькую группу, он улыбнулся и присоединился к ним.

Пока они наблюдали за происходящим, он рассказал им ужасную историю о Наполеоне,
о том, что помогло развязать войну.

«Это взбудоражило всю Пруссию», — сказал он.

Это была история о книготорговце Пальме из Нюрнберга.

В этом причудливом старом городе, где делают игрушки всего мира, где
знаменитый Альбрехт Дюрер когда-то жил, рисовал и раскрашивал, жил
некий честный молодой человек по имени Пальм и его молодая жена Анна. Он был
книготорговцем, и его все уважали.

Однажды он получил по почте посылку с книгами, которые должен был продать в
своем магазине. Книга называлась "Германия в ее глубочайшей деградации",
но она была анонимной.

Книготорговец Пальм разместил книги в своей лавке, как и было велено.

Чуть позже он был арестован по приказу Наполеона, и ему угрожали
смерть, если он не раскроет имя автора.

У Палма был один ответ. Книги были присланы ему без указания имени, и
это было всё, что он знал.

Было ещё многое, но Франц сначала рассказал, как Палм, который прятался, был
арестован с помощью уловки. Один человек притворился, что у него большие проблемы,
из которых его может спасти только Палм. Добрый книготорговец вышел вперед, чтобы поприветствовать
посланника, его схватили, уволокли и расстреляли без суда и следствия,
хотя женщины города предстали перед судьями, умоляя о милосердии, а его бедная молодая жена умоляла Наполеона сохранить ему жизнь.
офицеры. Только добрый католический священник поддерживал его до конца,
хотя Пальм был лютеранином. «Убит как собака!» — горячо воскликнул Франц.

 Марианна расплакалась, когда услышала о страданиях жены, о
добром сердце Пальма, его вере в Бога и о том, как он храбро отказался назвать
имя автора.

 «Как я ненавижу Наполеона!» — воскликнула Марианна. «О, если бы я был мужчиной и мог сразиться с ним!»

В Кёнигсберге были неспокойные дни.

 «Аистовское гнездо» было переполнено студентами и профессорами, которые
много говорили и были настроены против Наполеона.

Людвиг теперь всегда оставался там, и он был главной движущей силой великого плана.
среди студентов, и поэтому, когда Полин была помолвлена с ним, многие
профессора и студенты пришли с поздравлениями.

"Я никогда не выйду замуж", - совершенно уверенно заявила Марианна.

Все засмеялись, но сама она была очень серьезна.

"Мое сердце с моей страной", - сказала она.

По вечерам вся семья снова собиралась за большим столом, но
вместо того, чтобы читать, они теперь слушали разговоры.

"Штайн спасёт нашу страну, — сказал однажды вечером Людвиг. — Слава Богу!
 Король больше не противится ему, а прислушивается к его советам.

«Но позволит ли ему Наполеон остаться?» — профессор выглядел обеспокоенным.

Людвиг пожал плечами.

"В любом случае, — сказал он, — поведение нашего короля благородно. Он отказался от всего, от титула, богатства, от всего, что у него есть, чтобы помочь с этим долгом
Наполеону. Будущее в руках Бога, а не в наших.

Что касается королевы, то вся Пруссия восхваляла её благородство за то, что она отправилась в
Тильзит.

 Марианна однажды была в Мемеле в гостях у своего дяди Иоахима, который был
счастлив, что Рудольф снова дома, а также побывала при дворе и видела
королеву Луизу до того, как сама переехала в Кёнигсберг.

Она читала чудесную книгу под названием «Леонард и Гертруда».

«Я бы хотела, — сказала она Марианне, — сесть в карету, отправиться в Швейцарию и найти автора».

Его звали Песталоцци, и он был полон новых идей о том, как воспитывать детей.

Но Марианну обрадовала новость о том, что королева скоро приедет в Кёнигсберг.

«Но нашей дорогой королеве нездоровится, — сказала старая графиня Марианне.
"После визита к этому чудовищу она не спит по ночам, плачет и
часто страдает от боли в сердце, хотя на людях она улыбается и
всегда выглядит как ангел».

"Долой Наполеона!" - крикнул попугай. "Выскочка! Злодей! Чудовище!
Долой императора!"

Старая графиня дала ему крекер.

"Красотка Полли", - сказала она. "А теперь помолчи".

"Выскочка! Негодяй!" - повторила Полли.

Затем графиня пожаловалась Марианне на шум королевских детей
и на поведение фрейлин.

"Однажды ночью, когда наша дорогая королева была больна, шум был ужасный. Это разбудило
она задремала, и я вышел посмотреть, кто это готовил. И что же я
нашел?

Пожилая леди затряслась с оскорбленным достоинством.

«Да ведь фрейлины, дитя моё, флиртуют и смеются с генералами! Я говорила с королём, но, моя дорогая Марианна, что это даст? Этикет совершенно вышел из моды! Фрейлины будут вести себя по-своему, будут смеяться, болтать и вести себя самым неподобающим образом.
 Но ничего страшного, мы скоро приедем в Кёнигсберг».

Была глубокая зима, когда прибыла королевская семья. Жители Мемеля
были очень опечалены их отъездом, и король написал им письмо.

"Я благодарю моих храбрых жителей Мемеля за их верность и стойкость.
привязанность к моей особе, моей жене и всему моему дому. Мемель — единственный город в моих владениях, который избежал худших бедствий войны, но он показал, что способен их пережить и готов, если потребуется, противостоять врагу. Я никогда не забуду, что Божественное провидение сохранило для нас убежище в этом городе и что его жители проявили самую горячую и неизменную привязанность к нам.

 Жители Кёнигсберга, в свою очередь, были в восторге. Они немедленно
избрали наследного принца ректором своего знаменитого университета.

«Шестого марта, — сказали они, — мы окажем ему эту честь, устроим грандиозный праздник и факельное шествие».

Кронпринц, которому тогда было тринадцать, счёл это очень красивым и несколько дней ходил с достоинством, но потом ему надоела такая чопорность, и он присоединился к принцу Вильгельму и его другу Рудольфу фон
Ауэрсвальд, Карл фон Шторк и маленький принц Карл в своих сражениях
с мышами и крысами в старом замке.

 Первого февраля все колокола этого старого королевского города
радостно зазвонили.

«У нас появилась новая младшая сестра», — сказали Рудольфу и Карлу королевские дети.

 «Её зовут Луиза, в честь матери», — сказал король.

 «Я так сильно тебя люблю, — сказал он королеве, — что назвал нашу младшую дочь Луизой».

 На глаза королевы навернулись слёзы.

«Пусть она, дорогой Фриц, действительно вырастет и станет твоей Луизой».

«Я устал, — сказал король, — от лордов и леди. Именно народ Пруссии был моим другом и помогал мне. Поэтому именно они будут крестными моей дочери».

Итак, пришли люди, представлявшие все сословия прусского народа, и
они сели за такой роскошный пир, какой только мог позволить себе король.

Королева, которая была нездорова, лежала на диване и принимала всех
крестных отцов маленькой Луизы, и крещение состоялось там, а не в церкви, из-за холодной погоды.

Графиня фон Фосс принесла ребёнка принцессе Вильгельмине и дала ему имя Луиза Августа Вильгельмина Амелия в честь его матери.

Все придворные дамы были одеты в круглые юбки и туники, а королева
старая графиня получила красивый набор украшений, но все они горько плакали
из-за маленькой девочки, чьи голубые глаза открылись на такой холодный и жестокий мир, каким сделала Восточную Пруссию зима и Наполеон.

Когда все расселись за столом, один из крёстных отцов встал и обратился
к крошечной Луизе, чьи голубые глаза удивлённо смотрели на него.

«Луиза Вильгельмина, — сказал он, — дитя народа, ты —
нежный посредник между королём и нами. Да будешь ты жить, чтобы стать
взрослой цветущей девицей среди своих братьев и сестёр; тогда
Твой королевский дом будет процветать в новой славе. Тем временем тёмные часы
пронесутся над твоей головой, как грозовые птицы, — ты услышишь
шелест их крыльев, но это не испугает тебя. Ты, милая, будешь улыбаться,
не чувствуя ничего, кроме своего детского счастья и очарования жизни.
Любящие руки будут крепко держать тебя высоко над пропастью, на краю
которой мы стоим. Пусть будущее улыбнётся нам через тебя. В тебе мы видим
любовь твоего отца к нам, и твоими ясными глазами народ может утешать
короля, говоря: «Мы твои, ты наш господин и
господин: будь силён и верен себе. Не доверяй своим советникам и
слугам, ибо не все они храбры и не все они заодно.
 То, что они сделали и чего не сделали, почти привело нас к гибели. Доверься своему рассудку, своему сердцу, и мы будем доверять тебе. Мы все твои, господин, будь силён и верен себе.

Но у жителей Кёнигсберга были другие заботы, помимо крошечной
Луизы.

Все патриоты Германии приезжали и уезжали, в том числе Шлейермахер,
который отказался остаться в Галле, когда Наполеон захватил город
Фридрих Вильгельм. Он верил, что Австрия и Англия присоединятся к
тому, чтобы свергнуть Наполеона.

"Теперь, — сказал он, — пока Наполеон в Испании, давайте сделаем всё, что в наших силах."

По всей Германии французская армия всё ещё была хозяйкой положения,
выгоняя людей из домов, сжигая деревни, делая всё, что позволял
Наполеон.

"Теперь, — воскликнул Шлейермахер.

«Теперь», — воскликнул Людвиг Брандт.

 «Теперь», — закричали все студенты университета.

 Так тем летом в Кёнигсберге было основано тайное общество под названием
«Союз добродетели», целью которого было распространение
патриотизм по всей Германии. Повсюду возникали ячейки, агенты сновали туда-сюда, и лозунгом было «секретность».

Тем не менее Наполеон узнал об этом.

"Увольте Штейна, — приказал он королю, — он основатель. Он не должен оставаться прусским министром."

Затем он назначил награду за голову этого великого человека, и тот был вынужден спасаться бегством в Прагу, в Богемию. Он сделал всё возможное для своей страны,
и поэтому Наполеон хотел избавиться от него. Но он не был основателем «Союза добродетели».

 «Я смертельно устал от жизни, — писал он, — и хочу, чтобы она поскорее закончилась».
конец. Чтобы насладиться отдыхом и независимостью, лучше всего было бы поселиться в
Америка, в Кентукки или Теннесси; там можно было бы найти великолепный
климат и почву, великолепные виды, покой и безопасность на целый век
не говоря уже о множестве немцев - столицу Кентукки
называется Франкфурт."

Но пруссаки отказались быть побежденными.

«Мы перехитрим Наполеона, который заявил, что прусская армия может состоять только из сорока двух тысяч солдат», — кричали они и муштровали солдат, отправляя отряд за отрядом домой, всегда держа армию наготове.
сорок две тысячи, но обучены все мужчины и мальчики Пруссии.

Отто фон Шток отказался возвращаться домой, но пока он маршировал вместе с остальными, он отправлял письма, в которых рассказывал об ужасных временах, выпавших на долю берлинцев, о том, что у них не было еды, что даже некогда богатые жили как нищие, что не было воска для свечей и что Наполеон ограбил город, забрав всё, что смог найти.

Так закончился ещё один несчастливый для Пруссии год и наступил 1809-й.

 Розовые щёки королевы побледнели, в её глазах,
голубых, как небо, стояли слёзы, а вокруг рта залегли
печальные морщины.

«Если потомки, — писала она, — не поставят моё имя в один ряд с именами выдающихся женщин, то те, кто знаком с трудностями этих времён, будут знать, через что я прошла, и скажут: «Она много страдала и терпеливо выносила это», и я лишь желаю, чтобы они могли добавить: «Она подарила жизнь детям, достойным лучших времён, и которые в своей непрерывной борьбе преуспели в их достижении».

Иногда она так разговаривала с наследным принцем и маленьким Вильгельмом,
и их глаза загорались, и они обещали, что сделают
многое для Пруссии.

Когда она ходила по улицам Кенигсберга, в теплые дни, когда
цветы были в цвету, это была радость всех детей
предложить ей букеты. Никогда она отказала одна, и она всегда была
улыбка для всех.

В один прекрасный день пришла новость из Отто, который испугал отца и отправил его мать
плач спать. Основным зазывал, бравый прусский солдат, отказался прекратить
борьба против Наполеона, и стал великим героем Пруссии, несмотря на
30 декабря, 1808, пока Король и Королева были в Санкт
Находясь в Петербурге с визитом к царю Александру, император удалился
его солдаты из Пруссии, а также Бранденбургские гусары и кавалерийский полк под командованием майора Шилла вошли в Берлин.

Когда Наполеон снова начал воевать с австрийцами, майор Шилл выступил из Берлина против французов без объявления войны, чем разозлил короля, но привлёк на свою сторону тысячу человек.

Среди них был Отто фон Шток.

«Не печальтесь, мои дорогие родители, — писал он, — я не сложу
оружия, пока Наполеон не будет побеждён».

Но что такое тысяча человек?

Конец наступил быстро.

Людвиг принёс новости профессору.

«Шилл убит, — сказал он, — застрелен во время боя на улицах
Штральзунда. Двенадцать его офицеров были схвачены и расстреляны
французами, остальных отправили на галеры».

«Отто! Отто!» — воскликнула бедная мадам фон Шток. — «Ричард, Людвиг, где мой
Отто?»




Глава XXIII

ВСТУПЛЕНИЕ В БЕРЛИН


Шли годы, приближалось очередное Рождество.

Многое произошло.

Наполеон по-прежнему торжествовал, ведь, победив австрийцев, он
вошёл в Вену как победитель.

"Всё потеряно," — писала королева Луиза, — "если не навсегда, то, по крайней мере, на
данный момент."

Что касается Отто фон Шторка, то он не погиб, а продолжал сражаться там, где
мог найти солдат.

 «Вся Европа должна восстать, — писал он своему отцу, — храбрый Андреас Хофер
поднимает тирольцев, и, о, дорогой отец, ты слышал о смелом поступке Гайдна в Вене?»

— Гайдн? — перебила Марианна, а затем с улыбкой начала петь
«В зелени одетый» из «Сотворения» музыканта. Конечно, все они слышали о Гайдне. Несомненно, старик был героем.

 Когда он услышал пушечную стрельбу и понял, что Наполеон входит в его Вену,
он подошёл к окну и открыл створку.

«Пойте! — кричал он людям на улицах, — пойте, добрые люди».

И тогда старый седовласый музыкант возвысил голос и запел свой собственный гимн.

"Боже, храни нашего императора Франца!" — разносилось по улицам, и все люди подхватывали.  И когда вошёл Наполеон, они пели во весь голос.  Но для Гайдна это было слишком.  Он умер через два дня.

Затем Отто отправился воевать в Тироль.

"Он разобьет мне сердце," — плакала его мать, но глаза герра лейтенанта
блеснули.

"Если моя рука..." — начал он, но мать закричала, и он не
закончил фразу.

Наполеон в эти мрачные дни развёлся со своей женой, женился на эрцгерцогине Марии-Луизе Австрийской, и у них родился сын, которого назвали маленьким королём Рима.

 Царь снова встретился с Наполеоном, и в Эрфуртском сражении они поделили мир между собой, а затем
 Александр нанёс визит своим друзьям в Мемель и был потрясён видом королевы.

«Поедем, — сказал он, — в Санкт-Петербург и увидим чудеса моей столицы.
Это пойдёт королеве на пользу. »

И они отправились в великолепное путешествие и встретились со всей королевской семьёй
Россия и получила почёт и богатые подарки.

Но королеву Луизу больше не интересовали такие вещи, как роскошные наряды, короны,
банкеты и драгоценности.

Своей подруге, фрау фон Берг, она написала:

"Я вернулась из Санкт-Петербурга, как и собиралась. Теперь меня ничто не поражает.
Да, я всё больше и больше чувствую, что моё королевство не от мира сего. «Я танцевала, дорогой друг, — сказала она, — я была мила со всем миром, но да смилуется надо мной Всемогущий». Так сильно она переживала за своё бедное королевство.

Но теперь французы полностью покинули Берлин, и на Рождество
В 1809 году, через три года после битвы при Йене, король и королева возвращались в
свою столицу.

Марианна и её бабушка стояли на Унтер-ден-Линден, Людвиг
и Паулина, которая теперь была его женой, стояли неподалёку. Снова были флаги
и гирлянды, и снова повсюду были люди.

"Берлинцы прислали нашей королеве новую карету, украшенную её
любимыми фиалками," и Марианна радостно улыбнулась.

«Ах, да, — сказала её бабушка, которая теперь говорила по-немецки. — Сейчас мы можем делать такие вещи, но раньше этот монстр Наполеон даже не позволил бы нам отпраздновать её день рождения».

И она рассказала Марианне об актёре Иффланде, который набрался смелости и в
десять часов утра, в день рождения её величества, появился в театре с букетом
цветов.

 Марианна слушала с большим интересом. Она сильно изменилась и всегда старалась думать о других.

«Спасибо нашей доброй королеве, — всегда говорила её мать, — хвала Господу, что Марианна теперь старается подражать ей, ведь она — образец для всех немецких девушек».

Ровно в тот же час, когда пятнадцать лет назад Луиза Мекленбургская в качестве невесты въехала в Берлин, королева появилась в своей карете, обитой фиолетовым бархатом.

Берлинцы ликовали, но в то же мгновение их глаза заполнены.

Это была их Королева, и прекрасна, как всегда, некоторые заявили даже
красивее, но она, казалось, как роза, корень которого уже не возводят. Ее
Щеки были бледны, глаза заплаканы, а вокруг ее
рта, изо всех сил пытающегося улыбнуться, как прежде, виднелись печальные морщинки.

"Как мы его ненавидим! «Как мы ненавидим Наполеона!» — и люди сжимали кулаки,
увидев её.

 С ней были её племянница Фредерика, принцесса Шарлотта, теперь высокая и
красивая, старая графиня и весёлый Карл.

Юные принцы были верхом на лошадях, король — со своими генералами.

«Да здравствует наш добрый король! Да здравствует Фридрих Вильгельм!» — кричали берлинцы, но когда они увидели королеву и вспомнили, как она ради них отправилась к Наполеону, её имя звучало от одного конца Берлина до другого.

Во дворце старик поднял её из кареты, обнял и увёл от народа.

«Её отец, старый герцог!» — кричали берлинцы и не стеснялись
плакать навзрыд.

Через несколько мгновений на балконе появилась королева Луиза.

Люди обезумели от радости, её щёки порозовели, она
попыталась улыбнуться, но слёзы, хлынувшие из глаз, помешали ей.

 «Это душераздирающе», — сказала незнакомка мадам фон Бергман, которая
сама вытирала глаза вышитым платком. «Когда, мадам, я вижу эту бедную женщину, нашу королеву, и думаю обо всём, что она пережила, и о том, что наше королевство разделено на две части и всё ещё управляется Наполеоном, я не могу сдержать своих слов».

«Не волнуйтесь, герр Арндт, — сказала мадам фон Бергман, — мы все чувствуем то же, что и вы».

Незнакомец встревоженно вздрогнул.

— Вы меня узнаёте? Я думал, — сказал он, — что горе так изменило меня,
что никто не узнает моих черт.

— Со мной вы в безопасности, — сказала добрая дама, которая знала, что за голову этого патриотичного поэта назначена награда. — Я — тёща герра
профессора Рихарда фон Шторка из «Добровольческого корпуса». — Она понизила голос, произнося последнее слово.

Арндт взял её за руку и, уходя с ней, рассказал, как его
гоняли с места на место и оторвали от сына ради безопасности
малыша.

«Когда я оттолкнул ребёнка, — сказал он, — я чуть не проклял
французы и корсиканец, который ими правит».

На мгновение он замолчал.

Затем он оглядел оживлённую Унтер-ден-Линден.

"Но, мадам, — его лицо было похоже на лицо пророка, — сегодня я вижу в этом великолепии, в этих громких и продолжительных приветствиях королю надежду на то, что все сердца могут объединиться в едином немецком духе. Я вижу больше
глаз, наполненных печалью, чем сияющих от радости, и кто знает, что из этого выйдет
для нашего дорогого Отечества?

Глаза Марианны заблестели.

Она мечтала служить своей стране. Но что могла сделать девушка?

Она опустила голову.

На углу Фридрихштрассе и Унтер-ден-Линден она столкнулась лицом к лицу с Беттиной, которая шла домой с девочками из «Луизенштифт».

«Пойдём домой с нами, дитя моё, пожалуйста», — очень любезно сказала старая мадам фон Бергман.

Беттина получила разрешение и присоединилась к ним. Она была уже большой девочкой, ей было тринадцать.

"Милостивая фройляйн, - сказала она Марианне, - как я счастлива". Затем она
рассмеялась своим веселым булькающим смехом. "Я думаю, милостивая фройляйн, Фредерик
Барбаросса просыпается. Я думаю, он потягивается. Он встанет
скоро и прогонит Наполеона. Арндт удивленно посмотрел на нее, а затем
кивнул.

Вечером было грандиозное представление.

Берлинцы уговаривали короля появиться в театре.

"Да, да, — сказал он, — но сначала мы пойдём в церковь и поблагодарим Всемогущего
Бога за его милость."

В честь своего возвращения он освободил многих заключённых, раздал деньги бедным
и не забыл поблагодарить всех, кто был ему верен.

Со своей стороны, берлинцы заказали скульптору Шадову статую королевы и установили её на острове в Тиргартене.

Король также учредил орден «За заслуги» и с большой помпой наградил им многих, в том числе актёра Иффланда и старого
священник, ответивший Наполеону.

Но, несмотря на всё это, у Пруссии не было денег.

"Но наш король делает всё, что может," — сказал Людвиг мадам фон Бергман однажды вечером, когда они с Полиной пришли на ужин.

«Да, — вмешался Франц, который тогда был в Берлине, — он приказал, чтобы на королевском столе за обедом стояло только четыре блюда, а за ужином — два».

«И я слышала, — сказала Паулина, оторвавшись от вышивания, — что, когда слуга спросил, сколько шампанского заказать, король сказал, что не нужно покупать ни капли, пока все его подданные снова не смогут пить пиво».

Мадам фон Бергман печально покачала головой.

— На это нет никакой надежды. Посмотрите на этот кофе, — и она налила чашку из
кофейника, который служанка принесла для гостей.

"Кора дуба, морковь и бобы, обжаренные вместе, — вот наш кофе,
спасибо Наполеону."

Пока они разговаривали, вошёл гость.

"Наполеон застрелил Андреаса Хофера, — объявил он, — в Мантуе!"

Двое мужчин вскочили со своих мест.

"Невозможно!" — воскликнули они, но, увы, на следующий день узнали правду. Этот храбрый трактирщик из Инсбрука, который так отважно сражался за освобождение своего народа, был предан другом Наполеона и застрелен в
Мантуя, за горами.

Королева плакала от горя, когда узнала об этой печальной трагедии.

"Что за человек, — писала она, — этот Андреас Хофер, предводитель
тирольцев. Крестьянин стал капитаном, и каким капитаном! Его
оружие — молитва, а его союзник — Бог. О, если бы вернулись времена Орлеанской девы, если бы враг был изгнан с нашей земли!

Примерно в это время Наполеон позволил министру Гарденбургу вернуться к своим обязанностям. Дела сразу пошли в гору.

"А королева, — писала Марианна своей матери, — собирается в путешествие.
Она должна была отправиться с королём и детьми во все места, где она жила в качестве кронпринцессы, в Парец, в Ораниенбург и на Павлиний
остров.

В Пареце королева гуляла по аллеям со своим мужем.
Внезапно она очень серьёзно повернулась к нему и сказала:

"Фриц, ты сделал меня очень счастливой, ты и наши дети."

Но Наполеон и не думал увеличивать ее счастье.

"Заплати свой военный долг!" - продолжал он плакать.

"У нас нет денег", - сказали бедные пруссаки.

"Тогда я правлю тобой до тех пор, пока ты этого не сделаешь", - был неизменный ответ Наполеона.

«И этот негодяй, — сказала мадам фон Шток, — приказал нашему королю помочь огромному русскому войску, проходящему через Пруссию».

 «И я слышала, — сказала Паулина, — что, когда король услышал эту новость, он склонил голову и сказал, что из всех людей ему не повезло больше всех».

"Но наша Королева," поставить на Марианну, которая работала в палатке стежок "находится на
с огромным удовольствием".

Обе дамы смотрели на нее с любопытством.

"Она едет навестить своего отца", - ответила Марианна. "Графиня
сказала мне. Ее не было дома много лет, и когда она рассказала королю
о своем великом желании, он согласился. Она должна уехать завтра.

Беттина, которая направлялась в «Аистное гнездо», видела, как она уезжала.
Заметив девочку, королева улыбнулась ей на прощание.  По какой-то причине Беттина почувствовала себя подавленной.

"Как будто она прощалась навсегда, — сказала она Марианне
позже.  Марианна весело рассмеялась.

"Она вернется через несколько дней. Что за вздор!




ГЛАВА XXIV

«МОЯ КОРОЛЕВА, МОЯ БЕДНАЯ КОРОЛЕВА!»


В ночь на 18 июля дорожный экипаж мчался в сторону
Фюрстенбурга, первого города во владениях герцога Мекленбургского,
и кучер гнал лошадей во весь опор.

Внутри сидел король, бледный и худой после тяжёлого приступа малярии. С ним были наследный принц и принц Уильям, лица мальчиков были мокрыми от слёз, а глаза
устало смотрели вперёд.

Лошади неслись во весь опор.

"Быстрее! Быстрее!" — то и дело приказывал король, сжимая кулаки.

Вскоре розовый свет возвестил о наступлении дня, петушиное кукареканье
объявило о наступлении утра, звёзды исчезли с проясняющегося неба, и
карета помчалась через Фюрстенбург.

Ещё два часа. Король посмотрел на часы и закричал:

"Быстрее! Быстрее!"

Жители города, пораженные грохотом колес, недоумевали, кто проезжает мимо
в такой спешке. Позже подошел второй вагон, из одного окна выглядывало белое заплаканное лицо девушки
, у нее на плече - круглый розовощекий мальчик
.

Это были король, наследный принц, принц Уильям и принцесса
Шарлотта и принц Карл спешили к королеве Луизе.

После того, как она добралась до Мекленбурга, к ней присоединился король.

Никогда он не видел её такой счастливой.

Как девчонка, она рассказала ему, как её встретили в Фюрстенбурге её
сестра Фредерика, отец и братья. Её бабушка, будучи
Старик приветствовал её у дверей герцогского дворца, и впервые за много лет она оказалась наедине со своими людьми.

Когда пришёл король, они устроили публичный приём.

«Но только один раз, пожалуйста, дорогой отец, — взмолилась королева Луиза. — Я чувствую, что это счастье не может длиться вечно. Что-то угнетает меня, поэтому, пожалуйста, давайте воспользуемся возможностью побыть наедине».

Когда она одевалась для этого приёма, её фрейлины заметили, что
из драгоценностей у неё были только жемчуга.

 «Остальное я продала, — сказала она с улыбкой, — но ничего страшного, жемчуг
Они подходят мне, потому что означают слёзы, а я пролила их немало.
Более того, — и она достала миниатюру, висевшую у неё на шее, — у меня есть моё
лучшее сокровище.

Это была фотография короля, и королева любовно смотрела на неё.

"После стольких лет мой добрый Фриц всё так же любит меня, —
сказала она и выглядела счастливой, как девочка.

"Давай, Фриц", - кричала она мужу, и Сид про него, показывая ему
это и то, и рассказывать истории из своего детства. Она никогда не казалась
так счастлива.

Однажды утром они должны были идти, чтобы увидеть часовню короля выразили
интерес.

«Я останусь с Джорджем», — сказала королева, которая пожаловалась, что плохо себя чувствует, и они оставили её с братом.

Когда её отец вернулся, он нашёл на своём письменном столе записку, написанную на
французском языке его дочерью, королевой.

 «Дорогой отец, — прочитал он, — сегодня я очень счастлива как твоя дочь и как жена лучшего из мужей.

 Луиза.

 «Новый Стрелиц, 28 июля 1810 года».

 Он сразу же показал это письмо королю, и оба мужчины замолчали от счастья. Но они и не подозревали, что женщина, которая так их любила, больше никогда не прикоснётся ни к бумаге, ни к перу.

Она была нездорова, но никто не обращал на это внимания. И вот теперь, ранним летним утром, король спешил к ней.

"Быстрее!" — звал он. "Быстрее!"

Она попрощалась с ним с улыбкой и надеждой на скорую встречу,
и он вернулся в Берлин.

 Одно за другим приходили донесения.

"Королева больна. Ей становится хуже. Пойдёмте! Пойдёмте!

Но этот бедный, вечно несчастный король сам был тяжело болен,
внезапно заболев малярией. Несколько дней он не мог встать с постели и
отправился в Новый Стрельц только двадцать восьмого числа. И
тогда королеве стало так плохо, что нельзя было медлить.

Было между четырьмя и пятью часами утра, когда карета подъехала к замку.

Королева, которая не спала в своей комнате, услышала их приближение. В полночь ей стало хуже, в два часа она позвала сестру, которая сразу же подошла к ней.

«Дорогая Фредерика, — спросила она шёпотом, — что будут делать мой муж и дети, если я умру?»

Но вот пришёл король.

В зале он встретил врачей. Они объяснили, что в одном лёгком образовался и лопнул абсцесс. Пострадало сердце, и королева угасала.

— Ваше Величество, — сказали они, — надежды нет.

Старая бабушка королевы, её сморщенные щёки были мокрыми от слёз, она взяла
короля за руку обеими руками.

— Пока есть жизнь, есть и надежда, — сказала она своим старческим голосом, пытаясь
утешить его.

Несчастный Фредерик Вильгельм покачал головой.

"Если бы она не была моей, - сказал он, - она могла бы выздороветь".

Старый герцог присоединился к нему. Ночью они разбудили его от
сна.

Принцесса Фредерика стояла у двери.

- Моя дочь в опасности? - спросил он.

Она пожала ему руку.

«Господи, — сказал бедный старый отец, — пути Твои неисповедимы».

Дрожащими руками он ввёл короля в комнату.

На подушках, откинув занавески, чтобы впустить воздух, лежала
бедная королева Луиза.

С одной стороны была старая графиня фон Фосс, фрау фон Берг держала её за руку,
а принцесса Фредерика — за другую.

Бедная «королевская роза», с которой так грубо обошлись,
навсегда увяла.

Когда врачи попросили её пошевелиться, чтобы ей было удобнее, она не смогла этого сделать.

 «Я королева, — печально сказала она, — и у меня нет сил пошевелить рукой».

Но когда она увидела короля, радость сделала её похожей на прежнюю Луизу.

Король обнял её так, словно никогда больше не увидит.

"Неужели я так плоха?" — спросила она.

Король вышел из комнаты.

Бедная королева переводила взгляд с одного лица на другое, и силы снова покинули её.

"Кажется, король хочет со мной расстаться," — выдохнула она. «Скажи
ему, чтобы он этого не делал, иначе я сразу умру».

Он тут же вернулся и сел на её кровать, и минуты текли, пока
старая графиня поддерживала свою дорогую королеву Луизу.

"Где мои дети, Фриц?"

Наследный принц и Уильям, держась за руки, подошли к ее кровати.

"Мой Фриц! Мой Уильям!" - сказала она и улыбнулась каждому из них. Потом она
изо всех сил, чтобы попросить о Шарлотте, который послал ей письмо о ее
день рождения, полный слез, что ее мать отсутствовала.

Усилия принесли на такую боль, что они отправили сыновей.

Они вышли из замка в сад, где воздух был свежим и прохладным, а на розах лежала роса.

В комнате врачи умоляли королеву вытянуть руки, чтобы она могла лечь повыше.

"Я не могу, — сказала бедная королева. — Только смерть поможет мне.

Держа ее за руку, король сел на кровать, старая графиня опустилась на колени, и
Фрау фон Берг поддержала ее голову.

На протяжении всей своей болезни она снова и снова повторяла тексты, которые
она любила и находила в них утешение, но теперь ее губы могли только шевелиться, когда
дыхание становилось все медленнее и медленнее.

Бедный король, опустив голову, думал о Йене и обо всем, что перенесла его королева
.

Внезапно королева прижалась головой к груди фрау фон Берг.
 Её голубые глаза открылись и устремились ввысь.

 «Я умираю, — сказала она довольно отчётливо. — Господи Иисусе, пусть это будет быстро».

Через несколько минут королева Пруссии оказалась вне досягаемости
Наполеона, который мог причинить ей вред.

"Пути Господни, — писала старая графиня, — неумолимы и
священны, но по ним страшно идти. Король, дети, город
потеряли всё на свете. Я говорю не от своего имени, но моё горе
велико. Моя королева! О, моя бедная королева!"




ГЛАВА XXV

ПОСЛЕ


Когда первое горе утихло, король отправился в сад к Фрицу и Вилли. Сорвав ветку, на которой росли три розы, он вернулся с маленькими принцами к королеве. Все трое поцеловали её, и король
вложил розы ей в руку, когда вторая карета подъехала к дворцу
.

Шарлотта и Карл приехали слишком поздно. Их мать умерла полчаса назад
. Старая графиня была всем, что у них теперь было, и она подавила рыдания, чтобы
утешить бедных детей короля и королевы, но, бедная старая леди, ее
сердце было разбито в восемьдесят лет, и она прожила всего несколько лет.

Врачи, осмотревшие тело королевы Луизы после смерти, заявили,
что на её сердце вырос полип, образовавшийся из-за горя и беспокойства, и
это убило её, но народ Пруссии не поверил в это.

«Полип, нет, — сказали они. — Это сделал Наполеон. Мы восстанем. Мы прогоним тирана с нашей земли, потому что он убил лучшего друга Пруссии».

 «Вороны, Беттина, — сказал герр лейтенант, — теперь улетят из
 Киффхойзера. Подожди, старый Барбаросса проснётся и спасёт нас».

Но у крестьян был другой герой.

"Шилл не умер!" — кричали они. "Храбрый Шилл не умер. Он тоже
любил нашу королеву. Он скрывается и поведет нас против Наполеона."

"Как будто мы потеряли члена нашей семьи," — плакала мадам фон
Сток, пытаясь утешить бедную Марианну.

Когда тело королевы привезли в Берлин и оно лежало в гробу,
Беттина вместе с девушками из «Луизенштифта» пошла в последний раз взглянуть
на лицо королевы, которая заботилась о ней. Берлинцы, которые тоже
смотрели, думали о своём, принимали решения и шли домой, чтобы
дождаться похорон, которые состоялись тридцатого числа. Королевские
дети вместе с отцом шли за гробом, а няня несла на руках новорождённого, маленького Альбрехта.

"После Йены, — говорили берлинцы, — мы думали, что потеряли всё, но потом у нас появилась наша королева."

Однако даже смерть королевы не тронула Наполеона, который, имея Пруссию под своим контролем, намеревался оставить её там. Понимая это, многие патриоты-
немцы, отказавшись признавать французское правление, уехали в Санкт-Петербург.
 Среди них был и барон фон Штейн, которого царь, начинавший уставать от своего друга Наполеона, пригласил в качестве советника. После его отъезда профессор фон Шток получил письмо от Отто.

«Наполеон правит Пруссией», — писал он. «Если я вернусь домой, я должен буду сражаться по его приказу, потому что мы опасаемся войны с Россией. В Санкт-Петербурге барон фон Штейн
формирует немецкий легион из дезертиров из Пруссии. Я присоединюсь к нему.
Никогда я не буду сражаться под знамёнами Франции. Арндт тоже в Санкт-Петербурге
 и будет секретарём Штейна. С ними и с
Гарденбургом в качестве министра Пруссию ещё можно спасти. А до тех пор — Auf
wiedersehen.

В тот самый день, когда пришло это письмо, Берлин был потрясён новостью о том, что Наполеон со своими солдатами выступил против Александра.




Глава XXVI

ПРОВЕРКА


Восточная Пруссия снова была скована льдом. На земле лежал глубокий снег, и лёд трещал на ветвях деревьев, как в тот год, когда Беттина
и Ганс встретил королеву во время её полёта в Мемель. Никогда, как заявили жители Восточной Пруссии,
они не переживали такой ужасной зимы. В городах женщины, закутанные в ватные платки, ходили тихо и печально, а мужчины, сидя в санях с высокими полозьями, с замёрзшими на бороде каплями дыхания, говорили скорбными фразами, потому что знали, что под замёрзшей Вислой, под ледяной коркой, таится тайна, которая, когда весна раскроет её, повергнет их в ужас и сделает их ненависть к Наполеону ещё сильнее.

Не то чтобы они уже не ненавидели его. У Тугендбунда были
Весть о страданиях бедной королевы дошла до каждой деревушки в
Пруссии. Наполеон убил её, кричали люди, и втайне
готовились к борьбе с ним. Они верили, что никогда ещё с
страной не обращались так жестоко. Деревни были разрушены, города сожжены,
невинных людей расстреливали или подвергали жестокому обращению. В
свободном городе Гамбурге Даву выгнал из больниц сотни больных,
сирот — из приютов. Двадцать тысяч гамбургеров, заказанных из города,
дрожа от холода, наблюдали, как французы сжигают свою страну
дома, языки пламени, вспыхивающие на фоне зимнего неба и освещающие
почерневшую и пустынную страну. Недалеко от Дрездена женщинам, приказали выйти из
их дома и детей, и с тачками, были вынуждены принести
в мертвых и умирающих, в то время как Наполеон пользовался сам в
театр.

Проверка, однако, пришла той ледяной зимой 1812-13 годов.

По дороге из России, хромая на замёрзшие ноги, перевязанные соломой, или
оставляя кровавые следы на снегу, шли французские и прусские солдаты, падая
здесь, умирая там, тонуть на суше или в Висле. Пятьсот
Тысячи французов и немцев, вынужденных помогать Наполеону в этой войне
против России, шли с развевающимися знамёнами на Москву. Вместо
русских их встретило пламя, и теперь двадцать тысяч, потому что остальные
погибли в снегу или замёрзли в Висле, хромая, возвращались в Пруссию. Лошади падали, как листья, под ледяными ветрами
Балтики, и их тела отмечали линию отступления Наполеона из Москвы. Они продолжали сражаться, их мечи были сломаны, ноги превратились в комья грязи,
их слава исчезла. Они умирали от голода, им нечего было есть,
Во время войны Наполеона с Пруссией они сожгли её
фермерские дома, уничтожили посевы и убили фермеров. Они сеяли
разрушение, а теперь пожинали голод.



"Но слава Богу, — воскликнул Отто фон Шток, сидя у костра
немецкого легиона, — Наполеон побеждён."

"Ja wohl, — воскликнули его товарищи, разгорячённые погоней за
беглецами. Затем Отто возвысил голос и запел гимн, написанный Арндтом
для немецких солдат:

 «Что такое Отечество для немца?
 О, назови же наконец эту могучую землю,
 Такую же широкую, как звучит немецкий язык,
 И поются немецкие гимны Богу,
 Это земля;
 Назови ее, немец, своим Отечеством!
 Нам дана эта славная земля;
 О Господь Саваоф, взгляни с Небес,
 И даруй нам, немцам, верность
 Преданно любить нашу страну;
 Любить нашу землю,
 Наше неделимое Отечество!"

И пока они пели, Отто вспомнил Фридланда и его брата Вольфганга.
Он вспомнил королеву Луизу и то, как часто она улыбалась ему в Мемеле,
он вспомнил своего любимого героя Шиля и храброго Андреаса Хофера. Внезапно
он прервал свою песню смехом.

«Беттина была права, — подумал он. — Бедная маленькая девочка! Старый Барбаросса
проснулся, и его меч — это дух немецкого народа».

И когда война закончилась, однажды он появился в Кёнигсберге,
великолепный, красивый солдат.

"Ах, боже мой!" — сказала его мать, — "но я рада снова видеть своего мальчика."
Отто говорил только о будущем Германии.

 Его отец кивнул, когда он заявил, что удача снова улыбнётся
Пруссии. А затем он рассказал, что по всей Пруссии и в более мелких
государствах люди отказываются говорить по-французски, носить французскую
одежду или быть кем-то, кроме хороших немцев.

"Хвала Господу!" - благочестиво закончил он.

"Где Беттина, мама?" - совершенно неожиданно спросил Отто.

Когда он услышал о "Луизенштифте", его лицо вытянулось, потому что он намеревался
подразнить ее насчет Фридриха Барбароссы.

- А Ганс?

"О нем никогда не было слышно ни слова", - печально ответил его отец.

"Возможно, застрелен", - сказал Отто. "Бедный старик!" и он предложил руку
своей матери. Ничто так не радовало ее, как прогулка со своим прекрасным
солдатиком. Она забыла обо всех неприятностях, которые он ей причинил, и помнила
только то, что он вернулся героем.

Карл повсюду следовал за ним и сообщил семье, что он тоже,
он стал бы солдатом.

"Нет, нет!" — воскликнула его мать, отпрянув.

Но профессор упрекнул её.

"Всех своих сыновей, — сказал он самым торжественным тоном, — я отдаю на службу Отечеству."

Но мадам фон Шток, вспомнив своего Вольфганга, крепко сжала губы.

"Если начнётся война с Наполеоном, я пойду туда медсестрой. Теперь я уже достаточно взрослая, не так ли, дорогой отец? — и Марианна обняла его за шею.

Профессор кивнул.

"Я охотно согласен, дорогая дочь, — и он пожал ей руку.

Гёте больше не был героем Марианны.

"Он спокойно сидел в своём саду, — сказала она, — когда загрохотала пушка.
Йена, и ни разу за все наши беды он не повысил голос в защиту Германии.
Да, он величайший поэт, но не герой. Он видел Наполеона, он
восхищался им и говорит, что сочувствует ему из-за его великой
мечты об объединении Европы. Я не могу этого простить".




ГЛАВА XXVII

НАРОДНАЯ ВОЙНА


Голова Беттины была выбрита, как у мальчика, и она протянула Марианне свои
золотистые волосы, длинные, тяжёлые и густые.

 Что касается самой Марианны, то она раскладывала на столе в комнате, где они стояли, все свои книги, своего любимого Гёте, Шиллера, всех их,
Она любовалась своими кружевами и драгоценностями, которые ей дарили с детства.

"Как приятно, дорогая Беттина, — сказала она, — что ты снова с нами,
теперь, когда после всех этих ужасных лет мы снова в Берлине."

Лицо Беттины просияло.

"Да, дорогая мадемуазель..."

Марианна подняла руку.

— Не по-французски, Беттина, а по-немецки.

 — Да, да, дорогая фройляйн Марианна, прошу меня извинить. Я была так счастлива, когда услышала, что герр профессор приедет в новый университет здесь, в Берлине, и что милостивая фрау-мать снова будет нуждаться во мне.

 Марианна улыбнулась, а затем, подняв руку, чтобы остановить разговор,
она услышала чей-то голос и позвала:

"Ильза, Эльза, идите сюда, несите свои подношения сюда!"

Вошли близнецы, высокие, как Беттина, и совсем юные, но такие же похожие, как всегда.

В руках у них были безделушки, книги, рукоделия и кружева.

"Вот," — сказали они и положили их на стол. Затем, увидев
Беттину, они воскликнули: "Твои волосы, о, Беттина! Твои прекрасные, прекрасные волосы!"

"Это все, что у меня было", - сказала Беттина, покраснев. "Мне сказали, что это будет продаваться
и за большие деньги".

Следующим вышел Карл, высокий молодой человек с едва заметными усиками, которые
говорили о его мужественности.

«Это всё, что у меня есть, дорогая сестра», — и он добавил к куче маленькую
кошечку, несколько книг и пару пистолетов, которые когда-то принадлежали его дедушке.

 Мадам фон Шторк последовала за ним, её волосы поседели, а лицо
изменилось от горя.  В руках она держала стопку красивых вышивок, льняных и
кружевных скатертей. В одной руке она держала шкатулку с драгоценностями, в другой —
аметистовое ожерелье, которое её сестра Эрна надела на свадьбу
принцессы Фредерики.

За ней шли герр профессор, Франц и Отто с книгами, старинным
оружием и кошельками с золотом.

- А теперь служанки! - воскликнула Марианна. - Вот, Гретхен, о, это прекрасно!
розовощекая девушка положила на кучу свое крестьянское ожерелье из старинных
монет.

Другая Элиза подарила золотые булавки, которыми она скрепляла свой
головной убор.

«А милостивая фрау, — сказали они, взглянув на мадам фон Шток, — может
дать нам половину нашей зарплаты».

Пока они разговаривали, вошли Людвиг и Паулина. С ними была маленькая девочка, которая держала в своих пухлых ручонках с ямочками глиняный горшочек или копилку, в которой люди хранят деньги. Людвиг подвёл её к столу.

«За дорогую Родину», — прошамкала она и положила своё маленькое подношение
вместе с остальными.

Людвиг и Паулина добавили свои, один - золото, другой - полотно, серебро
и украшения.

На мгновение воцарилась тишина, затем герр профессор подошел к столу
. Его взгляд скользнул с бритой головы Беттины на берег реки
крошечный Эрнхен. Затем он поднял руки над подарками.

«Дорогой Отец Небесный, — сказал он, — благослови дары великих и малых, богатых и бедных, на благо дорогого Отечества, и да процветают истина и справедливость».

«Аминь», — сказали все в «Аистом гнезде».

Затем он подозвал Карла, Отто и Франца.

«И наших сыновей тоже», — сказал он и посмотрел на жену.

— Да, да, Рихард, — сказала она, и по её щекам потекли слёзы. — Теперь я тоже готова.

Марианна протянула руку Беттине и подвела её к столу.

"Мы пойдём в качестве медсестёр, отец. Ты обещал.

Это была «Народная война», великое восстание немцев против Наполеона. По всей стране мужчины, женщины и дети отдавали все, что у них было. Россия
и Австрия присоединились к ним, и великая битва произошла при Лейпциге
в Саксонии. Кронпринц сражался вместе со своим отцом, и когда победители
вошли в город, Карл, Франц и Отто были с ними.

Само сражение длилось три дня. В последний из них император
Франц, царь и Фридрих Вильгельм стояли на холме
и наблюдали за битвой.

К ним подскакал офицер. Спрыгнув с лошади, он приблизился к трём правителям.

"Мы победили!" — воскликнул он. "Враг бежит!"

Три монарха с торжественной радостью сошли с коней, преклонили колени на
поле боя и возблагодарили Бога за победу.

Въезд в Лейпциг был великолепен. Союзные армии выстроились в
большой каре вокруг рыночной площади, их монархи находились в центре.
Пруссаки в синих мундирах, красно-белых полосатых жилетах, белых
брюках, высоких сапогах и шапках из медвежьей шкуры держали
на вытянутых руках орла перед старым ратушей. Русские в синих мундирах с красными
воротниками, в брюках, заправленных в сапоги, несли бело-
жёлтые флаги, а австрийцы в бело-красных мундирах замыкали
огромную шеренгу солдат.

Звонили в колокола, развевались флаги, и, когда война была объявлена оконченной,
Наполеон был сослан на остров Эльба в Средиземном море.

"Теперь мы избавились от чудовища", - сказала мадам фон Шторк. "Мы все можем быть
счастлив. Слава Богу, у меня снова есть мои дети".

Но мир еще не покончил с врагом королевы Луизы.

"Наполеон сбежал! Маршал Ней присоединился к нему! Наш враг снова на свободе
" - таков был клич, который несколько месяцев спустя разнесся по Европе.

Все это нужно было повторить. Но на этот раз Англия присоединилась к Пруссии.
Франц, Отто и Карл ушли, а Марианна и Беттина снова стали
медсёстрами.

"О боже!" — плакала мадам фон Шток, — " неужели мир никогда не избавится от
этого чудовища?"

Людвиг кивнул.

"Это последнее," — сказал он. "Теперь нам поможет Англия."




Глава XXVIII

ВРАГ ПОКОРЁН


Одиннадцатого июня 1815 года принц Вильгельм впервые причастился в присутствии всей королевской семьи. На следующий день он и его отец, король, отправились в армию.

В Мерзебурге их остановил курьер. Под Брюсселем произошло великое сражение между англичанами под командованием герцога Веллингтона и пруссаками под командованием генерала Блюхера, храброго полководца, который плакал, когда сдавал ключи от Любека.

 «Наполеон побеждён!» — объявил курьер, передавая депеши королю.

Англичане называют эту битву «Ватерлоо», пруссаки — «Прекрасным
союзом».

Старый Блюхер доказал свои слова на деле. Англичане сражались
упорно, Блюхер обещал прийти, если услышит стрельбу. Французы,
которые победили его несколькими днями ранее, могли сделать это почти
невозможным. Но когда загрохотали пушки, храбрый старый пруссак
подумал только о своём обещании.

«Вперёд, дети, вперёд!» — кричал он своим солдатам.

 «Мы не можем, отец Блюхер, — отвечали они. — Это невозможно».

«Вперёд, дети, вперёд!» — повторял старик. «Мы должны. Я должен».
— Я обещал своему брату Веллингтону. Я обещал, слышите? Не говорите, что я нарушил своё слово. Вперёд, дети, вперёд!

И вот они пришли к Ватерлоо, и союзники победили Наполеона.

"Сражение было самым великолепным. Самая славная победа
была одержана, — писал старый Блюхер. — Я думаю, что история Наполеона закончилась."

Союзники с триумфом вошли в Париж, и Наполеон, бросившись под защиту англичан, был сослан на остров Святой Елены.

 «Увы, — писал великий француз, — если бы Наполеон подружился с королевой
Луиза в Тильзите: «Этого могло бы и не случиться, если бы
Фридрих Вильгельм отказался присоединиться к союзникам».

Наполеон ценил Магдебург выше сотни королев, но одна королева
победила его, и Европа освободилась от человека, который воевал с ней
двадцать лет.

"Но, — написала однажды королева Пруссии, — мы можем многому научиться у
Наполеона; то, что он сделал, не пройдёт для нас бесследно. Было бы кощунством сказать, что Бог был с ним, но он, кажется, является орудием в руках Всевышнего, чтобы покончить со старыми вещами, которые
утратили жизненную силу, чтобы отсечь, так сказать, мёртвую древесину, которая
внешне всё ещё соединена с деревом, которому она обязана своим существованием. То, что
мёртво, совершенно бесполезно, а то, что умирает, лишь высасывает сок из ствола и ничего не даёт взамен.

«Я действительно наслаждалась видом Наполеона», — сказала мать Гёте
Беттине Брентано из «Марианны». «Именно он окутал весь мир волшебным сном, и за это человечество должно быть благодарно, потому что, если бы они не спали, они бы ничего не получили и продолжали бы спать, как и прежде».

После того как Наполеон взбудоражил Европу своими войнами, всё изменилось, и
мир стал таким, каким мы его называем «современным», и за это
даже бедные пруссаки благодарили его, потому что многое улучшилось, и
люди всё больше и больше обретали свободу. Они говорили на своём языке,
они сплотились и в войне с врагом научились любить свою родину.





  Глава XXIX


Пока Франц, Отто и Карл сражались, Марианна и Беттина
ухаживали за ранеными солдатами.

Однажды Беттину позвали помочь раненому тюрингцу.

Увидев его лицо, она воскликнула:

"Вилли! Вилли Шмидт из Йены!"

Лицо солдата озарилось радостью.

"Ах, чёрт возьми!" — воскликнул он, — "если это не Беттина Вейланд!"

Но доктор запретил разговаривать, и они могли только улыбаться друг другу. Но когда прошло много дней после Ватерлоо, а солдат почти
поправился, было о чём поговорить.

Конечно, у Вилли была странная история, которую он мог рассказать. Она была о дедушке Беттины.

"Ах, дитя!" — сказал он Беттине, — "он жив и находится с матерью и отцом." И он рассказал, как после "Тильзитского мира" старик
вернулся в Тюрингию.

"Но не думай, что он забыл тебя, Беттина," — очень поспешно сказал Вилли. Затем он коснулся своей головы. "Бедный старик, — добавил он, — он всё забыл," — и он сказал бедной Беттине с безумным взглядом, что старый Ганс был как ребёнок, всегда говорил о Фридрихе Великом и его сражениях и ни слова не помнил о Йене.

"Но самое странное, - сказал Вилли, - что он вздрагивает при любом очень громком звуке"
и у него был след раны на затылке. Что это значит
мы понятия не имеем, поскольку он ничего не помнит.

У Беттины быстро потекли слезы.

«Дедушка, — повторяла она снова и снова, — мой бедный, дорогой, старый дедушка!

"Я поеду домой в Йену и увижу его, — плакала она. — Я расскажу фройляйн
Марианне».

«И я возьму тебя с собой, — объявил Вилли, — как только поправлюсь
и смогу путешествовать». И он посмотрел на Беттину так, словно считал её очень
красивой.

«А маленький Ганс и малыш?» — спросила Беттина. Вилли рассмеялся так громко, как позволяла ему его слабость.

"Ганс, чёрт возьми! Это шутка, маленький Ганс! Не счесть, сколько французов он уложил в одном бою. Малышу уже восемь, — добавил он.

«Ганс — солдат, малыш, большой мальчик!» Как быстро пролетели годы! Йена,
вчера; Ватерлоо, сегодня.

"Да, — сказала девочка, — я вернусь в Тюрингию."

Затем улыбка озарила её милое личико.

"Помнишь, Вилли, как дедушка сказал, что мы вернёмся,
когда Наполеон будет побеждён?"

— Прошло девять лет, — сказал Вилли, — но теперь ты можешь приехать, потому что Наполеон
побеждён.

Беттина кивнула, её лицо всё ещё было мокрым от слёз, но губы
улыбались.

"Они все будут рады тебя видеть, — продолжил Вилли. — Мама и папа,
и Шмельцы, и твой дедушка Вейланд. Он всё такой же,
как будто ничего не случилось».

И Беттина вернулась, а старый Ганс называл её «Анхен», думая, что она всегда была его дочерью, и когда она вышла замуж за Вилли и у неё появились собственные дети, он пел им старую песню о Фридрихе Барбароссе и рассказывал, как видел, как прекрасная принцесса Луиза въехала в Берлин на коне.Л.Д. тренер выходит замуж.

Марианна вернулась в "Гнездо аиста", и вскоре домой вернулись ее
братья. Лицо мадам фон Аист потерял ее встревоженный вид, и только
память Вольфганг пришел, чтобы сделать их счастливыми в свое жилище, угнетенный.

«Марианна — лучшая дочь, которая когда-либо была у матери, — часто говорила она своему мужу, — и я обязана этим нашей доброй королеве, потому что книги и Гёте чуть не погубили её».

«Не Гёте», — всегда отвечал профессор, но жена настаивала.

Конечно, для Марианны было большой честью познакомиться с ним.

10 марта 1816 года, в годовщину рождения королевы,
Марианну вызвали ко двору и провели в большую комнату, где собрались все члены королевской семьи и многие знатные люди, но старой
графини, однако, там уже не было. Она была матерью детей своей дорогой
королевы, пока тоже не отправилась в менее беспокойную страну, чем Пруссия. После длинного списка имён была названа «Марианна Хедвиг Эрна
Вильгельмина Эрнестина фон Штольц».

В её дрожащую руку король вложил золотой крест с буквой «L».
Чёрной эмалью на синем фоне, окружённом звёздами. На обратной стороне
Там были даты: 1813-1814. Медаль была прикреплена белой лентой к булавке,
которая крепилась над сердцем. Это была медаль ордена «Луиза»,
 учреждённого королём в память о королеве и вручавшегося тем женщинам
Пруссии, которые так благородно ухаживали за ранеными и больными во время
войны с Наполеоном. Марианна была самой счастливой женщиной в Германии.

Что касается её матери, то она никогда не уставала показывать медаль и говорить
своим друзьям: «Моя Марианна получила её».

Подруга Марианны, Беттина Брентано, написала книгу под названием «Переписка
«Детские годы», в которые она вложила все свои безумные фантазии о Гёте, и
сегодня немецкие девушки любят их читать. Она вышла замуж за немецкого писателя,
а её внучка — ныне живущая писательница.

Но история на этом не заканчивается.

В 1872 году на улицах Берлина снова собрались толпы людей.

На Унтер-ден-Линден стоял старик со своими внуками. Его
волосы были белоснежными, а лицо морщинистым.

"Да, Гретхен," — сказал он маленькой девочке, которая держала его за руку, — "скоро мы увидим нашего нового императора. Это великий день, Либхен,
потому что Германия наконец-то свободна и едина."

"Я знаю, дорогой дедушка", - сказал один из других, умный на вид мальчик.
их звали Ричард. "Я узнал все об этом в спортзале, из
Наполеон и Йена, и королева Луиза, и Наполеон, и Корона
Принц, который был Фридрихом Вильгельмом IV, и все мечты Бисмарка и фон Мольтке
об объединении нашей Германии.

Старик улыбнулся.

— Королева однажды поцеловала меня, — сказал он. — Королева Луиза, я имею в виду, мать нашего нового императора.
Затем он рассмеялся.

 — Это великий день для вашего старого дедушки, дети, — сказал он.  — Мы с императором, тогда ещё маленьким принцем Вильгельмом, часто дрались.
сражения с крысами и мышами в старом замке Кёнигсбурга. Это
великий день. Хвала Господу, что я дожил до этого, — сказал Карл фон Шторк своим внукам. «Увы, — добавил он, — никто из «Аиста» не остался, чтобы порадоваться вместе со мной!»

"Простой, благородный, разумный" маленький Уильям совершил великие дела.
его мать надеялась, что один из ее детей сделает что-то для человечества.
Прежде чем отправиться сражаться с французским императором Наполеоном III в
битве при Седане, он помолился у могилы своей матери, чтобы совершить
великие дела для Пруссии. После того, как немцы вошли в Париж, все государства
избрали его императором, и Германия наконец стала единым Отечеством.

И теперь он возвращался в Берлин с Бисмарком и фон Мольтке, своим советником и генералом.

Внезапно Карл улыбнулся.

"А, — сказал он, когда королевские гости проезжали мимо в своих экипажах, — вот и
вдовствующая великая герцогиня Мекленбург-Шверинская. Смотри, Рихард,
красивая старушка с седыми волосами. Она была королевским ребёнком, когда мы были
в Мемеле. Её назвали Александриной в честь царя, и как же её любила старая
графиня! Её называли «маленьким самодержцем». Я помню
принцессу Луизу, которую назвали в честь королевы и которая была ребёнком в
Кёнигсбург, погибший во время войны. Есть «Красный гусар», внук
королевы Луизы. Ах, боже мой! Какой герой!

Когда жители Берлина увидели доброе, милое лицо «маленького Вильгельма»,
их нового кайзера, в воздухе раздались крики. «Да здравствует император! Hoch der
Kaiser! «Хох!» — раздались возгласы в честь его жены, внучки
герцогини Веймарской, которая так храбро ответила Наполеону.

 Что касается старого Фридриха Барбароссы, то есть поэт, который рассказывает нам, что, когда
он услышал шум, который подняли немцы, он послал сонного маленького пажа из Криффхойзера посмотреть, что задумали вороны.

"Они улетели, кайзер", - объявил перепуганный маленький паж.
он побежал обратно к столу.

Широко зевнув, старый кайзер поднялся со стула и потянулся.
сам. Меч в одной руке его скипетр, в другой-блестящий
корона на его огненными волосами, он пришел моргая на солнечный свет.

«О боже!» — воскликнул он, потому что перед ним были все германские князья, которые больше не сражались и не ссорились друг с другом, а улыбались и пели весёлые песни «Германия превыше всего», «Да будет единая Германия» и «Дозор на Рейне».

Старый Рыжебородый просиял от радости.

«Единая Германия! — воскликнул он, — тогда возблагодарим и восхвалим Бога! Единая Германия!»

Он повернулся к маленькому Вильгельму, стоявшему между Бисмарком и фон Мольтке,
государственным деятелем и генералом, который сделал его «кайзером».

Он вложил в его руку скипетр, а на голову возложил корону.

"Это, — сказал он, — я вложил в твою руку."

Затем он испустил долгий вздох счастья.

- Хвала Господу, - повторил он. "Теперь я могу заснуть и быть счастливым",
и он вернулся в свою пещеру, к своему креслу из слоновой кости, и его голова опустилась на
руки, когда он положил локти на мраморный стол и старую
Рыжебородый снова погрузился в свои сны.

Говорят, он всё ещё спит в Тюрингии, но спокойно и счастливо, потому что
есть одна Германия, один кайзер, и вороны больше не беспокоят его.




Глава XXX

Враги в покое


Сегодня два королевских врага спят в двух знаменитых мавзолеях
континента: королева Луиза в Шарлоттенбурге, Наполеон в Париже. Под
куполом Дома инвалидов находится саркофаг Бонапарта. На мозаичном
полотне в венке из лавровых листьев выгравированы названия его
сражений. Шестьдесят захваченных им знамён украшают гробницу,
украшенную барельефами и освещённую золотистым сиянием, которое
опускается на гроб.
завоевателя.

С ним покоятся его верный Дюрок и Бертран, который доставил его послание королеве Луизе и так оскорбил старую графиню своими дурными манерами.

Над входом написаны слова самого Наполеона:

"Я хочу, чтобы мой прах покоился на берегах Сены среди
французского народа, который я так любил."

С каждой стороны — фигура Атласа, один из которых держит земной шар, а другой —
скипетр и корону.

Всё это — земная слава и победа.

Королева Луиза спит в месте, где она когда-то любила гулять со своим
мужем и детьми. Тихая сосновая аллея ведёт к роще
Чёрные ели, кипарисы и вавилонские ивы, окаймлённые белыми розами,
лилиями, гортензиями, любимыми цветами королевы, а в конце
стоит мавзолей, который Фридрих Вильгельм воздвиг в память о ней.

 Лестница ведёт через железную дверь внутрь, где в
фиолетовом свете спят королева, король, император Вильгельм и
внучка герцогини Веймарской.

Скульптор Рауш, к которому королева когда-то была очень добра, изваял её статую,
настолько прекрасную, что на неё почти невозможно смотреть без слёз.

У её ног покоится сердце кронпринца, короля Пруссии Фридриха
Вильгельма IV, в серебряном ларце.

Пока был жив её муж, он приносил венки к этой могиле. Прежде чем
Шарлотта стала императрицей России, она плакала здесь. Первый
кайзер до конца своей долгой жизни молился здесь, и маленькая
Александрина, которая умерла всего год или два назад и видела своих родителей
Молитва была услышана, и она никогда не забывала о венке на день рождения своей матери.

Над входом появляются две греческие буквы.

«Я есмь Альфа и Омега, — говорят они, — начало и конец, говорит
Господь, который есть, и который был, и который будет, Всемогущий.

Золотой свет, озаряющий Наполеона, говорит о славе мира
и о победах.

Королевство королевы Луизы, как она говорила, было не от мира сего, но она
по-прежнему живёт, «королева всех сердец» в Германской империи, «Её имя»,
пишет немецкий автор, «девиз патриота».

Наполеон был императором Франции, завоевателем Европы; королева
Луиза — героиней борьбы Германии за свободу.


КОНЕЦ