Река

За поворотом эта река, разумеется, продолжалась. Продолжалась на поверхности. Шуршала черными языками по камням и глине, уходила, стремилась, бежала прочь. Далеко. Десяток-другой тихих слов взлетал над самой водой, почти смешиваясь с острыми капельками и снова исчезал. Сколько можно было бы разобрать. Говорят, глаз, хоть мельком пройдя по странице, знает ее всю и навсегда. Так и слух – неважно, услышал ли ты в точности, что было сказано – ухо услышало и записало в мысль. Вот голоса говорят о воде, непрозрачной и быстрой. О том, что вода – это всё, что им есть. Всё, что есть они сами. И ты случайно можешь почувствовать, как твоя суть сплетается с их, погружается в поток, облачается в темноту. «Река за поворотом не продолжается». Это говорит кто-то. Тень на той стороне, на том берегу. «За поворотом ее нет. Как нет ничего и нет меня, нет тебя». Ты не знаешь, куда течет твоя кровь, где она в точности теперь, но она, похолодевшая или горячая, не дает потерять себя в пучине. Тень на том берегу делает вид, что пропадает и становится каплей. За поворотом река может уходить под ребра земли и дальше, дальше неся тихие слова туда, где они смолкают. Там они перерождаются и иногда находят дорогу наверх обновленными. Если припадешь к земле, воткнешь ухо получше, и стихнешь так, как это прилежно делает осенняя трава, почти умрешь, ты услышишь. Да. Где-то там, где-то там она, вода, спускается и спускается ниже, встречается с другими потоками. Ниже. А если еще послушать, то всплеск. Еще. Что-то хлопает, на миг затихает, а потом снова, капли падают. Просмоленная небытием лодка идет по волне, это тяжелым веслом правит гребец. Но холодно на земле, пока кровь бежит внутри тебя и разносит тихие голоса – встань. Ты смотришь. Почерненные берега напоминают тело захороненной ладьи, только искривленное, как если бы внутри нее дергалась река, если бы лодки нужны были рекам, чтобы идти по земле. Если всмотришься еще, по берегам разбросаны, налеплены размокшие листы с текущими по ним потоками неразличимых слов. Они окрашивают реку. Река поворачивает. Прекращается за поворотом. За поворотом прекращается всякая река. Она продолжается в тексте. У тебя в крови. Попадая в кровь, текст беседует с ней, сливается с ней. И кровь, поворачивая и выглядывая из глаз, встречается с водой. Если не смотреть на текст – останавливается ли он или продолжает струиться перед сердцем, однажды попав внутрь? Пока есть поворот – есть и история, могла быть. Тот, кто ведет лодку сквозь темноту, внутри которой свет, погружает весла в черноту и вытягивает их, и так идет дальше, погружает, проворачивает, погружает, удар за ударом – уходит за новый поворот в неизвестности. Чернота воды и осенний день, солнечные зайчики, рука об руку с мраком, рука об руку с кровью – в конце ли начало, и заканчивает ли что-либо завершение – река двигается вперед и в то же время движется на месте, где ты стоишь и смотришь на нее. Она стихия и текст, сообщение. Текст, который сам двигаться никуда не может, а только с помощью крови, с помощью весел. Перед глазами тихие голоса, рассказывающие о том, что рассказывают голоса. Кровь впадает в реку. Миру слов полагается не кровь жертвы, как вещали дикие мудрецы, а кровь внутри земли тела. Нужна река, бегущая по своим неизвестным дорогам. Она заполняет текст, впитывает его. И тогда течение в небытие становится частью бытия и наоборот. Незримость и сами врата в мир иной становятся чем-то осязаемым, они включаются в текст. Шелестят страницы. День был невероятно солнечным и теплым для середины осени, а деревья все еще зелеными. Мутные мелкие воды звеня, скользили по камушкам, скребли почернелое дно, высекая из него тени. Река резко уходила за поворот, скрываемая заросшим холмом. Они сделали пару фотографий и двинулись дальше.   

ЦВ