Роль насекомых в жизни охотоведов

               
                Повествушки о былом
                «Роль насекомых в жизни охотоведов»               
                (Чудодейственные свойства мумиё)


                Случилось так, что в поисках понадобившегося мне медикамента в домашней аптечке я «зацепился глазом» за название на упаковке – «МУМИЁ». Запив искомую таблетку глотком воды, удобно устроившись на любимом диванчике, вернулся к увлекательному чтению, однако заметил, что мысли упорно переключаются к моим, не менее насыщенным событиями, студенческим годкам...


         Бойтесь данайцев дары приносящих
      
                До нашего с Лёхой отправления на мою малую родину оставались считанные часы. Давно утратившие свой фабричный лоск станковые рюкзаки, набитые походным скарбом, словно кольчатые нерпы, покрытые узорами латок, покоились бок о бок на полу перед дверью комнаты, будто боялись, что их в спешке могут забыть взять в намеченное путешествие.
         
                Русско-европейские лайки – мой Казак и Валдай, (в быту Васька), напарника - наши компаньоны в долгожданную поездку на юг России, томились от безделья под аккуратно, по-армейски заправленными кроватями, не подозревая какой им уготовлен променад в ближайший месяц.
         
                Суета по поводу сборов на полевую практику в третьем общежитии на улице Маклина славного города Кирова по мере отъезда очередных счастливчиков постепенно сходила на «нет», от чего обитель будущих охотоведов погружалась в несвойственную ей умиротворенность, несколько гнетущую после царившего праздничного настроя отбывающих.
          
                Лишь четверть часа назад мы пожимали крепкую руку однокурснику Женьке -  доброму костромскому здоровяку, провожая его на учетные работы в Карелию и теперь, посербывая из коцаных эмалированных кружек сомнительного вкуса брикетированный азербайджанский чай, обсуждали предстоящее и нам путешествие.
          
                Дверь распахнулась – в проёме, олицетворяя «дежавю», стоял, в расстегнутом полушубке, с пылающими щеками, испариной на лбу, с огромным рюкзаком за спиной, всё тот же Женька.

– Пить дайте! - задыхаясь, просипел он и вырвав из моих рук протянутый ему чайник, кривясь, вливая внутрь себя приторно теплую воду, в паузах сбивчиво рассказывал, как почти доехав до вокзала, обнаружил, что забыл в общаге ружьё, за которым и прибежал, не дожидаясь обратного троллейбуса.
               
                Продолжив чаепитие, забавляясь над рассеянностью друга, в тайне переживая как бы самим чего-нибудь не забыть, мы с Алексеем напряглись, когда дверь в комнату опять без стука открылась. На этот раз перед нашими очами предстал уже другой сокурсник – Юрик, с щетинившимся недельной растительностью опухшим лицом, (последствие бурных проводов соседей по комнате), в трениках и в выцветшем, едва прикрывавшем пупок тельнике. В руках он торжественно держал видавшую виды пятилитровую алюминиевую кастрюлю.
               
- Парни, рожки с бобрятиной будете? У нас все разъехались – выбрасывать жалко, а так пропадут - скиснут. Может вы доедите или своим кабысдохам скормите? -  молвил он с видом благодетеля.
         
                Не сговариваясь, мы насыпали ему в ответ за «кабыздохов» словесных обид, но закончив пикировку, все же великодушно приняли содержимое кастрюли от нашего невозмутимого визави, настойчиво пытавшегося убедить нас вернуть уже помытую посудину.
         
                С нежданным халявным угощением - а-ля макаронами по-флотски, не избалованные харчами кобели расправились на раз-два, и облизывая морды подозрительно посматривали на непонятно от чего расщедрившихся боссов.
 
                *********

                Предстартовые волнения остались позади и вот уже аэровокзал Кирова принимал под свои высокие своды нашу, как мне казалось жутко брутальную команду, ощупывая от части возмущенными, но больше любопытными взглядами присутствующей аудитории.

                Васька с Казаком, залихватски закрутив хвосты, выглядя в намордниках чуток придурковато, натягивали поводки, словно сами знали куда надо двигаться. Васька вёл Алексея, который тащился за ним ссутулившись под заплечной ношей. Его хищно нависающий над взъерошенной бородкой крупный нос и дерзкий взгляд, сквозь выбившуюся из-под шапки челку, выражали безразличие, если даже не презрение, к мнению окружающей публики. За Казаком поспешал ваш покорный слуга. Наверно напускная суровость на моем лице диссонировала с оттопыренными ушами, нелепо торчащими из-под лыжной шапочки, но тем не менее я старался выглядеть таким же героем-пофигистом, как и мой друг.
         
                Вылет задерживали по погодным. Сдав поклажу в камеру хранения, мы расположились в зале ожидания. Собаки устроились под нашими креслами.

- А не выпить ли нам по чашечке кофе, сэр? - спустя время, кривляясь предложил напарник.
- А не проглотить ли нам и по бутерброду, сударь? – в тон ему подыграл я.
          
                Решив не тревожить мирно почивающих сытых барбосов, мы отправились в буфет, по возвращению от куда, обнаружили, что на наших местах разместилась пожилая пара. Мужичек, развалившись в кресле, с головой ушел в «Советский спорт», а его спутница подслеповато щурясь, глазела по сторонам. Как выяснилось позже, они и не заметили над чьей берлогой расположились, а пребывавшим в глубокой спячке «медведям», судя по всему, было насрать, на «подмену» хозяев. Мы не стали беспокоить по пустякам чету и устроились напротив, благо свободных мест было в избытке.
                Вскоре мы с Алексеем заговорщицки переглянулись – наши рецепторы одновременно уловили известный всем собачникам специфический запашок, который, безусловно испустил от пуза наевшийся мясного пес. Не успел рассеяться предыдущий выхлоп, как вокруг снова разлилось сероводородное зловоние. Я, как и мой напарник упорно делал непринужденный вид, будто ничего экстраординарного не происходит.
                Первой не выдержала тетка -  прошипела своему спутнику малорусским говорком, так, что и нам было отчетливо слышно:

- Дед, ты шо, сказывся - шептунив пускаешь?!
Мужик, пошевелив ноздрями, мохнатая растительность которых составляла одно целое с порыжевшими от табачного дыма усами, зыркнув на нас с Лёхой по верх очков, огрызнулся ей в ответ:
- Тю, ты шо, старая, здурила?! Тыж мини з утра йисты нэ даешь – с чего
мини газовать?! 
          
                Ясный пень подозрение пало на нас и парочка, не задерживаясь прихватив свои баулы, недобро оглядываясь покинула насиженные места, а мы с Алексеем, поминая Юрца с его макаронами, поспешили вывести своих разомлевших пердунов «до витру», весело обсуждая гипотетический вариант, если бы «продувка кишок» случилась у них в воздухе на борту самолета.

                Добро пожаловать!

                Ан -24 благополучно приземлился в аэропорту Краснодара поздно ночью и лишь на рассвете мы добрались полупустой электричкой в мой родной, по-зимнему неуютный слякотный городок. Первый день отсыпались, объедались приготовленными мамой вкусняшками, а следующим утром браво входили в «белокаменное» здание, рядом с центральным вокзалом Краснодара, где в то время располагалась госохотинспекция при Крайисполкоме.
          
                Там уже не первый год работали, и радушно встретили нас выпускники нашего Кировского охотфака: в вязаном свитере, с ладной шкиперской бородой, коренастый атлет Валера, интеллигентная, в строгих очечках Лариса, и высокий, в идеально сидевшем на нем костюме Сергей, крепкую шею которого едва обхватывал воротник белоснежной рубашки. Засыпав нас расспросами о Вятке, преподавателях, студенческом житие-бытие они с нескрываемой завистью слушали нас, а мы, проникшись их искренним расположением, взахлеб, перебивая друг друга, рассказывали своим новым друзьям - однокорытникам обо всем, что было близко и дорого нашим братским сердцам.
          
                В итоге нам выписали направления на учетные работы и отнесясь с пониманием к нашим, актуальным в то время, в прямом смысле слова, шкурным интересам - вожделенные разрешения на «научный отстрел/отлов» куницы, енотовидной собаки, енота полоскуна. Однако, хрустальные мечты выхлопотать бумагу на кабана или косулю, «для прокорма», разбились вдребезги о базальтовую глыбу -  начальника охотинспекции, отставного боевого полковника - Федора Алексеевича, по-военному лаконично рассудившего: «Не в глухую тайгу отправляетесь, студенты! И вообще, охотовед должен быть злым, а злым он может быть лишь оставаясь голодным!», - с чем пришлось согласиться.

                Покидая стены инспекции, мы были вдохновлены охотоведческим братством царившем в них, преисполнены романтикой предстоящих охотничьих скитаний, и будучи мысленно «одной ногой» уже там, среди не хоженых нами гор, самонадеянно грезили фартом. Нет смысла скрывать, что конвертация, пусть ещё в теории добытой пушнины, сулила нам безбедное существование и грела душу особым статусом «хантеров» в нашей специфичной студенческой среде.

                Щель
         
                Районный охотовед – Александр, к которому нас откомандировали - свежеиспеченный ломоть нашего же факультетского пирога. Мы хорошо и по-доброму знали его ещё старшекурсником и с нетерпением ожидали предстоящей встречи.

                Сашка с радостью принял нас, великодушно пообещав забросить в богатые полоскуном и куницей урочище, под интригующим названием «Планческая щель». «Скучать не будете – только не ленитесь! Зверя там полно! Сам собирался забраться туда на недельку с собачками – не получилось. Для вас не жалко - уступаю, отработаете на следующей практике, если не выгонят из института.», - хитро улыбаясь в окладистую бороду, обнадежил он нас, чуть ли не поскуливавших от жажды предаться известному бродяжничеству.


                ********
         
                И вот мы на базе –  просторном вагончике с «регисторно-масленным» отоплением, (диковинным после прокопченных таёжных зимовий), с «предбанником» - кухонькой, двухъярусными койками, большим столом и железным шкафом напичканным недосягаемой для мыша бакалеей, банками маринованных огурчиков, жестяными шайбами рыбных консервов – предусмотрительно сбереженных охотничьей бригадой, базирующейся здесь в сезон охоты на копытных. О таком комфорте мы с Алексеем даже и не мечтали, всерьез готовясь налаживать свой походный быт в лучшем случае в притаившемся среди леса сыром и дымном балагане - полуземлянке.
          
                Прежде чем оставить нас «наедине с природой», Александр нарисовал нам на развороте блокнота, подробный план окружающих угодий. То, что не поместилось на развороте, дочертил пальцем на подернутой пылью клеёнке стола, показал тем же пальцем направления на местности, дал авторитетные советы и подробнейшие инструкции. Напоследок, со свойственным ему черным юмором, похохатывая над своими каверзными шуточками пообещал: «Если раньше не сбежите от сюда, постараюсь не забыть забрать вас или то, что от вас останется ровно через три недели.», – после чего укатил восвояси на убитом по горным дорогам, тарахтевшем всеми сочленениями УАЗе цвета хаки.


                **********
 
                «Планческая щель» – остатки крохотного поселка лесозаготовителей, с уцелевшим бараком, в котором проживали несколько аборигенов, и куда периодически наезжали рабочие лесхоза или охотники-грибники-туристы. К поселку было подведено электричество и имелся колодец с приличной на вкус водой. Наш балок располагался в дальнем углу поселухи, возле подошвы склона, поросшего грабами, диким грушевником и кизильником. Из окна открывался вид на манящие, будоражащие воображение морщины гор, покрытые чернолесьем с вкраплениями сосняка и пихты – рай для охотника, потаенные уголки которого нам не терпелось посетить.

                ********
         
                В то время, когда мы с напарником разбирали вещи, осматривали инвентарь и нехитрую обстановку помещения, возились с котлом – совсем не кстати повалил снег. Не смотря на вторую половину января, в предыдущие дни стояли плюсы, лишь ночью слегка подмораживало, что не должно было мешать активности енотов-полоскунов. Эти зверьки у нас с Алексеем были в приоритете в промысловых планах.
         
                Занятые хлопотами по хозяйству мы не заметили, что нас покинули наши четвероногие друзья и вспомнили о них тогда, когда со стороны барака донеслись женский крик, ругань, и что больше всего насторожило – всполошенное кудахтанье кур.

                Случилось то, что и должно было случиться: избежавшие привязь и не обременённые внятными командами своих хозяев, охотничьи псы занялись тем, для чего были рождены - охотой! И первой подвернувшейся им добычей оказалась несчастная курица, по простоте своего естества беспечно копошившаяся на навозной куче.
                Выскочив наружу мы увидели возвращающихся трусцой друг за другом, с поджатыми хвостами шкодунов.  Сделав вид, что не замечают и не слышат нас, псы спрятались под вагоном.
         
                Спустя время в подполье раздался грозный лай «сторожей». В дверь постучались. Явился представитель потерпевшей стороны - с копной чернявых, давно немытых кудряшек на голове, мужичек. Достав из-под полы замусоленной фуфайки курицу, изрядно потрепанную, (как и его физиономия жизнью), но вполне себе живую, испугано взирающую на «человеков» моргающими бусинками глаз, он картавя предъявил нам: «Вот без малого не разорвали ваши черти, еле отбил у них! Сдохнет поди, курочка...».
         
                Лёха, видимо уловил куда клонит не званный гость, быстро сориентировался и не дав ему закончить мучительно вызревающую мысль, перехватил инициативу, выдал упреждающее безапелляционное условие: «С нас пол-литра – с тебя курица». (Мне вспомнилось еврейское: «идешь на базар – душу оставь дома», - с этим тезисом я в тот момент был полностью согласен).
            
                Кадык мужика заерзал, глотая слюну, но он все же не решился расстаться с несушкой, опасливо оглядываясь посетовав на указания своей склочной сожительницы. Получив от нас компенсацию за причиненные птице физические и моральные страдания, эквивалентную стоимости чекушки, спрятав чудом избежавшую смерть куру обратно за пазуху, откланялся, угодливо предлагая: «Парни, если чего там надо, обращайтесь...».
          
                С этого дня, во избежание более тяжких последствий и безопасности самих же кобелей, мы определили им постоянное место жительство в вагончике, как водится – под кроватями.
         
                К вечеру завьюжило не на шутку и наши радужные надежды в первую же ночь рвануть за полоскунами накрылись выросшими на глазах намётами.


                НАЧАЛОСЬ!
            
                Утром за стенами вагончика продолжалась все та же снежная кутерьма, делая вынужденное безделье невыносимым. Поддерживая огонь в котле, мы прислушивались к ненастью.
            
                Лишь к исходу следующего дня, когда наша команда готова была впасть в отчаяние, небо засияло рассыпухой звезд. Погода утихомирилась, и мы не преминули воспользоваться этим – быстро собравшись, ворвались в лес, словно накинутые в напуск гончие псы.
            
                Каждый наш шаг по заваленным снегом склонам, казалось должен был отрезвить, вернуть к здравомыслию, но предвкушение удачи брало над нами верх, сжигая в нас нерастраченные физические резервы, не давая остановиться на полпути к охотничьему счастью!
 
                Договорившись прежде чем изучим местность, держаться русла реки, мы отпустили с поводков собак, и они, утопая в снегу, ушли в поиск, растворившись черными тенями в сумраке леса, сказочно подсвеченного выползающей над горами луной.

                Какой восторг мы испытали, когда вскоре на склоне раздался их азартный лай! Добраться до них было не просто, но все же, пробивая тропу, среди согнувшихся под тяжестью снега ветвей, мы это сделали...
         
                Васька с Казаком держали на растяжку худющего подсвинка. Губить животину нам совсем не хотелось, а потому пришлось отнимать порося у расходившихся в злобе лайкунов.
         
                Не прошло и получаса, как под хребтом вновь послышался рев собак и истошный визг уже другого кабанчика. Последние силы мы с Алексеем отдали, чтобы выручить из беды очередную жертву. Рискуя вызвать отвращение к охоте у раззадорившихся псов, мы жестко наказали их на месте бесчинства.
          
                Тощие прошлогодки, отбившись в глубоком снегу от гурта, так или иначе были обречены на мучительную смерть от голода или быструю от зубов хищников. Не уверен, что воспитание розгами возымело результат: до наших ушей ещё не раз долетали визг и азартный лай, но всё заканчивалось быстро, (не исключаю, что псы поднаторели стремительно делать то, что мастерски умеют их дикие предки).
            
                К полуночи, по-честному оставив в снегу все силы, чуток расстроенные тем, что промысел начался вопреки намеченному плану, мы, еле волоча ноги, вернулись в посёлок. Вряд ли в такую погоду полоскуны вылезли бы из теплых дупел. Но ещё оставалась надежда на добычу куницы. Решили на следующий день проложить путик вдоль реки - выставить прихваченные с собой капканы.

                *********
         
                И вновь наши планы отменились осточертелым снегопадом, перешедшим к утру уже очередного дня в проливной дождь. Подобные погодные взбрыкивания не редки в этом регионе.
         
                Весь день ливень, порою со снежной крупкой, барабанил по стеклу окошка, шумел по жестяным стенам и кровле нашего жилища, и за день слизав половину того, что называлось сугробами, утихомирился лишь к вечеру, изредка напоминая о себе кратковременными залпами, смягченными мокрым снегом. Но эти пустяки нас не пугали и после ужина мы вышли в ночь со своими питомцами, скачущими на поводках в предчувствии вольницы.
         
                Все ложбинки и не великие ручейки клокотали бурными потоками, перейти которые не представлялось возможным, по тому, набрав высоту мы встали на траверс одного из хребтов.
         
                Глаза мало - помалу привыкали к темноте, собаки изредка проверяя нас шустрили в поиске. И вот она награда за нашу охотничью настырность - где-то внизу раздался остервенелый вопль Васьки. «Как по кошаку лает», – прислушиваясь заключил Алексей. Тут же к Валдаю присоединился мой пес и горы наполнились их звонкими голосами. Мы не сговариваясь ринулись к ним, окрыленные наконец то подхватившей нас охотничьей удачей.
         
                Псы яростно облаивали раскидистый дуб. С неба сыпались тяжелые мокрые снежинки, мельтеша в лучах коногонок, которыми мы пытались просветить крону дерева. Не сразу, но всё же заметили зверька, выдавшего себя блеснувшими в вершине глазками. Никто из нас не сомневался, что это американский енот – наша вожделенная мечта. После выстрела, на пути к земле, добыча застряла где-то в развилке ветвей и её глаза уже не отражали свет фонаря.
         
                «Может в дупло нырнул?», – терзали нас сомнения, но вскоре мы заметили на снегу кровь – сверху с кого-то капало. Алексей решился влезть на дерево. Не сразу, но ему удалось вскарабкаться по мокрому стволу на ближайшие ветки. Вместе с вспыхнувшим светом фонаря, тут же сверху раздался его истеричный крик: «Лёха – рысь! Бей, она еще живая!»
         
                Я опешил от такого поворота событий и видел лишь силуэт напарника, спешно сползающего вниз. Собаки добавляли огня - бесновались, путаясь под ногами. Алексей, потрясенный увиденным вблизи хищника, жестикулируя, захлебываясь кричал: «Вооот такая башка, как зашипит - тварь, я думал она кинется на меня!».
          
                Вскоре «рыся» оставили последние силы, и он свалился, тут же попав в оборот к рассвирепевшим псам. С трудом отняв у них общую добычу, мы, ошеломленные взирали на крупного лесного кота, всё же уступавшего в размерах своему собрату по семейству.
          
                Как бы там ни было, почин был положен. Но в дальнейшем, в какие уголки урочища мы только не заглядывали, нам так и не пришлось услышать призывного лая наших псов. Промокнув до исподнего, мы вернулись в поселок.

                Кабанчик закатанный в банки
 
                Новый день начинался почти по-весеннему: солнце наконец то распахнуло перед нами дождевой занавес, представив во всем величии окружающие горы, окрасив их гребни цветом золота. Распадки курились клочьями тумана. Теплый влажный воздух пах оттаявшей землей, горечью прелой листвы, мхов и папоротников. Всё предвещало хороший день.

                Не засиживаясь попили чай и выдвинулись по намеченному маршруту, рассчитывая найти следы енотов, которые просто обязаны были вылезти из своих уютных убежишь, по крайней мере нам так очень хотелось. С собой прихватили вещмешок с десятком капканов, надеясь выставить их при случае.

                Поднявшись на хребет, мы впервые смогли осмотреться и воочию увидеть покрытые щеткой леса склоны окружающих гор, пестревшими остатками снега словно коровья шкура. Местами на них выступали открытые участки скальников. Напоминая о скорой весне, проплешины полян подернулись нежной зеленью перезимовавших трав, и, если бы не геометрия латок делянок, на некоторых склонах, картина была бы вполне себе первобытная.
          
                Голова кружилась от необъятности урочищ, а наши охотничьи сердца раздирал неудержимый восторг от пребывания в царстве кабанов, оленей, косуль и не менее ценных пушных зверушек.
         
                Следов полоскунов, ни свежих, ни старых, мы так и не встретили, но радовало присутствие куницы - то тут, то там на валежинах чернели колбаски её экскрементов. К полудню мы закончили постановку капканов, использовав на приваду всё, что посчитали возможным в нашей ситуации: от экзотики – остатков копченного толстолобика, до соек и дроздов, занявших место в списке натуральных приманок.
 
                К слову сказать, мы с Алексеем не страдали отсутствием аппетита и казавшиеся по началу избыточными запасы прихваченной из родительского дома снеди – тушенки, сала, колбасы и прочей белковой составляющей нашего пайка иссякли на глазах. Даже НЗ рыбных консервов, хранившихся в вагончике, подошел к концу, и мы все чаще обсуждали тему мясного довольствия. Возможность пополнить продукты в «ближайшем» сельмаге откладывалась по разным причинам, и мы остановились на втором варианте – все же забрать у леса «Христа ради», одного поросенка.
            
                Наши чревоугодные помыслы были услышаны кем надо - когда до поселка оставалось полчаса ходьбы, собачки наткнулись на свиней, весело угнав их в низ к бушующему талыми водами ерику. Алексей ушел за ними с надеждой закрыть довлевшую над нами продовольственную программу.
          
                Я остался на тропе, прислушиваясь к еле доносившемуся сквозь шум потока собачьему лаю, ожидал закономерной развязки.
            
                Вокруг меня, словно в городском парке, могучие буки вздымали к ярко-голубому, но всё еще зимнему небу щедро освещенные солнцем серые стволы. Сия картина радовала глаз, уставший от тягостного ненастья предыдущих дней. Мне вспомнился вятский лес, его сырые и мрачные ельники, перемежающиеся светлыми куртинами берез и осинок, его нарядные, словно начищенные к празднику медноствольные сосняки-беломошники, и головокружительный запах хвои витавший в них в теплые погожие дни.
               
                За спиной раздался шорох. Вдоль склона трусливо семенил подальше от опасности, подсвинок - как раз то, что нам было нужно. Выдохнув, я не упустил предоставленный мне богами охоты шанс и закинув за спину ижевку, поволок добычу в камни, видневшиеся чуть выше, чтобы разобрать её на чистом, не испачкав в лесном мусоре.
             
                Выбирая подходящую площадку, я услышал, что собаки гонят кого-то в мою сторону. Это была взрослая свинья, которую псам удалось отбить от гурта. Остановив её в нескольких метрах от меня, они мастерски кружили её, ловко уклоняясь от опасных выпадов. Как я был горд нашими воспитанниками!
             
                Зверюга явно меня не видела и судя по запаху разгоряченной свиной туши шибанувшего мне в нос, не чуяла тоже, что обернулась для меня невосполнимой потерей части нервных клеток. Увлекшись работой собачек, достойной самой высокой оценки экспертов кинологов, я совсем забыл, что двустволка за спиной и к тому же на половину заряжена, (или на половину разряжена – как кому угодно), в руке я продолжаю держать за ратицу подсвинка…
             
                Освободившись из-под опеки лаек, свинья рванула вверх по склону ко мне в ноги. Пытаясь отпугнуть её, я закричал, бросил кабанчика и вытаскивая из-за спины ружье увидел, как мамка, поджимаемая сзади собаками, ощерившись, готовится рвать неожиданно вставшего на её пути супостата.
             
                В последний миг, отпрыгнув в сторону я, поскользнувшись на замшелом плитняке распластался ничком и краем глаза уже видел жуткий оскал зверя над своим сапогом. Но Казак с Васькой наскочили на свинью со всей собачьей ненавистью и повиснув на ней, пресекли ее чудовищный замысел расправиться с беззащитным кормильцем, угнав за хребтик.
         
                Трясло меня после случившегося, что называется «не подетски». Присев на камни, я пытался прикурить сигарету раз за разом ломая спичку о коробок, и только вернувшийся напарник, помог мне справиться с этой задачей. Осуждающе качая головой, он молча выслушал мой эмоциональный рассказ.
     
                Закончив с поросенком, отделив мякоть от костей, убрали ее в вещмешок. Всё тщательно спрятали под камнями. Вернуться за мясом решили по темному, во избежание любопытных глаз местных или, что еще хуже, егерей из соседнего охотничьего хозяйства, о непреклонности которых нас предупредили. Замыв на себе следы крови, мы с непринужденным видом вернулись в посёлок.

                **********
          
                Растопив котел и пообедав, вытянулись на койках, в дремотной неге ведя неторопливую беседу. Наши кормильцы, после знатного куража подобрали на месте разделки все поросячьи потроха и сахарные косточки и теперь сыто вытянулись под кроватями своих хозяев. Я неустанно отсылал в их адрес благодарности за моё спасение. Казак, понимая, что его хвалят, шуршал хвостом по полу. подставляя под мою руку морду - «помять ушки».
          
                Засыпая я почувствовал, что это дитя любви, вылезло из-под кровати и навязчиво требуя продолжения ласки, тычется мне в руку. Я не реагировал.

                Не знаю, что взбрело в голову этому забуревшему псу, но вскоре он поставив лапы на край койки, положил голову на меня. Я притворился спящим.
            
                Казак, выдержав паузу, аккуратно, видимо надеясь не разбудить меня, забрался на кровать и скромненько прилег с краю. Я, всё еще изображаю свою толерантность к происходящему – было интересно посмотреть куда зайдёт это беспардонное животное.
     
                Пес, явно осмелев, и не довольствуясь легко отвоёванной у человека «полоской суши», продолжил свою экспансию, медленно, всё же опасаясь побеспокоить, перебрался через меня, и вытянулся между мной и стенкой.
            
                Я, закипая от негодования, по-прежнему терпеливо жду чем это закончится. И тут, пригревшийся у меня под боком змей, теряет чувство меры,  видимо посчитав, что заслуживает большего, упершись лапами в стенку, сдвигает меня на край, после чего умиротворенно вздыхает.
               
                На этом я ставлю точку в затянувшемся эксперименте: «Казак, сукин сын, а не охамел ли ты, пёс шелудивый?!», – зло шепчу ему в оттопыренное ухо. Он вскакивает с деланным удивлением на морде, словно вопрошая: «Нифига себе, как я тут оказался?!».

                *********
               
                Дождавшись темноты, мы с Алексеем отправились за мясом. Собак заперли в «предбаннике», ибо они могли отвлечься и вынудить нас изменить свои планы.

                Погода портилась - подул ветер, притянувший из-за перевала тучи с семенящим промозглым дождем. Дойдя до метки, загодя оставленной на волоке, чтобы не плутать в кромешной темноте ночи, свернули к тайнику, в котором нас ожидал в полной сохранности, мешок с приятной тяжестью вырезки.

                Помогая другу закинуть за спину ношу, я увидел там, от куда мы только что пришли, луч фонарика. Кто-то шел к нам, подсвечивая себе дорогу в ночном лесу. На мгновение опешив, выключив свои фонари и наспех закидав компрометирующую ношу камнями, рванули к волоку, где, притаившись перевели дух.
        
                Странно, но больше ничего не происходило, хотя мы были уверены, что преследователь, несомненно кто-то из егерской службы, не мог не видеть свет наших коногонок. Выждав какое-то время, всё-таки решились вернутся к схрону, в надежде, что его никто не обнаружил.
            
                Едва убедившись, что всё осталось не тронутым, тут же увидели злосчастный луч того же фонарика! Кто-то упорно преследовал нас. Не сговариваясь мы рванули на волок, по которому, переживая ужас висящего над нами разоблачения, поспешили в поселок.
             
                Выйдя за крайний поворот, я наткнулся в темноте на внезапно остановившегося Алексея. Некто спешил нам на встречу, подсвечивая себе все тем же фонарём!

– «Это что - облава?!», – на грани паники вопрошал мой внутренний голос.
- «А тебе не кажется, что это в поселке фонарь на столбе светится?», – словно отвечая ему, вслух задал вопрос мой товарищ.
             
                Наваждение рассеялось! Это действительно в поселке включили кобру. Ее свет был виден только с определенной точки, на склоне где была припрятана наша добыча, а иллюзию движения создавали качающиеся под ветром кроны деревьев.
               
                Вскоре вагончик наполнился умопомрачительными запахами варенного мяса. Памятуя о трихинеллезе, мы не стали рисковать и воспользовавшись скороваркой приготовили тушенку, и чтобы совсем уж «замести следы», опять же остерегаясь проверки, закатали добычу в стеклянные банки, вроде «так и было», благо всё необходимое для этой процедуры припасли продуманные хозяева охотничьего пристанища.
               
                Далеко за полночь, вволю откушав свежатинки, педантично замыв следы разделки, (не поленившись выскрести до бела разделочную доску), проветрив помещение - улеглись спать.

                **********
               
                Утром нас разбудил бесцеремонный стук в дверь. Открыв её, я невольно посторонился, пропуская в вагончик ломившегося в него здорового мужика, в офицерском бушлате. Шаря по сторонам недобрым взглядом, он потребовал наши документы и оружие.

                Догадавшись кто к нам явился, я всё же дерзнул и попросил его предъявить своё удостоверение. Директор соседнего охотхозяйства, (это был он), поперхнувшись от возмущения, достал ксиву и махнул перед моими не успевшими навести резкость сонными очами.
 
                Мы с Алексеем, показав ему всё, что могло удостоверить законность нашего пребывания здесь и сейчас, старательно изображали спокойствие, тем не менее с тревогой наблюдая, как визитер шмонает под койками и в шкафу. Закрученные банки с тушенкой его не заинтересовали, хотя скобленую разделочную доску он разглядывал с особым тщением и только разве что на вкус не попробовал.

- «Я знаю, чем вы тут занимаетесь!» – многозначительно выдал он и пообещав нас выловить и посадить, укатил на новенькой, наверное, с недавней войсковой консервации «шишиге».

      Обманчивый блеск золота Расплата за идолопоклонство  «золотому тельцу»

                День только начинался и мы, не теряя времени отправились на проверку настороженных на кануне капканов. К сожалению нашей приманкой никто не заинтересовался. Собаки, погоняв косуль, выдохлись, так никого и не нашли. Невезуха толкала меня с тёзкой к состоянию близкому к унынию.
        
                Возвращались злые. Нас всерьёз гложили сомнения: не зря ли мы соблазнились западными отрогами Кавказа, вместо того чтобы рвануть в какой ни будь таежный регион или без затей остаться в Кировской области в чьих лесах мы чувствовали себя непринужденно и намного уверенней? Здесь же нам всё еще не удалось поймать за хвост удачу, нащупать верный путь к успеху. Не меньше угнетала и неподтвержденная состоятельность нас как охотоведов.

                Алексей всё чаще пытался найти виновных в сложившейся ситуации, и подначивал меня тем, что полоскуны и куницы в этих горах, ни что иное как плод моего воображения. Я, стараясь вселить в напарника надежду на успех в нашем порой казавшимся и мне безнадёжном деле, призывал его верить словам Александра, который оставался для нас непреклонным авторитетом.

                И все-таки судьба сжалилась над нами - вечерний маршрут вниз по речке буквально за пару часов принес нам долгожданные трофеи.
Вначале Казак зажал в камнях полоскуна, не понятно от чего поленившегося влезть на дерево. Зверюга, укрывшись в неглубокой расщелине харчал, зло отбивался от собачьих зубов и его пришлось аккуратно стрелять по носику, тут же «на коленках» отсыпав из патрона половину заряда дроби.
               
                Вскоре собаки загнали на дерево ещё одного енота и это уже был триумф! Второй енот оказался изумительной, почти черной окраски, с серебристыми искрами по остевым волоскам. И если бы не зонально окрашенный хвост и характерная для американца маска, можно было подумать, что Алексей, уворачиваясь от скачущих собак, держит за холку ну очень крупного соболя минусинского кряжа.
               
                Решили, пока не ушли далеко от поселка, вернуться, оставить добычу и дальше налегке продолжить промысел.
               
                Нас раздирало от подхваченной «золотой лихорадки», погода благоволила, собаки - черти в азарте готовы были передушить всё, что шевелилось - «от мыши и выше», мы полны сил, и казалось, что это лишь начало дороги к большому фарту.
               
                На обратном пути Васька посадил на столб электролинии идущей в поселок куницу и это стало «Вишенкой на тортике» нашего неописуемого счастья. Кот красовался своей белоснежной грудкой среди такого же цвета керамических изоляторов и после очередного релоадинга с зарядом, я осторожно, дабы не оставить самих себя без электричества, краем осыпи сбил зверюшку оттуда.
               
                И тут случилось то, чего нам стоило опасаться, но о чем в пылу азарта мы с Алексеем забыли: из-за этой куницы произошла давно вызревающая  жестокая драка между кобелями. У Казака оказались прокушенные обе передние лапы, а Валдай тряс разорванной мордой.
               
                Понося себя страшными эпитетами, за то, что не уберегли кобелей от травм, мы вернулись в поселок, приведя за собой на шворках, едва плетущихся героев вечера.

                ************
               
                Следующий день был посвящен обработке добытой пушнины, в надежде, что может быть к ночи собаки оклемаются и будут способны идти в поиск. Увы, на Ваську без боли невозможно было смотреть – морда опухла, и стала похожа на лицо французского бульдога. Казак же, неустанно плямкал зализывая болючие раны и с трудом шкандыбал, словно стреноженный конь.
               
                Шансов повторить достигнутые результаты у нас не было. Решили отоспаться, а утром еще раз проверить капканы и заодно зафиксировать следовую деятельность четвероногих обитателей угодий. Вновь поваливший снег был нам в помощь.
               
                Среди ночи под кроватями раздался дружный вой наших болезных. Заткнув их, мы услышали, как за стеной вагона, где-то совсем рядом тянут свою заунывную песню шакалы.
               
                Утром мы так и не нашли следов, наделавшей ночной переполох стаи. Снег падал крупными хлопьями неудержимо облачая в белый пуховый наряд окружающую местность. Не нашли мы и тушек добытых на кануне полоскунов и куницы, подвешенных в дровянике, (мы планировали использовать их на приманку).
               
                Капканы с великими мучениями были найдены в неузнаваемо изменившихся под снегом местах. Ни один из них не принёс нам удачу и мы без сожаления снимали железки, наблюдая как снег добавляется с каждой минутой, хороня надежду пробежаться в ближайшее время охотой по потаённым уголкам урочища.
               
                Возле вагончика стоял УАЗ цвета хаки. На койках, блаженствуя развалились Александр и его друг Вячеслав. Саня, спасибо ему, предчувствуя очередное глубокоснежье, решил вызволить нас из плена непогоды и избавить от бессмысленного сидения в вагоне, забрать к себе домой и всерьез заняться учетами. Было бы глупо возражать ему, так как физическое состояние наших псов и высота сугробов на прочь перечеркивали намеченные планы на промысел.

                Роль насекомых в жизни охотоведов

   
                Несколько дней подряд наша команда, под предводительством Александра, по-честному пыталась применить на практике известную с пупенок всем охотоведам формулу Формозова-Малышева-Перелешина. Мы, вначале самозабвенно, позже - сцепив зубы, прокладывали маршруты, затирали следы, считали переходы, занимались троплением зверя. На заснеженных склонах приходилось, мягко говоря тяжело и получалось откровенно не очень.
            
                В очередной день мы с Алексеем вышли в горы, сговорившись добыть дикого мяса, ибо домашние запасы у Александра иссякли, хозяйством в то время он не успел обзавестись, и Алевтина, его супруга, уже не раз намекала мужу, что скоро будет кормить нас только картохой. Кушать нам, здоровым парням, хотелось регулярно, а по тому признав голод весомой причиной, презрев отсутствие соответствующей бумаги, решительно зарядив ружья картечью, вскоре добыли «небольшенького» козлика с симпатичными шишками пантов.
            
                Я не поленился, аккуратно свернул его шкуру в компактный рулон и опустил в рюкзак, преследуя практическую цель выделать её и отдать на кафедру в качестве наглядного пособия.
            
                Козлятина была схомячена за три дня и больше не смея изучать границы гостеприимства молодой семьи брата-охотоведа, мы собрались наведаться ко мне домой, подлечить кобелей, затариться харчами и уже с новыми силами заброситься на промысел. Время у нас до окончания практики оставалось всего – ни чего.

                **********

            
                По дороге заглянули в охотинспекцию доложить о ходе учетов, пообщаться с ребятами.
            
                В то время у студентов охотоведов считалось особым шиком щеголять в прикиде аля «бродяга севера», а потому заявились мы туда бесцеремонно в сапогах, в пропахшей семью потами и дымом костров полевой одежде, с рюкзаками и собаками.
               
                «Кировские» восхищаясь нашей непосредственностью, заговорщицки подмигивая друг другу, деланно сокрушались, что начальник в отпуске и не увидит этого парада тщеславия. Всё-таки нас вежливо попросили привязать собак под лестницей, рюкзаки же позволили сбросить в кабинете у Валеры, в котором было уютно накурено ленинградским «Беломором», что само собой раскрепощало и располагало к неспешным беседам.
             
                Не могу не отметить, что атмосфера непринужденности, стерильной от чванливости или тщеславия царила в то время в цитадели охотоведения края. Там случалось попасть на спонтанные дружеские попойки (как сейчас принято говорить «корпоративы») и где не считалось не приличным, без лишних церемоний обратиться к любому из руководства за помощью и профессиональным советом.

                Эффективность тогдашней работы охотоведов районников, при совершенно мизерной заработной плате и нищенском материально-техническом обеспечении, была уж точно не хуже, чем нынешних упакованных всем необходимым, но до слез зарегламентированных инспекторов охотничьего и прочего надзора.
     
                Помню, свой служебный путь я начинал, получив удостоверение, круглую печать «ОХОТОВЕД по нскому РАЙОНУ», и револьвер системы «НАГАН» Тульского Императорского оружейного завода 1914 года выпуска.
             
                Пора было продолжить курс на домашний очаг. Взявшись за свой рюкзак, я увидел, как по его клапану ползет насекомое размером с божью коровку. Алексей тоже узрел эту движуху и воскликнув: «Что это за хрень шестиногая?!», – опрометчиво оповестил об этом всех присутствовавших. Валера, вальяжно откинувшись на стуле повелел ему доставая из ящика стола лупу: «Тащи, старик, её сюда, я  энтомолог со стажем - сейчас разберемся!».
             
                Прежде чем меня обожгла кошмарная догадка, Лешка опасливо прихватив «зверя» двумя пальцами, потащил его на стеклянную столешницу к Валерию, который тут же пафосно воскликнул: «Ухты ж – ошалеть какую тварь вы из лесу притащили, это же оленья блоха!».
            
                Алексей, не догадываясь, что произошло нечто не хорошее, начал рассуждать на тему «насекомые и их роль в жизни охотоведов», но я не дал закончить ему блистательный монолог, настойчиво потянул на выход, пугая  опозданием на электричку.
            
                По пути на вокзал до напарника всё же дошло, что нам могли быть заданы совсем уж неудобные вопросы по поводу содержимого наших баулов, и шкура нелегально добытого козлика покоилась в одном из них весьма не кстати.
            
                В электричке, по обыкновению затолкав псов под кресла, мы оставили рюкзаки в ногах, поленившись поднять их на полки. На ближайшей станции к нам подсела симпатичная девица. Из-под полы её короткого пальтишка выглядывали, обтянутые тонкими гамашами аппетитные ножки, на которые мы с другом украдкой бросали похотливые взгляды, тем временем как она зачитывалась детективом.
             
                И тут я увидел, как по коленке ничего не подозревающей попутчицы карабкается оленья кровососка! Я едва сдержался, чтобы не стряхнуть эту уползающую под полы её пальто, тварь. Переведя взгляд на свой рюкзак, мне стало понятно, что нам пора уходить – на его поверхность вылезло уже несколько насекомых. Схватив поклажу, мы поспешили в тамбур.
         
                Вернувшись домой, я первым делом тщательно обработал дихлофосом козью шкуру и все вещи, разложив их во дворе на свежевыпавшем снегу. Забегая наперед скажу, что, не имея опыта выделки подобных шкур, я пережёг её в пикеле и с ней пришлось расстаться.

                **********
      
                Пару дней нам хватило, чтобы восстановить силы на домашних харчах, а собакам забыть взаимные обиды - они дружно метали сытные каши из соседних мисок.

                Обратная дорога в горы пролегала через всё ту же столицу Кубани, и мы снова зашли в уже казавшуюся нам родной контору. Увидев нас, Валерий, косясь на наши баулы, выскочил в коридор и громогласным радостным криком: «Студенты вернулись!», – разнёс весть о нашем появлении. Смущенные таким радушием, мы стоя посреди кабинета, наблюдали как у его двери, от чего то стесняясь войти внутрь, собрался весь коллектив, хохоча над нами и грозясь обработать дустом.
            
                Догадавшись о причине столь «веселого приема», нам, сгорающим от стыда, было не до смеха. Как оказалось, после нашего предыдущего визита, два бородача - Валера с Геннадием извлекли из своих густых бород несколько оленьих кровососок. Остальным работникам конторы тоже довелось отлавливать этих тварей на иных участках волосяного покрова. Не трудно было вычислить, кто занёс насекомых в стены охотинспекции .
               
                После того как ажиотаж улёгся, Сергей завёл нас в свой кабинет главного инспектора, где тоном, не терпящим шуток, задал простой, но жутко неприятный вопрос: «Колитесь, бракоши, кого завалили?!» Под спудом «неопровержимых доказательств» нам пришлось чистосердечно признаться в вынужденном убое козлика. Алексей на белом глазу рассказывал о преследовавшем его голодном обмороке, пытаясь вызвать жалость у Сергея, превратившегося вдруг в жесткого представителя власти. При этом мы благоразумно умолчали о закатанном в банки поросенке и в один голос отвели всякие подозрения от Александра.
               
                Моральные терзания и какие-либо угрызения совести по поводу нашего браконьерства, (что уж греха таить – будем называть вещи своими именами), которые до этого особо себя не проявляли, вдруг зашевелились, словно поселившиеся в брюхе хозяина аскариды, и начали неприятно беспокоить нас с тезкой. 
               
                На совещании в Валерином кабинете, принятие решения по «дальнейшей судьбе нас, как охотоведов», было отложено до возвращения из отпуска начальника. Когда казалось, что вся наша жизнь катится в пропасть, Валера, заговорщицки подмигнув Сергею, предложил нам грешным частично смыть алевшую на нас кровь невинно убиенного животного - выполнить непростую и ответственную работу - провести авиаучеты копытных в нескольких горнолесных районах края, а также учет водоплавающих в пойме Кубани. Мы прекрасно понимали, что «братья-охотоведы» дают нам шанс на амнистию, что не могло не радовать, но печаль по накрывшемуся «медным тазом» пушному промыслу осталась неутолимой...
               
                На нашу команду возлагалась нешуточная ответственность. Выделенные из бюджета средства на это мероприятие внушали трепетное уважение и опростоволоситься перед лицом Главка было равносильно опозориться перед охотоведением всего Советского союза. Но работа намечалась до жути интересная. Старшим над нашей группой назначался наш внегласный «куратор» Александр.


        Ну, за то, чтобы количество взлетов соответствовало количеству приземлений!

               
                Посидев пару вечеров вместе с Александром над картами, разработав маршруты полетов с охватом всех типов угодий, составив проект заявки на полетные часы мы представили их в инспекцию. Всё было одобрено с небольшими поправками и уже на следующий день, на аэродроме под Краснодаром нас ждал желтый с синей полосой по борту ГАИшный МИ-2.
               
                У меня был определенный опыт полетов на винтокрылых машинах в армии, что не скажешь об Алексее, который явно волновался, но пытался держаться бодро, (я знал, что он порой не просто переносил перелеты даже в больших пассажирских самолетах).
               
                Пилот, проинструктировав нас, рядом с собой в кабину, снабдив ларингофоном, усадил Александра, на поясе которого висела кирзовая кобура с «ревнаганом». Нам с Алексеем достались защитные наушники. Напялив их, мы заняли места наблюдателей по бортам. Заранее были оговорены совместные действия на случай обнаружения скоплений копытных или отдельных животных в трудно просматриваемой местности, подозрительных лиц, а также транспорта, (контрольные мероприятия так же входили в наше полетное задание). При мне был «ЗЕНИТ» и запас кассет с черно-белой пленкой. Я готовился вести фотосъёмку стад животных, чтобы избежать ошибок при подсчете.
               
                **********
               
                Двигатели запустились и работая ровно на прогреве, передали механическую дрожь моему организму. Сашка, неуёмно жестикулируя, о чём-то весело разговаривал с пилотом. Вскоре он повернувшись к нам прокричал, что у нас перегруз и вертолету не хватает мощи оторваться от земли, надо вылезти и приподнять его хотя бы чуток за шасси.
               
                С готовностью открыв дверь, спрыгнув на землю, тужась, пытаясь оторвать от земли винтокрылую машину мы с тезкой достигли нужного результата и наивно гордясь исполненной задачей вернулись в салон. И только увидев, как «катаются со смеху» Александр и пилот, поняли, что нас жестоко разыграли.
               
                Первые минуты полета были волнительными и настраивали на вполне себе лиричное созерцание. Продув уши, я с интересом приник к стеклу иллюминатора. Обширный горный край открывшийся передо мной поражал своей грандиозностью и суровостью. От отрогов, уходящих в подернутый дымкой горизонт, веяло первозданностью и диким величием. В эти минуты я кажется завидовал сам себе и очень хотел, чтобы нас сейчас видели наши друзья однокурсники, а еще захотелось взглянуть с высоты птичьего полета на окрестности Планческой щели где мы с Алексеем успели оставить свои следы.

                ***********

                «Желтый стрекозел» снизившись, пошел над горами, выверенными по карте галсами. Началась работа. Признаюсь, панический ужас и тремор души, вызывали провалы высоты над очередным перевалом, мои коленки непроизвольно делались ватными, (я всегда считал слабоумными тех, кто визжит от восторга на американских горках).

                Алексей, сидя по левому борту, смотрел своё «кино», изредка бросая на меня полный мучения взгляд. Я понимал, как нелегко ему приходится, но помочь ничем не мог, лишь кривил губы в улыбке, надеясь таким образом подбодрить своего друга.
               
                Зверя было местами густо, местами пусто. Несколько раз попадались плотные, до нескольких десятков особей гурты кабанов, заметные еще издали на заснеженных склонах, по взрытым до земли чернеющим участкам. Видели мощного одинца, которого я принял за выворотень, хотя Александр специально попросил пилота зависнуть над ним, чтобы получше рассмотреть.
               
                Встречались небольшие группы оленей и одиночные косули. Неизгладимые впечатления оставили серны, замеченные нами при облете скал горы Папайка. Жуть брала от бесстрашных прыжков этих красивых грациозных животных по покрытым снегом сколкам. Нам предоставилась возможность за документировать самою западную точку их ареала на Кавказе.
               
                На одном из склонов в куртине сосен мелькнуло стадо оленей. Пилот их не видел и не задерживаясь прошел над ними, не дав нам возможность сосчитать по головам, и Александр попросил его развернуть машину на повторный проход.

                На секунды оторвавшись от иллюминатора я увидел через кабину стремительно несущуюся на нас отвесную скалу, на которой уже отчетливо различались отдельные корявые сосенки. Я в ужасе перевел взгляд на пилота - он, как и все увлеченно разглядывал скотину!
               
                Крича, что есть сил, я дотянулся до Александра. Сашка мгновенно оценив ситуацию, рванул пилота за рукав, и тот увел машину от казалось неминуемого столкновения. Пульсирующую жилку на виске пилота и тщедушные сосенки на скалах, которых едва не касаются выгнутые лопасти ревущей на предельных оборотах винтокрылой машины, я помню по сей день.
               
                Кинув взгляд на Алексея, я понял, что ему уже не поможет моя натянутая улыбка – он сидел ссутулившись, спиной к иллюминатору, с меловым лицом, с провалившимися в черно-зеленую бездну глазами, умаляющими вернуть его на землю. Доходчивыми жестами я показал ему как он может воспользоваться своим сапогом в качестве емкости в случае непроизвольного извержения желудка. Но он отверг мой совет и отвернулся.
               
                К счастью под нами уже мелькали равнинные пейзажи - квадраты рисовых чеков и полезащитные лесополосы и вскоре мы приземлились на аэродроме.

                Лешка вывалившись из нутра геликоптера, под наши сочувствующие взгляды шатаясь удалился на край взлетки. Пилот, остановив двигатели, мягко спрыгнул на бетонку в ладных унтах из овчины, подошел и глядя на меня уставшими глазами, похлопал по плечу, признался, что если бы не я, то мы бы остались там под Папайкой. И только тут меня обжег трагизм ситуации, в которой мы оказались, в миг улетучив накопившийся восторг от полета.

                Домой к Александру возвращались молча, тупо глядя на проплывающие за грязными стеклами УАЗа поля с замершими в безделье нефтяными качалками, на глубокие балки с могучими белолистками, увешанными ведьмиными метлами. Сквозь туманную вуаль едва проглядывались, казавшиеся неприветливыми, очертания гор.
           
                На вечернем совете за чаем, решили, не взирая на тяжелую адаптацию к полётам Алексея и пережитые злосчастные приключения – завтра летим в том же составе. Маршрут был более легким – пойменные леса вдоль реки Кубань, а также её пойма и водохранилища где ожидалось увидеть скопления зимующей водоплавающей птицы.
                **********
               
                Утром все встали бодрыми и с хорошим настроением. После приготовленного Алевтиной плотного завтрака, (от которого Алексей категорически отказался), отправились на заранее оговоренную с пилотом площадку возле станицы, где он нас должен был подобрать.
               
                Вскоре послышался гул двигателей и сделав разворот над крышами домов к нам опустился все тот же винтокрылый друг. Быстро забросив свои бренные тела в чрево машины, мы унеслись в даль под ошарашенные взгляды станичников.
               
                Знаменитый «Красный лес» поразил невероятной насыщенностью копытными. В поле зрения практически постоянно находилось то или иное количество оленей. От вертолета в рассыпную разбегались гурты кабанов, мелькали белоснежными подхвостьями косули. Наша команда едва успевала вести учет зверя и делать пометки в карточках. Я практически не переставая щелкал затвором «ЗЕНИТА». Не верилось, что существуют участки открытых, не затянутых вольерной сеткой угодий, изобилующих охотничьими животными. Тогда мне это казалось уникальным явлением. Наверное, так оно было на самом деле.
             
                Замечу, что спустя четыре десятилетия прошедших с того памятного мне дня, не смотря на все «перестройки-перестрелки–переклички», Красный лес возродил свою былую славу естественного резервата диких копытных животных в Краснодарском крае. И в этом заслуга большого коллектива нынешнего природоохранного ведомства Кубани.

                ********
               
                После «Красного леса» другие участки пойменных лесов казались пустынными, хотя и в них тоже присутствовало немалое количество копытных, в основном дикие свиньи и косули.
               
                Зимовочные стации водоплавающих ошеломили многотысячными разномастными стаями речных и нырковых уток, серого и белолобого гуся, лебедей. Эти, казавшиеся неисчислимыми стада находились под неусыпным присмотром суровых пастухов - величественно восседавших тут и там на льду и на вершинах береговых ветел пернатых гигантов - белохвостых орланов.
               
                Мы оказались не готовы к такому сонму птичьей живности и первые минуты не могли определится с методом подсчета, кардинально расходились в цифрах, а порой и видовой принадлежности тех или иных групп, и не сразу выработали единый подход.
            
                Я заряжал в фотоаппарат последнюю имевшуюся при мне кассету с пленкой, когда вертушка, отработав положенное время, легла на борт, уходя на базу.

                ********
            
                Обработка первичных материалов всех проведенных нами в течении практики учетов заняла у нас ещё два дня. Сводные ведомости и пояснительные записки готовили, пыхтя над механической печатной машинкой в крохотном кабинете Александра в конторе приютившего его районного общества охотников.
             
                Отчет о проделанной нами работе вызвал неподдельный интерес в охотинспекции, но достоверность расчетов пришлось доказывать с карандашом и калькулятором убеждая сомневающихся в исходных цифрах, подготовленными фототаблицами.
               
                Кстати сказать, наш с Алексеем куратор – Борис Дмитриевич Злобин, тоже поставил под сомнения впечатляющую численность и плотность копытных в пресловутом «Красном лесе», которые мы указали, защищая свой доклад. И лишь позже, пообщавшись по телефону с охотоведом этого заповедно-охотничьего участка Волошиным Александром Ивановичем, которого знал лично – принял нашу сторону.


                Чудодейственное свойство мумиё

               
                Время практики подошло к концу, и пора было возвращаться на учебу в альма-матер. Алексей, прежде чем направиться в Киров, решил заехать к себе домой в Волгоград.
             
                Я провожал его на железнодорожном вокзале, физически ощущая эмоциональное опустошение и давившую на меня грусть. Наверно тому причиной была невозвратность улетевших в былое дней, подаривших и радость обретения новых друзей, и яркие события, заложившие в меня толику житейской мудрости, напитавшие незабываемыми впечатлениями. Казалось, что впереди уже не случится ни чего, что сможет окунуть меня в то упоительное состояние, в котором я пребывал предыдущий месяц.
               
                Алексей, словно уловив моё настроение, вернул меня к жизни, напомнив, что не за горами март и по приезду на Вятку пора будет выбираться в леса искать глухариные тока: «Может в Сюзюмские боры заглянем, помнишь где перед армией сплавлялись?» Подхватив эту тему я, вместе со своим другом увлеченно погрузился в обсуждение предстоящих вылазок, намечая маршруты, строя заманчивые планы на весну, вновь наполняясь мечтами и надеждами.
               
                Валдай выглядел значительно лучше после приснопамятной бойни с Казаком, но глубокая рана над глазом упорно не хотела затягиваться, гноилась и справиться с этой бедой никак не получалось.
               
                На перроне Васькиной персоной заинтересовалась пенсионного возраста дамочка, кокетливо предложившая ему остаток беляша, который наш кавалер не церемонясь проглотил, заискивающе виляя бубликом. Разглядев рану на его лбу, женщина, покопавшись в сумочке выудила оттуда спичечный коробок, содержимое которого напоминало окатыши гудрона; «Это мумиё, муж на Памире служил, привёз оттуда – знаете, что это такое?»
               
                Мы с Алексеем признались, что слышали что-то о его целебных свойствах и органическом происхождении. Собеседница предложила Алексею небольшой кусочек размером с фасолину, которую настоятельно советовала разжевать и приложить к ране пса. Я отщипнул себе крошку размером со спичечную головку и завернув её в фольгу от сигаретной пачки убрал в карман куртки. Алексей, размягчив снадобье, залепил им рану горемычного, недовольно урчащего от болезненной процедуры.

                *********
      
                Наша встреча в общаге на Маклина состоялась через неделю. Киров по-прежнему был погружен в сугробы, автомобили неспешно двигаясь по устремленному в морозную дымку Октябрьскому проспекту, чадили сизыми выхлопами, и от всего этого город казался безучастно холодным к вернувшемуся блудному сыну, который, соскучившись, испытывал к нему искрение теплые чувства.
           
                Из-под кровати поприветствовать меня вылез Валдай. Сдержано виляя хвостом, вдумчиво обнюхал мои ботинки, словно изучал через зацепившиеся за них запахи, содержание весточки от своего заклятого друга – Казака, которого я оставил на попечение своих родителей, дожидаться моего возвращения. Рана у Васьки затянулась, и я не преминул рассказать Алексею как вылечил в поезде свой, вдруг разболевшийся зуб, приложив к нему кусочек мумиё, подтвердив его чудодейственные свойства. Васька, тем временем, видимо увлекшись, уже было задирал ногу над моим ботинком, торопясь написать ответку Казаку, но своевременный пинок хозяина вернул его обратно под кровать.

                где родился – там и сдохну

            
                Вечером мы пили с друзьями щедро заваренный краснодарский чай, уплетали привезенные мной из дому мамины вкусняшки, вспоминали недавние приключения на благословенной Кубанской земле.
             
                Уже на первом курсе я душой прикипел к тайге, но теперь всё чаще посматривал на карту моего родного края, задумываясь над тем, чтобы вернуться туда после окончания учебы. Мне казалось, Алексей примерялся бросить якорь на Вятке, присматривался к местным условиям работы по специальности.
               
                Мы ещё не замечали, что Земля с каждым днём вращается всё быстрее и видели впереди лишь бесконечный путь, и грезили, что нам удастся забронировать билеты на экспресс, который повезёт нас по нему вместе с нашими друзьями, собаками и ружьями, вряд ли задумываясь над тем, кто и на какой станции выйдет из нашего дружного вагона. 

               
                Пи Си
               
               
                В студенческой песне, написанной Александром Шестаком, которую орут     под гитару не одно поколение охотоведов, (стоит им собраться больше двух), звучат конечно же крамольные по отношению к любой конфессии, но до мурашек патетичные и созвучные нашему былому культу слова: «Не верим мы в Аллаха и Буду, на что нам Бог? – мы сами себе боги! Мы верим лишь в изменницу судьбу, мы верим в фарт, ружье и свои ноги!».
               
                Ныне здравствующие братья по Альма-матер, вскормленные ею в «золотой век» охотоведения, в значительной мере утратили шарм романтизма и авантюризма, многие воцерквились. Но соборность по-прежнему остаётся характерной чертой выпускников нашей школы охотоведения - тем и живём, а значит так богу угодно!