Синица, превзошедшая Колумба

Я живу в гениальном месте – небольшой жилой район на краю города, спереди, в ста пятидесяти метрах от дома, протяженные песчаные пляжи Сухумского залива, сзади цепь холмов, постепенно переходящих в Кавказский хребет. Справа и слева старинные парки. Наш дом стоит сбоку, и квартира на втором этаже как раз крайняя, что дает ощущение некоей автономности.
Большую террасу окружают десятиметровые бугенвилея и средиземноморский дуб, которые переплелись в тесных объятиях, а сзади дома целые заросли из камфорного дерева, лаврушки, веерных пальм, бананов, винограда, яблони и прочего растительного люда, а также глицинии, бурно оседлавшей всех соседей.
Мне удалось создать крохотные джунгли, в которых комфортно живут дрозды, воробьи, синицы, сойки, цикады, древесные лягушки, летучие мыши, медянки, а летом порхают бабочки 4 видов и светлячки. О муравьях  и говорить нечего, эти трудолюбивые пройдохи пролезут даже в игольное ушко слизняка.
Разумеется, большинство этой живности так или иначе участвует в нашей жизни хотя бы эпизодически; наиболее постоянные участники – это дрозды и воробьи, которым я сыплю крошки хлеба на мраморный столик с головой гипсового Аполлона, когда готовлю еду для трех бродячих собак, прибившихся к нашему двору.
На вряд ли такое сосуществование открывает участникам что-то новое в познании жизни – каждый существует в привычном пространстве, не углубляя отношений.
И вдруг некая синица произвела революцию в моем личном опыте! Эта чудесная история живет во мне, как глоток свежего утреннего воздуха…
Была середина июня, и мы с сестрой завтракали на террасе. Мы уже почти допили кофе, когда влетела синица и без колебаний села на кончик хлебницы. Слегка обалдев от такого нахальства, мы помолчали, потом я предложила выяснить, какой сыр она предпочитает. Мы подвинули ей под нос, точнее под клюв, обе тарелки – и с сулугуни, и с дор-блю.
Ни секунды не колеблясь, синица уверено клюнула дор-блю!
Пришлось настругать ей несколько кусочков, но дать в десяти сантиметрах от тарелки. Она тут же сожрала их и снова уставилась на нас, непринужденно крутя головой и поблескивая живыми глазками. Перед нами был явный шармер, уверенный в своей неотразимости и, возможно, наслаждающийся собственной непринужденностью.
Я поставила себя на ее место и похолодела – перед нею два огромных неуклюжих существа, бескрылые, с громкими голосами и голыми лицами; неизвестно, как они добывают себе пропитание и вообще каковы их нравы? Почему она уверена, что мы не  причиним ей вреда?
Как она осмелилась вторгнуться в чужую реальность и так фамильярно общаться с существами, весь ее предыдущий опыт вроде бы не располагал к этому. На воле синицы живут от полутора до трех лет, маловероятно, что ранее она была домашней птицей, ибо никогда не делала попытки залететь в комнаты, выходящие на террасу.
В течение месяца она прилетала трижды в день, к каждой существенной трапезе, а однажды навестила меня, когда мы сидели с гостьей, приехавшей в Сухум, чтобы отыскать следы местных композиторов-авангардистов, творивших в 70-х. На столе были только бутылка красного вина и сыр. Синица уверенно села на край тарелки и завертела головой, пытаясь угадать, кто из нас проявит инициативу.
Гостья слегка напряглась, но я сказала, что не нужно беспокоиться, это наша домашняя синица, которая проголодалась раньше времени. Видимо, гостья, одетая в яркий восточный халат до пола (потом она собиралась идти на пляж), не вызвала особой симпатии у птицы. И она, отведав сыра, упорхнула.
Постепенно мы изучили ее вкусы, она явно предпочитала мясо всех видов, включая копченую колбасу и ветчину, рыбу и сыр; остальное она брезгливо рассматривала, могла попробовать, но отвергала.
Один раз она прилетела в сопровождении другой синицы, и мы замерли, предвкушая расширение компании, но та посидела несколько секунд на дальнем бортике террасы и молниеносно скрылась навсегда.
Каждый раз присутствие этой смелой особы вырывало меня из привычной реальности и оптики.
В сравнении с нею Колумб казался мне робкой разновидностью первопроходца, действовавшего в привычной реальности, среди себе подобных. Он во многом опирался на опыт предшественников и до конца жизни был уверен, что открыл Индию, а не Америку.
А эта крохотная птица под конец совсем распоясалась и начала фамильярничать, садясь на левое плечо сестры, видимо, чтобы побудить к большей щедрости.
Однажды мы вспомнили пословицу «Лучше синица в руках, чем журавль в небе», утверждающую, что стоит жить тем минимумом, который уже у тебя есть, ценить свои достижения, а не мечтать о том, чего, вероятнее всего, никогда не будет. Но эта пословица не прояснила нам мотивы нашей гостьи, уж очень она не сочеталась с будничной мудростью.
Когда синица исчезла так же внезапно, как появилась, мы огорчились и напрасно ждали ее появления следующим летом. Увы, второго чудесного пришествия не случилось.
С тех пор прошло несколько лет. И каждый раз, вспоминая ее порывистые манеры и живость, я тоскую по присутствию неведомой мне реальности, воплотившейся в крохотной синице…