Эпизод 4. Проповедь новоиспечённого Будды

Эпизод 4. Проповедь новоиспечённого Будды.
Аркадий поудобнее устроился в своём рабочем кресле, предполагая, что этот разговор будет особенным. «Идеалист Кирилл В.», так значилось в личном деле, двадцать один год, студент филологического факультета, подающий надежды писатель. Аркадий помнил, как его профиль появился на внутреннем портале департамента: «Радикальные наклонности — высокая вероятность воздействия на малые группы. Уровень опасности: потенциальный лидер мнений». Да уж, если бы этот Кирилл дошёл до какого-нибудь дискуссионного клуба, или, упаси Господь, до Единого Общества, начал бы публиковать свои стихи в подпольных чатах, то последствия могли бы быть катастрофическими.
Аркадий знал этих людей — поэтов и филологов, такие, если их вовремя не приструнить, начнут цепляться к слову «Свобода», как будто это не простое имя третьесортного молочного коктейля, а какая-то священная реликвия, или ещё хуже, у них появляется мания просветительства, они хотят всех «разбудить», как будто люди — это сны, которые так и рвутся к осознанию своей природы, и в какой-то момент они считают, что должны «говорить правду», а правда, как известно, очень опасна, если её подают без предварительного согласования с Департаментом.
Аркадий открыл файл. «Кирилл В., 21 год, белый список писателей: Достоевский, Хаксли, Джойс, запрещённые произведения из списка библиотеки Лондона... Интересы: антиутопии, мифопоэтика, теология радикальной нежности (что бы это вообще ни значило!)». Студент, который озадачивал самим фактом своего существования, и такие передавались на предварительное «перепрограммирование» только специалистам высшей категории. Аркадий ухмыльнулся, включил видеосвязь и приготовился.
Экран мигнул, и перед ним появилось лицо молодого человека. Обычная внешность: слегка вьющиеся волосы, слишком выразительные глаза, которые так и кричали о внутренней борьбе, это были глаза того, кто ещё не принял окончательный приказ стать счастливым.
«Здравствуйте, Кирилл, — начал Аркадий обволакивающим голосом, напоминающим шелест тончайшей паутины, скрывающей смертельную паучью пасть, — надеюсь, не отвлёк вас? Я вижу, вы были заняты... писательством».
«Да, я писал, — ответил Кирилл медленно, как будто каждое слово ускользало от него, — А вы кто, извините? И почему мне кажется, что это... не просто дружеский звонок?»
«Не просто звонок, — мягко согласился Аркадий, — мы называем это «актом менторства». Видите ли, ваша... хм... страсть к слову и смыслу привлекла наше внимание, и мы подумали: а что, если направить такой талант в нужное, и весьма полезное для всего общества, русло?»
Кирилл нахмурился.
«В нужное русло? Вы... из министерства образования?»
«Смешно. Вы обладаете блестящим чувством юмора, — Аркадий рассмеялся, — нет, Кирилл, я из Департамента Счастливых Попутчиков, и я здесь для того, чтобы вы, молодой человек, осознали одно важное правило: счастье не в словах, а в их отсутствии».
«В их... отсутствии? — Кирилл замер, глаза округлились. — Что это значит?»
«Это значит, что тексты... книги... идеи... все они, — Аркадий подчеркнул последнее слово, словно вскрывал гнойный нарыв, — лишь отвлекают, они — иллюзии, пыль, которую вы гоните ветром своих мыслей. Разве не это говорил ваш любимый Хаксли, разве не предупреждал о ловушке «слишком реального языка»?»
«Хаксли?.. — Кирилл медленно сдвинул брови, осмысливая сказанное. — Он предупреждал об иллюзиях, да, но... вы искажаете его слова, он говорил, что язык — это инструмент освобождения...»
«Освобождение — это другой тип заключения, Кирилл, ведь вы, — Аркадий сделал паузу, затягивая её, словно зверь, играющий с добычей, — хотите именно этого, не так ли? Вы хотите освободиться? Но от чего? И главное — для чего?»
«Я... — Кирилл замялся, как будто слова завязали узлы на его горле, он открыл и закрыл рот несколько раз, пока Аркадий с удовольствием наблюдал, как сопротивление начинает разрушаться под тонкой, но точной обработкой».
«Ведь если честно... — Укусов, добивая жертву, наклонился вперёд, его глаза стали опасно блестеть, — вы хотите найти место, где ваши тексты будут иметь смысл, место, где каждое слово, которое вы напишете, будет считаться важным, но... как вы думаете, что будет, когда вы, наконец, добьётесь этого? Что произойдёт, если вас начнут читать тысячи? Миллионы? Будете ли вы от этого счастливее?
«Я.…» — Кирилл выглядел озадаченным, словно кто-то выбил почву у него из-под ног.
«Не будете, — мягко заключил Аркадий вместо него, — потому что тогда, — он сделал драматическую паузу, — ваши слова станут всего лишь товаром, вы захотите угождать публике, писать то, что нужно другим, а не то, что считаете необходимым вы, и тогда вы сами окажетесь в той самой ловушке, о которой так боитесь даже подумать. Поймите, юноша, ваш талант — ваше проклятие, и единственный способ обрести истинное счастье — отказаться от него. Примите тишину, отпустите свои слова, как цепи, которые держат вас в клетке».
«Но... — Кирилл напрягся, его лицо побледнело. — Я не могу... я.…»
«Можете, — уверенно отрезал Аркадий, — и более того, я готов помочь вам, отпустите свои тексты, перестаньте писать, разорвите бумаги, удалите файлы, станьте... свободным, ведь свобода — это отсутствие нужды что-либо создавать».
Повисло молчание. Кирилл сидел, глядя в монитор с таким выражением, будто кто-то только что рассказал ему, что Бог существует и у него бухгалтерское образование.
«Это... это вы серьёзно? — прошептал он наконец. — Если я перестану... я обрету... счастье?»
«Абсолютно, — заверил его Аркадий, улыбаясь так, что даже расписная кошка-копилка закатила бы глаза, — попробуйте, примите пустоту, станьте ничем и тогда... почувствуете, почувствуете мир, освободившийся от тяжести ваших слов».
Кирилл медленно кивнул, словно в трансе.
«Хорошо... я попробую...»
«Отлично. — Аркадий отключил связь, потирая руки. — Ещё один поэт, утонувший в океане молчания».
Он встал и размял плечи. Рабочий день шёл к концу. «Идеалисты» были особенно вкусной добычей, они шли туда, где страх и желание переплетаются в неразрешимый узел, а потом, когда петля затягивалась... оставалась только тишина.
Аркадий усмехнулся, глядя на погасший экран.
«Великое Единение не имеет границ», — прошептал он, удаляя дело «Идеалиста Кирилла» в архив.