Эпизод 7. Домашняя реконфигурация

Эпизод 7. Домашняя реконфигурация.
Вечерняя часть ритуала Аркадия начиналась сразу после того, как его тусклый рабочий кабинет закрывался на электронный замок и исчезал из его сознания, словно строка кода, отсекаемая firewall-ом, он медленно пересекал пустой вестибюль Департамента мимо охранника, взгляд которого выражал особую ледяную преданность, поднимался в подъехавший ровно по расписанию лифт и выходил на проспект имени Великого Единения — одну из центральных артерий города, по которой струился нескончаемый поток людей, похожих на синтезированные голограммы в безупречной симфонии коллективного движения.
Мягкий гул мегаполиса подхватывал его, закутывал в плотное одеяло информационного шума, экранчики вокруг на каждой остановке, в каждом углу, в каждом взгляде прохожих транслировали стандартные программы эмоциональной стабилизации: выдержанные лицом говорящие головы, ровным, завораживающим голосом описывающие успехи Единства, гармонию и прогресс, и никакой дисгармонии, никаких колебаний, никакого красного свечения.
Он неспешно подошел к своему автомобилю — служебному электрокару, гладкому и аэродинамичному, с хромированными боками и тихо урчащим двигателем, линии машины казались продолжением его рабочего костюма, всё то же идеальное, безупречное сочетание утилитарности и эстетической стерильности. Автомобиль плавно взял курс домой, огибая небоскрёбы и памятники, покрытые неоном, пейзаж за окном казался кинематографической вставкой, предсказуемой и заученной до мельчайших деталей.
Дом Аркадия располагался в одном из новых микрорайонов — небоскрёб-мегаполис «Социальное Единообразие». Его внутренние стены, облицованные зеркальным алюминием, отражали всё окружающее в упрощённых формах, неоновые полосы указывали направление движения, словно путь, начертанный на цифровой схеме, где каждый этаж был снабжен собственным терминалом для корректировки уровня освещенности и температурного режима, а встроенные в стены динамики транслировали нейтральные аудио волны, успокаивающие и слегка приглушенные. Здесь всё дышало минимализмом и чистотой пространства, созданного для людей, чьи души настолько упорядочены, что им не нужны ни ковры, ни картины, ни любая другая бессмысленная мишура.
Его квартира находилась на сорок восьмом этаже. Дверь откликнулась на прикосновение к сенсору отпечатка, внутри — идеальная геометрия: квадратная гостиная с белыми стенами и встроенными полками, прямоугольная кухня, в которой каждый прибор был подобран по параметрам функциональности, а на одной из стен висел экран — в режиме ожидания, который показывал абстрактные рисунки, генерируемые алгоритмом на основе средней эмоциональной статистики населения.
Аркадий аккуратно снял рабочий костюм и повесил его в шкаф, откуда повеяло запахом синтетического успокоителя — так пахли все ткани, обработанные особым составом, чтобы не допускать накопления статического стресса. Теперь очередь дошла до его домашней одежды — серой, почти незаметной, сшитой по тем же строгим лекалам, что и его офисный костюм, но выполненной из более мягкого материала.
Каждое его движение было плавным, словно он распаковывал свой второй, домашний облик, отличающийся лишь нюансами оттенков. Завершив процедуру переодевания, Аркадий направился в ванную, мягкий свет активировался автоматически, зеркало на стене на мгновение оставалось пустым, словно определяя контуры лица и маскировку его эмоций, и, наконец, в отражении возникла его фигура.
Аркадий не спешил. Это был один из тех редких моментов, когда он позволял себе отклониться от расписания, взгляд его скользил по собственной внешности: аккуратно подстриженные волосы, ровные черты лица, кожа с легким оттенком усталости. Глаза. Вот что привлекало его больше всего. Глаза, которые видели всё — которые оценивали, обрабатывали, корректировали чужие жизни и судьбы, глаза, которые умели читать мельчайшие колебания чужих душ, но при этом оставались неуловимо пустыми, даже для него самого.
Он долго смотрел в своё отражение, словно надеялся увидеть там нечто иное, не Аркадия Укусова, Ловца Душ, а кого-то другого, чьё имя он, возможно, давно забыл, или никогда не знал, что-то тёмное, спрятанное за безупречной поверхностью, но иногда мерцающее в глубине его зрачков. Тревожные образы, слова, мысли —вспыхивали и исчезали как красные индикаторы на его рабочем экране.
«Ты всего лишь инструмент,» — шепнул он своему отражению, как будто напоминал себе о чём-то важном, — «инструмент системы, иначе нельзя.»
Потом быстро наклонился к раковине, включил воду, и холодные капли брызнули на лицо, смывая с него остатки напряжения, Аркадий механически растёр лоб, щёки, шею, и, втирая холодок в поры кожи, он вдруг понял, что давно не испытывал ни малейшего желания — ни к еде, ни ко сну, ни к какому-то взаимодействию с миром, а всё происходило автоматически, как программный код, запускаемый раз за разом. Он поднимал руку — и она двигалась, он моргал — и глаза закрывались и открывались, даже слова, которые он произносил, выходили сами собой, отточенные, бездумные, бездушные.
Аркадий поднял голову и ещё раз взглянул в зеркало, и теперь его лицо казалось ему чужим, взгляд блуждал по отражению, словно искал подтверждения собственной реальности.
Вздохнув, он выключил воду, вытерся мягким полотенцем и медленно направился в гостиную, сел в одно из двух одинаковых кресел, затем, не включая экрана, приложил к виску миниатюрное устройство и активировал программу вечерней реабилитации. Мягкий поток данных вливался в его сознание — образы, слова, потоки звуков, как пилюля счастья, только более продолжительная и утончённая. Он сидел, глядя в стену, и всё внутри начинало исчезать.
Все тревожные мысли растворялись, сменялись туманными фразами о гармонии, единстве и служении, проявлялись размытые контуры подчинения и благополучия. Глаза его закрылись. Завтра будет новое утро, новый день, новые души для выравнивания, новый набор зелёных прямоугольников, новая стерильная прогулка по безупречным коридорам Департамента.
Аркадий открыл глаза. Всё снова стало на свои места.
Никакого красного свечения, никакого беспокойства.
Просто ещё один вечер, ещё одна вахта на посту наблюдения за счастьем.