Чёрный цвет Солнца. Часть 2

               
                Глава 1.

                Взмах крыльев мотылька.

   Последние несколько месяцев жизни Джейка изобиловали  всякими негативными моментами. Началось все как-то опять-таки по-Булгаковски. Как-то утром, Джейк и еще два совершенно незнакомых ему, сильно похмельных людей, ехали в Джейка рабочей машине и за городом их остановила дорожная полиция. Взяли права и решили проверить по компьютеру. Прогресс вторгся и сюда. Совершенно спокойный Джейк, удивился, когда его попросили пересесть в гаишную машину. Означало это только одно – не важно что, но что-то не так. В гаишной машине один из гаишников не просто убил Джейка, а наехал на него танком и пару раз развернулся. Он сказал, что Джейка, оказывается, два года назад решением какого-то Суворовского суда лишили права управлением каких-либо автомобилей вообще. Джейк просто охренел от нереальности и театральности происходящего. Еду себе еду, останавливают под мостом, показывают ноутбук, где и правда записаны все Джейка данные, где, когда и зачем родился, всякие совпадающие даты, адреса  и инициалы,  и говорят – что два последних года он не имел никакого права управлять транспортными средствами, а он очень даже  управлял. Следовательно, как бы уклонялся от, несомненно, справедливого решения Суворовского суда. Из чего следует, что нарушал самым бессовестным образом закон. Но попался. И разоблачён. Знамя закона честно развевается на ветру. Сколько верёвочка не вейся, а петелька да затянется. И сейчас, люди в форме, с правами уедут, а Джейк, по истечении 2-х лет, перевоспитавшись полностью и осознав всю вину свою, придёт куда надо, выдержит экзамен, и только тогда ему отдадут старые, или даже может, дадут и новые права. Что оно будет то через два года….
Джейк попытался защищаться. Трепыхание словесное. Доказывать, что ни суда над ним лично никакого не было, и даже он не знает в какой части города оный и находится; ни повестки никакой не получал, не расписывался в доставке уведомления о судилище этом;  и вообще его никогда не судили в суде; да и совершенно незачем его судить, так как он вообще какой законопослушный; и что без прав нет работы, нет зарплаты, нет еды, нет возможности смотреть в глаза жене и маленькой дочке. Круг замкнулся. Даже начал настаивать, что 2 года с момента решения Суворовского-Линча суда, уже прошло, что ещё надо? А сейчас ему некогда, ему работать надо, его люди ждут; и видя что всё мимо, начал вслух обижаться на Александра Суворова лично, что его именем названа столь безжалостная институция власти, которая невинных людей, без их ведома прав лишает, и проводить суровые аналогии между личностью Суворова и судом как единицей власти карающей. Что Суворов тоже был безжалостным человеком, сколько он солдат невинных позаморозил и вообще как-то поубивал, даже через Альпы когда ему вздумалось махнуть, с пушками, ядрами, лошадьми, обозом, бабами прибившимися за солдатами… На бабах прибившихся один из полицейских не выдержал и поднял вверх жезл.  Стоп. Гаишник был лаконичен. Как гвоздём в живое дерево. Закон о лишении Джейка прав, вступает в силу, с момента изъятия таковых. То есть здесь и сейчас. И на 2 года вперёд. Вопросы есть?
 Вопросов не было, но было предложение. Джейк начал с того, что как и говорил раньше, он сознательный и законопослушный гражданин, и даже за столь короткий срок, но успел уже осознать степень своего проступка, ну оступился человек, с кем не бывает, а вот у него сейчас, при себе есть немного денег, он поделится ими со служителями жезла и кокарды, и всё, он себе поедет, люди же ждут, а они останутся стоять тут, но уже немного воодушевлённые, и будут ловить настоящих нарушителей закона.   На что один полицейский поразил откровенностью, человечностью и бескорыстием:
- Да мне что, я возьму, но только далеко ли ты уедешь? На следующем посту возьмут, или через неделю. А деньги тебе кажется сейчас нужней, ты кажется, работу только что потерял. 
Когда Джейк вернулся в машину уже без прав и сказал, что всё, конечная, один из похмельных неожиданных попутчиков, сочувственно предложил:
- Может выпьешь? У нас есть… тебе же теперь можно.
 
   Вот действительно, взмах крыльев мотылька в одной части земного шара, может вызвать непредсказуемые последствия в другой его части. Пусть история Джейка не совсем сочетается со словосочетанием «взмах крыльев мотылька», но аналогия явно видна. Два года назад, прокутивши всю ночь, Джейк утром ехал на работу, его остановили полиция и сразу же установили явные нарушения, в виде запаха изо рта, всего того, что туда вливалось всю ночь.  Это вылилось в часа два всяких разных разговоров, и 200 долларов, чтоб ехать дальше и забыть друг о друге. Но недобросовестные полицейские, всё же видать накатали телегу в суд, и там такие дела стряпают как пирожки, в масло на 10 минут и вынимай. А повестку Джейк не получил, так это вполне объяснимо, он дал какой-то левый адрес. Вот и настиг бумеранг. А те два полицейских, те два года назад, всё же негодяи и засранцы. И деньги взяли, и вот сейчас вот так. Под мостом.
   И как – то закрутилось всё, неожиданная безработица, в неожиданно грянувшим в мире экономическом кризисе, неожиданное безденежье, и вынужденная суета, и просьбы, и звонки, и расхваливания себя в резюме, и вынужденное положение просителя, и начавшиеся тоже неожиданно, укоры жены в недобросовестности в поиске хоть какой либо уже работы, и унизительное порой,  выпрашивание у неё денег, и в долг у знакомых, не зная что ответить на вопрос – а когда сможешь отдать? Да и как-то сами собой участились походы к Алёнке с Олегом, которые героином торговали. Да и сам героин, перестал быль новостью, и плавно, но очень уверенно входил в привычку. А потом трудоустройство «хоть на какую-либо уже» работу, а именно в парке аттракционов на берегу моря. Зимой. Охранять качели-карусели. В стеклянной будке. Бессмысленнейшее, бестолковейшее, две ночи через одну, времяпровождение. Но зато на самом берегу моря, с закатами, а особенно рассветами. Но зато, практически каждую ночь, разговоры, а то и разборки, и дубина в руках, с тинейджерами, которые как ни украсть или поломать что-нибудь хотят, так просто покататься и поломать.
   А потом вообще, как закрутилось, мотылёк махнул, и последствия начали разворачиваться совершенно наипричудливейшим образом.  Джейк, как-то вернулся с очередной ночной смены, со зрачками во весь глаз и совершенно не желая ни спать, ни есть, и застал дома племянницу, которая почему-то не в колледже, и дочку, которая почему то не в садике. Но раз так, то почему не застал жены, которая оказывается накануне вечером, нарядившись и очень спеша, попросив племянницу посидеть с дочкой, упорхнула в ночь, и не соизволила припорхать к Джейка приходу, и сделать всё красиво. Чтоб всё как-то продолжалось. Джейк конечно же был далеко-далеко не ангел, но ему стало интересно, и решил поискать жену. Но начав поиски пропавшей супруги, Джейк начал просто офигевать от разворачиваемой перед его глазами водевильной картины. Позвонив на мобильный Ины (жена), он услышал мужской голос в ответ. Но это не беда, даже не половина, голос принадлежал таксисту, который оказывается, вчера вечером, подвозил госпожу Ину Купер и какого-то молодого господина к гостинице «Звезда», которая недавно открылась где сдавали номера почасово. Представившись таксисту, кем он является в данной ситуации, таксист видать проникся, и продолжил удивлять – он сказал, что не только телефон Ины у него, а также её паспорт, но и паспорт и водительское удостоверение её спутника. Он объяснил это тем, что они были пьяны и умудрились так избирательно, в такси забыть только документы и телефон. В такие совпадения наверно и возможно поверить, но не в Одессе.  Джейк разжалобил таксиста, начав петь, что он обманутый муж – рогоносец, недавно потерявший  из за козлов полицейских работу, вынужден был устроится охранником, и по ночам, за копейки, рискуя своей порой жизнью, охранять чужое добро (предварительно уколовшись героином), а его жена, видишь как же им, этим бабам, верить после всего, и ребёнок один дома и пр. пр. пр. в общем договорились встретится. Паспорт и телефон жены таксист отдал, но паспорт и права Инкиного кавалера, отдать отказался. Сказал, что сам отдаст, при личной встрече. Но не отказал в любезности, показал портрет соперника. Он был младше на 8 лет. Удальцов Андрей. Чем-то Алтайским повеяло. Хотя проживает в г.Запорожье.  Порывшись в Инкином мобильном, Джейк быстро вычислил номер Андрея. И незамедлительно позвонил. Какой-то нездоровый азарт появился. Как-то оно дальше будет?
- Алё, Удальцов Андрей Леонидович? Очень хорошо… вот уж не думал, что придётся познакомиться. Ну как мяско? Не старовато? В зубах не позастрявало, или дело молодое, всё пережуём – переварим… ну в принципе понимаю, в таком деле какие принципы, сплошные инстинкты…, да я сам такой же….
- Кто говорит?
- А по горестной интонации не понятно? Несчастный, обманутый, горем раздавленный муж, небезызвестной Вам гражданки Купер. Ну как там моя жена, понравилась? Мне если честно, последнее время как-то не очень…да и я по ходу ей тоже приелся…алё? Алё? Ну что же вы… - Андрей не выдержал и бросил трубку. Молодой. Горячий.
 Как старый партизан, Джейк решил действовать, и прямиком двинул в гостиницу «Звезда». Ему не терпелось, очень хотелось взглянуть Ине в глаза. По пути, он с ехидным злорадством выдумывал, как он будет себя вести и что скажет при встрече.
В гостинице, у администратора, молодой симпатичной девушки, Джейк напрямик спросил, предварительно показав Инкин паспорт, не почивала ли сия особа в этой гостинице этой ночью, вместе с гражданином Удальцовым. Девушка сразу напряглась, но спросила, а кто, собственно, он сам такой. Джейк сходу, уверенным, как ему казалось, голосом, сообщил, что он сотрудник одного из частных розыскных агентств, и что этих двоих объявили в розыск. Тут девушка вообще сникла, и стала лепетать, что она только что сменила другую девушку с ночной смены, и что лично она не в курсе вообще ничего, и что-то ещё про главного администратора и больного брата.    Джейк расценил её поведение по-своему, и стал корчить из себя «плохого полицейского», наезжая нагло на растерявшуюся девушку, и требуя показать журнал записи жильцов за истекшие сутки.  Девушка перешла в глухую оборону, и начала твердить что ничего не знает, знать не желает, и что сменщица ещё не ушла и где-то на верху, она ей позвонит, та спустится, и вы всё решите.  И чтоб Джейк перестал волноваться, сел вон на диванчик и через пару минут всё будет хорошо. Взяла телефон и принялась звонить, и когда ответили, стала напряжённо шептать в трубку, бросая взгляды на Джейка.  И не обманула, действительно через пару минут спустилась другая девушка, но почему-то с охранником, который почему то сразу стал у входной двери.
 Отход блокирует, гад  - пронеслось в шпионски настроенной голове Джейка. Пришедшая девушка была постарше и поопытней. Через несколько минут разговора, Джейк уставясь в пол, стыдливо сознался, что никакой он не сыщик на задании, а самый обыкновенный карикатурный герой, вернувшийся с командировки немного раньше ожидаемого. Теперь ему уже хотелось потихоньку, на ушко, узнать была ли, тут ли сейчас, или вообще ничего не узнавать, а просто исчезнуть отсюда побыстрей куда угодно. С каждой минутой становилось всё унизительней и гаже. Очень уж больно, стыдно и непривычно было себя чувствовать в новом, а главное вытащенном на свет, незавидном амплуа. Но оказалось, что всё тот же взмах крыла мотылька, только столкнул снежный ком с вершины, и лавина ещё даже не началась. Предвестники её, первые сухие, колкие снежинки Джейк почувствовал, когда девушка администратор, очень решительно и энергично стала требовать его документы, многозначительно поглядывая на хмурого в стойке питбуля, охранника. Если она и поверила  истории Джейка про ночную смену на каруселях, и странного Робин Гуда таксиста, то требовала доказательств. Конечно же никаких документов, подтверждающих личность и слова Джейка, у него не было. А был паспорт и телефон Ины. Администратор рассказала, что это пара не только ночевали тут, очень пьяные, но и утром устроили огромный, свинский, похмельный скандал, что у них ночью украли все документы и телефон. Скандал не ограничился криками и взаимо-оскорблениями, эта парочка вызвали полицию и подали официальную жалобу на открытие уголовного дела по поводу пропажи документов и телефона. И чудо, один паспорт и телефон нашёлся! В полицию ушлая девушка администратор уже позвонила, и та с минуты на минуту будет здесь. Такого разворота событий не мог предсказать наверно даже сценарист сериалов. Джейк не верил в реальность всего происходящего, отказывался верить. Такого в жизни не бывает! На съёмочной площадке, вполне возможно. Но не в жизни, сначала под мостом, а теперь в гостинице «Звезда».  Сериальность бразильская, с амнезиями, пластическими операциями, с родинками в одинаковых местах, с вышитыми инициалами на пелёнках, так и пёрла из всего этого.
«Меня ещё не попустило, и я просто гоню. Да это так. Но сейчас приедет полиция и какой дальнейший сценарий??». Джейк даже укусил себя за палец, было больно, никто не пропал, а через стеклянные двери, Джейк увидел синие-белый автомобиль с мигалками, откуда вышли два человека в синем. И идут.  К его физиономии, к зрачкам на пол лица, к Инкиному паспорту и телефону. Ох… Полиция — это не сменщик на каруселях, если и заподозрит что то, то не спишет на бессонную ночь, ну или на похмелье. А если сценарий разовьётся так, что полиции собственноручно захочется осмотреть содержимое карманов Джейка, а в одном из низ находится маленькое, но очень весомое подтверждение, что с полицией вообще лучше не связываться. Ох, тибетские монахи подумайте обо мне сейчас хорошо, и вы молчаливые растаманы, не зная меня, дуньте вверх, чтоб не закрутилась вся эта бессмыслица ещё бессмысленней. 
  Как и водится, полицейские начали с наездов. Джейк старался как мог, но уже на третьей минуте разговора, он увидел, что милиционеры ему верят. Обманутый лопух муж. После бессонной ночи. На охране объекта. Стерва жена. Уж больно комичная в финале история, запутанная, с паспортами и заявлениями, и вот перед ними стоит тот, который вообще вроде как пострадавший. Взъерошенный и нахохлившийся. Полицейские были тоже женаты, и всё же какая-то мужская солидарность сыграла свою роль, и нагружать сильно Джейка они не стали. И обыскивать тоже. Но увезли в отделение для дачи каких-то там показаний. Тут Джейк начал трезвонить всем подряд, подругам жены, сестре жены, на работу жене, племяннице, и нашёл-таки Инку.  Она оказывается уже добралась домой и легла спать. Ну уж нет! Я в участке, потому что ты начудила, а ты спать?? Джейк как мог строже, под нескрываемыми ухмылками ментов, приказал ей явиться в полицию как можно быстрей.
  Сидели они в кабинете вдвоём, Джейк и лейтенант. Хоть и было не холодно, да и приличия того требовали, но Джейк продолжал сидеть в шапке, туманно сославшись на то, что, проведя всю ночь в шапке, причёска у него плохая. Джейку почему-то казалось, что без шапки он будет выглядеть вообще палёным. Периодически в кабинет заходил молодой полицейский, что-то показывал, что то спрашивал негромко у лейтенанта, уходил. Проходя мимо, он всегда так подозрительно настойчиво смотрел на Джейка, что в один из таких проходов, под этим взглядом, Джейку захотелось признаться, что это он вошёл в преступный сговор с китайцами и арабо-финнами, и подложил бомбу замедленного действия под фундамент Советского Союза.
Ина наконец то пришла. Джейк, скроив самую страдальческую физиономию, спросил лейтенанта, может ли он, пока Ина будет давать показания, подождёт на улице. Чтоб и воздухом одним, так сказать, не дышать. Лейтенант не имел ничего против. На прощанье, как бы себе, вслух сказал: «да…. 17 лет в полиции работаю, такое впервые… да, история конечно…хе…». Джейк улыбнулся так, будто у него свело все несколько метров кишечника одновременно, и вышел. Ину он встретил в коридоре. На ней, в прямом смысле слова, лица не было. Она не просто боялась Джейка, нет, она боялась всего того, что произошло. Она поняла, что начудила больше своего веса во много раз. И шла как на виселицу. И ещё Джейк увидел, что ей плохо физически. Вокруг глаз были большие, тёмные круги. Похмелье. За 11 лет совместной жизни, Джейк уже выучил её. Она вообще практически не пила, да и не любила. Её и так пёрло, без всякого компота. Постоит в кругу курящих и достаточно. Ну а если выпивала, то на следующие два дня – пытка египетская. С капельницами и снотворным. Очень тяжело отходила.  Увидев Ину, вся злость, негодование, обида, презрение, вмиг куда-то делись. Стало жалко. Не мог он вот так сразу начать её ненавидеть. Он просто прошёл мимо, ничего не сказал, и пошёл домой. По большому счёту, вот если брать вообще откровенно, Джейка задело и обидело не тот факт, что Ина переспала с кем то, нет. Он сам два дня этого дома не ночевал, и не делал из этого большого секрета, наврав что-то про сменщика. Ему было обидно, что Ина сделав это, так лоханулась, что всё это вылезло мехом наружу, с вовлечением его самого, родственников, знакомых, и даже полиции. Перед ментами, как перед мужиками, было в десятеро стыдней. Джейк сам, бывало, говаривал, что был бы даже не против, если Ина переспит с кем нибудь, может бесится перестанет. А то их сексуальные встречи были знакомы друг дружке до последнего вздоха.  Джейк считал себя фантазёром и выдумщиком на эту тему, а Ине это было как-то параллельно, есть секс или его нет.    А тем более последнее время, как Джейк организовал группу, начались репетиции, концерты, клубы, вечеринки, художницы - поэтессы, богема, поклонницы, да и просто те, кто не прочь. Одним словом sex, drugs, rock and roll.  Ладно там потихоньку, туда – сюда, и опять мирно живём, воспитываем горячо любимую обеими дочь. То, что Ина его бросит, Джейк почему-то совершенно не боялся. И сам ни к кому уходить и бросать семью, не собирался.  Но тут что-то дало сбой. Ина врать не умела, а тут попыталось и всё пошло кувырком. Да и ещё с подпрыгиванием. Ему искренне было жаль её, оказавшуюся в непростой ситуации. Как и говорилось, начать ненавидеть так сразу, не получалось. Не хотелось. Не чужие же.  Просто было задето, уязвлено то мужицкое, самцовое начало, что сидело в нём. Трагикомичность, анекдотичность ситуации убивала. Джейк, многократно наставлявший рога всякого рода лопухам – мужьям, сам оказался в подобной ситуации, да и у всех на виду.  Хотел пукнуть в кинотеатре, да не рассчитал…
  Как в мультике, возле одного уха порхал маленький обвинитель, возле другого, маленький защитник. Судили Ину.
Защитник:  – а почему и нет? Просто, нормально ей захотелось разнообразить сероватую, однообразную жизнь, что её персоной заинтересовался молодой, приезжий коллега,  а Джейк как ни на репетиции, то на работе. Почему нет?
Обвинитель (обиженно): - а почему если «да», то именно таким образом «да»! Что ж это за «да» такое? За такое «да» должно быть стыдно всем!! Это не «да», это какой-то государственный переворот на одном отдельно взятом квадратном метре жизни!
 И таксист до сих пор вообще не понятен. Откуда взялся, как и где взял документы, почему отдал документы Ины, даже не заикнувшись о каких-либо то деньгах. Ведь, это же ясно что они были украдены из гостиницы, с одной только целью – деньги. Самого же таксиста, Джейк сдал с потрохами в полиции, когда речь зашла о нём. И внешность, и машину, и манеру говорить.
     После этого насыщенного дня, Джейк ещё пожил дома несколько дней, но видя, что ситуацию к лучшему не меняется, а разговаривают они между собой сугубо оскорбительными словами, решил показать характер – перестал приходить ночевать домой вообще. Корчил из себя уязвлённого в лучших чувствах. Мол, все видели, даже Инины родственники узнали, что и как она вляпалась. И ждал типа извинений. Хотя бы. Ина же на контакт сильно не шла.
 И то ли от переживаний, то ли от внезапно навалившейся свободы, Джейк стал чаще заходить в гости к Алёнке и Олегу. И шприц в руке, в подъездах, перестал быть дикостью. Джейк прекрасно понимал и осознавал, что происходит. Примеров было в его жизни хоть отбавляй. Он даже припомнил историю, когда ему было лет 20–22, у него был один знакомый Генрих, 32-х лет от роду. И вот всё чаще и чаще Джейк стал встречать Генриха уколотым. У Генриха была семья, дочка, работа, некоторый статус.  Тогда, Джейка очень поразила данная метаморфоза, и он пространственно рассуждал: - Ладно, я понимаю в 17 лет начать торчать, многие не удержались, но в 32!! Когда у тебя есть семья, ребёнок, и вроде в башке должно быть уже хоть что-то. Кури себе на здоровье, вон травы сколько, колоться то зачем?
 Ирония в том, что на этот вопрос, заданный когда-то одним Джейком, нынешний Джейк ответить вразумительно не мог. Появилось в наличие всё, о чём говорил прошлый Джейк – возраст, семья, дочь, работа, за исключением одного, в голове видать так и не появилось то, что в таком возрасте не должно допускать, до того что происходит сейчас, с нынешним Джейком. И в 34 оказывается можно с такой же лёгкостью начать колоться, как и в 17. И возможно в 50. Ну этого пока не знаю. Доживу если, увижу.
 Вот наверно, чтоб и дожить до 50 и посмотреть как оно там, в будущем, Джейк и рванул в Африку. Понимая очень сильно, что в Одессе, оставаться смертельно опасно. Варианта три – тюрьма рано или поздно; болезни страшные; передоз.
 Пожив не дома пару недель, и до конца осознав, что «воскресный папа», и инъекционная наркомания — это факты свершившиеся, Джейк вообще упал духом. Ни первого ни второго не хотелось.
Валяясь как то, после очередной бессонной ночи, в так называемых в узких кругах «выходах», Джейк пялился в монитор ноутбука, где показывали какую-то идиотскую комедию, из новых. Главный герой к концу фильма, неожиданно встречается со своей повзрослевшей уже дочерью, офигивает, раскисает, тянет к ней свои постаревшие руки, дочка тоже растрогана встречей, глаза на мокром месте, достаёт сигарету изо рта, и на выдохе: «Папа…папочка…это ты? Это правда ты? Папочка…какой же ты ГАНДОН!!!!!».
Вся эта фраза, в совокупности с лицом дочери, вышла из монитора, распрямилась и как даст ножищей Джейку под дых! Крик, даже не крик, а вой, вместе со слезами, вырвался, выплеснулся из организма. 10 секунд назад никто бы не мог и предположить такой реакции. Всё что скопилось, весь тот гной с испорченной кровью, выплеснулось из фурункула по имени Джейк Купер. Фраза послужила скальпелем, полоснувшим по верхушке, и изнутри, из глубины воспалённой материи вышло всё наружу, зараженное и пульсирующее. Джейк катался по дивану, выл, грыз подушку, плача, рыдая в голос, и повторяя: «бля, бля, бля, бля, какой же я урод…что я делаю…что я делаю… урод…бля…». Эта фраза казалось, заполнила собой всё тело Джейка, каждую клеточку, и скособочила её, да так, что казалось болит не тело само, а то, что называют аурой, только та, что внутри, и она нестерпимо болела и жгла. Минут 15 Джейк не мог успокоиться, ревел как раненый лось. Наверное, всё не просто так происходит. Отревевшись, Джейк всё понял. Решение уже пришло. Само собой сложилось в голове. Он не думал над этим, и ничего не придумывал. Просто, когда наконец то Джейк перестал терзать обслюнявленную подушку и перестал повторять «бля, бля», решение, мысль, мыслеобраз, уютно лежал на виду.  Обтерев физиономию, Джейк сел за ноутбук и написал два письма.  Одно Кире в Кению, что да, он согласен и хочет поехать, пусть Кира вышлет ему денег на билет. И второе Ине – о том, что давай как-то выпрямлять сложившуюся кривую. Лично он, за. Но понимая и беря во внимание, что наговорили они друг другу до хрена и больше, и так просто всё не забудется, давай сделаем так, Джейк рванёт в Кению, поживёт там, поработает, сильно афишировать нашу размолвку не будем, а я типа уехал на заработки за границу, и глядишь вы ко мне со временем приедете. И Джейк искренне этого хотел, надеясь, что расстояние и время поугасит страсти в этом стакане воды. А там глядишь, получится в Африке денег заработать, так вообще шикарно будет. Может действительно все переедем, от героина и проблем этих подальше. Африка же! Клёво…


                Глава 2.

                Ночь продолжается.

  Коньяк со степным названием «Таврия»; тарань, пойманная в Днепре, который петляет среди Таврийских степей; мобильный телефон, подаренный  другом Могилой, степняком – фермером, всё, буквально всё говорило о том, что Джейк далеко-далеко от степей. По крайней мере от Таврийских.
  - Запах тут такой…не могу подобрать правильное слово…- Джейк стоял у открытого окна, смотрел в темноту, где скорее интуитивно угадывались всякие пальмы и кактусы.
 Хорошо…. Наверно всё же мускус… да мускусом пахнет…наверно так пахнет разгорячённая чёрная женщина.
- Джейк, ты всё же извини, что я такую хорошую квартиру сняла. Просто я люблю горячую воду, ванну, интернет, микроволновку, утюг. Я знаю это слабости, но такие удобные.
 - Подожди, ты уже второй просишь у меня за это прощение, и я второй раз не пойму, о чём речь. Где ты узнала, что я терпеть не могу горячую ванну, ненавижу микроволны, утюги и прочие бытовые приятности?  Я хоть и из пролетариев, но комфорт ценю и уважаю.
 Кира аж рот раскрыла от такой речи.
- И ты не будешь меня обвинять, что я не сняла шалаш с кострищем посредине, и привязанной тощей козой снаружи? Ты разве не за тем сюда приехал?! Не мир спасать?
 В голосе Киры не было ни тени шутки, она серьёзно так думала, даже весь вид её говорил, что это свинство с моей стороны любить кабельное и утюг.
Джейк присел, чтоб лучше видеть Киру.
- Кир, извини, но спроси меня ещё раз, может я что-то упустил?
- Ну как, лечить детей, делать им прививки от полиомиелита, спать на циновке, есть фасоль с кукурузой. Ты разве не для этого сюда ехал? А чего ты вообще в Африку приехал?
Проще всего сейчас, было рассмеяться и переключиться. Но как-то не смеялось. И не переключалось. В «белом вигваме» горят свечи, дым слоями, мускус, и не Кира, а кто-то и что-то большее спрашивает у Джейка:
Какого черта, ответь, ты сюда прилетел?
  Готового ответа не было. Там, дома, он вообще не думал куда и зачем летит. Там он улетал оттуда. Само напрашивается слово – убегал. Но обидно от этого слова не было. Убегал. И всё равно было куда.
   Джейк сбивчиво поведал общесемейную ситуацию, и в общих чертах затронул тему визитов к Алёнке с Олегом.  Кира была поражена.
 - Ведь ты его не колол, правда?
- Не правда…
- Кошмар…понятно теперь…а я тут нафантазировала себе, что у тебя чуть ли не миссионерский порыв помочь миру стать лучше, чище.
 -    В этом ты, кстати права. У меня и есть самый что ни на есть миссионерский порыв, как ты выразилась. И мир спасти я хочу очень серьёзно. Тот мир, который умрёт вместе со мной, или испортится вместе со мной. Или спасётся. Извини за театральность, но ты сама задала такой тон, вопрошая меня не хочу ли я на циновку. Хочу, по крайней мере не против. Но если есть матрас и белый вигвам, почему нет? – Джейк взял в руки бутылку коньяку, несколько таранек, шоколадку, пачку Мальборо, несколько самокруток, и потряс всем этим перед Кириным лицом.
 - Давай наслаждаться всем этим, пока оно есть, ибо в любой момент это всё может исчезнуть. Когда исчезнет это, будем стараться наслаждаться чем-то другим. Знаю, что звучит мелко, бытово и потребительски, но зато как клёво, смотри… - и Джейк отхлебнул из бутылки, откусил от шоколадки, зажмурился от удовольствия, пожевал, потом оторвал от блестящей тушки тарани янтарную полоску, запихнул её целиком в рот, не переставая жевать, подкурил самокрутку, через нос выпустил дым, улыбнулся и передал самокрутку Кире. Кира с умилением смотрела на эти гастрономические эволюции.
 - Асанте сана.
- Что?
- Асанте сана, это на суахили - спасибо большое.
 - На здоровье.
- И правда…- сказала Кира, помолчав и покурив немного – чего это я, себя перед теликом с тортом разместила, а тебя на шкуры, к блохам и малярии. Извини.
 - Да ладно…мне кажется, что б мир подчистить, самому не надо пачкаться и страдать при этом. Всё зависит от восприятия мира, и твоего подхода к делу. Я почему-то уверен, что и на Ленд Ровере и с кабельным телевидением можно, если искренне.
 - Я тут уже и знакомым о тебе нечто такое, миссионерски - героическое нарасказала.
 - Ну тогда не знакомь нас, чтоб они не расстраивались. Или давай нарядим меня в банановые листья, в нос палку вставим. Ухо у меня проколото, можно кость какую всунуть, для эффекта. Я вообще негров люблю… - и тут Джейк понял, что вот сейчас, прям сейчас произошло что-то ужасное. Но что именно, не понял. Кира в одну секунду метамарфозировалась. Другого слова не подберёшь! Джейк увидел, что внутри Киры взорвалась граната, и чтоб Джейка не убило взрывной волной и осколками, Кира, с размаху вогнала себе в рот кулак, заткнула себя, закупорила, и уставилась на Джейка. Глаза были страшные – страшные. Это длилось бесконечных, кошмарных 10–15 секунд. Джейк просто запретил себе анализировать происходящее. Было бесполезно. Он просто смотрел и ждал, что же будет дальше.
 - Что…ты…сказал…- тихо, с расстановкой спросила Кира, откупорив себя.
 Джейку показалось, что Кира не досказала как минимум ещё одно слово.
-Когда? – осторожно начал он
- Кого ты любишь??!
- Ну, много кого… - не понимая, что именно хочет выяснить Кира.
- Негров??... – Кира произнесла это слово так тихо, что Джейк невольно подался вперёд.
 - Что? Кого?
 -  Негров…- выдохнула Кира, и испуганно оглянулась. Джейк зачем-то тоже посмотрел вокруг. Из трепещущей темноты, в углу комнаты, вдруг появились сразу три чёрных лица, с чёрными глазами. Негры. Джейк резко отвернулся.
 - А что, зарубают? – опередил Кирин возмущённый поток, как можно искренне Джейк и улыбнулся.
 - Конечно зарубают! Ты что? Что ты говоришь? Где ты это говоришь? В Африке? В стране чёрных, где ты белый!
- Да, да, конечно, в стране, в Африке, где я белый, но мы то сейчас не на площади, мы в комнате, закрытые со всех сторон, тут нет негров…- и тут Джейку показалось, что Кира сейчас его ударит.
- Всё, я с тобой никуда не пойду, - обиженно буркнула Кира, и вылезла из вигвама. Теперь уже Джейк сидел и покусывал кулак, думая о том, что надо с этим что-то делать. Пора прояснить ситуацию.
 - Послушай Кир, чего ты? Объясни. Я не вижу в слове не…, хорошо, в этом слове, решительно ничего смертельно обидного, ни для одного из жителей этой планеты. Как мне их называть? Американцы из Америки, азиаты из Азии, арабы с Востока, индусы из Индии, а в Африке живёт преимущественно негроидная раса. Это не я, это энциклопедия так говорит.  Чёрные? Мне их чёрные называть? Хорошо, без вообще никаких проблем. Но нравится это или нет, в наших странах, да и много, где ещё по миру, их так называют, не потому что хотят унизить, а просто что так привыкли называть. Это нормально.
 — Вот поэтому я и уехала из «ваших стран», этот ваш бытовой расизм…- Кира закурила и начала ходить по комнате.
  Да… вот и договорились…так и меня сейчас в расисты запишет…надо было что-то делать.
  -  Кир, ну ты зря так реагируешь на мои слова. Я делаю акцент на слове «мои». Я, мне кажется, понимаю и разделяю, твоё искреннее возмущение, вызываемое этим словом, весь тот негатив, который в нём видишь. Весь тот пресс пятисотлетней колонизации этих людей «нами».  Но поверь, просто постарайся поверить, что лично я не вкладываю в это слово никакого другого смысла, чем определение типа и местожительства определённой группы людей. Это слово для меня, не более чем название вида. Я белый. Я рождён был белым. Это не моя личная заслуга. Может быть, из прошлой жизни заслужил, не знаю, но я белый. Они наверняка называют меня, тебя кстати, нас всех, как то, каким-нибудь, только наоборот.
 - Мзунгу… - тихо вставила Кира.
 - Как? Зунгу? Это что значит? Белый?
 - Мзунгу. И значит оно как раз то и так, как ты сказал.
 - Мзунгу это ругательное слово?
 - Нет. Мзунгу это белый человек как таковой. Как вид, как ты выразился. Но ты никогда не забывай, что белые люди всего как 60 лет перестали быть хозяевами всего. А почти 500 лет были очень жестокими хозяевами всех и всего. Никогда не переставай вспоминать об этом, когда в очередной раз разозлишься на очередного из них. Тут всё по-другому. Мироощущение другое. Например, почти все уверены, если ты белый, то ты автоматически богат, и вообще у тебя автоматически, с рождения есть пропуск в рай. Вегетарианство, как движение, как идея, тут непонятны. Они, в основной своей массе, вегетарианцы поневоле. Тут всё проще. Либо есть еда, либо её очень мало, либо её нет вообще. И какая она, вегетарианская или нет, это вопрос шестой. Ну в общем я тебя поняла, ты надеюсь меня тоже, но ты постарайся вслух больше не произносить это слово.
 - Договорились. Но чтоб закрыть эту тему, хочу повториться – я не расист. И верь – не верь, но мне глубоко безразлично принадлежность кого либо, к какой бы то ни было нации, расе, религии. Если вообще упростить, то я вижу национально – религиозный вопрос так: Муравейник. Большой муравейник. Присядь и всмотрись. И ты увидишь отличия, потому что они есть. Все разные. Один муравей воин. Другой рабочий. Третий инвалид, без лапы. Четвёртый с коричневым брюшком. Пятый…шестой, и так очень долго можно перечислять непохожести. Разные, аксиома. Теперь встань. Просто встань, в обычный человеческий рост. И со своего уровня посмотри вниз, увидишь что? Да в принципе копошение муравьёв и увидишь. Но ни разниц, не различий уже не рассмотреть. И кто там работяга, кто Брюс Уилис, ты можешь просто случайно, даже не заметив, наступить и всё. И надежды на следующую секунду оборвутся сразу. Так вот есть мы, муравьи, копошащиеся на поверхности земли, и есть кто-то или что-то большее, которое смотрит на нас с высоты своего роста, и иногда оступается, наступает на нас.
 И мне поверь безразлично, в какую церковь ты ходишь, кто был твой папа или бабушка. Бог есть любовь, добро. Я это знаю. И везде, в любой нации, в любой стране этого мира, есть люди (и их большинство), а есть человекообразные. И всё.  И от них никуда не деться. Мы разные. Но это не значит, что надо истребить всех комаров, если тебя укусил один.
  «Любить всегда,
      любить везде,
     до дней последних донца,
    Любить, и никаких гвоздей,
    Вот лозунг мой, и Солнца!!»
 - Прелестно. Ну утром и посмотрим на сколько твоей любви хватит. – и Кира подкурила очередную самокрутку.
   Из всего этого разговора, Джейк вывел одно, что вопросы национальности, лучше не поднимать вообще. Кира еврейка. Не скрывала этого, а даже как-то отчаянно афишировала. Мол гадить я хотела на ваше мнение. Джейку это нравилось. Но его просто пугала, её решимость, с кулаками, начать защищать
что-то, о чём Джейк бы даже и спорить не стал. И переехала она в Германию, в страну, где каких-то 70 лет назад (всего два – три поколения), очень невзлюбили эту нацию как таковую. Без личной ненависти кого-то к кому-то. Просто объявили вслух, что эта нация виновата во всём. И настолько вообще виновата перед оскорблённой Германией и всем немецким народом, что немцы разрешили себе попробовать истребить эту нацию. По-настоящему. Навсегда. И тот, кто выдумал и преподнёс эту дикость, даже не удосужился пообещать, что, расстреляв, утопив, задушив, заморозив, ну и другими всякими способами, уничтожив всех плохих людей – евреев, то сразу всем станет лучше жить. Все свободно вздохнут воздухом, не отягощённым присутствием евреев на этой планете. А обещать наверно и не надо было, всех на столько захватила идея узаконенного истребления себе подобных. Страшно даже подумать, если бы Гитлер победил.
  И вот Кира, гражданка Германии, находясь в Найроби, в «белом вигваме», заявляет мне – «это всё ваш расизм…». Да… всё-таки жизнь странная, непонятная, непредсказуемая штука. Или она странная, когда обращаешь внимание на странности. Не знаю….
Поживём, посмотрим.