Август

 
Аудит завершен. Акты подписаны. Вечер свободен. Алина накинула летнее пальто на дорогое изящное платье, надела летние сапожки и, предусмотрительно забросив в сумку летние перчатки, вышла из гостиницы Кортъярд Марриотт. Вдохнув Питерский воздух, окинула взглядом стоянку и набрала номер телефона:

– Антон, не вижу тебя. Какая у тебя машина? – осмотрелась, – знаешь, тут все машины – джипы. Ты хоть мигни.


Все-таки здорово, когда есть люди, которые примчатся и будут рады встрече несмотря на то, что много лет не общались. Дверь гигантского китайского джипа распахнулась:


– Алинка, забирайся.

Она поднялась на ступеньку, села, не отрывая взгляд, всматриваясь в глаза Антона.
– Что притихла? Это – я, – и расхохотался таким знакомым с детства смехом.


– Антон, – застыв ошеломленно, произнесла Алина, – как такое может быть. Ты же шар.

– Привыкай, – продолжая смеяться, сказал он, – хорошо, что ты почти не изменилась, Алинка-малинка. Такая же худющая и красивая. Я боялся, вдруг выйдешь деловая, толстая.


Алина захлопнула дверь и, еще не придя в себя, спросила:
– Сколько мы не виделись, лет десять, двенадцать.
– Двадцать один, – сказал Антон. Ты к маме моей на день рождения приезжала с маленькой дочкой.
– Похоже, с тех пор не виделись, – сказала задумчиво. Улыбнулась, постепенно свыкаясь со столь кардинальными изменениями внешности Антона.

– Я так рад тебя видеть, Малинка! – обнял ее пухлой рукой, и, выруливая со стоянки, продолжил, – Алинка, посмотри вокруг. Лето. Начало августа. Люди в футболках. А ты лапсердак нацепила. Красивый, конечно, и коленки видны. Но как можно летом надеть сапоги. Что люди скажут.

– Мне люди ничего не скажут. Люди чувствуют, что меня не очень волнует их мнение. А если к тебе пристанут, скажи, что это летние сапоги.
– Летние сапоги – это все равно, что зимние плавки на меху, - расхохотался Антон и его заразительный смех возвращал в далекие времена детства, студенческой юности. Создавал ощущение легкости, которой, порой, так не хватает.

– Как тебе моя машинка? Зверь, а не машина.
– Я бы сказала – танк. Жаль, что механика, а то попросилась бы за руль.


За окном мелькали линии Васильевского острова: люди, витрины, дома. Алина и Антон, иногда останавливаясь прогуляться, легко беззаботно болтали. Постепенно складывались пазлы, прошедших с последней встречи лет.

Антон разведен, детей нет. Много лет его мама не разрешала прописать жену в квартиру. Постоянные ссоры. В этом дурдоме, как он считает, стал заедать проблемы сначала сладостями, потом всем, что съедобно. Забросил регби, игру на гитаре. И, когда вес перевалил за 180, принял себя, таким как есть. Ушел из криминалистики в службу безопасности банка и однажды все-таки уговорил маму прописать жену, ожидая, что вот оно начнется счастье.

Но, почувствовав себя хозяйкой, жена выселила его маму в маленькую комнату, а потом вообще заставила ее уйти жить к сестре. Однажды, заскочив домой, по большой нужде, Антон застал жену с любовником. Выгнал ее и вернул маму домой.

Алина даже не могла поверить, что квартирный вопрос в реальной жизни работает так буквально. А случай с любовником, охреневшим от вида, входящего в спальню гигантского мужа с приспущенными штанами, рассмешил ее чуть не до колик.


Алина  работала финансовым аудитором, легко переходя с повышением из компании в компанию. Пользовалась служебными автомобилями, потому что удобней и проще, чем содержать свою машину. Снимала дорогое жилье или жила в предоставленных компаниями апартаментах. Всегда оставаясь материально–независимой, легко, без сцен и скандалов, меняла мужей. Много путешествовала, прыгала с парашютом, занималась дайвингом и никогда ничего не копила на черный день. Конечно, помогала родителям и дочке. Дочка получила диплом и уже собиралась замуж.


Антон не мог понять, как можно жить, не имея ничего своего. Его главные достижения: мамина квартира (он причислял квартиру к своим достижениям, потому что родители получили ее, когда он уже родился), его огромная машина, купленная в кредит и деньги на счету, что копились на двухэтажную дачу с банькой. Очень гордился тем, что с мамой умудряются жить на две пенсии: ее и его милицейскую, а вся зарплата капает в копилку, копеечка к копеечке. Мечтал, что когда-нибудь у него будет все.

А все – это квартира, машина и дача. Антон, смеясь, говорил, что дачу будет строить сам, потому что дерево уже посадил в шестом классе на какой-то аллее памяти, а с сыном – уже как получится.

Алина удивлялась, насколько прочно потребительский идеал вбит в головы, но не осуждала.

– Антон, давай оставим машину на стоянке, зайдем в какой-нибудь ресторан, выпьем по граммулечке, - предложила она.


– Ты не меняешься. Зачем тебе эти рестораны? Поедем ко мне, приготовлю что-нибудь. Мама будет рада тебя видеть. Лучше кура с макарошками, чем устрица с каракатицей. И как я машину потом заберу со стоянки?

– На такси подъедешь, – замолчала, помня, что Антону всегда нужно время, чтобы шевельнуть извилинами.

– Кстати, я и на метро завтра смогу подскочить, – задумался, – пойдём в Чебуречную. Я в крутой ресторан не пойду, я не так одет.

– Лучше в Саквояж беременной шпионки. Хорошее кафе, не стандартное. Тебе понравится и никого твои спортивки не смутят. Там вместо столов чемоданы, гробы, старые машины – куча всякой рухляди. Раньше был стеклянный пол на втором этаже. Но, пол уже заменили.

– Согласен, поехали в Беременную шпионку, сменившую пол, – развеселился Антон, и до самой Большой Конюшенной рассказывал смешные истории о преимуществах спортивной одежды. Брюки слишком часто лопаются по швам. И в самый неподходящий момент.

– Откуда ты знаешь такие места, – удивляясь интерьеру и забавным названиям в меню, спросил Антон, – я всю жизнь в Питере и никогда здесь не был. Почему ты мне никогда не звонила, когда приезжала? – чуть помедлив, добавил, – понял, ты ж всегда не одна. Мама с твоей все время общается. Говорит, ты трех мужей сменила.

– От третьего я ушла полгода назад. Но это не важно. Празднуем встречу.

– Тогда, тост-загадка, – подняв запотевшую рюмку водки, сказал Антон, – почему я люблю август?

– Потому что тепло.
– Не угадала.
– У мамы твоей день рождения.
– Близко, но не угадала. Поэтому, просто выпьем за любовь.

Закусив, грибочками и бужениной Антон прикрыл глаза, набираясь смелости, и сказал:
– Ответ простой – потому что я влюбился в тебя в августе.
– Интересно, в каком из августов? – улыбнулась Алина, принимая все за шутку.
– Помнишь, когда с родителями на косе между Черным и Азовским морем отдыхали. Я влюбился, а ты на меня даже внимания не обращала.

– Не смеши меня, я же взрослая была. Мне пятнадцать, а ты малявка тринадцатилетняя. Романтично, но не серьезно.

– А еще в августе ты меня научила целоваться. Ты жила у нас целую неделю, пока общагу в университете не получила.

– Помню. Это была чисто техническая поддержка, по твоей же просьбе – рассмеявшись, сказала Алина.
– Вот так всегда. Для меня самая главная в жизни любовь, а для тебя – техподдержка.

– Почему ты раньше никогда не говорил? Я ж тебя по всем своим компаниям таскала. Все думали, что ты мой младший брат.

– Стеснялся.

– Ты бы мне еще лет через двадцать рассказал о своей любви. Еще по одной, за юность и воспоминания? – предложила Алина.


– Подожди, у тебя рюмка полная. Ты не выпила.
– Я так пью – по глоточку.

– Люди так не пьют. Это неправильно. И запивать кока-колой вредно.

– Мне – полезно.

– Хорошо, пей, как хочешь, тебя ж не переубедить. А я буду, как все нормальные люди.

Антон опрокинул вторую рюмку и продолжил, похрустывая малосолым огурчиком:

– Каждую рюмочку – под свою закусочку. Это культура употребления водки. Ясно?
– Я не раз эту фразу слышала. Папа твой так всегда говорил.

–Да, мы – петербуржцы, из поколения в поколение – все поголовно культурные люди, – поглаживая себя по животу, довольно сказал Антон.
– Отец твой себя ленинградцем называл, – с доброй улыбкой вспомнила Алина


Разговор плавно ушел в сторону. Говорили о родителях, о родне, о друзьях, но зазвучала Besame mucho и Антон, протирая губы салфеткой, выбрался из-за стола:

– Пойдем, пойдем танцевать. Обожаю эту песню, – потянул за собой Алину, – видишь, весь народ бесами мучим. Все рванули на танцпол.

Несмотря на свои гигантские размеры, Антон остался таким же легким и подвижным в танце.
 
– Знаешь слова песни, – спросила Алина и, насколько возможно попасть в такт пропела, – целуй меня, целуй меня много, так будто это наша последняя ночь.

Они танцевали в толпе таких же веселых людей – а пятна подсветки, казалось, выхватывали из темноты образы Гойи, но почему-то вместо влюбленных мах*, в глазах Алины мелькал Сатурн, пожирающий своего сына**

– Эх, Алинка, – усаживая ее за стол, сказал Антон, – сколько себя помню ты всегда человек-праздник. Как у тебя это получается, вот что ты делаешь?

– Ничего не делаю, все само получается. Из того что есть у меня в данный момент и из маленьких случайностей. Недавно в Мадриде попала в музей Прадо. Не планировала. Просто гуляла. Солнце такое, после серой Москвы. Увидела памятник Гойе, обернулась – Прадо. Спустилась по каким-то лестницам. Думаю, где же тут вход. Пролезла под шлагбаум. Никого. Я дальше. Девушка в форме охраны появилась. Я ей сказала, что очень хочу попасть внутрь. Как оказалось, она меня через служебный вход провела. Не знаю, почему она так поступила. С другой стороны здания очередь сумасшедшая у главного входа. Охранник на этаже мне схему нарисовал, чтобы я за свои полтора часа увидела картины именно тех художников, которых хочу. У меня командировка, не отпуск, а я увидела то, о чем даже и не мечтала. Гойя, Босх, Веласкес. Никакие репродукции не сравнятся с оригиналами. Это же настоящее искусство.

– Искусство, Алинка, не может быть настоящим, потому что оно, вслушайся, – многозначительно поднял вверх палец и по слогам сказал, – ис-кус-ственное.

Антон задумался о чем-то и вдруг сказал:

– Видишь, как жизнь раскидала, вроде из одинаковых семей, а стали людьми разного достатка.

– Мы с тобой люди одинакового достатка, мало того, мы на одной социальной лесенке. Разница в способах потребления. Посмотри на свою тарелку.

На тарелке Антона несколько видов закусок, несколько салатов, свинина, куриные крылышки, два кусока рыбы, вокруг куча соусов и приправ.

– Ты держишься за нее. Не разрешаешь официанту поменять на чистую, потому что это – все твое. Тебе надо иметь, обладать.

– Да, – вальяжно сказал Антон, – я же мужчина. Мне хочется обладать. А ты из общества чистых тарелок, – расхохотался.

– Чистых, но не пустых, – поддержала его веселье Алина, – просто попросила запеченную рыбу не заливать никакими соусами и не посыпать приправами. Чистая рыба на чистой тарелке.

– Не представляю, как можно есть один кусок целый вечер. Еще и без соусов и приправ.

– Семга вкусна сама по себе. Мне не нужны дополнительные вкусы. И всегда достаточно того, что у меня есть в данный момент. Там, где я – мне хорошо. Понимаешь, мне не надо копить деньги и покупать, например, все здание вместе с этим кафе, чтобы прийти сюда. Мне не надо покупать самолеты, поезда, гостиницы, острова, бунгало на берегу океана – я не так богата. Но у меня хватает средств, чтобы всем этим пользоваться.

– А я не могу как ты по заграницам ездить, я дальше Крыма вообще никуда не выезжал. Вот даже шенген себе сделал, но зачем?

– То есть, у тебя есть шенген, у тебя есть машина, от Питера до финской границы 200 км. Почему ты не хочешь прокатиться, например, в Финляндию?

– Я не знаю языка. Как я с этими чудиками на границе буду говорить? Аусвайс! Хэнде-Хох! Руссо-туристо облико-морале?

– У меня, конечно, есть шенген, – улыбаясь, сказала Алина, – я говорю на четырех языках и ни разу не была в Финляндии. Могу научить тебя переходить границы.

Антон замер, подпер подбородок руками и медленно, ожидая в любой момент подвоха, спросил:

– Ты можешь поехать со мной за границу?

– Почему бы не съездить в Европу на твоем танке. Возьмем пару дней отпуска, выходные прихватим. Гостиницы забронируем. Но только учти: это чисто техническая помощь по переходу всяческих границ.


Это был хороший веселый, романтичный август. Алина и Антон съездили в Финляндию, в следующие выходные прокатились по окрестностям Петербурга: жарили шашлыки на Вуоксе; как-то застряли на джипе и чудом выбрались из речушки у озера Красавица. Первые недели сентября созванивались чуть ли не каждый вечер, потом все реже, реже.


Шли годы. С легкой руки Алины Антон стал периодически выезжать за границу: в Египет, Турцию. Алина помирилась с мужем. У Антона появлялись и исчезали разные подруги. Постепенно общение вернулось к тому, что только мамы сообщали им новости друг о друге. Антон построил свою баньку, готовился к строительству дачи. Но однажды в августе его не стало.


Получив сообщение, Алина набрала  кучу разнообразной еды на одну большую тарелку  и залпом выпила четверть стакана виски. Водки в VIP–зале аэропорта Буэнос–Айреса не было.



Примечания:
*   автор Besame mucho, 16-летняя мексиканка Консуэло Веласкес в своих интервью уверяла, что на написание композиции её вдохновили эмоции, которые она испытала от прослушивания арии из оперы испанского композитора Энрике Гранадоса Гойеска: Жалобы, или Маха и Соловей.

** картина Ф. Гойи

Ранее рассказ под названием "Искусство потребления" участвовал в конкурсе на страничке Мария Шпинель.