Момент бессмертия, образы и домыслы

 – А к чему бы пришлось слово любое – вот совершенно – да даже оно – «совершенно» - если бы сказано было по делу; по делу – не в счета. Вот сказали вы, барышня, слово – хотя бы это – «совершенно» - а оно, пускай, и по делу, но вам его не зачтем – а потому вам же на размышление, в пользу, опыт и обсуждение оно не пошло. Так что же тогда вы бы предприняли?

Или, переиначим… Допустим, вы слово свое сказали – а тут же его зацепили – и вас, простите меня, зацепили… И припоминают его вам, и вспоминают вас этим словом. А? Чтобы вы тогда, барышня, стали бы делать? Как бы вы действовать стали? Ну не стали бы вы молчать, не удалились бы вы молча, подобно тому, как сделала это подруга отца вашего – наша подруга, так сказать, общая… Чего мы никак не могли от нее ожидать. И вот все ждем, ждем ее возвращения… Мечтаю увидеть я, барышня, знаете – искренно вам говорю, говорю вам более чем могу откровенно – увидеть вновь ее на пороге вашего дома, и пускай уж словом любым мы ее встретим – но мы все ее встретим, все до единого, каждый. Кто знал ее, каждый, кто был с ней, каждый, кому довелось хотя бы раз очарованием глаз ее ледяных быть награжденным в ответе на очередную сказанную глупость – сказанную необдуманно, в попытке только разговор поддержать, в попытке застать ее на еще одном слове, которое, быть может, разгадка… Которое, может, и станет ответом – наверняка – на тот навязчивый,  единственный тот вопрос, которым неизбежно мы задались, лишь только шагнув за черту свой поры Золотой, лишь только оставшись от нее за порогом на другой стороне… А она, как только мы сделали так – и исчезла! Тотчас же исчезла! Исчезла, провидица наша, волшебница наша – исчезла… Напустила на себя туманом глухой ответ на мольбы мои, на воззвания наши, на клятвы мои, до сей поры мною непостижимые, мною же отрицаемые – и исчезла.

Ну а как бы вы, в таком случае, ответили? Ну, что бы вы, сказали, барышня? А, как бы? Как бы матушка ваша, Вера – как бы она ответила? Как бы она, милая, ответила. В том и ином же случае. А? Что бы ваша матушка, Вера, милая, ответила мне? Мне? Вот сейчас же, на этот самый вопрос, а – на все эти пустятские – пустятские, вот так же ведь верные, самые что ни на есть верные… Неисчерпаемые, безответные… Казалось бы, да, безответные вопросы – риторические, так бы сказать, вопросы – казалось бы, казалось бы!

А, что вы думаете, барышня, показалось ли мне, что вы бледны и необычайно для вас молчаливы? Привиделось ли вам чего вам в этих стенах, в этих угрюмых, холодных стенах? А, может, зря я вам это сказал… Как бы не обидеть…
А барышня и впрямь была обижена – и прежде всего за то, что ее называли «барышней», а; но, тем не менее, не уступала досада и на то, что слово ей вставить не позволял собеседник – и разбегались мысли ее ответные, и терялись – прочь, прочь только оставалось гнать послевкусие их,  неприятнейшим осадком ложащееся на каждое слово – как будто упустила что-то, что важно – единственную деталь, единственную такую в своем роде деталь; как будто была близка к ответу, к разгадке, к истинному, самому верному – единственно верному – ответу, на самый главный – быть может, риторический – вопрос.

Элеона удивительным образом была связана со всеми героями той поры, со всеми призраками той эпохи, хотя не приложила руки своей ни к одному из них – никому не протянула руку, ни с кого не взяла слова, и слово свое берегла; но, тем не менее, все, что ни делалось, все, что ни совершали они, все те последствия Золотой Поры, все так выходило, как вышло, только потому, что она не вела себя никак иначе – став, тем самым, закрытым сосудом  заветному эликсиру бессмертия – который должен был оставаться неприкосновенным для каждого героя той поры, и не видим призраку эпохи его славы, его лучшего момента, его последней ступени.
—

2017