Красная черта

Даша и Оля из седьмого «А» дружили с первого класса и были неразлучны. Их часто можно было увидеть вместе: сидят за одной партой, в столовой едят за одним столом, а в конце учебного дня спешат домой с весёлыми розовыми рюкзачками, пересмеиваясь или тихо шушукаясь и секретничая. Не смотря на множество одинаковых привычек и интересов они всё же были разными по характеру: Оля — решительная и смелая, Даша — спокойная и задумчивая. Оля ходила в музыкальную школу и играла на скрипке и, когда она исполняла мелодию, то всегда словно оживляла их, как будто наполняла музыку своими чувствами и эмоциями. Её выступления часто отмечали учителя, а одноклассники восхищённо замирали, слушая чарующие звуки на концертах и школьных праздниках.

Когда в начале октября перед «Осенним баллом» объявили конкурс талантов, Оля сразу загорелась идеей участвовать и тут же начала размышлять вслух над тем, какое произведение исполнит. Даша слушала подругу, впервые в жизни чувствуя новое ощущение, внезапно возникшее в груди - лёгкую зависть. Это чувство тлело где-то глубоко в сердце.

— Я сыграю на скрипке «Полёт шмеля»! — с энтузиазмом сказала Оля подруге, глаза её светились. — Это такое сложное произведение! Ужас! Мы учим его с сентября, и оно начало у меня хорошо получаться. До конкурса я как раз научусь идеально его играть. Представляешь, как здорово это будет звучать?
Даша натянуто улыбнулась:
— Да… здорово. Молодец…
— Спасибо! — отозвалась девочка, обняв Дашу и из-за избытка чувств не заметившая истинного отношения лучшей подружки и решив, что та, как и всегда искренне её поддерживает.

В тот момент что-то ёкнуло внутри у Даши, словно на границе её души появилась граница отчуждения. Это чувство она никак не могла себе объяснить. Так неожиданно появившаяся зависть к успехам подруги и обилию внимания к ней не нравилась школьнице, но не замечать её она тоже не могла. Какое-то ощущение несправедливости жгло изнутри, и девочка постоянно находилась в смятении и расстроенных чувствах.

Вечерами Даша обычно рисовала. Она любила природу, часто изображала леса, красивые бескрайние океаны. поля, птиц и животных, особенно домашних. Рисование обычно приносило ей покой и радость. Но с приближением конкурса мысли о собственных способностях всё чаще возвращались к Оле и её успехам.
Однажды Оля на уроке рисования заметила, как Даша усердно прорисовывает детали композиции в своём альбоме.
— Дашка, у тебя так здорово получается! — воскликнула она. — Почему ты не хочешь участвовать в конкурсе? Покажи учительнице свои пейзажи. Участвуй вместе со мной!
— Это не то же самое, — ответила Даша, опустив взгляд на лист бумаги. — Твои выступления все видят и слышат, а мои рисунки — так, просто бумажки с акварельной мазнёй…

Оля нахмурилась, услышав слова подруги, и, хотя, они ей не понравились, промолчала. После этого между ними повисла тишина, такая непривычная и тяжёлая. Даша чувствовала, что за этой тишиной скрывается настоящее разделение, нарушающее прежние целостность и единение, словно кто-то прочертил между девочками невидимую «красную черту», невидимая, но разделяющая их дружбу. С этого момента девчонки стали неосознанно сторониться друг друга, мало общались, и в один момент Даша целенаправленно перед первым уроком села на другом ряду рядом с тихоней Ваней Мальцевым, чем очень удивила и расстроила Олю, которая хотя и не показала явного переживания, но на перемене кто-то из учеников видел её плачущей в коридоре.


Даша не только была соседкой по подъезду Оли, но и жила прямо под её квартирой и поэтому не могла не слышать, как бывшая лучшая подруга репетировала вечерами, и звуки её скрипки разносились по подъезду, пробираясь в мысли Даши. Она пыталась рисовать, не слушая и не думая о подруге и их внезапно прекратившейся дружбе, но линии в итоге путались, а образы не складывались. Зависть казалась голосом, нашёптывающим ей, что её дружба с Олей — просто самообман и она ничем не хуже, но и сама достойна быть первой, лучшей и самой талантливой и в классе, и во всей школе.

— Почему она всегда лучше? — пробормотала Даша сама у себя ужиная с мамой этим же вечером.

Мама, увидев грустное, озадаченное лицо дочери, перестала есть и, присев рядом с расстроенной дочерью, тихо спросила:
— Что случилось, Дашенька?
Даша сначала молчала, но потом, неожиданно для самой себя, выпалила:
— Почему Оля всегда лучше меня? Почему ей все лавры достаются и все ею восхищаются! Оля такая, ах, Оля сякая! А как заноза в пальце, только мешаю всем.
Мама задумчиво посмотрела на неё и улыбнулась:
— Не думай так о себе, Дашулечка. Ты очень хороший, умный и не менее талантливый ребёнок. Просто у всех разные таланты: кто-то отлично поёт, кто-то играет на инструментах, кто-то, как и ты прекрасно рисует.
— И ничего я не прекрасно рисую! — против своей воли огрызнулась девочка. — И лучше рисуют и намного красивее, чем я!
— Ты не должна сравнивать себя с кем-то другим, — мягко сказала мама, словно не обратив внимание на выпад дочки и совсем не рассердившись. — Пойми, дочь, зависть – плохое чувство и в первую очередь для нас самих, ведь она незаметно для посторонних разрушает изнутри, не давая радоваться собственным достижениям. Каждый человек уникален, и ты тоже. Важно понимать, что успехи друзей — это не повод для зависти, а возможность радоваться за них.

Даша сидела молча, её лицо покраснело от стыда, она два сдерживала слёзы. Девочка понимала, что мама права, но зависть — это ведь не просто чувство, от которого можно избавиться сразу. Оно прорастает тихо, как сорняк в цветнике, а затем губит все насаждения с таким трудом взращённые.
Несколько дней Даша прорабатывала внутри будущий диалог с подругой, твёрдо решив перед той извиниться. В день конкурса она не сразу, но всё же решилась прийти и поддержать Олю, хоть её сердце всё ещё тревожно колотилось. Она сидела в самой середине концертного зала, чувствуя лёгкое волнение и смотрела на сцену, где вот-вот должна была выступить Оля. Когда подруга вышла со своей скрипкой в руках, одетая в прекрасное жёлтое платье, Даша затаила дыхание.

Зазвучала мелодия «Полёт шмеля» и вскоре заполнила собой весь зал — быстрая, живая, яркая. Посмотрев на сцену, на играющую там школьницу в жёлтом платье с такого же цвета бантиками на хвостиках на макушке, и вслушиваясь в музыку, Даша вдруг поняла, что подруга не просто играет заученные ноты, а рассказывает историю. Каждое быстрое и уверенное движение смычка, каждый переход в мелодии — это было выражение Олиной души. И даже жёлтое платье было надето не просто так, а обдуманно, будто девочка и была тем самым шмелём.

В тот момент в душе Даши что-то изменилось. Зависть, которая так долго терзала её, начала отступать. Она больше не видела в подруге соперницу, она видела друга, который делился своим мастерством, чей талант и усердие поистине восхищали сейчас и саму Дашу и всех присутствующих в зале людей.
— У неё это так красиво получается… — прошептала Даша, чувствуя, как с её души сходит груз последних недель и ощущая внутреннюю свободу.
— Да, это очень красиво! — подтвердил кто-то сбоку, хотя девочка ни к кому конкретно не обращалась.

Когда музыка стихла, зал взорвался аплодисментами, кто-то свистел, многие из детей даже вскочили со своих мест и хлопали стоя. Оля стояла на сцене, её лицо светилось от счастья и волнения. Даша, не раздумывая, тоже вскочила и зааплодировала, на её лице появилась улыбка — искренняя, чистая, а ещё из её глаз полились слёзы восхищения и искреннего раскаяния. И в этот момент она встретилась глазами с Олей, и подружка ей улыбнулась.
После выступления Оля быстро подбежала к Даше:
— Ну как? — спросила она, её глаза светились ожиданием, словно и не было между ними никаких предрассудков и ссоры.
— Ты была потрясающей, — с искренностью во взгляде и голосе ответила Даша.
— Дашка, я так ждала, что ты придёшь…
— Ты прости меня, я не знаю, что на меня нашло… — произнесла Даша и снова заплакала, вытирая не кстати подкатившие слёзы рукавом школьного пиджака.
Оля обняла её, и Даша поняла, что перешагнула свою «красную черту» - границу, за которой скрывались зависть и сомнения, а теперь здесь была только искренняя радость за успех подруги.

Через несколько дней Даша решилась показать свои рисунки учительнице рисования Светлане Игоревне. Она ещё немного стеснялась, но уже не боялась, что её работы будут недостойны внимания или как-то не оценены по достоинству. Оказалось, что Светлана Игоревна уже давно заметила её талант, и думала предложить Даше и ещё нескольким ученикам из разных классов организовать небольшую выставку картин в середине ноября в школьном коридоре на первом этаже, чтобы все, кто заходит в школу, сразу видели работы ребят.

Даша с огромных воодушевлением и энтузиазмом принялась за работу: она тщательно пересмотрела все свои ранние и более поздние работы и эскизы, и под чутким руководством учительницы нарисовала ещё шесть разных полотен. Она ещё искала себя и поэтому пробовала рисовать в разных стилях. Там были и натюрморты, и пейзажи, и картины с изображением котят, и даже один портрет. Это была картина, которую Даша писала несколько недель, она была выполнена в пастозной технике, которой её не так давно научила всё та же Светлана Игоревна.
Даша долго не могла приступить к написанию этой работы. Первые несколько дней она просто смотрела на закреплённый в мольберте чистый холст, прищуриваясь, будто пыталась разглядеть в нём то, что было только в её голове, однако не рискуя начать. В один прекрасный солнечный день, так не свойственный холодному ноябрю, она решилась. В комнате стояла уютная тишина, нарушаемая лишь редким постукиванием карандаша о подрамник. В полумраке лампа ярко юную художницу, мысленно представляющую свою подругу Олю на сцене, играющую на скрипке. Лёгкий орнамент на жёлтой ткани словно отражался в золоте её длинных волос, струившихся по плечам. Девочка держала в руках скрипку, опустив смычок, и внимательно смотрела перед собой.


Даша начала с лёгких набросков. Контуры подруги постепенно прорисовывались на холсте, появляясь из ниоткуда по мановению волшебной палочки, то есть карандаша, конечно же. Даша рисовала молча, чуть нахмурив брови, полностью сосредоточившись на работе. В этот момент она словно растворялась в каждом движении, в каждой линии и изгибах.
Когда основные очертания были намечены, она окунула кисть в густую краску и решительно положила первый мазок — смелый, насыщенный, как отпечаток эмоции на бумаге. Даша рисовала крупными мазками, пастозно, как говорила учительница рисования, придавая цвету и форме почти осязаемую текстуру. Каждый мазок был обдуман и точен. Она играла с тенями, усиливая объём, и жёлтое платье на портрете будто засияло яркими оттенками солнечных бликов. Даша и сама удивлялась откуда в ней взялась эта уверенность профессионального художника-портретиста.
Постепенно на холсте появлялась картина — девочка в жёлтом платье, держащая скрипку, её лицо, выражающее задумчивость и лёгкую грусть, пряди золотых волос, падающие на плечи. Даша акцентировала внимание на её глазах, глубине взгляда и лёгкой полуулыбке.

—  Как Джоконда, — даже подумала она в этот момент и улыбнулась своим мыслям. Она добавляла краски уверенно, используя точные, смелые мазки, оставляя текстуру плотной и рельефной. Каждая складка ткани, каждый отблеск света был передан с особой теплотой и вниманием.
Когда она закончила глубокой ночью, то не смогла сдержать восхищения от созерцания творения своих рук и кистей. Даша стояла и смотрела на портрет — живое воплощение своей подруги, стоящей на сцене в жёлтом платье, со скрипкой в руках, будто вот-вот готовящуюся заиграть прекрасную выразительную мелодию.
Наступил долгожданный день школьной выставки рисунков. В фойе школы, украшенном яркими гирляндами, воздушными шариками и пёстрыми лентами, царила оживлённая атмосфера. Учителя, родители и ученики с любопытством рассматривали работы, висящие на стенах, вдоль которых аккуратно стояли мольберты с картинами. Каждый юный художник занял своё место, возле именной таблички, ожидая, когда подойдут и к его творениям.


Даша нервничала. Она не привыкла к вниманию, а сегодня ей предстояло не только впервые выступить и показать свои работы, но и рассказать о них желающим. Вокруг суетились школьники, рассматривая картины юных художников и громко обсуждая понравившиеся. Школьные стены, казалось, на мгновение забыли о будничной строгости и превратились в галерею.

Портрет подруги в жёлтом платье со скрипкой занимал особое место в экспозиции Даши. Он был центральным элементом, и она несколько раз проверила, ровно ли висит картина и хорошо ли видны детали, и высох ли лак.
Конечно же, Дашин портрет не мог не привлечь к себе внимания и это была самая популярная картина среди зрителей и восхищающихся работой было много. Каждый раз, когда кто-то подходил к «Девочке со скрипкой» Даша чувствовала волнение и трепет. Среди зрителей была и её подруга — та самая девочка со скрипкой, чьё лицо теперь оживало на холсте. Подруга, Оля первое время, скромно стояла в сторонке, опустив взгляд и, возможно, тоже смущённая от обилия восторженных возгласов вокруг, особенно, когда зрители находили в ней сходство с изображённой на портрете скрипачкой.

Когда Даше дали слово, и она смело представила все свои произведения, потихоньку подходя к главному и, Даша, собравшись с духом, продолжила говорить:
— На этом портрете, выполненном в пастозной технике изображена моя лучшая подруга Оля. Она талантливый музыкант. В своей работе я хотела показать момент перед началом её выступления — момент, когда музыка ещё не прозвучала, но в воздухе уже витает ожидание. Я восхищаюсь тем, как она погружается в музыку, как будто забывает обо всём вокруг...

Посетители замерли, рассматривая картину и слушая рассказ, изредка поглядывая на стоящую рядом Олю. Даша видела, как учительница рисования что-то говорила незнакомому дядечке – усатому, невысокому человеку в строгом бирюзовом костюме, с интересом разглядывающему текстуру мазков на портрете, задерживаясь взглядом на глубоком, задумчивом выражении глаз Ольги. Он то и дело кивал и улыбался, поглаживая усы.

Оля подошла к подружке, и в её глазах блеснули слёзы. Она крепко обняла Дашу, выражая радость и благодарность за то, что была запечатлена на этом холсте с такой теплотой и любовью.
— Дашка, это потрясающе! Почему ты раньше никому не показывала?
— Я боялась, что это не будет интересно…
— Неправда! — возразила Оля. — Ты очень талантливая. А этот портрет, он… Он великолепен!

Когда Светлана Игоревна с усатым дядей подошли к девочкам, мужчина, слегка покашляв, произнёс:
— Даша, твои работы впечатляют. Конечно, тебе ещё многому нужно научиться и не всё идеально, но и мы не на выставке мировых картин. Особенно меня, как и всех вокруг впечатлил твой портрет и то как ты смогла передать не только внешность, но и внутреннее состояние — то, что называется душой портрета. Продолжай рисовать. У тебя большое будущее. Меня зовут Вениамин Карлович, и я директор нашей областной художественной школы. Если ты не против, я приглашаю тебя к нам учиться. Если ты надумаешь, то будешь принята безо всяких вступительных экзаменов. Считай, что твой портрет – это твой удачный билет в лучшее будущее. Светлана Игоревна сказала мне, что пишешь ты недавно, что подтверждает твой талант, не упусти свой шанс. Вот моя визитка. — он протянул удивлённой девочке картонный листочек с данными и, попрощавшись, удалился.

Даша смотрела на свою подругу и поняла, что это не просто картина. Это была её первая, значимая победа — не только как художницы, но и как человека, который смог передать в красках настоящие эмоции и чувства. А ещё она смотрела на Олю и видела, как лучшая подруга искренне радуется её достижениям и это был второй урок, который она получила за последнее время. Оля была талантлива в своём увлечении, но это нисколько не мешало ей сейчас радоваться за подругу и поддерживать, и она не завидовала успеху Даши, а напротив, хвалила и звала своих друзей и родителей посмотреть её картины.

Даша оглядела всю выставку, потом встала напротив своих работ и другим взглядом – взглядом зрителя посмотрела на свои картины и внезапно осознала, что действительно хочет стать профессиональным художником и точно пойдёт учиться в художку. А ещё она поняла для себя, что дружба — это вовсе не сравнение и не соревнование. Это радость за успехи друга и поддержка в трудные моменты. Это мелодия, в которой каждый играет свою уникальную партию, и вместе они создают настоящую гармонию.