А оказалось, что под пеплом лежат красные угли

Ниже расположенные два письмa другу и коллеге Геннадию Семеновичу Батыгину (1951 – 2003) как и опубликованное недавно [1] написаны в сентябре 1999 года, у меня это был узкий период надежд и планов. Стартовое пятилетие американской жизни было очень сложным, временами безнадежным, а первые три года нового века – драматическими. Моя переписка с Батыгиным, начавшаяся в 1999 году, могла стать пространством поисков и обсуждения направлений новых исследований, прерванных моим переездом в Америку. Но не стала: 1 июня 2003 года его жизнь в момент оборвалась. Он умер на шоссе, по которому только что пилотировал свой велосипед...


Первое, что пришлось сказать о друге, был некролог, написанный сразу после получения печального сообщения. Полный текст некролога приведен в [2], процитирую лишь начало: «Я не помню, когда и при каких обстоятельствах мы познакомились. Я знал Гену Батыгина всегда. Мы жили и работали в разных городах: он в Москве, я в бывшем Ленинграде. Я старше его на десять лет. Нас никогда не связывали никакие формальные отношения. Мы не участвовали вместе ни в одном из проектов. Я не помню, чтобы мы когда-либо говорили с ним о политике или об окружавших нас людях. Мы работали в одном профессиональном цехе. Это было и основой наших встреч, и главным мотивом. Каждая встреча – а в некоторые годы я бывал в Москве по нескольку раз в месяц – продолжала предыдущую... Она начиналась в редакции тогда единственного в Союзе профессионального журнала «Социологические исследования», продолжалась по дороге к нему домой, и потом – до поздней ночи. Нередко я оставался у него до утра. Зная о моих регулярных поездках между Ленинградом и Москвой, он говорил: “Ну ладно, старичок, заходи завтра...”»


В 2011-2012 годах можно было задумать и в определенной мере реализовать то, что сегодня сделать невозможно. Тогда на московском радио «Свобода» прошла серия моих интервью о российских социологах, внесших заметный вклад в развитие нашей науки. Мне была представлена полная свобода в выборе героев передач, и конечно же, одно из выступлений было посвящено Бытыгину. При недавней публикации этих воспоминаний я несколько расширил сведения о нем и дал более объемное описание сделанного им [3].


В сентябре 2023 года я немного рассказал о книге Батыгина, сыгравшей ключевую роль в моем двух десятилетнем историко-социологическом исследовании, стержнем которого являются более 200 интервью с российскими социологами разных поколений [4]. Имеется в виду его работа «Российская социология шестидесятых годов в воспоминаниях и документах» (1999 г.). Намеренно или интуитивно Батыгин сделал значительно больше, чем закрепил в интервью с социологами и написанными ими краткими автобиографиями некоторые факты и обстоятельства рождения нашей наука. Прежде всего, эти интервью были БИОГРАФИЧЕСКИМИ, т.е. они вводили в историю социологии главных участников становления советской социологии, таким образом, Батыгин «очеловечил», или «антропологизировал» историю. Книга представляет российскую социологию не в воспоминаниях, а прежде всего в биографиях, т.е. в жизнях, а теперь – в и судьбах первопроходцев. С годами содержание книги будет приобретать новый смысл, а ее роль в раскрытии процесса становления отечественной социологии будет возрастать.


Я встречался с Батыгиным пару раз, когда, уже живя в Америке, приезжал Москву. Книга о российской социологии была издана, но мы ее не обсуждали. Для Батыгина она была закончена, и он погрузился в новые проблемы. Я – только преодолел тяжелейшие годы привыкания к новой реальности и приступал к изучению истории американских опросов общественного мнения и биографий первых американских полстеров. Да и вообще, нам было о чем поговорить кроме истории российской социологии.
Возможно, сказывалось и то, что сама наша социология в 60-е – этот период охвачен книгой – была молод и малочисленен, и это не располагало к обсуждению ее прошлого. Оно как бы само по себе существовало в нас... Мне грустно, что не было разговора с Батыгиным о его планах относительно развития «человекоцентристского» подхода к истории российской социологии. Теперь я веду такой разговор с ним мысленно...


И впервые публикуемые два моих письма – знак давно начатых и продолжающихся бесед с Геннадием Почему не сохранились письма с обсуждением поднимаемых вопросов? Скорее всего, в силу тогдашней моей безалаберности, ведь у меня и в мыслях не было изучать историю отечественной социологии. Другая причина – начавшийся драматический период жизни всей моей семьи, переписка с коллегами и друзьями была сведена к нулю. Не было ни времени, ни настроя...
Публикую эти письма, поскольку они отражают мое восприятие того времени и в целом передают искренность наших отношений. Мне представляется, что я сделал что-то из задумывавшегося Геной, во всяком случае, шел по пути углубления человекоценричности истории нашей науки.
В Батыгинской классификации учёных высший тип – это «придурок», способный заниматься исследованиями ради истины, как он её понимает. Геннадий Батыгин, конечно же, «придурок», и я старался быть им.


Письмо №1. 21 Сентября 1999 г.

Гена, я уже тебе писал, что получил американскую степень. Помимо профессиональных классов я «брал» общие, в том числе – астрономию. Американская система образования включает в себя написание бесчисленного количества эссе, в том числе и по астрономии. Я писал о Кеплере, а потому прочел несколько интересных статей об Эйнштейне (последний очень ценил философские идеи первого о связи природы и числа). Он считал, что лучший образ жизни ученого – это опыт Спинозы. Зарабатывать деньги простым трудом, быть независимым и думать о мироздании. Он сам хотел быть смотрителем маяка. Гена, я живу лучше, чем Эйнштейн. Я зарабатываю простым трудом простого человека и могу думать о политических звездах России и о других телах социального космоса. И все же, все же …


В Москве и в Ленинграде я видел многих героев, соавторов твоей книги (в этот момент в Питере была конференция по методологии социологии и 70 лет Фирсову): Ядов, Здравомыслов, Фирсов, Шубкин, Грушин, Рывкина, Гордон, Левада. Может кого забыл. Видел многих из тех, кто будет действующими лицами следующих книг. Удивительно и радостно, что все работают по специальности, никто не переквалифицировался в управдомы. Конечно, есть грусть и неудовлетворенность, но это всегда должно быть. Ты пишешь, что зарабатываешь лекциями. Прекрасно, что они есть. В Америке профессора зарабатывают меньше программистов. В Америке нормальные люди не работают 40 часов в неделю, а вкалывают по 12 и более часов в день. Действительно, потогонная система. И холодная. Правда, я начинаю думать, что дежурная американская улыбка лучше русских немотивированных матюгов.


Почему, Гена, лопнул журнал. Это последствие августа-98? Это последствие потерь Сороса?
А вообще как сейчас живет социологическое сообщество? Раньше было все же множество конференций, и  мы все виделись, кто хотел. И вот что меня еще интересует: все же в прошлые времена мы поддерживали контакты с Киевом, Минском, Прибалтикой и др. А сейчас это есть? Найдешь минутку, отпиши. Боря


Письмо №2. 23 Сентября 1999 г.

Это чудесно, Гена, что ты видишь некую инвариантность ситуаций в Москве, Питере и США. Возможно, по самому большому счету ты прав. Буду думать.
Два момента в твоем письме показались мне весьма интересными и хочу коснуться их.


Первый – ты пишешь о проекте, похожем на то,  что делает Кугель, но только в нашей социологической епархии. Я в Питере встречался с Кугелем, он организовывал конференцию по методологии социологии. Самуил Аронович – уникальный человек в нашей социологии. Он – ветеран социологии, но его мало, кто знает. Сбегал к полке и посмотрел твою книгу. В ней нет даже его фамилии. Найдешь время – возьми с него данные. Уверен, его еще никто не разговорил, но он многое знает.


Второй вопрос – более общего характера. Мне хотелось бы обсудить его подробнее и с разных сторон.
Если сформулировать его с самой общей точки зрения, то он может звучать так: «Что из фактов и выводов теоретико-эмпирической социологии советского периода может быть использовано сегодня дня более глубокого понимания современных процессов?»
Я хочу назвать некоторые явления нашей сегодняшней жизни, которые, мы не изучали, но они, возможно, скорее всего существовали и как что-то в сознании людей, и как некие серые, стертые, недоразвитые, подпольные социальные институты.  Это: внутриэтнические связи, этнико-религиозные стереотипы и предписания, пирамида ценностей в системе труда, в частности те, которые лежат в основе предпринимательства, секс, русская идентичность, и другое.  Известны ли тебе работы 60-80 годов, которые хотя бы намеком указывали на то, что сегодня существует и указывает на громадное отличие того общества от современного. Ведь не могло же все возникнуть на пустом месте.


Чечня, казачество, Дворянское Собрание и монархизм, … все думали, что за период сталинизма все эти костры потухли, так – некое ребячество. Память. А оказалось, что под пеплом лежат красные угли, все горит. Но наша социология всего этого не замечала. А какое место в жизни тех социальных слоев, групп все эти процессы занимали. Предполагаю, что заметное.
Так что, все наши прошлые данные, результаты – миф?
Найдешь время для ответа – буду рад,
Боря


1. Докторов Б. Тема безумно интересная и взрывная <http://proza.ru/2024/03/07/1762>.
2. Докторов Б. Геннадий Батыгин. Для многих он уже легенда <http://proza.ru/2021/12/08/1730>.
3. Геннадий Батыгин. Наука, и никакого другого пути <http://proza.ru/2022/02/27/336>.
4. Докторов Б. О Геннадии Батыгине и его книге о социологии 60-х <http://proza.ru/2023/09/23/1568>.