Всплеск эмоций...

     Наверное, я могла бы сказать, что я счастливая женщина, но в один день, мир померк для меня. Мой мальчик, мой младший сын, таял на глазах, сгорая, словно свеча. От собственного бессилия отчаяния, мне становилось ещё хуже. От безысходности я молилась.
     - О Аллах, возьми мою жизнь, но сохрани жизнь моего сыночка, - просила я. 
     Две тысячи пятнадцатый год, стал для моей семьи тяжёлым испытанием. Сын очень похудел, мы возили его по врачам, по больницам, отчитывали его и дом, но ему не становилось лучше. Мной овладевала паника, но в начале февраля, я не хотела думать о плохом, надеясь на чудо. Сыну моему  лучше не становилось. За восемь месяцев мытарств, я семь раз клала его в больницу, он лежал и в инфекционной, там проверили на СПИД, грешным делом подумала, а вдруг? Но анализы вышли чистые. В ТашМИ я попросила врача взять анализы на гистологию, вдруг у сына рак? Как я потом пожалела, что решила это сделать, мой мальчик плакал от боли. Ему сделали эндоскопию желудка, рак не подтвердился. Потом я повезла его в тубдиспансер, там ему сделали рентген, взяли мокроту на анализ и опять всё чисто. Я не знала, что думать и как быть. Летом, тёща старшего сына предложила ему с братом поехать к ней на дачу.
     - Там они отдохнут и Вашему сыну станет легче, поверьте, - сказала она мне.
     Боли измучили сына, он обрадовался и в разгар лета, два брата с жёнами уехали на отдых. Спасибо невестке, которая запечатлела кадры этого отдыха на видео. Там вроде и боли прекратились и сын повеселел, а когда они вернулись, проблемы со здоровьем начались вновь, или они не уходили? В августе я положила сына в больницу, он об этом сам просил, думая, что ему станет легче и врачи ему помогут. Моя подруга работала завотделением в клинике ТашТрам, туда я и положила сына. Моему мальчику становилось хуже, но не удавалось обнаружить причину недуга. За несколько месяцев, он потерял в весе сорок три килограмма. Падал гемоглобин и иммунитет, врач только разводила руками. Сын едва ходил, мы по очереди дежурили возле него в палате. Иногда он просил принести поесть из кафе, больничную еду он не ел, да и ел он очень мало. Сыну становилось то лучше, то совсем плохо. Я вспомнила о знакомом экстрасенсе, давней знакомой, хотя я, никогда не верила в эту чушь, пока сын не заболел. Думаю, это были отчаянные попытки облегчить боли, что испытывал мой сын. Прямо из больницы, я повезла его к ней. Женщина расплавила и отлила свинец, затем дала сыну выпить кофе и долго, молча смотрела на нас.
     - На твоего сына навели порчу, на смерть. У него все чакры закрыты и на груди огромный замок, убрать его, я не смогу, - сказала она, у меня внутри похолодело.
     Сына попросила выйти, сама задержалась и с надеждой посмотрела на свою знакомую.
     - Прошу тебя, помоги, - заплакав, взмолилась я.
     Она с сожалением на меня посмотрела и покачала головой.
     - Это чёрная магия, снять её может тот, кто это сделал. Прости, но, твой сын уходит. Крепись, дорогая, - ответила женщина.
    Я разрыдалась, сердце сжималось от безысходности и страха за сына. Мысль о том, что мой сын уходит, изводила меня, я не переставая молилась и плакала. Мне посоветовали съездить в город Чирчик, в Троицкий монастырь. Я мусульманка, глубоко верующий человек, но подумала, вдруг от моей поездки сыну станет хоть чуточку лучше, в тот момент я была готова на всё ради моего мальчика. Никому ничего не сказав, я поехала в Чирчик. В мыслях прося прощения у Всевышнего, я вошла в монастырь и рыдая, опустилась на колени перед иконой Николая Чудотворца. Я молила спасти моего сына, совершить чудо и сохранить жизнь моему мальчику. От одной иконы я переходила к другой и с верой, и надеждой, рыдая молилась вновь.
     Как-то тёща сына приехала к нам в сопровождении одной женщины, сказав, что та читает молитвы, отчитывает заболевшего и многим помогла. Женщина долго отчитывала сына и уж не знаю,это ли помогло, но в тот день ему стало легче, боль отпустила. Правда, это было временное облегчение, на следующий день боли возобновились. Каждые полчаса мы делали ему обезболивающие уколы. Я говорила, что нельзя делать так много уколов, но сын настаивал, а ночами он кричал от боли или страха перед смертью. Я вскакивала с дивана и бежала к нему. Это было невыносимо, видеть страх в глазах твоего ребенка и как он мучается и страдает. Если бы Всевышний вместо сердца вложил в мою грудь камень, может не было бы так больно? Как-то, мы с сыном сидели на диване и он сказал мне:
     - Знаете мама, я ведь в рай попаду, я умру шахидом (мучеником).
     Я чуть сознание не потеряла от его слов, от того, как он это сказал, спокойно, как само собой разумеющееся, словно смирился с ожиданием смерти. Ему было тридцать четыре года! Несомненно он жить хотел и страшился смерти.
     - Ну что ты такое говоришь, сынок? Ведь есть ещё мы с отцом, сначала мы должны уйти, - не сдержав слёз, ответила я.
     - Замучил я Вас, простите меня, - произнёс он, вздыхая.
      Обняв его, я сказала, что готова на всё, лишь бы он выздоровел.
     - Я умереть за тебя готова, родной мой! - воскликнула я, прижимая его к себе.
     Он попросил отпустить его, видимо мои объятия причиняли ему боль. Видеть страдания своего мальчика и слышать, как он ночами кричит от боли, а ты не в силах ему помочь, было невыносимо. Мы в очередной раз положили его в больницу, но лучше ему не становилось. Однажды, сын попросил постелить ему в большой гостиной, возле окна, что мы и сделали, исполняя каждое его желание. Мой мальчик попросил своего брата подойти к нему и наклониться. Взяв его за руку, долго говорил с ним, а потом сказал:
     - Мне так не хочется умирать. Так хочется жить.
     Брат едва сдерживался, как мог успокаивал его. На следующий день сыну вроде стало лучше, он попросил, чтобы я помогла забрать его права, которые у него отобрали ещё зимой.
     - Мамочка, я договорился, всего за двести пятьдесят долларов мне вернут права, - тихо сказал он, виновато глядя на меня.
     Он был фанатом автомобилей, лихо водил машину. Денег не было, да и как им быть, всё уходило на больницы и лекарства.. Я ушла в свою спальню, вынесла золотое колье и отдавая сыну, сказала:
     - Вот, твой брат продаст это и заберёт права.
     Как же он был рад! Права-то мы забрали, но сесть за руль, он смог лишь один раз, только за один день его радости, я готова была отдать ему свою жизнь. Сентябрь, две тысячи пятнадцатого года, сыну стало совсем плохо, он попросил приехать старшую сестру, что та незамедлительно сделала. Положив руку сестры себе под голову, сын сказал ей:
     - Я Вас всех очень люблю. Мне надо жить, иначе мама не выдержит. И я так хочу жить!
     Дочь плакала, сидя у изголовья младшего брата и успокаивала его, говоря, что он обязательно поправится. Сыночек мой до конца надеялся, что поправится, но часто просил у меня таблетки валидола под язык и включая телефон, слушал суры из Корана. Он внутренне понимал, что уходит и страх смерти я видела в его глазах. От собственного бессилия, я была в отчаянии. На праздник Курбан Байрам, в мечеть, на совершение намаза, он всё-таки поехал с братом и отцом. К концу намаза ему стало плохо, его привезли и занесли в дом на руках. С того дня, он почти не вставал, а тут вдруг захотел искупаться. Боясь за него, ведь он мог упасть, я предложила искупать его, да разве он согласится? Всегда был стеснительным.
     - Ну тогда пусть жена тебя искупает, - предложила я.
     Но он, шатаясь и держась за стену, сам зашёл в ванную комнату, а я стояла за дверью и спрашивала, всё ли с ним хорошо и только когда он вышел, я успокоилась. Соседка делала свадьбу и попросила меня испечь ей сто пятьдесят эклеров. Я не могла ей отказать, она часто выручала меня деньгами, когда не хватало средств на больницу и лекарства. Сын в последнее время почти ничего не ел, организм просто не принимал пищу, его рвало даже от воды. А тут вдруг попросил пирожное. С какой радостью я смотрела, как он съел три эклера! Мы часто вызывали машину скорой помощи. Однажды, у него закатились глаза и побледнев, он с трудом произнёс:   
     - Мама, мне плохо, я ухожу...
     У меня была паника, сердце готово было остановиться от страха за жизнь моего мальчика, мы вызвали скорую, врачи приехали быстро. Давление упало, шестьдесят на сорок, сына забрали в ТашМИ, но на машине скорой помощи он ехать отказался.
     - Машину будет трясти, я с братом следом поеду, - слабым голосом сказал сын.
     Он очень устал и молил меня, чтобы его сразу положили в палату, без всяких формальностей в приёмном покое. Но кто же согласится? Вывезли кресло, мы посадили его и завезли в приёмный покой, я стояла за спиной сына, его голова лежала на моей груди,
     - Я ухожу, мне очень плохо... - произнёс он слабым голосом.
     Рыдая, я молила врачей скорей отвезти сына в палату. Его увезли в отделение  эндокринологии и поставили капельницу. Вечером он попросил брата привезти ему шурпу в горшочке из кафе Бухара. Старший сын конечно, сразу уехал и вскоре привёз лекарства и шурпу. Мой мальчик немного поел, на ночь с ним осталась жена. На следующий день, я сидела рядом с ним, кормила его и мы тихо разговаривали. Он быстро уставал и очень боялся оставаться один. Господи! Если бы я только знала, что это его последняя ночь! Я должна была остаться с ним на ночь, но младшая дочь, видя как я вымотана, отправила меня домой, сказав, что сама останется с братом. Много позже, она мне рассказала, что ночью он просил сестру не засыпать, она сидела у его изголовья на полу, а сын целовал её руку и говорил, как он всех нас любит. Потом, глубокой ночью, ему стало совсем плохо, вводили укол в вену, но лекарство не шло, а сын, вроде как в забытье, разговаривал с моей покойной свекровью, со своей бабушкой и от души смеялся, как ребёнок. Он разговаривал с ней, словно рядом никого не было.
     - Бабушка? Да. Что? От моих болей даже стены плачут? Хорошо, да, хорошо... - говорил он, пугая сестру.
     Потом вдруг, придя в себя, закричал:
     - Мама! Позовите маму!
     Дочь стояла над братом и рыдала, не зная, что делать. В четыре утра меня разбудил старший сын. Видимо сказалась усталость, но я крепко спала и когда он меня позвал, резко вскочила с кровати.
     - Что? Мой сыночек? Ему плохо? - выкрикнула я.
     Как собралась, как приехала в больницу, помню смутно, но сына рано утром перевезли в реанимацию. Я попросила врача пропустить меня к нему. В ТашМИ, хирургом и заведующим отделением, работал зять моей сестры, я буду благодарна ему до конца своих дней. По его просьбе, меня пропустили к сыну. Светлое, холодное помещение, в нём три кровати, в середине лежал мой сын. Я подошла к нему и взяла его за руку. Он взмолился, чтобы я отвезла его к той женщине, которую приводила его тёща, она тогда забрала его боль, отчитав его. Я не могла ему отказать. Написав расписку, мы со старшим сыном вывезли его из реанимации и посадив в машину, повезли к той женщине. Хотели, чтобы она сама приехала, но та отказалась, сказав, что в больницу не зайдёт. Старший сын ехал так, чтобы машину не трясло, но дороги не позволяли ехать спокойно и при каждой встряске, сын стонал от боли. Женщина вышла, села в машину, отчитала сына...я понимала, как это бессмысленно,  предложила сыну увезти его домой. Ах, мой мальчик, он думал, что в больнице ему будет оказана помощь и попросил отвезти обратно. Что ж, мы вернулись назад в ТашМИ, но оттуда его уже выписали, пришлось вновь вызывать врача из реанимации, так как ехать в приёмный покой, сын отказался, он просто не в силах был это сделать. Я умоляла, я рыдала, а сын просил, чтобы его просто положили отдохнуть.
     - Мамочка, я устал и хочу просто лечь, пожалуйста... - молил сын.
     Я вновь попросила зятя сестры, чтобы пока оформляют приём больного в реанимацию, он полежал у него в кабинете, на диване. Но тут откуда-то вышел мужчина, врач и начал громко выговаривать, что это не положено. Наконец сына завезли в реанимацию, а мы стояли у дверей и ждали чуда. Потом невестка сказала, что мы можем увидеть его через окно, с улицы. Мы выскочили на улицу, окно было чуть приоткрыто и мы услышали два голоса, женский грубо говорил:
     - Ну-ка ложитесь! Я кому сказала? Быстро ложитесь!
     И умоляющий, тихий голос сына:
     - Прошу Вас, я сам, я сейчас лягу, пожалуйста...
     Жена сына не выдержала и открыв окно, сказала медсестре, а именно она приказным тоном разговаривала с моим сыном:
     - Будьте повежливее, перед Вами больной человек. Что это за отношение? 
     Но медсестра только закрыла перед нами окно, а я вновь подумала, что чужая боль никого не волнует. В тот день, я столкнулась с бездушием медперсонала.
     - У них мой сын, прошу тебя, не груби им, - сказала я невестке.
     Ближе к обеду, я опять попросила врача пропустить меня к сыну. Меня пропустили, видимо подействовали мои слёзы, хотя врачи уже прямо говорили, что надежды нет, но о смерти я и думать не хотела. Когда я зашла к сыну, он лежал на том же месте, только его блуждающие глаза меня не узнавали. Я целовала его руку и рыдая, бормотала, как сильно его люблю.
     - Это я, твоя мама, родной, ну скажи что-нибудь, сыночек мой, посмотри на меня, - с мольбой просила я.
     Но мой сын меня не слышал, уж не знаю, что ему вкололи, но он был невменяем. Когда я вышла из реанимации, подошёл зять моей сестры и сказал:
     - Прошу Вас, крепитесь. Но я советую Вам забрать сына домой, пока он жив, иначе Вам его отдадут только после вскрытия. Ему осталось часа два-три.
     Я была словно в тумане и мало что соображала. Но послушалась его и позвав старшего сына, сказала, что забираю его брата домой. Мой милый мальчик, я лишь раз видела его слёзы, когда после тяжёлой операции, его ребёнок лежал в реанимации. Он зашёл к брату и увидев, что тот привязан за руки и за ноги, устроил в реанимации погром, накричал на медсестёр и врача, сказав, что сейчас сам их свяжет, с силой пнул ведро, стоявшее на полу и написав расписку, со слезами вышел из реанимации. Мы все были напряжены, всё  происходящее казалось страшным сном. Зять сестры предоставил машину скорой помощи, чтобы мы могли увезти сына, младшая дочь, жалея меня, сама села к брату, мы со старшим сыном поехали следом. По дороге я позвонила мужу и попросила открыть ворота, сказав, что везу сына домой. Отчаянный крик мужа, поверг меня в шок.
     - Он умер? - воскликнул он.
     - Нет-нет, он жив! Просто я везу его домой, - ответила я.
     Всё было, как в тумане, происходящее казалось страшным сном, не моим сном. Сына занесли в его комнату и положили на кровать, постелив новую простыню и укрыв пододеяльником. Можно ли описать, как уходил мой сыночек? Широко открытые глаза, будто стеклянные от того, что за несколько часов, он ни разу не моргнул и прерывистое дыхание, словно не хватало воздуха. Он глубоко выдыхал и скрипел зубами, было больно и страшно видеть его таким...он был в коме. А дом был полон людьми. Пришли все друзья моих сыновей, кто-то из них побежал за лекарством, чтобы поднять давление, иные стояли перед открытой дверью спальни и смотрели на моего мальчика, смотрели, как он уходит. Дочери сидели у изголовья брата и плакали, я хотела поцеловать сыну руку, хотела повернуть ладонью вверх, но сын резко удержал руку, его тело было натянуто, словно струна. Я позвала мужа.
     - Зайди к сыну, попрощайся с ним, видишь, он уходит, -  рыдая, сказала я ему.
     Муж сел на пол, плача, поцеловал сына и попросил у него прощение. А я, сев к его ногам, целовала ему ноги.
     - О, Всевышний! Если ты забираешь моего мальчика, так забери уже! Умоляю, не мучай его так... - молилась я, сидя на диване в малой гостиной и глядя на сына в открытую дверь его спальни.
     Господи, какая же мать просит Всевышнего забрать её ребёнка? Но видеть его мучения было тяжело и больно, Только после капельницы, когда прошло около четырёх часов, мой мальчик вдруг пришёл в себя, его глаза обвели нас взглядом...и три раза глубоко вздохнув, мой мальчик ушёл. Плакали все, даже ребята, пришедшие проститься с другом. Но глаза сына остались открытыми, моя сестра подошла и ладонью прикрыла их ему. Посреди большой гостиной, постелили две курпачи и застелили новой простынью, подложив бархатную подушку. Сына, подвязав ему подбородок ситцевым платком, положили туда и накрыли покрывалом. А когда я, рыдая над ним, обнимала его тело и причитала, глаза сына вдруг приоткрылись, мне сказали, сыну больно видеть меня в горе. Так он и ушёл, с открытыми глазами, не насытившись жизнью, в возрасте тридцати четырёх лет. Странная штука жизнь, я готовила всё необходимое себе и мужу на похороны, а всё ушло на похороны сына. Долгие месяцы я не могла смириться с потерей ребёнка, часто просыпалась в слезах, не могла его отпустить. В комнате висели его фотографии, я уходила в ванную комнату, включала воду и рыдая, билась лбом о кафель. Боль и тоска по сыну, рвали мне сердце. И вот однажды, мне приснился сон, он напугал меня, я поняла, что из-за моих слёз, душа моего мальчика не упокоилась. Той ночью я встала и совершив омовение, почитала поминальную молитву. Потом собрала все фотографии моего сыночка и сказала:
     - Я отпускаю тебя, мой родной, покойся с миром.
     Я была уверена, мой сын меня слышит, так как сон продолжился и сын помахал мне рукой, прощаясь. Ведь следом не уйти и нужно было жить дальше. Только испытания не оставляли меня. Следом умер мой младший брат, а в две тысячи двадцатом году, за полгода, ушли ещё два брата. Шло время, у мужа обострился диабет, после смерти сына, у него случился инсульт, у меня инфаркт, который я перенесла на ногах. Диабет мужу достался в наследство от отца, который умер в шестьдесят лет. Мужу, хвала Аллаху, было за семьдесят. Но срок жизни каждого из нас, определяет Всевышний. Он пишет нашу судьбу ещё в утробе матери. Причины ухода, часто бывают нелепые, но эти причины идут от Всевышнего. Пять лет назад, муж сломал ногу, казалось бы, это не так страшно, если бы не диабет. Через что нам пришлось пройти, знает только Всевышний. Только после нового года, мужу стало хуже. Все эти пять лет он не ходил, видимо и это повлияло на его здоровье. Полтора месяца мы не отходили от него, уговаривали поехать в больницу, надеялись, что там ему помогут. Человек не может жить без надежды, мы понимали, что дорогу в таком тяжёлом состоянии, муж может не перенести, но он вроде согласился, словно утопающий, хватаясь за соломинку, он очень хотел жить. Сын сказал, что они все вместе поднимут отца и перенесут на носилки. Два сына золовки, мой старший сын и сыновья моих дочерей, хотели поднять мужа, да уже и приподняли его. Дорогой мой человек, он с таким страданием в глазах, растерянно смотрел на нас и вдруг сказал, что не доедет, умрёт по дороге. О Всевышний, я смотрела на мужа и вдруг остановила всех. Врач что-то говорил, дети умоляли поехать и почти перенесли его на носилки.
     - Всё! Положите его на кровать, не мучайте больше! - крикнула я, держа мужа за руку.
     Трудно видеть любимого человека немощным и в страданиях, он всегда был крепким, сильным и здоровым. Он и к врачам никогда не обращался, пока у него не обнаружили диабет.  Мужа переложили на кровать, врач скорой помощи пробыл у нас более получаса, он ещё пытался нас уговорить, говоря, что состояние больного очень тяжёлое. Я сказала сыну, чтобы он отблагодарил доктора и проводил до ворот. Младшая дочь проверила у отца давление и уровень сахара в крови. Посмотрев на меня, она покачала головой. Давление сильно упало, сахар в крови поднялся до двадцати. Всю ночь мы не покидали мужа, тут были все: я, дети, внуки, сыновья золовки, вся семья. По-моему, муж несколько раз уходил, но криками и слезами, мы возвращали его к жизни. На рассвете, я вышла в малую гостиную, нужно было немного отдохнуть, иначе я бы просто не выдержала. Прилегла на полчаса и уснула крепким сном, видимо сказывалась усталость от переживаний и бессонных ночей, да и возраст. Проснулась я от плача золовки. Испугавшись, я подумала, что муж умер и тут же вбежала в большую гостиную. Он лежал на кровати, я подошла и присела рядом, взяв его руку в свою и целуя её. Он с трудом дышал, я облегчённо вздохнула, убедившись, что он жив. Тут он попросил приподнять его, внук и младший сын золовки осторожно посадили мужа и он попросил воды. Дочь протянула отцу баклажку с водой, он сделал несколько глотков, но последний глоток не смог проглотить, вода стекла по подбородку ему на грудь. Вдруг муж пристально посмотрел в угол комнаты, его блуждающий взгляд медленно двигался к окну, но лицо его было спокойным, умиротворённым, он улыбался. Старшая внучка, рыдая, закричала:
     - Не смотрите туда! Дедушка, умоляю, не смотрите туда!
     Видимо в тот момент я плохо соображала, много позже, внучка сказала мне, что в тот момент дед увидел ангела смерти. К нему он пришёл из рая, красивый и добрый, поэтому дед улыбался и был спокоен. А иногда ангел смерти приходит из ада, тогда люди кричат от ужаса и страха, гримаса на лицах таких людей, устрашающая. Надо же, внучка знала то, чего не знала я. Тут взгляд мужа остановился, он закрыл глаза и обмяк.
     - Положите его! Он уходит! - рыдая, крикнула я.
     Дети осторожно положили мужа на кровать, внучка прильнула ухом к его груди, старшая дочь поднесла ко рту отца зеркальце, сын золовки, приоткрыв глаза дяди, осмотрел зрачки. Никто из нас не мог поверить, что он ушёл. Кто-то видимо вызвал машину скорой помощи, восьмую машину за ночь и утро. Включив фонарик на телефоне, врач осмотрел зрачки мужа, прослушал сердце и выразил нам свои соболезнования. Наконец осознав, что мы потеряли дорогого нам всем человека, любимого мужа, отца, деда, прадеда и дядю, все заплакали, в комнате были слышны наши причитания и крики. Констатировав смерть, врач уехал, старшая дочь ситцевым платком подвязала отцу подбородок, затем перевязала ноги, я закрыла мужу глаза, глядя на его спокойное, красивое, такое родное лицо. Нужно было перенести тело на пол, девочки постелили на ковёр новые курпачи, младшая дочь взяла из сундука постельное бельё и застелила простыню. Тело мужа перенесли на курпачи и накрыли пододеяльником, а сверху покрывалом, на котором золотыми арабскими буквами были вышиты слова: "АЛЛАХ МИЛОСТИВЫЙ И МИЛОСЕРДНЫЙ". В такое тяжёлое время, все слаженно делали свою работу. Мужчины поехали на кладбище, нужно было выбрать место и приготовить могилу, привезти мужчину, который омоет тело покойного. Я присела рядом с мужем, его рука лежала поодаль от тела, хотела подвинуть руку, но она была холодная и застывшая. А ведь не прошло и часа. Старшая дочь зафиксировала время смерти отца, было десять часов тридцать восемь минут. Мужа решили хоронить сегодня, нельзя было оставлять тело на ночь. Мы обзванивали всех родственников и близких, его друзей и коллег. Неожиданно приехала внучка, с новорождённым ребёнком на руках, она приехала показать малышку прадедушке. Правнучка родилась первого февраля, а муж ушёл из жизни тринадцатого февраля две тысячи двадцать четвёртого года. С рождения малышки, ещё не прошло сорока дней, а у нас столько дней сохраняется чилля, как у новорождённого, так и у усопшего. Смешивать эти чилля нельзя. Внучку выпроводили, плача, она уехала. Плохая весть разносится быстро и вскоре дом наполнился людьми. Происходило таинство омовения, при котором присутствовал мой старший сын и близкий друг мужа, который, не знаю зачем, сел в стороне, но препятствовать ему никто не стал. В это время из дома вынесли новый ковёр и постелили во дворе. У нас тоут (гроб) не ставят на землю, только на ковёр. Двор был полон мужчин, в малой гостиной и на террасе собрались женщины. Всё повторялось, словно страшный сон, всё, как было, когда умер мой сыночек. И всё же, Всевышний не даёт людям испытаний, которые им не по плечам. Аллах создал человека сильным и терпеливым, посылая ему испытания, которые и делают его таким, или же человек ломается под их тяжестью. Но с Аллахом в душе, в любви ко Всевышнему, можно выдержать многое. Когда омовение закончилось, ко мне подошёл друг мужа, мужчина плакал.
     - О Аллах! Как же страдал мой добрый друг! Как же он выдержал эти боли? Я видел его ногу. О Аллах, - плача, говорил он.
     Плакала и я, ответив ему, что муж в последний день говорил, что нога уходит с ним. А ведь ему хотели её отрезать и он был согласен, настолько страдал от боли, а от диабета, раны на ноге были ужасными. В этот  день плакали многие из присутствующих в нашем доме. Мужа и знали многие, уважали и помнили его доброту. Тоут вынесли во двор и поставили на ковёр. Мужчины выстроились позади тоута во дворе, их было так много, что стояли и на улице перед воротами, впереди стоял мулла. Наступила гробовая тишина, мулла читал молитву Жаназа, которую читают умершему, стоя совершили намаз и подняв тоут, унесли. Говорят, народу было так много, что до большой дороги, тоут передавался из рук в руки, хотя каждый мусульманин должен пронести тоут семь шагов. Женщины вышли во двор, для меня всё происходящее казалось страшным сном. Сознание того, что мужа больше нет, рвали мне сердце. Долгие ночи я плакала, вспоминая его доброту, нашу с ним жизнь, которая казалась одним мигом. Понимаю, никто не задержится на этом свете, но боль от утраты любимых, останется с нами навсегда. Говорят, время лечит...это неправда! Смирившись, с болью учишься жить, но тоска и боль не оставляют ни на минуту. Светлой памятью хранимы наши близкие, ведь пока мы их помним-они живы...