Глава 61 Игры богов

роман Вперёд, на Запад!

Глава 61
Игры богов

Осень 626 года, Таврида. В районе нынешнего Чуфут-кале, Балаклавы, мыс Херсонес.

– Ночь эта длится словно многолетнее заточение. Что так медлит день? – процедил Горный Старец, опустошая предпоследнюю корзину со стрелами. У него уже весь двор был завален телами подстреленных врагов, его женщины подносили ему стрелы, помогали менять тетиву на луке, визжали не хуже сирен, замечая новых нападающих.
Хуже всего было то, что в дом стал проникать дым – часть построек уже горела.

– На моем счету уже две дюжины, – проворчал Горный Старец, – но их там ещё несколько сотен, и дом мой горит. Не так представлял я себе спокойную старость, совсем не так!

Он поднял голову, и закричал, обращаясь к Богу христиан:
– Обещаю покончить с колдовством, если спасёшь меня сейчас! Прекращу воровать девиц!

Со стороны монастыря раздались быстрые удары в колокол.
– Легко отделался! – произнёс Горный Старец, и, оглянувшись, подмигнул своим многочисленным жёнам.

Солнечные лучи осветили плоскую верхушку горы над долиной. В темноте долины горели огни пожаров, в темном дыму мелькали тени, разносились мольбы и проклятия, крики жертв и хохот мучителей. Но солнце уже осветило своими розовыми лучами каменистую вершину, и отраженные лучи разогнали тьму на лестнице у подножия монастыря. Лютик покрепче затянул зубами ремни на запястьях, сжал на рукоятях ножей немеющие руки, и сделал ещё один шаг вперёд. За его спиной встал Порфирий, ещё выше поднимая крест.

Толпа одичалых тоже сделала шаг, десятки глаз впились в лица двоих, ставших преградой на ступенях, ведущих вверх.
Люди, или уже только частично люди, с душами зверей, или вовсе без душ, или с душами, провалившимися в ад древних богов, всматривались в глаза своих будущих жертв.

Те улыбались.

Толпа остановилась на миг, люди присели, собираясь с силами для прыжка.

Лютик смотрел поверх их голов и улыбался:
– Да здравствует солнце, да скроется тьма!

За его спиной Порфирий широко перекрестился:
– И свет во тьме светит, и тьма не объяла его!

Один из одичалых догадался повернуть голову.

В их тылу на склон выходила колонна.

Это были пехотинцы. По четверо шли крепкие воины готов в стальных кольчугах, с большими щитами и копьями.
Колонна спускалась в сумрак долины, и вместе с ней долина наполнялась лучами солнца.
Ещё один одичалый повернул голову.
На перевал выходили всё новые и новые воины. Вот вышли вожди воинства – два здоровенных вандала в длинных кольчугах с топорами на длинных рукоятях, двое хмурых готов, и странный карлик в лёгком шлеме, с пращой из обрывка плаща.
Вожди распределяли подступающих воинов, направляя каждый новый десяток к отмеченной цели.

Одичалые замерли. Один из них вдруг рванулся наверх, замахиваясь дубиной на Лютика.
Это послужило сигналом остальным. По толпе отверженных прокатилось слабое движение, и количество свирепых бойцов вдруг стало уменьшаться. Они легко скользили вниз, смешиваясь с утренним туманом, растворяясь в дымном предутреннем мраке. Беззвучно и бесшумно они скользили прочь, будто духи диких зверей. Оставшиеся смотрели, и их глаза вспыхивали отблесками пожаров.

Людмила подняла голову, оторвала взгляд от лица Мстислава.
– Нас утро встречает прохладой, – произнесла она вполголоса.

Лютик слишком устал, чтобы пытаться остановить дубину, или нырнуть под удар. Он выжидал, пока противник не сблизится на расстояние удара, а потом прыгнул вперёд, нанося правой режущий удар в переносицу. Славянин в последний момент убрал глаза, и под удар попала шея.
Хлынула кровь.

Лютик вдруг усмехнулся:
– Бурное жало жилы рассекло, и тьма пораженному очи покрыла!

Славянин замер, выронил дубину, и медленно завалился назад.

Лютик тылом ладони поправил шлем:
– С громом он грянулся в прах, и взор его мраком покрылся.

Порфирий устало поставил крест.

Упавший славянин бился в последних судорогах у подножия лестницы.

– Кровь изрыгал он, пока не покрылся облаком смерти, – прошептал Лютик, снова принимая полусогнутую стойку.

Славяне стояли, опустив головы. Их количество снова уменьшилось.

Лютик произнёс:
–  Кто на боях благороден душой, без сомнения, должен. Храбро стоять, поражают его, или он поражает!

Даниил подошёл к колоколу, и медленно и спокойно ударил в него. Над долиной разнёсся уверенный и радостный звон.

Со стороны крепости, от устоявших в ночном погроме усадеб и с перевала послышались радостные крики. Громче всех орали ромеи из крепости, так и не сделавшие за всю ночь ничего, что могло бы помочь защитникам долины.

Мстислав открыл глаза:
– У победы много отцов, поражение – всегда сирота, – усмехнулся он.

Вокруг оставшихся славян постепенно выстроилась стена щитов. Готы прижимали их к каменной стене. Оставшиеся одичалые уже не делали попыток к сопротивлению.
Лютик, в крови от макушки до пят, пошел к источнику. Ниже места для набора воды, в стороне от поилки для лошадей, была устроена глубокая купель. Лютик повалился в неё. За ним шёл Даниил.

Лютик всплывал и погружался, смывая кровь. Он чувствовал, как ему помогают подняться, снимают шлем, отвязывают от рук клинки, плещут, он слышал слова на греческом, которые неожиданно начал прекрасно понимать. Осколки фраз смешивались с плеском воды, он отряхнулся, вставая во весь рост, и тогда четко и ясно услышал:
– И нарекается Георгием, ибо храбр, и победоносен!
Он машинально перекрестился, вспоминая то, о чем сейчас говорить нельзя. Ему помогли выбраться из купели, а туда уже погружали Мстислава, и с него тоже смывали кровь, и плескали водой, и омывали раны, и голос гремел:
– Нарекается по имени архистратига Михаилом, ибо силён, и был послан во спасение!
Потом из купели вытащили и Михаила, готы образовали коридор, а Даниил крестил сдавшихся славян, сначала тех, кто мог идти сам, потом на руках опускали раненых, Людмила рвала ткани на повязки, помогая перевязывать тех, кто имел шансы спасти не только душу, но и тело.
Скоро к монастырю стали сносить раненых со всей долины, и тяжёлый труд продолжался до полудня.
Пришли уже подкрепления из крепости, появились женщины и знающие толк в ранах благочестивые прихожане.

Последней, после всех, крестили Людмилу, к удивлению многих оставив ей и в крещении славянское имя. К этому времени преподобный Даниил уже совсем вымотался, он ограничился только лёгким жестом, плеснув ей на макушку пригоршню воды:
– Нарекается Людмилой, ибо чиста и нравится всем! – произнёс он, и пошёл подниматься по лестнице, шепча про себя:
– Здесь можно руками бросать воду вверх…

Людмила вылезла из купели, и поспешила греться под лучи солнца.

Бывший Лютобор, а ныне Георгий, долго бродил по месту боя, отыскал и своё оружие, и оружие Михаила-Мстислава, и оружие Финна, взял себе его гранёный клинок, похожий на толстый наконечник копья. Он ещё раз перевернул все тела, прошел вдоль и поперек.
Тело Финна исчезло.

Георгий присел рядом с Михаилом.
– Что, боец? – спросил тот.
– Финн исчез.
Михаил тихо рассмеялся.
– Что смешного? – удивился Георгий.
– Не переживай. Он же кудесник, любимец богов. Ну, сам посуди, куда ему креститься? Разумеется, сбежал!
– Он не умер? – удивился Георгий.
К ним подошла Людмила:
– Он не может умереть. Он может только переродиться. Это же аватар божества, неужели вы не узнали?
Странные игры у этих богов, – проворчал Георгий-Лютобор.
– Да уж, – усмехнулась Людмила, – больше всего им нравится сюжет с похищением красавицы и её освобождением женихом и его волшебными помощниками!
Она хихикнула.

Георгий надулся:
– Ну, я уж точно не Хануман.
– Спокойно, боец, – произнёс Мстислав, –  болтун – находка для шпиона, вот к нам, кстати, таковые и идут!

И правда, к ним шёл карлик в смешной курточке, в сопровождении дюжих вандалов.

– Меня зовут Трибониан, – представился карлик, – и я мастер шуток.
Он говорил понятно, явно на славянском, но к какому из племён потомков фракийцев относился его говор, было очень трудно уразуметь.
– Сегодня у тебя была удачная шутка, – прыснула Людмила, – от века рассвет приносит людям надежду!

– Ну, вот мы и вышли навстречу рассвету, – ухмыльнулся карлик, и его лицо расплылось в безобразной, и в то же время весьма обаятельной улыбке.
– Однако, красавица, за ваше спасение я бы хотел получить достойную плату, – произнёс он.
– Какую плату? – нахмурился Михаил– Мстислав.
Карлик засунул руки в карманы своей курточки:
– Что видят здесь обычные люди? Груду мертвых тел, потёки крови, и случайно выживших людей, недавно принявших крещение огнем, кровью, и водой.
– А ты видишь что-то другое? – съязвил Георгий-Лютобор.
– Я вижу, – протянул карлик....
– Бабу он красивую видит! – хохотнул один из вандалов, подходя ближе к друзьям.
Его речь была понятной, но с какими-то очень резкими интонациями, и странными ударениями.
– Там где ты, Гундемир, видишь трупы и бабу, я вижу историю любви, – произнёс карлик, – вечную любовь.
Он поднял голову вверх, и пропел:
– Вечная любовь
В счастливом смехе дней
Одна ведет
Сквозь призраки ночей
И дальше, чем
Эта ночь,
Ночь всех ночей...

Гундемир и Теодорих присвистнули.
К ним подошли Валамир и Сандалф, последний произнёс:
– Итак, ты увидел красавицу, раненого воина, юного оруженосца, и гору трупов врагов вокруг. Несомненно, ты хочешь услышать их историю?
– Ты невнимателен, Сандалф, – бросил Трибониан, – обрати внимание на окровавленную бороду, привязанную к шишаку вон того шлема, и сосчитай количество кинжалов – право, их слишком много даже для двоих. Но мы не видим тело их третьего друга, и здесь явно какая-то тайна! Итак, за ваше спасение я прошу подробности этой удивительной истории, один из ваших кинжалов, и вот эту вот замечательную бороду! – выпалил он.

Георгий сел на каменные ступени, отмытые, просохшие, и уже согретые полуденным солнцем, сделал неопределённый жест кистью руки.
Карлик умело истолковал сей жест, и в руке юноши появился рог с вином.
Георгий приложился губами, отхлебнул, и начал свой рассказ:
– Ну, началось всё у Лукоморья, там, где дуб зелёный...

На следующий день двое всадников о четырех конях ехали в направлении Херсонеса.
Один из них был зрелым витязем в богатом доспехе, на отличном боевом коне. Рядом с ним ехал странный всадник, напоминавший издалека юношу, но вблизи было ясно, что это девица в варварской одежде.
Двое улыбались.
– Да, медовый месяц нужно проводить в Херсонесе, – произнесла девушка, – ты в самом деле решил ещё и обвенчаться? Тебе мало того, что нас крестили?
– Не хотел упускать такую возможность, – ответил тот, – мы с тобой в этой игре опередили и Ольгу, и Владимира. Хотя, вряд ли мы с тобой попадём в летописи.
– Главное, в Херсонесе под стражу не попасть, – усмехнулась Людмила, – письмо Даниила не потеряешь?
– Обижаешь! – Михаил похлопал себя по груди, – не пропадет! С этим письмом, и с такими деньгами мы хоть целый год можем жить в лучшем из домов Херсонеса, с прекрасным видом на море, собственной конюшней и небольшим садом.
– Да, неплохое место для вербовки агентов, и прикрытие просто замечательное, – произнесла Людмила, и посмотрела в сторону.
– Любимая, только не этот взгляд искоса, – застонал Михаил, – а то я не выдержу, и возьму тебя прямо на коне!
Людмила рассмеялась серебристым смехом,  и послала коня чуть быстрее вперёд.

В это время в Херсонесе начинался осенний шторм. На мысу, где стояли многочисленные церкви, перестроенные из старых языческих храмов, старик в бесформенных одеждах присел на каменную скамью. Он взглянул, как на мелководье волна за волной набегает на каменистый берег, и прошептал:
– Нынче ветрено и волны с перехлестом. Скоро осень, все изменится в округе...

За его спиной смирный коняшка всхрапнул, потряс гривой. Финн протянул руку, потрепал того по умной морде:
– У тебя будет теплое стойло, и достаточно овса. Будет тебе и сладкая морковка, не беспокойся. Эту зиму я хочу провести поближе к термам, надоел уже этот холод.


Отряд Трибониана возвращался в Ямболи. На этот раз ехали конями, и даже сам Трибониан оказался в седле. Они довольно быстро преодолели долины и перевалы, и вот уже на юге показалась полоска моря и вытянутая бухта со спокойной водой.
Трибониан, разумеется, не ожидал, что его встретят триумфом. Впрочем, на этот раз от его проделок был несомненный прок. Во-первых, они спасли долины от разорения варварами, торговля хлебом будет продолжаться.
Во-вторых, он совершил богоугодное деяние, и тоже получил благодарственное письмо от преподобного Даниила, пергамент висит у него на груди в специальной ладанке.
В-третьих, они нашли проводника из днепровских славян.
Паренёк согласился путешествовать с ними, сказав непонятную фразу:
– Ну, дочерей я пристроил, теперь на целый год совершенно свободен.
Трибониан воспринял это, как сбой в понимании нового языка, а вот готы с вандалами рассмеялись:
– Что, Трибониан, не ты один отмечен силой Эрота. Вот, безусый юнец троих дочек женил, как тебе такое?

Трибониан только возвёл очи к небу, и кротко промолвил:
– Воистину, Таврида страна чудес. А дальше... дальше...

Сандалф тронул коня, оглянулся на туманные горы севера:
– Там лес и дол видений полны, – он неожиданно расхохотался, и пустил коня вскачь.
Внизу виднелась толпа встречающих, и в ней он зацепил взглядом высокую фигуру Брунгильды.


Обсуждение и дополнительные материалы:
https://t.me/+Y85Pr4gUjH04NGMy