15 До Завода и Вокруг

Новый год стелился по всему микрорайону едким дымом махорки и кислым запахом спиртного. Длинные очереди у ночных ларьков были набиты до отказа. Последние, кто сегодня покупал водку и икорку, в большинстве уже были давно проспиртованы. И вдруг все стихло — как будто лопнула какая-то струна. Но уже через мгновение мир наполнился канонадой взрывов от салюта и радостным улюлюканьем, больше похожим на обезумевшие крики умирающих в окопах.
К утру  первого января всё стихло, и мир стал напоминать кладбище. Возле могил остались только группки озабоченно трезвых детей. Некоторые из них справляли малую нужду в ракете или за беседкой. Остальные тихо переговаривались и озирались по сторонам.
Михалыч не любил Новый Год, а утро первого дня он ненавидел ещё больше. Поэтому каждый раз 30 декабря он уезжал к себе на хутор и начинал пить, самозабвенно, без остановки. Кончалась эта алкогольная эйфория обычно не завтра, не через неделю и не в начале января – просто после очередного запоя оставались только воспоминания. В них всегда присутствовал какой-то горьковатый привкус и повторялись одинаковые сюжеты. Но в этот раз он проснулся 3 января в 12: 00.  Ему казалось, что он снова у себя на садовом участке в Борково, в яблоневом саду, окружённый кустами сирени. Запах был сильный, осязаемый, можно сказать тяжёлый, его хотелось черпать ложками и пить. Но где-то на границе сознания поселилась смутная тревога, которая не давала расслабиться в полуденной неге. Михалыч спустил ноги с кровати и нащупал тапки. Тапочек на ногах не было. Не смотря на залитую солнцем комнату и удушающий запах сирени, холодом проняло голые ступни до самой макушки. И Михалычу стало по-настоящему страшно. Упав на колени, он шарил по полу руками и никак не мог понять – где тапочки. Он посмотрел по углам, даже попытался открыть окно, оно было открыто. Никого рядом с кроватью. Его охватила паника. Все предметы были голыми – диван, кресло, туалетный столик, комод и даже видавший виды платяной шкафчик в ванной.
- Ми-халыч, МиХалыч! – позвал Михылыч побежал к окну. Окно было заперто изнутри, или, вернее, было двойным и напоминало окно-форточку. Михалыч нащупал кочергу и со всего размаха саданул в стекло. В лицо ударил свежий морозный воздух средней лесополосы. Морок пропал.
Михалыч долго чесал яйца, всматриваясь во тьму возле крыльца.
 А затем вдруг крякнул и нервно сплюнул. Во рту было насрано, а в голове вертелись нехорошие мысли.
«Посмотришь в зимнюю ночную синь, а нутро вс; заворачивается в черную ледяную пряжу. И очнешься только на восходе над бесконечной снежной пустыней, которая …»
Но от мыслей Михалыча отвлёк хруст снега, по двору зашаркали шаги, и кто-то грузно протопал прямо к крыльцу. Вскоре перед носом Михалыча появилось румяное лицо Демида. Он дико озирался по сторонам и часто крестился.
- По кой чёрт тебя ко мне принесло на ночь глядя! - возмутился Михалыч.
- И тебе доброго здравия!
- Давай топай!
- Грубо, Михалыч!
- А я гостей не жалую сегодня! Иди отсюда!
- Да погоди ты! Дело есть! Продай барана!
- Опоздал. На прошлой неделе забили и на рынке продали.
- Да!? А кто там у тебя в хлеву ор;т!? – ехидно усмехнулся Демид.
- Кто ор;т!? -испуганно задал вопрос. Михалыч.
- Да баран твой в хлеву ор;т! А говоришь нечего продавать!
Михалыч бросился в хлев и распахнул ворота. Ему стало совсем не по себе, баран был на месте.
 - Не может быть! Мы его тушу по частям продали!!!
— А, вот ты о чем, – ещё шире заулыбался Демид. – Не первый случай. Он не один такой орёт. У меня кум на станции в шалмане работает. Отличный плов на праздники приготовил из двух барашков. А потом через неделю смотрит - два барана в стойле и тоже орут. И очень громко!
- Да как так-то!?
- А вот так! – не сдерживаясь, заржал Демид.
И тут Михалыча как калёным железом прижгло: - А ну отвечай, сука, какому богу молишься!
- Исусу Христу! – испуганно промямлил Демид.
- Врёшь! Если бы Христу молился, такой ***ни не было! А ну, живо! – Михалыча начала накрывать злая ярость, и он схватил Демида за грудки.
- Шуб-Ниггурат... – прохрипел тот.
- Больше похоже на правду! И что же нам теперь делать, еблан!? - с досадой плюнул Михалыч.
– Да ничего не надо делать, мне продай! Я разберусь!
- Я тебе, сука, разберусь! Мясом, проклятым, на рынке торговать хочешь, гнида! Я тебе сейчас башку поленом пробью!
- Сссалиму в Петттровское отвезззи. Он таких баррранов умммеет разделывать, только дорого ббберёт, – прохрипел испуганный Демид, после чего взвыл и бросился на утёк.
Михалыч знал, что Демид - чернокнижник и связываться с ним лучше не стоит. Но и простить кому-либо, что прервали его алкогольную аскезу, он не мог.