Александр Дюма, Роман о Виолетте - 2. Часть 28

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ



После того, как я вновь доказал Виолетте свою мужественность и тем самым слегка подправил мой престиж великого писателя, мы отдали дань лёгким закусками лёгкому вину, которые были приготовлены для нас нашей служанкой и по совместительству кухаркой.

– Милый, я надеюсь, ты не сердишься на меня за тот разбор, который я устроила твоей пьесе? – спросила Виви.

– Если твоя критика будет всегда оканчиваться так, как это было только что, я начну нарочно допускать ошибки и неточности в своих текстах так, чтобы у тебя не заканчивалась работа секретаря до скончания моей жизни! – ответил я, поскольку находился в крайне благодушном настроении.

– В таком случае продолжим! – сказала она с оскорбительным для меня энтузиазмом.

– Знаешь ли, моя дорогая, я уже не в том возрасте и не в том состоянии сил, чтобы вновь доказать свою состоятельность, как мужчины, после того, как ты уничтожишь моё чувство писательской гордости, – сказал с беспокойством я. – Твоя критика столь безжалостна, что от моего чувства собственного величия не останется ни следа. А это, знаешь ли, оскорбляет и утомляет. 

– Я лишь подведу итоги прочитанного, без особой критики, – ответила Виолетта и, не дожидаясь моего согласия, точнее, предвидя, что она его не получит, продолжала. – Итак, мы видим, что для виконта крайне важны документы о происхождении Шарлотты. Это можно было бы понять, если бы виконт желал получить согласие отца на его брак с ней. Но он не собирается получать таковое согласие. Отец противится этому браку по непонятным для зрителя причинам. Далее мы видим, что Атос дарит Шарлотте целую шкатулку с бриллиантами своей матери. Даже ещё до свадьбы. Зачем и почему? Было бы логично, если бы у виконта не было свободных денег, и если бы по какой-то странной причине виконт имел свободу распоряжаться бриллиантами своей матушки так, что отцу никогда ни при каких обстоятельствах не пришло бы в голову даже взглянуть на них. Он мог бы предложить ей заложить их для того, чтобы предстать перед старым графом де Ла Фер в качестве достойной для его сына невесты. Но этого близко нет. И к тому же заложить драгоценности мог бы сам виконт, но если бы это сделала Шарлотта, её могли бы заподозрить в воровстве. Так что этот подарок выглядит странно. Лучше бы виконт приложил силы для того, чтобы помирить Шарлотту со своим отцом. В богатой семье единственный наследник вроде бы не должен быть стеснённым в деньгах. А если он хотел скрыть свой брак от отца, но было неумно забирать драгоценности матери из отцовского дома, даже если номинально они уже принадлежали самому виконту. Отец мог бы пожелать перед смертью взглянуть на драгоценности своей покойной супруги, безусловно, обожаемой. Он хотел бы их потрогать, вспоминая дни молодости, когда графиня носила их. Поэтому было бы лучше, если бы он подарил что-то менее опасное для разоблачения его тайного брака с Шарлоттой, то есть просто сделал бы ей подарок. Он мог заказать для неё украшение, выражающее его любовь к ней, символ этой любви. Было бы достаточно кольца с хорошим бриллиантом. Но если он имел возможность тратить деньги на Шарлотту, ему было бы намного проще попросить Шарлотту сообщить отцу, то есть отцу виконта и будущему её свёкру, что на самом деле она богата и знатна, но её деньги и земли находится в Англии, и что ими в настоящее время распоряжается брат, но распоряжается в её пользу. То есть представиться, как невеста с достаточным приданным и достаточной знатности. Это было бы желательно, чтобы получить согласие отца Виконта на брак. После этого брак бы состоялся, и Шарлотта могла бы стать женой Виконта во всех смыслах, открыто и официально, без того, чтобы дожидаться смерти старого графа. Да и какой же он старый? И почему Виконт так уж уверен, что его отец скоро умрёт? И почему это его вовсе не беспокоит, кажется, он ждёт – не дождётся смерти отца, чтобы полностью реализовать свой брак. Точнее, чтобы ошеломить Шарлотту своим богатством и ввести в дом как полноправную графиню де Ла Фер!

–  Сжалься, – взмолился я. – Ты обещала быть не слишком жестокой к моей пьесе и ко мне.

– Хорошо, пусть Атос подарит драгоценности Шарлотте, но такое я могу понять лишь в одном случае, – сказала Виви. – Пусть Атос скажет, что он плохо помнит свою мать, но любит её, и запомнил её в том виде, в каком она изображена на семейном портрете. На этом портрете она изображена в её фамильных бриллиантах, которые ей так шли! И Шарлотта удивительно похожа на его мать в молодости, так что он умоляет её надеть эти драгоценности, чтобы он смог полюбоваться её и в особенности насладиться этим её сходством с его матерью. А затем, когда Шарлотта надела эти драгоценности, он в восторге предложил ей оставить их себе в качестве его свадебного подарка.

– Это хорошо, это мне нравится, – сказал я.

– Никуда не годится! – вдруг воскликнула Виви. – Если она напоминает виконту его мать, то она напоминает его мать и старому графу. Тогда старый граф должен был бы с радостью согласиться на брак виконта и Шарлотты. Мужчины всегда отождествляют внешность женщины и её душу. Во всяком случае это справедливо в отношении молоденьких симпатичных девушек! Старый граф просто не смог бы сердиться на молодую красавицу, напоминающую ему внешне его горячо любимую супругу.

– Почему же горячо любимую? – спросил я. – Нигде в моих книгах этого не утверждается.

– Надо ли говорить, что Атос был чрезвычайно требователен к своей жене? – спросила Виви. – Это доказывает, что он хотел бы, чтобы его жена была такой же, какой была его мать. Следовательно, его мать в его представлении была идеальна. И в представлении старого графа тоже. Это не обсуждается. С эти всё ясно. Итак, странно, что Атос настоятельно требует от Шарлотты рассказа о её происхождении, но, получив бумаги, никак не использует факта их существования для решения этой проблемы. Или уж не надо было выяснять это и требовать бумаги, или уж, получив бумаги, надо было, исходя из этого, попытаться устроить этот брак с согласия отца. Кроме того, если отец виконта был при смерти, ему, очевидно, было бы желательно перед смертью удостоверится, что виконт женится, и что, таким образом, род его не прервётся. Если Шарлотта при этом была прекрасна, очаровательна, как мы находим далее, Атос сам говорит, что он влюбился «в прелестную шестнадцатилетнюю девушку, прекрасную как сама любовь, она не просто нравилась, она опьяняла», то почему бы этой очаровательной женщине не очаровать умирающего графа в качестве будущей невестки, продемонстрировать ему, что она достойна любви его сына? Удивительно нелогично!

– Негодная жестокая девчонка! – воскликнул я.

– Зритель может не разделять твоего мнения о Шарлотте, – ответила Виви.

– Я тебя, а не её назвал негодной жестокой девчонкой, – уточнил я.

– Я тебя поняла, но ты в своих оценках живых людей столь же необъективен, как и в оценках своих литературных героев, – возразила Виви. – Прочитав твою пьесу, я полюбила Шарлотту и возненавидела Атоса. Мне это не нравится! Я протестую! Я читала «Трёх мушкетёров» и два продолжения. Я люблю Атоса! Я обожаю Атоса! А ты заставил меня его возненавидеть! И я всегда ненавидела Миледи, но этой своей пьесой ты буквально заставил меня пожалеть её и полюбить! Дюма, ты уничтожаешь своих героев, клевещешь на них. Смотри сам. Шарлотте было только лишь шестнадцать лет! Столько, сколько мне сейчас! Может быть, твоему Жоржу было столько, сколько тебе? Но в этом случае Жорж ответственен на всё, что с ними произошло, а Шарлотта – только жертва, сначала жертва Жоржа, который её развратил и втянул в преступную деятельность, затем – его брата-палача, который её заклеймил, и затем, наконец, она жертва виконта, который клялся ей в любви, обещал, что она будет графиней де Ла Фер, а сам повесил её, предварительно сорвав с неё все одежды и связав ей руки! Уничтожил её физически и вдобавок перед этим уничтожил её нравственно, унизил так, что сильнее унизить едва ли возможно! Даже не разобравшись в причинах появления этого клейма!

– Мы поссоримся, – грустно предрёк я.

– Ничуть, – отмахнулась Виолетта. – И, кстати, что могло бы в дальнейшем так разозлить Атоса? Тот ли факт, что она, будучи с клеймом, согласилась тайно вступить с ним в брак, или тот факт, что она, будучи с клеймом, предоставила поддельные документы о своём благородном происхождении, чем убедила и его самого, и его старого отца, что она достойна быть супругой Атоса? Думается, во втором случае его негодование было бы более понятно! И ещё. Откуда у Шарлотты такие документы?! Она, как мы знаем, бежала из монастыря с Жоржем. То есть она жила в монастыре. Следовательно, документы о её происхождении находились в монастыре. Похитила ли она их? Тогда надо предположить, что документы не поддельные? Во всяком случае, она, в действительности, Шарлотта Баксон, дочь Вильяма Баксона, английского дворянина, и Анны де Бейль, похоже, французской дворянки? Ну, в таком случае, виконту ничего не стоило бы навести справки о ней, и выяснить, что никакого брата у неё нет! Почему же она так рисковала, предъявив ему подлинные документы? А если документы поддельные, то опять-таки Атос мог легко выяснить, что Шарлотта не имеет к роду де Бейль никакого отношения! Если уж подделывать документы, тогда лучше было бы в них указать, что оба родителя Шарлотты – иностранцы! И откуда у мелкого воришки, укравшего священные сосуды из монастыря и его юной шестнадцатилетней любовницы поддельные документы? Сами они едва ли могли быть специалистами. Заказали, купили? Откуда деньги? Ведь они не успели продать украденные сосуды, сосуды были возвращены в монастырь! А поддельные документы на дворянство так легко не купишь! Или всё-таки Жорж был отъявленным преступником, обладавшим связями, который смог ещё и эту аферу провернуть? И вообще, Дуду, не кажется ли тебе, что если Шарлотта прибыла к месту проживания Виконта в возрасте шестнадцати лет, то есть очень молодой, как и я сама, а её любовник смог уже устроиться на должность кюре, то есть не такой уж молодой, как она, тогда слова о том, что она подговорила его украсть священные сосуды, как-то не вяжутся со всеми этими обстоятельствами? Её братец-палач напрасно перекладывает не неё вину! Скорее следует квалифицировать эти деяния так: уже достаточно опытный Жорж вошёл в доверие и совратил несовершеннолетнюю Шарлотту. Он украл священные сосуды из монастыря и сбежал с ними, а также уговорил Шарлотту присоединиться к нему и сбежать из монастыря вместе с ней. Далее он склонил её к сожительству и жил с ней в грехе полгода. За это время он добыл поддельные документы о дворянском происхождении их обоих. Согласно этим документам, они не состояли в браке. Так что получается, что Жорж сумел совратить Шарлотту, уговорить на сожительство как любовницы, но не сумел убедить её выйти за него замуж. Не сумел или не захотел? Скорее именно не захотел! Похоже на то, что он строил расчёт на её красоте! Он сознательно выдал себя за её брата, чтобы завлекать богатых дворян или купцов на красоту своей любовницы, ведь это очень похоже на правду, не так ли? А как ещё они прожили целых полгода вместе, если они так и не успели продать священные сосуды? Скорее всего за счёт милости Атоса, на что они изначально и рассчитывали! Да и легко ли продать подобные вещи? Их можно было продать только переплавив, или расплющив, чтобы никто не понял, что это – священные сосуды, иначе их заподозрили бы в краже. А если сосуды были возвращены в монастырь, следовательно, ничего подобного с ними не было сделано. И почему Жорж был отправлен на каторгу, если сосуды были возвращены? Допустим, что закон настолько строг, но почему он сумел сбежать с галер через полгода? Как? Ему помог брат-палач? У палача связи с владельцами галер?

– Ты сыплешь вопросы словно град по черепичной крыше, – сказал я. – Всё это мы обсудим позже.

– Согласна, а пока подытожим, – сказала Виви, фактически, противореча мне. –  В том отрывке, который мы привели, Атос непоследователен, Шарлотта непоследовательна, все они ведут себя странно, всё это невозможно, Дуду! И, главное, Шарлотту, в общем-то, не получается обвинить настолько серьёзно, чтобы согласиться, что она заслуживает смертной казни. Ну совратил малолетку Жорж! Так это Жорж заслуживает наказания! Но никак не она! В этой пьесе три негодяя и одна жертва. Негодяи – Жорж, его брат-палач и виконт. А жертва – Шарлотта Баксон!

– Тебя следует отшлёпать по одному месту за то, что ты так издеваешься за любимым всей Францией писателем! – возмутился я.

– Наконец-то ты догадался, чего я добиваюсь! – со смехом ответила Виви. – Начинай!

И бесстыдница задрала своё платье, под которым, разумеется, ничего не было, показав мне свои прелестные ягодицы и подставив мне их для наказания.

Ну что тут скажешь! Я не люблю доставлять боль кому бы то ни было, и прекрасная негодяйка, разумеется, знала это. Я очень легонько, любя, всё же выполнил то, на что она напросилась, после чего мы вновь предались нежной близости, на которую, к моему удивлению, у меня не только оказалось довольно сил, но, смешно сказать, эти силы проявились с такой настойчивостью, помимо моей воли, что отступать было некуда. Наказав или вознаградив негодяйку, а точнее будет сказать, что было выполнено одновременно и то, и другое, я уже совсем не сердился на неё. Чёрт подери, если она предложила бы сжечь пьесу, я согласился бы с лёгкостью!

Впрочем, нет. Оставлю на завтра и на другие дни. Она будет критиковать и дальше мои прегрешения против истины, а затем я, это уже решено и утверждено, вознагражу себя этим действием, которое я ещё не решил, как назову – наказанием ли за дерзость, или же благодарностью за интеллектуальный разбор моих ошибок.