Глава 1. Зимнее время

Чувство знакомое – холод бежит по спине;
Чувство преграды – я вновь приближаюсь к стене.
Анатолий Крупнов, «Стена».

В тот самый исторический октябрьский день, когда стрелки часов перевели на постоянное зимнее время, Бобылка, наконец-то, выбралась в Мохово.
Хохлушка Таня, их новая квартирантка, собиралась на работу в свой собственный цветочный магазин. Она ещё не успела покрыть себя росписью, и её потасканная, какая-то застиранная, вытянутая, как капустная кочерыжка, физиономия, просто пугала.
- Ой, Инночка, - заверещала она, - вам тоже в воскресенье на работу, да?
У Инны Потаниной, урождённой Зерновой, настало превосходное настроение. Она словно собиралась на свидание, вкусить запретный плод, что так волнует кровь.
Автобус в сторону Мохова, а точнее – Жданова, шёл из микрорайона в 09:00, 09:10 и в 09:50, что было совсем уж поздно. Бобылка волновалась. Эта поездка могла окончиться для неё чем угодно, в том числе и тюремным заключением.
Транспорт подали вовремя. На конечной остановке «Микрорайон» садилось мало. Потанина сунула водителю сто рублей, но тот стал ругаться, что нет сдачи. И лишь через две остановки, на мосту, разменяли. У водителя была специальная ячейка для мелочи.
Но вот они уже на Сталепрокатной. А из пункта О (остановка) в пункт Ц ещё полтора километра! Транспорт туда не ходит!
Потанина перескочила московскую трассу по «зебре» и побежала в обратную сторону. Все деревья уже облетели, холод бодрил. Она миновала домики за гофрированными заборами, зелёными и бордовыми. Когда-то и у неё такой забор был… нет, не её, конечно, а построенный на её сиротские деньги. Вот он, искомый, обшитый сайдингом, жёлтенький коттеджик под двухскатной крышей! Поют! Она опоздала!
 
Бобылка ворвалась в неблагоустроенный, без клумб и посадок, лысый двор, взлетела на крыльцо, распахнула стальную дверь и очутилась в захламленном предбаннике, служившем гардеробной комнатой. На подоконнике гнили переросшие жёлтые кабачки, почему-то разрезанные напополам, похожие на гигантские женские груди.
Лестницу на чердак, как святой Пётр, сторожил сам Вован! Увидев Инну, он даже, кажется, немного её испугался, хотя это была их уже не первая встреча в этом году, но, по регламенту, пожал руку.
- Вы – на служение?
Так обычно спрашивают, чтобы выиграть время. Но только знает ли он истинную причину её прихода?
Бобылка всё подтвердила.
- И вы не разденетесь?
Пришлось снимать кожаный плащ. Бобылка хотела в знак протеста присутствовать на данном собрании в верхней одежде.
Лестницы в таких милых домиках проектируют чердачные, с лихими поворотами, узкими скользкими ступенями! Между этажами ощетинился зелеными лезвиями «индийский меч» в горшке.
В зале старательно, но от этого ещё более ужасно, выли под синтезатор. Аккомпанировала молодая стриженая блондинка, пела лупоглазая армянка в белой банданке на пышных чёрных кудрях, а за пультом - совсем ещё молодой парень с русыми волосами.
Бобылка возникла на пороге, как ферзь на шахматной доске, - в чёрных расклешённых брюках и чёрной облегающей кофточке с сюрреалистическим рисунком из лиц. Она не знала, что ей делать дальше.
Пение как раз окончилось, и Бобылку любезно препроводили на самый задний ряд у окна. Здесь сидели преимущественно братья.
Потанина стала высматривать давних знакомцев. Старая гвардия скопилась на одном ряду. Вон сестра Козловцева в неизменной сиреневой беретке, сестра Ольга Михайловна с выщипанными бровками - усиками бабочки, сестра Ненашева Марта Даниловна (и не умерла же, дождалась строительства и сдачи объекта!). Бобылке показалось, что она видит Нину Кулыгину и жену главного онколога и депутата райсовета от «Единой России», Валентину Петровну. Но главное, что Воровка с ними – в модном белом жакете с красными цветами!
Служение Бобылке неожиданно понравилось. Снова пели, говорили проповеди, две женщины прочли стихи по тетрадке. Одну из них Потанина и приняла за жену депутата.
- «Дочек я в могилу положила…»
Да, у неё же была дочь. Неужели она уже умерла, раньше отца и матери? Да и Бобылка чуть не умерла этим летом.
Ближе к концу, традиционного «последнего куплета», пошли собирать пожертвования. Паству обходил мордатый молодой брат с бордовым плюшевым мешочком с нашитым жёлтым крестом. Бобылка, разумеется, ничего туда не положила. Они уже достаточно с неё в своё время получили. Мешочек брат отдал пастору, и тот помолился над ним.
- Есть приветы? – спросил Володя.
- Сердечный привет от Марьи Сидоровны!
- От церкви в Кабардино-Балкарии!
- А сейчас, братья и сёстры, впервые в истории нашей молодой церкви, я совершаю оглашение...
И пастор Вован благословил на брак толстощёкого брата Андрея, который собрал пожертвования, и сестру Елену, аккомпаниаторшу. Она напомнила Инне Прокопенко из их класса, такое же лицо и причёска.
- Теперь, Андрей, ты можешь смотреть только на свою невесту, Лену, и не можешь глядеть на других женщин. И ты Лена, должна будешь смотреть только на своего будущего мужа Андрея, и не глядеть на других мужчин…
- Ну просто-то смотреть она, конечно, может, - зашептали бабки.
- Аминь!
- Как ваша дочка, Пётр Константинович? – уважительно спросил Вован.
- Лечится в Израиле.
- Мы помолимся за неё.
Сестра Светлана, жена брата Артура, перенесла тяжёлую операцию, судя по всему, онкологическую.
- Что ещё нужно? – потеряв всякий стыд и здравый смысл, пытал человека Вован. – Завести кишечник? Братья и сёстры, если кому из вас Господь положит на сердце: на лечение Светланы нужны немалые средства, сдавайте их брату Валерию Валерьевичу!
Ещё один пожилой брат, Самсон Степанович, потомственное дитя Божье, собирался на миссионерское служение в Грозный и очень боялся туда ехать. Показали ролик, сколько там в общине детей Божьих было убито и замучено сестёр и братьев.
- Будем молиться. Дорогой Господь, благослови руки врачей, чтобы они запустили у сестры Светланы кишечник…, - и перечислил все озвученные нужды. – И весь народ скажет: аминь!
Очень полный брат, сидевший справа от Инны, рассказал о своём магазине в Кабардино-Балкарии:
- Интересно наблюдать, что люди покупают. В день мы с женой заказываем пятнадцать-двадцать булок хлеба, но всё не расходится. А детки забегают к нам за чем-нибудь сладеньким…
- Да сейчас такая еда, что трупы не разлагаются! – загоготал кто-то из зала.
«Интересно, а здесь кормят, как в Овсянке, или нет?» - подумала Бобылка. Утренняя диетическая каша успела перевариться, и уже всё сосало.
Неделя предстояла насыщенная: в понедельник, в восемь вечера, общецерковный пост, во вторник, в семь вечера, разбор Божьего Слова во Флягине, у сестры Жермены, в среду, в десять утра, молитвенная встреча «Мамы в молитве».
- Точнее, «Сёстры в молитве», ответственная – Нинель Петровна.
А мы тут, значит, в начальниках. Да, с таким церковным стажем иначе и быть не может.
- А ещё, братья, - и тут Вован даже расцвёл, - в среду, в семь вечера, будет братская! Давно её не было!
В четверг – изучение Библии уже в Щёлоке, у брата Валерия Валерьевича.
- В пятницу – выходной. В субботу – разбор Слова в церкви, в семь вечера, и, наконец, в воскресенье, в десять утра – богослужение. А сейчас всех нас внизу ждёт чаепитие. В два часа здесь, на втором этаже, состоится молодёжное служение, а в столовой – библейский семинар.
Богослужение окончено. Братья с заднего ряда пожали ей руки, - молодой высокий парень с чёрной бородой, и толстенький владелец магазина. К Бобылке подошёл жуткий седой брат с вытаращенными синими глазами, ему можно было дать все восемьдесят!
- Приветствую. Инна, а вы не помните меня?
- Нет. Слава из Коми?
- Нет, я же Лёша, муж Юлии Батраковой. Очень рад вас здесь видеть!
Ах, он её помнит! Надо же! В последний раз Бобылка видела дорогого брата пять лет тому назад, хотя жили они рядом, он – в соседнем квартале за котельной.
А тогда, в 2009 году, Бобылка подвязалась работать агитатором совместно с кандидатом в депутаты по их четвёртому избирательному округу. Она предупредила депутата: «Осторожно, здесь живёт уголовник!» Ни с кем из «братвы» Бобылка тогда не общалась, - точнее, они с ней.
Они даже не звонили брату Батракову, - он выполз на лестницу сам. Сестра Юля была с ним в ссоре и жила тогда у своей старенькой мамы. В серых тапках, голубых спортивных брюках с лампасами, худой, с вытаращенными совиными глазами, он напомнил Бобылке её «дядю» по отчиму, Виктора Стаканова, вызывавшему у них с матерью чудовищное отвращение.
Стоп-машина: а не болен ли брат Батраков туберкулёзом? Эти выпученные глаза, отсутствие мяс? Вон Марина Цветаева с сестрой Анастасией Ивановной в юности чахотку перенесли, и такие же неприятные выпученные глаза.
Кандидат Гусев предложил тогда брату Батракову ознакомиться с его предвыборной программой, но тот, куражась, отказался. Бобылке он ничего не сказал, по правилам братства он был «не должен касаться края одежды её», «нечистой»! А теперь, гляди ж ты, можно разговаривать! До чего противно…
Подошла и сестра Ольга Михайловна:
- Ой, Инночка, как же мы рады тебя видеть!
Бобылке померещилась и сестра Юлия Коржакова, но она ошиблась.
Что делать дальше, было не ясно. Внизу гремели тарелками. Бобылка решила пока уйти. Свой пробный шар она бросила, - заявила о себе.
- Инночка, иди кушать! – сладко причитала Воровка.
Бобылка медленно одевалась, как в предбанник прибежал пастор Вован, и просто под белы рученьки увёл её на трапезу. И Инна вспомнила повесть «Звенящие кедры России», где Владимир Мегре, хозяин развлекательного парохода на Оби, сам лично встретил у трапа плохо одетую таёжницу Анастасию, и провёл по всех палубам, кроме бара и дансинга.
Но они опоздали, - все места в столовой уже оказались заняты. В зале столы составлены в два ряда, вдоль окна, и посередине. Куда бы Вован не пытался устроить сестру Инну, везде верещали:
- Здесь занято! У нас занято!
Отказывали ему, пастору!!!
Но всё-таки Вовану удалось пристроить Инну напротив окна, среди братьев.
Меню здесь оказалось таким же, как в Овсянке: хлеб, твёрдый жёлтый сыр и розовая варёная колбаса без жира. И чёрный хлеб с пастой из сала, зелени и чеснока. Конфеты «Василёк» и много-много разноцветного мармелада. Бобылка достала коробочку фолиевой кислоты и, гордясь собой, приняла лекарство. Курс лечения подходил к концу.
Братья обсуждали свои машины, их ремонт. От них веяло стабильностью, чего в Инниной жизни никогда не было.
Но поесть сестре Инне спокойно не дали. К ней подсел толстенький, - владелец магазина, - и стал развлекать её разговорами.
- А как вас зовут, сестра? Меня – Алексей. А вы сегодня впервые в евангельской церкви? Как вам сегодняшняя проповедь по книге Иова? Понимаете, то, что можете перенести вы, не сможет перенести другой человек, и то, что пережил он, не сможете пережить вы!
Сестре Потаниной всё это здорово не нравилось. Кроме старух, Вована, и всяких чудищ вроде брата Батракова, она никого здесь не знала. Может быть, пастор или Воровка, или они вместе, так как наверняка в сговоре, послали толстенького на разведку? Но в таких местах к тебе подсаживается куратор, - почти как у Высоцкого, «личность в штатском». Но там же, в первых раз в Овсянке, к ней никто не подходил!
Так сёстры окружили её плотным кольцом и показывали, как обезьяну!
Когда все поели, сестра Козловцева завыла, как иерихонская труба:

Благодарю-у-у Тебя-а-а, Госпо-о-одь,
За пищу-у данну-ую-у-у, за пищу да-ану-ую-у-у Тобой!

Ба, да точно так же в Овсянке в столовке пели!
Тётки собрали посуду и перетащили на крохотную кухоньку. Стриженая под мальчика, старая страшная сестра в оранжевых перчатках намывала тарелки. А к Инне, стуча всеми своими тремя палками, подошла сестра Марта Даниловна, горбатая, как вопросительный знак.
Бобылка испугалась, что старуха сейчас изобьёт её всеми своими подпорками, но сестра-старица была ей рада:
- Инночка, доченька, а эти бутербродики и мармеладик можно взять с собой!
Сестра Козловцева тоже почтила своим вниманием:
- Рада тебя видеть! – прокаркала она. – Но куда ты пропала так надолго? Я спрашивала про тебя у людей, никто ничего мне не сказал!
И Воровка? Но здесь же заговор молчания.
- Как муж? Не развелись ещё? – с надеждой спросила Козловцева.
- Нет.
- Это хорошо. А дети у тебя есть?
- Нет.
- Правильно! Не нужны они тебе! А вот у меня - двое сыновей, пять внуков и девятнадцать правнуков! А с отцом-то так и не встречаешься?
- Нет.
- Так нельзя. Он мог бы тебя поддержать.
Бобылка не знала, как ей справиться с поставленной на сегодня задачей. И осталась в столовой.
Пришёл строгий, гладкий лысый брат в очках, Владимир Ильич, и начал библейский семинар. Тема сегодня была как по заказу – о прощении.
Остались здесь одни бабки. Козловцева, Ненашева, Ольга Михайловна, и Нина Андреевна, фамилий которых сестра Инна не знала, Воровка, самая младшая из старой гвардии. Даже Дьяконова, - толстая, как ватная кукла на чайник, в платочке, в чёрном сарафанчике, с широкими белыми рукавами. Кулыгиной и Шатохиной нет, это совсем другая женщина, такая же старая и страшная, в очках. А где Булатова и Аристофанова? Коржакова всегда ездила в Москву…
- Вот что бояться изнасилования? – с ненавистью сказала Дьяконова. – Как говорится, пусть он чуть-чуть поковыряется…
Разговоры были совсем уж не божественные.
- А вот я мужа своего пятнадцать лет простить не могла! – всё причитала сестра с короткими платиновыми волосами.
- Ну а сейчас-то простили, Марья Михайловна?
Ненашева жаловалась на своих внуков. Потанина злорадствовала, что они отошли от бабкиной религии:
- Таня гуляет. А Саша работает и живёт с девушкой из Вантеево. И когда он утром уходит на работу, я его всегда благословляю. Он злится: «Бабушка, как же ты мне надоела со своим Богом!» - «Сашенька, так я же не могу иначе!»
- Мы помолимся за ваших внуков.
Таня раньше пела в церковном хоре в Овсянке, а там уровень был другой, это тебе не здешний дуэт. Про внучку Таню даже в журнале писали, выходящим четыре раза в год, - попробуй туда попади!  Но её мать была против: «У меня церковь отобрала дочь!» Вот и пожалуйста, получили шлюху подзаборную. Ведь и мировая порнозвезда Мадонна Луиза Вероника Чикконе тоже из очень строгой католической семьи.
А Сашу бабка постоянно прилюдно унижала, и даже Инну в это поганое дело втравливала. И теперь он «портит девок».
Как-то сестра Ненашева сказала с ненавистью, что переживших «любовную драму» надо сжигать в азотной кислоте. Так что же она своих отпрысков не зажарит?
Семинар кончился, все тётки встали, лысый брат в очках помолился.
Инна оценила результаты своего вторжения на вражескую территорию: одни в шоке (Вован и Воровка), некоторые рады (Козловцева, Ненашева и Ольга Михайловна), подсылаются шпионы (толстенький).
Воровка не предприняла попытки с ней заговорить, но деланно ласково приглашала на вечерю любви . По их законам, Инна должна была стать сегодня своей и получить равные права.
А что она ждала, что ей сразу всё вернут на золотом подносе? Подносы у них серые, пластиковые, и на них только бутерброды.
Во дворе к Инне прицепилась сестра Нина Андреевна:
- А давай я тебе короткую дорогу покажу!
И повела её по деревне по каким-то колдобинам.
- Муж-то твой как, верующий?
- Нет. Он учёный. Лекарства изобретает.
- В среду утром будет сестринская, - просто по-матерински сказала Нина Андреевна. – Если хочешь, приходи.
- Хорошо, буду знать. А из пожилых сестёр, пока меня не было, никто не отошёл в вечность?
Инна хотела спросить: «А из бабок, собиравшихся у Коржаковой, никто ещё не сдох?»
Было бы обидно, если бы её этим летом не стало, а все они бы остались в живых.
- Ой, да вроде никто… Только бабушку Наташу, которой девяносто семь, мы похоронили…
Приехал московский автобус. Потанина хотела сесть рядом с Ниной Андреевной, раз уж она такая благожелательная, чего прежде за нею не водилось, но та замахала руками:
- Ой, нет, не садись со мной!!!
И это, заметьте себе, за шесть лет до коронавируса!
Просто Потанина была «нечистая», и Нине Андреевне нельзя было касаться даже края одежды её.
Бабка сошла у собора, она жила в доме, где раньше была прокуратура, а Бобылка - у китайской стены. Вошла в арку. Серое небо, ветер.
И, как всегда, необычайно тошно после посещения этой «церкви».
Германа дома не было, опять уехал к своему проклятому Игнату. Завтра же к шести на работу. Но это не её дело, денег из своих заработков Герман Инне не выделяет. Она ему – никто, невзирая на штамп в паспорте. И окончиться этот фарс может только смертью одного из них. И смерть уже приходила к ней летом. Вот Бобылка и занимается этим тупым «бизнесом», который никуда не ведёт. А если она будет разводиться, и не отдаст долю Герману, они могут и Игоря позвать, и тогда всё. Но по закону одна комната – его. Но Инна не будет больше ничего дробить, она и так потеряла слишком многое.
Инна подкатила, как и обещала, тумбочку к Таниной двери, а то та вчера причитала: «Кушать будем на полу!» - манипуляция. Герман ей скандал закатит, но мебель не его.
Инна поднялась на четвёртый, к Сане. У него были ключи от её квартиры, потому что Инна боялась Игната и Германа. Если бы не Саня, этим летом Герман убил бы её. А ещё ей нужно было поставить укол цианокобаламина, - курс завершался.
- Я к детям Божьим сегодня ходила, - похвасталась она. – Думала, как меня увидят, сразу всё отдадут.
- Послушай, малыш, не бывает так: пришёл, увидел, победил.
Бобылка могла бы выйти замуж и за Саню, он давно ей это предлагал. Но Инна знала, что совместная жизнь с Саней у неё станет не лучше, чем с Германом, ведь Саня из тех людей, «с кем никогда не бывает скучно».