Незрячих
молитвы – бронзой не отлиты.
Бронза – сплав олова и меди.
За медный звон – продают.
Оловом – он крепчает,
в тот час, когда становится орудием в чьих-то руках.
Орудием – заменяется созидание
на возделывание.
Молитвы – бронзой не отлиты.
Молитвенный шепот – единственный глас,
которым звучать ей будет непреложно.
А бронзой – лязг и трепет
перед тяжестью неведомого воздаяния:
за что, и как, и кто не взыщет волю,
посягать на силу –
эту грубую, глухую силу?
Не вложить горнюю песнь – в руки мастеров.
Но пишется, но пишется –
не рассказом, а молением –
общение с тем горним миром.
А пишется – не потому, что сложится,
что будет сердце обращаться в тот же час,
– а потому лишь, что невозможно
неуслышанными быть молениям.
А как же, как же тетива,
что гордо вздернута,
упрямо посягает
не на жизнь, но лишь на ветра скорбный визг,
когда сорвет ее рука шальная
с натуженной оси?
А тетива – всегда молчащая;
ведь не подскажет, не подскажет –
только рук решимость.
А лишь готовностью –
безвидного невспыхнувшего, –
не тлеет та свеча,
но лишь мерцает.
А грохот по каменьям –
скажет только: «вон» и «прочь».
Ведь не к кому прийти,
градом упавшему.
Нежели – он памятью лишь не остынет?
Но то – не сердца память,
а моление непреходящее;
ему-то, реки покорны.
Но нет беды незрячим –
есть сутулость лиц усталых,
изнеможденных;
безусловное – не блещет, не искать порогов опоздалых
только в тишине –
но лишь в покое им отыщется исход,
взамен смоковниц неплодоносящих.
—
2024
Свидетельство о публикации №224103101742