Отряд поручика Лермонтова. Гл. 1

ГЛАВА ПЕРВАЯ 

     (Поручик Лермонтов - автор) …находится для участнования в экспедиции против горцев прикомандированным к действующему отряду генерал-лейтенанта Голофеева, с 18 мая 1840 года. К повышению чином достоен, а к знаку безпорочной службы, за невыслугою, не аттестуется.
Из формуляра поручику Тенгинского пехотного полка Лермонтову М.Ю.

     Итак, Кавказ, вторая ссылка поэта в действующую армию…

     О, Кавказ! Неописуемый, дивный край! Снежные вершины гор, до которых от крепости Грозной, кажется, рукой подать, и разноцветье альпийских лугов; высоченные курчавины тополей и каскады глинобитных саклей, прилипших к скалам, словно ласточкины гнезда; пронзительный крик ишаков на майдане и вой шакалов в ночи; звенящий чистый воздух, который можно пить, как воду, и высокомерное, испепеляющее чужаков солнце… Никого не могло оставить равнодушным это великолепие природы. Оно одинаково волновало душу и будущего героя, и будущего труса или предателя, - именно так рассчитывает их, стоящих пока в одном строю, Кавказ.
     Но прежде чем мы отправимся по следам поручика Лермонтова на Кавказ, полагаю, стоит ознакомить читателя с Чечней тех далеких времен. Чечня тогда делилась на две части, разительно отличавшихся друг от друга: южную – горную и северную – равнинную. И обе эти части в описываемое время были почти сплошь покрыты дремучими лесами.
     Впрочем, настоящие леса начинались только за рекой Сунжей. В пространстве от Терека до Сунжи, в обширном треугольнике, образованном этими реками и двумя горными кряжами, лежала степь, орошаемая лишь несколькими теплыми источниками минеральной воды. Земли эти были необитаемыми, а чеченские аулы располагались по правому берегу Терека и по левому берегу Сунжи.
     А вот прямо за Сунжей начинались девственные леса. Равнина, питающая их, была богата многочисленными многоводными притоками Сунжи, и быстрая река Гойта делила всю местность на две части, известные как Большая (восточная) и Малая (западная) Чечня. Здесь леса образовали непроходимые дебри, и здесь же, на обширных полянах, обработанных мотыгами, произрастали сельскохозяйственные культуры, которые и кормили жителей Чечни.
     Вот здесь-то, в лесистой части Чечни, где к 1840 году еще видны были следы боев времен покорения Кавказа генералом Ермоловым, а аулы Герменчук, Шали, Майртуп, Большие и Малые Атаги, Урус-Мартан, Алды, Чечен-Аул, Белготой и другие еще помнили «молодцов» «сардара Ярмола», где катят свои воды реки Фортанга, Рошня, Гойта, Гехи, Аргун и Валерик, воспетый впоследствии Михаилом Лермонтовым, и будут происходить наши события.
     Прорубленные солдатами Ермолова широкие просеки, некоторые из которых уже были скрыты буйным подлеском, давали возможность войскам оперативно проникать к даже считавшимся недоступными аулам. Но южная – горная Чечня еще долго сохраняла свою дикую природу. Вершины и склоны гор были сплошь покрыты лиственными лесами, давшими им имя Черных гор, и эти леса всегда были для чеченцев естественной крепостью, из-за зеленых стен которой они делали свои дерзкие вылазки и куда возвращались и прятались всякий раз, как только русские войска начинали их преследовать.
     Сами себя чеченцы называли «нохче» («нахчоу»), что в переводе с вайнахского значит народ. Название это, невзирая на большое количество тейпов (обществ), таких как галгаевцы, мечиковцы, качкалыковцы, ичкерийцы, ауховцы, назрановцы и другие, одинаково относится ко всем говорящим на вайнахском (кстати, «вайнахи» в переводе означает наши люди - автор)  языке и его наречиях.
     Укрытые от соседских племен непроходимыми лесами и быстрыми горными реками, чеченцы возделывали свои поля, пасли скот, словом, жили в своих горах безбедно, тихо и незаметно, пока хищные кумыки, начавшие быстро распространяться по рекам Сулак и Аксай, не встретились с ними на реке Мичик. Тогда и кумыки, а вслед за ними и ногайцы, и калмыки, и кабардинцы, прознав о богатстве своих соседей вайнахов, начали совершать регулярные набеги на их земли, сея смерть и разрушения. Постоянная необходимость в защите от многочисленных врагов очень быстро изменила характер чеченцев и сделала из пастушеского и земледельческого племени самый суровый и воинственный народ из всех, когда-либо обитавших на Кавказе.
     Возникшее вскоре осознание собственной силы вызвало среди чеченцев новые инстинкты и, не довольствуясь более обороной своих земель, партии смельчаков стали вторгаться в соседние земли и опустошать их. И скоро кумыки и кабардинцы, ногайцы и калмыки стали опасаться их набегов.
Дерзкие при наступлении чеченцы бывали еще отважнее при преследовании врага, но не имели стойкости и хладнокровия, чтобы выдержать правильно организованную осаду. Свои аулы они защищали редко, разве что противнику удавалось застать их врасплох, и тогда они бились до смерти. Но чаще чеченцы бросали свои жилища на произвол судьбы, мало дорожа постройками, благо леса и глины вокруг было предостаточно, и разрушенное жилище можно было легко и быстро восстановить. Однако там, где были дремучие леса, овраги и скальные массивы, они были поистине страшными противниками. Чеченцы-воины всегда сравнивали себя с волками – волк самый сильный и умный зверь по понятиям горцев. «Лев и орел – гласят чеченские предания, - лишь изображают силу: они всегда идут охотою на слабого. Волк идет на более сильного, нежели сам, заменяя недостаток силы безграничной дерзостью, отвагой и ловкостью. В темные ночи отправляется волк за своей добычей и бродит вокруг аулов и стад, откуда ежеминутно грозит ему смерть. И попав в беду безысходную, умирает он молча, не выражая ни страха, ни боли». «Волчица щенится в ту ночь, когда мать рождает чеченца» - гласит чеченская поговорка.
При таких свойствах их характера становится понятным то, что чеченец и в мирное время – у домашнего очага выше жизни ставил свою дикую, необузданную свободу.
Русские войска, вступая в Чечню, в открытых местах почти не встречали сопротивления. Но как только начинался лес, начинались и наскоки: редко в авангарде, чаще в боковых охранительных цепях и всегда в арьергарде. И чем гуще была чащоба лесная, тем более активными были наскоки. Вековые деревья-исполины прятали горцев, и звучные перекаты ружейного огня будили дремотную тишину дубрав. Пока войска хладнокровно держали строй и сохраняли порядок, всегда существовала возможность отбить налет. Но если живая цепь в каком-то месте рвалась, обнажая живой нерв отряда, десятки чеченцев вырастали, будто из-под земли и с гиком кидались в разрыв. Начиналась рукопашная резня, в которой чеченцы были злы и не знали пощады: кровь – своя и чужая пьянила их, они были ловки и безжалостны, сражались, не щадя ни своей, ни чужой жизни. Михаил Лермонтов, о котором пойдет речь в нашем рассказе, писал о них: «В Чечне только то место наше, где стоит отряд, а сдвинулся он – и эти места тотчас же занимал неприятель. Наш отряд, как корабль прорезывал волны везде, но нигде не оставлял после себя ни следа, ни воспоминания».
     Такова была Чечня, и таковы были чеченцы, в войне с которыми поэту суждено было прожить почти полгода своей боевой жизни. 
     И вот наступил год 1840-й, который стал переломным годом в новом витке Кавказской войны русской армии с армией имама Шамиля - одного из самых известных национальных героев кавказских народов.
    20 марта 1840 года имам (имам – это не духовный сан и не профессия, имам у мусульман считался высшим духовным и политическим лидером – автор) Шамиль во главе многотысячного отряда горских наездников неожиданно для командования Российской армии появился на плоскости Малой Чечни. По пути следования скопищ (неорганизованное военное формирование - автор) имама чеченские аулы без сопротивления принимали его власть и давали в войско своих мужчин – поначалу одного от десяти домов, позднее одного от каждого семейства. Под Алхан-Юртом 26 марта 1840 года  состоялась первая небольшая стычка с авангардом войска русских, и их небольшой отряд был разбит и частью рассеян превосходящими силами горцев. Имам оставил в Малой Чечне большой отряд мюридов под командованием наиболее преданного ему наиба  Ахверды-Магома и по пятам отступающего отряда русских проник в Большую Чечню, и уже 8 апреля его передовые отряды вышли к крепости Грозной.
      И только 17 апреля после сражений под Назранью и Герзель-Аулом русским удалось приостановить распространение власти Шамиля на Ингушетию, но Большая и Малая Чечня оказались потерянными.
      22 апреля 1840 года в крепость Грозную прибыл генерал-лейтенант Аполлон Васильевич Голофеев с поручением от командующего войсками на Кавказской линии и в Черномории генерал-адъютанта Павла Христофоровича Граббе исправить сложившееся положение. Генералу Голофееву в срочном порядке пришлось укреплять редут Герзель-Аул и проводить карательные экспедиции в Чечню в ответ на наступательные действия имама. В середине апреля Шамиль занял ряд Ауховских аулов. Ответная экспедиция Голофеева, проведенная в конце апреля не принесла сколько-нибудь значимых результатов. А тем временем имам избрал в качестве своей резиденции аул Дарго и взял под полный контроль торговые пути, соединяющие  нагорный Дагестан с Чечней. Следующим шагом стало запрещение имама торговать чеченским хлебом с теми горными обществами, которые не признали его власть.  К середине апреля вслед за ауховцами против русских восстали и качкалыковцы, волна выступлений против царских войск прокатилась среди ингушей. А после того как Ахверды-Магома в сражении  5 июня 1840 года под  Ачхи-Юртом отбросил русские войска, положение стало просто катастрофическим.
   В этой обстановке генерал Голофеев вынужден был - одну за другой провести ряд карательных экспедиций по Малой Чечне. Отряд уничтожал и сжигал все, что попадалось на пути – аулы, хутора, сторожевые башни, но и сам нес большие потери от ответного огня горцев, а более – от их лихих наскоков на марше ли, на отдыхе ли, на фуражировках.   Но, несмотря на все усилия и потери русских войск, территория, подвластная имаму, продолжала увеличиваться. В июле же покорность Шамилю выказали аулы Салатавии, и под угрозой оказалась практически вся Кумыкская равнина.
    Шамилю, однако, не сразу удалось утвердиться в горах в качестве единоличного повелителя - имама, которому подчинялись бы все горцы. В августе 1839 года он потерпел сокрушительное поражение в битве при ауле Ахульго и со своей семьей бежал в Чечню, сопровождаемый всего лишь несколькими мюридами. Звезда его казалась окончательно закатившейся, о чем поспешили сообщить императору военные чины России. «Не сомневаюсь, — писал сразу же после своей победы при Ахульго в своем докладе генерал Граббе, — что настоящая экспедиция не только поведёт к успокоению края, где производились военные действия, но отразится далеко в горах Кавказа, и что впечатления штурма и взятия Ахульго надолго не изгладятся из умов горцев и будет передаваемо одним поколением другому. Партия Шамиля истреблена до основания, но это только частный результат, гораздо важнейшим считаю я нравственное влияние, произведённое над горцами». Что же касается Шамиля, то, по мнению генерала, «скитаясь одиноким в горах, он должен был только думать о своем пропитании и о спасении собственной жизни».
    Менее года миновало с той поры, и дальнейшие события показали, насколько ошибочным оказался прогноз генерала…

 
    17 июня 1840 года – как было уже сказано выше, - самого тяжелого года из всех годов борьбы за Кавказ, поручик Лермонтов Михаил Юрьевич - командир 13-й мушкетерной роты Тенгинского пехотного полка был откомандирован в действующую армию в отряд генерал-лейтенанта Голофеева А.В., и с этого дня начинается наш рассказ о тех незабываемых днях, в течение которых поэт имел возможность проявить себя в качестве беззаветно храброго русского офицера, непосредственного участника нескольких сражений и командира сотни казаков-охотников, выполнявших в отряде самые рискованные поручения по ведению разведки в глубоких тылах скопищ имама и вырезавших, порой, горцев целыми отрядами.

    К сожалению, у власть предержащих того смутного времени Лермонтов не стяжал ни славы, ни авторитета – ни как поэт, ни как достойный офицер. У Николая I поручик Лермонтов вызывал отвращение, царь ненавидел его… А великий князь Михаил Павлович сказал о нем такие слова: «Были у нас итальянский Вельзевул, английский Люцифер, немецкий Мефистофель, теперь явился русский Демон, значит, нечистой силы прибыло. Я только никак не пойму, кто кого создал: Лермонтов ли – духа зла или же дух зла – Лермонтова?»
М.Ю. Лермонтов - А.А. Лопухину
О милый Алексис!
Завтра я еду в действующий отряд на левый фланг, в Чечню брать пророка Шамиля, которого, надеюсь, не возьму, а если возьму, то постараюсь прислать тебе по пересылке. Такая каналья этот пророк!..
Ставрополь, 17 июня 1840 года