Отряд поручика Лермонтова. Гл. 6
Толпа садится на коней;
При свете гаснущих огней
Мелькают сумрачные лица.
Так опоздавшая станица
Пустынных белых журавлей
Вдруг поднимается с полей...
Смех, клики, ропот, стук и ржанье!
Всё дышит буйством и войной!
Во всем приличия незнанье,
Отвага дерзости слепой…
(из поэмы М.Ю.Лермонтова «Измаил Бей» - автор)
После похорон погибших у реки Валерик воинов отряду не пришлось долго отдыхать в крепости Грозной. В июле имам Шамиль предпринял попытку захватить Северный Дагестан и двинулся на шамхальские улусы. У селения Ишкарты русский отряд под командованием Клюге фон Клюгенау принял бой со скопищами имама. В ходе сражения победитель не выявился, и Шамиль предпринял обходной маневр в сторону Эрпели. Клюгенау пришлось отойти с занимаемой позиции, Эрпели и Каранай остались за имамом. Проведя демонстрацию силы на подступах к Аварии, имам Шамиль переменил направление удара и появился на Кумыкской плоскости, заняв ряд селений на реке Сулак в том числе Султан-Янги-Юрт и Чонт-Аул. Русское командование, опасаясь прорыва имама к морскому побережью, вынуждено было в срочном порядке осуществить переброску войск нам это направление, поскольку в руках у горцев оказались проходы на Кумыкскую плоскость и земли шамхала Тарковского, а над крепостью Темир-Хан-Шура нависла опасность осады войском Шамиля. Поэтому уже 17 июля отряд генерала Голофеева отправился в направлении на Темир-Хан-Шуру (ныне город Буйнакск - автор) на помощь генералу Клюгенау.
У Меатлинской переправы через реку Сулак отряд задержался надолго, поскольку паром мог вместить всего-то пять всадников с лошадьми. Живописный пейзаж - паром, пересекающий реку с военными и женщиной, сторожевая башня, палатки, солдаты, глинобитные избушки, блокгауз, стоящий на горе, с которой открывался великолепный вид на окрестности, не могли оставить сердце поэта равнодушным, и он поднялся на гору, к блокгаузу.
На небе ни облачка, в воздухе разлита прохлада, столь живительная в знойное лето, когда солнце печет немилосердно и словно обдает горячею влагою. Прямо перед ним высились горные отроги и хребты, перерезанные глубокими и мрачными ущельями, по которым Аварская и Андийская Койсу с шумом и ревом несут свои воды на соединение в один общий поток – Сулак, который, словно вострою саблей рассек хребты Койсубулинский и Салатау, проложив себе путь к Каспию. Ужасающий и приводящий в трепет вид! Поэт долго стоял в глубоком раздумье, любуясь дикими красотами Дагестана. Впрочем, времени было в избытке, и Лермонтов не стал терять его даром. Вооружившись пером, походной чернильницей и бумагой, он сделал несколько зарисовок с натуры, чтобы позднее перенести их на холст. Подписал: «Переправа через Сулак в 1840 г.»
Далее путь отряда генерала Голофеева пролегал по маршруту: Кумторкала – Капчугай – Халимбек-аул – Кафыр-Кумух – Темир-Хан-Шура. Двигались старинной торговой дорогой, когда-то прорубленной через скалы, сплошные рощи и дикие леса. В некоторых местах в связи с войной дорогу, по которой давно уже не ходили торговые караваны, изрядно затянуло подлеском и кустарником, засыпало каменными осыпями; в некоторых местах открывалась взору обыкновенная горная дорога, довольно глухая, только ярусы древесных вершин на склонах гор указывали ее прежнюю ширину. Войско переходило речушки и речки по шатким обомшелым мостам, а чаще – вброд. Стали уже попадаться темнохвойные сплошняки, но пока чаще стояли кругом унылые серо-рыжие безлесные скалы и утесы. Черные гирлянды тетеревов осыпали большие плакучие березы, пары фазанов, осоловевших от обилия пищи, безбоязненно бродили по дороге, склевывая мелкие камешки, и застрельщики без труда добывали их к походному столу. Облетающие седые дубравы сменялись по низинам дымчатыми осинниками и корявой лещиной, где по-прежнему водилось множество разного зверья – от белок до вепрей. Они кормились орехами и желудями, безбоязненно подпуская человека на верный выстрел; сизый тонкостволый рябинник, гнущийся от налитых соком рубиновых кистей и жирных говорливых дроздов, перемежался зарослями ежевики и шиповника, где все еще бродили осоловелые от обилия еды медведи и барсуки. Лишь на старых проплешинах горных склонов, где буйствовал теперь дикий кустарник и густые заросли мушмулы – дикой горной груши, чернели развалины саклей и сторожевых башен, напоминая, что это звериное царство было когда-то и человеческим краем. По утрам на тихих травах уже появлялись холодные росы, поблескивающие ранним инеем, но поднималось солнце, и таяли росы, поднимались полеглые травы – лето никак не хотело уступать дорогу осени.
Между аулами Капчугай и Кумторкала отряду был дан отдых, и кунак Лермонтова чеченец Галуб, кивнув бородой на песчаный бархан, отливающий на солнце золотом, произнес: «Се бархан Сары-Кум звется!»
- Эй, Галуб! - Лермонтов удивленно поднял брови. - Разве может бархан находиться в горах, а не в пустыне? И не двигаться под напором ветра?
- Ага, ага! – закивал головой чеченец. – Се чудо есть, Аллах ево творил! Скрозь Капчугайский ущелий увирывается из предгория на равнин река Шура-Озень. И рэжить бархан Сары-Кум на две части. Там красыувий вид аткриуваетса на речной долина и горы окрэст. Хочишь сматрэть, кунак?
- А ты пойдешь со мною на бархан? – спросил Лермонтов.
Галуб в ответ только кивнул головой.
Они взобрались на вершину бархана, и поэт увидел и живописное Капчугайское ущелье, и далекий Каспий, и реку, разрезающую бархан на две части.
- Чудны дела твои, Господи! – только и смог сказать Лермонтов, потрясенный красотой пейзажа, открывшегося его взору.
- Отселе до среднеазиатских пустынь, пожалуй, верст триста будет. Причем, это триста верст… Каспийского моря! Откуда же здесь явиться песчаному бархану?! – Лермонтов все еще недоумевал. – И почему его ветер не разносит? Действительно, чудо природы-матушки!
- Се Аллах творил! – повторил чеченец.
И до того потрясен был Лермонтов-поэт увиденным, что в его голове уже родилась первая строка будущего стихотворения: «В полдневный жар в долине Дагестана…»
Но не ведал поэт, что стихотворение «Сон», навеянное боем у реки Сулак, где Лермонтов, верный своей привычке, первым бросился на завалы, увлекая за собой казаков, окажется одним из его последних произведений и… увы, пророческим.
Путь до укрепления Темир-Хан-Шура занял двенадцать дней, редкий из которых обходился без стычек с горцами. За это время имам Шамиль с войском ушел из Аварии, и опасность, грозившая крепости, миновала.
Отряд в течение пяти дней мирно простоял в укреплении на отдыхе.
Поручик Лермонтов быстро сошелся с ветеранами местного гарнизона, поднимался вместе с ними на скалу «Кавалер-Батарея», прогулялся по только что обозначившимся улицам Шуры, спускался через Ишкартинские ворота к речке Шура-озень.
В один из дней пребывания в укреплении князь Петр Урусов, собрав друзей-офицеров в сакле, в которой размещался штаб, попросил их позировать для общего портрета. В течение нескольких минут князь сделал набросок карандашом. Ламберта и Лермонтова он изобразил с бокалами в руках, князь Долгорукий полулежит, опираясь на барабан, Евреинов стоит, покуривая длинный чубук…
- Себя я дорисую позже! – весело объявил князь Урусов. – А теперь, господа, сюрприз!
Он жестом фокусника извлек из своего саквояжа оплетенную виноградной лозой бутыль с чихирем.
- Не изволите ли отведать родительского чихирю, господа? Со дня выхода из Грозной берег!
Офицеры шумно задвигали табуретами, рассаживаясь вокруг стола.
В 1940 году исследователем Н. Пахомовым будет обнаружен альбом князя П. Урусова, в котором сохранилась карандашная портретная зарисовка с пояснительным текстом: «Ламберт, Долгорукий, Лермонтов, Урусов, Евреинов на привале в Темир-Хан-Шуре в 1840 году».
2 августа шесть батальонов пехоты генерала Голофеева покинули Темир-Хан-Шуру, поручив защиту внешнего периметра укрепления отряду милиции мехтулинского хана, и 9 августа прибыли к месту дислокации - в крепость Грозную. За семь дней пути отряд, отражая наскоки небольших отрядов мюридов, прошел около двухсот верст по бездорожью, и генерал счел возможным предоставить наиболее отличившимся офицерам краткосрочный отпуск в Пятигорск.
Свидетельство о публикации №224103101954