Эпизод 22. Парадоксальная домашняя проекция

Эпизод 22. Парадоксальная домашняя проекция.
Аркадий вернулся домой, как обычно, немного позже официального времени окончания рабочего дня, офис поглотил его внимание и силы, но, несмотря на это, он вошел в подъезд с чувством исполненного долга. Привычно скользнув карточкой идентификатора, интегрированной в ладонь, по сенсору двери, он почувствовал лёгкий импульс одобрения — дверь плавно открылась, приветствуя его возвращение, но сегодня его встречала не пустота, он сразу ощутил — что-то изменилось, тонкие, почти неуловимые перемены пробежались по пространству его квартиры, заставив каждый нерв натянуться, как стальная струна.
В прихожей горел мягкий, тёплый свет, а в воздухе витал тонкий аромат, напоминающий о далёком детстве, это не было обычным ароматом — едва уловимая смесь жасмина, сандала и чего-то ещё, более глубокого и тягучего, он машинально задержал дыхание, словно боялся вдохнуть слишком глубоко и утратить это ощущение.
Аркадий замер. Оливия. Она должна была вернуться позже — он специально проверял её распорядок перед уходом из офиса, но она была здесь, в его квартире, и.… не одна.
Нет, он сразу отбросил это предположение, всё внутри казалось прежним, но иным.
Успокоив себя этой мыслью, Аркадий осторожно разулся и направился в гостиную, чувствуя, как в воздухе нарастает лёгкое, но странное напряжение, у входа он на мгновение замешкался, не сразу распознав фигуру жены, сидящую в полумраке. Свет струился из приоткрытого окна, придавая её силуэту почти призрачное очарование.
«Добрый вечер, Аркадий,» — её голос был таким же ровным, как и всегда, но Аркадий сразу уловил в нём другие нотки, что-то новое и… почти человеческое.
Он присмотрелся внимательнее и заметил: её лицо было необычно расслабленным, даже мягким, не маска железной дисциплины и контролируемых эмоций, к которой он привык, а что-то совершенно иное, её глаза — холодные и бесстрастные в обычные дни — светились странным теплом, как у живого, настоящего человека, она улыбнулась, и эта улыбка была почти... искренней?
Аркадий молча прошел на кухню, где его ждал совершенно иной, необычный для их правил, сервированный ужин: лёгкий суп, свежие салаты, горячее с хорошо прожаренным мясом, но главной деталью, выделяющей сегодняшний вечер, была бутылка вина — редкого, выдержанного сорта, который разрешалось использовать только в случаях высшего эмоционального поощрения, он вздрогнул: как и когда она это всё успела?
«Я думала, тебе понравится, — сказала Оливия, тихо подходя сзади и, что было совершенно нехарактерно, положила руку ему на плечо, — твой день был тяжёлым, верно?»
Аркадий замер, чувствуя её прикосновение. Это было неправильно. Оливия всегда держала дистанцию, их взаимодействия сводились к коротким, дежурным фразам, выполнению социальных ритуалов и редким, сексуальным контактам, которые регулировались таблетками «Эмоционального Соответствия», но сейчас перед ним стояла другая женщина, нечто в её поведении — неуловимая тень настоящей заботы — заставило его напрячься.
«Да, — ответил он осторожно, не сводя с неё глаз, — тяжёлый, но ты же знаешь, это часть нашей жизни».
Она кивнула, её глаза блестели, а на губах вновь мелькнула тень улыбки, Аркадий заметил, как её взгляд задержался на нём дольше обычного. Что-то здесь было не так. Он ощутил прилив беспокойства, как если бы вдруг оказался перед незнакомцем в своей же квартире.
«Я слышала, — начала она, сделав небольшой шаг к нему, — что работа над проектами стала сложнее, новый уровень контроля, ужесточение нормативов. Как ты себя чувствуешь?»
Аркадий нервно сглотнул. Где-то в недрах разума активировался внутренний алгоритм анализа: «Отклонение от стандартного поведения». Это была не Оливия, во всяком случае не та, которую он знал.
«Обычные трудности, — произнёс он медленно, стараясь держать себя в руках, — справляюсь, как всегда».
Она усмехнулась, и эта усмешка была неестественной, почти хищной, но затем её лицо вновь приняло безмятежное выражение.
«Я приготовила домашний ужин, — сказала она, возвращаясь к столу, — почему бы тебе не попробовать? Ты всегда ешь слишком быстро, не замечая вкуса».
Аркадий удивлённо поднял брови, её слова были неожиданно личными. Обычно Оливия не проявляла ни малейшего интереса к его пищевым привычкам. Он осторожно взял ложку и сделал первый глоток, вкус был невероятен, каждый ингредиент словно вливался в его сознание, заполняя его теплом и покоем, а Оливия стояла напротив, наблюдая, как он ест.
Когда ужин подошёл к концу, она молча убрала посуду и снова вернулась к нему, присаживаясь на стул напротив, теперь её взгляд был сконцентрированным, почти напряжённым, словно она готовилась сказать нечто важное.
«Аркадий, — начала она, и голос её стал чуть тише, но теплее, чем обычно, — я хотела бы попросить тебя об одном. Это... это немного необычно.
Он нахмурился. Необычно? Слово прозвучало, как трещина в стекле, неким звуком, предвещающим грозу. Оливия никогда не использовала такие выражения всегда говорила как по уставу: прямые фразы, нейтральные выражения, это было — словно наблюдать за тем, как машина внезапно обрела душу.
«Я слушаю», — произнёс он осторожно, не спуская с неё взгляда.
Она замялась, сцепив пальцы, и на мгновение Аркадий увидел на её лице нечто, чего там никогда не было: настоящую эмоцию, и показалось, она собиралась с духом.
«Я.… я хотела бы... сегодня... чтобы мы провели время вместе. Настоящее время, без... — она замолчала, подбирая слова, а затем закончила почти шёпотом, — без таблетки».
У Аркадия пересохло в горле, он почувствовал, как что-то взрывается внутри него. Без таблетки? Что на неё нашло? Это... это невозможно. Их интимные контакты всегда регулировались с помощью таблеток — стандартизированных стимуляторов, гарантирующих оптимальную эмоциональную совместимость, контакт без них был равносилен прыжку в неизвестность — рискованным, непредсказуемым.
Он взглянул на неё, пытаясь найти в её глазах привычную холодную пустоту, но встретил лишь отражение собственной растерянности. Оливия — его железная, неприступная супруга — стояла перед ним с влажными глазами, полными какой-то отчаянной, болезненной надежды.
«Почему?» — выдохнул он наконец.
Её ответ был простым, но пробил его сознание, как молния.
«Потому что мне нужно знать, — прошептала она, медленно подойдя ближе, — что я всё ещё жива».
Эти слова звенели в его голове, разрывая все защитные барьеры разума, ломая внутри что-то такое, что он годами оберегал и защищал от подобных слов.
Она ждала, не отрывая взгляда от его лица. Тишина повисла между ними, и, казалось, время замедлилось. Аркадий мог лишь стоять, ошеломлённый и потерянный, чувствуя, как каждый нерв его тела натягивается, оголённой проволокой.
Без таблеток. Настоящие чувства. Живая Оливия.
Он закрыл глаза, пытаясь осознать происходящее, но её голос мягко проник сквозь все его ментальные барьеры:
«Пожалуйста, Аркадий... сделай это для меня».
И он, не зная, почему, кивнул.