Эпизод 25. Ежедневная рутина

Эпизод 25. Ежедневная рутина.
День начался, как и все предыдущие, с яркого электрического рассвета, проливающего свою выверенную, гипоаллергенную белизну на стерильную квартиру Аркадия. Разум, медленно подключаясь к реальности, как старый процессор, отказывался воспринимать мягкое гудение утреннего блока пробуждения, и как только его рецепторы окончательно адаптировались, комнату заполнил спокойный голос встроенного оператора:
«Наставник Аркадий, текущая температура вашего психоэмоционального фона составляет 22,7 градуса по шкале стабильности, программа Пробуждение сознания активирована. Запросите ли вы базовую утреннюю установку?»
Слова из нейтральных звуков преобразовывались в цепочки команд внутри его черепной коробки, плавно настраивая мысли на рабочий лад. Сегодня не было смысла идти против системы — он даже кивнул голосовому интерфейсу, как будто это была какая-то живая сущность, и машинально активировал протокол «Будничное сознание».
Стерильность. Фокус. Рабочий настрой. Вот и вся формула протокола.
Дни Аркадия должны были начинаться именно так — чисто, методично и без лишнего шума. Тихое гудение процессора на заднем плане отсеивало всплывающие мысли о… чём-то личном. Да, так иногда случалось, но ничего, всё это — просто побочные эффекты слишком частых перегрузок и неизбежного налёта сентиментальности, который в последнее время, как странная, будто бы органическая плесень, стал проступать сквозь бетонную сетку его сознания.
Аркадий встал, провёл рукой по безукоризненно глаженому серому костюму, который висел на вешалке с вмонтированными датчиками чистоты, и, не глядя на своё отражение в зеркале, выбрал галстук. Он никогда особо не думал о цветах — костюмы в его гардеробе были предназначены для тех, кто смотрит, а не для того, кто носит, главное, чтобы никакого яркого пятна, только серые и чёрные тона — Департамент не терпел излишеств.
Когда он добрался до офиса, его уже ждали. За стеклянными стенами кабинетов, каждая прозрачная панель была покрыта микроскопическими сенсорами, отслеживающими малейшие изменения в психике сотрудников. Многократные размытые отражения Аркадия сливались и дробились на кусочки, создавая эффект бесконечного коридора, и в такие моменты ему всегда чудился в глубине этого коридора силуэт матери — мягкий, расплывчатый, как тень на границе видимого спектра, но тут же он исчезал, растворяясь в холодном свете потолочных ламп.
«Доброе утро, Наставник Аркадий! — в один голос произнесли все помощники, синхронизируя свою улыбку по команде. Они уже были на своих местах: по левую руку от него — нейросетевой кодировщик Лев с идеально выбритым черепом, отражавшим белизну неоновых трубок, справа — Ольга, молодая ассистентка-балансёр с «выраженным потенциалом к стабильности», как значилось в её досье. Её наличие в команде придавало их утренним летучкам оттенок живости, словно капля цветного сиропа в безвкусной воде.
«Приступаем, — Аркадий коротко кивнул, его присутствие мгновенно уплотнило атмосферу, все взгляды обратились к нему, как бы подчиняясь невидимому магнитному полю, — обзор контрольных пунктов на утро. Какие отклонения?»
«Значимых нет. Однако… — Ольга запнулась и бросила быстрый взгляд на экран, — группа 4-17 показывает спад на два процентных пункта по параметру податливости сознания».
Аркадий присел на край стола, стараясь не выдавать раздражения, в таких ситуациях он, как правило, напоминал себе сержанта-инструктора, которому ученики докладывают, что автомат вдруг начал стрелять ворон — не критично, но подозрительно.
«Покажите».
На экране вырисовалась зловеще ровная линия, почти горизонтальная, но с едва заметной «впадиной» посредине — словно кривое движение бровей на бесстрастном лице марионетки. Эта кривая — график снижения податливости, — была сигналом, который нельзя было игнорировать, мелочь, но мелочи разрушали стабильность.
«Группа 4-17 — это ведь те, кто недавно прошёл глубокую нейроперенастройку?
«Да, подгруппа из новой выборки».
Он кивнул, но в этот момент ему хотелось резко огрызнуться:
«Почему меня ставят на проверку сырых партий?»
Но тут же успокоил себя. Нельзя позволять эмоциям выходить на поверхность — закон номер один в Департаменте.
«Начнём стандартный протокол нейтрального воздействия».
Все сразу принялись за работу, как муравьи в прозрачной колбе. Ольга ловко переключала окна на своём терминале, Лев сверял параметры, каждая мелкая деталь их работы вплеталась в сложный орнамент бесконечного управления сознаниями. Антон, Анастасия и Кирилл, расположившиеся немного поодаль в углу комнаты, выполняли свою работу, как в лучшие времена, быстро и качественно.
Аркадий наблюдал за работой и оставался на месте. Отблески экранов, нервное постукивание клавиш — всё это было лишь фоном, внутри него уже полыхала тревога — та самая, едва уловимая, как проступающая в уголках глаз слеза на лице Интимной Музы, увиденная мельком. Сегодня утром, ещё в кабинете, когда Наталья бросила на него взгляд, полный скрытых значений, он ощутил её лёгкий, почти невидимый призыв, словно тайный сигнал, спрятанный в звуках повседневной рутины.
Он заставил себя забыть об этом, отодвинуть, слишком много деталей, слишком много переменных и слишком много «внутренних воспоминаний», которых не должно быть.
Процесс тестирования затянулся. Пока другие обрабатывали каждую группу, Аркадий изолировал себя в своём личном модуле управления. Легко было закрыться ото всех — даже от Ольги с её наивными попытками заглянуть ему в глаза и уловить какие-то подсказки, а ведь что-то в её глазах было — почти человеческое.
Аркадий понимал, что такие мысли — ловушка, ведь Департамент знал, что даже самые опытные Наставники поддаются внутренним отклонениям, поэтому их держали под пристальным наблюдением, и в виду этого назначались такие, как Наталья. Чтобы сбивать. Чтобы отвлекать.