Сонаследники. Глава XII

     Свадьба получилась грандиозная: восемьдесят человек гостей. С Лениной стороны вполовину меньше, чем со стороны жениха, но и денег сваты вложили в два раза больше. Дмитрий Петрович проникся к Ольге доверием и рассказал, что свадьба сына — удачный момент для установления более близких отношений с влиятельными людьми, а связи нужны не только ему, они и молодым пригодятся. Ольга передала слова свата мужу и свёкру. Витя только усмехнулся, а Михаил Иванович, нахмурившись, произнёс: «Хорош гусь!», а потом долго качал головой.

     В доме родителей Кирилла молодым выделили большую комнату с балконом. Работали Ольга с Леной в одном садике, на долгие беседы времени, конечно, не было, но успевали перемолвиться словом.  Лена выглядела счастливой, рассказывала, как обустраивает своё новое жильё, какие блюда готовит и как они нравятся Дмитрию Петровичу, как по выходным ходят с мужем в гости к его друзьям. Осенью Ольга с Виктором побывали у сватов: двадцать пятого октября — день рождения зятя. Спросили у Лены, что  подарить, чтобы понравилось имениннику, и услышали в ответ, что в семье Кирилла принято дарить деньги. Сват с гордостью провёл экскурсию по своей пятикомнатной квартире, где у него, оказывается, есть кабинет — самая маленькая комната с книжным шкафом, письменным столом и креслом. Весной были у сватов второй раз, на Ленином дне рождения. И молодые, и сваты —  все выглядели довольными, так что Ольга с Виктором вернулись домой в хорошем настроении: похоже, семейная жизнь Лены складывалась удачно.

     Летом вернулся из армии Артём, поступил в экономический институт на вечернее отделение и устроился продавцом в отдел бытовой техники. Поселился у деда, потому что здоровье Михаила Ивановича не радовало, особенно беспокоило высокое давление. Старик ожил: хлопотал по дому, варил борщ, жарил картошку и  ждал внука с работы, кормил, провожал в институт. И Вере в Ельце, и Виктору с Ольгой стало спокойнее: Тёма давление измерит, про лекарства напомнит, уколы сделает — в армии этому научился. Конечно, проведывать старика старались почаще, Женя уже один к нему ездил, выполнял поручения деда. А самом Михаилу Ивановичу добираться до них стало трудно: полчаса от дома до железнодорожного вокзала, потом пересадка и ещё полчаса, если не больше, ехать, а до остановок надо дойти и транспорта дождаться.

     В одном детском саду Оля с Леной  проработали меньше года: садик закрылся. Говорили, что на здание в самом центре города положил глаз кто-то из власть имущих. О закрытии предупредили заранее, и Оля с помощью подруги Маши нашла себе новую работу, так что дорога от дома до работы стала занимать в три раза меньше времени. Лена устроилась няней, а когда одна из воспитательниц вышла на пенсию, заняла её место.

     В то время многие знакомые теряли работу и долго не могли хоть куда-либо пристроиться. На НЛМК, где работал муж Ольги, прошло сокращение, и Виктор из мастера участка стал бригадиром. В зарплате, конечно, потерял, но можно считать, что легко отделался. А вот проектный институт, где работала Римма, закрылся совсем. Почти год она оставалась без работы, пока наконец в центре занятости  не предложили должность завхоза в детском доме. Детский дом за городом, добираться  полтора часа, но выбора не было — согласилась. Люсю к тому времени уже сократили из театра, и она работала в киоске Роспечати. В трудные девяностые  тётушкам помогала их мать: её московский муж-полковник получал по тем временам очень хорошую пенсию, и через знакомую проводницу она регулярно передавала дочерям сумки с дефицитными продуктами,  иногда присылала деньги.


     Старшие дети работали, с деньгами стало свободнее, и Виктор с Ольгой начали потихоньку обустраивать новую квартиру. Сначала провели телефон, благо, никакой очереди уже не было, только заплатить надо немало. Помогали  Лене с Тёмой, но они не очень любили, когда им дают деньги, так что старались подарить хорошую вещь: шерстяной свитерок, кожаные перчатки, кроссовки. У многих уже были пейджеры, купили и Виктору. Потом у Тёмы появился сотовый телефон, а свой пейджер он отдал Жене. Так что со связью в семье Власовых стало всё хорошо: перезванивались со стариками, отправляли сообщения детям, с Ельцом часто говорили, Ольга  звонила в Павловск дяде Ване и троюродным сёстрам. Жизнь не лёгкая, не богатая — трудовая и  честная —  текла широкой, ровной рекой, изредка расцвечиваясь  праздниками. Это, наверное, и было счастье.

     Шёл второй год замужества Лены, и Ольга осторожно поинтересовалась, не планируют ли молодые  ребёнка.
     — Что ты, что ты, рано! — замахала руками Лена. — Кириллу надо в профессии утвердиться, заявить о себе как о перспективном журналисте.
Ольга покивала, но показалось, что Лена говорит не своими словами — поёт с чужого голоса. Хотя родителями становиться им, и правда, наверное, рано: Лене двадцать, Кириллу двадцать четыре. Но что начало по-настоящему настораживать, так это то, что все домашние дела легли на Ленины плечи. Её свекровь, заведующая районной библиотекой (в подчинении три библиотекаря и уборщица),  по субботам и воскресеньям работала, а выходные у неё понедельник и вторник. Свёкор и муж — журналисты — тоже могли работать по выходным, ездили в командировки по районам области, домой приходили поздно.  Лена субботу посвящала уборке пятикомнатной квартиры («Если в темпе, то за четыре часа успеваю» — так она сказала Ольге), глажке, магазинам и готовке. Хотя ходила по магазинам и готовила и в другие дни. Всем нравился такой распорядок, все хвалили стряпню Лены, а в свои выходные спокойно отдыхали. Так, во всяком случае, стала понимать Ольга Ленину семейную жизнь.  С Виктором об этом не заговаривала, но он, кажется, и сам  начал понемногу задумываться.

     Двухтысячный год встретили в семейном кругу. Приходила Лена с мужем. Тёма приводил знакомиться свою  новую   девушку. Кристина — студентка пединститута — понравилась всем. Ольга назвала её умницей и красавицей, Виктор с довольной улыбкой покивал, а свёкор показал большой палец.


     Пролетели праздники, настали будни, от двухтысячного года ждали только хорошего, и ничто не предвещало беды. Однако беда грянула. Пятнадцатого марта умерла мама. Она была медиком, следила за своим здоровьем: весной и осенью — курс лечения, не переедала, старалась побольше ходить пешком, физически работала в саду. Но взявшийся неведомо откуда тромб неожиданно оторвался. Маме только что исполнилось шестьдесят три, и её смерть потрясла родственников и подруг. Ольга в первую ночь не смогла заснуть ни на минуту, и соседка Анна Антоновна, заведующая аптекой, уговорила  выпить успокоительную таблетку и оставила ночевать у себя: завтра похороны, надо собраться с силами. Весь следующий день Ольга чувствовала себя замороженной. Встряхивалась, осматривалась: вот Виктор, вот Лена, вот свёкор обнимает плачущего Женю, вот дядя Ваня с тётей Валей, а потом как бы отключалась. Происходившее отложилось в памяти не связанными между собой короткими обрывками. С поминок её снова увела к себе Анна Антоновна, дала лекарство, и Ольга через полчаса погрузилась в сон. Проснулась рано, и уже не такой замороженной, как вчера. Печальная действительность сразу обступила со всех сторон: надо спускаться в мамину квартиру, там дядя Ваня с тётей Валей, оставшиеся до девяти дней; потом ехать на автовокзал, посадить на воронежский автобус маминых двоюродных сестёр тётю Раю и тётю Машу; затем на кладбище с Колей, Женей и Риммой — везти завтрак. Следующий день, воскресенье, Ольга провела с мужем и сыном, занимаясь домашними делами. А в понедельник, уложив волосы, подкрасившись, отправилась на работу. Настойчиво звала жизнь, надо было выполнять свои обязанности, затаив горе в душе.

     Решили, что на девять дней  будут поминки только  для родных. Шёл великий пост, и тётя Валя хотела сделать постный стол, но дядя Ваня возражал: молодые сейчас не постятся. Так что купили и копчёной колбасы, и сыру. Запекли с тётей Валей в духовке картошку с луком и подсолнечным маслом, нарезали трёхлитровую кастрюлю винегрета, сделали бутерброды со шпротами. Само собой разумеется, блины с мёдом. Фруктов разных поставили блюдо, вазу с конфетами. Виктор работал во вторую смену, Михаила Ивановича  Артём привёз на такси, а сам поехал на занятия в институт. Пришли Римма с Люсей, следом Коля. Раздался звонок, Ольга открыла дверь и удивилась: это были не Нина с Алёной,  а Алевтина Павловна — наверное, Коля сказал ей про поминки. Нина с дочерью, как всегда, опоздали и пришли, когда все уже сели за стол. Ольга подавала, убирала тарелки и большую часть времени находилась в кухне, а родственники сами вели разговоры. Дядя Ваня, когда Ольга присела за стол, тихонько шепнул: «Девчата-то на водку налегают, от мужиков не отстают». Девчатами в родне звали Римму и Люсю, которые были намного моложе мамы и её братьев. Ольга иногда называла их Михалны — они дочери деда Миши.

     За воспоминаниями прошёл час, потом другой. Ольга предложила чай, все согласились. Она стала понемногу убирать со стола. В кухню вошёл Коля со словами: «Ты рыбки Алёше положи, он любит». Ольга не поняла, и Коля показал руками, что надо сложить  бутерброды со шпротами по два, хлебом наружу.
     — А винегрет?  — спросила она. 
     — Всего положи, — ответил Коля и вышел.
     Дядя с тётей завтра утром уезжают, сама она останется ночевать в маминой квартире, чтобы утром проводить их. Наготовили, как обычно, гораздо больше, чем могли съесть, так что продукты надо раздать, оставив только немного на завтрак. Ольга наложила литровую банку винегрета, завернула в фольгу бутерброды, сыр и колбасу; в холодильнике  полбанки маринованных огурцов,  их тоже сложила в целлофановый пакет, в другой — яблоки, мандарины, бананы, конфеты. На кухню заглянул Коля: Алевтина уже уходит. Ольга передала ему сетку с продуктами и заметила, как удивлённо-радостно он улыбнулся,  почувствовав немалый вес. «Неужели в Алевтинином семействе всё так плохо?  — подумалось тогда.  — И куда же подевались монеты, которые год назад забрали у мамы? Ведь их стоимость очень большая...» Впрочем, мелькнув на мгновение, мысль тут же забылась: своё горе, свои проблемы и заботы  вытеснили её.


     На сорок дней были большие поминки: к шести пригласили маминых коллег, к семи  соседей, к восьми собрались родственники. Ольга и Маша, готовившие день и почти всю ночь накануне, сбивались с ног; после работы приехала Лена и стала к мойке: посуды надо перемывать видимо-невидимо. Удивило, как много и громко говорили Михалны. Люся почему-то принялась критиковать тюль на окне: немодная, надо срочно заменить. А Римма подсчитывала, во сколько обойдётся ремонт маминой квартиры (теперь Ольгиной, она была в ней прописана), загибала пальцы: потолки размыть-побелить —  людей нанимать; обои  купить, а поклеите сами; полы покрасить; стулья расшатались, так что нужны новые — «ох, и влетит вам  всё это в копеечку!» Ольге было стыдно за тётушек, особенно перед Леной и Тёмой, которые смотерли на них с недоумением. Мамина квартира никак не выглядела запущенной:  электрику и сантехнику содержал в порядке Виктор, обои  сменили года четыре назад и выглядели они неплохо; мебель, конечно, неновая, купленная ещё при папе. Но ведь у Риммы мебель с пятидесятых годов: низенький, по плечо, сервант, круглый стол покрыт скатертью с бахромой, чёрное поцарапанное пианино с жёлтыми клавишами. У Люси мебель поновее, но тоже оставшаяся от отчима и матери, а на потолке  грязные разводы: соседи несколько лет назад залили,  а побелить  всё недосуг. И с какой же стати тётки так ополчились на мамину квартиру?..

     Мамину смерть Ольга переживала тяжело: каждый день, просыпаясь по утрам, некоторое время думала, что с мамой всё в порядке, а произошедшее — страшный сон; потом действительность вступала в свои права и сердце сдавливала боль. С этой болью спешила на работу, общалась с людьми, делала домашние дела. С этой болью пыталась заснуть, что не сразу удавалось. Но рядом с болью были и мысли о близких, самая важная из которых — о Лене. Ольга решила, что хватит ей быть домработницей у свекрови, надо, чтобы молодые жили отдельно. Она с Виктором и Женей переедет в мамину квартиру, а в их квартире на улице Свиридова пусть живут молодые. Муж, выслушав Ольгу, признался, что и сам он, и Михаил Иванович уже начали задумываться, не много ли домашней работы навалили на  Лену в её девятнадцать-двадцать лет.
     — Росла Олиным хвостиком и выросла Олиной копией, — сказал муж.
     — Почему копией? — не поняла Ольга: внешне они с Леной не были похожи.
     — По характеру копией, — пояснил Виктор. — Если убирать, так  доводить всё до блеска, если готовить, так чтобы пальчики оближешь. И никого ни о чём не попросить: всё сама, сама, сама.    

     Зять, узнав о том, что им предстоит переезд, очень обрадовался: «Наконец-то гостей сможем к себе звать, отмечать праздники молодёжной компанией!» Лена, расплакавшись у Ольги на плече, шепнула: «Ты самый добрый человек на свете». Ольга поняла, что за неполных два года замужества Лена устала обихаживать семью, устала не физически — она была крепкая, сильная девушка — морально: рутина быта давила на неё всем своим немалым весом.


     За майские праздники перевезли вещи в мамину квартиру (одежду, обувь, книги — ничего из мебели и бытовой техники брать не стали: у мамы был и пылесос, и стиральная машина, и телевизор, у молодых ничего своего не было). Ольге, выросшей в этом доме, ни к чему не надо было привыкать, Женя тоже знал всех соседей и во дворе у него была хорошая компания.

     Прошло несколько дней жизни на новом месте, и встретившаяся Лидия Ивановна — соседка, близкая мамина подруга — рассказала историю, которую Анна Антоновна запретила кому бы то ни было рассказывать.

     Поминками в день похорон распоряжались Римма и Люся: на машине с мужем Лидии Ивановны съездили на рынок, привезли оттуда горы провизии, потом проехались по магазинам и составили меню. Готовили в двух квартирах соседки: Анна Антоновна и Лидия Ивановна. Они говорили Римме и Люсе, что идёт Великий пост и такой роскошный стол накрывать не следовало бы. Ответ тётушек был такой: «Мы вложили свои средства, поэтому похороним и помянем нашу сестру так, как мы хотим». Рассказанное Лидией Ивановной заставило Ольгу крепко задуматься.

     Главное, было стыдно за тётушек перед пожилыми интеллигентными женщинами: Лидия Ивановна — мамина ровесница — почти сорок лет поработала в школе учительницей начальных классов, её муж был другом папы, они работал в одном тресте; Анна Антоновна помоложе, она заведующая аптекой, а Юрий Петрович — бывший военный, подполковник в отставке. Их дети — дочь Лидии Ивановны и два сына Анны Антоновны — жили в других городах, но в детстве они учились в одной школе с Ольгой, «выросли в одной песочнице», как когда-то говорила мама.

     Потом задумалась о средствах, вложенных тётушками. На похоронах деньгами распоряжался Коля: сама она плохо соображала, забывала, куда что положила — «выключалась» из действительности. Коля говорил, что деньги принесли мамины коллеги, соседи сколько-то собрали, и он, и Римма с Люсей тоже вложили небольшие суммы (в двухтысячном году большие деньги мало у кого водились, жили, с трудом дотягивая до зарплаты, и радовались, если зарплату получат вовремя). Какие конкретно суммы, Ольга не могла вспомнить, но небольшие — это точно. На похороны вполне бы хватило маминых денег, которые хранились в кладовке, потому что на книжку мама их не клала. Но поминки требовали немалых средств. Дядя Ваня с тётей Валей привезли павловское подсолнечное масло, необыкновенно вкусное и ароматное, три бутылки по полтора литра,  и большую сумку репчатого лука. Тётя  Рая — трёхлитровую банку мёда: у сватов своя пасека. Тётя Маша — отборную морковь и свёклу и солёное сало.  И лук, и масло, и всё остальное, кроме мёда, ушло на поминки, и после сорока дней осталось только с четверть банки мёда. Ольга не помнила, что было на столе в день похорон, на поминках она с трудом  заставила себя съесть половину блина. Лидия Ивановна считала, что хватило бы жареной рыбы и селёдки под шубой.  Но тётушки заказали свиные отбивные (Люся написала на листочке рецепт), котлеты, жареных кур. Всё было приготовлено в огромных количествах, и поминки, по словам, Анны Антоновны, превратились в пир.

     Слова тётушек о вложенных средствах настолько задели Ольгу, что ей захотелось вернуть  деньги. Но сделать так — обидеть, а обижать людей она не любила. И вот что задумала. Поздней осенью мама купила себе осеннее пальто — важное по тем временам событие. Хорошее драповое пальто классического покроя, серо-голубого цвета —  «цвета грозовой тучи», по словам мамы. Уже подмораживало по ночам, перепадал снежок, и пальто дожидалось весны. Но весной мама не успела его надеть. Люся одного роста с мамой и одной комплекции, её болоньевый стёганый плащ весьма неновый, и Ольга решила отдать Люсе новое пальто. Позвонив, узнала, что Люся про него не только слышала, но и видела, и примеряла — приезжала к маме посмотреть обновку. Ольгиному предложению очень обрадовалась; договорились, что на днях приедет и заберёт. Тётушка только хотела, чтобы Виктора не было дома («чтобы не слушал бабьи разговоры про шмотки: мужики этого не любят»).

     Июльским воскресным днём муж ушёл на работу во вторую смену, а к семи часам должна была подъехать Люся. Женя пришёл с улицы пораньше, чтобы пообщаться с родственницей. Ольга напекла слоёных печений, в вазочки положила свежее варенье, клубничное и вишнёвое, накрыла стол к чаю. Люся появилась в начале восьмого. Примерила пальто и тут же стала сворачивать его и укладывать в сумку, приговаривая: «Как мне подфартило!  Ну надо же, как мне подфартило!» От чая отказалась и быстро убежала. Женя, когда за Люсей закрылась дверь, подвёл итог: «Даже спасибо не сказала. «Подфартило, подфартило». Как будто не ты ей пальто отдала, а оно с неба свалилось». Удивлённая Ольга молчала.

     Через неделю Люся позвонила и сказала, что мама обещала им с Риммой дать трёхлитровые банки: у неё много. Ольга принесла из подвала десяток банок, вымыла и пригласила Люсю. Второй тётушкин визит прошёл по тому же сценарию, что и первый, с тем только отличием, что Ольга нажарила хвороста. Установив в сетках-авоськах (и где она такую древность разыскала?) по четыре банки, Люся поспешила распрощаться, заявив, что ей не до чаю: надо закрывать огурцы.

     Ольга решила, что новое пальто возместило Люсе её «вложенные средства», и с большим избытком. Римме  «средства»  тоже скоро будут возмещены: пятого ноября у неё день рожденья, и надо будет подарить ей недешёвый подарок.