Эпизод 28. Воля против программ

Эпизод 28. Воля против программ.
Аркадий сидел за своим рабочим столом, бездумно глядя на экран, заполненный строками данных, пиксели танцевали перед его глазами, складываясь в сложные узоры графиков и отчётов, всё было, как в обычный рабочий день, как в любой из тысячи таких же до него, но нечто изменилось внутри самого Аркадия, что доносилось слабым шёпотом из глубин его подсознания одним словом начинающим набирать силу, превращаясь в гул, пробивающийся сквозь слои притупляющей дисциплины: "Вспомни..."
Руки Аркадия слегка дрогнули, когда он заметил, как цифры на экране перед ним начинают расплываться. "Вспомни...". Это слово звучало, как неумолимый приказ, вызов из прошлого, которое он давно похоронил, память, раньше стерильная и управляемая, теперь отбрасывала цепкие щупальца назад, пытаясь ухватиться за образы, которые, казалось, исчезли навсегда, родители... отец, мать..., что-то тёплое и пугающее одновременно заполняло его сознание, затмевая строгие линии рабочих показателей.
Мать была женщиной высокой, с мягким голосом и грустными глазами, отец — твёрдый, серьёзный, но всегда справедливый. Воспоминания о них всплыли резко, как осколки разбитого зеркала, внезапно сложившегося в единую картину, их лица, затуманенные и нечеткие, вспыхнули перед ним — образы, которые он не видел со времён далёкого детства, прежде чем их жизни унесла авария... или что-то более тёмное? Он не знал ответа, тёмная пустота зияла в памяти, словно углубление на месте удалённого зуба, напоминая о том, что когда-то здесь была целостная структура, а теперь осталась лишь боль.
Резко выдохнув, Аркадий отключил экран и прикрыл глаза ладонями, ощущая нарастающее давление в висках. Он был Наставником, специалистом высшей категории, одним из самых искусных сотрудников в Департаменте, но почему сейчас, после стольких лет, его память внезапно начала возвращаться к этому? Это невозможно. Запрограммировано — значит, неизменно. В этом мире воспоминания подчинялись воле системы, а не слабостям человеческой души. Он поднялся со стула и медленно прошёлся по кабинету, стараясь прийти в себя, вокруг него всё дышало безупречностью — стерильные стены, ровные линии мебели, четкий порядок в каждом предмете, это место было воплощением контроля и дисциплины, местом, где не допускалось ни одной случайности, и всё же... в этом идеальном пространстве начало пробиваться что-то тёплое и неясное. Память, или проблеск того, что он всегда старался подавить?
В дверь негромко постучали. Это была Наталья, она вошла как всегда — плавно, уверенно, её шаги были едва слышны на мягком ковровом покрытии, сегодня она выглядела особенно спокойной, даже вежливо холодной, но её глаза, эти чистые голубые глаза, светились чем-то напоминающим тепло прошлого.
«Аркадий, тебе что-то нужно?» — спокойно спросила она голосом, обволакивающим и мягким, как туман, но за этим спокойствием скрывалось что-то тревожное, она смотрела на него с волнением, которое никогда не выражалось словами, но всегда читалось в её взгляде.
Он на мгновение замешкался, разрываясь между чувством ответственности и растущим желанием ей открыться. Кому ещё он мог бы довериться? Никому, даже его жене, Оливии, она не смогла бы понять его так, как Наталья. Они с Оливией находились вместе по приказу системы, и их отношения никогда не выходили за пределы предписанной формальности, а Наталья... она была другой. Совершенно другой.
«Здесь что-то странное, — наконец, прошептал он, избегая её взгляда, — я.… стал вспоминать, раньше такого не было».
Она нахмурилась, шагнула ближе, её взгляд стал пристальным.
«Вспоминать? О чём?»
Аркадий замер. О чём? Он сам не мог ответить на этот вопрос, воспоминания всплывали как неоформленные образы, без чёткости и логики, они приходили из глубины его сознания, мутными тенями, мелькавшими на периферии зрения, едва касаясь его разума, оставляя за собой лишь горькие ощущения боли и утраты.
«О моих родителях, — признался он, опуская взгляд, — о матери, о детстве, о сестре, живущей в далёком городке...»
«Но... — Наталья прищурилась, её голос дрогнул, — ты не должен помнить этого, всё должно было быть стерто... подчистую, ты ведь знаешь это, Аркадий».
Да, он знал. Это было частью стандартных процедур адаптации, когда вся информация о прошлом, связанная с детскими травмами, должна была исчезнуть навсегда, и он сам неоднократно был свидетелем того, как легко система лишала человека, или биоробота его собственной истории. Но тогда почему именно сейчас эти образы прорывались сквозь броню контролируемой реальности?
«Со мной что-то происходит, Наталья, — прошептал он, — и я не знаю, что это, может, я схожу с ума, а может, они проводят надо мной эксперимент, чтобы...»
Она резко качнула головой, подойдя ближе, её глаза смотрели в его, стараясь найти ответ.
«Т-сс, не говори так. Никогда не говори так. Не в этих стенах, — её голос был горячим шёпотом, её рука — тёплым прикосновением к его плечу, — тебя могут прослушивать, я уверена, что ты в порядке, ты всегда был... слишком умён, чтобы допускать ошибки, просто постарайся не думать об этом, я с тобой, всё будет хорошо».
Он всмотрелся в её лицо, и на мгновение ему показалось, что все тревоги исчезли, с ней рядом становилось легче дышать, он мог чувствовать её присутствие, как дыхание на коже, как свет сквозь плотно закрытые шторы, но всё ли это правда? Или он просто надеялся, что нашёл в ней опору, обманчивую, как мираж в пустыне?
«Почему ты не боишься меня? — спросил он наконец, и в голосе прозвучала странная смесь любопытства и отчаяния. — Ведь ты видела, что я способен делать с людьми, что я — их тюремщик, их… палач, а теперь сам теряю контроль над собой, почему ты всё ещё здесь?»
Наталья опустила взгляд, и на её губах появилась грустная улыбка.
«Потому что, несмотря на все запреты, я верю, что где-то там, под всеми этими протоколами, рождается настоящий Аркадий, и этот ты — не просто исполнитель, а человек, который хочет помнить, и уже только это делает тебя особенным».
Её слова пронзили его иглой, проникающей глубоко под кожу. Человек? Он? Это было абсурдно, ведь он нацелен на исполнение любого приказа, выполняемого им не без удовольствия и старания, он — чётко выстроенный набор данных и программ, служащих одной цели: подавлять любую вспышку сопротивления, любую искру воли, и всё же... такая искра сейчас горела внутри него, медленно разгораясь.
Аркадий протянул руку, словно боясь, что она исчезнет, но Наталья не шелохнулась, оставаясь рядом единственной реальностью в его искажённом мире.