Эпизод 30. За гранью нормы

Эпизод 30. За гранью нормы.
Аркадий проходил по коридорам Департамента, погружённый в свои мысли. Мягкий пол беззвучно принимал его шаги, а из стен и потолков доносились приглушённые шорохи, словно здание само дышало, сдерживая тяжёлый вздох системы, чей контроль витал в каждом углу. Департамент в этом смысле был похож на бесконечный лабиринт, где за каждой дверью скрывался новый смысл, новое испытание, но теперь для Аркадия все эти тени, которые раньше казались незыблемыми символами порядка и власти, начали тускнеть.
Сегодня у него было особое задание — пересмотреть список «несоответствующих» субъектов, подлежащих перепрограммированию. Это слово всегда казалось ему неприятным, словно резкий химический привкус, не исчезающий даже после стакана холодной воды, и сейчас оно звенело в его сознании тревожным эхом. Аркадий пытался не задумываться о том, что на самом деле стоит за этим термином. Перепрограммирование было всего лишь частью работы, одним из инструментов, который они использовали для поддержания гармонии и стабильности системы, но в последнее время в нём что-то начало сопротивляться этому простому объяснению.
Открыв дверь в своё личное рабочее помещение, Аркадий глубоко вдохнул. На первый взгляд, это был стандартный кабинет специалиста высшего уровня: строгий, минималистичный интерьер, приглушённые тона и полное отсутствие любых элементов декора, которые могли бы вызвать какие-либо ассоциации, но в воздухе витал едва уловимый аромат тревоги — как если бы само пространство чувствовало, что здесь решаются судьбы.
На экране перед ним медленно загорелся список. Имена, цифры, показатели... объекты, как их здесь называли. Мужчины и женщины, в каждом из которых система распознавала намёк на отклонение, малейший изъян в структуре их мышления, показатели активности нервных центров, эмоциональные реакции, частота и форма мыслительных процессов — всё это отображалось в виде разноцветных диаграмм и графиков, похожих на абстрактные картины, нарисованные сумасшедшим художником. Одно движение курсора — и чья-то жизнь могла полностью измениться.
Аркадий знал, что его решения отслеживаются, каждое действие, каждая команда фиксировались и анализировались, и сейчас, скользя взглядом по строкам, он почувствовал что-то новое: лёгкую дрожь, пробежавшую по спине. Симпатия? Жалость? Он не мог бы сказать наверняка, но ощущение было явным.
Он остановился на одном имени: Субъект 521—Л-17. Молодая женщина, 29 лет. Показатели указывали на повышенную эмоциональную активность, отклонения в структуре волевых решений, сильную эмпатическую реакцию на других членов коллектива, Аркадий помедлил, вглядываясь в строки текста. Эти признаки, на которые он обычно не обращал внимания, теперь вдруг показались ему чем-то большим, внутри поднималась волна протеста. Почему именно её? Почему они должны стирать её личность, ломать её?
В правом углу экрана замигала надпись: «Подлежит перепрограммированию», решение было однозначным, у него не было полномочий отменить этот приказ, но... он мог отложить его исполнение. Ненадолго. Он щёлкнул курсором, изменив статус на «отложено на проверку». Несколько секунд спустя индикатор уведомления загорелся красным: «Необычная активность. Нарушение протокола. Потребуется отчёт.»
Аркадий почувствовал, как его сердце забилось быстрее, но он собрался, закрыл сообщение и переключился на другие профили. И снова всплывали те же чувства, пока он просматривал истории субъектов. Молодой преподаватель, потерявший семью, бывший научный сотрудник, чьи исследования были признаны «нецелесообразными», секретарша, осмелившаяся выразить несогласие с политикой корпорации, и у всех этих людей была одна общая черта: они всё ещё пытались сопротивляться, их воля была ещё не полностью сломлена, и это делало их опасными.
Но опасными для кого?
Ответ он знал, но боялся озвучить даже про себя. Опасными для системы, для тех, кто построил это место как общую ловушку для осмелившихся хоть на мгновение задуматься о другом, о свободе. Он резко откинулся на спинку кресла, чувствуя, как голова закружилась от этих мыслей, это было невозможно, он не мог позволить себе думать так, его задача — наблюдать, контролировать и подавлять, и тем не менее...
«Ты выглядишь уставшим, Аркадий, — раздался голос Натальи, когда дверь бесшумно открылась, и она вошла тихими неслышимыми шагами, — слишком много работаешь».
Он резко взглянул на неё. Неужели она знала? Видела ли она в его глазах эти новые, опасные мысли?
«Просто делаю свою работу, — ответил он, пытаясь придать своему голосу привычную ровность, — обычная проверка профилей, ничего особенного».
Она улыбнулась, но в её взгляде мелькнуло что-то странное, и ему показалось, что она видела его насквозь.
«Да, конечно, но иногда нужно сделать паузу, посмотреть на всё со стороны, иначе можно... потеряться».
Ответные слова застряли в его горле. Почему она так говорила? Она ведь сама предупреждала, что нельзя поднимать эти темы, особенно в стенах Департамента, где даже воздух, казалось, подслушивает каждый шёпот.
«Ты когда-нибудь задумывалась...» — начал он, но замолчал, сжав губы и чуть было не спросил её напрямую, что она думает обо всём этом. Нет, слишком рискованно, даже здесь.
Она кивнула, понимая его без слов.
«Иногда. Но это опасно, Аркадий, за такие мысли можно... — она обвела комнату взглядом, словно проверяя, не скрывается ли кто-то в тени, — ...лишиться всего».
Её взгляд задержался на экране, где ещё светилось имя молодого преподавателя, она медленно подошла ближе, вглядываясь в детали его профиля.
«Ты его отложил? Почему?»
Он снова ощутил то же тёплое, странное чувство, когда её слова проникали в его разум.
«Показатели недостаточно чёткие, в отчёте есть пробелы, нужно перепроверить... — Аркадий замолчал, осознавая, что оправдывается перед ней, — и я.… просто хотел понять его мотивацию. Они утверждают, что он опасен, но... почему? Что делает его таковым?»
Она повернулась к нему, её лицо было спокойным, но взгляд пылал огнём.
«Ты сам это знаешь, Аркадий, потому что он хочет быть свободным. Как и ты».
Эти слова поразили его, как удар молнии. Свободным? Он?