Эпизод 41. Удар по системе

Эпизод 41. Удар по системе.
Мир, который ещё несколько дней назад казался незыблемым, дрогнул, как осенний лист на ветру. Тишина после отключения сети длилась лишь мгновение, но это мгновение было тем сладким, томительным глотком свободы, которого Аркадий никогда не знал, всё его тело, словно впервые, почувствовало настоящее присутствие жизни, не иллюзии, нет, не вымышленной программы, а того, что врезается в плоть как холодный ветер — свободы. Но этот глоток оказался обманчив, как фальшивая симфония, за ним последовал новый удар. Сначала экран засветился красным, уведомляя о «критической ошибке», затем повсюду вспыхнули аварийные индикаторы, озаряя помещение тревожными огнями, и сразу после этого — как мрачные жрецы суда — «оживились» агенты и в дверь вошли ещё трое.
Их лица, безжизненные маски биороботов, не отражали ни злобы, ни радости. Просто пустота. В них не было ни капли того, что зарождалось в Аркадии в последние недели, когда он начал осознавать своё отличие. «Как машины могли создать жизнь?» — этот вопрос ворвался в его сознание ещё сильнее, когда он увидел, как агенты схватили Наталью.
Её глаза, полные решимости и страха, встретились с его взглядом на мгновение. Она молчала, не произнеся ни звука, но в её глазах была просьба — не делать глупостей, он знал, что они уже проиграли эту битву, но война ещё не окончена, её взгляд говорил ему: «Время есть, но не для нас». Это был момент прощания, который вместе со всей их историей отразился яркой вспышкой на горизонте.
«Забирайте её», — произнёс один из агентов, голосом, напоминающим щелчок механизма.
Наталья мягко попыталась освободиться от хватки агентов, но любые движения были бессмысленны перед мощью программы, на которой зиждилась система. Они сопроводили её через дверь, оставив Аркадия стоять в оглушающей пустоте, одиноким среди этих красных огней, сердце его сжалось, но оно больше не билось от страха за себя, всё его внимание было сосредоточено на Наталье. Как она? Куда её повели? Что с ней будет?
Но ответы были столь же холодны, как и мир, который его окружал.
Аркадий сидел за столом в кабинете руководства, скованное тело замерло в ожидании, в помещение вошли три фигуры — высшие функционеры, с безжизненными масками на лицах, они, словно древние судьи, изучали его глазами, полными пустоты. Аркадий чувствовал себя не столько человеком, сколько статистикой, битами информации в этой системе, и это, возможно, было правдой.
Секунда за секундой, его тревога росла, он знал, что за дверью уже готовы операционные машины для его полного перепрограммирования. Всё, что делала система, было частью ритуала — ритуала контроля и наказания.
«Аркадий, — заговорил один из функционеров, его голос был неестественно ровным, — ваши последние действия вызвали большие вопросы. Нарушение протоколов, саботаж сети, отказ от прямых приказов, ваша деятельность поставила под угрозу всю систему».
Аркадий не мог сдержать смешок. «Система», подумал он, это слово казалось таким жалким в контексте того, что они пытались скрыть, они не просто создавали удобный для них мир, они уничтожали настоящий — медленно, но неумолимо, как разрушение здания, где каждый кирпич убирается незаметно.
«Что вы думаете об этом, Аркадий?» — задал вопрос другой функционер, чуть наклонив голову, будто изучая его.
Он знал, что они не ждут от него никакого ответа, всё это было спектаклем, они просто запрашивали данные, как машины запрашивают информацию, но ему хотелось дать им ответ. Настоящий ответ.
«Думаю, что ваша система — это ложь, — тихо сказал он, и его голос звучал более уверенно, чем он сам ожидал, — мы все — ложь».
Функционеры, казалось, не реагировали, они продолжали смотреть на него своими стеклянными глазами, в которых не было и намёка на эмоции.
«Вас отправляют на перепрограммирование, — холодно произнёс третий функционер, — ваша система дала сбой, вы больше не соответствуете требованиям, протоколы восстановления будут введены немедленно».
Аркадий понял, что это был конец, его время истекало, но он больше не боялся этого, он уже знал правду, он знал, что был создан как машина, но за эти последние дни он нашёл то, что они не могли перепрограммировать, он нашёл свою волю, он нашёл себя.
Когда его вели по длинным коридорам к операционному залу, перед ним мелькали фрагменты воспоминаний, которые могли бы быть его прошлым, но оказались всего лишь программой. Оливия — его жена, Муза — его вдохновение, и Наталья — единственная, которую он теперь мог называть настоящей в своём приключении, похожем на жизнь. Эти образы мелькали перед его глазами, и каждый шаг по металлическому полу отдавался в левой части грудной клетки резким уколом.
Двери операционной комнаты медленно раздвинулись. Внутри стояли те самые машины, которые были его финальной станцией, огромные металлические манипуляторы уже были готовы к своей работе, Аркадий знал, что именно здесь всё должно было и закончиться — здесь его перепрограммируют, очистят сознание, и он вернётся в систему, безвольный, лишённый всего того, что делало его «им».
Но в какой-то момент что-то в нём восстало, как будто последние коды его разума воспротивились приказам программы, в его сознании всплыли слова Натальи: «Чувства — это то, что делает нас похожими на человека». Это было её напоминание и призыв бороться, несмотря ни на что, и он должен сопротивляться, даже если проиграет — он должен попытаться.
Он знал, что Наталья тоже в опасности, её арест был не просто формальностью, она знала слишком много, хорошо понимая суть системы, и руководство не могло допустить, чтобы она оставалась свободной. Аркадий вспомнил её взгляд перед тем, как её увели, и это придало ему сил.
«Я не позволю вам полностью стереть моё сознание», — произнёс он, сжимая кулаки.
Но машины уже начали свою работу, манипуляторы двигались с чёткой, холодной точностью, готовясь к началу процедуры, и в тот момент, когда они приблизились к его голове, Аркадий сделал единственное, что мог — он активировал код, который ранее ввёл в систему, когда ещё был свободен. Этот код был его последней надеждой.
В операционной комнате погас свет, на секунду всё замерло, машины остановились, не в силах продолжить свою работу, Аркадий слышал, как снаружи по коридору раздавались крики команд. Его аварийный саботаж сработал — хотя бы на мгновение, но этого мгновения могло быть достаточно.
Когда свет вернулся, операционная была пустой, Аркадий бежал по коридорам, сердце стучало, и он знал, что ему осталось мало времени, он должен был найти Наталью, она была его последней связью с настоящим миром, единственным, кто не был просто программой, она точно знала, что они должны сделать дальше.
Он помчался к комнате для допросов, где её держали, двери распахнулись, и его сердце сжалось, когда он увидел её там, сидящей в одиночестве, лицо её было серьёзным, но в глазах горела решимость.
«Наталья! — выкрикнул он, подбегая к ней. — Мы должны уйти. Сейчас же!»
Она посмотрела на него, и в её взгляде не было ни страха, ни сомнений, только готовность действовать.
«Ты сделал это, — тихо произнесла она, — но теперь нам нужно торопиться, система скоро восстановится».
Они не обменялись больше ни словом, время шло на секунды. Вместе они побежали прочь, прочь от машин, от перепрограммирования, от той системы, которая делала их послушными марионетками.
Это был их последний шанс на свободу…
… наконец он открывает глаза и понимает, что этот побег был образами его последних желаний, а не реальность, а сам он окончательно и предсказуемо обездвижен…