Деревенская жизнь

  В связи  с тем, что наша семья насчитывала без малого пять человек, из которых двое, как минимум, были папой и мамой, остальные члены семьи были дети возрастов немножко разных, но пола одинакового, мужского. Хотя отец и настаивал, что после первенца, старшего сыночка, ему нужна дочка и не прекращал попытки поспорить с природой-матушкой вплоть до рождения третьего пацана, она, природа, распорядилась по - своему. В общем, было у отца три сына, да-да, именно как в сказке, да еще и не поверите, третьего, младшенького звали то Иваном. Так вот, семья была большая, по современным меркам многодетная, а тогда, в советское время, вовсе таковою и не являлась, шумная и требующая постоянной организации, контроля и значительных затрат семейного бюджета.  Насчет организации и контроля – этот вопрос решался очень просто; парочка подзатыльников, ремень отцовский, солдатский со звездой на бляхе, чуточку, гостеприимный никогда не пустующий угол, буквально на кончике ножа, воспитательных речей, щепотка поощрений в виде сладостей и все, блюдо под названием «Родительский контроль» для оравы из трех пацанов готово. Надо признать, система контроля была не очень совершенна, сбои происходили частенько. То, понимаешь, шторы в квартире загорятся, то банка сгущенки при варке взорвется, то почему то вся посуда в серванте случайно разобьется, то деньги пропадут, то братья - погодки раздерутся так, что их могла успокоить только холодным душем мама, пришедшая на обед с работы, то среднего суслик, который жил у нас дома, за палец укусит, то младшему в голову старшие стрелу из лука влепят. Плюс к этому, семейный бюджет постоянно давал трещину, не смотря на то, что и отец и мать работали, денег просто катастрофически не хватало. Чтобы хоть как то залатать эту постоянную дырку от бублика в кошельке, родители приняли поистине конгениальное решение отправлять всех троих на все лето в деревню. Именно так, из Красноярска в достославные Модолицы, деревня так наша называлась и называется, которая располагается примерно в двухстах километрах от тогда Ленинграда. Пока мы были маленькими, нас почти через всю страну в деревню отвозил либо отец, либо мать. Затем, по мере нашего взросления, к процессу подключилась бабушка Валя, которая жила в Ленинграде и по совместительству являлась мамой нашей мамы. Нас сажали в самолет в Красноярске, в Ленинграде нас встречала бабушка Валя, и доставляла к месту проведения нашего летнего времяпровождения в деревню. Со временем логистика вообще изменилась в корне, и мы сами себя доставляли, сначала в Ленинград, затем в деревню. В деревне жила бабушка Катя, Екатерина Федоровна, мать нашего отца. Вот у нее мы и проживали все лето.
 
  Деревушка наша располагается среди бескрайних лесов Псковской области. Между крупным районным центром Плюсса и небольшой станцией Лямцево, на которой проходящие поезда останавливались лишь на 1-2 минуты. Население нашей деревни всегда было очень небольшое, в основном дачники, и по советским меркам, и по нынешним, считалась и считается вымирающей деревней. Там никогда не было ни школы, ни магазина, ни клуба. Конечно, в советское время, населения было в разы больше, все - таки совхоз давал и работу и место жительства, дома строились, люди приезжали на заработки. Но прошли былые времена. Вообще деревня до войны насчитывала до 500 домов, представляете количество жителей, но фашисты очень сильно помогли в кавычках, деревня была сожжена полностью. Церковь, а при ней и церковно-приходскую школу еще до войны сожгли, кому то она очень сильно мешала. Спасало и спасает наше деревушку от полнейшего забвения только то, что она находится на дороге между райцентром и железнодорожной станцией, да еще к тому же в таких тихих и красивейших местах, что питерские жители покупают там с удовольствием землю и строят дома, чтобы умиротворенно в тиши природы встретить свою старость.

  Дом наш, вернее, бабушки Кати, находился возле самой дороги, на пригорке вверху деревни, по стороне, где жили все родственники по линии отца, внизу жили все родственники по линии матери. Дом был не большим, одноэтажным, насчитывал всего две жилых комнаты и две веранды, но к дому прилагался хороший сад, яблоневый. В саду также росли груши, сливы, вишня, малина, крыжовник, смородина, также был в наличии и огород с овощными грядками, включая примерно четверть земельного участка под картофель. Перед домом росла огромная ель, в саду также имелась небольшая копанка, больше для эстетики, чем для практического предназначения для купания или полива огорода. Имелась летняя кухня да столбы для гамака, вкопанных аккурат в тени большой яблони. Недалеко от деревни протекла речка, как ни странно под названием тоже Плюсса, пскопские никогда особенно не заморачивались с разнообразием названий. Вокруг деревни были сплошные леса, богатые и ягодой и грибами. В самой деревне произрастал также орешник, где по осени собирали богатый урожай фундука. Много было дубов, которые так шумели и разляписто раскидывали свои огромные ветви, что в детстве они казались какими - то огромными ожившими чудищами, особенно ночью. По обочинам дороги раскидывал свои колючки  шиповник; аромат во время цветения стоял по всей деревне невероятный. Вот представьте себе, в таком великолепии мы проводили все лето, все свои летние каникулы. Лето, солнце, свежий воздух, лес и речка.
Деревенская жизнь сама по себе не легкая, что то всегда надо делать по хозяйству. Зимой борьба со снегом, летом заготовка сена, дров, ягод, грибов, осенью сбор урожая, заготовки на зиму, да и весной без дела не останешься. Если в хозяйстве есть скотина, куры или иная живность, ну, допустим, кролики, все приплыли. Выходных у вас не будет никогда. У нас своего хозяйства не было, но это абсолютно не значит, что мы праздно шатались по улицам. Пахали мы как все деревенские. Рано утром, спозаранку, в июне мы ходили на покос, в июле мы это сено бесконечно сушили, скирдовали, в августе полным ходом шла заготовка дров, сбор черники, клюквы и грибов, а в лес, почему то, ходили рано-рано утром, на рассвете, когда даже еще пастух не собирал стадо коров по деревне.

  Безусловно, вся тяжелая работа, в основном, приходилась на старших братьев, но и они, в свою очередь, про меня, младшего, не забывали, приучая с малых лет к труду. В лес на заготовку дров – мелкий с ними, дрова нарубить, распилить – мелкий, давай помогай, сено ворошить – мелкий, вперед, летнюю кухню строить – мелкий тащи инструменты, будешь помогать, крышу крыть – малой за нами, за водой к колодцу – на тебе маленькую лейку тоже будешь воду таскать! И так бесконечно. Сразу скажу ничего у них не вышло, вырос я работником умственного труда. Однако все это я научился делать. Помимо этого, бабушка Катя, попутно таскала меня по окрестным лесам и болотам клюкву с черникой собирать, адский труд, скажу я вам.
 
  Были, конечно, и плюсы жизни в деревне.
 
  Первое – это свобода! Не мифическая, не постановочная как в современных семьях, а настоящая свобода.

  Свобода от постоянного родительского контроля.
 
  Свобода в выборе одежды. Никто не гнался за модой, одевались, как хотели, старые треники с пузырями на коленках никого из местных не удивляли, все так ходили. Галоши, сапоги или растоптанные кеды заменяли все новомодные на тот период кроссовки и туфли.

  Свобода от школьных занятий, никто нас не заставлял что-либо повторять из учебников школьной программы.
 
  Свобода от постоянных походов в магазин и стояния там, в бесконечных очередях. Красноярск 70-х, 80-х это сплошные очереди за всем, что выбросят в торговую сеть, колбаса, сосиски, мясо, масло, молоко, сметана.
 
  Свобода сколько спать и во сколько приходить.
 
  Свобода, где спать, можешь на кровати, можешь на сеновале.
 
  Свобода с кем спать, даже в былые времена при безусловном облико-морале советских граждан нравы в деревне были раскрепощенные, девчонки и пацаны рано взрослели и очень быстро познавали друг друга, как деревенские, так и приезжие из города. Свобода что кушать, хочешь, обедай, не хочешь не обедай, можешь даже не завтракать и не ужинать.

  В общем и целом сплошная свобода.

  Один маленький момент, это все было дозволено старшим. Я же, как самый младший, был абсолютно подконтролен своей бабке Кате. Начиная от завтрака, когда старшие могли спокойно отмахнуться от нее и утреннюю трапезу начать и закончить стаканом молока, мне же приходилось съедать всю эту гору блинов с вареньем и сметаной, и, заканчивая вечерним приемом пищи с последующим отбоем ко сну, а эти архаровцы могли вообще не прийти есть и спать. Бабка наша также очень ревностно относилась к моему нежеланию обедать дома, я предпочитал столоваться у различных родственников, у них было вкуснее, поэтому она постоянно с прутом в руках ходила по деревне и орала, чтобы я шел домой обедать.  Гулять до ночи мне тоже не разрешалось, здесь еще и братцы присоединилась к надзору за нравственным воспитанием молодежи, отлавливали меня и пинками загоняли домой. Порою мне казалось, что и бабка и родные братья меня ненавидят и всячески надо мною издеваются, как же я был глуп и наивен. Все кто поистине меня ненавидел, повстречались мне позже, гораздо позже, гораздо.

  Теперь, уже обладая опытом прожитых лет, могу с уверенностью сказать – единственное, что я никогда не забуду это свою деревню. Свою маленькую деревню Модолицы.
 
  Где похоронены мои предки, где моя родовая земля, где мне знаком каждый куст и каждое дерево.

  Где можно было пить воду прямо из колодца, и не надо было никаких фильтров.


  Где пахучие сеновалы и очень добрые и мягкие девчонки с распахнутыми губами.

  Где сладко засыпаешь на веранде, укутываясь отцовской шинелью.

  Где по утрам потрескивает только что затопленная печь, а на столе целая гора блинов с трехлитровой банкой молока.

  Где в лесу грибы растут размером с детскую головенку.

  Где настоящее парное молоко с краюшкой белого хлеба.

  Где по вечерам вареная свежая картошка со сметаной и маслом, взбитым заботливыми руками бабушки, вприкуску с зеленым луком и огурцами, только что сорванными с грядки.

  Где бабкины щи, томленые в русской печи, которые ты в детстве ненавидел, а сейчас съел бы всю кастрюлю.

  Где хлеб был привозным, но половина корки у хлеба обязательно тут же съедалась, а хлеб из автолавки деревенские брали мешками.

  Где утренний туман как молоко, а роса заставляла надевать сапоги.

  Где вековые дубы и столетние склепы на старом кладбище с разрушенной церковью, где царит такая тишина и умиротворение, что в мирскую жизнь и выходить то не хочется.

  Где по субботам банный день, а ты в кустах и во все глаза не можешь наглядеться на дородные женские тела.

  Где речка до сих пор полна рыбой, а вода такая чистая, что видно каждый камушек на дне.

  Где с пригорка, сидя за деревянным столом изготовленного собственными руками ты наблюдаешь закат и слушаешь вековую тишину.

  И я действительно не могу ее забыть. Прошло много лет, я давно вырос, и так судьбе было угодно, что я стал очень редким гостем в своей деревне. Получилось приехать только спустя 20 лет и когда мы зашли в дом, который на самом деле оказался очень низким, прям вросшим в землю, а потом в сад, где по-прежнему стоял тот стол, который мы смастерили, у меня градом полились слезы, они у меня просто лились потоком, я их вытирал, а они лились и лились. Я сидел на том самом пригорке, за тем самым столом, в том самом огороде, молча смотрел на вечерний закат, вдыхал тишину и плакал. И хотя перед глазами мелькали образы ушедших отца, бабушек, теток с дядьями, это были не слезы горя или поминания, это просто плакала моя душа, которая после долгих лет скитаний вернулась домой…