1. 10. 24

               
  Есть ли жизнь на берегу?

  Многие подводные говорили, что нет, и быть не может. И что жизнь бывает только в морях и океанах. В крайнем случае -- в пресноводных водоёмах.
  - Потому что дышать можно только в воде, – говорили те неверующие подводные. – Неужели это не  понятно?!


               
 
  Как один человек своё лицо отмыл

    У одного человека было мрачное, злое лицо. И он пошёл умываться.
    Он его мыл-мыл-мыл, он его тёр-тёр-тёр.
    – Зачем так сильно? – говорят ему. – До дыр протрёшь!
    – Не протру, – отвечал он – и опять моет-моет-моет, трёт-трёт-трёт.
   И смыл злое и мрачное лицо! А вместо того появилось – светлое-светлое-светлое, доброе-доброе-доброе и счастливое, весёлое и мудрое!..



               
  Плыл броненосец по реке...

   ...Не по Амазонке (самой огромной реке на нашей планете) он плыл. И не по Волге (которая на втором месте в мире). И даже не Миссисипи (эта на третьем месте).
   На броненосце не было ни одной даже самой маленькой пушечки, и ни одного даже игрушечного пулемётика.
   Да и река эта была не очень большой. Её можно перепрыгнуть. Но броненосец – самый настоящий. Он гребёт лапками и с очень важным выражением мордашки  поглядывает то вперёд, куда течёт река, а то по берегам.
    А с берегов ему кто хвостом помашет, кто лапой, кто ушами.
    – Здравствуй, броненосец! – говорят ему с улыбками. – Куда плывёшь?
    - Куда приплыву, туда и плыву! -- весело отвечает в ответ маленький, но настоящий -- броненосец...


               
   Снезынки               

   Одним прекрасным утром, вместе со снегом на головы людям и животным упала с неба – зима.
   Тогда все деревья и расцвели. Большими снежинками. Ароматно пахнущими и сладко-кисленькими.
   Выбежали дети из домов, стали срывать снежинки с веточек и лизать розовыми языками. Их лизать можно даже детям, потому что они же тёплые, как будто их только что приготовили. Не дети, а снежинки...
    А тогда самая весёлая девочка лет пяти воскликнула зычным голосом:
   – Дети!  Давайте, мы эти снезынки кусать не будем, а то все быстро скусаем,  и такая красота исчезнет! А давайте, пусть эти снезынки на деревьях висят, а все на них смотрят. А кусать у нас и конфеты есть.
    Дети подумали-подумали – и решили:
   – Она права! Пусть висят на веточках! Может, их даже наши потомки увидят да вспомнят нас добром словом, что не съели...
  … Всю зиму провисели те вкуснейшие и прекраснейшие снежинки, и на них люди смотрели с улыбками до своих красных от холода ушей...
  А  как настала весна вместе с тёплым солнышком, то закапали снежинки сладко-кисленькими капельками.
    Тогда та девочка опять воскликнула зычным голосом:
    – Ой, снезынки пропадают! Сто делать-то?!
 Срочно приняли новое решение. Единственно верное в сложившихся жизненных обстоятельствах.
    – Но как же наши дорогие потомки? Они их уже не увидят! – спросили одни.
    Так мы же с надеждой! – отвечали другие. – Что будущей зимой такие же будут опять.
    Ну, это другое дело! – с радостью согласили сомневающиеся – и дети дружно съели все-все снежиночки, такие вкусненькие и необыкновенные, и большой жизнерадостный звук от детских молочных зубов, поедающих снежинки, разносился далеко в округе.
  А мудрая девочка сама хорошо поела – да и домой не забыла взять самую большую и вкусную снежинку. Маме, папе, бабушке и дедушке – и домашнему коту с оранжевыми добрыми глазами...


               
  Летела планетка по синему небу

  Летела планетка по синему небу. А потом она спустилась в сад, где Санечка клубнику  собирал. И Саня подумал:
   – Какой красивый жук на нашу клубнику прилетел и сразу стал её есть забавным ротиком. Ладно, мне жалко, много ли он съест...
    Достал Санечка из кармана увеличительное стекло – пригляделся к жуку:
    – Что за странное такое? Вроде бы жук... А вроде бы и нет...
  И оказалось,  что это не жук, а какая-то неизвестная и настоящая планетка. На ней животные и растения виднеются. И планетка тоже живая. У неё два моря – это такие синие глаза. Гора – это нос, и в горе две пещеры, они у планетки – ноздри. Ну рот – это прекрасное  поле. Когда надо, то поле раскрывается и ест. Например, клубничку.
    А оттого, что она своим ротиком съела ягодку в земном саду, по всей её суше сразу стали вырастать клубничные кустики малюсенькие, а ягодки ещё меньше, но все видно. И животные стали подходить и есть малину. А планетка своим прекрасным ртом-полем улыбается, как очень добрый человек. А Санечка смотрел и оторваться не мог от такого невиданного существа...
     – Но тут пришёл шумными шагами старший брат и возмущённо сказал:
    Опять взял моё увеличительное стекло без спросу?
     – Посмотри... – молвил Саня, протягивая ему ладошку с планеткой.
   – Зачем мне твой жук? – зло сказал старший,  забрал увеличительно стекло – и вдруг ударил по ладошке и по планетке.
     Санечка охнул да присел на котрочки около упавшей и пораненой планетки. А потом как закричит:
    Ты, ты убил прекрасную планетку, которая сама прилетела к нам в сад!
    И так горько-горько зарыдал, что старший брат испугался.
    Какая ещё планетка? – сказал он тихо и посмотрел на неё через стекло. А как разглядел, то ещё сильней испугался.
     Взял Санечка свою планетку, отнёс домой и стал её лечить.
    Сначала он над ней плакал слезами прямо на планетку. А слёзы-то какие? Солёные! В них содержится соль, а она, как известно, дезинфицируеут ранки и способствует заживлению.
  Так что и стала планетка выздоравливать... Тогда Саня её стал кормить клубничкой. Планетка её забавно жевала своим ротиком.
    А старший тогда тоже ходил в сад за клубникой для планетки. Саня сначала с ним даже не разговаривал, но потом решил, что надо прощать, в конце концов. Тем более – родному брату.
И простил. И они вместе кормили больную маленькую планетку ягодами. И старший брат подарил Сане то увеличительное стекло.
   И выздоровела планетка! Братья её хорошенько покормили и не стали держать в неволе. Саня вынес её из дому на ладошке, а планетка ещё раз улыбнулась – и Сане, и его старшему брату – и полетела-полетела в синее великое небо. Вместе со своими животными и растениями, которые на ней водятся.
   А братья остались с неразгаданной тайной: что же это за создание такое интересное – эта планетка из синего неба?
   А ещё – старший брат больше никогда не обижал младшего. Ну а младший – больше не брал его вещей без спросу...
    
 
   
  Воробей и булочка

    Он прыгал, а она лежала. И он её нашёл. Она вся из пшеницы высшего сорта, белая, мягкая.
    Схватил её воробей лапками, хотел отнести на крышу, откуда он родом, но она же больше него ростом и на вес.
    – Тогда, значит, так, – рассудил воробей. – Если её уменьшить, тогда она будет легче!..
    Вот клевал он её долго и вкусно. Потом ухватил булку коготками, замахал-замахал крылышками – и уже приподнял над землёй, и уже протащил по воздуху несколько сантиметров – да и выдохся, и на булку сел.
    Отдышался воробей, стал опять её клевать, вкусно-весело. И так наклевался, что уже и сам взлететь не смог, как ни махал.
    – Её уже совсем немножко осталось, – вздохнул воробей. – Не пропадать же...
    И всю доклевал. Да и покатился сереньким толстеньким мячиком под куст (он уже и прыгать не мог от этой булки).
    Под кустом он просидел до самого вечера. Там же и похудел. А тогда опять замахал-замахал и взлетел на родную крышу.
    … Уже солнышко зашло, и смеркается, а этот воробей всё чирикает без умолку – рассказывает своим сородичам историю о той белой, мягкой, из пшеницы высшего сорта...

   
   
  Как стать свиньёй

    Шёл мальчик, шёл по тротуару городскому, вдруг – стауэтка стоит перед ним на тротуаре, фарфоровая и ввиде свиньи.
    – Как будто для меня кто-то поставил, – удивился мальчик.
    А тут статуэтка хрюкнула и сказала:
    – Так и есть, для тебя. Ты думаешь, я просто свинья из фарфора? А нет, я – божок Хрю. Я – любое твоё желание исполнить могу. Надо только мне помолиться и произнести желание. Возьми меня к себе.
     Мальчик взял эту свинью, принёс домой и спросил её:
     – А как тебе молиться?
     – Проще простого. Хрюкни погромче – да поклонись мне пониже.
    Ну, мальчик и поклонился пониже, да и хрюкнул очень старательно, громко. И добавил:   
     – Хочу себе новый планшет.
    И в ту же секунду перед ним появился новенький – прямо из магазина – блестящий планшет, о котором он давно мечтал.
    – Ух ты! – обрадовался мальчик. – А теперь мне – велосипед с моторчиком последней системы!
    – А что надо ещё сказать, и что сделать? – напомнила фарфоровая свинья. – Только теперь хрюкни дважды. А в следующий раз – трижды...
    – Хрю! Хрю! – воскликнул мальчик, кланяясь фарфоровой свинье ещё ниже.
    И пожалуйста – вот перед ним новенький велосипед с моторчиком прямо с фабрики.
    – Ну ты даё-ёшь! – ещё больше восхитился мальчик и опять поклонился, до самого пола: – А теперь молю тебя – дай мне скорей настоящий «Мерседес», который для взрослых. Хрю! Хрю! Хрю!..
    Только он прохрюкал трижды – и вдруг (он никак не ожидал, но иначе ведь не могло быть!) превратился в свинью. В настоящую, розовую, с пятачком и глупенькую.
    С той поры тот бывший мальчик всё хрюкает да хрюкает, хрюкает да хрюкает. Хочет что-то по-человечески сказать, – а не получается...

               

  Мальчик и стена

    Ему надо было перейти дорогу, но стена вдоль дороги была длинная и высокая.
    – Какая противная стена! – возмутился мальчик. – Так я тебя перелезу...
    И стал карабкаться по ней наверх. Он карабкался и лез, карабкался и лез – и наконец залез на стену. Смотрит: а машин по дороге едет много-много, нескончаемым потоком.
    – Э-э, нет, – сказал мальчик. – Так и под колёса легко угодить...
    Тогда он спрыгнул обратно, побежал к подземному переходу и скоро оказался на другой стороне улицы...


               
    Золото

    В тот год урожай на полях не уродился, и в той деревне, что у самого леса, стало голодно. И один человек сказал:
    – В старую пору – в этом лесу люди находили золото. Потом, вроде, всё уже нашли да перестали. А всё нашли-то?..
    И пошёл он в лес поискать его. А вдруг хоть самая кроха золотая найдётся?
    Бродил он по лесу, искал он по лесу – устал, сел на пень да заплакал:
    – Нет нигде ни крошечки! А у меня дети малые, у меня жена да престарелые родители!..
    И так хорошо ему плакалось, и столько слёз из его глаз вылилось на землю – что стала земля в том месте смываться. И вот, наконец, смыли слёзы землю – а под ней блеснуло...
    Оказалось, что у пня хранился самородок, большой да тяжёлый. Тот человек его еле дотащил до деревни.
    Так вся деревня за это золото потом до будущего урожая нужды не знала. А ещё решили – храм построить православный и прекрасный. Потому что не было у них его, и люди в соседнюю деревню в храм ходили. А та деревня – вёрст за двадцать...

 

 Король задремал

   Сидел король на троне, слушал доклады своих министров и дремал. И голова у него склонялась всё ниже да ниже. А тут ещё на ней тяжёлая корона с драгоценными каменьями. Голова с короной перевесили остального короля, и он свалился с трона.
    А пока король приходил в себя, то кто-то другой схватил корону, запрыгнул на трон и сел там поудобней с короной на голове...



               
 Лежало море предо мною...

    Приехал я к морю синему. Огромное и бескрайнее – оно лежало предо мною. И всё было хорошо и спокойно, но вдруг задул ветер.
    Расстроилось от него море, взволновалось, забурлило и всё серым стало.
    – Ой-ой! – воскликнули моряки на кораблях. – Дядя Стасик, успокой его скорей, а то оно нас всех утопит!
    - А как я его успокою, оно огромное и могучее, а я маленький (всего лишь 1м 91 см ростом)! Разве что – дать ему успокоительного?
    Достал я из чемодана пузырёк с валерьянкой – и накапал в море. Всё до капли выкапал.
    Оно ещё немного поволновалось, порасстраивалось – да и успокоилось! Улеглось  предо мною. А ветер понял, что ему теперь ни за что не взволновать море, и улетел.
    – Ура-а-а-а! – закричали  моряки на море.
    А я ещё больше обрадовался. Потому что люди не утонули и море снова стало синим, солнечным...



Однажды на море

    Передо мной лежало море. Лежало-лежало, днём и ночью и ещё долго лежало, брызгалось солёными капельками мне прямо в лицо, – а потом вдруг устало оно лежать. Тогда оно встало – и пошло гулять по белу-свету. И в нём всех рыб прекрасно видно.
    Оно огромное, до самого неба. Море синее – и небо синее. А ведь из всех любимых мною цветов -- синий мой любимый цвет...


               
  Счастливая история у водоколонки

    Жарко-жарко было людям в этот летний день, а коту же ещё жарче в такой шубке! И он пришёл к городской водоколонке, из которой текла свежая-прозрачная вода – в бидоны, в банки, вёдра и кружки – и прямо в разинутые рты жаждущих и счастливых людей разных возрастов.
    Когда подошла его очередь, кот поднял морду к крану и сказал:
    – Кран-кран, дай мне пить!
    А кран молчит.
    – Дорогой и многоуважаемый кран! – сказал кот. – Мне бы твоей водицы, свеже-прозрачной, на солнце сияющей прекрасней, чем самоцветы!
    А кран будто воды в рот набрал и молчит.
    – Потому что кран – предмет неодушевлённый, – пояснил Петенька коту. – А надо на этот рычаг нажать вот так изо всей силы...
    И вода полилась сильной, прозрачной струёй!
    Стал кот ту струю ловить и хлебать-хлебать-хлебать. И хлебал, глазки закрыв от великого наслаждения, пока не наполнился, как бидон, той прозрачною водой. Тогда он глаза свои открыл, улыбаясь. Хотел мальчику «большое спасибо» сказать, да только бульканье послышалось у него из живота. И он поковылял (а полный живот по земле волочится) под дерево, в тень отдыхать.
    А Петенька тоже напился из крана и пошёл по своим делам, да весь тот день улыбался от счастья, что он одному хорошему, глупенькому коту – помог в жаркий день воды напиться.


      
 Хрум-хрум! Чав-чав! Хряп-хряп!

    Утром пришёл лесник в свой хлев, стал еду раздавать:
    – Это тебе, коза, капустный качан. Хрумкай себе на здоровье – мне на радость.
    – Хрум-хрум! Хрум-хрум!
   – А это тебе, свинья, вкуснейшее пойло. Чавкай себе на здоровье на здоровье – мне на радость.
    – Чав-чав! Чав-чав!
    – А тебе, осёл, на вот морковки пучок. Хавай, дорогой, а я порадуюсь!
    – Хав-хав! Хав-хав!
    И пошёл хозяин в лес по лесным делам работать, улыбается. Отошёл он уже далеко, а от хлева всё раздаются весёлые звуки:
    – Хрум-хрум! Чав-чав! Хав-хав!
    Он и дальше ушёл, в самую чащу лесную,  прислушался и слышит,  как издалека на весь лес разносится  очень  жизнерадостно:
    – Хрум-хрум! Чав-чав! Хав-хав!
    И весь тот день улыбался лесник от такого удивительного счастья!..


   
 Дай лапу, друг любезный!

   Сказал так мальчик из Танзании по имени Кавгуш собаке в будке – и она протянула ему лапу. Пожал её мальчик да и пошёл по Африке гулять.
   Я,  конечно, читал многоуважаемого поэта Корнея Чуковского,  что «не ходите, дети, в Африку гулять», но ведь он не прав! – подумал Кавгуш, шагая по родной Африке. – Он, наверное, никогда не был в Африке! И более того – как я слыхал – он даже не чернокожий! Но вот это, конечно, бабушкины сказки, – разве такое может быть?
   А тут ему повстречалась зебра. Она была совсем дикая и ещё не знала: надо ей этого Кавгуша укусить – или приветливо помахать хвостиком? И она на всякий случай решила сделать то и другое одновременно, но не успела, потому что Кавгуш сказал:
    – Дай лапу, друг любезный!
    Зебра улыбнулась – и протянула ему ногу. Переднюю. И он её пожал.
    И дальше пошёл, а она убежала дальше скакать на зелёной лужайке.
   А тут вдруг и лев попался мальчику на пути. Пасть свою разинул во всю – и не рычит, а грохочет...
    Он думал, что мальчик сейчас упадёт в обморок, но тот вдруг сказал:
     – Дай лапу, друг любезный!
    Удивился лев – и подал ему свою могучую лапу. И мальчик её пожал.
    И дальше пошёл, а лев только пасть закрыл да так и остался в большом удивлении.
   Но это ещё не все приключения мальчика Кавгуша. Потому что тут вышел слон, великий почти как гора.
    Затрубил слон на всю Африку, что, мол, человек пришёл, опять хочет слонов истреблять. И он хотел своей громаднейшей ногой затоптать мальчика.
    Но неожиданно услышал наивный детский голос:
    – Дай лапу, друг любезный!
    Ну, слон и протянул ему, и мальчик пожал. Слон и хобот протянул, и его пожал мальчик.
    «Ура! – затрубил тогда слон в могучий хобот. – Это наш человек! Не бойтесь, звери, птицы, насекомые – ну и прочие создания Божии!»
   Пошёл мальчик кудрявый,  загорелый и весёлый  –  дальше по родному континенту – Африке.
    А тогда и встречается ему – жук местной породы. У него сегодня было плохое настроение, и он кусал своими махонькими челюстями всех подряд.
    – Дай лапку, друг любезный! – сказал ему Кавгуш, протянув руку.
    А жук сердитый от плохого настроения тут и укусил дружески протянутую руку.
    – Ах, так? – рассердился и мальчик. – Вот возьму тебя в плен, в стеклянный пузырёк. Пока не подобреешь – не отпущу...
   Хотел он жука сунуть в стеклянный пузырёк, но тут жуку стало очень стыдно и он даже покраснел от своего стыда. И он всхлипнул, хлюпая носиком.
    Мальчик не взял его в плен. А он утёр своим платочком жуку глазки и сопливый носик, и жук в тот платок тихонько высморкался и облегчённо вздохнул. И сразу краснеть перестал, потому что теперь он прощён.
  И жук протянул Кавгушу свою ма-а-а-аленькую лапочку. И даже две. И мальчик их дружески пожал.
   Да и пошёл дальше. И он подумал: «Пусть бы многоуважаемый поэт Корней Чуковский приехал к нам в гости. Я бы ему все наши красоты показал и со всеми животными познакомил. И тогда бы он сел за письменный стол и написал бы очень большими буквами в своей замечательной книге: ПРИХОДИТЕ, ДЕТИ, В АФРИКУ ГУЛЯТЬ!..



 Ковёр-самолёт

    Его Вовочка сам нарисовал, на листе бумажном и прошептал сам себе:
    – Это такой ковёр-самолёт, новейшей системы...
   «Краси-ивый ковёр-самолёт,  весь  узорами  разноцветными расписан... – засмотрелся на него муравей. – Вот бы мне такой. Я бы на нём по небу покатался».
   А Вовочка ушёл как раз в дачный домик, а ковёр-самолёт остался на столике в саду. И муравей на него забежал, на ковёр этот.
   – Ковёр-самолёт, – сказал ему муравей. – Скорей в небо лети, да в самое синее. Или в облако белое-белое, где я тоже никогда не был.
   А тут вдруг (не от слов муравьиных, а как по радио погоду обещали) прилетел в сад ветер, подхватил ковёр-самолёт и в воздух поднял, и стал кружить-кружить над садом. Покружил да и опустил его под вишенкой.
    Набежали скорей букашки:
    – Ты как, муравей, себя чувствуешь? Мы видели, как ты летал высоко над нами.
   А муравей так в ковёр-самолёт лапками и зубами вцепился, так испугался, и даже глазки зажмурил. А потом он глазки открыл, зубки разжал, лапки отцепил и говорит, поднявшись:
   – Вот что я вам хочу сказать, ребята. Вы на ковёр-самолёт не садитесь. А то он как закружит-закружит в высоте да в прямо в море-океян и забросит. А там, слыхал я, зубастые  акулы водятся...
   – Какой кошмар! – удивились все букашки и решили, что на ковёр-самолёт садиться не будут. Что пусть, мол, на нём Вовочка, который его нарисовал, и летает. Если захочет, конечно.
    И все по домам разошлись.
    Тут Вовочка в сад вернулся и нашёл свой рисунок под вишенкой.

             
               
    Как Санечка рыбу поймал

   Он плавал под водой с открытыми газами, а тут она плывёт – большая, вкусная. И он её тогда схватил обеими руками, и обеими ногами.
    – Это ты меня так обнял? –  спросила рыба.
  – Нет. Это я тебя так поймал, и ты теперь моя добыча, – сказал Санечка. – Я о такой большой всю свою жизнь мечтал.
    – То-то что большая, – сказала рыба и поплыла, куда ей надо.
    – Ты куда? – поинтересовался мальчик, обнимая её ещё крепче. – Мне надо к берегу.
    – А мне наоборот, – нахально ответила рыба.
    – Из тебя прекрасная уха получится!
    – Нет, – сказала рыба. – Ну, мне надо в этот глубокий омут. Ты со мной – или как?
   – А-а-а, плыви сама! – испугался мальчик, разжал свои крепкие объятия и скорей-скорей поплыл наверх, потому что воздуха в его груди осталось на пару мгновений.
    Выбрался он на берег, отдышался хорошенько свежим воздухом и говорит:
   – Ну и ладно! Пока я тебя отпускаю в твой любимый омут! Но вот погоди, я попрошу бабушку мне овсяную кашу варить каждый день, наберусь силы, подрасту как следует – и опять тебя поймаю! Вот тогда посмотрим ещё, будет у нас с тобой уха или не будет!..


               
  Большие и маленькие

   В одной очень маленькой стране жил очень большой человек. И он даже не мог в ней поместиться. Чтобы поспать, ложился очень осторожно, чтобы не нарушить границ прилегающих государств, и поджимал под себя ноги.
   А одной очень большой стране жил человек ма-аленького роста. Таких людей в такой стране бы поместилось много, но он жил один-одинёшенек.
  – Слышь? Большой человек! – спросил маленький. – У вас там в маленькой стране – сникерсы каждый день на завтрак дают?
    – Даже по два, – ответил большой. – Я их уже видеть не могу...
   – А у нас ни одного! – обиделся маленький. – А ты не хотел бы в мою большую страну перебраться?
    – Конечно, хотел бы и хочу! – воскликнул большой.
    И поменялись. Большому большая, малому малая.
    С той поры большому есть где руки-ноги раскинуть, и даже погулять. Ходит он, радуется и слышит со стороны маленькой страны:
    – Хрум-хрум-хрум! Хряп-хряп-хряп!
    Иногда большому хочется сникерса, но простор-то – куда дороже!..


               
 Хряк и жар-птица

    Он хрюкал и валялся в грязной-грязной луже и чувствовал себя самым счастливым хряком в Российской Федерации, а также в Европе.
    Но тут прилетела она. Села на забор, вся сияя и горя огнём не жарким, но прекрасным, – стала перья клювом поправлять.
    – Не снится ли мне? Не чудится ли мне? – хрюкнул хряк.
    – Не снится, и не чудится, – сказала ему ласковым голосом жар-птица. – Если не возражаете, я почищу пёрышки да и полечу себе дальше.
    – Хрю, – сказал хряк. – В смысле – всегда пожалуйста и на здоровье! – он где-то слыхал такие вежливые слова.
    – Ну вот и всё, – сказала жар-птица. – Благодарю вас, вы так любезны. Может, ещё увидимся!..
    Она взмахнула – и улетела в даль синюю.
    Теперь люди-хозяева говорят:
    – А хряк-то наш вдруг изменился. И что это с ним стряслось? В свою лужу, грязную-вонючую, не залазит, даже хрюкать не хочет, – а всё какие-то очень вежливые слова говорит, да глядит то в небо синее, а то на улитку вкусную, мимо ползущую, – и хряпать её не хочет.
     – А самое, самое-то удивительное, – говорят люди-хозяева, – что в глазах теперь у него жар-птицы сияющие. В глазу правом – жар-птица, и в глазу левом – та же история! Так что, выращивали мы хряка на мясо да сало, а теперь у нас рука не подымется на него по причине его необычности и задумчиво-сияющих глаз.
    И оставили его жить дальше. Все станичники, и даже из других станиц – приходят посмотреть на него да в самые его глаза заглянуть...


               
 Планета в небе

    В стране сей можно прибыть на аэродром, заплатить немного денег пилоту, и тот полетит в самолётике. И заплатившего деньги с собой возьмёт.
    И мы полетели в синее небо с белыми облачками. И во все стороны летали над просторами германскими, очень живописными.
    И я тут увидел в небесах – как тоненькие, прозрачные облачка собрались, будто круглая небольшая планета в нашем синем небе. И она потихоньку вертится.
    И я туда попросил. И полетели туда.
    – А влетим-ка внутрь? – спросил я по-немецки.
    – Это можно, сказал пилот, – сказал пилот тоже по-немецки (здесь у местных жителей так принято – по-немецки говорить, при этом улыбаясь).
    И влетели. Она кружилась, и мы в ней покружились. И была нам красота удивительная. Но когда захотели из неё вылететь, то не получилось. Стенки у планеты тоненькие, но крепкие.
    – Нет, так нет, – сказал пилот. – Присядем вот на этот белый материк и перекусим. У меня колбаса всегда найдётся для приятного отдыха, ха-ха-ха!
    И присели в самолёте на белый материк.
     – А материк-то похож на Евразию, – сообразил я. – Вот тут Германия. А вот тут... Вот тут – мой родной город Екатеринодар, которому до сих пор его доброго имени вернуть не хотят...
    – Кто не хочет? – поинтересовался пилот, протягивая мне кусок колбасы.
    – Раньше коммунисты. А теперь бы, я думаю, уже бы переименовали, но тут Обама со своими экономическими санкциями. И в казне, наверное, почти нет денег. Вот он, мой город...
    Я тихонько ткнул пальцем в точку на белом материке, и вдруг – проткнул планету. И дырочка всё больше стала расти да расти, и большая выросла.
    – Ну вот, опять лететь можем! – ещё больше обрадовался пилот, нажимая на газ.
     – И мы вылетели. И я узнал мой родной город на Кубани.
     Пилот не расстроился, ему было очень интересно. Особенно интересно – как мы сюда попали? А это такая планета в синем небе попалась.
     – А вот Собор святой Екатерины! – воскликнул я, рукою утирая слёзы. – Меня в нём крестили! А теперь вон главный купол позолотили!
    Он протянул мне салфетку.
    – Странные существа эти русские, – сказал пилот. – Золото не в карман себе кладут, а на купола!
    – Потому что это самое главное! Так мы приземлимся где-нибудь за городом? А в город на трамвае поедем. И на троллейбусе. Я на троллейбусе – 20 лет не ездил!
    – А я никогда и не видел такой транспорт, и то ничего, ха-ха-ха! – расхохотался пилот, высматривая поле, по которому я много-много ходил и бегал совсем недавно, лет сорок назад.
    … А троллейбус ему понравился. Особенно, когда он на неровностях дороги подпрыгивает, и все пассажиры вместе с ним тоже сильно подпрыгивают. И все удивлялись не тому, как они высоко подпрыгивают, а пилоту, который почему-то говорил не по-русски и часто и громко смеялся.
     Но когда мы подошли к Собору, то он вдруг стал очень серьёзным и задумчивым, и на Литургии мы плакали вместе, передавая друг другу салфетку....


               
 Слеза Господня

   Слеза великая сияла на поле, а за полем город, а в городе многие жители. Проснулись они утром, потянулись они утром – да и увидели.
    – Может, не слеза это вовсе? – сказали одни. – Может, роса такая, новой разновидности?
    – Солёная, значит, слеза, – сказали другие. – А такая великая – значит, Божия она. Сверху упала и не разлилась. Но ежели она разольётся, то весь наш город затопит. Как жить будем, граждане господа?..
   Некоторые скорей в свои автомобили, всё самое ценное прихватили и уехали в даль.



  Русская жемчужина в Лейпциге

    Её, возможно, где-то на Дальнем Востоке нашли, на берегу океанском – эту жемчужину. Самую великую в мире, а по форме продолговатую длинной 65 метров, и на что-то очень дорогое нашим сердцам похожую. Но очень может быть, что её и не на Дальнем Востоке нашли, а совсем в другом краю нашей необычайной и огромной России.
    Погрузили её на сто телег, впрягли двести лошадей – да и повезли. Везли день, везли ночь, и много дней, и много ночей. Люди лошадей погонять устали, а кони так просто выдохлись и от пота своего промокли насквозь.
   Довезли до железной дороги и тогда на поезд погрузили. И поезд получился самый большой в мире. И поехали. И много дней, и много ночей они ехали-ехали, ехали-ехали – ту-туууууу!
    Да и приехали они – в самый в германский город Лейпциг (а по-местному он Ляйпцихь называется). Здесь как раз готовились отмечать столетие великой битвы против Наполеона. Там русское войско вместе с союзниками против того недруга отважно воевали и его прогнали.
    – Вот как кстати! – обрадовались местные жители, увидел самую большую и прекрасную жемчужину, которую специально для этого праздника-то в такую даль и привезли. – Давайте, мы её скорей в нашем городе поставим, как самое удивительное его украшение.
    Подняли они эту продолговатую жемчужину верхом к небу – и поставили. Тогда все увидели, что это же не просто огромная жемчужина, продолговатая по форме, – а настоящий православный храм!
   Ему ещё только крест на куполе добавили – и тогда наш священник этот храм освятил.
    А назвали храм в честь святителя Алексия, а сын государев царевич Алексей в честь него крещён. На торжестве был наш Великий Князь Кирилл Владимирович и – кайзер (германский император) Вильгельм Второй.
    Таков был драгоценный дар германскому народу от народа российского. Все местные были очень рады. Но ещё он стал храмом-памятником в честь русской воинской славы. И было это – в октябре 1913-м году...
    Ну а через год – всё же началась война, Первая мировая. Храм наш прекрасный закрыли, и даже вход замуровали.
    А спустя годы – уже бывший кайзер  Вильгельм Второй, умирая, подумал с печальным вздохом:
    «Зря я тогда на Россию напал. Да ещё мой германский народ обманул, будто бы всё наоборот – и будто Россия на нас напала первой. Эх, дела-а-а-а...»
    И это было последнее что подумал этот человек перед тем, как за всю свою жизнь отдать ответ Богу нашему...
    Кайзер тот давно ушёл, а наша белая жемчужина-храм – стоит и возвышается золотым куполом да православным крестом, и небо над страной германской освящает.