Мемуары путника

К рассвету мы успели добраться до вершины. Холодная ночь уступала место не менее холодному утру. Тепло станет лишь в середине дня, когда мы спустимся значительно ниже. А пока - будем дожидаться полудня. За это время верхушки гор должны озариться желтым светом солнца. Художник, которого я сопровождаю, горит своим делом. Не мудрено, что ему не холодно. При прочих вводных трудно представить себе человека, рвущегося в ночи на ледяную вершину горы. Проснуться в 4 утра, 2 часа топать по скользким горным тропам с кучей материалов и мольбертом, а потом 5 часов стоять на одном месте и водить кисточкой по холсту, всматриваясь в морозные дали. Я смотрел на этого человека и не понимал - что с ним не так? Неужели нельзя было написать картину тех видов гор, что видны из окна его дома? Чем они хуже? Я задал ему этот вопрос. «Я их видел уже тысячу раз и рисовал столько же. Я познал тот ракурс сполна, и горы мне опостылели. Я хотел переехать, так как не видел более вдохновения в окружающей меня местности. Я художник. Мне важно, чтобы пространство меня напитывало и очаровывало. Но также я - сын горца. Я не могу себе позволить разлюбить горы. И, в конце концов, я человек. Если я позволю себе разочароваться в том, что вижу вокруг себя, я обреку себя на вечное несчастье. Нет ничего хуже пресыщения. То, что вызывало в тебе чувство прекрасного, никогда не теряет этой способности - просто ты сам начинаешь неправильно смотреть на это. Я точно знаю. Проходил. Это неизбежная печать времени - самое ужасное заболевание глаз. И если их переодически не «протирать», можно подписать себе смертный приговор. Эта смерть будет медленной и мучительной, ведь любое очарование через время начнёт губить вас. Ладно - места, вещи, занятия… Хуже всего, когда это происходит с дорогими вам людьми. Я верю, что любую точку пространства можно познавать бесконечно долго, и все равно до конца не раскрыть всей сути явлений, происходящих в ней. Я рад, что есть ремесло, наглядно показывающее мне это и раз за разом возвращающее меня к этой важной истине. Я пришел сюда, чтобы влюбиться в горы. Хоть любил их уже долгие 30 лет. Я выбираю любить их и в свой тридцать первый год. Этот ракурс нов для меня, я знакомлюсь с этими вершинами заново. Мои картины - оды любви этой жизни. Многие из них - живое отражение возрождения этой любви.»
Я сидел на походном стуле под навесом, закутанный в шкуру с теплым чаем в руках и слушал этого безумца, выплясывающего перед мольбертом с кистью в окоченелых руках. Промозглый северный ветер обдавал художника своими ледяными иглами. Я смотрел на него и гадал - кому из нас сейчас теплее?
То, что он сказал… В этом что-то есть. Мозг чувствует опасность. Но процесс уже запущен. Цепкие лапы того, от чего я убегаю всю свою жизнь, нежно, но настойчиво гладили меня по спине мурашками.
Художник устроил себе небольшой вынужденный перерыв, так как пальцы настолько заледенели, что из них то и дело выпадала кисточка. Я растер его руки жиром и вручил кружку чая. После недолгого молчания, он спросил:
-Кто вы по жизни? Гид?
-Я…путник.
-В чем цель вашего пути?
-Её нет. Я просто изучаю мир.
-Хмм…Позвольте задать вопрос.
-Слушаю вас.
-Вас пугает перспектива остановки на одном месте?
-Ну, если место красивое, ландшафты и люди интересные, то…Впрочем, да, Вы меня подловили. Я оставил за своей спиной достаточно много людей и городов. Не владею мастерством возрождения любви. Если интерес пропал, то он пропал. У меня нет вопросов к прошлому. Как-то раз я разочаровался и ушел. Дальше - по накатанной. Я не смотрю назад и просто иду дальше. Кажется, что этот путь бесконечен. Наверное, так и есть.
-Мне знакомо то, о чем вы говорите. Я сам был на таком пути. И я не вижу ничего плохого в подобном существовании. Просто оно…не для всех. Меня такой путь убивал постоянным ощущением тревоги и тоски одиночества. Я бежал без оглядки при первом же разочаровании и пресыщении. Я очень много оставил позади. Но в какой-то момент, я не смог больше следовать этому пути. И нет, это был не мой выбор. У меня просто не осталось сил. Я сел, помню, на пол перрона. Стекал по колонне и смотрел, как уезжает мой поезд. Я не мог встать. Ноги отнялись, представляешь? 3 года лечился. А та, от которой пытался убежать, сидела возле меня все 3 года. Я 3 года смотрел с постели на лицо той, которую хотел вычеркнуть из своей жизни. Не просто же так я сбегал. Там своя драма была…Но вот тогда, смотря на неё столько времени, я вдруг нащупал то самое! Её лицо менялось. Каждый миг, с каждым движением, разное освещение, разные настроения - я все это вдруг заметил! Я сделал тысячу зарисовок её с разных ракурсов. Мы разговаривали со скуки между процедурами на сотни разных тем, и каждый разговор был интереснее и живее предыдущего. Мы раскрывались друг перед другом с новых и новых ракурсов. И я уже не мог, смотря на неё, видеть тот образ, от которого стремился убежать. Я видел множество образов! Она - как бесконечная веселая книга о жизни. А я рисую к ней иллюстрации. Тогда, через неё, я попробовал на вкус это многообразие жизни, и не останавливаюсь по сей день. Она - еще одно живое напоминание мне об этой истине.
-Я…пожалуй, понимаю, о чем ты говоришь. Осознаю, что этот путь - путь заведомо проигрышный. Эта волна меня нагоняет с каждым разом все быстрее, я все меньше задерживаюсь на одном месте. Но я не думаю, что способен остановиться. Да и ноги мои все еще носят этого старого дурака… Как я уже сказал, у меня нет вопросов к прошлому. Оборачиваясь назад, я вижу лишь вереницу воспоминаний о городах, людях и тех ролях, в которых я перед ними представал. И нет ничего, что заставило бы меня хотеть снова чем-то очароваться.
-Среди этого вороха воспоминаний наверняка есть одно выделяющееся. -А у кого его нет? Да, я любил. Но меня не тянет, я проверял. Нет тепла. Там все мертво. Возвращаться на пепелище…
-На пепелище охотно растут цветы. Они будут расти пышнее, будут крепче, чем раньше. Могут быть такими. Лишь бы садовники вернулись…
-И это - красиво?
-А сам как думаешь?
Художник удалился и снова погрузился в работу. Ветер то и дело норовил свернуть его мольберт. Его одежда трепыхалась на нем, а длинный шарф развевался как флаг. Ему было явно теплее, чем мне.
Рубеж был пройден. Цепкие руки моего преследователя сомкнулись у меня на шее и сжали её…в объятиях. Я почувствовал боль. Впервые за долгие годы ко мне вернулось это ощущение. Не тупая трусливая боль, фоном стонущая внутри, провожая меня в сон каждую ночь, а острая, пылкая боль. Я ощутил возобновление тех процессов, которые на много лет притупились во мне, истязая своей тенью мой взгляд на все, что я видел в своей жизни. Мне захотелось найти что-то старое, знакомое, я ожесточенно вспоминал доказательства того, что всё знаю. Знаю, почему закрыл все те двери и оставил их за спиной. Но из моих воспоминаний на меня смотрели незнакомцы. Куча незнакомых людей улыбались мне из картин былого. Тысяча незнакомых мне мест проскальзывали кинолентой перед мои внутренним взором. Десятки незнакомых версий меня махали мне рукой. Я бросился к тому изначальному, с чего начался мой побег. Я годами уверял себя, что эта дверь закрыта по самой веской причине. Что все, что за ней, мною познано и испито до дна. Я приоткрыл эту дверь и увидел…незнакомку. Очаровательную и такую родную. Из моих глаз потекли слёзы. Почему я закрыл эту дверь? Не от этой ли боли я бежал? Ведь она так сладка! Я живой… А она… Я будто бросил на столе в библиотеке книгу со всеми тайными знаниями этого мира, не дочитав и первой главы из-за разболевшейся головы…
Я сидел, вцепившись в стул и смотрел вокруг. Видел незнакомый вид с вершины незнакомой горы, на которую водил десятки туристов, зарабатывая на жизнь в совершенно незнакомом городе в совершенно незнакомом мне мире. Мне стало не по себе. Всё вокруг вдруг показалось мне таким большим… На какой жуткой высоте мы сидим! Я еще сильнее вцепился в свой стул. Навес, спасавший меня от ветра, снесло его порывом и он полетел с горы в низину. Со стороны моря небо затягивали тучи.
-Я закончил. Взглянешь? Я подошел к мольберту и уставился на холст. И увидел рассвет на вершинах гор. Увидел туман в низинах. Увидел величественные ели, тянущиеся ввысь вслед за горами, будто стрелы. Гнездо. Еще одно. Десятки гнёзд птиц, укрытые ветвями под обрывом. Я столько всего увидел! Я смотрел то на холст, но та вид, и восстанавливал с помощью холста свою картину реальности. Все явления, все новые и новые детали всплывали перед моим взором из небытия и переживались, как откровения.
-Как ты это все заметил? Как вообще можно столько всего охватить вниманием? Туман! Ёлки! Гляди!…Да ладно! Этой пещеры ведь отсюда почти не видно! Я даже не знал, что она там есть…А это? Гнёзда? Что за птицы строят гнёзда так кучно?
Я мотал головой и сверял увиденное на картине с реальным.
- А это что?,- аккуратно указав скрюченным от холода пальцем на неразличимый сдвоенный силуэт, спросил я.
-А это - мы! Идём с горы на обед!
-Да ты чертов предсказатель!
-К тому же - художник!
Мы расхохотались так громко, что птицы выпорхнули из своих гнёзд и начали кружиться высоко в небе.
Собрав вещи, мольберт и инструменты художника, мы отправились в обратный путь. Я шел и смаковал эти новые ощущения. Перед моими глазами, момент за моментом, раскрывались новые и новые пейзажи. Я как полоумный вертел головой по сторонам и смотрел на этот новый, незнакомый мне мир. Я будто только сейчас понял, где оказался. И где оказывался на протяжении жизни. Мне было сложно смотреть под ноги, я спотыкался, и художник взял меня под руку. Если в гору вёл его я, то с горы возвращал уже он меня. Он вернул меня. Опустил мой взгляд на землю. Из мира статичного горя, притуплённого временем, из мира закрытых дверей, в котором я - всезнающий Бог, которому наскучило его создание, он вернул меня сюда. В мир, где ни один момент не похож на другой. Где блеск в глазах каждую секунду раскрывается новыми оттенками света. Где даже заевшая пластинка каждый раз звучит по-новому. Художник спустил меня с горы. Этот город был не тем, с которого начался мой путь, он был…тридцатым по счету. Но то чувство, которое вернулось ко мне из прошлого, та сладкая боль и уязвимость перед любовью, - то, с чего все началось…Мне не страшно, и я не хочу бежать. Пожалуй, я только сейчас стал готов к этой встрече. Сквозь годы и километры пройденных дорог я пришел к себе и больше не убегу. Хорошо, что для этого мне нужно было подняться в 5 утра в гору, а ноги остались при мне. И теперь, у путника впервые появился неизменный спутник. И дом.