Ностальгия по недостающему

     Возможно, я впадаю в пенсионерскую меланхолию, думая о том, что уже давно прошло и никогда не вернётся обратно. Возможно, я понимаю, что именно сегодня ко мне пришло то, чего мне недоставало последние лет сорок. Возможно…

     Изо дня в день, отправляясь утром на работу в свой Якутский институт водного транспорта, я с улыбкой вспоминаю суетный день вчерашний и как дико уставший, почти без ног, накануне приплелся домой. Вспоминаю перенасыщенный делами рабочий график, с его бумажной работой и человеческими заботами о совсем ещё юных курсантах первокурсниках, которым, похоже, за неполные два месяца стал не просто отцом-командиром, а, наверное, самым заботливым дедушкой, который безумно любит своих беспокойных непоседливых внуков, со всей их беспорядочной беготней и бесконечными «глобальными» проблемами, со всеми их, порой, непонятными желаниями и изворотливыми просьбами, лишь бы дед отпустил погулять.

     Вот и получается, что благодаря своим сегодняшним воспитанникам я вернулся в те самые интересные незабываемые молодые годы, когда сам носил такую же суконную синие-чёрную флотскую форму, мешковато сидевшую на худых пацанских плечах, драил до блеска «кошачьих яиц» медную бляху, гладил на гюйсе стрелки до состояния лезвия бритвы и «утюжил» плац строевым шагом под барабанную дробь. Тогда, в середине, казалось бы, благополучных для моей большой дружной Страны Советов 80-х, у нас было все и мы радовались тому, что стали неотъемлемой частью элиты войск - флота. Пускай нас кормили не так хорошо, как нынешних курсантов, но, ведь, мы этого не знали и уплетали за все свои розовые щёки разбавленное вместо молока водой картофельное пюре и глотали надоевший до посинения желваков жареный минтай, намазывая на толстый кусок белого хлеба свои двадцать грамм сливочного масла. Но, ведь, уплетали же! И были несказанно рады тому, что государство приняло нас на полное обеспечение, тем самым дав понять, оно рассчитывает на то, что спустя четыре неполных года вместо принятых сегодня бритых наголо «восьмиклашек» несмышленышей получит завтра грамотных квалифицированных специалистов речников. Рассчитывало и верило…

     Час за часом, день за днём мои курсанты сплачиваются и группируются по интересам, находят себе друзей и любимых девушек, помогая друг другу осваиваться в незнакомых ещё вчера стенах и кабинетах. А у меня появляются, можно так сказать, любимчики или просто парни и девушки, в которых я верю и всячески их подбадриваю добрым отеческим словом и располагаю к новой для них самостоятельной жизни рассказом из своей курсантской юности, о которой помню и сегодня, спустя четыре десятка лет…

     С самого детства я любил возиться с малышами и быть для младших двоюродных братишек и сестрёнок нянькой. Но уже в десятилетнем возрасте во мне начали проявляться нотки взрослого человека, который мог и хотел давать детям что-то большее, нежели ежедневная рутинная  забота, типа просто их одеть и накормить, погулять и уложить спать. Нет…

     Сентябрь 1984. Я только что вернулся с плавательской практики из Мурома, где работал в изыскательской партии рабочим. В родном Горьковском речном училище не был три месяца, а на душе «кошки скребли» так, словно маму или любимую девушку не видел год. До начала учебы на третьем курсе оставалось две недели, а я сел в электричку и поехал навестить родные стены «кулибинки». Зашёл в приемную кабинета начальника всех путейцев Владимира Николаевича Балясникова просто повидаться с дежурным по отделению и тут же неожиданно попал под его довольную сияющую улыбку со словами:
     - А, курсант Климов, вот вы-то мне и нужны, проходите.
     Я сначала испугался было, но он мне вполне дружелюбно и с улыбкой на розовощеком лице просто предложил прямо сегодня принять роту первокурсников и стать для них старшиной-наставником. Я, конечно же, почти без раздумий, согласился, вполне по-взрослому понимая всю ответственность момента и тяжесть груза, который после сегодняшнего дня свалится на плечи семнадцатилетнего курсанта третьего курса. А ещё когда Владимир Николаевич мне сказал, что командиром роты у них стал наш «Дед» - Василий Степанович Сергодеев, я успокоился, с ним у меня все получится…

     Невысокого щуплого паренька, с четкими симпатичными рыженькими веснушками по всему улыбающемуся широкой добродушной и простодушной деревенской улыбкой лицу я заприметил сразу, при первом же построении, когда командир роты представил меня перед семью десятками лысых нескладных ребят. Высокий зычный, чуть писклявый, громкий «командирский» голосок и всего два слова «Ровняйсь! Смирно!»этого самого лопоухого паренька в пару мгновений успокоили всех шушукающихся и выровняли «в струнку» неровно стоящие шеренги «дяденек» на голову и полторы выше него. Я приятно удивился и как-то сразу расположился к нему, словно к любимому младшему братишке, коих у меня на тот момент насчитывалось трое…

     - Нестеров, Александр! - Громко произнёс он, протягивая щупленькую детскую ладошку. - Старшина роты.
     Я тут и присел. Некого что ли больше было назначить? Но увидев едва проявившуюся и тут же исчезнувшую одобрительную улыбку «Деда» за его спиной, понял, командир роты не ошибается. Он словно на своём минном катере в Баренцевом море ведёт гуманитарный конвой между вражеских минных полей и не имеет права на ошибку. Попал в «десяточку» и здесь!
     А я посмотрел на этого маленького улыбчивого пацаненка и тоже в ответ улыбнулся, протянув ладонь:
     - Станислав Климов, ваш старшина-наставник роты. Пойдём, старшина Александр Нестеров, посмотрим твою роту…

     Спустя пару дней я стопроцентно убедился в правоте «Деда». Санек, а я так его нарек и никак иначе, то самое, что нужно для курсантов сегодня, что бы они быстрее привыкли к нашему распорядку дня и дисциплине, к нашей полувоенной жизни и учебе. Он почему-то сразу внушил доверие  и оказался тем правильным проводником между мной и своими первокурсниками, между мной и командиром роты, между командиром роты и преподавателями. Санек идеально вписался в строевую модель курсантского механизма своей 17-ой роты. Некогда моей 17-ой пороты, хотя, почему некогда, когда я и сейчас в ней, только с новобранцами…

     Мне с ним было очень легко работать и приятно дружить, хотелось немного его опекать и делать поблажки, в которых, правда, он совсем не нуждался, хорошо учась и поддерживая самодисциплину. Меня просто моментально подкупали его задорные веснушки на лице и очень жизнерадостная детская улыбка, заливистый смех и серьёзность не по годам. Все, в нем, в этом деревенском парнишке из глубинки Горьковской области подкупало абсолютно все, но он не желал пользоваться своими добрыми качествами и щупленьким телосложением для послаблений, даже, сам первый принимал на себя «огонь» командира и гнев классных руководителей, если курсанты косячном в учебе или дисциплине, защищая своих парней. А потом сам же им в роте и «прописывал по первое число», и что самое интересное, его все слушались…

     Неполный год учебы на третьем курсе пролетел незаметно, в начале апреля я уезжал на плавательскую практику в Волгоград и Санек с грустными своими изумрудными глазами, полными слез, смотрел на меня, как ребёнок, от которого уходит его любимая нянька. Он уткнулся мне в плечо и плакал детскими неподдельными слезами, правда, в моей старшинской комнате, что бы никто из первокурсников не увидел, как расслабился их старшина роты:
     - Ну, что ты, Санек, ты молодец, у тебя лучшая рота среди всех первокурсников. Перестань плакать, ты настоящий старшина роты, самый лучший и самый главный мой помощник. - Я гладил его по густым жестким рыжим волосам и успокаивал, понимая, что вся его бравада существовала только при мне…
 
     Санек знал, что я его никогда не оставлял один на один с семью десятками здоровых лбов роты. А теперь я уезжаю и он один будет стоять перед ними, стараясь держать планку строгости, которую поднял ещё осенью…
 
     Забегая вперёд, скажу, Санек справился со своим внутренним «я» и довёл до конца четвёртого курса своих подчиненных, оставаясь одним из лучших старшин роты всего училища. Его выпуск 1988 года уже не имел от разваливающегося Советского Союза привелегии сорокапятисуточной военно-морской стажировки в Баку и он со своим другом и одногруппником Ястребским (к сожалению не помню имени курсанта) попал служить на военно-морской флот, правда в город Обнинск. Мы с ним одно время переписывались и он прислал мне фотку с места службы. Они с Ястребским стоят в военно-морской летней форме с кортиками на ремнях. «Взвод сопровождения» гласила подпись на обороте и приписка «моему лучшему в мире старшине-наставнику»…
 
     А затем страна наша приказала долго жить, след Санька потерялся и больше я о нем ничего, к сожалению, не знаю… Помню о нем всегда, но поиски юного веснушчатого лопоухого друга не увенчались успехом даже в век соцсетей и интернета, увы…

     В очередной раз о Саньке мне напомнил невысокого росточка коренастый парнишка из моих нынешних первокурсников. Его одним из первых привезла с дальнего района Якутии старшая сестра ещё в конце августа. Мне пришлось заселить его с ещё двумя парнями в пустое общежитие и назначить их самим за собой присматривать, под свою личную ответственность, взяв для связи номер телефона. Так он стал одним из моих «крестников», за которых я в ответе. Неприглядный на вид, вроде бы, хиленький на первый взгляд пацан, вчерашний девятиклассник, Лешка Егоров, оказался боксером разрядником в наилегчайшем весе. В общем строю он стоял на «шкентеле», там, где самые мелкие, в первые дни тихий и спокойный, как будто бы слегка испуганный, что попал после домашнего уюта в нашу курсантскую действительность. Но через пару недель на построении я увидел его лицом к строю в роли старшины роты с громким командирским голосом, точь-в-точь, как у моего Санька, только чуть пониже тоном. Я, даже, невольно улыбнулся, про себя произнеся, «не прошло и сорока лет…». А, ведь, в строю его роты есть и под метр девяносто, а, гляди-ка, слушаются мелкого беспрекословно…

     И какая же меня обуяла гордость и дедовская чувственность, когда Лешка после обряда посвящения в курсанты в спортивном зале подбежал ко мне с радушной деревенской улыбкой и произнёс:
     - Станислав Леонидович, я хочу с вами сфоткаться и домой отправить.
     Блин, до слез, до самых лучших сладких слез счастья хочется улыбаться, понимая, что не зря живу на земле и учу уму-разуму новое поколение речников двадцать первого века. Не зря прошёл своими извилистыми фарватерами сорок лет по рекам страны и по ещё более заковыристым кабинетам флотских предприятий. Не зря вернулся после двух пенсионных лет в строй, надел флотскую форму и решил передавать свой жизненный опыт молодым. Не зря, ничего не зря. Как говорит хорошая русская пословица «ничего на Земле просто так не бывает»…

     Видно и мне необходимо было именно в этом году прийти в водный институт, что бы узнать здесь спустя ровно сорок лет старого дружка Саньку Нестерова в юном лице и детской улыбке Лешки Егорова. Да, наверное…

     Поэтому и брюзжание мое по поводу невозвратности молодости скорее так, напускное. Молодость к человеку возвращается именно тогда, когда он видит ее в глазах сегодняшней юности, что ступает по нашим стопам…

     28 октября 2024 года